- Когда ты жил там? - Они сидели на балконе на маленьких цветных подушках. - Где твои родители?
      - Я жил там очень давно, когда был маленький. Родители продали меня Хамиду, я был не против, потому что Хамид пообещал мне вечную жизнь.
      - Бред, - сказала Ева, нахмурившись.
      - Нет, это правда, я всегда буду такой, как сейчас, я сам выбрал себе этот возраст, я дорос до него и больше не буду расти.
      - Сколько же тебе лет?
      - Не знаю, какая разница, однажды мы с Хамидом были в Египте, я видел, как строили пирамиды.
      - Ты действительно в это веришь?
      - Я могу попасть в любое место и в любое время! И привести туда кого угодно.
      - Ты что, можешь усыпить кого угодно? - Ева взяла Илию за подбородок и постаралась поймать его зрачки.
      - Это не сон, это исполнение желаний. Я умею это делать с любым человеком. Но у тебя болит бок и не дает тебе увидеть мечту.
      - Когда Хамид тебя покупал, он знал, что ты умеешь это делать?
      - Не знаю. Наверное, он понял. Он хотел мне сделать больно.., как это.., он хотел войти в меня, тогда я нашел его глаза и сделал все, что он хотел, но не наяву. Я показал ему в нем самом все, что он хотел.
      - Откуда ты можешь знать, чего хочет взрослый мужчина?
      - Да я не знаю этого! Я просто нахожу в нем самом то самое место, которое это знает, и усиливаю его! Я - король наслаждений!
      - Слушай, король. Если ты такой старый и такой умный, какое твое любимое наслаждение?
      - Делать все это! Ты веришь тому, что я говорю?
      - Да. - Ева осмотрела спокойное море и другой берег залива.
      - Мне никто не верит, и я еще ни разу не был с женщиной. Мне это не интересно, как только я чего-то хочу с женщиной, мне все время кажется, что она впадает в транс и делает не то, что хочет сама. Как бы это объяснить?..
      - Да, я понимаю, тебе не нужна женщина, ты делаешь сам себе удовольствие собственными внутренностями. И тебе начинает казаться, что женщина просто повторяет то, что ты ей приказываешь.
      - Да. Ничего нового. Не интересно. Я и про тебя все знаю, хотя, наверное, из-за боли ты не подчиняешься мне. Это очень привлекательно.
      - Что ты про меня знаешь?
      - Зачем это говорить? Я знаю даже то, что ты сама не знаешь, ты мне не поверишь.
      - Я же верю тебе, ты должен чувствовать, когда тебе верят, а когда нет!
      Илия задумчиво посмотрел вниз на воду сквозь столбики балкона.
      - Ты испытываешь Бога, - сказал он наконец тихо, - и еще ты любишь женщину.
      - О нет, только не это! - Ева схватила свои волосы и закрыла глаза. Один раз я пришла к гадалке, это было ужасно, она сказала!.. Такая странная тетка, она сказала, что я закончу свою жизнь в публичном доме, меня посадят в железный ящик и бросят в море. Как тебе это объяснить?.. Я работала в полиции, ловила преступников, - Москва, разные проблемы. И тут эта гадалка с таким идиотским предсказанием. Теперь я здесь!.. Ладно, не будем об этом! Что делать, если ты чувствуешь, что кто-то совсем рядом пишет твою жизнь, а последние страницы тебе уже рассказали?
      - Это просто. Нужно исполнить чье-то неисполнимое желание. Вот я, например, никогда не видел снега. То есть я его видел, снег лежал высоко в горах, в ясный день он светился и блестел, но я его не пробовал. И я почему-то думаю, что никогда не потрогаю. Пообещай мне снег, и все в порядке.
      - Что в порядке?
      - То предсказание, которое тебя испугало, не сбудется.
      - Как я могу это обещать? Ладно, обещаю.
      - Нет, не так. Смотри на мой медальон и захоти!
      - Илия, перестань, ты меня не загипнотизируешь, и это не потому, что мне больно. Я сильней тебя!
      - Смотри на медальон и думай про снег!
      - Ладно. Твой медальон меня раздражает, я закрою глаза, хорошо? Вот я на даче.., я маленькая.., выпал снег и меня одевают.
      - Мне не нужны твои воспоминания. Можешь открыть глаза. Мне нужны только твои желания.
      - Илия, - тихо сказала Ева, - посиди у меня на коленях, ладно? Ну пожалуйста!
      - Я не ребенок! - Щеки мальчика полыхнули, он вскочил.
      - Тогда не получится снега, - вздохнула Ева. - Ты просто посиди, ну что тебе стоит!
      Она потянула Илию за руку и усадила к себе. Он сидел напряженно, выставив острые коленки. Обхватив его руками, Ева вдохнула запах теплого тела, закрыла глаза и прислонилась к голой спине мальчика лицом, чтобы он не заметил ее слез.
      Она думала о большой и противной твари, которая украла мальчика и сделала его коро лем наслаждений. Она стала тихонько покачиваться, баюкая и усыпляя спокойными нежными прикосновениями мечты Илии о женщине, которая будет неожиданной.
      - Я вижу! - сказал Илия шепотом. - Я вижу снег!
      - Ну, тогда я королева наслаждений! - сказала Ева.
      ***
      В обед Федя пил водку, а Хамид - французское вино. После мяса и горячих лепешек, жирного плова с молодым барашком и черносливом, гороха с улитками, помидоров, фаршированных петушиными гребешками, Хамид уговаривал Федю пить кофе с халвой, а Федя мычал, качая головой. Он не ел сладкого после водки.
      Порешили перейти на другой ковер и за фруктами вспоминать все хорошее, что было. Но, как это обычно водится, разговор тут же перешел на воспоминания о похоронах общих знакомых. Интернатовских осталось очень мало.
      - Хамид, - сказал Федя, загрустив, - она убила Макса Черепаху. Я бы в жизни не поверил, что баба может убить Макса. Она сейчас мне сама сказала. Она сказала, что я тоже тварь! Говорю тебе, это она! А ведь Макс был такой... Нет, ты только подумай - свернуть Максу шею!
      - Я никогда не любил Макса. - Хамид тоже загрустил. - Но благодарен ему за все.
      - Я тут вспомнил, - Федя не стал уточнять, где именно он вспомнил, про наши договоры. Помнишь, мы писали в интернате?
      Хамид замер.
      - Ладно, не вспоминай. Я знаю, тебе тяжело.
      - Мне не тяжело. Я после этого все в жизни перепробовал, Федя. Ты знаешь, каких я мальчиков имел. Какие имели меня! Но я, наверное, так далеко забрался, чтобы никогда не услышать этих слов - учитель физкультуры.
      - Брось, Хамид, ты, если что, сразу вспоминай, как Макс тогда первый раз в жизни поел от души!
      - Родись заново счастливым, Макс, и пусть всегда тебя хранит Аллах! Хамид поднял бокал вверх. - Да, он поужинал тогда на славу.
      - Больше всего, - задумчиво вспомнил Федя, - ему понравилась печенка.
      - Сырая печенка учителя физкультуры, - уточнил Хамид.
      - А помнишь, как его привезли в интернат? Дебил дебилом...
      - Стреляют наших... Какие времена, Федя! - Хамид утирал рот и облизывал пальцы. - Что смотришь? Думаешь, плохо воспитан? Нет, Федя. Здесь полагается после плова все пальцы облизать, а напоследок - большой, им и показать хозяину, как ты сыт и доволен.
      Я иногда думаю про себя как не про себя. Будто не я это. Вдруг - раз! - ловлю себя на том, что пальцы облизываю. Или вот вчера: высморкался в халат. Это ужасно, Федя. Как будто я живу чужую жизнь. Если это - мое, тогда почему я это замечаю? И ты, Федя, скажу я тебе, другой ты стал. Разве ты когда раньше так делал с женщиной?
      - Это ты про Евку, что ли? Сам удивился, но меня всегда природа выручала, выручила и сейчас, не дала в рабство к бабе попасть и в ногах у нее валяться. Я как проснулся! А ведь мог столько глупостей наделать! Ты пойми, если бы я с ней ласково, присох бы. А так мне самому не понравилось, но опорожнился хорошо. Здоров! А вот спорим, она от меня тащится!
      - Есть такие женщины, - согласился Хамид, подумав, - полюбит, только когда ее побьешь. Любит хорошую тяжелую руку, ее это возбуждает. Но это не тот вариант.
      - Тот, не тот. Она меня никогда не забудет. А я, поверишь, даже и видеть ее не очень хочу. Давай на спор!
      - Про что?
      - Придет прощаться! - Федя загнул палец и сыто отрыгнул. - Смотреть будет, как мартовская кошка. - Он загнул следующий. - И захочет прикоснуться! К ноге, к руке, но захочет!
      - Да, я уже почти проиграл, - сказал Хамид, восторженно глядя на Федю. - Она уже попросила танцевать тебе вечером, сейчас тренируется. А на что хочешь?
      - На мальчика твоего, Илию.
      - Федя, как ты можешь?! Ты же знаешь, что я не могу отказать гостю ни в чем, ну почему ты попросил его?! Злой ты, Федя, все-таки.
      - Я не злой, я победитель! Проси что хочешь!
      - Нет такой вещи, - сказал грустно Хамид, - которую можно попросить взамен Илии. Хотя... - Он задумчиво рассматривал рисунок на ковре.
      - Ну?!
      - Если ты проспоришь, если ты вдруг проспоришь, я возьму себе Наталью.
      - Как? - не понял Федя, потом откинулся на подушки и рассмеялся большим и глубоким ртом. - Да ты видел ее, знаешь, какая она стала?
      - Она все равно от тебя ушла, я чувствую, что ты недоброе ей хочешь сделать.
      - Нет, ты серьезно думаешь, что это все та же девочка сорок четвертого размера, с косой, ласточка поднебесная? Она двинулась на русском стиле, распухла, как сдохшая корова, а ко всему еще и стала извращенкой! - Федя совершенно искренне в этот момент ненавидел Наталью. - Если тебе все рассказать! Я велел привезти ко мне одного киношника, так, ничего особенного, соплей перешибешь, а ей, видишь, его интеллигентность понравилась. Он в рот ни капли не брал спиртного, снимал препоганейшие фильмы, из этих, умных страдальцев, на которых понос от свободы напал! Она ему водку с поцелуями вливала, нет, ты пойми, ну имела бы она его, черт с ним, так нет! То она лошадь с ним по первому снегу ищет, то в бане ему клизму делает! Я ее выпорол, потом в зоопарке павлина купил, ехал мириться, а она сбежала.
      - У тебя всегда было плохо с воображением, - рассердился Хамид. - Ты поэтому и русскую эту так изнасиловал, что не можешь представить, что еще можно делать с красивой женщиной. Да, представь себе, да! Она все та же девочка с косой, та же ласточка!
      - Принято! - сказал Федя одеревеневшими губами. - Но я обиделся на тебя, Хамид.
      Извини меня, дурака. - Хамид сложил руки и поклонился. - Но я тоже почему-то подумал, что мы видимся в последний раз.
      ***
      В интернат новеньких привозили редко. Милицейская машина тормозила сначала на пропускнике, потом въезжала во двор и почему-то всегда останавливалась посередине. Правонарушитель конвоировался до старых, разбитых дверей приемника, где проходило оформление, оттуда его проводили уже по внутренним коридорам.
      Почти всегда интернатовские, умолкнув и словно впав в транс, внимательно следили за этой процедурой из окон с решетками. Отслеживалось все до последнего момента, когда "милицейка" разворачивалась и уезжала, увозя конвой, после этого наступал всеобщий тягучий вздох, несколько минут еще выветривалось странное ощущение проехавшей только что мимо свободы, а потом приходил черед любопытству.
      Когда из "милицейки" вышел новый интернатовец, сначала все замерли от изумления, а потом раздался уважительный свист. Приехавший был ростом с милиционеров, но раза в два тяжелее. Огромная лысая голова врастала в плечи, руки висели почти до колен, потому что новенький стоял сгорбившись. Он словно что-то пристально рассматривал на утоптанном дворе.
      Приехавшего звали Максим, фамилию свою он не знал, как, впрочем, не знал вообще ничего из реальной жизни: из-под узкого скошенного лба иногда быстро взглядывали и прятались маленькие глазки дебила. Он почти всегда подтекал слюной, дышал открытым ртом и говорил только одно слово.
      - Ну, ты здоров! - уважительно сказал старший в комнате, юркий Севрюга.
      - Черепаха, - спокойно ответил Макс.
      - А я-Болт, деньги есть? - подошел высокий и худой Болт, потирая пальцы.
      - Черепаха, - сказал Макс.
      - Братцы, да он дебил! - радостно сообщил Севрюга, вывалил язык и скосил глаза к переносице.
      Макс его не видел, смотрел мимо. Тогда Севрюга весь вывернулся, продолжая мычать и высовывать язык, стараясь поймать взгляд новенького. Макс сделал легкое движение рукой, словно убирая мешающую занавеску. Севрюга отлетел далеко и заскулил.
      - Черепаха! - сказал Макс на этот раз с вызовом и вдруг ласково прикрыл рукой что-то у себя на груди.
      До вечера никто не пытался с ним заговорить. Улегшись на кровать, Макс не смог вытянуть ноги: они не помещались. Он встал, осмотрел спинку кровати и легко разогнул металлические стержни. Лег еще раз, ноги высунулись наружу.
      - Мама родная! - прокомментировал Севрюга, ощупав свою спинку у кровати. - А и воняет от него, братцы!
      Запах действительно почувствовали все. И пахло не человеком.
      Ночью Хамида опять преследовал теплый запах крови, он просыпался, сглатывал подступившую тошноту.
      Севрюга и Болт тоже не спали. Они шептались.
      ***
      Наталья сидела в маленьком итальянском дворике. Крошечный фонтан осторожно заливал умело выложенные камушки, в горшках покачивались от слабого ветра цветы. Во дворике стояло несколько летних столиков и плетеных стульев. По вечерам на столики приносили большие пузатые бокалы, в которые ставили свечки. Вчера вечером Наталья как раз отгоняла ночных бабочек от этого обманного света, она пила красное вино и веселила Стаса анекдотами, но вечер получился грустный: кончались деньги.
      Муж Натальи Федя выпорол ее на дворе своего дома по первому снегу на глазах у немногих гостей и испугавшегося до столбняка Стаса Покрышкина свободного художника, которого к Феде привезли насильно. Стас жил привольно и денежно, снимая крутую эротику и приключения "свежего мяса" - натуральные съемки, украшенные легендами о вампирах. Стас инсценировал на дне рождения Феди взрыв с живописно развороченной головой хозяина, за что был обласкан, а именно: схвачен в голом виде у себя дома, замотан в покрывало и привезен к Феде за город для поощрения. Поощрения не произошло, Стас научился пить водку и съел за неделю такое количество еды, что сам себе не верил. Через неделю Федя выпорол жену плеткой на улице, а Стаса завернули в то же покрывало и отвезли домой. Вот и все поощрение. Изнывая в непонятной тоске, Стас промучился один день, боясь закрыть глаза: в нем сразу же возникала крупная белотелая женщина, ее пшеничная коса с легким налетом слабой седины, мягкий влажный рот и непонятная тягучая тоска внезапной потери.
      Как он оказался в аэропорту с Натальей, Стас помнил смутно. Он уехал в странном бреду расслабленного подчинения, а Италия была не хуже и не лучше любого другого места на земле.
      Стас сейчас спал в номере дешевого отеля, потея и беспокойно ворочаясь на смятых простынях под дребезжание тележки с зеленью.
      Наталья проводила взглядом эту тележку, рассмотрела раннее солнце сквозь кружево виноградных листьев. Этот декоративный виноград тоже рос из горшка. Она вздохнула.
      Зеленщик разбудил хозяина ресторана. Зевая, хозяин вышел во двор, обсуждая погоду и цены на рыбу. Он учтиво поинтересовался здоровьем жены зеленщика и узнал, что она наконец сходила по-серьезному в туалет, теперь все будет в порядке.
      Хозяин ресторана был француз. Он говорил на итальянском медленно, иногда путая слова, он подумал - может, чего-то не понял про освобождение жены зеленщика от недуга? Но на всякий случай поздравил зеленщика и улыбнулся.
      За столиком сидела вчерашняя женщина. Хозяин наморщил лоб, потом обрадовался. Он думал, что все вчерашнее - шутка.
      Вчера эта женщина пила вино, а ее мужчина быстро рисовал углем смешные портреты посетителей. Он нарисовал и хозяина, официант сказал об этом, улыбаясь. Хозяин подошел, пожелал хорошего вечера и увидел себя, с длинным утиным носом, мягкими извивающимися губами и очень большими удивленными глазами на голове-груше. Что-то доброе и уютное было в этом рисунке, а под этим листком лежал другой. Там один из посетителей - он сидел за соседним столиком - был вылитый конь! Посетитель заметил, что его разглядывают, хозяин показал ему рисунок. Странная породистость его крупной головы была заметна и так, а рисунок придал этой породистости важность и надменность американца. Американец молча взял рисунок, его лицо ничего не выражало, но он достал кошелек и заплатил.
      Еще двое посетителей купили рисунки. Женщина, которая пила медленно и долго красное вино, задержала руку своего напарника, когда он хотел начать рисовать по просьбе одной из посетительниц, веселой, в кудряшках, туристки.
      И художник извинился, нарисовал цветок и отдал бесплатно. И хозяин ресторана его понял, он готов был поспорить, что если бы женщина, которая пила красное вино, не задержала руку художника, то художник нарисовал бы капризную кудрявую болонку с задранным вверх приплюснутым носом, а еще не известно, понравилось бы это посетительнице.
      Женщина, пившая красное вино, совершенно не тронула курицу с артишоками, которую заказала. Хозяин поинтересовался - почему, не нужно ли подогреть?
      Женщина извинилась по-французски, и хозяин ресторана обрадовался.
      Он сел к ним за столик, узнал, что женщина русская, а курицу не ест, потому что эта курица плохо приготовлена.
      Хозяин ресторана опешил, он гордился своим умением готовить.
      Женщина сказала, что в принципе, конечно, курица съедобна, но она совсем не пахнет, как должна пахнуть курица. При этом женщина понюхала курицу и подвинула тарелку хозяину.
      Хозяин ресторана понюхал курицу.
      Он думал ровно одну минуту. Сначала перед его глазами появилось лицо его мясника, большого рыжего человека, очень разговорчивого, как и все итальянцы. Неужели мясник его обманывает и продает замороженных кур?
      Женщина сказала, что есть такое русское блюдо, очень дешевое, которое нравится всем. Это блюдо называется "блины". Она очень давно не ела блинов. Она скучает по блинам, поэтому, может быть, ей не пахнет эта курица.
      Хозяин ресторана тут же предложил "изжарить" для нее блины.
      Женщина прошла с ним в чистую и хорошо обустроенную кухню. Она вымыла руки и обрадовалась скисшему молоку, по поводу которого хозяин собирался ругаться утром с молочником.
      В штате его ресторанчика работали пять человек. Готовил сам хозяин. Приходящая женщина убирала кухню, маленький зал для плохой погоды и дворик с фонтаном, чистила овощи и загружала посудомоечную машину. Два официанта обслуживали клиентов. Племянница хозяина помогала готовить и занималась поставками продуктов, потому что отлично говорила по-итальянски.
      Женщина, которая сначала пила красное вино, а потом пришла в кухню приготовить себе блины, заняла сразу все пространство. Она взбивала венчиком яйца, добавляла туда кислое молоко и пела, а хозяин рассматривал уложенную на ее голове огромную косу необыкновенного цвета.
      Женщина с косой показала ему на свет первый блин. Сквозь блин, как сквозь кружево молодых виноградных листьев, просвечивало солнце.
      Хозяин достал вишневую наливку и рассказал про самый красивый в мире маленький приморский городок во Франции. Он спросил у женщины, которая умела печь такие блины, не искусственная ли у нее накладка на голове. А когда женщина вытащила шпильки и уронила на стул косу, предложил ей приходить к нему печь блины. Женщина смотрела серьезно, но они оба понимали, что это почти шутка.
      Увидев ранним утром женщину с косой у себя во дворике за столом, хозяин ресторана глубоко вздохнул и мгновенно представил себе измененное меню, потом женщину, которую надо поставить печь эти самые блины на самом видном месте, потому что она переворачивает блин, подкидывая его на сковородке, а это надо видеть! Он заспешил к ней, быстро обдумывая, как бы потактичней попросить ее при этом не закалывать свою косу.
      ***
      Федя оделся в дорогу и поэтому на прощальном ужине сидел не на ковре в подушках, а на стуле. Хамид лежал на низком диване, возле него на полу сидела китаянка и играла на дудочке. Федя морщился и вздыхал, до вылета его самолета оставалось три часа. Полчаса Федя выделил на посещение адвоката. Он собирался приказать ему явиться в Москву на этой неделе и подробно рассказать про исчезнувшего Слоника. И переписать чек.
      Федя сам себе не хотел признаться, что поспешил одеться, потому что не хотел видеть обещанный танец. Он вообще не хотел больше видеть Еву, его грубая победа должна была остаться последней, что он должен был помнить об этой женщине. Но Хамид подмигнул и с насмешкой напомнил про пари.
      Федя оделся в легкий серый костюм и шелковую рубашку темно-синего цвета. Он не любил галстуки, у рубашки был русский ворот. Федя похлопал себя по внутреннему карману пиджака и нащупал корочки документов. Он не носил портмоне, но на поясе висела маленькая кожаная сумка с деньгами, кредитными карточками и разрешениями на перевозку украшений и дорогих предметов. Сумка наполовину прикрывалась круглым и мягким животом. Сбоку от этой сумки на ее же поясе крепился любимый Федин старинный кинжал в инкрустированных ножнах. Кинжал не был виден из-под пиджака.
      Китаянка перестала играть. Кто-то тронул струны незнакомого инструмента, похожего на мандолину. Вбежали, мелко семеня ногами, две девушки, быстро расступились перед Федей, и оказалось, что сзади них была Ева.
      Она стояла замерев, пока девушки не сдернули с нее покрывало. Потом она стала переступать босыми ногами, звеня в такт струнам браслетами с колокольчиками на щиколотках.
      Федя увидел эти крошечные колокольчики, а потом сразу посмотрел на ее лицо. Глаза Евы были закрыты. Лицо было странно разукрашено, веки подведены синим почти до висков, на крыльях носа прикреплены цепочки с золотыми болтающимися шариками, а пунцовые губы сверху помады были покрыты еще и блестками. На лбу висел сверкающей каплей бриллиант, волосы стянуты и напомажены, гладкая черная голова украшена только бусами мелкого жемчуга, из которых и свешивался прозрачный камень. Лицо Евы было неподвижно, да и вся она напоминала дорогую куклу, у которой завели механизм, но глаза не открылись, хотя она и начала танцевать.
      Федя уже не мог отвести взгляда от ее лица, поэтому совершенно не заметил, во что она была одета ниже.
      Хамид же с изумлением рассматривал простое европейское открытое платье на тонких бретельках, красно-оранжевое, очень короткое, необъяснимо возбуждающее именно с этими браслетами на босых ногах.
      Он сел и потер руки, он понял, что эта женщина - находка, если она смогла так сама одеться.
      Телохранитель Феди насторожился. Он хорошо видел натренированные ноги женщины в оранжевом, ступни были жилистыми и выдавали любительницу пробежать утром полчасика темповый кросс. Еще ему не понравилась одна мышца на предплечье, и потому, что он вообще ее заметил, телохранителю сразу надо было дать высший балл: это была мышца на правой руке, она шла по внутренней стороне от кисти к локтю и вырабатывалась от привычки держать на весу тяжелый для женщины предмет.
      Отстрельщик посмотрел на Федю, на его гостеприимного друга. Телохранители Хамида стояли в дверях, скрестив руки. По бокам у них, утопая в атласных шароварах, висели кривые сабли. А у охранника Феди огнестрельное оружие в доме отбирали, и он сказал сам себе, глядя на эти яркие шаровары и запутавшиеся в них ножны с саблями, что в более идиотскую ситуацию еще не попадал, что сам он сейчас тоже идиот идиотом и идиота охраняет.
      Ева двигалась, позванивая колокольчиками и подчеркивая механическую угловатость движений, все еще не открывая глаз. Федя смотрел завороженно: когда нога Евы поднималась высоко, мелькали черные кружевные трусики. Она подошла совсем близко к стулу, на котором сидел Федя, топнув посильней ногой и остановив этим звуком мелодию. Ева открыла глаза и уставилась на Федю.
      Федя задержал дыхание. Он видел ее глаза, но поймать их взглядом не мог. Ева словно смотрела сквозь него, Федя даже подумал, что она в гипнотическом трансе - так странно неподвижно было ее лицо и не мигали заблудившиеся глаза.
      Ева опять стала танцевать, стоя на месте, она отбивала дробь пятками, движения рук стали более плавными, потом подошла поближе, но так и не оживила застывших глаз.
      "Проиграл", - подумал Федя, пугаясь этих глаз.
      Ева встала на мостик совсем рядом с ним, он рассмотрел внизу у своих ног длинную шею и вздувшиеся на ней от напряжения вены. Он уже хотел протянуть руку и потрогать эту шею, когда Ева напрягла живот и плавно подняла ноги, оттолкнувшись ими почти незаметно от пола. Она постояла секунду на руках, потом загнула ноги, опустила их и оказалась сидящей у Феди на коленях, спиной к нему. Федя от неожиданности обхватил ее быстро и сильно, боясь уронить, у него закружилась голова от этой акробатики.
      "Выиграл!" - подумал Хамид, потирая руки и сопя от возбуждения.
      Потом Ева оказалась где-то внизу, в ногах Феди, она повернулась к нему лицом, Федя только протягивал руки, старался остановить ее и поймать глазами глаза, как она уже уворачивалась, поглаживая его плечи и живот.
      Федя словно очнулся, почувствовав тишину. Не играла музыка, девушки замерли, уползла за диван китаянка.
      Ева стояла очень прямо и держала кинжал Феди, прижимая его плоско к животу двумя ладонями.
      Хамид хлопнул в ладоши, и охранники подбежали, красиво придерживая сабли. Они смотрели с интересом, телохранитель Феди не понимал, почему у них на лицах странное ожидание зрелища, а не тревога, он пошел ближе к Феде, но был остановлен вытянутой в сторону рукой идиота в шароварах.
      Ева смотрела теперь в глаза Феди и слегка улыбалась блестящим ртом. Федя махнул рукой, останавливая своего телохранителя, выступившего вперед. Не отводя от нее взгляда, Хамид неуверенно дал знак охранникам не подходить. Ничего опасного не было, танцовщица стояла слишком далеко от Феди, чтобы наброситься и поранить его.
      Он нашел взглядом Лизу, увидел злорадство на ее лице и понял, что они думают об одном. Только Хамиду было жалко терять такую способную и красивую девочку, которая сейчас покончит с собой, а Федя, похоже, ничего не имел против.
      Ева призывно зазвенела колокольчиками, притопывая. Заиграли протяжные струны, Федя завороженно увидел, как Ева ласкает себя рукояткой, а потом проводит красную царапину от шеи к груди, сверху вниз, и как бежит, едва поспевая за тонким лезвием, темно-красная медленная капля.
      Зашептались девушки, неслышно подошла Лиза и встала возле Хамида.
      Ева закрутилась волчком, раздувая колоколом платье, и Федя вдруг заметил, что на полу валяется несколько апельсинов, между которыми она танцует. Это было последнее, что он увидел. Обожгло горячим шею, синее покрывало Евы окутало его голову и унесло зрение и слух, отказали ноги и не дали убежать, стали тяжелыми и ненужными руки.
      Все, кто смотрел на танец, заметили резкое движение Евы, но продолжали загипнотизированно следить за яркой оранжевой куклой, и, только когда Федя захрипел, откидываясь, увидели красивую рукоятку кинжала, которая торчала из его шеи сбоку.
      - Божечка моя, - прошептала одна из девушек, обхватив щеки ладонями. Ой же, божечка моя. - Потом вздохнула глубоко и пронзительно завизжала.
      Телохранитель, словно не веря, смотрел во все глаза на Еву. Он, как и все, не отводил от нее глаз во время танца, но не заметил, как она метнула нож.
      Ева, тяжело дыша, осматривалась, словно не понимая, где она. Хамид подошел к Феде.
      - Ты проиграл, - сказал он Феде без выражения и повернулся к Еве:
      - Ты убила моего самого близкого друга.
      Потом он приказал Еву увести и запрятать до его решения, визжащей девчонке надавать пощечин, Лизе принести немедленно пленку из видеокамеры, которая записывала все это, и просмотреть вместе с ним, а после просмотра вызвать полицию.
      Хамид остановил запись только в одном месте и смотрел на застывшую картинку почти минуту. Ева на этой картинке только что вышла из мостика и стояла на руках. Платье упало, закрыв ее голову оранжевым колоколом, из которого странным цветком вырастало длинное красивое тело с узкой черной оберткой трусов, выпрямившиеся в струнку ноги профессионально держали вытянутый подъем. Когда Хамид отпускал паузу, Ева запрокидывала ноги назад и тяжело садилась на колени Феди, расставив их немного перед самой посадкой. Удивленное лицо Феди, его растопыренные руки, вытаращенные глаза. И так несколько раз.
      ***
      Наталья шла по ступенькам, разглядывая море в предвечерней дымке легкие перышки парусников парили над серо-зеленой водой, - когда боль потянула слева в груди длинным и острым лезвием, пугая смертью. Наталья оступилась, но боль прошла неожиданно и бесследно. Наталья осторожно вдохнула мокрый запах моря и слабо улыбнулась. Она почему-то вспомнила Федю, первый раз без злости и отчаяния с того самого дня, когда ушла из дома.
      ***
      Врач в интернате был щупленький, суетливый и вдовый. Его дочка часто приходила к отцу в изолятор. Если кому из интернатовских везло и он в этот день попадал в изолятор, то разговоры о дочке врача потом продолжались несколько ночей и с самыми невероятными, тут же сочиняющимися подробностями.
      Из персонала никто тифом не заболел, но почти месяц дочка не приходила к отцу, ее вообще отправили из города к тетке.
      Когда Хамид увидел перебегающую двор девушку с длинной желтой косой она задорно размахивала портфелем, - он остолбенел и стоял в оцепенении у окна еще долго после того, как она скрылась в хозяйственном корпусе.
      Он запомнил этот странный день навсегда. Хамид постепенно утратил где-то на грани реальности и воображения точную дату, время года и даже постепенно унич-тожил в себе болезненно врезавшийся в него рисунок замкнутого двора. Он только знал точно, что было светло, девочка бежала, размахивая портфелем, а ее коса жила как бы сама по себе - двигалась по спине медленно и лениво.
      Вечером в этот день Болт и Севрюга решили точно выяснить, что прячет Макс на груди, отчаявшись выпытать что-либо и опасаясь подходить близко к дебилу.
      В ночной темноте долговязая фигура Болта с небольшим пузырьком в руке показалась Феде страшной, он резко приподнялся, но Хамид взял его за руку.
      - Тихо! Не дергайся, Болт посмотрит, что у Макса за пазухой.
      - Скотина! - возмутился Федя.
      - Я лично ничего против не имею, человек не может так вонять, я не сплю от этой вони уже два дня. Севрюга говорит, что Макс - оборотень, а я думаю, что у него рана гноится. Болт ищет деньги, как всегда.
      Макс спал крепко, выставив из искореженной спинки кровати ступни.