После этого Крот целую неделю "работал" с Лизкой. Он сумел так заморочить ей голову, что под конец она совершенно четко запомнила только следующее: его друг и начальник Виктор Михайлович приведет к ней жить на несколько дней одного человека, весьма высокопоставленного. Для пользы дела она будет считаться дальней родственницей Виктора Михайловича. Гостя ни о чем не надо спрашивать, стараться аккуратно выполнять все, что он просит. Обо всем она будет утром, встречаясь с Кротом перед работой, подробно ему рассказывать.
      Лизу смутило это странное поручение, но отказать в чем-то Геночке было выше ее сил.
      Встреча была подготовлена по высшему разряду. И наконец, она состоялась. Коркин был доволен всем: отдельная квартира, далеко от центра, хозяйка, видимо, туповатая, молчаливая и нелюбопытная. На его вопрос, сможет ли он останавливаться здесь по нескольку дней и впредь, изъявила согласие. И, что особенно приятно, отказалась от платы. "Разве что продукты будете покупать", -- меланхолически добавила она -- этому ее научил Крот.
      События стремительно нарастали. Ровно через сутки Крот принес такую весть, что Балашов испуганно схватился за сердце: он слышал, что у людей от радости тоже бывает инфаркт. А произошло вот что: утром Крот встретил Лизу, и та, между прочим, сказала, что Коркин трижды спросил ее, когда она вернется домой. Когда она была уже в дверях, старик как-то нерешительно, но с выражением сказал, что если у нее есть какие-то дела в городе, то пусть она не торопится -- с обедом он подождет.
      -- Ну ладно, Лизок, вечером увидимся, -- Крот поцеловал ее в щеку и махнул ей вслед рукой. Затем, убедившись, что она свернула за угол, не спеша пошел по направлению к ее дому. "Видно, старый хрыч кого-то хочет принять дома. Интересно было бы взглянуть, кого затянет этот паучок..."
      Крот вошел в хорошо знакомый подъезд и поднялся в лифте на четвертый этаж. Взглянул на Лизкину дверь и поднялся этажом выше. Он неслышно прижал дверь лифта и спустился на лестничную площадку. Сел поудобнее на подоконник, так, чтобы видна была сверху Лизкина дверь. Закурил. Курил не спеша, со вкусом, понимая, что сидеть здесь придется долго. Проезжавшие в лифте видеть его не могли, а если кто-то спускался по лестнице, Крот вставал, брался рукой за перила, делая вид, что отдыхает на площадке. Дождавшись, когда шаги внизу затихали, снова неслышно усаживался на подоконник. Время тянулось дремотно, тягуче. Крот думал о себе, о Лизке, о Балашове, о старике, которого надо будет хорошенько "обуть". Он не совсем отчетливо понимал, зачем шефу так нужен этот старый хитрый черт. Но Крот уже отлично узнал повадки Балашова и чувствовал, что если тот так присосался к этому Коркину, то дело игры стоит.
      Замок в двери звякнул в половине второго, и чуть слышный звук напомнил Кроту щелчок взводимого затвора. Он соскользнул с окна и прижался к стене. Было слышно, как старик потоптался на площадке, прокашлялся, захлопнул дверь и, громко шаркая по ступенькам ботами "прощай молодость", пошел вниз. Крот был готов поклясться свободой, что он слышал, как Коркин мурлыкал себе под нос: "И вот мой час настал, теперь я умираю..."
      "Ну-ну-ну, старичок, не ври! Такие жилистые хрычи по сто лет живут, ни черта им не делается", -- подумал Крот.
      Когда все стихло, он одним прыжком спустился к двери и открыл ее своим ключом. Старик пошел, наверное, звонить. Туда, да обратно, да пока поговорит, верных двадцать минут пройдет. А больше и не надо -- все в лучшем виде будет осмотрено, и Крот сделает дедушке Порфише ручкой! Надо будет только, уходя, взглянуть на гостя старика. Крот вытащил из-под тахты фибровый чемодан и легко бросил его на стол. Замки заперты. "Смешной народ все-таки. Вот зачем, спрашивается, делают эти замки на чемоданах? Фраер и в открытый не полезет, а мне его отпереть -- занозу трудней дернуть. Эх, фраера..."
      Крот аккуратно покрутил в замке длинной отверточкой с нарезками и пропилами на конце. Щелкнули петли, он откинул крышку и стал потрошить чемодан. Под застиранным бельишком лежало довольно много денег. "Эх, взять бы сейчас эти пять кило фаршированной деньгами фибры и отвалить на край света. Но нельзя. Шеф не простит мне такой финт. Обязательно уго-ловку наведет. А может, побоится, что буду на следствии болтать? Ну, нет, он не из таких, чтобы бояться. Да и что я про него сказать могу? Махинатор он крупный, это верно. Но милиция точные факты любит, а у меня их нету. Так что придется еще поработать на него до удобного случая. А там поглядим. Ага, вот и его паспорт, так-так..."
      Когда Крот закрывал крышку чемодана, он услышал, что на лестничной клетке остановился лифт. Кинув взгляд на часы -- прошло четырнадцать минут, -- он щелкнул замками, точно вставил в отверстия -- в одно, в другое -- свею хитрую отвертку, повернул и беззвучно запихнул чемодан под тахту. В дверном замке уже елозил с металлическим скрипом ключ. Крот затравленно озирался. "Надо же в такую банку влипнуть! На своей хате попасть, как сопливому домушнику! Хромой за это теперь не побалует!" -- прогрохотала в мозгу, как экспресс по мосту, мысль. Взгляд задержался на приоткрытой двери стенного шкафа. Там у Лизки висят платья.
      Из прихожей раздался голос:
      -- Ну, вот мы и пришли, господин Макс...
      "Э, была не была! Терять теперь нечего..." -- Крот на носках перебежал комнату и скользнул за тонкую дверцу в груду тряпок, пахнущих духами, пудрой и нафталином.
      "...Мистер У. Келли, вице-президент компании "Тайм продактс лимитед", которая ввозит в Англию часы из Швейцарии, Франции, Западной Гармонии, Японии и СССР, заявил вчера корреспонденту газеты "Тайме", что русские часы дешевы потому, что советские заводы организованы по принципу крупного производства...
      Английский импортер отметил также высокое качество советских часов и их надежность...".
      Газета "Тайме", 11 февраля 196 * года
      Лондон
      Возвращение в историю
      (Гастролер)
      ...Там, за дверцей, в комнате, двое не спеша усаживались за стол, шаркали подошвами, скрипели отодвигаемые стулья. Коркин говорил что-то о плохой погоде, жаловался на нездоровье. Потом спросил:
      -- Чайку-с не желаете? Организуем мигом... И тут Крот впервые услышал голос неожиданного гостя:
      -- Вы, наверно, думаете, что я приехал в Москву за чай? Вы знаете, какой продакт меня интересовать...
      Голос был холодный и скользкий, как прилавок рыбного магазина. И хотя Крот не видел обоих, он сразу почувствовал, что Коркин смутился, голос его стал еще более заискивающим:
      -- Да, да, конечно, любезный друг, как вам угод-но-с, я просто думал, как лучше...
      -- Будет лучше, если мы не теряем время и будем начинать деловой разговор...
      "Как-то странно он говорит, не по-людски", -- подумал Крот.
      -- К сожалению, я не смог обеспечить на сегодня всю номенклатуру оговоренных товаров. Возникли задержки с поставками деталей, но я гарантирую вам, господин Макс, что к следующему вашему визиту все будет подготовлено, -- сдавленно, с придыханием сказал старик. Крот почувствовал, что Коркин чего-то боится.
      -- Это очень плохо. Как говорят у вас, дорогая ложка к обеду. Вы должны, наконец, понимать, -что я не могу вывозить большие партии продакт. А в следующий раз я должен возить самые крупные предметы...
      "Елки-палки, ведь он же иностранец, -- с изумлением подумал Крот. -- Ай да старичок-паучок! Это же надо! Контрабанду гонит, да еще как! Ну и хрыч!"
      -- Клянусь вам Христом-богом, что это не в моих силах было. Я только совсем недавно вышел на оптового поставщика, поэтому я и смог обеспечить условленные партии колес, трибов, волосков и вилок. На все остальные уже есть договоренность.
      -- За это я буду снижать часть вашего гонорара. Я тоже не могу верить без гарантий. Мы деловые люди, и вы должен это понимать.
      -- Но ведь уже есть договоренность! Все детали через полгода будут. Я даю вам слово благородного человека!
      -- Меня слова не интересуют. Это есть эмоций. Я могу повторить: каждый мой визит сюда стоит не только много деньги. Он стоит много страха и нервы. Это тоже есть эмоций. В этой сфера мы с вами имеем баланс. Но-о... в делах берут к учет только три фактор: продакт, деньги или гарантий. У меня есть деньги, у вас нет продакт. Может, вы имеете гарантий?
      -- Бог мой, мы же должны доверять друг другу!
      -- Никогда. Доверие в делах подобно червь в дерево -- оно кушает его из середины. Доверие помножить на гарантий -- может давать выгода обе сторона.
      -- Но ведь вы постарайтесь понимать: моя не будет обмануть вас, моя не имеет резона, -- от волнения Коркин перешел на ломаный язык.
      Крот усмехнулся: "Ишь, старается, старый черт! Хочет, чтоб его поняли лучше. Только, видать, у этого гада не очень-то разживешься. Ну и волки, это ж надо, как грызутся!"
      Крот с таким напряженным вниманием слушал все происходящее в комнате, что уже забыл про свой испуг. Теперь он только боялся пропустить что-нибудь важное в их разговоре. Крот отлично понимал, что, если он выскочит отсюда живым, Балашов дорого дает за его рассказ. Крот был твердо уверен -- у этого закордонного Гастролера наверняка есть пистолет. "Если он засечет меня, станет мне этот шкаф саркофагом -- это уж как пить дать! Что в его пушке есть -- все в меня вложит".
      А Гастролер в это время смеялся:
      -- Вы, наверно, думаете, что плохой русский язык я понимаю лучше? Это есть неправильно. Я плохо разговариваю, но я могу хорошо понимать. В ваша страна я бывал не только как коммерсант, я тут жил с сорок первый до сорок третий год. Но это к делу не относится. Я сказал конечное слово: вы получаете только тридцать процент гонорар. Остальное -- при окончательный расчет.
      Коркин, видимо, понял, что уговорить партнера не удастся, и разговор покатился под гору. В конце Гастролер сказал:
      -- К первый июль весь продакт должен быть комплектован и готов. Я приеду в Москву от двадцать до тридцать июля. На этот адрес присылаю вам из гостиница посткарт -- как это...
      -- Открыточку?
      -- Да, открытку. Адрес назад будет любой, но номер дома значит день наш рандеву, а квартира -- час, когда вы ожидает меня здесь. Все. Да, напишите мне адрес эта квартира. Вы уверены, она надежна?
      -- Абсолютно.
      Коркин скрипел карандашом по бумаге, потом они вышли в прихожую, и через минуту хлопнула дверь. Крот прильнул к дверце: в квартире не раздавалось ни звука. Видимо, старик пошел провожать Гастролера на улицу.
      Крот звериным плывущим шагом вышел в прихожую, прислушался у двери. Все тихо. Беззвучно открыл и затворил за собой дверь, мгновенно взбежал на площадку, устроившись на насиженном с утра подоконнике.
      Старик вернулся через пять минут. Стук захлопнувшейся за ним двери прозвучал для Крота салютом. Он спустился по лестнице, перепрыгивая через целые марши. Выбежав на улицу, забыл привычную, хранящую его сдержанность и заорал навстречу зеленому огоньку:
      -- Такси, сюда!
      "Юрка? Жулик!"
      Стас Тихонов постоял на углу, раздумывая, куда поехать сначала. Несмотря на то, что стрелки на часах в конце Страстного бульвара только начали свое неспешное путешествие к одиннадцати, было уже жарко. Тихонов подошел к киоску и попросил стакан воды с двойным сиропом. Он стеснялся своей любви ко всякого рода сластям и позволял себе такую роскошь, как двойной сироп, только когда был один.
      Стрелка на часах прыгнула на четверть одиннадцатого, и Тихонов решился: "Пойду сначала к Мосину домой".
      Накануне он говорил с участковым, битый час пытаясь от него узнать что-то о Джаге. Однако участковый, исполненный готовности быть полезным, ничего интересного сообщить не мог. Уже в конце разговора он вспомнил, что в одной квартире с Мосиным живет Нина Павловна Захарова -- пенсионерка, общественница и "вообще отличная старуха".
      -- Может быть, она что-то скажет? Она же ведь лучше его знает, -заключил изнемогающий от жары толстяк участковый.
      -- А где он работает? -- спросил Стас.
      -- Не знаю, -- сокрушенно развел руками участковый. -- Давеча, когда звонили, пошел в ЖЭК, а там даже справки с его работы нет...
      Стас дважды постучал в дверь старого двухэтажного дома на Грузинской улице. Кто-то закричал в глубине квартиры: "Сейчас, сейчас, подождите, а то молоко сбежит..."
      Дверь Тихонову отворила седая, аккуратно причесанная женщина с энергичным, подвижным лицом.
      -- Нина Павловна?
      -- Да.
      -- Здравствуйте. Я как раз вас и разыскиваю.
      -- Здравствуй, коль не шутишь. А искать меня нечего. Идем в комнату, побеседуем... Садись, садись, молодец, -- усадила она Тихонова в кресло. -Рассказывай, с чем пожаловал. Ко мне ведь много народу ходит, -- продолжала она, -- у каждого свои заботы.
      Старушка зорко глянула на Тихонова.
      -- Да ты из какого дома? Что-то я тебя и не припоминаю...
      -- Моя фамилия Тихонов, Нина Павловна. Я из милиции. Пришел к вам по государственному делу, за советом. Поможете?
      -- Вон что-о! -- протянула Захарова. -- И старуха понадобилась для дел-то государственных?
      -- Прямо уж и старуха! -- льстиво сказал Тихонов. -- Вам шестидесяти-то, наверное, нет!
      -- Ты мне турусы не подкатывай, -- засмеялась Захарова. -- Ишь, кавалер нашелся! Показывай документ свой да и выкладывай, зачем пришел?
      Тихонов предъявил Захаровой удостоверение и попросил рассказать все, что ей известно, о Мосине.
      -- Юрка? Жулик, -- убежденно сказала Захарова. -- Я о нем участковому не раз говорила, а он все одно: "Проверим, проверим..."
      -- А почему вы думаете, что Мосин жулик? -- осторожно спросил Тихонов.
      -- Да как тебе сказать, -- задумалась Нина Павловна. -- За руку я его, конечно, не ловила. Только "не пойман -- не вор" -- это жулики сами себе поговорочку придумали, --- так же убежденно продолжала она. -- Сидел он дважды? Сидел. А теперь что? К людям гости ходят как гости, а к нему: "Юр, выдь на минуту!" Пошепчутся на лестнице минут пять -- и до свидания. Да и названье себе бандитское взял -- Жиган, что ли?
      -- Джага? -- подсказал Тихонов.
      -- Во-во, Джага, он самый. Теперь еще: семья их -- пять человек, работает Юрка один, а как пришел из тюрьмы, все новое домой тащит: и костюм, и пальто, пианину привезли, холодильник новый, другую всякую всячину. А тюрьма, сам знаешь, не заграница. Откуда, спрашивается, барахло-то? Факт, жулик! -- непреклонно закончила Захарова.
      -- Нина Павловна, а не заметили вы случайно, не было среди его гостей хромых? -- спросил с надеждой Тихонов.
      -- Хромых? Нет, чего не видела, того говорить не буду. Хромые к нему вроде не приходили.
      -- А вы не знаете, где Мосин сейчас работает?
      -- Как не знать! Знаю. На часовом заводе не то монтером, не то слесарем. Дуська, его сестра, на кухне говорила.
      Прощаясь, Тихонов оставил Захаровой свой телефон.
      -- На всякий случай. Если вам что-нибудь интересным покажется или хромой пожалует, звякните нам.
      -- Да уж чего, -- ответила Захарова. -- Конечно, звякну, труд небольшой, а телефон у меня личный...
      "Умная старуха, -- спускаясь по лестнице, думал Тихонов. -- И тактичная какая: даже не спросила, в чем, мол, дело".
      Возвращение в историю
      (третий -- лишний)
      Да, от радости тоже может быть инфаркт. Бледные щеки Балашова покрылись неровным пятнистым румянцем. Он смотрел, не поднимая головы, в полированную крышку стола и, чтобы не было заметно дрожания его пальцев, разглаживал бумажку, исписанную круглым падающим почерком Крота: "П. В. Коржаев, 1898 года рождения, русский, постоянно прописан в городе Одессе, улица Чижикова, д. 77, кв. 112".
      "...Все, раскололи старика. До исподнего. Значит, я был прав. Точно угадал. Молодец, Балашов, молодец. Хорошо, что не выдал Коржаеву уже приготовленный товар. Так-так, этот гость хочет вывезти полный комплект деталей нескольких тысяч "Столиц". Все понятно. Там, у себя, Гастролер их соберет и беспошлинно сбудет. Да по тройным ценам. Вот это бизнес! Он же хапнет на операции не меньше четверти миллиона! Часики-то советские у него из рук расхватают, за две недели уйдут. Дешевле швейцарских гнать будет. А что швейцарские? Красиво? Так наши не хуже. И паблисити отличное -- русская икра, русские часы, русские спутники! Да что там говорить -- их в СССР сотнями тысяч закупает самая солидная фирма на Западе -- "Тайм продактс лимитед". Мистер Уильям Келли знает, что и где покупать... Но этот-то змей! Какой размах, фантазия какая! Вот это партнер!
      Теперь надо вывести из этой игры Коржаева. Судя по информации Крота, Макс держит старика за горло. Ну, это от стариковской темноты, от дикой жадности Коржаева. Все-таки старичок при всей его ловкости типичный анахронизм. Этакий Гобсек с Малой Арнаутской. Выпал из времени лет на сто. Не понимает, что он для Гастролера дороже матери родной, что Гастролер ему крошки сухие с жирного пирога бросает. Гастролер с ним в правильном ключе работает -- в строгости держит. А этот старый дуралей боится, что иностранец к кому-то другому переметнется. Дурак! Этот закордонный волк его наверняка не один год искал, пока нашел. Но старичок-то каков, орел -- грудь куриная! На моих, на балашовских, плечах хотел устроиться, дурашка..."
      -- Ну ничего, скоро тебе там станет неуютно...
      -- Что? -- спросил Крот.
      Балашов так задумался, что не заметил, как последние слова произнес вслух.
      -- Мы с тобой одно целое: я -- голова, ты -- руки. До тех пор пока руки будут слушать голову, им ничего не грозит. Понятно?
      -- Не совсем.
      -- А вот сейчас поймешь совсем. Ведь ты, Крот, очень хотел бы избавиться от меня и жить как хочешь? А?
      -- Да почему же? -- притворно возмутился Крот.
      -- По кочану и по кочерыжке. Потому. Хотел бы -- и точка. И не ври. Только без меня ты ни на шаг. Деньги тебе даю я, документы тебе достал я, где жить -- тоже нашел я. Но самое главное -- это деньги. Деньги могут дать все: удовольствия, независимость, наконец, свободу. А тех денег, что я тебе даю, может в лучшем случае хватить только на удовольствия. Свобода, брат, она до-орого стоит! А раздавать деньги просто так не в моих принципах. Поэтому деньги -- выкуп за свободу -- ты должен заработать.
      -- Какая же может быть свобода, когда у меня каждый мент в глазах двоится?
      -- У меня есть врач, который полностью изменит твою внешность. Сделает пластическую операцию. А кожу на пальцах он тебе сожжет кислотой и пересадит новую шкуру. Я достану железные документы, и с приличными деньгами ты осядешь где-нибудь на глубинке, пока на тебя какая-нибудь амнистия не свалится. Ну, что, красиво?
      -- Куда как...
      -- Но это все надо заработать, потому что я не собес и благотворительностью не занимаюсь.
      -- Что же, мне свою душу за это продать вам, что ли?
      -- Нужна мне больно твоя душа. Я гнилым товаром не торгую. Я тебе уже сказал: мне нужны твои руки, ловкость и смелость.
      -- Ну и что?
      -- Через пару месяцев поедешь в Одессу и уберешь старика.
      -- Как это?
      -- Вот так. Совсем. Начисто!
      -- Да вы что, Виктор Михалыч? Шутите?
      -- Шутками пусть занимаются Штепсель и Тарапунька, а у меня дела не ждут, шутить некогда. Ну как, хватит у тебя духу купить себе свободу?
      -- Виктор Михалыч, это же мокрое дело. За него вышку дают!
      -- Дают дуракам. А я предпочитаю с дураками дела не иметь. Умно сработаешь -- тебе наши замечательные пинкертоны только соли на хвост насыплют...
      -- Но ведь старика можно просто вышвырнуть из дела! У нас же теперь все козыри в колоде. А если вздумает фордыбачить -- прищемлю его где-нибудь, так он сюда дорогу забудет!
      -- Эх, мальчишка ты еще, Крот, право слово...
      Балашов напряженно думал: приоткрыть ли Кроту немножко карты или играть втемную? Крот парень вострый. Он может почувствовать в колоде крап. Тут можно переиграть, и Крот просто сбежит. Решился.
      -- Слушай меня, Гена, внимательно. Большое мы с тобой дело накололи. Если сделаем его как следует -- надолго можно будет успокоиться. Но ошибки в нем быть не может, иначе оба сгорим дотла. И все-таки дело того стоит. Ты слышал, о каких деньгах они договаривались?
      -- Слышал. О долларах вроде.
      -- Вот именно. О долларах и английских фунтах. Есть еще у нас кое-где троглодиты, надеются, что Советская власть не вечная, вот они за большие деньги валюту эту покупают. Не знаю, как им, а нам с тобой, Ге-ночка, видать, до этих времен не дожить. Вот мы деньги Гастролера им переплавим -пусть идиоты их по кубышкам гноят. Мы-то с тобой и на советские отлично поживем. Улавливаешь?
      -- Чего уж тут не улавливать.
      -- Так вот, старика из дела мы выпихнуть не сможем. Если послать его сейчас к черту, то он сможет по своим каналам связаться с Гастролером и перенести встречу -- только мы его и видели. Если мы их накроем во время встречи, то получим с этого гроши: во-первых, переговоры будет вести старик, а он уже впал в детство и не сможет с этого залетного сорвать даже трети того, что смогу я. Во-вторых, придется делиться этим немногим с ним -- и получим мы за все наши страхи, за весь риск, да и за товар-то за наш собственный кукиш с маслом. Но это все колеса. Самое главное в другом. А что, если старик со зла донесет на нас? А? Как тебе нравится переодеть дакроновый костюм на лагерный бушлат? Вот такие пироги. Так что, думай -- и поскорее.
      -- А когда ответ давать?
      -- Ну, времени у тебя, Крот, полно. Ответ мне можешь дать через... через... минут пять. Достаточно?
      -- Сколько? -- тихо переспросил Крот.
      -- Пять. Пять минут! Наш с тобой старый контракт действует еще пять минут, после чего или автоматически пролонгируется, или навсегда -- я это подчеркиваю -- навсегда расторгается.
      -- За горло берете?
      -- Дурачок. Зачем же так грубо? Просто поворачиваю тебя лицом к солнцу. Думаю, что тебе есть смысл согласиться. Это по-дружески.
      -- А что мне еще остается?
      -- Да, скажем прямо, выбор у тебя небогатый. Так как же?
      -- Хорошо. Я согласен. Сколько?
      -- Вот это уже деловой разговор. Только о деньгах беседовать сейчас бессмысленно. Ты знаешь -- я тебя никогда не обижал.
      -- Это верно...
      В это мгновение Крот тоже подписал себе приговор. Ему невдомек было, что Балашов и не думает перепродавать валюту. Балашов сам ею распорядится. И там, куда он собирался податься, ему такой компаньон, как Крот, был не нужен.
      ВЕСЬМА СРОЧНО!
      Москва, Петровка, 38
      Старшему инспектору тов. Тихонову
      Центральная справочная картотека сообщает, что проверяемый Вами гражданин Ланде Генрих Августович (он же Орлов, он же Костюк Геннадий Андреевич), отбывая срок наказания по приговору Мосгорсуда за спекуляцию часовой фурнитурой, 19 декабря 1963 года совершил побег из мест заключения и в настоящее время объявлен во всесоюзный розыск.
      Пальцевый отпечаток на представленном Вами снимке идентичен отпечатку среднего пальца правой руки Ланде -- Орлова -- Костюка (дактилокарта Ланде, архивный No 78162).
      Справку наводила Архипова
      -- Красиво! -- Тихонов положил на стол голубой листочек справки. -- В нашей разработке появляются все новые звенья. Ну, а ты что обо всем этом полагаешь, Сережа?
      -- Мне ясно пока одно: связь Джаги с Коржаевым -- явление не случайное, -- пожал плечами Приходько. -- Я не могу еще это доказать, но уверен, что между ними стоял Ланде -- Костюк, который, очень возможно, и отправил Коржаева к праотцам. Но вот зачем? Почему? Непонятно. И какова здесь роль Хромого?
      -- Видишь ли, то, что эти два прохвоста и раньше промышляли часами, снова наводит на мысль о Хромом как о деятеле часовой промышленности. Уж очень заманчиво поверить, что мы его найдем где-то на циферблатной ниве...
      -- Попробуем...
      Возвращение в историю
      (Снова пузырек из-под валокордина)
      "Это верно", -- сказал тогда Крот. Деваться все равно некуда. Балашов держит его так за горло, что не пикнешь. Бежать из Москвы? А куда? Ткнуться не к кому. А с его паспортом куда-то пристроиться работать и думать нечего. Сразу возьмут на казенный харч. Да и что он может работать-то? Сроду специальности не имел. Шофером бы пойти к какому-нибудь начальнику на персональную. Водит машину он отлично. Так персональных машин мало. На самосвал? За полторы сотни в месяц? Ну это пусть у них робот за полторы сотни баранку крутит. Не дождутся. Обратно же, права шоферские надо получать в милиции, а он с нею дела иметь не желает. Так что выхода никакого. Впрочем, есть еще один выход -- пойти на Петровку, 38 и поколоться. Сдать дочиста Балашова, сказать, что осознал, мол, хочу искупить вину, вон какую крупную птицу вам доставил. "Хорошо, -- скажут они, -- а что он за птица?" Тырь-пырь, а сказать-то нечего! Ничегошеньки я серьезного про него не знаю. А сам Балашов не из того теста, чтобы колоться. Скажу, - допустим, что возил какие-то пакеты в разные города. Кому возил? А черт их знает! На вокзалах и в аэропортах встречали, пакеты забирали и отдавали пакеты поменьше -- с деньгами. Тут Балашов и скажет: "Кому вы, дорогие товарищи менты, верите: мне, честному, ничем не опороченному человеку, или этому беглому каторжнику, которого я первый раз в глаза вижу?" Покалякают с ним, побалакают и отпустят: сейчас ведь демократия настала -- без доказательств ни-ни-ни! А я поеду свой старый срок отсиживать, да с новым довеском. Вот те и все дела. Нет, некуда мне деваться. Придется через пару месяцев поехать в ласковый город Одессу и выписать старику путевку в бессрочную командировку. Только Балашов зря полагает, что я лишь для него туда поеду. Уж если заскочу на хату к старому хрычу, заодно его бебехи пошарю. Не может того быть, чтоб он не держал каких-нибудь алмазов пламенных в своих лабазах каменных. Глядишь, пофартит, так, может быть, мне Балашов со всем своим делом на черта сивого не нужен будет..."
      Крот не знал, что Коржаев свои алмазы в комнате не держит. Он не знал даже, что старик снова вернулся в Москву и договаривается сейчас по телефону с Балашовым о встрече...
      -- Виктор Михайлович! Это я, Коркин, здравствуйте!
      -- Дорогому Порфирию Викентьевичу мой привет и уважение! Вы где сейчас?
      -- На вокзале. Могу ли я ехать к той любезной девушке?
      -- Я же вам сказал, что это жилье покуда прочно зарезервировано за вами.
      -- И великолепно-с. Я сейчас же туда направляюсь и надеюсь вскоре видеть вас там. Как с нашими делами?
      -- Поговорить надо.
      -- А что, возникли осложнения? Я уж было позаботился об интересующих вас вещах...
      -- Ну, это не по телефону! Скоро приеду. -- Балашов усмехнулся: "Закрутился, милый".
      -- Буду ждать. С нетерпением-с.
      Балашов положил трубку и с тревогой подумал: "Как бы он там на Крота не наткнулся. Я, правда, запретил Кроту там сейчас появляться, но с этого барбоса всего хватит". После визита Гастролера в дом Лизы Балашов велел Кроту вернуться обратно на старое жилье, в Останкино. Кроту это было явно не по душе, но он подчинился.
      Дверь Балашову открыл Коржаев:
      -- Подумайте, какая жалость, девушка Лиза только что ушла по своим делам.
      Здороваясь со стариком, Балашов невольно подумал: "Врет, конечно, сволочь. Сам ее отправил. Обвык здесь, уже распоряжается, как хозяин. И все это за мои же деньги. Погоди, ты все эти счета оплатишь".
      Коржаев достал из саквояжа бутылку вина. Балашов усмехнулся: "Ишь, гуляет! На бутылку "Червоне" за 77 копеек расщедрился. Интересно, сколько за эту гнусную бутылку он постарается с меня содрать? Но твоя карта, родной, бита! Ничего ты больше с меня не возьмешь".
      -- У меня неприятности, Порфирий Викентьевич. Сейчас проводится большая ведомственная ревизия. Винтика вынести нельзя. Боюсь, как бы не докопались до моих прежних дел.
      Коржаев истово перекрестился на фотографию Марчелло Мастроянни в углу.
      -- Господи, спаси и помилуй! Что же делать, Виктор Михайлович? Если вы мне не обеспечите товар по оговоренному списку к пятнадцатому июля, вы меня без ножа зарежете!
      -- Почему? -- простовато удивился Балашов. -- Вот бог даст, пройдет ревизия благополучно, к концу лета весь товарец в полном объеме я вам и представлю.
      -- Да к какому, к черту, концу лета! Вы что, спятили? Мне нужен товар к пятнадцатому июля, а иначе выкиньте его хоть на помойку!
      -- Прямо уж на помойку, -- продолжал удивляться Балашов., -- Наши детальки круглый год нужны для мастеров-леваков.
      -- Да какие там леваки, что вы мне ерунду городите!..
      Балашов даже привстал на стуле. Но Коржаев уже спохватился и с прежним возмущением продолжал:
      -- Я с солидными людьми дело имею и не могу их дурачить, как мальчишек. Если было обещано к пятнадцатому, значит должно быть к пятнадцатому. Я им ваши ревизорские ведомости вместо деталей не могу предложить! Я их даже предупредить не смогу!
      Сейчас они были похожи на двух боксеров, сильных, но боящихся друг друга. Здесь можно выиграть одним ударом. Но удар этот должен быть нокаутом. Они легонько молотили друг друга, уклонялись, делали выпады, отходили, и каждый наливал руку злобой, чтобы ударить наповал.
      Балашов построил уже свою схему атаки: если старик категорически откажется от поставки в конце лета, значит, у него других каналов связи с Гастролером нет. Тогда вариант с его убийством надо придержать. Хотя Крот -это Крот, но все равно уж очень опасно. Шум большой может быть. Попробуем подработать что-нибудь попроще. А если согласится, значит он может связаться с закордонным купцом еще каким-то способом. Тогда старику надо будет умереть.
      Коржаев не был подготовлен к этому бою и на ходу готовил контратаку. "Максу я передал приблизительно одну четверть всего товара. Он уже вложил приличные деньги в это дело, не считая поездок сюда, и вряд ли так легко откажется от всего. Но заработок мой он порежет наверняка. Только знать бы заранее: на сколько? Так, чтобы с этого проклятого осла снять сумму вдвое. Процентов двадцать снимет Макс, а? Дождусь его здесь в июле и перенесу окончательную встречу на сентябрь. Пожалуй, если хорошо поторгуюсь, еще заработаю на этом..."
      -- Что же, так вы мне ничего и не передадите сейчас? -- сварливо спросил Коржаев. Балашов думал одно мгновение.
      -- Вот только эти десять тысяч аксов. Я их снял еще до ревизии, -сказал он, протягивая Коржаеву пузырек из-под валокордина, наполненный крошечными металлическими детальками.