Феде стало интересно, свет от фонарей делал лица поднявшихся интернатовцев застывшими, бледно-желтыми. Они обступили кровать Макса и несколько минут стояли замерев, вслушиваясь в его тяжелое дыхание.
      Болт смочил большую тряпку хлороформом из пузырька и осторожно положил Максу на лицо.
      Макс взмахнул руками, потом стал ощупывать тряпку, но как-то вяло, перепуганный Болт налил из пузырька сверху, приторный запах смешался со страшным запахом смерти, исходившим от Макса.
      Подождали еще немного, некоторых повело в сторону, они сели на пол, но уходить не собирались.
      Севрюга перекрестился и осторожно стал расстегивать казенную рубаху. Платок с головы Макса не убирали, он вдруг замычал и задергал ногами, а потом издал протяжный воющий звук.
      - Быстрее! - приказал Болт.
      Севрюга потянул за грязную бечевку и достал холщовый небольшой мешок. Сразу стало ясно, что вонь оттуда. У Болта загорелись глаза, он оттолкнул Севрюгу, Федя заметил, что его движения тоже стали вялыми, почти все непрерывно зевали, надышавшись хлороформа.
      Сначала Болт ощупал мешок, принюхался и быстро закрыл рот рукой. Потом все-таки раскрыл грязную холстину, и некоторое время никто не мог понять, что там такое. Болт сел на пол и отполз от кровати, все желающие смогли, тщательно рассмотреть содержимое мешка.
      - Западло!.. - пробормотал Севрюга, сдерживая рвоту.
      Хамид стоял дольше всех, он рассматривал сдохшую черепаху с удивлением, черепаха почти вся спряталась внутри панциря, но задние лапы с большими коготками лежали сзади свободно и почти разложились.
      Хамид же и спрятал черепаху в мешок и заправил его под рубаху.
      Некоторые заснули на полу, Федя растаскивал их по кроватям, Болт грязно ругался, уже когда все улеглись. Плавая в наркотическом дурмане, Хамид чертыхнулся, встал, подошел к Максу и сбросил на пол тряпку с хлороформом.
      Макс улыбался во сне.
      ***
      Далила увидела в бинокль две полицейские машины, которые подъехали к шикарному особняку, и растолкала заснувших стариков.
      Зика вырвал бинокль у плохо соображающего со сна Казимира и надолго припал к окулярам. Казимир получил бинокль, когда полиция уже вошла в дом, он внимательно, окно за окном, осматривал дом и балконы, у него громко застучало сердце и очень тяжело дышалось.
      Далила высказала предположение, что кто-то из клиентов окочурился.
      Казимир спросил, почему бы этого клиента не закопать просто ночью в саду, зачем полиция?
      Тогда Зигизмунд, стуча себя по лбу костяшками пальцев и ругаясь по-польски, провел небольшой ликбез. И Далила, и Казимир поняли уже в первые три минуты, что их представления о публичных домах примитивны и основаны на скабрезных анекдотах, но Зигизмунд еще полчаса рассказывал, что это легальный и хорошо организованный бизнес и как важно в нем уважать закон.
      Казимир не выдержал этих объяснений и сильно стукнул кулаком по столу. Зигизмунд сказал, что вот тут-то Казимиру самое время раскошелиться, раз уж он изображает миллионера, а у Казимира с собой, оказывается, денег совсем ничего, нужно идти в банк и пользоваться карточкой, тогда Зигизмунд снял с друга детства часы и массивный перстень, подрался из-за цепочки с медальоном, но Казимир цепочку отстоял.
      Далила и Казимир пошли в банк, а горбун пошел добывать информацию.
      ***
      Пожилой полицейский, составляющий протокол, выпил крошечную рюмку наливки и похвалил маленькую серебряную вазочку - всю из тонкого кружевного плетения. Он тут же получил вазочку в подарок, и она прекрасно легла у него за пазухой.
      Тело Феди упаковали в мешок и вынесли на носилках. Хамид долго объяснял, что нужно дождаться решения родственников о месте похорон, полицейский причмокивал и сожалел, что убитый - иностранец, а неосторожная женщина, так плохо обращающаяся с кинжалом, покончила с собой, выбросившись из башенки в море.
      Он поднялся в башенку и смотрел вниз. Лиза подробно рассказывала, как женщина, обезумев, убежала ото всех и бросилась в море.
      Полицейский заметил, что внизу не море, а каменистый берег, на что Лиза ответила, что тело, конечно, прибьет прибоем где-нибудь на побережье.
      Хамид отдал кассету, на которой подробно отображалась сцена убийства.
      Полицейский поинтересовался, почему это все снимали.
      Хамид сказал, что у него снимают везде, и показал на экране самого полицейского, тот как раз укладывал вазочку, улыбаясь в черные усы.
      Полицейский заметил, что такая предосторожность излишняя, если дело касается представителей власти, тем более что уж очень профессионально вошел кинжал, ну прямиком в сонную артерию. Странное умение для нервной платной девочки. Хамид, кланяясь, согласился.
      ***
      - Саксофон! - сказал Хамид, когда полиция и машина с телом уехали. Водки! И это самое... Лиза! - Он оглядывался, не находя секретаря, словно потерявшись. - Где ты, сушеная гусеница! - А Лиза, как всегда, была сзади. - Я на вечер обещал двух девочек очень важному клиенту, проследи, и чтоб машина была "роллс-ройс"! А эту циркачку!.. Завтра, завтра решу.
      Потом он плакал под саксофон и пил водку, не закусывая.
      Сначала он вспомнил, как выглядела их спальня, когда Макс искал черепаху. Хамид иногда смотрел кино, но, имея Илию, смысла в разглядывании навязанного тебе изображения не понимал. А вот картина развороченной комнаты странно завораживала его до сих пор, возникая иногда перед глазами призрачным кино на грани ужаса и восторга.
      ***
      Все кровати были выдраны из зацементированных гнезд и раскиданы как попало. Тумбочки разворочены, постельное белье и грязные темно-зеленые одеяла распластаны на полу, некоторые спинки кроватей скручены, Максу удалось даже погнуть металлические уголки у кроватных сеток.
      Все двенадцать человек из этой комнаты стоят ровным рядом, преподаватель и надзиратель в растерянности застыли у дверей, в углу комнаты. Разбивая последнюю тумбочку, сопит Макс, он сидит на полу, расставив толстые ноги, и колотит тумбочкой об пол.
      Надзиратель с промежутком в несколько секунд визгливо отдает приказание:
      - Прекратить!
      Макс сразу же спокойно отвечает:
      - Черепаха.
      Полная нереальность происходящего тошнотой подсасывала под ребрами, малолетние преступники стояли бледные и онемевшие.
      - Может, уберут теперь от нас этого вонючего идиота! - шепотом сказал Болт.
      - Как же, жди! Персоналу доплачивают за дебилов, мне врач говорил! Это Севрюга, тоже шепотом, но так, чтобы слышал учитель.
      - Прекратить! - Это надзиратель.
      - Черепаха. - Это Макс, удовлетворенно - он наконец доломал тумбочку.
      - А мусор уже вывозили? - спрашивает Федя и просится выйти.
      Он роется в мусорных, баках, их два, из окна больничного изолятора сквозь решетку на него смотрит девушка Наталья с косой, удивленно и насмешливо. Федя чувствует ее взгляд, замирает, но не позволяет глазам найти красивое лицо, он специально смотрит выше, разглядывая узкие окна и старую кирпичную кладку между ними, отмечая боковым зрением странную неподвижность Натальи в окне, а на самом деле она показывает ему язык и пританцовывает слегка под музыку: в кабинете отца открыта дверь и немилосердно орет радио.
      Феде непонятно, кто и когда успел выбросить черепаху, но он находит бумажный сверток и ощупывает твердый полукруг панциря, отворачивая лицо. Потом бежит через двор, держа черепаху обеими руками перед собой. Запыхавшись, Федя кладет бумажку перед Максом - тот все еще сидит на полу в задумчивом оцепенении.
      - Самохвалов, встать в строй! - кричит ничего не понимающий надзиратель и зажимает нос.
      - Да вы не понимаете, он же дальше по комнатам бы пошел, он черепаху ищет!
      - Это полная антисанитария, немедленно выбросить!
      Макс никого не слышит, он гладит холодный панцирь и улыбается.
      - Когда он улыбается, - говорит Федя шепотом Хамиду, - он становится умней.
      - Зачем ты это приволок, я не могу спать от вони, я с таким трудом выкинул эту гадость. - Хамид смотрит на Федю грустно, Федя страшно изумлен.
      ***
      Макс встает, сопит, подходит к строю, отталкивает Хамида и становится рядом с Федей. Он ласково смотрит на Федю сверху, укладывает свое сокровище в холщовый мешок на груди и, конечно, говорит: "Черепаха".
      ***
      Хамид обнаружил себя на ковре всего залитого слезами, из носа тоже текло, так много он не пил никогда. Молочный свет наступающего дня осторожно сочился в удлиненные арки окон. Хамид хлопнул в ладоши. Два прислужника подняли его и провели к бассейну. Хамид на ходу расстегивал пояс длинного халата, постоял у воды голый, заросший черными волосами, потом медленно упал, завалившись на бок и заливая выплеснувшейся водой красивый рисунок пола.
      Привели телохранителя. Смертник смотрел спокойно, без паники.
      - Я ее убью, - сказал телохранитель. - Почему никто не сказал, что у нее боевая подготовка, черт вас всех побери, почему ее пустили к хозяину так близко, почему твои люди с саблями оттеснили меня?!
      - Я сам ее убью, - грустно ответил Хамид. - Все краски истребованы, добавил он непонятно, - но красной для меня достаточно, поэтому твою участь решу не я. Сюда прилетает секретарь Феди и его доверенное лицо, пусть он решает с тобой.
      - Я хочу видеть, как ты будешь ее убивать. - Телохранитель почему-то говорил с вызовом, словно сомневаясь в способности кого-либо вообще убить такую женщину.
      - Никто не увидит ее смерти, ее запрут в сундук и бросят в море! неожиданно для себя закричал Хамид. - Пошел вон! Попробуешь сунуться к ней - пристрелю!
      Ну и дурдом! - заявил телохранитель, но Хамид этого уже не слышал - он опустился с головой под воду и скрутился, утробно согнувшись, сколько позволял живот, к коленям, пузыри воздуха щекотно пробегали по телу, шевеля черные жесткие волосы.
      ***
      Далила и Казимир ждали Зику вечером в маленьком и очень шумном кафе. Пахло жженым кофе, мясом и табаком. Столик был грязный, Далила рассматривала тонкий стакан, в стакане в сомнительном коктейле утопился кружок лимона.
      - Здесь воняет! - сказала она в третий раз.
      Ее толкнул проходивший мимо молодой человек в очках. Она выслушала его бормотания, которые должны были, вероятно, означать извинения, дождалась, когда он уставился, моргая в стекла очков, в зал, отыскивая кого-то поверх голов, и небрежно выставила ногу. Очкарик споткнулся, залив ей джинсы водкой с апельсиновым соком. Далила обозвала все это "дерьмом".
      Казимир сказал, что в приличное место горбуна Зику не пустят, и отговорил идти в туалет отмываться. Он полил ей на ногу из бутылки минеральную воду. Остаток воды в бутылке выпил из горлышка подоспевший запыхавшийся Зигизмунд.
      Он был так возбужден, что бутылка тряслась, а вода заливала его старую рубашку на груди.
      Часов и перстня, конечно, уже не было, но информация того стоила!
      - Это были мои любимые золотые часы! - Казимир стукнул по столу.
      - Что там часы, посчитай свои денежки, хватит ли тебе снять хороший катер на неделю! Нам придется теперь плавать туда-сюда по морю!
      - Я не люблю морских прогулок, а часы - это еще и память!
      - Хватит орать, друзья детства, - вмешалась Далила. - Давайте послушаем, что же он узнал за эти часы!
      - Красивая русская с раной в боку в доме Хамида устроила танец с кинжалом и проткнула горло большому авторитету из России! - Зигизмунд был очень доволен собой.
      - Потише, тебя же в Лондоне слышно! - зашипел Казимир.
      - Да все не так было! - сказали им с соседнего столика. - Она зарезала его в постели, он ее хотел изнасиловать, а она сама из полиции!
      - Жора, не трави тюльку, если не в курсе! - Это уже от другого столика. - Ее привезли специально, чтобы прикончить Федю Самосвала, он там помешал кому-то в русском правительстве!
      Далила застыла, боясь оглянуться.
      - Жалко девочку, - сказала ужасающих размеров женщина с крашеными рыжими волосами, которая вдруг подошла вытереть столик. - Ее теперь в сундук и за борт! Говорят, она супермодель. - Женщина собрала все стаканы, засунув в них пальцы, и елозила мокрой тряпкой, тряпка слабо пахла хлоркой.
      - Ну что за люди, ничего не знают, а так говорят! Это турки наняли агента КГБ, красивую бабу, отличницу боевой подготовки, она убрала шишку-финансиста, он кому-то денег не дал на выборы! - Худой бородатый еврей в круглой шапочке на макушке жестикулировал, стараясь привлечь внимание Далилы.
      - Нам пора, - сказал Казимир и первым вышел из кафе, не поднимая головы.
      Далила высмеяла конспирацию Казимира и усадила друзей детства на скамейке возле фонтана. На скамейке уже сидела старушка и наблюдала за ребенком у воды.
      - Вы говорите по-русски? - спросила Далила у старушки.
      Старушка неуверенно улыбнулась и пожала плечами, с интересом наблюдая за ртом Далилы.
      - Можно говорить. - Далила почти силой усадила стариков и села между ними.
      - Нет, ну что в мире творится, а? Пернуть нельзя, чтобы тебе по-русски... - начал было Зика, но его быстро и громко убедили говорить по существу.
      - Это какой-то стамбульский синдром русского присутствия! - не удержалась от диагноза Далила.
      Зигизмунд, торопясь и глотая окончания слов, еще раз повторил добытую информацию.
      - Ты хочешь сказать, - задумчиво начал Казимир, утирая лоб платком, что русская девочка зарезала большого толстого русского и ее собираются утопить в сундуке, как сказали эти.., эти люди в кафе?
      - Ну да! Правда, про железный ящик еще не точно решено, но с предыдущими плохими девочками, у которых вдруг умирал клиент, так и делали! Ночью - в море!
      - Ты хочешь сказать, - Казимир стал еще более задумчивым, - что эти люди в кафе!..
      Я имею в виду, что они все это знали и нам так и сказали?!
      - Ну да, - тихо ответил Зика.
      - Тогда зачем ты лишил меня часов и кольца, идиот! - закричал Казимир и попытался вцепиться в Зику, но Далила мешала, отталкивая его руки. - Если все вокруг говорят про это на каждом шагу?!
      - Нашелся умник! - закричал Зика. - Бинокль он купил! Пошел бы в кафе, залез на стол и спросил бы про все это громко! Нечего было меня посылать на такое опасное дело! - Зика отодвигался подальше на скамье, пока она не кончилась.
      - Мои любимые часы! - Казимир вскочил, оттолкнул руки Далилы и подбежал к Зике.
      Они сцепились, упав возле скамейки.
      Неотработанный с годами внутренний комплекс вины на почве нереализованных амбиций детства, - объяснила Далила изумленной старушке, неуверенно улыбающейся и ничего не понимающей. - В принципе это излечимо, но только если они проживут вместе минимум год, тогда у них появятся новые впечатления. У вас ребенок залез в воду. - Она показала рукой на фонтан.
      ***
      Хамиду сообщили, что Ева обмерена и одежда будет готова через два дня. В Стамбул прилетел Никитка, секретарь Феди. Он почти ничего не спрашивал, ел мало, спал часа два, съездил в морг и опознал Федю. Потом пришел в комнату, где заперли Еву Курганову, и начал читать вслух. Когда Ева, прикованная наручниками за одну руку к кровати, задремала, Никитка встал и ударил ее хлестко по щеке, не давая заснуть. Ева от неожиданности всхлипнула и в ужасе распахнула огромные синие глаза. Никитка купился: удовлетворенно отвернулся, чтобы пойти к своему стулу, и получил сильно и резко в задницу босой ногой. Он упал, едва успев выставить руки в последний момент. Рукопись рассыпалась.
      Никитка сел, тяжело дыша. Ева смотрела весело.
      - Что, радость моя, подраться хочешь? Тогда сними наручники. Ты хоть и хроменький, но все же мужчина!.. Давай без обид - один - один?
      Никитка поднялся, собрал с пола листки, положил их на деревянный столик с ножками в виде когтистых птичьих лап, подошел еще раз к Еве, чтобы осмотреть повнимательней, хорошо ли прикреплены наручники.
      Ева полулежала, поэтому для хлесткой пощечины ступней в красивое лицо Фединого секретаря ей потребовалось сделать легкое и сильное, но почти незаметное движение ногой.
      Никитка отлетел к стене, размахивая руками, ударился головой и на секунду потерял сознание.
      Он лежал, прикрыв глаза. Ева физически почувствовала ненависть душной волной слабого пота сквозь дорогой одеколон.
      - Два - один! - сказала она, все так же тараща глаза. - Еще раз подойдешь близко, счет поменяется! На расстоянии не считается, это я к тому, что, если ты меня сейчас пристрелишь, все равно будет два - один в мою пользу. А если хочешь развлечь, скажи сначала, что читаешь.
      - Это роман о великом человеке, Феде Самосвале, - Никитка говорил вполне серьезно, но Еве стало смешно, - зарезанном стамбульской проституткой, офицером милиции. - Руки у секретаря тряслись, он заставил себя сесть на стул.
      - Мама родная! - Ева закатила глаза. - Что же это за напасть такая, все пишут, ну все!
      - Федя Самохвалов очень любил своего отца! - строго сказал Никитка.
      И Ева поняла, что ей читают начало великого романа.
      ***
      Просто сказать, что Федя очень любил своего отца, - это очень нейтрально, потому что любовь в их взаимоотношениях была запрятана. Взрослый мужчина толком не понимал, что ему делать с ребенком мужского пола, когда уже не надо стирать пеленки и вставать ночью укачивать. Мать Феди умерла при родах, многочисленная родня отца женского пола с радостью сюсюкала и опекала крепыша Федю, но образы их стерлись очень быстро из памяти - так теряет подросший человечек воспоминания беспомощного тела.
      Отца арестовали зимой, Феде женщины ничего не сказали, это называлось сначала "отец в командировке", потом "небольшие неприятности", потом неожиданно и страшно "отец умирает".
      Отец умирал в тюремной больнице. С трудом дыша отбитыми легкими уголовники одинаково люто ненавидели насильников-педофилов и нелегальных кооператоров, - он цеплялся слабыми скрюченными пальцами за куртку сына.
      - Сынок! Видишь, как оно, сынок. А я ведь ничего, я просто родину любил.
      Федя с трудом понимал происходящее и не мог оторвать взгляда от конвоира у кровати.
      - Ты тоже родину люби. - Отец цепко держал Федю воспаленными глазами. - Ты географию учишь?
      - Как это? - глупо спросил Федя, его слегка подташнивало от запаха больницы.
      - Я спрашиваю, - отец передохнул и крепче уцепился за одежду сына, географию учишь?
      - Да. Конечно, географию. Ну да!
      - Учи. Только, ты это, хорошо ее учи. И запомни накрепко: самое главное у нас что? Полезные ископаемые, сынок, вот что! Нефть, газ, золото...
      Федя не смог удержать слез. Они предательски выползли из-под крепко сжимаемых век.
      - Да. Страна - она дура, а родина... На первом месте полезные ископаемые, а потом, значит, люди. Повтори.
      - Сначала, - сглатывая горе, сказал Федя, - полезные ископаемые, а потом люди, это самое главное. Страна - она дура! - сказал он громче, испугавшись закрывающихся, глаз отца.
      - Да ты не бойся, будешь это помнить, у тебя все получится. Полезные ископаемые и люди всегда покупаются и продаются, было бы на что. Так что соображай и не бойся. Страна знает своих героев. Ну, ты понял ли чего, сынок?
      И только в этот момент Федя почувствовал серьезность разговора и казенный запах тюрьмы от конвоира. Он вспомнил лозунг про страну и героев и схватил отца за горячую ладонь.
      - Ну вот. Я так и думал, ты понятливый. Не успел я тебя вырастить, расти сам, Федя, только не глупи.
      Федя сглупил в тот же день. Он долго почти по слогам читал красивую вывеску районного совета, потом прошел мимо очереди, мимо запоздавшей секретарши в огромный кабинет большого чиновника, взял первый попавшийся в руку предмет - это оказался пузатый стеклянный графин с водой - и запустил им в наклеенную улыбку складчатого пухлого лица за длинным столом. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.