Илья почесал бороду.
      – Ладно, погорячился.
      – Тогда к делу, – сказал я. – Свет, выдай нам, пожалуйста, номера их мобильников.
      Капитан Сычова помедлила с ответом. Она слегка сгруппировалась, подтянулась и спросила прокурорским тоном:
      – Что за майор Остапчук из шестого спецотряда?
      Мы со Стасом переглянулись.
      – Предположительно, – ответил я, – он и есть искомый Француз. Подчеркиваю: предположительно.
      Светлана саданула кулаком по столу:
      – Почему не поделились сведениями?!
      Рыжий аж подскочил на диване:
      – А ху-ху не хо-хо?! У вас там течет, как из дырявого шланга, а мы делиться должны!
      – Ну тогда, Стас… – серые глаза Сычихи блеснули сталью, – тогда хрен вам номера мобильников! Вы сами по себе, а я сама!
      Я мысленно досчитал до десяти. Не помогло, однако считать до миллиона, ей-богу, времени не было.
      – Света, – процедил я сквозь зубы, – пожалуйста.
      – Что с ней толковать! – вскочив со стула, Рыжий рванул из комнаты. Топот его донесся из спальни, откуда он вернулся, держа сумку Светланы. – Еще уговаривать ее, стерву!
      Сычиха дернулась с опозданием:
      – Отдай, Стас!.. Не смей!
      – Посмею! – Стас вывалил содержимое сумки на стол. – Еще как посмею!
      На столе образовалась кучка из мелких дамских вещей, среди которых выделялись пистолет, колода карт, сотовый телефон и потертая записная книжка. Как раз ее-то и выхватил Рыжий.
      – Стас, отдай! – поскуливала Сычиха. – Сволочь ты, Стас!
      Рыжий листал странички. Сычиха мельтешила рядом, словно девчонка, у которой отобрали прыгалки.
      Илья и Дарья растерянно взглянули на меня. В ответ я пожал плечами: не наше, мол, дело. В нелепом этом шоу мы были случайными и, прямо скажем, нежелательными зрителями. Но телефоны чертовски были нужны.
      – Так! – Стас торжествующе вырвал из книжки чистую страничку. – Калитин и Гномкин у нас есть! – Из груды вещей он извлек авторучку и черкнул найденные телефонные номера. – Ну вот, Свет, а ты боялась!
      Светлана повторила деревянным голосом:
      – Сволочь ты, Стас.
      Не удостоив ее взглядом, Рыжий помахал листком.
      – Ну что, я погнал звонить?
      Я кивнул:
      – С Богом.
      Рыжий сунул листок в карман.
      – Одному назначу на Таганке, другому – в Сокольниках. Годится?
      Я вновь кивнул:
      – Главное, чтобы места были не слишком людные.
      – Само собой. – Помедлив, Стас указал на мобильник Светланы. – Эта штука, между прочим, может навести на ее след.
      – Да ну? – сказал я. – Телефон у девушки не работает. Аккумулятор сел.
      Капитан Сычова, наплевав на это мое заявление, крикнула:
      – Стас, можно с тобой?! Я помогу!
      Выходящий Рыжий обернулся:
      – Помогай бабушкам в трамвае.
      – Ну, Стас! Я же хочу…
      – Свет, ты только что сказала: «Я сама по себе». Или я ослышался?
      Капитан Сычова уставилась в пол:
      – Это я так… Ты же меня знаешь, Стас.
      – В том-то и беда. Сиди тихо, Свет. Понадобишься – тебя привлекут. Научись отвечать за свои слова и поступки, забыв про кружевное белье. Или я не прав?
      Сычиха так скукожилась, что, казалось, уменьшилась в росте. В гробовой тишине Стас вышел из квартиры, и раздался щелчок захлопнувшейся двери. Молчание сгустилось еще более.
      Капитан Сычова не отрывала взгляд от пола.
      – Что зенки вылупили? Думаете, он мой любовник?
      Мы втроем переглянулись. Определенно, с ней не соскучишься. Сидя на стуле, я деловито потянулся.
      – Не перекусить ли нам?
      – Хорошая мысль, – поддержал Илья.
      Сычова, однако, так не считала.
      – Я задала вопрос! – повысила она голос. Но голос дрогнул. – Думаете, Стас – мой любовник?
      Я пожал плечами:
      – На эту тему не размышляем. Других забот хватает.
      – Кофейку, например, попить. – Илья привстал.
      – Сядь, борода! Не дергайся! – гаркнула Сычиха и обратилась ко мне: – Знаешь, почему Стас на меня волком смотрит?
      Я вздохнул:
      – Он не говорил, а я не спрашивал. Не любопытный.
      – А зря!
      Дашка мягко вмешалась:
      – Свет, успокойся. Оставь свои скелеты в шкафу.
      – Захлопни пасть! – окрысилась Сычиха.
      Дарья подошла к ней и поводила пальцем перед ее носом:
      – Никогда не смей со мной так разговаривать! Слышишь, никогда!
      Светлана смерила ее взглядом:
      – Потому что я в твоем доме?
      – Ни в моем доме, ни в твоем, ни в привокзальном сортире! Поняла?!
      – А то что будет?
      Дашка взяла со стола пистолет и как бы взвесила его в руке:
      – Не спрашивай, Света, что будет. Просто помни: сомной так разговаривать нельзя.
      Сычиха угрюмо взглянула на меня:
      – Скажи ей, пусть заткнется.
      Дашка аккуратно положила пистолет. Затем влепила капитану Сычовой звонкую оплеуху. Повисла предгрозовая тишина. Мы с Ильей приоткрыли рты. А Дашка, точно ведьма, сверкая зелеными глазищами, стояла перед Сычихой, готовая к отпору.
      Потирая битую щеку, Светлана вперила в нее пристальный взгляд и негромко спросила:
      – Теперь можешь меня выслушать?
      Смутить мою жену было нелегко, Но Сычихе это удалось. Покраснев, Дашка беспомощно оглянулась на меня. Что я мог сказать? Ответил за меня Илья:
      – Пусть выскажется, потом перекусим. Самое разумное.
      Дарья со вздохом уселась на прежнее место, и мы втроем настороженно уставились на Светлану. Мы походили на студентов, которых преподаватель внезапно задержал после занятий.
      – Сейчас перекусите, я недолго, – хрипло произнесла Сычиха. Она стояла, прислонясь задом к столу, и, хоть была пьяна, однако вполне себя контролировала. И заметно волновалась. – Стас мне вообще никто. Конечно, я бы не возражала, только… Короче, вы смотрите, как мы с ним собачимся, и, наверное, думаете… Не хочу, чтоб вы о нем думали плохо. Виновата я одна, и никуда от этого не деться. Два года ношу это в себе, никому не заикаюсь. Случайно вот Стаса встретила, и прорвало… Короче, он был другом Гриши, мужа моего. Прямо не разлей вода… Что уставились? Был у меня муж, и дочка была, Веруня. Восемь лет ей тогда… Замечательно все было, пока я не сбрендила… Короче, влюбилась я в Стаса, как мартовская кошка. А он на меня и не смотрит. То есть смотрит как на жену друга и улыбается всеми своими веснушками… В общем, совсем я, дура, голову потеряла. Отправила Гришу с Веруней в магазин за елочными игрушками – к Новому году шло, – напялила кружевное белье и позвонила Стасу. Мол, Грише он срочно понадобился, а зачем – не знаю. Стас явился и… Короче, принялась я его соблазнять. Чего только не выделывала – все без толку. Он, простофиля, не сразу врубился, но, когда сообразил, к чему я веду, быстренько слинял. А перед уходом высказал мне три вещи. Во-первых, жены друзей для него – не женщины вовсе. Во-вторых, Грише он ничего не скажет, чтоб я не волновалась. И в-третьих, поскольку смотреть на меня ему теперь противно, общаться с Гришей впредь он будет без меня. С тем и ушел. Я рыдала от стыда и досады. Я не знала еще, что для рыданий у меня есть более весомые причины. Ведь Гриша и Веруня моя… в тот вечер их застрелили при выходе из магазина. Чисто случайно: разборка между бандами. Покарал меня Господь за кружевное белье… Вот и вся история, можно пить кофе.
      Мы сидели оглушенные. Илья гладил свою папку с уравнениями, скрывая за ней лицо. А Дашка смотрела на меня, смотрела… потом тихо произнесла:
      – Свет, на фиг ты это вывалила? Ну вот на фиг?
      Сычиха стояла с деревянным лицом, в деревянной позе и вся была словно деревянная.
      – Чтоб вы про Стаса не думали плохо. Если он меня шпыняет, так мне и надо. Бог меня гораздо хуже наказал – и ничего, выжила. Наверное, затем, чтобы ловить разных гадов. И Француза этого я зарою. Сдохну, а зарою. Может, тогда Бог меня простит.
      Я сдавил спинку стула так, что чуть не сломал.
      – Бог, Бог… – пробормотал я. – Свет, ты вправду в Бога веришь?
      Она посмотрела мне в глаза:
      – Верую. Как же иначе?
      Это было выше моих сил. Я отправился на кухню. Дарья устремилась за мной.
      – Чего ты?
      – Ничего. – Открыв холодильник, я глотнул минеральной воды. – В Бога она верит, курица. – И вернулся обратно в комнату. Дашка – за мной.
      Сычиха стояла, будто приклеясь задом к столу. Клетчатое Дашкино платье шло ей как корове седло.
      Илья, достав из папочки исчерканный лист, взирал на него с умным видом.
      – Перекусим? – предложил он.
      Но могу поспорить: есть ему расхотелось.
      – Угу, сейчас, – кивнул я и обратился к пьяной дурехе. – В Бога, значит, веришь? На полном, так сказать, серьезе?
      С угрюмой отрешенностью она кивнула:
      – Верую.
      – И Господь, значит, покарал тебя за кружевное белье?
      Она опять кивнула:
      – Да. Я заслужила.
      Я едва не зарычал:
      – Отлично! Значит – поправь меня, если ошибаюсь! – за амурные твои шалости Бог угробил мужа твоего и дочь? Сбил их, точно кегли: мол, запомни сей урок, Света, и впредь играй по правилам! Так, что ли?
      Она смотрела на меня в недоумении:
      – Да. Ну и что?
      Это было больно, больно по-настоящему. Я опустился на стул.
      – То есть для Бога твоего, Светлана Сычова, твои муж и дочь сами по себе никакой ценности не имеют?
      Илья пробормотал:
      – Старик, не лови ее на парадоксах. Видишь, она какая. Дашка сзади положила мне руки на плечи.
      – Ох уж эти парадоксы!
      Сычиха смотрела напряженно и выжидательно.
      Я глубоко вздохнул.
      – Итак, Светлана, ты веришь в Господа, который в назидание тебе грохает твоих близких. В такого Бога ты веришь, любишь Его и носишь в своей душе. Дело, конечно, хозяйское. Но позволь заметить: мир для нас таков, каким мы его видим. Не больше, но и не меньше. Смотри, Света, думай и выбирай. И прости за эту неуклюжую проповедь.
      Повисло молчание. Дашка сдавила мои плечи. Илья рассеянно засунул лист в папку. А Сычиха угрюмо осведомилась:
      – А каков твой Бог? Каким Его видишь ты?
      Это походило на допрос с пристрастием.
      – Не знаю, Свет, – пожал я плечами, – но если уж выбирать… Моему Богу, Света, нет дела до твоих эротических симфоний. Тебе, и только тебе решать, чем заплатить за лакомство, кому нанесешь ты рану и стоит ли оно того. Гибель мужа твоего и дочери – не кара, а трагическая случайность, которую, конечно же, нельзя сбросить со счетов. Мой Бог не прельщает Раем и не проектирует Ад. Он сидит за компьютером, усталый умный парень, и осуществляет свой грандиозный мониторинг. Когда взгляд его падает на тебя, Света Сычова, он не громыхает молниями, а корчится от жалости: «Что ж ты с собой делаешь, маленькая моя? Встань, встряхнись, на фиг мне твое раболепство…»
      Дашка надавила мне на плечи:
      – Прекрати сейчас же.
      Но Сычиха не сводила с меня глаз, и я продолжил:
      – Мой Бог не всемогущ. Велика его сила, но гораздо весомее бремя ответственности. Он рад бы помочь тебе, Света Сычова, но слишком запутаны связи событий и непрочна система, названная Человечеством. Бог мой, вероятно, умер бы, не вынеся бремени, но спасается чувством юмора. Этот парень хорошо умеет смеяться над собой, неумехой.
      – Почему он не может помочь? – встряхнула меня Дашка. – Почему, черт возьми?
      Я развел руками:
      – Потому что не способен предвидеть последствий своего вмешательства.
      Илья задумчиво поглаживал бороду:
      – Усложняешь, старик. Модель, в принципе, рабочая, и последствия как-то оценить можно. Уж Богу за компьютером это должно быть по силам.
      – Только в кино, – возразил я. – Не переоценивай, старик, роль компьютера. Приведу, кстати, одну историю. Не про Бога, разумеется… про волшебника и его ученика. В книжке прочел. Сказка, но с моралью.
      Сычиха шевельнулась.
      – Про Бога давай, – произнесла она хрипло. – Сказочку оставь детям.
      Но Дарья вышла из-за моей спины и, глядя мне в глаза, потребовала:
      – Нет уж, валяй про волшебника. Жутко интересно.
      – История короткая, – сказал я. – Дело было в начале двадцатого века. Волшебник с учеником в качестве пассажиров плыли на пароходе по Адриатике. Вдруг налетел шторм такой мощи, на которую суденышко их рассчитано не было. Его кружило и швыряло по волнам, точно щепку. Команда во главе с капитаном отчаянно сражалась со стихией, пассажиров охватила паника. Что делать?… У корабля был шанс уцелеть – маленький, но был. Мудрый волшебник предложил ученику оставить все как есть и вдвоем перенестись на берег: им это было просто. Ученик, однако, воспротивился, ибо сравнялся с учителем в мастерстве и далеко превосходил его в самомнении. Как же так, возмутился он, как можно бросить этих людей на произвол судьбы?! И жалкий этот ученик сделал то, чего никогда бы себе не позволил Бог за компьютером: он усмирил шторм. Волны улеглись, как овечки, ветер утих, над головами засверкало солнце. Пассажиры и матросы восхвалили Господа, а ученик сиял, как начищенный полтинник. Хороший добрый поступок, скажете вы?
      Светлана кивнула:
      – Классно. Хоть и сказочка.
      Илья взирал на меня изучающе:
      – Интересные книги читаешь. Ну-ну.
      А Дашка настороженно промолчала. И я закончил свою историю:
      – По прибытии домой за добрый сей поступок волшебник разложил ученика на топчане и пребольно высек розгами. Чтоб неповадно было.
      Сычиха опешила:
      – Это еще почему?
      – А потому, Света, что этот сопляк, усмирив шторм на Адриатике, вызвал тем самым в Африке ураган, который унес тысячи жизней. Трудно быть Богом, неблагодарное это занятие.
      Илья и Дашка впились в меня взглядами.
      А Светлана с кривой усмешкой пробормотала:
      – Ну а, допустим, кого-то подстрелили… к примеру, на улице возле бара… – Она сглотнула. – Может твой Бог его оживить? Так, чтоб без урагана.
      Черт бы побрал эту Сычиху.
      Я пожал плечами:
      – Не знаю, Свет. Я не Бог.
      Тут, к великому моему облегчению, позвонили в дверь Я пошел открывать и впустил Стаса.
      – Договорился! – сообщил он с порога. – Через сорок минут. С Гномкиным – на Таганке, с Калитиным – в Сокольниках. Там за метро сквер, знаешь? Вот в конце этого сквера, перед входом в парк.
      Кивнув, я уточнил:
      – Согласились без пререканий?
      Мы прошли в комнату.
      – С чего бы им пререкаться? – усмехнулся Рыжий. – Чем они рискуют? Само собой, пытались что-то разнюхать, но особо не напирали. Очень, блин, за Светку переживают.
      Щеки Светланы порозовели.
      – Стас, может, ты зря на них думаешь?
      – Я не думаю, Свет. Я уверен на сто пудов.
      Разумно было вмешаться.
      – Времени в обрез, – сказал я. – Надо ехать. Все, стало быть, по плану: Стас – на Таганку к лейтенанту Гномкину, а я… а мы со Светкой – к майору Калитину в Сокольники.
      На мне скрестились все взгляды.
      – Ее-то зачем? – буркнул Стас.
      – Для надежности, – сымпровизировал я. – Пусть один из них узрит ее живьем. Свет, едешь?
      Светлана едва не подпрыгнула:.
      – Вопрос! А во что переодеться?
      – Майка, джинсы, кроссовки. Обычный джентльменский набор.
      – В шкафу этого нет.
      – Ты плохо смотрела.
      – Говорю, нет. Ни джинсов, ни кроссовок. Вчера я все обшарила.
      Я возвел глаза к небесам:
      – Даш, покажи ей. Там все должно быть – ее примерно размера.
      Понятливо кивнув, Дарья направилась к шкафу.
      – Ну супермент, ну кулема! Как ты только обыски проводишь?
      Илья, Стас и я деликатно вышли в прихожую.
      – Надо же! – раздался голос Светланы. – Ведь вчера все обшарила!
      Через три минуты Сычиха вышла, экипированная как положено. Следов опьянения практически заметно не было. Дарья похлопала ее по плечу:
      – Искать надо уметь.
      – Сумка зачем? – осведомился я.
      Светлана усмехнулась моей бестолковости:
      – Пушку в лифчике, что ли, носить?
      – Пистолет оставь, – распорядился я.
      В ответ на недоуменный взгляд капитана Сычовой Рыжий брякнул:
      – С Глебом оружие без надобности… – Он осекся, покраснел и попытался выкрутиться: – Глеб у нас пацифист.
      – Угу, так и поняла, – буркнула Сычиха, унося сумку с пистолетом в комнату. Я приоткрыл дверь.
      – Ребята из математического класса могут перекусить и сыграть в шахматы.
      – Спасибо за подсказку. – Илья отправился на кухню.
      Стас и Светлана вышли к лифту.
      Дашка задержала меня в дверях:
      – Очень больно было?
      Я изобразил удивление:
      – О чем ты?
      Она поводила пальцем перед моим носом.
      – Никогда не смей говорить мне «о чем ты». Драная задница.
      – Не так больно, – ответил я, – как стыдно. Жутко стыдно.
      И вслед мне донеслось:
      – Придушила бы твоего Стива Пирса!

ГЛАВА 22