1

НАЙДИ ЗМЕЯ И УБЕЙ ЕГО

 

2

ХРАНИ В ТАЙНЕ СВОЮ СУЩНОСТЬ

 

3

НЕ ИСПОЛЬЗУЙ СВОЮ СИЛУ БЕЗ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ

 

4

НЕ ВМЕШИВАЙСЯ В ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

5

НЕ ПРИНИМАЙ ОТ ЛЮДЕЙ ПОМОЩИ

 

6

ВОСПИТАЙ УЧЕНИКА

 

7

ЕСЛИ УСТАЛ – УЙДИ

      В облезлом зеркале отражался голый по пояс тип, лет. около тридцати. Его короткие темные волосы напоминали обувную щетку, взгляд выражал непроходимую тупость, зато упругие мышцы под загорелой кожей смотрелись эффектно. Таким симпатягам в Голливуде обычно предлагают роли зомби, вставших из могилы для прогулки в стриптиз-клуб. Но что поделаешь? Следует признать, что тип в зеркале – это я.
      На прикрепленном к станку бумажном листе был изображен похожий парняга, только еще дебильнее, если подобное возможно. Причем на губах его застыла такая ухмылочка… словно он вообразил себя Моной Лизой, которую шибануло током. Господи, неужели и это я?! Дернул же черт взяться за автопортрет! Главное, рядом притулилась незавершенная Дашкина акварель: летний московский дворик, тополя, старуха с коляской… От этюда моей жены, безыскусного и неуверенного, исходило такое очарование, что мне хотелось выть от собственной бездарности. Однако не завыл.
      За окном июльское утро чирикало птичьими голосами. Солнце через форточку тянулось к бумажному листу: подвинься, дескать, позволь уж мне. Но я не позволил, поскольку сдаваться не собирался. Взглянув на себя в зеркале, затем на автопортрет, я в досаде сжал грифель. Ладно, ребята, если с вами что-то не так, мы это поправим. Поработаем.
      Тут зазвонил телефон. Сняв трубку, я отозвался:
      – Зоопарк переехал. Справок не даем.
      Из трубки донесся смешок:
      – Француз, ты, что ли?
      Я не отводил взгляд от своей нарисованной физиономии, прикидывая, как бы привести ее в божеский вид.
      – Может, и француз, – проговорил я в трубку. – Но похож скорее на вьетнамца с примесью индейской крови.
      Голос в трубке выразил недоумение:
      – Глеб Михайлович, ты это… че ты гонишь? Не узнал, что ли?
      – Как не узнать? Узнал. Ты Вася Медведев по кличке Сильвестр.
      Бася хохотнул:
      – Завязывай с Сильвестром. Достал, блин.
      – А ты завязывай с Французом. – Я наметил на рисунке тени под глазами. – Я в отпуске, у меня каникулы.
      Из трубки послышалось сопение. Вася, очевидно, размышлял.
      – К Французу я как-то привык. Извини.
      – Извиняю. – Ухмылочка на автопортрете выводила меня из себя. – Василий, ты звонишь по делу?
      – Ну.
      – Выкладывай, не тяни.
      Васин голос слегка напрягся:
      – Короче, так. Тут один пацан хочет срочно с тобой перебазарить. Ты в час дня свободен?
      Я почесал грифелем нос.
      – Что за пацан?
      – А хер его знает. В кабаке вчера привязался: сведи, говорит, с Французом, информация, говорит, у меня для него убойная.
      Кто бы на моем месте не проявил любопытства?
      – Как звать его, спросить не догадался?
      – Брось эти примочки, – обиделся Вася. – Не называет имени, фраер. Только Французу, говорит, скажу.
      Интерес мой возрос:
      – Как выглядит?
      – Да никак, – отрапортовал Вася. – Росточка небольшого, крепыш… Вроде мелькала где-то его рожа, но где – хоть убей, не врубаюсь. Короче, либо забиваем стрелу, либо я его посылаю. Как скажешь, Глеб Михайлович.
      Я взглянул на часы: без четверти одиннадцать.
      – Ладно. Считай, заинтересовал.
      – Тогда назначай место, без понтов.
      – Бар при кафе «Амброзия» знаешь?
      – Ну.
      – Встречаемся там в час дня.
      – О'кей. – Вася дал отбой.
      Попытавшись по инерции обдумать, что бы все это значило, я сразу понял: гадать бесполезно. При встрече, вероятно, что-то прояснится. А пока еще есть время поработать над треклятым портретом. Чем я и занялся, но мало преуспел. Хмырь на рисунке, перестав ухмыляться, казалось, готов был вцепиться в глотку своему творцу. Отражение в зеркале притом нервно мельтешило, собираясь, похоже, слинять. В этом безобразии, мол, не участвую.
      – Без паники, ребята: я только учусь, – произнес я примирительно. И подправил своему портрету ухо, чтоб невзначай не отвалилось.
      В дверь позвонили.
      – А вот и Гольдберг! – обрадовался я, открывая.
      Илья – школьный друг моей жены. Все годы ученья они просидели за одной партой и умудрились при этом друг другу не осточертеть. Надо заметить, я хорошо их понимаю. Двоих таких… не могу даже подобрать слова – двоих таких, ей-богу, мне встречать еще не приходилось. Супружница Ильи занимается сетевым бизнесом, и в силу его специфики их дом вечно полон галдящих дистрибьюторов. А Илюша преподает в вузе математику, и математических идей у него, само собой, будто у дурака махорки. Ну и где ж ему эти идеи воплощать, если дома сплошной тарарам? Разумеется, Илья приходит работать к нам с Дашкой.
      – Шолом! – произнес Илья, переступая порог. – Что ты улыбаешься, как серийный убийца? – Пригладив курчавую бороду, Илья снял очки. Под мышкой у него была неизменная потертая папка.
      – Я не убийца, я только учусь. Извини, старик, мне придется ненадолго тебя оставить. – Я надел к джинсам синюю рубаху с коротким рукавом. – Захочешь поесть-попить, открой холодильник.
      Мы проследовали на кухню. Илья выложил из папки на стол бумажные листы, испещренные дифуравнениями, и полюбопытствовал:
      – Куда намылился?
      – Деловая встреча. – Присев на табурет, я натянул кроссовки. – Вернусь где-нибудь через час.
      Илья фыркнул:
      – И где же состоится так называемая деловая встреча?
      – В кафе «Амброзия». Тебе-то что?
      – Ни фига себе! Не успела жена улететь в Токио… На сколько она, кстати?
      – Недельки на три.
      – Угу. Не успела жена улететь в Токио, как он мчится, задрав штаны, в какую-то «Амброзию» на какую-то деловую встречу. Вернусь, говорит, через час. Ха-ха!
      Завязав шнурки, я встал с табурета.
      – Гольдберг, расслабься.
      Илья достал из холодильника бутылку минералки, налил в чашку и выпил.
      – Дашка звонила?
      – Около трех ночи.
      – Как долетела?
      – Без приключений. Такэру ее встретил и передал большой привет тебе лично. Интересовался, не надо ли кому сделать обрезание.
      Илья хохотнул:
      – Запомнил, стервец!
      – Еще бы. При этом сокрушался, почему вы со Стасом не прилетели.
      – Мы это уже обсуждали. А вот почему ты…
      – И это мы обсуждали, – отмахнулся я. – Не видал я вашей Японии.
      Илья посмотрел на меня умными карими глазами:
      – Ну да, тебе надо срочно освоить живопись. Рафаэль ты наш…
      – А вот этого не будем! – разозлился я. – Вовсе не претендую! Малюю себе, никого не трогаю!
      Илья поклонился:
      – Премногим обязаны. Не желаешь ли похвалиться достижениями?
      – Нет! – закричал я. – Не желаю!
      Но Илья уже ввалился в комнату, встал напротив моего автопортрета и, поглаживая бороду, изрек:
      – Сходство налицо. Блудодей и агрессор.
      – Слушай, старик! – вскипел я. – Ведь я же к тебе не лезу…
      – А это чье? Дашкино? – указал он на акварельку.
      – Ага. Тоже не нравится?
      – Скажу одно: вы друг друга стоите.
      – Благодарю, – прошипел я. – Ты просил не лезть в твою математику – я не лезу. Но если ты позволяешь себе прохаживаться по поводу наших незаконченных работ… На войне как на войне! – Я устремился на кухню.
      Илья – за мной.
      – Старик, ты классно рисуешь! Пикассо может отдыхать!
      – И Пуанкаре тоже. – Я взял наугад один из листов с его уравнениями.
      Илья тщетно пытался отобрать свою собственность.
      – Отдай, морда! Шуток не понимаешь?!
      Но я отыскал, что было нужно, и злорадно произнес:
      – Так-так. Корень из трех под интегралом – лажа.
      – Не трепись, – встревожился Илья.
      Я вернул ему лист и ткнул пальцем:
      – Вот. Корень сократился, а ты забыл и потащил его сюда. Раззява.
      Илья всмотрелся.
      – Прав, чтоб тебя! – покраснел он. – Когда в доме из каждой щели прут дистрибьюторы, немудрено…
      – А вот тут, – опять ткнул я пальцем, – вы, господин Лобачевский, минус потеряли. Стыдно, батенька, прямо как нерадивый школяр.
      Илья ткнул уравнением мне в нос.
      – Разуй глаза, ослиная башка! Вот минус меняется на плюс! Видишь?!
      Я подарил ему снисходительную улыбочку:
      – Конечно, конечно. Только вот при этой подстановке, – я ткнул пальцем в третий раз, – ваш плюсик, сэр, вновь меняется на минус. Не сочтите за труд убедиться.
      Илья, конечно же, убедился.
      – Чтоб ты лопнул, Мангуст чертов!
      – И давай договоримся, – развил я успех, – ты не обзываешь меня Рафаэлем, а я не дразню тебя Лобачевским. Идет?
      Илья уткнулся в свои формулы.
      – Чтоб тебя дистрибьюторы заели, задница!
      – Вот на этой оптимистической ноте позволь удалиться. – Я направился в прихожую.
      В спину мне тренькнул телефонный звонок. Взявшись за ручку двери, я притормозил. Илья прошел в комнату, и оттуда послышался его голос:
      – Алло! Нет, это не Глеб Михайлович… Квартира-то его, но в данную минуту он практически ушел… Простите, а вы кто? – Илья просеменил с трубкой в прихожую, рассчитывая, что я сам приму решение, отозваться или ускользнуть. – Зинаида Павловна? Директор школы, где он работает?… – Илья сигналил мне бровями. – Даже не знаю, Зинаида Павловна, чем вам помочь…
      Я со вздохом взял трубку:
      – Здравствуйте, Зинаида Павловна. Рад, что вы меня помните.
      Голос моей директрисы звучал сухо и обличающе:
      – Своеобразные у вас друзья, Глеб Михайлович.
      – Не жалуюсь, – столь же сухо ответил я.
      – Так вы ушли практическиили как?
      – Вернулся с полдороги. Вдруг, думаю, звонит начальство, а я не на посту. И как в воду смотрел.
      Илья показал мне большой палец. Директриса, однако, его одобрения не разделяла:
      – Ваш юмор, Глеб Михайлович, оставляет желать лучшего.
      – Знаю, вы меня давно в этом убедили. Чем обязан?
      Из трубки донесся вздох:
      – Не собираюсь с вами собачиться, Глеб Михайлович, и без того забот хватает. Мне просто нужно выяснить, когда вы планируете покрасить классы на втором этаже. Там придется еще потом полы подремонтировать, так что… Как насчет следующей недели?
      Подслушивающий у трубки Илья воззрился на меня в изумлении. А я обалдел настолько, что не сразу нашелся с ответом:
      – Зинаида Павловна, разве у нас учитель французского обязан выполнять малярные работы?
      – Разумеется, нет. Я бы не стала об этом и заикаться, но…
      – Все же заикнулись. Вдруг проскочит.
      – Глеб Михайлович, что за тон? – В голосе Зинаиды Павловны прозвучала растерянность. – Я не стала бы вас просить, если бы Дарья Николаевна сама не предложила. Вы же знаете, какие средства нам отпускаются. Если есть возможность на чем-то сэкономить…
      – Какая, к свиньям, Дарья Николаевна? – перебил я, глянув на часы. – Почему вы слушаете бог знает кого?
      – Как это? – Директриса, похоже, совсем растерялась. – Дарья Николаевна – ваша жена. По ее словам, покраска помещений – ваше любимое занятие и, если вам не мешать…
      – Погодите, погодите, – мы с Ильей обменялись взглядами, – при чем тут моя жена? Откуда вы ее знаете?
      – Как это? – повторила Зинаида. – Мы познакомились с ней… Какой сегодня день?
      – Понедельник, – подсказал Илья в трубку.
      Не прореагировав на изменение голоса, Зинаида пробормотала:
      – Уже не знаю, на каком я свете. Дарья Николаевна была у меня в пятницу и сказала: «Если ему не мешать, то…»
      – Что ей у вас понадобилось? – вновь перебил я. – Только, пожалуйста, не произносите «как это».
      Директриса явно опешила:
      – Глеб Михайлович, вы не в курсе? Дарья Николаевна устроилась к нам в школу преподавателем английского. В пятницу я приняла у нее документы.
      – Что-о?! – взревел я.
      Илья привалился к стене, корчась от смеха. А Зинаида поспешила меня умаслить:
      – Должна признаться, я в жизни еще не видела такой красавицы, как ваша жена. С ее отличным дипломом я была счастлива принять ее в наш коллектив. Странно, что она вас не проинформировала.
      – Так, значит, – буркнул я. – Устроившись на работу, она тотчас предложила использовать меня в качестве маляра. «Если ему не мешать, – заявила она, – он выкрасит всю школу в одиночку». Не так ли, Зинаида Павловна?
      От хохота Илья завалился на бок.
      Директриса жалобно вздохнула:
      – На всю школу я не претендую. Но хоть классы на втором этаже… А, Глеб Михайлович?
      Что было делать?
      – Возможно, – ответил я.
      Она мигом воспряла духом:
      – Как насчет следующей недели? Выкроите время?
      – Постараюсь. Ну ладно, обещаю: на следующей неделе.
      Как только я дал отбой, Илья поднял руки вверх:
      – Ни сном, ни духом. Клянусь.
      – Верю. – Я передал ему телефонную трубку. – Это месть за то, что я не полетел с ней в Токио.
      – Если честно, – усмехнулся Илья, – удивительно, как вообще она согласилась лететь без тебя.
      – Возобладал разум. – Я приоткрыл входную дверь. – Пока, не скучай.
      – Ой, опоздаешь, – побеспокоился Илья.
      – Нет, – заверил я. – Времени навалом.
      Увы, я ошибался. Как говорил мой учитель Стивен Пирс, времени никогда не бывает в избытке, его всегда не хватает.

      На скамейке у подъезда расположились старик со старухой и женщина с грудным младенцем. Все блаженно щурились на солнышко. Я поздоровался. По московскому обычаю никто не ответил. Будто напоминая мне четвертую заповедь Мангустов: «Не вмешивайся в дела Человечества».
      Денек был загляденье. На небе ни облачка, влажность низкая, – словом, тепло, но не жарко. Я шел, и земля пружинила, подбрасывая меня, как на батуте. Хотелось двигаться гигантскими прыжками на зависть кенгуру. Однако, чтобы не выделяться на городском ландшафте, приходилось довольствоваться скромной поступью школьного учителя.
      До кафе «Амброзия» было два пути: короткий, дворами, и длинный, через сквер. В такой денек, разумеется, я выбрал последний. Народу в этот рабочий понедельник было раз, два и обчелся. Сквер выглядел райским уголком, в который неведомо каким ветром занесло пару цыганок: молодую вертушку в алых одеждах и старую каргу в черном. Старуха стояла чуть поодаль, держа апатичную ладонь господина в полотняном костюме. Господин сей, то бишь клиент, демонстрируя взорам бледную плешь, безмолвно слушал бормотание старой гадалки. Молодуха меж тем ринулась ко мне.
      – Постой, красавец! Дай погадаю, судьбу предскажу!
      – Не сегодня, – попробовал уклониться я.
      Разумеется, не тут-то было.
      – Десяти рублей жалко, да? – Цыганка не давала мне проходу. – Не жмись, счастье свое узнаешь!
      Я протянул ей полсотни:
      – Возьми и оставь меня в неведении.
      Глаза цыганки алчно вспыхнули. Выхватив купюру, она вцепилась в мою руку.
      – Зачем торопиться, красавец?! Хочешь, сниму твою сердечную боль?!
      – В другой раз. – Я отнял руку.
      Старуха меж тем, отлипнув от клиента, направилась в нашу сторону. Клиент ее, господин в полотняном костюме, оставался на месте, подставив лицо солнышку, а нам все так же демонстрируя плешь.
      – Можешь не платить! – Молодая цыганка скользнула взглядом по карману моих джинсов, где, по ее расчету, лежали деньги. – Тебе, красавец, бесплатно скажу: кто тебя сглазил, кто сохнет по тебе…
      Старуха, приближаясь, крикнула по-цыгански:
      – Пошли отсюда! Быстрее!
      – Погоди! – по-цыгански отозвалась молодая. – Сперва ощиплю этого петушка! – И обратилась ко мне по-русски: – Дай ручку, не укушу!
      Сцена стала меня забавлять. Я протянул ей ладонь.
      – Без обмана?
      Бабенка взыграла, как призовая кобыла перед скачкой.
      – Какой обман?! Зачем обман?! Всю правду скажу!
      Тут подковыляла старуха и буквально выдернула у нее кисть моей руки.
      – Сказано, пойдем! – шикнула она товарке по-цыгански. А мне подарила улыбку, напоминающую оскал черепа в анатомичке, и по-русски предложила: – Дай-ка я тебе погадаю, мальчик!
      – Ладно, – кивнул я. – Только в темпе.
      Поднеся мою ладонь к подслеповатым глазам, старуха воззрилась на нее с видом археолога, нашедшего мумию фараона в собственной кровати, затем, пошамкав губами, перевела взгляд на мое лицо. Я с трудом сохранял серьезную мину. При этом молодая цыганка смотрела на меня, как сообщница, и разве что не подмигивала. Но далее последовало нечто невероятное.
      Старая гадалка присела вдруг на корточки и обхватила мои ноги.
      – Мы не знали, – пробормотала она по-цыгански. – Прости, светозарный.
      Как описать мои ощущения? Надо заметить, что молодуха была в еще большем отпаде и по-цыгански произнесла:
      – Сильва, ты свихнулась?
      – Заткнись, сучка! Ни слова больше! – взвизгнула старуха и опять же по-цыгански обратилась ко мне: – Ведь ты нас понимаешь, светозарный?
      Прочистив кашлем горло, я ответил на ее диалекте:
      – Понимаю твою речь, но не постигаю смысла.
      Молодуха, казалось, вот-вот рухнет в обморок. Если б перед ней заговорила Валаамова ослица, она, безусловно, удивилась бы меньше. Старая цыганка меж тем продолжала сжимать мои колени.
      – Смысл прост, – сказала она. – Не знаю, кто ты, но вижу твою сущность. И я прошу тебя, светозарный, – она вдруг обернулась и махнула рукой на господина в полотняном костюме, – убей его! Быстро убей!
      Тут время словно замедлилось.
      Недавний клиент старухи невозмутимо, точно гипсовая статуя, стоял к нам спиной метрах в пятидесяти и грел лицо на солнышке, сверкая плешью. Наш более чем странный разговор, казалось, ничуть его не занимал: стою, дескать, загораю – никого не трогаю. Шагах в двадцати от нас остановилась парочка тинейджеров, паренек с девчонкой. Гоняя во рту жвачку, они отпускали шуточки по нашему адресу. Мы с молодой цыганкой обменялись взглядами – для того лишь, чтоб убедиться в реальности происходящего. И, не придумав ничего лучшего, я спросил у старухи:
      – Почему?
      С фанатичной страстью она ответила:
      – Он несет большие беды! Только ты с ним сладишь, светозарный! Убей его, убей!
      И в этот момент объект ее неприязни, будто загорать ему наскучило, тронулся наконец с места и лениво поплелся по скверу.
      – Не упусти, светозарный! – возопила старуха. – Убей его, пока не ушел!
      Черт побери, этого мы с учителем не проходили. Но я был почти уверен: слова старухи – не бред сумасшедшей. Тем более что меня она расколола без труда, а подобное произошло со мной впервые. Стив Пирс не предупреждал, что такое вообще возможно, хоть прожил более тысячи шестисот лет. А господин в полотняном костюме тем временем с ленцой удалялся. Елки-палки, я должен его хотя бы прощупать?! Освободив ноги от объятий гадалки, я пошел за ним.
      – Эй, постойте! – крикнул я. – Не могли бы мы поговорить?
      Но сей господин, судя по всему, общаться со мной не собирался. Он ускорил шаг, не оглянувшись. Плечи у него были узкие, а зад, как стало заметно при ходьбе, непропорционально велик. Вежливо повторив призыв остановиться, я, что называется, наддал. Но, в точности, как описывает классика, «наддала и вдова». Господин в полотняном костюме, взбрыкивая нижней частью тулова, перешел на бег. Возник вопрос что делать? Я мог настичь его в два-три прыжка. Однако народа в сквере было хоть и негусто, но вполне достаточно, чтобы расползлись слухи о моих спортивных подвигах. Поэтому я тоже побежал, но не слишком прытко – так сказать, с оглядкой. Куда этот хмырь от меня денется?
      Увы, Мангустам тоже следует менять устоявшиеся веками стереотипы.
      Внезапно свернув с аллеи, господин в полотняном костюме ринулся на проезжую часть. Послышались автомобильные гудки. Однако «фигурант» благополучно пересек дорогу. На этом его маневре я потерял полминуты и, также оказавшись на той стороне, увидел, как этот хмырь, запыхаясь, трусил по узкому переулку. Увеличив темп, я свернул туда же. Ситуация, надо заметить, была нелепейшая. Когда в ушах перестали звучать вопли старой цыганки, я почувствовал себя полным идиотом. Между тем объект моего преследования нырнул в подворотню. Промчавшись разделявшую нас стометровку, я свернул за ним.
      Господина в полотняном костюме в подворотне уже не оказалось. Там, привалившись к стене, сидел алкаш в лыжной шапочке и посасывал из банки пиво. Я собрался было проскочить во двор, но дорогу мне преградил худощавый парень в джинсах и рубахе с коротким рукавом.
      – Привет! – сказал он и усмехнулся, наблюдая мою растерянность. – Очень спешишь, да?
      Занятный это был парень. Физиономию его можно описывать по-разному, но мне лично она изрядно поднадоела. Сегодня, к примеру, я все утро пялился на нее в зеркало и пытался воплотить в рисунок. Словом, это была точная моя копия. И одет он был в точности, как я.
      – Язык проглотил? – продолжал он усмехаться. – Расслабься, приятель.
      И голос у него был в точности мой. Если б существовали клоны… Однако сколько можно на него таращиться? Не вступая в препирательства, я попытался молча его обогнуть. Он не позволил, и на лице его… Боже, неужели у меня бывает столь мерзкая ухмылка?
      – Подеремся? – предложил он.
      Что ж, чему быть – того не миновать. И разумнее обойтись без речей, тем более – бессмысленных.
      Я направил джеб ему в челюсть и приготовился ловить падающее тело. Но он ушел от удара. Это было невероятно: ни один человек в мире этого бы не смог.Кроме Мангуста, да и то… Черт возьми, что все это значит? Если это мой клон (что просто невероятно), сохранивший к тому же способности Мангуста (что практически невозможно), – чего стоят мои представления о Вселенной?
      Меж тем двойник мой, изящно извернувшись, нацелил ступню мне в кадык. Я едва уклонился. Как говорится, не разевай варежку. Похоже, в скорости он мне не уступает… Или все же уступает? Ну-ка, ну-ка!
      Обменявшись с двойником серией выпадов (удар-блок, удар-блок), я заметил, что он стал запаздывать с реакцией, а затем даже запыхался. Через минуту-другую я мог взять его, что называется, голыми руками. Но он не предоставил мне такой возможности: внезапно отпрыгнул и метнулся во двор. Промедлив от неожиданности, я рванул за ним. Однако увы. Двор оказался проходным, и, конечно же, ни моего двойника, ни тем более хмыря в полотняном костюме там не наблюдалось. Лишь почтенные обыватели микрорайона с колясками, собаками и прочим. Но почему-то я был уверен, что свидание с моим двойником повторится. Причем ждать придется недолго.
      Я посмотрел на часы. До встречи в «Амброзии» времени оставалось в обрез. И все же я решил быстренько вернуться в сквер и задать старой цыганке несколько вопросов про нехорошего дядю, которого она мне заказала. Проходя подворотню, я наткнулся на алкаша в лыжной шапочке, который все так же сидел у стены с пивной банкой меж колен. Заплетающимся языком он проговорил:
      – Слышь, мужик… а у тебя че, тренировка была, да?
      Только тут до меня дошло, что у моего поединка с двойником был свидетель. Ну и кино прокрутилось перед его затуманенным взором!
      – Вроде того, – буркнул я, проходя.
      И он сказал вдогонку:
      – Грамотно работаешь, мужик. Почти как я в армии.
      – Ты мне льстишь, – отозвался я. Но в словах его что-то меня царапнуло. Что-то настолько ирреальное, что ухватить было трудно.
      Пройдя назад по переулку, я пересек дорогу (на сей раз по правилам) и вновь оказался в сквере. Цыганок моих я увидел метрах в трехстах. Но что-то с ними было не в порядке. Вернее, с интересовавшей меня старухой. Шипя, точно змея, она металась из стороны в сторону и хватала воздух скрюченными пальцами. Ее молодая подруга, испуганно лопоча, пыталась ее успокоить, но старуха в ярости пиналась и царапалась. Я направился к ним вдоль сквера, но, как ни торопился, опоздал.
      Пронзительно визжащая старуха – то ли кого-то преследуя, то ли, наоборот, удирая – выскочила на проезжую часть и тотчас угодила под туристический автобус, несшийся под уклон. Автобус, прежде чем успел затормозить, проехал по ней всеми колесами, оставив на асфальте кровавое месиво в лоскутах черного тряпья. Транспорт встал, образовалась пробка, послышались крики ужаса. Молодая цыганка сперва оцепенела, затем с воплями бросилась к останкам старухи. Я уже не в силах был им помочь. Оставалось лишь идти, куда шел: на стрелку в кафе «Амброзия». Тем более что и туда я уже опаздывал.
      «Странная штука – судьба, – подумал я. – Интересно, как бы все обернулось, пойди я не длинным путем, а дворами. Кто знает, кто знает…» Во всяком случае, этот понедельник уже проявил себя во всей красе.
      Мне было еще неведомо, что ждет меня в ближайшие часы.

      Как ни удивительно, в это время суток бар в «Амброзии» не пустовал. Заняты были два столика, и за каждым из них сидели трое. За одним… черт его знает: братки не братки, очевидно только, что одной с ними крови. Выглядели как положено: в спортивных костюмах, двое коротко стриженных, один лысый – не придерешься. Они бесхитростно глушили водку. В час дня, в июльскую жару. Что ж, как говорится, бог в помощь.
      За другим столом расположились двое нормальных вроде бы мужиков и миловидная стройная девушка, русоволосая, с модной стрижкой. Один из ее спутников, лет сорока, слегка полноватый и суровый, нетерпеливо поглядывал на часы, будто ждал кого-то. Другой, студенческого возраста, высокий и здоровенный, улыбался в тридцать два зуба, развалясь на стуле, который, казалось, вот-вот под ним треснет. Троица эта с достоинством потягивала пивко, заедая сырными чипсами.
      Остальные шесть столиков были свободны, и, хоть опоздал я на десять минут, никто не встретил меня упреками. То ли сами еще не явились, то ли обиделись и ушли, что маловероятно. Ладно, решил я, мы не гордые – подождем. Я подошел к барной стойке.
      – Привет, Антон! – улыбнулся я пареньку-бармену. – Как это вы сегодня без музыки?
      Антон улыбнулся в ответ.
      – Да вот, – кивнул он на клиентов, – просили не беспокоить. Тебе сок, как обычно?
      Парень знал мои привычки. Прежде здесь работала барменша по имени Катя, но… больше не работает. Теперь мы с Антоном неплохо находим общий язык.
      – Апельсиновый, – уточнил я.
      – И со льдом, – уточнил, в свою очередь, бармен.
      – Само собой. И главное, соломинку.
      Сразу расплатившись, я сел с бокалом сока за свободный столик и попытался привести в порядок свои мысли. Но такой возможности мне не дали. Один из братков, а именно – лысый, встал и вразвалочку направился ко мне.
      – Здорово! Как житуха? – проговорил он с прищуром. – Нормалек, да?
      – Не жалуюсь, – отозвался я вежливо.
      Лысый возвышался надо мной, держа руки в карманах. Осанка его и движения не были типичны для заурядных качков, а более подходили тренированному опытному бойцу. Его сотоварищи наблюдали за нашим диалогом, предвкушая потеху. За другим столиком девушка вела приглушенную перепалку со своими спутниками, и по сторонам никто из них особо не глазел.
      – Сочком, значит, балуемся, – осуждающе произнес лысый.
      – Если ты не против, – ответил я, потягивая сок через соломинку.
      Он ухмыльнулся.
      – А если против?
      – Обсудим в рабочем порядке.
      Разговор в подобном игривом тоне, похоже, перестал его забавлять, и он перешел к делу:
      – Насчет выпивки подсуетишься?
      Я покачал головой:
      – Нельзя, вредит здоровью.
      – Я в смысле водярой нас угости. Пара пузырьков – и ништяк.
      – Шиш тебе с маслом.
      Моя невоспитанность его изумила. Братаны за столиком приподнялись, и один из них горько меня упрекнул:
      – Ты че, блин, оборзел?!
      Лысый успокоил его жестом. Затем обернулся ко мне, излучая дружелюбие:
      – Думаешь, я дам тебе уйти?
      Я кивнул:
      – Уповаю на Господа.
      Эта реплика почему-то особенно его раззадорила. Прочистив горло затейливым матюгом, прямодушный мой собеседник объявил:
      – Ну все, ты – труп.
      Бармен Антон поспешил вмешаться:
      – Сейчас охрану вызову!
      Лысый тут же ему объяснил, что он сделает с его охраной, с его говеным баром и с его родней по женской линии. Девушка за столиком прервала перепалку со своими спутниками, и все трое с интересом посмотрели в нашу сторону. Елки зеленые, не многовато ли для одного дня?! Ей-богу, еще мгновение – и я в порошок сотру эту мерзкую харю с двумя его гоблинами. Стив Пирс не уставал мне вдалбливать: «Контролируй себя. Что бы ни случилось – контролируй. Ведь ты воин, черт бы тебя драл». Я стараюсь, учитель. Видит Бог, стараюсь.
      – Зачем так нервничать? – сказал я лысому. – Все когда-нибудь умирают: кто раньше, кто позже. Надо ли по этому поводу стулья ломать?
      – Надо! – рявкнул лысый, хватая стул за спинку. – Об твою башку!
      Утихомиривать его, хвала Аллаху, не пришлось, так как в баре появились новые действующие лица: опоздавший Вася с четырьмя бугаями.
      – Привет, Француз! – крикнул он с порога. – Давно тут загораешь?
      Я нахмурился:
      – Угадай, блин!
      Лысый благоразумно оставил стул в покое. Однако наметанный глаз Василия мигом засек диспозицию.
      – Какие-то проблемы, Глеб Михайлович? – Он пронзил лысого взглядом. – Тут кто-то возникает?
      Я помедлил с ответом. Повисла тишина. Девушка и оба ее мужика буквально ели меня глазами.
      Братки лысого, само собой, напряглись, так как четыре Васиных бугая взяли их в кольцо. Глядя на шестерых этих парняг, можно было обалдеть: Боже правый, как они различают, кто свой – кто чужой? Ведь их же мать родная перепутает.
      Бармен Антон меж тем лихорадочно соображал, вызывать охрану – своих личных бандитов – или воздержаться. При этом он усиленно, едва ли не до дыр, протирал салфеткой стойку.