"Может, еще обойдется!" - не очень-то уверенно уповал он на счастливый случай. Сейчас он ее спрячет в кабинете, а потом тихо выведет через черный ход. Бесплодная болезненная эрекция заставила его мучительно застонать.
      - Ты же сказал, что вы не ревнуете друг друга, - обиженно скорчила капризную гримасу Патриция, нехотя повинуясь его настоятельному подталкиванию к дверям дома..
      - Она ревнует. Она из меня капаму сделает, если увидит тебя здесь. Скорее!
      Они скрылись в доме.
      Вовремя, так как он услышал вдалеке пронзительный голос ревнивой жены:
      - Тимус! - Она бежала по аллее, держа руку на вздымающейся от волнения груди. - Тимус!
      Он подтолкнул Патрицию к лестнице, ведущей на второй этаж, в его кабинет:
      - Подожди меня в кабинете. Я потом все объясню. Только не выходи оттуда, христом господом заклинаю! - Взмолился он и сунул ей смятую в спешке одежду и тяжелую сумку.
      Кроссовки Патриции с грохотом упали на пол, он в сердцах чертыхнулся, но понадеялся, что она сама справится и поспешно выскочил из дома. Он наивно полагал, что девушка вряд ли захочет попадаться на глаза женщине, с супругом которой столь беззастенчиво флиртовала.
      На круглом столе красовались два бокала с коктейлями безжалостно выдавая его. Он схватил со стола один из двух стаканов и торопливо спрятал под кресло вопиющую улику.
      Из-за поворота аллеи показалась запыхавшаяся супруга. Он выпрямился, сделал радушное лицо любящего супруга и воздел к ней навстречу руки.
      - Тимус! - вновь воскликнула она и остановилась, переводя дыхание.
      - Дорогая, - сделал он удивленное лицо. - Почему ты не улетела?
      - Отложили рейс на четыре часа - Мадрид не принимает, - объяснила супруга и тут же перешла в лобовую атаку: - Что за девица встречалась с тобой в аэропорту? Где она?! - от злости женщина сжала кулаки и походила на разъяренную фурию.
      - Какая девица встречалась со мной в аэропорту? - сыграл оскорбленную невинность супруг. - О чем ты говоришь, дорогая?
      - Ах о чем? - возмутилась его жена. - О той вертихвостке, что села в нашу машину. И не отнекивайся - я видела собственными глазами! Где она?
      - Ах ты, о той девушке! - очень правдоподобно хлопнул он себя по лбу. - Ну, подвез...
      - Где она?!
      - Да откуда я знаю! Вылезла на площади Омониа, - без зазрения совести солгал он.
      Солгал убедительно. Либо ей очень хотелось поверить в правдивость его слов. Но холодная рука ревности стала отпускать закравшееся сомнение в его супружеской верности.
      - Ты ее просто подвозил, Тимус? - примирительно сказала она, подходя к мужу и взяв его за руку.
      - Конечно, - ответил он, внешне оставаясь спокойным, но сердце его стучало по ребрам, как попавший в смертельную западню дикий зверь. Чтобы скрыть это от супруги он сам перешел в наступление: - А ты засомневалась во мне, дорогая? Да разве я подавал когда-либо повод для этого?
      Она почувствовала себя виноватой и смутилась. Мчалась на такси через весь город, представляла картины одна срамнее другой, а он благопристойно вернулся домой, один и, наверное, беспокоился, как она себя чувствует в воздухе. А эта девица - всего лишь случайная попутчица.
      Она хотела сказать мужу что-нибудь приятное, чтобы загладить свое оскорбительное, беспочвенное обвинение, но в этот момент из дверей дома вышла Патриция.
      В одних плавках и черных очках.
      В руке Патриция держала свою огромную сумку, меж ручек которой были аккуратно сложены джинсы, футболка и куртка, другой рукой закинула за спину кроссовки, держа их за шнурки. Ее обнаженные груди рассказали обманутой женщине всю глубину нравственного падения ее мужа яснее любых слов.
      Супруга вырвала руку из ладони мужа и отпрянула. Лишь невнятное мычание сорвалось с ярко и безвкусно накрашенных губ - дар речи покинул ее. Ему тоже было нечего сказать - более дурацкого положения он даже представить себе не мог. Ему оставалось одно - достойно пропадать. Мурашки ужаса заставили спину выгнуться, на лбу выступил холодный пот.
      Проходя мимо изумленной супружеской пары, Патриция мило улыбнулась неудачливому ловеласу:
      - Пока, плэйбой!
      Они оба онемело смотрели на ее обнаженную спину и едва прикрытые узкими плавками такие соблазнительные ягодицы. Мужчина непроизвольно облизнул губы - даже в преддверии семейного скандала он не мог не оценить их по достоинству. А ведь обладание ими было так близко! Чертова погода в Мадриде, чертов аэрофлот, чертова девица - знала и молчала! Ну попадись она ему еще раз - завалит на спину без всяких предварительных разговоров!
      Патриция не оглядываясь скрылась за поворотом аллеи, не спеша вышла к открытым воротам на улице и остановилась, чтобы одеться. Из глубины аллеи донесся оглушительный взрыв гневных тирад обманутой жены. Девушка довольно улыбнулась.
      Патриция стала натягивать джинсы и вдруг в дальнем конце улицы показалась машина с привычной надписью сверху.
      "Очень кстати", - подумала Патриция и застегнула пуговку джин, чтоб не сваливались.
      - Такси! - закричала она и подняла руку. Тугая грудь ее вздернулась к безоблачному небу.
      Водитель высунулся в открытое окно кабины окно и, увидев коричневые овалы ее сосков, забыл обо всем остальном. То есть, что он сидит за рулем, а дорога делает поворот.
      Как результат - врезался в высокий каменный забор. Хорошо, что хоть скорость невелика была.
      Патриция поняла, что на этом такси она уже никуда не уедет и надела футболку.
      Таксист выскочил из кабины и первым делом посмотрел в каком состоянии мотор. Капот автомобиля был перекорежен, вокруг валялись осколки вдребезги вышибленных фар. Из-под смятого железа поднялась вверх невесомая струйка пара.
      Водитель непристойно выругался, не обращая теперь никакого внимания на соблазнительную невольную виновницу аварии и расстроенно махнул рукой. Кроме себя самого осуждать некого, вот что обидно!
      Наконец он сердито повернулся к незнакомке, чтобы высказать ей все-таки свое праведное негодование по поводу ее непристойного поведения. Но она уже оделась и таксист увидел лишь затянутый в джинсы плотный зад удаляющейся по улице девушки.
      - Шлюха проклятая! - бросил он ей вслед несправедливое оскорбление, облегчив таким образом душу, хоть немного.
      Но Патриция его не услышала.
      * * *
      Патриции пришлось долго блуждать по тихим уютным улочкам, утопающим в зелени. Район был тихим, респектабельным, почти пригородным. В конце концов она вышла на оживленное шоссе, встала у обочины и подняла руку.
      Почти сразу же затормозил небольшой грузовичок с открытым кузовом. Патриция заметила, что оттуда торчит большой старинный комод и торшер кого-то перевозили в другой город. Толстый добродушный на вид шофер приветливо открыл дверцу кабины.
      - Здравствуй, - весело сказала Патриция. - Подбросишь?
      - А куда надо? - улыбнулся толстяк. - Я еду в Коринф.
      - Прекрасно, - ответила Патриция. - Значит, едем в Коринф.
      Глаза шофера масляно блеснули. Патриция подумала, что приключений ей на сегодня, пожалуй, хватит. Ей необходимо подумать в одиночестве.
      Она забралась было в кабину и поморщилась:
      - Как бензином-то пахнет... Можно я в кузове проедусь?
      Улыбка сползла с лица шофера, надежда скоротать путь с приятной собеседницей умерла, едва родившись. Но отказать прекрасной даме он не посмел.
      Патриция удобно расположилась на зачехленном грубой холстиной диване.
      Ветерок освежающе обдувал ее, она с удовольствием любовалась проносившимися мимо древними развалинами. Потом шоссе обступили с обоих сторон заросли маквиса и шибляка.
      Солнце клонилось к горизонту, когда они подъезжали к Элефсису. Патриция заметила внушительные развалины древнего храма и постучала по кабине. Машина послушно остановилась.
      Девушка искренне поблагодарила толстяка за доставленное удовольствие.
      - На здоровье, - пожал плечами тот.
      Набродившись вдоволь средь колоссальных колонн, вызывающих восхищение и гордость за свою страну, она села на останки когда-то великолепного портала и закурила. Совсем стемнело.
      Она отшвырнула окурок, достала магнитофон и начала диктовать:
      - Итак, я решила. Не знаю: правильно или нет, но я решила. Я хочу узнать жизнь сама. И для этого мне не нужно ехать в Мюнхен. В аэропорту я отдала свой билет влюбленной парочке. И вот я здесь, по прежнему в Греции и по-прежнему люблю эту страну. Сегодня у меня был довольно скучный день с одним пожилым мужиком средних лет. Чем они старее, тем гнуснее. Как бы то ни было первую ночь я хочу провести одна. Здесь будут только я и Аполлон.
      Затем она расстелила свою курточку, свернулась на камнях развалин и почти сразу заснула.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
      Сон Тома был словно продолжением фантастической ночи, которую ему подарила фантастическая девушка. Она улыбалась ему и когда он открыл глаза, ее загадочная улыбка стояла перед взором.
      Он окинул взглядом каюту - койка напротив была пуста, под потолком бесцельно горела лампочка, заглушаемая ярким солнечными светом, прорывающимся сквозь распахнутую дверь.
      Том резко сел. Провел ладонями по лицу, приводя мысли в порядок. Встал, натянул брюки и вышел на палубу. Он был убежден: Патриция покинула яхту, уйдя из его жизни так же неожиданно, как и ворвалась в нее.
      Том не был уверен, что все это происходит с ним наяву.
      Она лежала на крыше палубной надстройки. Спала, подстелив под себя широкое одеяло с его постели и им же накрывшись.
      Том облегченно вздохнул, с лица его сбежала серая тень.
      Она спала на левом боку, положив сложенные ладошки под щеку. Одеяло почти совсем сползло с нее. Том невольно залюбовался ее спортивным, тренированным телом. Левая нога девушки была согнута, а правая выпрямлена, и Тому открылся вид желанной ложбинки, окаймленной черными жесткими волосами, такой незащищенной и открытой сейчас. Во сне Патриция чему-то сладко улыбалась.
      Тому неудержимо захотелось провести пальцами по ее плечу, коснуться губами щеки, сказать ей что-либо очень хорошее. Но он побоялся потревожить ее безмятежный сон.
      Рядом со спящей Патрицией валялась полупустая пачка сигарет. Он осторожно взял сигареты и, стремясь не допускать неловких движений, чтобы не разбудить ее случайным звуком, сошел на берег. Он не представлял, как сложатся их отношения дальше, но твердо знал, что сегодняшнее утро одно из лучших в его жизни.
      Стараясь не наступать босыми пятками на острые мелкие камешки, он подошел к к месту вчерашнего пикника и сел на гладкий серый валун.
      Кто она? Откуда принес ее к нему на яхту сумасшедший ветер судьбы и не унесет ли так же внезапно, словно осенний листок в неведомую даль, вновь оставив его в безмятежно-тоскливом одиночестве?
      Том был очень осторожен в отношениях с женщинами, обжегшись болезненно и страшно один раз. Но с Патрицией ему несомненно хорошо, хотя ее поведение явно отличается от привычных ему стандартов. Может, поэтому и хорошо?
      Он вздохнул и пошел к воде мыть бокалы и тарелки. Зеленоватая вода проверенный и понимающий собеседник - дружелюбно-отечески отразила его мечтательное выражение лица.
      Он привычно и основательно мыл посуду, но сейчас он не торопился еще и потому, что с наслаждением вспоминал вчерашний день, который давал ему надежды на столь же замечательное продолжение. "Любовь, как и секс, многогранна и удивительна, - говорила ему когда-то его первая женщина, - но лишь когда любовь и секс приходят одновременно, лишь тогда рождается удивительный симбиоз, вообразить который не любив - невозможно."
      Патриция была достойна самой большой любви - он это понимал и готов был дать ей все, что мог. Но один вопрос мучил его: а захочет ли она принять от него большую любовь, нужно ли ей это? Умом женщину не понять.
      Он вздохнул и попытался определить направление ветра. Ветра почти не было - лишь какое-то подобие дуновения, и то северо-западного направления. А ему хотелось на юг, к бескрайним просторам Средиземного моря - заплыть далеко-далеко, на его остров, и быть только с ней. Наедине. Больше ему сейчас никто не нужен.
      Неуместная мысль: "хватит ли провианта?" на секунду озаботила его. Еды-то должно хватить, но он запоздало подосадовал сам на себя, что вчера пожадничал и не купил лишнюю бутылку вина и больше фруктов. Ведь уговаривала же его старая хозяйка лавки, которая хорошо к нему относятся. Но кто ж мог предполагать, что он окажется не один? К тому же Том собирался завтра возвращаться в Пирей...
      Он решительно собрал тарелки и направился к яхте. До его острова полдня добираться на моторном ходу - а он обязательно хотел сделать ей что-то приятное. Это представлялось ему наилучшим вариантом.
      Стараясь не потревожить Патрицию, он управлялся с парусом, кладя яхту на требуемый курс. И постоянно глаза его искали спящую, такую сейчас беззащитную и желанную, фигурку девушки.
      Наконец он завел двигатель и встал за штурвал.
      Патриция открыла глаза, приподнялась на локте и сразу увидела сосредоточенного Тома за рулем.
      - Доброе утро, - улыбнулась Патриция.
      От этой ее улыбки ему захотелось петь. В душе словно расцвел изумительный цветок, подобный легендарному бутону Эфипикуса, распускающемуся один раз в тысячу лет.
      - Доброе утро, Патриция. - Он постарался вложить в ответную улыбку все переполняющие его чувства.
      Она привычно хотела сказать какую-нибудь тонкую, издевательскую фразу, но передумала, удивляясь, почему ей так хорошо с этим красивым, но в общем-то заурядным мускулистым парнем. Ну и что, что она впервые в жизни почувствовала безумное удовольствие от близости с мужчиной - оргазм, так вроде, по-научному? Мало ли с кем может наступить физиологическая близость... Ну не испытывала она оргазма с другими мужчинами - зато испытывали они...
      И она поняла, что вряд ли Том заурядный. И тончайше чувство страха прозвенело в груди - а вдруг он сейчас что-нибудь скажет и все рухнет? И он окажется таким же как все остальные самцы?
      Тем не менее спросила, провоцируя:
      - А почему ты не разбудил меня, Том? Или тебе не понравилось вчера? Ты больше не хочешь?
      - Разве можно не хотеть тебя? - мягко улыбнулся он и поменял курс на несколько румбов, следуя фарватеру. Слева возвышалась громада Саламина. - Я поцеловал тебя нежно-нежно, когда ты спала.
      - Не ври, - Патриция подтянула под себя стройные загорелые ноги. - Я бы обязательно почувствовала.
      - Я хотел, - виновато признался Том. - Очень хотел поцеловать, но ты так сладко спала. Я-то считаю, что поцеловал...
      Их взгляды встретились и они оба радостно рассмеялись.
      Она, не стесняясь наготы, но и не кичась этим, естественно спрыгнула на палубу и спустилась в каюту.
      - А ты кофе пьешь по утрам? - донесся оттуда ее веселый голос. - Или живешь, как древний пират, без прихотей?
      - В шкафчике, сразу у двери, справа, - подсказал он. - Кофеварка на верхней полке, розетка над кроватью.
      - Здесь только твои рубашки, - разочарованно произнесла она,. - Ах да, ты сказал справа...
      - Молоко в корзинке, большая бутылка, - добавил Том.
      Через десять минут она вышла на палубу, осторожно держа в руках по чашке с дымящимся кофе. Подошла к нему, протянула. Том закрепил штурвал и взял чашку. Он заметил, что она все-таки надела красные трусики, чтобы не дразнить его напрасно тем, что до поры до времени должно быть скрыто.
      Он отхлебнул, приготовленный ею горячий напиток.
      - Ты ж говорила, что ты не умеешь готовить? - изумленно выдохнул он. Я такого кофе еще никогда не пил.
      - Это тебя так кажется, - сказала она и они снова счастливо рассмеялись.
      Хотелось смеяться просто так, без повода. Исключительно потому, что жизнь прекрасна, что небо голубое, что яхты плывет к далеким сказочным берегам и они вдвоем на этой яхте.
      - А что ты делаешь, когда плывешь один? - спросила Патриция, когда они допили кофе и он вновь встал у руля, попеременно поглядывая то на своего матроса, то на ровную гладь залива.
      - Что делаю?.. - Том задумался. - Плыву. Любуюсь замечательной природой. Я вокруг всей Южной Европы плавал... Но Греция мне больше всего нравится. Тут спокойно, красиво, все пронизано историей, лирикой и романтикой... Плывешь мимо какого-нибудь острова, и представляешь, как на берегу стоит гордый царь, всматривающийся вдаль, и ждущий нападения беспощадных, кровожадных врагов. Или гордая парка совершает на мрачных скалах таинство жертвоприношения. Оживают мифы, и слышишь голоса сирен...
      Том посмотрел на девушку. Патриция слушала внимательно, не отрывая от него черных проницательных глаз, словно желала понять его и проникнуться его чувствами. И он признался в том, в чем не признавался даже лучшему другу:
      - Когда я стою за рулем яхты, то мечтаю написать большой роман.
      - О чем? - спросила она, видя, что он замолчал, уставившись в невообразимую заоблачную даль.
      - Не знаю еще... Об этой удивительной стране, о людях, ее населяющих. Чтобы были головоломные приключения, хитросплетенные заговоры и чистая, всепоглощающая любовь. Об этих строгих берегах, мрачных руинах и шумных городах. О сияющем, совершенно особенном солнце и жизнеутверждающей природе. Об отважных героях и любящих их трепетных красавицах...
      - Напиши обо мне, - сказала Патриция, улыбнувшись.
      Он улыбнулся в ответ.
      - Так я тебя совсем не знаю, - сказал он.
      - Ну и что? - удивилась она и встала. - Я сама себя не знаю!
      * * *
      Остров возвышался одиноко и горделиво посреди бесконечной глади моря, поражая воображение. Столь же гордый, сколь и бесполезный - расположенный вблизи больших земель, он не мог служить прибежищем утомленного мореплавателя, а ищущего уединения отшельника он не смог бы прокормить. Огромная базальтовая скала, устремленная ввысь и окруженная золотым поясом девственного песчаного пляжа. Остров был невелик - не более километра в диаметре. На самый вершине скалы одиноко росла смоковница, плоды которой Патриция так любила.
      - Какая прелесть, - восхищенно воскликнула Патриция, когда яхта подплывала к острову. - Как он называется?
      - Никак, - ответил Том. - Кроме меня этот остров никому не нужен, и его даже не удосужились как-то поименовать. Хочешь, я назову его твоим именем?
      - Хочу, - просто ответила она и произнесла возвышенно: - Остров Патриции - звучит не хуже, чем остров святой Елены!
      Том рассмеялся:
      - У тебя поэтическая натура, - заметил он.
      - Еще бы! - подтвердила она и продекламировала:
      Я негу люблю,
      Юность люблю.
      Радость люблю
      И солнце.
      Жребий мой - быть
      В солнечный свет
      И в красоту
      Влюбленной.
      Том поаплодировал ей и стал спускать якорь. Патриция засмеялась и столкнула его в воду с низкого борта яхты - мириады мельчайших брызг окатили ее. Она стянула поспешно трусики, бросила их небрежно на палубу и, радостно смеясь, прыгнула следом.
      Том доплыл до прибрежной отмели, где вода доходила ему до пояса, и встал на ноги, красуясь на фоне песчаного пляжа, словно выходящий из своих владений Посейдон.
      Она подплыла к нему, любуясь его статной фигурой, он протянул ей навстречу руки.
      Патриция ловко увернулась от его рук, оказалась за его спиной, и весело смеясь стала стягивать с него брюки. Он пытался схватить ее, но Патриция рывком потянула брюки вниз, он повалился спиной в воду, смешно взмахнув руками.
      Она-таки стащила джинсы и, размахивая ими, будто знаменем, оставляя сзади себя прозрачную стену брызг, устремилась к берегу. Он встал наконец на ноги и двинулся за ней.
      Патриция выскочила на горячий песок и побежала вдоль берега. Нагая, бегущая, с прилипшими к голове мокрыми блестящими волосами, она напоминала ему необузданную дикарку, заставляя учащенно биться сердце и напрягаться мускулы. Том на секунду замер, восторженно любуясь ею, затем выбрался на берег и побежал за ней, понимая прекрасно: весь смысл игры заключается в том, чтобы он ее догнал. И желательно как можно скорее.
      Услышав за спиной быстрый топот его ног, она сделала несколько шагов в воду и повернулась к нему навстречу. Он бросился в ее объятия и они, смеясь упали в воду. Он подхватил ее руками и одним движением поднял над водой, словно она ровным счетом ничего не весила. Патриция обхватила его руками за шею, взгляды их встретились. Губы потянулись навстречу друг и они поцеловались - так горячо и страстно, словно были в разлуке целую вечность.
      Мокрые волосы ее, сейчас казавшиеся совершенно черными, блестели, в контрасте с ними черты ее лица казались еще более красивыми. Том наклонил голову и нежно поцеловал ее запястье. "Такая простая вещь, а никому из мужиков это в голову не приходило!" - с восхищением подумала в этот момент Патриция.
      Держа ее на руках он вышел на берег и поставил ее на песок. И стал медленно садиться, ведя рукой по ее телу - от тонкой шеи, по нежной груди, покрытой такими возбуждающими мурашками от воды, по животу, размазывая текущие струйки, на мгновение замер на черных волосиках, в которых блестели жемчужины капелек, по стройному колену...
      Она села рядом с ним, навалилась грудью на его грудь, он повалился на спину, заложив в блаженстве правую руку под голову, а левой обхватив ее за плечи. Они поцеловались. Патриция посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
      - Ты знаешь, - сказала она искренне, - мне кажется, что я влюбилась.
      - Ты хочешь сказать, что еще не уверена? - удивился Том, и подумал, что насчет себя он уверен абсолютно.
      - А с чего мне быть уверенной? - сказала Патриция и потянулась к нему губами.
      Они снова слились в долгом поцелуе, кроме которого все остальное в мире для них перестало существовать.
      Устав, Патриция положила голову ему на грудь и стала с удовольствием ласкать его сильное, мускулистое тело. Никогда прежде ей не доставляло удовольствия любоваться мужским телом и гладить его, но сейчас она испытывала странно-приятное, возбуждающее чувство.
      Патриция дошла рукой до мужской гордости его и ей безумно захотелось поцеловать, поласкать языком так же, как он вчера ласкал ее возбужденную, трепещущую ложбинку. Она дотронулась несмело до лежащего в покое чувствительного органа и ощутила, как он под воздействием прикосновения наливается могучей силой. Ей еще больше захотелось коснуться губами.
      Патриция подивилась своему желанию, но решила, что раз ей захотелось, то почему она не должна этого делать? Она вела другой рукой по его ноге, покрытой чернеющими волосками, не отрывая взгляда от заинтересовавшего ее места и теребя там пальцами. Стрельнула глазами на его лицо. Он лежал, безвольно вытянув руки и закусив губу. Он был полностью в ее власти. И ею охватило страстное желание отдать ему всю себя, всю без остатка. Она склонилась над пульсирующим в руке, напружиненным зверьком и обхватила губами.
      Он застонал и весь напрягся, тело его от наслаждения стало наощупь словно выточенное из дерева.
      Патриция подняла голову и улыбнулась ему, хотя глаза его были закрыты. Она снова поцеловала возбуждающую плоть, стала быстро ласкать языком, чувствуя как Том судорожно загребает пальцами песок, чувствуя сама необычайное, щекочущее удовольствие. Она вспомнила, что совсем недавно ее просили сделать то же самое, и сама мысль об этом вызывала у нее отвращение.
      Тому было настолько хорошо, что он не мог выдержать долго. Он рукой схватил ее за плечо и потянул к своему лицу. Она покорилась, он впился губами в ее уста, повалил на спину, перекатился на нее. Она дрожала от возбуждения и нетерпения, хотя он еще даже не ласкал ее.
      Том не стал испытывать судьбу и вошел в нее. Она обхватила руками его ягодицы и прижала с силой к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже, чтобы познал ее всю.
      И он не обманул ее ожиданий, она вновь ощутила ошеломляющее счастье от близости с мужчиной. С Томом. С ее Томом.
      Он сполз с нее, оставив лишь ласковую руку на холмиках ее груди, и улегся животом на песок. Она села, переполненная наслаждением, и провела пальцем по его спине. Вся спина была покрыта прилипшими песчинками и он казался заросшим бурой шерстью зверем.
      Патриция случайно заметила метрах в пяти от них небольшую черепаху с янтарным панцирем. Черепаха замерла неподвижно и смотрела на влюбленных внимательным взглядом.
      - Завидуешь? - спросила черепаху Патриция. - Правильно. Завидуй. Я самая счастливая!
      Черепаха развернулась и засеменила по песку. Патриция никогда не полагала раньше, что черепахи могут так быстро бегать.
      Том поднял голову.
      - Ты с кем разговариваешь, любовь моя? - спросил он нежно.
      - С черепашкой, - серьезно ответила девушка, запустив пальцы в его мягкие, густые волосы. - Она позавидовала нам, обиделась и убежала.
      Том рассмеялся, сел и прижал Патрицию к груди. Впереди еще был долгий прекрасный день, предназначенный для них двоих.
      * * *
      Вечером, когда Том ловил рыбу на ужин, Патриция, удобно устроившись на корме яхты, продиктовала в свой магнитофон:
      - Иногда так бывает, наверное: на греческом острове, я познакомилась с необыкновеннейшим человеком. Его зовут Том, он красивый, ласковый... Мне с ним очень хорошо. Удивительно хорошо. И до сих пор не понимаю: то ли это так, потому что я влюбилась, то ли от того, что с ним так хорошо в постели. Но в конце концов какая разница? Если я влюблена - прекрасно, если нет - ну и что? Главное, что сейчас я счастлива. Каждый день для меня как будто новое открытие - что-то такое, чего я раньше никогда не знала. В любом случае, я не хочу с ним расставаться.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РЕТРОСПЕКЦИЯ ВТОРАЯ.
      Какое-то время Патриция с удовольствием вышагивала вдоль дороги, наслаждаясь прекрасным утром и пением птиц. Было еще рано и шоссе не заполоняли ряды машин. С обеих сторон дорогу окружали высоченные оливковые деревья с раскидистыми серо-зелеными кронами, меж деревьев буйно расцветали насаждения культурного виноградника. Однако через час ей надоело идти по шоссе с нелегкой сумкой на плече и она решила проголосовать.
      Минут пять шоссе оставалось безлюдным, наконец показался небольшой синий Фиат с открытым верхом. Патриция активно замахала рукой. Машина сначала пролетела мимо, но все же остановилась у обочины метров через тридцать. Патриция побежала к автомобилю, он задним ходом стал приближаться к девушке.
      Двое молодых мужчин, лет по тридцать, обернувшись смотрели на Патрицию.
      Заметив их повышенное внимание, которое вряд ли было абстрактным и академическим, Патриция непроизвольно замедлила шаг, улыбка исчезла с ее лица. Но отступать было некуда. К тому же не в ее правилах отказываться от приключений - ради этого она и отправилась бродяжничать по стране.
      - Хэлло. Доброе утро, - сказал темноволосый парень по-английски и вылез из автомобиля, чтобы помочь ей сесть.
      Фиат был старый, из самых дешевых моделей, явно взятый в прокате. Совершенно очевидно было, что молодые люди туристы. Патриция решила точно проверить это и выдала затейливую тираду на греческом, смысл которой заключался в том, что молодые люди полные бараны по ее мнению. Но тон ее был дружелюбный и вежливый.
      Она оказалась права - оба не понимали языка страны в которой находились.
      - А мне все равно, что греческий, что китайский, - весело ответил темноволосый, курчавый мужчина, окидывая незнакомку оценивающим взглядом. Но подвезти можем.
      Он взял из ее рук тяжелую сумку и передал шоферу, тот положил ее куда-то позади своего сиденья.
      Особого доверия мужчины не вызывали: худосочный, подвижный шатен в черной футболке с яркой надписью "Hevi metall" во всю грудь и дешевым аляповатым амулетом на шее, живо напомнил ей бездарных завсегдатаев дешевых баров, считающих себя подарком для любой женщины. Такие всегда очень много говорят, но когда доходит до дела, то лишь потеют и злятся.
      Его товарищ казался полной противоположностью - коренастый блондин, волосы густые и нечесанные. Тяжелое лицо, покрытое угрями, говорило о его замедленной реакции и о флегматичном характере. Не совсем свежая светлая рубашка была расстегнута аж до пупа, открывая покрытую вьющимися рыжеватыми волосами грудь. На шее его тоже висел безвкусный медальон.
      Патриции очень не понравился взгляд светловолосого, но он тут же отвернулся и посмотрел на дорогу.
      Зато шатен стал строить из себя саму любезность. Он приподнял спинку кресла, чтобы девушка могла усесться на заднее сиденье и участливо осведомился:
      - А куда, позвольте узнать, вы держите путь?
      - Я говорю на греческом, - непонимающе ответила Патриция, твердо решив скрыть знание языка, изобразить из себя робкую селянку. И повторила: Эленика.
      Машина тронулась с места.
      - Слушай, а ты по-гречески не говоришь, Макс, случайно? - спросил юркий шатен у своего товарища за рулем. Ему не давала покоя красивая девушка в их машине.
      Они переглянулись и шатен обернулся к девушке:
      - По-английски говоришь?
      - А? - Она сделала вид, что не понимает.
      - Ду ю спик инглиш? - медленно выговорил шатен. - Парле ву франсе?
      - Эленика, - вновь сказала Патриция, делая выразительный жест пальцами от своей груди.
      - Эленика? Что такое эленика? Она что других слов не знает? - удивился шатен.
      - Это ее зовут так, - пояснил его светловолосый товарищ, сидящий за рулем.
      - Значит, говоришь только по-гречески, - сказал шатен девушке. - Ты Эленика. А я - Горяченький. Горяченький - это значит, всегда стояченький, пошутил он и рассмеялся собственному остроумию, которое она, по его мнению, оценить не могла из-за незнания языка.
      - Горяченький? - переспросила Патриция, подыгрывая шутнику.
      - Да. - Шатен довольно откинулся на сиденье автомобиля и сказал своему товарищу: - Я горяченький. И, по-моему, она тоже. - Он игриво высунул язык и поболтал им по губам, обозначая этим жестом любовную забаву. - Девушка хочет секса.
      - Ты так думаешь? - неуверенно спросил светловолосый.
      - Еще как! - Шатен повернулся к пассажирке. - Слушай, хочешь потрахаться со мной и Максом? - Он мог говорить что угодно, поскольку считал, что глупая смазливая гречанка не понимает английского языка.
      - Горяченький? - притворялась дурочкой Патриция. Она не верила, что они в чужой стране пойдут на применение грубой физической силы. Но в конце концов ее не пугала даже и перспектива быть изнасилованной, ей хотелось все узнать не по учебникам.