Далила, не обращая на него внимания, понесла в ванную мальчика.

— А как дела вообще? — спросил Никитка.

— У мальчика понос, — сообщила Далила.

— Ладно, я оставлю телефончик, пусть мамаша позвонит и скажет, какая ей нужна квартира и где именно. Насчет хороших врачей, опять же.

Когда Далила вышла из ванной, в комнате и коридоре никого не было. Она положила мальчика, прошлась по квартире, посмотрела на уснувшего Кешу, укрыла его простыней. Вдруг, словно ей шепнули что-то страшное на ухо, Далила выпрямилась, побледнела и побежала в коридор.

— Мамочка моя!.. — Она стояла, схватившись руками за щеки, и смотрела на коробки. Потом решилась и опрокинула одну. Из коробки посыпались пакеты с цветными наклейками, банки с кофе, выкатилась, гулко стуча, бутылка дорогого вина.

Далила повалила вторую коробку, села на пол и перерыла упаковки с мясными нарезками и рыбой. Покатились, светясь в сумраке коридора, оранжевые шары апельсинов, вывалился неповоротливым животным черный виноград — огромной гроздью.

Далила без сил прислонилась к стене.

Длинно и громко позвонили в дверь. Сразу, как по команде заорали близнецы.

Далила встала, держась за стенку, подошла к двери, хотела посмотреть в глазок, но потом махнула рукой и щелкнула замком.

Перед ней стоял удивленный пожилой человек в форме. Он протягивал пакет с сахаром и разглядывал пол, засыпанный едой.

— Я тут сахар обещал, — неуверенно начал он. — Хотел спросить, не надо ли еще чего, вижу вот… вроде не надо.

Далила протянула руку и забрала полиэтиленовый пакет. Она стояла прислонившись в косяку, пока участковый спускался по лестнице вниз, потом оттолкнулась, подобрала с пола виноград и небольшую колбаску и побрела в кухню завтракать.

— Через пять минут! — пообещала она орущим близнецам и засунула две бутылочки донорского молока в электрогрелку.

Она вытянула поудобней ноги и смотрела сквозь пространство коридора в светлый прямоугольник открытой входной двери, жевала, пила кофе, пока в этом прямоугольнике не проявился силуэт женщины в легком платье.

— Что случилось? — спросила Ева, обходя валяющиеся пакеты и банки. — Все живы? Почему дверь нараспашку? Кто это набросал?

— Почему это у нас дверь нараспашку? — удивленно спросила Далила, тараща глаза. — Так не полагается! Дверь надо держать на запоре, вдруг пожалует какой-нибудь маньяк, наемный убийца например! — Она уже кричала.

— Он прошел через балкон, — буркнула Ева. — Не злись, я должна была быстро отследить, куда он поедет. Объяснять было некогда, с балкона — перекатом по земле, в машину — за пятнадцать секунд. Теперь я знаю, где он живет.

— Понятно, наемные убийцы ходят через балкон, но вот бандиты, например, доставка продуктов и цветов на дом, — они звонят в дверь. Я перековыряла коробки, испугалась, что там бомба. Милиция, опять же, когда сахар приносит, тоже звонит! Зачем вообще закрывать эту дверь! Здесь уже побывали все, кого только можно представить в страшном сне!

В дверь позвонили. Далила закатила глаза, Ева посмотрела в глазок.

Перед ней расплывалась в улыбке счастливая физиономия Илии, рядом с ним мультипликационно безобразилось, удлиняясь в разные стороны, незнакомое лицо молодой женщины.

— Не все! — крикнула Ева и открыла дверь.

— Нет, о нет! — закричала Далила из кухни, закрываясь руками.

— Мамочки! — крикнул подросший Илия. — Это же я, вы что, не рады?! — Он прикрыл за собой дверь и бросил на пол рюкзак. — Дети здоровы? Чем кормите?

— Ты же в Бельгии, — бормотала Далила. А Ева обняла его и крепко прижала к себе.

— Я сидел там, сидел, а потом подумал: чем они детей кормят? — Он отбивался. — Маленьких таких, а? Вот, и приехал!

— Мы как-нибудь обойдемся без тебя, — заявила Далила.

— Без меня, конечно, вы обойдетесь, но вот без молока!.. Короче, говорите быстро и не задумываясь. Коза или кормилица — крепкая здоровая девка?

— Какая девка, что за чушь! — Далила вытащила из грелки бутылочки и капала себе на руку молоком. — Какая коза?

— Ева, — серьезно заявил Илия, — я тебя спрашиваю: коза или кормилица?

Наступила тишина. Близнецы вдруг замолчали, Ева и Далила смотрели друг на друга. За дверью послышалось тонкое блеяние.

— Девка!! — хором перепуганно крикнули Ева и Далила.

Илия открыл дверь и распахнул ее.

— Здрасьте. — Им поклонилась, входя, молодая женщина в теле, с гладко зачесанными волосами, в летнем платье, белых носках и босоножках, с рюкзаком за плечами. — Это ничего, — сообщила она, посмеиваясь, — это я там — ме-е-е, это шутка.

— Знакомьтесь, Муся! — сообщил Илия, снимая с нее рюкзак.

— А где сосунки, а то я молоком заливаюсь? — спросила Муся и, пройдя мимо остолбеневших Евы и Далилы в комнату, расстегнула платье на груди и взяла на руки девочку. Раздалось громкое чмоканье. Женщина не садилась, ходила по комнате, рассматривая ее, а скривившемуся мальчику сунула соску, которую подняла С пола и облизала.

— Не-е-е-т!! — закричала страшным голосом Далила, хотела броситься к женщине, но ноги ее подкосились, она села на пол.

— Не ори, детей испугаешь! — шепотом сказал Илия, поднял с пола продукты и стал относить их в кухню. — Пусть покушают в тишине. И чего орать? Девка здоровая, чистая, и вообще… Ничего с детьми не случится до семнадцати лет. Разоралась.

Ева, пошатываясь, добрела до кресла и упала в него, тупо наблюдая, как Муся улыбается ребенку розовым ртом, кивает и напевает что-то, расхаживая туда-сюда.

— Подержи, пока отрыгнет маленько. — Она протянула Еве девочку и пошла к кроватке.

— Так быстро? — Ева почувствовала налитой крепкий животик.

— А чего там валандаться? А этот, верно, мальчонка? Ишь сердитый какой! Ладно, не гунди, я тебя теперь первого брать буду, ишь сердится. Чего сердиться, у меня две соски, одна — всегда твоя!

В дверь позвонили.

— Не открывай эту дверь! — зашипела Далила. — Не открывай ее, это проклятая дверь!

Это таксист, — вздохнул Илия, — заплати, а то у меня — ни копейки.

Когда щелкнул замок двери, Пеликан напрягся и затаил дыхание. Отстрельщик не вошел в комнату сразу, сначала включил набираться ванну, разобрал рюкзак, потом только отцепил Пеликана от трубы, не глядя на него. Пеликан открыл было рот, но вовремя удержался от вопроса, прикусив губу, чтобы не улыбнуться. Нос отстрельщика Хрустова опух и изрядно увеличился в размерах.

— Свободен, — буркнул отстрельщик, раздеваясь.

— А куда я пойду? Меня же первый милиционер загребет и тогда уж точно посадят на полную катушку! До этого я так, вроде хулиганил помаленьку. А теперь — побег. Спасибо вам.

Хрустов заперся в ванной, Пеликан поставил чайник, быстро, стараясь не шуметь, подставил табуретку и пошарил рукой на навесных полках над входной дверью. Он достал оружие Хрустова и понюхал тяжелый холодный ствол. Очень довольный собой, положил пистолет на место, створки, чуть пискнувшие, закрыл, табуретку убрал и пошел на кухню приготовить чего-нибудь горячего.

— Пеликан! — крикнул Хрустов из ванной. Пеликан вошел. Отстрельщик лежал в пене и смотрел на него повеселевшими глазами.

— Потри спинку, раз ты тут околачиваешься. — Разноцветные пузыри лопались на желтой мочалке.

Пеликан присел на край ванны и взял мочалку. Он открыл было рот, чтобы поинтересоваться для приличия, как прошла операция, раз уж Хрустов повеселел, но был схвачен крепкой ладонью сзади за шею, совершил в воздухе переворот и через секунду плюхнулся в пену спиной на Хрустова.

— Ну вот что, мальчик, — Хрустов зажал его голову рукой, Пеликан разевал рот, задыхаясь; он дергал ногами, взбивая цветные пузыри, — скажи-ка мне честно, зачем ты взял мое оружие?

Пеликан как только мог сильно замотал головой из стороны в сторону.

— Не брал, значит… — Хрустов встал, вышел из воды и пены, волоча за собой Пеликана полузадушенным котенком. Он подошел к двери. Ему не нужна была табуретка. Нашарив рукой на полке над дверью свой пистолет, укутанный в шарф, Хрустов Пеликана отпустил, и тот шмякнулся на пол мокрой кучей.

— А зачем ты сюда лазил?

— Я только хотел узнать, убили вы ее или… — Сидя на полу, Пеликан потирал шею. Наливался кровью намотанный на ухо тампон.

— Вот так вот, да? Узнал?! Пеликан пожал плечами.

— Ну что за день такой! — воскликнул Хрустов, меряя большими шагами коридор, разбрызгивая лужи. — Как ты это узнал?! — закричал он, нависая, голый, над Пеликаном.

— Дуло понюхал, — прошептал Пеликан, Съежившись.

— Так, спокойно, — погладил себя по животу Хрустов, — спокойно. Я должен помыться, отдохнуть пару часов, потом уйти по делам. Куда прикажешь тебя деть, если ты во все мои тайники суешь свой клюв?!

— Ну не знаю, — задумался Пеликан. — Я могу в принципе позвонить друзьям и найти, где отсидеться.

Хрустов вошел в кухню через десять минут, в пижаме:

— Я решил так. Оставайся у меня сколько хочешь. Чуть позже я придумаю, как тебе из этой ситуации выбраться. Из дома не выходить. Если сюда ворвутся и тебя возьмут, скажешь — попутали, не того из больницы выдернули.. Ври что хочешь. Но если ты еще раз сунешь свой…

— Клюв, — подсказал Пеликан.

— …в мои вещи или мои дела, скажешь кому-нибудь про меня, просто намекнешь!

— Я понял, — радостно сообщил Пеликан, — я тут пельмени сварил из пачки и салат сделал! Хрустов устало выдохнул и сел за стол.

— Начни с крокодила, — предложил он, подвигая к себе тарелку.

— Его звали Пикассо, — вдохновенно начал Пеликан, — но начать лучше с добермана по кличке Чика.

И Хрустов задержал вилку с пельменем на полпути.

— Не ложися на краю, придет серенький волчок! И ухватит за бо-чок! В серый лес поне-сет, колыбельку не най-дет и положит ночевать на еловую кровать, а на ней так колко спать… — пела тихо Муся, раскачивая кроватку и глядя с любовью на стоящий рядом журнальный столик. Ненавязчиво, просто чтобы напомнить о себе, пробили часы девять раз.

Спали близнецы, спала Ева рядом на тахте, в соседнюю комнату была открыта дверь, там спала Далила и хмурила брови во сне. Илия и Кеша ушли гулять: утро было отличное, ветреное.

На журнальном столике расположились впритык друг к дружке: два кекса с изюмом, один торт со взбитыми сливками и желе под прозрачной пластмассовой крышкой, три надкушенные колбасы — разные, открытая упаковка йогурта, вповалку лежали персики и виноград, сдобные булочки, большой кусок сыра в дырочках и золотистая копченая рыбина.

А чайники — большой и маленький, заварочный, — стояли на полу.

К девяти утра Карпелов знал, вернее, почти точно знал, где живет Ева Курганова, теперь Ком-лева, уже седьмой день замужем и имеющая детей. Троих. Что с этой информацией делать, Карпелов еще не решил. Просто так, без подробных инструкций и донесений, засаду у нее дома на Хрустова не сделаешь. Он ждал звонка Января, пил кофе и слушал тишину. А когда Январь позвонил, Карпелов разрешил себе оттянуться и, не дав тому сказать ни слова, сообщил все, что узнал про Курганову.

— Понятно, — обиженно протянул Январь, — как узнали?

— Это элементарно, — передразнил он своего опера, — нужно только иногда ходить в баню, играть по маленькой в картишки, раз в год слазить в гору, но без напряга, в сентябре стрелять уток и зайцев, летом — шашлычки у речки. Ну а кто с детьми, у тех достаточно, чтобы дети дружили. Любая информация по телефону за два часа. Впечатляет?

— Ладно, — завелся Январь, — а Вареный Киллер — это вам что-нибудь говорит?

— Сдаюсь, — засмеялся Карпелов.

Через час Карпелов сидел в квартире Января, окна были распахнуты настежь, где-то недалеко играла гармонь и весело галдели невидимые люди.

— Что, вот так запросто выдернул информацию о секретной группе борцов за незаконную справедливость? — Карпелов, не веря глазам, листал отчеты почти мифической группы «Белые Погоны».

— Люди работают, — угрюмо бубнил Январь, — а мы с вами как клоуны на ярмарке, честное слово! Вы — по кладбищам промышляете, стол завален донесениями о смерти кошечек и собачек, весь отдел смеется! Я на четвереньках в пять утра ползаю по заброшенной стройке, ищу то, не знаю что! А у них? Вы только вслушайтесь! «Золотая Жаба»… «Вареный Киллер»… Коррупция в органах, неотразимый красавчик, уничтожитель жен…

— Не отвлекайся. Можешь объяснить, как ты это выдернул?

— Фантазию можно употребить? — поинтересовался Январь, стуча ложкой по жестяной банке, выколачивая последние крохи кофе.

— Употреби, — Карпелов не имел ничего против фантазии, — только объясни сначала. По поводу чего собираешься фантазировать. Насколько я, необученный, понимаю, единой справочной системы для всех служб сразу пока не сделали?

— Не факт, — заявил Январь, а Карпелов улыбнулся, потому что Миша копировал его, сам того не замечая. — Мы с ребятами поставили самый большой поиск по паролю, ну, по имени. Ева Курганова. Если что имелось с этими словами в любой информационной системе внутренних дел, разведки, безопасности, оно должно было всплыть.

— Как, ты хочешь сказать, что такая система есть?!

— Давайте по порядку. Сначала объясняю, как я ищу. Потом — где. С хорошим процессором и талантом можно влезть в любую систему. Для этого делаются программы. Вся проблема только в том, что мест, где стоят мощные процессоры, мало. На дом такой не купишь — разоришься. Значит, нужны программы, которые «катают» коды не несколько дней — таких завались, — а несколько часов. И самая малость — попасть на сильный процессор. Помните дело банковского мальчика?

— Девяносто шестой, — пробормотал Карпелов, — похищение денег, фальшивые авизо.

— А мне старлея дали за то, что особо поинтересовался границами поиска. Мальчик изображал ночного уборщика и на факсе дежурил, потому что факсы по ночам намного дешевле, вот банк и нанял человека кнопки ночью переключать, чтобы в рабочее время не занимать телефон. Мальчик мало того что кучу денег переправил из разных мест, он уже на третий месяц дежурства стал информацией торговать, вскрывал коды, пользуясь самой сильной системой.

— И ты сейчас, вот так?.. — Карпелов уже только жестикулировал.

— А что было делать? Вы так уверены в моих способностях, стыдно было не подтвердить.

— Ладно, ты нарушителя закона особо не изображай, объясняй, не отвлекайся!

— Я ставлю программу. Поиск по паролю на любую открытую и закрытую систему. На закрытой системе ставлю «ласточку» — следующую программу. И так — до упора. При сильном процессоре одновременно могут отрабатываться до восьми «ласточек», при слабом — одна за неделю.

— И сколько этих птичек было на Курганову?

— На Курганову было три «ласточки». Одна — в «Белых Погонах», самая интересная. Одна — ее личное дело в управлении, еще одна — спецдосье ФСБ, они там подозревали ее в умышленном убийстве Феди Самосвала в Турции.

— Подожди. Ты меня очень удивил. Сегодня — суббота? — Карпелов задумчиво проводил рукой вперед-назад по ежику на голове.

— Суббота, — кивнул Январь.

— Я так понимаю, если ты хочешь влезть к кому-нибудь в компьютер, то этот компьютер по крайней мере должен быть включен!

— Если он передал всю свою информацию в общий информационный центр, то он мне не нужен.

— Значит, центр есть? — Карпелов честно пытался понять.

— Вы читали мое личное дело? — поинтересовался Январь. — Я пришел в отдел по особо важным преступлениям из специального информационного отдела Совета безопасности при правительстве. Меня назначили проконсультировать вашу группу на этом деле с банковским мальчиком, ну я и попросился потом к вам. Знаете, сколько народу работало в этом информационном отделе? Четыреста двадцать человек только в одну смену. А их, смен, было три. Никто толком не знал, какого рода информацию обрабатывает, потому что конкретно на твой компьютер поступал какой-то объем, ты его сортировал по символам, ну, по словам определенным, именам, и все. Отсортированный материал шел следующим сортировщикам и так далее. Вам это ничего не напоминает?

— А что это мне должно напоминать? — удивился Карпелов. — Январь, ты как попал в этот центр?

— Из армии. Я служил на флоте, специальные системы наведения и поиска. Отличник боевой и так далее. Не отвлекайтесь. Меня сразу удивило, какого рода бумажки я на экране сортировал, вернее, сортировала программа, а я отслеживал. И почему это вам ничего не напоминает? Вспомните, вы ставите квартиру на прослушку, слушаете неделю, две, потом ваш слухач прогоняет записи и выдергивает то, что ему нужно, из большого количества материала по отдельным словам, именам, ну?

— Чего — «ну»? Ты еще советскую систему вспомни, там некоторых месяцами слушали.

— Отличный пример. А потом все, что записано, прогоняли быстро на кодовое слово или имена.

— Точно, — пробормотал Карпелов.

— А теперь представьте, что все документы, бумажки, любовные письма, приказы и заявления всего нашего народонаселения поступают в одно место. Вы должны отловить в этом месиве то, что представляет интерес для органов безопасности.

— Подожди, как это — поступают? Откуда? Ты хочешь сказать, что владельцы этих бумажек не знают, что…

— Конкретный пример. Странно было бы предположить, что секретная организация, такая как, например, «Белые Погоны», честно отправляет копии всех своих протоколов, приказов — ну, я не знаю, всего, что пришлось записать! — в какое-то место для отчета. А я выдернул ее записи. Случалось, что, работая в центре, я читал в одну смену до сотни листов стихов, бухгалтерских отчетов и распоряжений с грифом «особо секретно» одновременно!

— Как это? — Карпелов почувствовал, что тупеет. — Как это попало в этот твой центр?

— Как, как… Я сам дурел. А сегодня мне пришла в голову одна мысль. Это из области фантазии, я говорил. — Январь замолчал, перегнулся через подоконник и вдруг спел в прямоугольник окна, в границу лета, шумной жизни и комнаты в шестнадцать квадратных метров:

— Летят утки… Ле-е-етят у-утки и-и-и два гу-уся-а-а.

— Январь, гони свою фантазию немедленно!

— Ксероксы.

— Это все? — спросил Карпелов через несколько минут полного молчания.

— Все! — Январь явно гордился собой.

— Ну так, значит, иду я отксерить нужную мне справку или копию какую, и что дальше?

— Все, что ксерится или идет по факсу, поступает через специальную систему сканирования на общий информационный компьютер, единый для установленных систем. Только об этом никто не знает.

— Что, все ксероксы, которых как собак нерезаных в каждой подворотне?..

— Все небольшие личные сканеры, все ксероксы и факсы издательств и бухгалтерий, заводов, казино, банков и так далее. И я еще не придумал точно, может, этот универсальный сканер стоит и на принтерах.

Карпелов, задумавшись, представил себе огромную, натянутую порванным чулком паутину на всю похудевшую тушку его любимой страны.

— Но ты же не знаешь точно, откуда поступала та информация, которая обрабатывалась в этом твоем центре!

— Вы просили фантазию, и поподробней. Объясните, если можете, по-другому, откуда еще в одну кучу могут свалить неисчислимые любовные романы, бухгалтерские отчеты обувной мастерской, копии финансово-лицевых счетов и исковых заявлений в суд, детские рисунки с поздравлениями папы с днем рождения и подробные отчеты частных детективных агентств? А проверить, насколько я прав, можно только опытным путем. Но я еще это толком не обдумал. Будем проверять?

— Что? — не поверил своим ушам Карпелов.

— Я говорю, что если вы желаете точно убедиться, прав я или нет, то в свободное от основной работы время можем создать группу. По выяснению незаконного использования электронных систем для тотальной слежки за населением России, что противоречит конституционным правам этого самого населения.

— А нельзя просто покопаться в каком-нибудь первом попавшемся ксероксе и найти этот твой, как его… сканирующий приборчик? Когда вообще его туда засовывают? У нас вся техника зарубежная, не могут же официально проводить такой заказ?!

— Покопаться нельзя, — авторитетно заявил Январь. — Это может быть крошечная плата. И ставят ее, конечно, здесь.

— Знаешь… — задумался Карпелов и вдруг спросил:

— А ты меня не разыгрываешь?

Январь неопределенно пожал плечами, но смотрел честно и грустно.

— Давайте решим точно, чего мы хотим, — предложил он, — по Кургановой.

— Говори, что узнал. — Карпелов нахохлился, ему вдруг стали неприятны все эти отдыхающие рядом люди.

— Принята в «Белые Погоны». От работы была отстранена, переведена в страховую компанию. После убийства офицера ФСБ, как помните, покончила с собой. В посмертных списках числится.

Дальше — неувязочка у них вышла. Из одного протокола «Белых Погон» выходит, что ее кандидатура большинством при голосовании выбрана для уничтожения Вареного Киллера. Три дня назад. Особо секретная информация, — усмехнулся Январь. — Я поставил на поиск «Вареный Киллер». Очень интересно. Но работка не для нас. Чисто мальчик делает, не подкопаешься. Дамочки с ума сходят.

— Я знаю, — устало перебил его Карпелов. — Поехали?

— Поехали, — легко подхватился с места Январь. — А куда и зачем?

— Покажем фотографию Хрустова матери Пеликана. Если я угадал, поедем знакомиться с неотразимой женщиной из журнала.

— А как вам удалось насчет адреса?

— Это просто было. Моя любимая женщина сказала бы, что мужики хорошо посплетничали. Я узнал, кого хоронили тогда на кладбище. Отдел убийств Центрального округа. Женщина умерла при родах. Двойня. Сразу после похорон муж побежал в загс и женился. Из своей квартиры выехал, детей из роддома забрал, хотя перед этим оформлял как отказников. Кто же живет в его квартире? Новая жена. Ева Николаевна Комлева, с детьми. Кстати, их у нее трое, да, да! — Карпелов кивал остановившемуся и открывшему рот Январю. — Третий ребенок тоже не ее, она вывезла его из публичного дома Хамида-Паши, усыновление по всем правилам не проведено, но документы поданы. Мальчику пятнадцать лет или около того.

А вдруг все-таки это не она?

— Ну, я думаю, мы ее и одетой узнаем. А теперь, уж прости меня за тупость, не мог бы ты коротко и ясно ответить на мои вопросы. Ты залез в какой-то охраняемый банк в субботу?

— Нет, — коротко и ясно сказал Январь.

— Как на твой компьютер поступила информация?

— Проводник.

— Ну ты не до такой степени, ты глаголы-то употребляй! — повысил голос Карпелов, выезжая со двора.

— Знакомый парень дежурит в банке с «пентиумом» шестисотым, я передаю ему дискету с кодами, он гонит информацию на проводник — другому парню, у него защита сильная, а тот уже — мне.

— Защита — это?..

— Защита — это чтобы меня не вычислили.

— Ты все узнал, не выходя из квартиры?

— Так точно.

Карпелов вздохнул с облегчением.

— Если честно… — сказал, видя его облегчение Январь, — я все-таки нарушил закон.

— Спасибо тебе, хлопчик, за твою честность! Ты же только что сказал, что в помещение не проникал?!

— Дискета с кодами. Это было трудно, но я ее вынес тогда. Когда из центра увольнялся. Если бы вы были специалист, вы бы сразу поняли. И еще. Если у них в банке работают специалисты, а я думаю, что это так, — они могут узнать, что в процессоре копались. Я защитился как мог, но при специальном расследовании можно все раскрыть.

Для Карпелова все, что говорил Январь, было как лекция по лингвистике, которую он честно прослушал в университете на семинаре филологов, уговаривая себя не заснуть. Потому что всхрапнуть боялся.

Мать Пеликана, уставшая и потная — стирала, взяла фотографию Хрустова за самый кончик мокрыми руками, сдувая со лба колечки когда-то рыжих, а теперь изрядно поседевших волос. Она кивнула головой, смотрела на Карпелова влажными испуганными глазами, но не задала ни одного вопроса про сына и стояла в дверях, пока они спускались по лестнице вниз.

Карпелов и Миша Январь ехали потом молча, и через полчаса майор заглушил мотор в старом дворике. Он вздохнул и развернулся к сидевшему рядом Январю:

— Приехали. Вон подъезд. Вон там, на втором этаже балкон и окна.

— А вот и она, — пробормотал Январь, сползая как можно ниже в машине.

Легкой трусцой мимо пробежала женщина в мокрой открытой майке, облегающих, до колен, эластичных трусах с полосками по бокам, в кроссовках на босу ногу. Она остановилась возле скамейки у подъезда и стала что-то делать со шнурками. На две секунды ее закрыла подающая задом синяя «Волга», Карпелов чертыхнулся. «Волга» проехала — у подъезда никого не было.

— Мы не сможем ее пасти, — сказал Карпелов, вздохнув, — хоть охрану приставляй! Проще всего — подойти и рассказать про…

В этот момент дверь возле Миши Января открылась, и сам он, судорожно дергая руками и ногами, выполз боком в эту дверь, словно его вытащил невидимый смерч. Карпелов выдернул из кобуры под мышкой оружие и медленно вытянул голову, чтобы рассмотреть, что происходит возле машины.

Красавица из журнала сидела на земле, расставив коленки, между которыми лежал, раскинув ноги в стороны, Миша Январь. Голова его была зажата правой рукой женщины под подбородком, а ее левая рука напряженной ладонью чуть касалась уха Миши, готовая в любой момент быстрым движением помочь правой свернуть шею. Женщина смотрела сквозь стекло на Карпелова грустно и устало.

— Положи оружие на сиденье и выходи, — сказала она медленно и очень тихо, одними губами, но Карпелов все понял.

— Мы друзья, — прохрипел Январь. Он слышал запах ее пота, но рука, которая его держала, была сильной и спокойной.

Карпелов вышел, отметив краем глаза возню детей неподалеку на площадке. На балконах топтались люди, некоторые переговаривались друг с другом, где-то орал телевизор и визгливо мучилась скрипка в судорогах гамм. Он отметил красоту и необычность позы, в которой застыла странная скульптурная группа на земле, особенно ему понравилось, что руки Января прижимались к земле кроссовками у самых кистей. Волосы женщины были стянуты резинкой в маленький хвост, на лбу — повязка от пота. Она дышала, приоткрыв рот, но не судорожно и тяжело, а…

Профессионально, да, именно так, медленно прогоняя воздух сквозь сжатые зубы.

— Я был на кладбище, помните меня? — Миша пытался вести беседу. Он хотел поднять голову и рассмотреть напряженными глазами лицо женщины над собой. Его прижали посильней.

— Майор Карпелов, особо тяжкие Западного округа, — Карпелов показал пустые ладони, — пошли в машину, там удобнее разговаривать. Тебя ищет киллер Хрустов, ты у него в списке неотложных дел последней записью. Приехали предупредить.

— Почему вы меня фотографировали на кладбище? — Ева не пошевелилась.

— Привидение, — просипел как мог Январь. Ева отпустила его голову.

— Что?!

— Если вы — привидение, — Январь боялся пошевелиться, — то на фотографии не проявитесь, а если серьезно, мы там были на задании, собачку мы там хоронили.

Ева расставила ноги пошире, и Январь потряс затекшими руками. На запястьях отпечатался фигурный рисунок от подошв кроссовок. Подошел Карпелов и дернул его на себя за руку, помогая встать. Он протянул руку и женщине, она посмотрела на него несколько длинных секунд, у Карпелова холодком по спине пробежал восторг на грани ужаса от неестественного цвета ее глаз.

Ее ладонь была маленькой и сильной, слегка шершавой и грязной. Карпелов понял, что она подбиралась к их машине почти ползком.

— Наемник Хрустов… — начал было Карпелов в машине, когда женщина села сзади, не закрывая дверцу, но она перебила.

— Хрустов — это моя печаль, — сказала она, — я с ним разберусь сама. Как вы меня нашли?

Мужчины задумались.

— Если мы вам все расскажем, — начал Январь, вздохнув, — это долго и полный бред.

— Ты только фантазию не употребляй, я тебя умоляю, — перебил его Карпелов.

А глаголы? Глаголы можно?

Вечерело. Дима Куницын смотрел в открытое окно в кабинете начальника разведки. Он прошел инструктаж, получил командировочные деньги, отчитался письменно по поводу последнего задания и теперь краем уха слушал монотонный бубнящий голос начальника. Ему сказали, кто будет курировать отдел после смерти генерала Горшкова. Здесь Дима перестал разглядывать неподвижные листья в раме окна и напрягся. Ему сообщили, что агент — то есть он — никогда начальника видеть не будет, задание получать по абонементному адресу, при возникновении проблем звонить по определенному номеру телефона. Ему назвали пароль и предложили самому разработать легенду и облик.

Это было что-то новенькое. Генерал Горшков с удовольствием обсуждал все с Димой, сам прикидывал его имидж и стиль поведения, иногда даже давал некоторые советы по обращению с женщинами и — что самое главное — стоял за него горой в случае непредвиденных обстоятельств. Новый начальник назвал номер его счета в банке. Без всякого выражения пробубнил, что лично он ни в разработках операций, ни в контроле их проведения участвовать не будет, а человека, непосредственно курирующего Диму, называть не может в целях безопасности. Дима внимательно смотрел в этот момент в усталое морщинистое лицо, он подумал, что подобная конспирация может означать и то, что его боятся. Чьей безопасности?

Начальство Димы, действительно, понять, почему и как произошло убийство генерала, не могло. Жена Горшкова показания свои бесконечно меняла, на одном из ее допросов всплыли странные сведения о том, что Дима Куницын был на даче, жена генерала, истерично визжа и размазывая по лицу слезы, кричала, что поругалась с Димой, поэтому все и произошло, «…вы что, не понимаете?!». Шофер генерала, мужик большой и сильный, признался, что жена начальника любила при случае его слегка раздеть и отхлестать плеткой. Употребить эту информацию в интересах следствия следователю пока не удалось.

Глядя в спокойное лицо молодого офицера, генерал испытывал странное чувство опасности. Он не понимал мужской красоты, просто наружный облик никогда не вызывал у него никаких чувств. Только говорящий, что-то делающий человек как-то определялся. Генерал видел, как Дима стреляет в тире, как он ходит, разговаривает, однажды он с Димой ехал в автомобиле, они сидели на заднем сиденье, рассматривая документы, шофер не правильно ушел от буйного водителя, машину занесло. Дима навалился на генерала, закрывая своим телом, пришлось его поблагодарить, когда они остановились, но даже тогда генералу казалось, что он видит просто портрет — набросок лица на белой бумаге несколькими линиями гениальной разметки. Иллюзия идеального образа мужчины.