5. Учительница

Четвертый урок оказался самым трудным. В этот день с самого утра закапризничали близнецы, отказываясь идти в частный детский сад. А Далила уже уехала. Кеша, конечно, тут же предложил прогулять школу, но Ева молча накормила его и вытолкала с рюкзаком за дверь. Она застыла перед шкафом с одеждой, вдруг обнаружив, что не знает, что надеть. Строгих платьев у нее сроду не было. Набор удлиненных свободных пиджаков, чтобы незаметно было оружие на поясе, предполагал снизу либо короткую юбку — в любой момент быстрый бросок ногой, — либо джинсы-резинки. И по поводу короткой юбки, и по поводу обтягивающих брюк она уже имела намеки, правда, ненавязчивые, а так, в виде дружеского совета от «коллеги» в школе.

— Там заставляют спать днем, — подошел к ней Сережа.

— А ты не спи, ты лежи и думай, — присела к нему Ева.

— Я не могу думать, когда много народу.

— Да вас всего там пятеро детей!

— И трое взрослых, — не сдавался Сережа. — Один взрослый плохо пахнет.

— Ну перестань. — Ева посмотрела на часы и сдернула с вешалки джинсы и длинный свитер. — Кто там может плохо пахнуть? У вас там нянечка, повар и воспитательница. Очень приличные молодые женщины.

— Плохо пахнет нянечка, — упорствовал мальчик, наблюдая, как Ева одевается.

— Хорошо. Давай договоримся так. Когда я вас сейчас приведу, я понюхаю нянечку, и если она плохо пахнет… — Ева задумалась.

— Что ты сделаешь?

— Я поговорю с ней. Обещаю.

— Ладно. Ты поговори, но забери нас перед сном.

— А если она ничем не пахнет?

— Тогда я попробую думать в тихий час, — вздохнул Сережа.

На улице оказался сильный ветер, Ева возвращалась в квартиру за шапками для близнецов, потом они ловили такси, потому что стоянка у школы вся занята и машину пришлось бы оставлять за квартал. И Ева совсем забыла, что нужно понюхать нянечку. Но Сереже даже не пришлось напоминать, потому что, когда молодая темноволосая женщина вышла к детям, Ева судорожно полезла в карман за платком, не успела и чихнула изо всей силы без платка.

— Извините. — Она закрыла нос, сдерживаясь, но опять чихнула. — Какие это духи?

— «Клима», — удивилась нянечка.

— Вы разбили флакон? — Ева терла нос, чтобы снова не чихнуть.

— Почему? — опять не поняла нянечка.

— Очень много вылилось.

— Вам не нравится запах? Или аллергия на духи?

— Мне-то что, я сейчас уйду, а вот молодой человек протестует. — Ева кивнула на Сережу, закрывающего нос рукой.

— Ничего, — заявил он, — я потерплю до обеда. Но спать тут не буду. Ты обещала.

— А мне нравится, — подошла Ива. — Немного пахнет мочой, немного цветами, немного лекарством. Мне не нравится, как пахнет пшикалка в туалете.

Мальчики вчера ею брызгали на кровати.

— Освежитель воздуха. А пшикали потому, что нянечка пахнет! — объяснил Сережа. Ева посмотрела на часы.

— Наш уговор в силе, — сказала она Сереже. — Я заберу вас с тихого часа, но все это время ты должен вести себя прилично. Обещаешь?

— А как это? — задумался Сережа. Ева присела, обняла его и прошептала:

— Прекрати нюхать нянечку.

На своем первом уроке — уроке знакомства — Ева попросила разрешения называть учеников по имени и на «ты». Возбужденный недавними невероятными событиями класс тут же, скорее в насмешку, пробуя свою власть, чем из чувства собственного достоинства, заявил, что тоже будет с нею по имени и на «ты». Ева осмотрела юные заинтересованные лица и с грустью отметила оттенок наглости, растерянности и незащищенности на них.

— Я согласна. Только, чтобы уж совсем не шокировать педагогический коллектив школы и не выслушивать нарекания о моем потерянном авторитете, прошу при обращении ко мне называть еще и отчество.

— Потому что вы старше? — последовал вопрос.

— Нет. — Ева быстрым взглядом окинула массивную фигуру проверяющего из РОНО на задней парте. — Потому что я знаю и умею намного больше каждого из вас.

Как только вы докажете свое превосходство, как только мы перейдем от взаимоподчиненных отношений к дружеским, я соглашусь без отчества.

— Поподробнее, пожалуйста, о доказательствах превосходства, — процедила сквозь зубы знойная красавица с первой парты. — Я не поняла, что надо доказывать.

— Конкретно тебе, — задумалась Ева, разглядывая темную полоску над верхней губой девочки, — придется доказать, что ты не только красива, но и умна, выдержанна и хорошо воспитана. — Ева заглянула в классный журнал. — Ты — Лейла?

Девочка брезгливо дернула плечиком.

— Лейла — победительница городской олимпиады по биологии, не думаю, что ей надо что-то еще доказывать, — не поднимая глаз, протараторила девочка рядом с красавицей. — Меня зовут Марина.

— Хорошо, — кивнула Ева, — появился первый вопрос для нашего первого урока выживания. Какого человека вы считаете умным? Чем помогает и чем мешает ум в жизни?

— Конкретно Лейле помогает, а конкретно мне мешает, — поднял руку самый высокий парень с последней парты.

— Отстань от меня, — процедила тихо Лейла.

— Умом она понимает, что красота — еще не все. Ей приходится напрягаться, чтобы стать личностью и не быть приложением к деньгам своего папы.

Я же понимаю своим умом, что, сколько бы она ни тужилась, так и останется только приложением, с высшим образованием или без него.

— Замолчи, Гвоздь, — со второй парты обернулся назад выбритый налысо Дима Кунц. — Говори про себя. — Он развернулся к Еве:

— Я, к примеру, стометровку беру за десять и пять. А вы?

— Я думала, мы говорим про ум. Ну ладно. Стометровку не бегала давно, со студенческих времен. А вот марш-бросок два года назад — пять километров в полной боевой экипировке — я провела показательно. Четырнадцать минут и двадцать одна секунда. И чтобы сэкономить ваше время, могу сразу заявить, что вам меня не перепрыгнуть, не перестрелять, не пересидеть под водой. Это не в плане хвастовства или демонстрации личного превосходства. Я хочу сказать, что все это совершенная ерунда, если не управляется умом.

— Ладно, Ева… Николаевна, — улыбнулся Дима Кунц, — ум, конечно, хорошо. Но пять километров мы сейчас не побежим, под воду не полезем. Чем вы собираетесь нас наглядно поразить? Неужели будем палить по нарисованной на доске мишени?

— Я просто отвечу на любой ваш вопрос.

— Коля Фетисов, — встал мальчик у окна. — Правда, что вы пришли в школу из ФСБ?

— Правда.

— Вы убивали людей? — тихо, почти шепотом, — Марина рядом с Лейлой.

— Да.

В наступившей тишине со среднего ряда поднялся сутулый худой подросток, сгреб в рюкзак несколько книжек с парты и молча пошел к двери.

— Это тоже поступок, — успела произнести Ева, прежде чем он взялся за ручку. — Ты можешь уйти молча, а можешь сказать свое имя, чтобы я в следующий раз не называла его по журналу.

— Меня зовут Игнат. И вы мне отвратительны.

— До свидания, Игнат, — развела Ева руками. После минутной тишины вопросы посыпались со всех сторон.

— У вас есть дети?

— Зачем вы пошли работать в органы?

— Из какого оружия вы предпочитаете стрелять?

— Вас унижают мужчины на работе?

— Как лучше всего покончить с собой?

— У вас есть подруга или только «боевые товарищи»?

— Вы снимались голой в журналах? В этом месте опять наступила тишина.

— Кто спросил про журнал? — Ева не хотела улыбаться, это вышло само собой.

— Я спросил, — откликнулся маленького роста черноглазый мальчик. — Я Скворец. То есть меня зовут Миша Скворец, но просто Скворец меня вполне устраивает, тем более что в классе есть еще один Миша.

— Журнал с собой? — поинтересовалась Ева.

— Что? Нет… Он у меня дома. Я сижу, смотрю на вас, и мне кажется, что уже где-то видел. Принести на следующий урок?

Вопрос задан самым невинным тоном, можно сказать, услужливо, а в глазах — откровенная наглость.

— Можешь принести на следующий урок, можешь сбегать за ним на перемене и пустить по рукам в классе. Мне все равно. Но с одним ты не можешь не согласиться. Я смотрюсь в «Плейбое» намного эффектнее девочек-манекенов с парафиновыми улыбками.

— Согласен, — подумав, кивнул Скворец. С последней парты встал проверяющий из РОНО и, глядя в пол, быстро вышел из класса.

— Ну все, — вздохнул Дима Кунц. — Отвечайте побыстрее на наши вопросы, мне кажется, что это ваш первый и последний урок.

— Кто еще хочет уйти, я пойму. — Ева зашла за учительский стол и поставила на него спортивную сумку. — Вопросы… Если коротко, то получится так. В органы я пошла работать, потому что верила в справедливость закона. По специальности я — юрист. У меня трое детей, и все приемные, не самый счастливый вариант семьи, тем более что я не замужем. Оружие люблю все, оружием я очаровываюсь, как некоторые мужчины великолепными автомобилями. На захватах предпочитаю тяжелое — короткоствольные автоматы или полуавтоматические обрезные винтовки. С собой у меня всегда «Макаров», не знаю почему, привыкла еще со времен работы следователем в отделе внутренних дел. Он устарел, но рука его хорошо помнит. — Ева завела руку за спину, почти незаметным мгновенным движением вынула оружие, достала обойму и стукнула по столу пистолетом. — Но самым совершенным считаю снайперское оружие. И раз уж пришлось к слову, обещаю, что на каждом уроке мы рассмотрим подробно, изучим, разберем и соберем по одному из видов оружия. — Она улыбнулась, оглядев задержавших дыхание детей. — Гранатомет не обещаю, тяжеловат. Сегодня, к примеру, я принесла двуствольный капсюльный пистолет девятнадцатого века, девятимиллиметровый. Настоящее произведение искусства, одна резьба чего стоит. — Ева открыла сумку. — Начнем, так сказать, с исторического прошлого оружия. Почти у каждого моего коллеги из внутренних дел или Службы безопасности есть такой вот экземпляр из прошлого. — Она аккуратно, без стука положила на раскрытый школьный журнал двуствольный пистолет с круто изогнутой рукоятью и курками сверху. — Кстати, что касается мужчин и унижения. Никто никогда не унизит меня безнаказанно, но попытки были.

Здесь важно знать, что именно каждый из вас понимает под унижением. Что там еще из вопросов? Подруга есть. Одна. Мы живем вместе, вместе растим наших детей. На работе предпочитаю не иметь подруг. Покончить с собой лучше всего бесшумно, безболезненно и никого заранее не предупреждая. Если же надо поиграть в самоубийцу и испугать, я расскажу как на специально подготовленном для этого уроке. Ну что, остался журнал? Сегодня, я так полагаю, — Ева посмотрела на прячущего глаза Скворца, — вы рассмотрите мои фотографии в «Плейбое». Смотрите внимательно. И постарайтесь уяснить. Самое ценное, что есть у вас сейчас и останется, если вы сбережете, в будущем, это ваше тело и ваш ум. Разденьтесь дома перед зеркалом догола, оцените свое тело и постарайтесь его полюбить настолько, чтобы беречь и лелеять. Что касается ума, его беречь не надо, его надо закалять и испытывать при любой возможности. По крайней мере, эти фотографии наглядно покажут вам, как я ценю свое тело. По-моему, я ответила на все ваши сегодняшние вопросы. Кому интересно оружие не как средство уничтожения, а как произведение искусства, подходите, смотрите пистолеты. Я сейчас напишу на доске несколько авторов книг по истории оружия для тех, кому оружие интересно именно как средство уничтожения или охоты. А вам предлагаю первую тему нашего домашнего задания. — Ева написала большими буквами: «Почему, если оружие — средство убивать, его украшают?»

Замерший класс не двинулся с места. В полной тишине вдруг стукнула упавшая на пол сумка. Это встала Лейла.

— Меня зовут Лейла Алимова, — сказала девочка тихо, глядя на Еву. — Мне нравятся хорошие автомобили, турецкая кухня, мужчины старше сорока и сиамские кошки. Я мечтаю сняться в «Плейбое», открыть ген бессмертия и влюбить в себя сектанта Игната.

Она села.

Что тут началось!..

Девочки вставали одна за другой. Потрясенная Ева узнала, что почти все они хотели бы сняться в «Плейбое», познакомиться с агентом национальной безопасности (мужчиной), что некоторым не нравится марихуана, а некоторым ЛСД, некоторым — секс с презервативами, уроки в школе, китайская кухня и замученные родители. Нравится — море на закате (на рассвете), спать в лодке посередине реки, читать любовные романы, самой зарабатывать деньги, выбирать себе одежду и еду, высокие блондины, большие лохматые собаки, селедка с вишнями, ванильное мороженое и виски с мартини.

Мальчики пришибленно молчали. Никто не слышал звонка на перемену. Дверь класса открылась, и в нее осторожно протиснулся толстяк в очках.

— Фикус, — простонал Дима Кунц, — ты, как всегда, не вовремя!

— Позвольте, я ждал за дверью, но уже прошло семь минут моего урока…

— Простите. — Ева убрала старинный пистолет в сумку, «Макаров» за пояс, написала на доске номер телефона и оглядела класс. — Спасибо всем за урок. Кто хочет завтра пойти пострелять в профессиональный тир, запишитесь сегодня на листке бумаги и положите его на мою полку в учительской до конца уроков. С восьми до десяти вечера, если я дома, я всегда отвечу на ваши звонки и помогу, чем смогу. До свидания.

Как только Ева закрыла дверь, за нею началось что-то невообразимое.

Класс взревел. Ева подумала, приоткрыла дверь.

— Ребята, — сказала она, — у вас есть прекрасная возможность потренировать свой ум под руководством педагога-профессионала. Перестаньте кричать и воспользуйтесь ею.

В учительской Еву встретила полная тишина. Женщины не сводили с нее глаз, мужчины как-то скученно вышли из кабинета. Ева положила журнал, огляделась, вздохнула, села за стол и предложила всем желающим высказаться, если они уложатся…

— …за шесть минут. У меня шесть минут, потом я должна идти к директору на ковер.

— С журналом… — замешкалась Елизавета Сергеевна, — с фотографиями — это правда?

— Правда. Еще есть вопросы?

— Вы принесли на урок оружие? — спросила молоденькая учительница младших классов и покраснела.

— Принесла. Еще?

— Вы рискуете, — это Маргарита Францевна. — Эти ваши игровые эксперименты, фотографии, оружие на столе учителя… Дети спрашивали, сколько человек вы уже убили?

— Дети, Маргарита Францевна, не так любопытны, как некоторые взрослые.

Вопросы все? Тогда я пойду. — Ева вышла из учительской.

— Держу пари, что завтра ее здесь не будет, — проговорила в зеркало Лизавета, подкрашивая губы. — Проверяющий этот… из РОНО полпузырька валерьянки у меня выпил. Еле успокоила.

— Бывают же такие красавицы на свете, — вздохнула учительница младших классов.

— То-то и оно, — вздохнула Маргарита.

Директор сидел за столом, уставившись в одну точку. Напротив сидел завхоз Скатов. У двери стояла с приготовленным блокнотом секретарша.

— Вызывали? — Ева бесшумно прикрыла за собой дверь.

— Нет, — растерялся директор. — То есть да… Хотел вызвать.

— Приказ о приеме меня на работу написали?

— Нет.

— Понятно. Пока думаете?

— Думаю.

Они помолчали. Секретарша выразительно посмотрела на часы. Директор не поднимал глаз, изучая одному ему видимую точку на полировке стола.

— А как там мой учебный план? — поинтересовалась Ева. С каждой секундой на нее накатывала угнетающая скука.

— План? План хороший, идейно обоснован, но есть некоторые неувязки. У вас сказано «изучение оружия», но не сказано, что вы будете его изучать наглядно. Сказано — «навыки защиты и обороны», но не сказано, что дети будут посещать тир и упражняться в стрельбе. А что касается фотографий в обнаженном виде… Я вообще не могу это соотнести с вашим учебным планом.

— Ну, скажем, это может звучать так: «Воспитание у подростков уважительного отношения к здоровью, собственному телу и красоте обнаженной натуры вообще». Не пойдет? — Ева не сдержалась и зевнула. — Ладно, я подумаю на досуге, как это оформить понятно для чиновников из министерства. Но хочу заметить, что вы лично позволили по воскресеньям проводить в школе занятия по религиозным основам христианства. Сейчас, обсуждая со мной фотографии обнаженного тела, вы рискуете через полгода потерять души учеников, посещающих воскресную школу. Вы читали программу обучения батюшки, который, кстати, приезжает к школе на джипе «Тойота»? Очень интересно и показательно. «Аскетизм и любовь к своему телу, данному тебе в наказание». «Поклонение господу нашему в образах его». Ничего звучит, да? Не пугает?

— Вы не понимаете, — директор сжал виски ладонями и поморщился. — Любой родитель, посети он сегодня ваш первый урок, разнес бы мой кабинет в щепки.

— А откуда вы это знаете? Вы — тоже родитель. И я родитель. Хочу ли я, чтобы у моих детей была учительница, фотографии которой печатают в «Плейбое»?

Да пожалуйста, если она профессионал в своем деле!

— Вы не профессионал.

— Согласна. Я не педагог. Я вообще все в своей работе и жизни делаю по наитию. Слишком самоуверенно сказано? Может быть, но кто из вас, учителей, учит не предмету, а жизни? Есть такие?

— Слишком много вы на себя берете, — вздохнул директор.

— Да нет же, я не собираюсь учить жизни, это вы мне предъявляете претензии, как будто собираюсь. Я только хочу им помочь выжить среди страшных, злых и глупых взрослых. Для этого я обязана делать ошибки, поражать воображение. Восхищать и вызывать ненависть.

— Я нужна? — не выдержала секретарша. Директор посмотрел сквозь нее.

— Давайте сделаем так. — Он постучал кончиками пальцев по столу. — Еще парочка пробных уроков. Потом — моя докладная на эту тему в РОНО, мнение учеников и ваш учебный план, оформленный более развернуто.

— Принято, — встала Ева.

В коридоре она внимательно осмотрела проводку. Поверх оштукатуренных стен под самым потолком шли наложенные позже провода. Один из них — точно телефонный. Есть еще селекторный, по нему из кабинета директора можно вызвать учителя или ученика из кабинетов. В начальных классах — первый этаж — селекторов нет.

Ей пришлось вернуться к кабинету физики, где заканчивал урок Фикус.

Дожидаясь звонка, она осмотрела дверь снаружи. Для этого Ева взяла стул в соседнем кабинете, где уныло писали контрольную работу трое учеников под бдительным оком закутанной в пуховый платок пожилой учительницы. Она скинула туфли и осторожно, стараясь не шуметь, встала на стул. Над самой дверной коробкой была просверлена маленькая дырочка, из которой выходил провод. Затем он прятался в коробке и уходил под плинтус. Ева вернула стул, подмигнула особенно грустному мальчику, загрызающему ручку, и поехала за близнецами в детсад.

— Тебя еще не выгнали с позором? — спросила вечером Далила.

— Что ты знаешь о сегодняшних школах? — ответила вопросом на вопрос Ева.

— Скука, — начала перечислять Далила, — отсутствие профессионалов, низкий уровень обучения, антисанитария, насилие, авторитаризм в стадии маразма у старшего поколения учителей и полный пофигизм у молодых специалистов, бессмысленность нищего образования как такового и кланы учеников.

— Ты неплохо осведомлена.

— Ну да, представляю! И вот приходишь ты, неотразимая внешне, невыносимая в своей профессиональной принадлежности, с пистолетом за поясом и с «Плейбоем» под мышкой! И ласково так говоришь: «Сейчас, ребятки, я вас научу стрелять, драться, правильно колоться, пользоваться средствами защиты в интимных отношениях и любить Родину». А все тетки в учительской падают замертво. Что, не угадала? Я тебя знаю как облупленную.

Ева смеется.

— Что творится в жизни, а? — Далила обнимает ее сзади и упирается носом в плечо. Они стоят у окна и смотрят на медленный полет во дворе раздутого ветром полиэтиленового пакета в вихре ярких листьев. — Ну какого черта тебя понесло в школу?

— А что ты скажешь как профессионал-психолог?

— Как профессионал?.. Учитывая твой внутренний разлад и проблемы с сильным полом, что я могу сказать? Тебе кажется, что жить осталось — всего ничего, что годы проходят, что чем выполнять приказы на благо условной безопасности Родины, лучше помочь выжить хотя бы горстке детей?

— Ну, ты уж слишком по мне прошлась. Я красива и полна сил, какие годы?

У меня нет проблем с мужчинами, потому что сильный пол — это я, ты, Зоя Федан и девочка-гимнастка на канате в цирке позавчера! Где ты встречала мужиков, выращивающих четверых детей, при этом написавших пару диссертаций, полностью обеспечивающих себя и детей деньгами и удовольствиями?

— Смотри не превратись в мужененавистницу, — вздыхает Далила.

— Никогда, в том-то и проблема, — вздыхает Ева. — Мне не приходит в голову искать защиты или опоры на мужском плече. Скорее спрошу мужчину, чем я могу ему помочь.

— Бедные мы, бедные! — стонет Далила. — Кто будет готовить ужин?

— А если я скажу тебе, что пришла в школу по заданию?

— А если я тебе не поверю? Что еще за задание?

— Ну, например, по программе охраны свидетелей, — предложила Ева, а про себя подумала, что не видела охраняемого уже три дня.

— Тогда ты имеешь полное право оттянуться и навредить как следует всей системе образования своим самомнением, наглостью красавицы, профессиональной боевой подготовкой и маниакальной подозрительностью.

— Кстати, о подозрительности. Мне нужно срочно позвонить.

Ева позвонила Кошмару и узнала, что внутренний отдел Службы не ставил систему прослушек и записи в школе и что это вообще звучит смешно. Еще она узнала, что Костя Вольский с матерью дважды посетил деда в больнице, один раз бассейн и психиатра. По утрам он гулял с собакой, один раз ездил с домработницей в магазин. Трижды звонил одноклассникам, последний раз — полчаса назад.

— Значит, — улыбнулась Ева, — завтра он придет в школу.

6. Балерина

Первый раз Наденька воспользовалась золотой зажигалкой, чтобы прикурить, когда стояла на улице и наблюдала перемещение осла и лошади в открытый театральный вагончик. Зажигалка услужливо — оправдывая свою дорогую оболочку — откликнулась на движение большого пальца, оживив перед лицом Наденьки теплый огонек. На город опускались сумерки, высвечивая фонарями желтые круги на асфальте, и Наденька вдруг подумала, что ее хорошо видно издалека — фигура женщины в освещенном проеме открытых ворот и язычок пламени у лица. Она огляделась. После обыска Наденька всюду таскала зажигалку с собой, иногда разглядывая ее на сукне пошивочного стола, когда оставалась одна в мастерской.

Она показала зажигалку ювелиру, тот подтвердил золотую родословную, указал на швейцарское качество и назвал небольшой магазин у «Метрополя», где продаются такие же. Сумма, в которую ювелир оценил зажигалку, если бы Наденька вдруг захотела ее продать, испугала до оцепенения. Ювелир это оцепенение понял по-своему, накинул еще полтысячи. Наденька обещала подумать.

Странно, но в этот день Наденька почти не думала ни про осла, ни про лошадь. Притихшая, она сидела на Дощатом полу за левой кулисой, пугая своей неподвижностью рабочих сцены и помрежа, который уже несколько раз проверял ее присутствие на рабочем месте. После второго звонка, когда помреж больше не мог отходить от своего пульта за правой кулисой, Наденька, словно вспомнив что-то важное, понеслась по лестнице на галерею, оттуда — в осветительскую будку.

— Ну что, пожалеть тебя? — спросил осветитель Марат.

В будке жарко. Марат, как всегда, разделся по пояс, от вида его мощной мускулатуры Наденьку опять одолевает легкий испуг и стыд.

— Не надо. — Она сдернула очки и уставилась на неприкаянно бродившего по партеру высокого брюнета в черном пиджаке, белой рубашке и… Это был тот самый брюнет, который на прошлом «Дон Кихоте» встречался с блондином! Теперь, когда он поворачивался, оглядывая зрителей, Наденька заметила яркий красный галстук — такой же, как на мертвеце в туалете, и отливающий позолотой рисунок на нем. Она осмотрела весь партер и некоторые ложи, но других мужчин с таким же галстуком не заметила.

— Хочешь бинокль? — Марат улыбался, протягивая ей большой бинокль.

— Ого! — опешила Наденька, сдергивая очки. — Это военный?

— Полевой.

В бинокль Наденька разглядела рисунок на галстуке, пока брюнет продвигался на свое место в партере. Серп и молот. Сдохнуть на месте! Она попробовала вспомнить, какой рисунок был на галстуке мертвеца в туалете, но не смогла. Красное пятно под чуть отвалившейся челюстью — это все, что она в тот момент заметила сверху.

Люстра меркла.

— Я тебе дам еще яблоко и конфету, только сиди тихо и молчи, — попросил Марат, поворачивая стойку и настраивая свет на занавес.

Наденька, убедившись, что брюнет устроился на третьем с краю кресле восьмого ряда, съела конфету и ушла вниз на сцену. В конце первого акта она уже неслась наверх. Когда глаза привыкли к темноте, Наденька вытаращила их и растерянно осмотрела сначала третье пустое кресло с краю, потом весь восьмой ряд, потом седьмой и девятый. Брюнета не было. Она понеслась вниз, металлическая лестница дребезжала под ней, с галереи хорошо был виден задний левый угол сцены. От невидимого перемещения воздуха чуть колыхались полотна декораций. Протянув руку, Наденька могла бы успокоить прикосновением ближайшее полотно, но она не стала этого делать, хотя рука потянулась к нервному полотну сама собой.