— Хорошо, допустим, но зачем вам я?

— Ева Николаевна, — Гнатюк тяжело встал и прошелся по кабинету, — мы специально пригласили вас сюда, чтобы предложить «погоны». Мне показалось, что в другом месте вы просто рассмеетесь. Но именно вы, как никто другой, подходите для этой неформальной организации. Еще никто, — Гнатюк оглядел тяжелым взглядом молодежь, — никто из них, таких молодых и красивых, не убил ни одного нарушителя закона помимо закона. Это понятно? На такое у нас в органах оказались способны только вы.

— И как это меня угораздило?.. — пробормотала Ева.

— Ну, я вас представил друг другу, теперь работайте. — Хозяин кабинета встал, разговор был окончен. — Ева Николаевна, задержитесь.

Тут вот какое дело, — сказал он, когда дверь закрылась и они остались одни. — У меня на вас есть особые виды, но пока мы будем разбираться, что там с вами и Далилой Мисявичус произошло в Турции, то есть я хочу сказать, что заведено дело по перевозке наркотиков, вы на это время отстранены от выполнения служебных обязанностей. Отдохните, присмотритесь к мальчикам, помогите им, если сможете. Я вас вызову через пару дней и подробно объясню задачу. Свободны.

Когда Ева, сцепив зубы, вышла из кабинета, она увидела, что молодые «белопогонники» кучкой стоят возле Далилы, пристегнутой наручниками к стулу.

— Девушка, кто это вас так? — интересовался Мураш, оглянувшись и не обнаружив охраны.

— Спаси красавицу, — предложил Денисов. — Кто первый отсоединит ее от стула, тот с ней обедает! Вы согласны? — Он склонился к Далиле. Далила сидела опустив голову, занавесившись желтыми волосами.

— Это моя женщина. — Ева растолкала освободителей и отстегнула наручники, тут же прикрепив Далилу к себе. — Ну, рыцари незаконной справедливости, кто хочет силой отнять добычу?

— Прекрати. — Далила потянула Еву к себе.

— Да ты только посмотри! Это же цвет нации! Всем до тридцати, красавцы как на подбор, страну любят, народу присягали! Вот, к примеру, Валя Мураш, как он загрустил, когда Николаева убили! Мураш, ты сколько захватов сделал? Неужели два? Три?! И что, орден не дали? Обиделся? — Ева резко дергала Далилу наручниками, Далила не выдержала и попыталась закрыть ей рот свободной рукой, Ева отмахивалась. — Ковалев Сергей, нет, ты только посмотри на этого Аполлона, метр девяносто пять, не меньше! Это же он нашел в прачечной веревку, понимаешь, не просто нашел, а и рапорт написал — мол, подозрительная веревочка! Не дергай меня! Он и Слоника в морге нашел, ну какой исполнительный, подумай! Закопали бы его как неопознанного, но Ковалев начеку! Написал начальству еще один рапорт, а ему — «спасибо, больше не надо», так? Он быстро в «погонники», чтобы исполнительность не пропадала зря! А Волков? Далила, ты же тестировала этого трупобоязненного мальчика, помнишь? Что он тут делает?

— Ева Николаевна, нам бы поговорить, — смущенно улыбаясь, сказал Денисов. — Здесь есть пустой кабинет, можете сейчас?

— Да… — Ева вдруг словно очнулась. — Извините, ребята, у меня нервы ни к черту, извините. Я поговорю. Должна же я понять, чего вам надо? Она пойдет со мной. — Ева притянула к себе Далилу.

— Исключено, — покачал головой Денисов.

— У меня нет секретов от страны. Я не могу ее оставить, она очень опасна, не успеешь оглянуться — уже кого-нибудь тестирует!

— Это вы были в Турции? — спросил Денисов, вздохнув, и оглядел женщину. Далила кивнула.

— Ладно, время. — Он постучал по часам.

В затхлом воздухе темного кабинета слабым светом светились занавешенные наглухо окна.

— Вы, Ева Николаевна, зря обвиняли своих знакомых. Я заварил всю эту кашу. — Денисов открывал шторы. — Отвечая на ваш вопрос, скажу: мне нужна информация. В Турции убили фотомодель Светлану Кошкину, некстати так убили, скажу я вам. Она не успела ответить на некоторые вопросы. Знаете, кто такая Кошкина?

— Как ее убили? — спросила Ева.

— Отрезали голову. Положили в сумку. Волосы цвета меди, рост метр восемьдесят семь, размер ноги сорок. — Денисов уселся поудобней, вытянув ноги.

— Тогда знаю, — вздохнула Ева.

Наступила длинная пауза. Мураш смотрел на Еву во все глаза. Волков опять изучал занавеску, Ковалев встал, прошелся по кабинету, пригладил черные волосы и сел напротив Евы.

— Это вы ее убили? — спросил он, глядя в фиалковые глаза.

— Нет. — Ева не удивилась вопросу, а Далила открыла рот и вытаращила глаза, переводя их с Ковалева на Еву.

— Знаешь кто? — Ковалев вдруг перешел на «ты», он не мог отвести взгляда, обмирая внутренностями: Ева смотрела в темно-коричневые глаза не мигая.

— Знаю.

— Ева Николаевна, что ж вы так неуверенно? — Денисов потеснил Ковалева и тоже сел напротив Евы. — «Нет», «да»! Давайте поточнее, это очень важно.

— Кому? — Ева не отводила взгляда от темных оцепеневших глаз Ковалева.

— Всем нам! — воскликнул Денисов.

— Волков, тебе это важно? — спросила Ева, оторвавшись наконец взглядом от Ковалева.

— Представьте себе, Ева Николаевна, очень важно.

— Валентин? — Ева удивленно посмотрела на Мураша. Тот утвердительно кивнул. — Ну, ребята, я, кажется, поняла, почему здесь представители нескольких структур. Получается, что и разведке, и службе безопасности, и органам что-то было надо от Светы Кошкиной. Что?

— Сначала вы, — предложил сделку Денисов.

— Логично. Ее убил охранник Феди Самосвала. Нечаянно, я думаю. Не рассчитал.

Далила смотрела на Еву, как на сумасшедшую.

— Зачем охраннику этого Феди убивать Свету? Она была девочкой Слоника, Федя Слонику побег делал, вы думаете, он потом?.. — Денисов недоуменно смотрел перед собой.

— Да нет, все проще. Охранник охранял Федю, когда я Федю убила, охранник должен был меня наказать. Мы со Светой познакомились случайно, поехали к морю прогуляться. Он просто нас попутал. Темно было, — уточнила Ева, оглядывая по очереди всех присутствующих. Дойдя до лица Далилы, Ева вздохнула и отстегнула наручники. — Ладно, иди отсюда. Подожди меня за дверью. И ни шагу никуда, поняла? Ты видишь, что творится вокруг?!

— Но этот охранник, кто он вообще такой? Он из Турции?

— Теперь моя очередь задавать вопросы. — Ева проводила взглядом Далилу.

— Нам нужно было найти записи Слоника. Есть такое предположение, что он вел записи, — решился после долгого молчания Денисов, оглядев напарников. — Кошкина могла знать о них. Я в случайности не верю, Ева Николаевна, когда такое вертится, странно предполагать, что человек гибнет случайно. Где, говорите, вы прогуливались? Как вы вышли на Кошкину?

— Я увидела ее в морге, она осмотрела мертвого Слоника и не опознала. Я пошла за ней выяснить, что бы это значило, мы договорились прогуляться и поговорить. Прогулка получилась неудачной. Зачем представителям разных структур нужны эти записи?

— Это не обсуждается, — быстро проговорил Денисов. — Мы получили задание, должны его выполнить. Насчет охранника неубедительно. Он остался в Турции? Как его найти?

— Чего его искать. — Ева зевнула и потянулась. — Он задержан в аэропорту, у него был героин, который я ему подложила.

— Разрешите? — Мураш, как самый младший по званию, не забывал вытягиваться в стойке. — Есть информация! Сегодняшняя. Задержанный наркокурьер, русский, сознался в убийстве молодой женщины в Турции. Он сразу сказал, что отсоединил ей голову.

— Что? — Ева не поверила своим ушам.

— Так точно! Там у них в наркотиках полное недоумение, по какой статье его вести. В перевозке, говорит, не виноват, а вот женщине одной голову отрезал.

— Ну какая удача! — издевательски протянула Ева, глядя в серые глаза Денисова. — Это очень подозрительно! Когда такое вертится, — перефразировала она, — случайности исключаются! Ребята, если у вас все, я пойду. У меня очень тяжелый день — после обеда похороны.

— Ева… Николаевна, — задержался с отчеством Ковалев, — приглашаем тебя с подругой на ужин, будет хорошая еда и песни.

— С кем это ты будешь петь песни?

— улыбнулась Ева уже от двери. Ковалев посмотрел на Волкова.

— И я приду, если вы не против. — Мураш открыл ей дверь.

— А у меня, извините, дела. — Денисов тоже засобирался, Ева поняла, что они не будут обсуждать ее информацию, а побыстрей разбегутся по своим отделам докладывать.

— Ладно, забирайте нас с Котляковского кладбища после четырех. Устроим поминки.

Далила ходила туда-сюда по коридору очень возбужденная.

— Ко мне подходили за наркотиками! — закричала она, увидев Еву.

— Что, здесь? — Ева замерла на месте.

— Пока ты там занималась болтовней, ко мне подошел ребенок и попросил журнал!

— Какой ребенок, какой тут может быть ребенок?!

— Я тебе говорю, это был ребенок, у него «заячья губа» прооперирована, он вот такой! — Далила опустила вниз руку. — Он сказал: «Тетенька, дайте журнальчик». Я сначала не поняла, он опять: «Тетенька, отдайте журнальчик!» Пока до меня дошло! Я его ведь прогоняла, я не поняла! Потом я говорю, вот так присела возле него и говорю: «Кто тебя послал? У меня нет, — говорю, — сейчас этого журнальчика!» Тогда он говорит: «Ладно, принесешь на кладбище». Все.

— Ты молодец! — Ева похлопала Далилу по плечу.

— Почему я молодец, что это за бардак?! В главном управлении по борьбе с преступностью ко мне подходит ребенок и!..

— Потому что не побежала за ним, не стала догонять, следить, молодец!

— Ну, не такая я и молодец, — пробормотала Далила. — Я вообще-то пробежалась по коридору. И по лестнице, — вздохнув, созналась она, — но он исчез.

Вася Денисов добился разрешения на допрос Хрустова Виктора Степановича через два часа. Он ехал по ветреной холодной Москве, нарушая правила дорожного движения и чертыхаясь у светофоров. У следственного изолятора, однако, выходить из машины не спешил. Еще раз вспомнил разговор с Кургановой, пожал плечами.

Просматривая протоколы допроса и ожидая подследственного, заметил, что нервничает. Происходящее не вписывалось в стандартную схему обычного преступления. Зачем Хрустову сознаваться в убийстве? Что не договорила Курганова? Почему и как Курганова оказалась в Турции рядом с Кошкиной?

Привели Хрустова. Денисов поразился его уверенности и нарочитому спокойствию. Хрустов садился медленно, устраивая зад долго и удобно на казенном стуле. Усевшись, посмотрел на Денисова серыми насмешливыми глазами.

— Денисов, управление разведки. Есть несколько вопросов, — представился Василий. Хрустов искренне удивился.

— Виктор Степанович, давайте сразу по делу, а? — Денисов решил разработать вариант честного мужского разговора.

— Это что, у вас ко мне дело? — удивился Хрустов.

— Да, уж так получилось. Прочел я протоколы, — Денисов махнул бумажками, — и очень удивился.

— Не поверили? — Хрустов спрашивал весело.

— Да в том-то и дело, что поверил. Да и свидетель есть.

— Вы хотите сказать, что есть свидетель, который видел, как я эту?..

— Да.

— Там было так темно, что я удивляюсь, как сам себе башку не отрезал, — пошутил отстрельщик.

— Давайте по пунктам, — предложил Денисов, не приняв шутку. — Вы ехали на автомобиле за танцовщицей, которая зарезала вашего охраняемого. Почему вы сразу не убили ее, как только она метнула нож?

— Да попробуй убей! Оружие отняли, — отстрельщик стал загибать пальцы, — подходить к ней близко нельзя было! И этот турок таджикский очень хотел устроить спектакль с утоплением в сундуке. Чего дергаться, если бы она и так утонула!

— Хорошо. Вы ее нашли живой, стали за ней следить, почему?

— Она из органов, — уверенно сказал отстрельщик.

— Почему так решили?

— Видели бы вы ее голой, сами бы так решили. Или из органов, или из спецназа. В стране бардак, может, они уже баб в спецвойска набирают! Я давно в отставке, не в курсе. У нее отличная подготовка, и она выбралась из запертого на замок сундука, открыв наручники! Полный цирк.

— Я не улавливаю логики. Предположим, вы знаете, что она из органов, ну и что? У вас ведь был заказ, как здесь написано, за заказ вам платят, а охраняемый убит?

— Выжить я хотел, вот и вся логика. Это мой пятый заказ. Я честно скажу, потому как материала вы на меня не найдете. Два заказа я решил путем мирных переговоров и сделок, информация была хорошая, а вот два других пришлось уладить, убив наемных киллеров. Работка была, я вам скажу, еще та! Они были профессионалы, через три часа слежки уже поняли, что я их веду. Когда я рассмотрел экипировку одного, я чуть мозгами не повредился, думал, что на компьютере переиграл. Он весь был в проводах, плюс система ночного видения, плюс оружие, у которого нет ствола и патронника, — ящик и все, плюс водоотталкивающий и запахонепроницаемый костюм! И я его приложил! Считай, сделал подарочек органам, потому что, скажу вам, киллер-профессионал — это почти миф. Потому как их очень мало, единицы, до десятка не дойдет, а отстреливают плохих мальчиков, считай, понедельно. Вот и нанимают случайных за небольшую плату, он, случайный, очень любит контрольный выстрел в голову, халявщик, и не находится потом потому, что случайный. Второй раз он на такую работу пойдет в крайнем случае. А этот терминатор был специалист. Меня за него вообще надо принять в «Белые погоны», если такие имеются, и это не очередная газетная романтическая история для обиженных преступностью дураков из органов.

— Э-э-э… Виктор Степанович! — Денисов достал платок и вытер лоб. — Разрешите вас перебить, я только хотел спросить, чем бы вам помогло выжить, окажись танцовщица из органов?

— Да это как дважды два. Я против органов не работаю. Я это сразу при контракте оговариваю. Нелогично было бы платить структуре за информацию, а потом по этой информации отстреливать кого-то из структуры, а? Я ж не совсем чокнутый. Я оговорил это и с секретарем Феди Самохвалова. Я так и прикинул, что, если эта танцовщица из органов выполняла свое задание, считай, я реабилитирован. Я ее пронаблюдал два дня: будь она на задании, не сидела бы у еврея, исчезла бы в три часа.

— Так… — Денисов, нервничая, перекладывал бумаги на столе. — Вы получаете приказ убить ее и расчленить, отслеживаете, а убиваете не ту. Странно для профессионала, и я вам не верю.

— Так ведь, гражданин Денисов, я вам тоже вроде как не верю, а разговор у нас все равно хороший получается. — Отстрельщик стал серьезен, смотрел напряженно.

— Ну, вы можете мне верить или не верить, это дела не меняет, вы меня видите первый раз.

— Второй, — сказал тихо отстрельщик. Денисов сдернул очки с круглыми стеклами и внимательно посмотрел на Хрустова.

— Я видел вас в Стамбуле. Есть там такая достопримечательность, городской морг.

Они замолчали. Денисов лихорадочно соображал, как ему дальше себя вести. Отстрельщик задумался, не навредил ли себе легким языком.

— Ладно. Я хотел вас спросить, прослушивали ли вы разговоры этой танцовщицы и убитой вами Кошкиной.

— Было дело. — Отстрельщик вздохнул с облегчением.

— Меня интересует, не говорила ли Кошкина о записях, которые вел ее любовник?

— Вспомнить надо, она столько наговорила, меня холодный пот прошиб. А уж эта танцовщица!.. Такого ей намазала. Она что, действительно из органов?

Денисов понял, что наступило время обмена информацией.

— Она офицер милиции, но задания убить Федю Самосвала у нее не было. У меня есть еще кое-что интересное для вас. Я говорил с ней пару часов назад, это она подложила вам наркотики в сумку, она думала, что везет большую партию, и подставляла вас для таможни.

— Я так и думал, — кивнул головой отстрельщик, — ее зовут?..

Денисов молчал, словно не слышал.

— Они ехали на виллу одного русского как раз за этой тетрадью. — Хрустов понял, что пора говорить. — Эта длинная рыжая знала, где тетрадь лежит, а эта… танцовщица, она должна была за ней пойти. Ночь была, и дождь хлестал. Фотомодель так трусила и нервничала, что я был точно уверен — из машины не вылезет. Не угадал.

— Ева Курганова сегодня ничего не сказала про тетрадь, вы уверены, что все правильно поняли? — Денисов смотрел застывшим взглядом в маленькое окно с решеткой.

— Я знаю, что они за ней ехали, но не уверен, что тетрадь найдена.

— И как же нам в этом убедиться? — вздохнул Денисов. Он очень устал.

— Так ведь, как это обычно бывает, только при следственном эксперименте! — Хрустов смотрел в холеное лицо с круглыми стеклами почти заискивающе. — На месте я быстрей соображу, а так трудно. В этом доме столько комнат, дверей, окон, рехнуться можно.

— Ну, допустим, комнату, где вы отрезали голову, найти легко. Вам нужно только вспомнить разговор, и все!

— Гражданин начальник, — убедительно произнес отстрельщик, — вы уж постарайтесь следственный провести, а? А уж я постараюсь все на месте вспомнить до мелочей.

— Не отходи от меня ни на шаг. — Ева вышла из автобуса, на котором привезли гроб с телом Казимира.

Далила шагнула, словно слепая, в запорошенную колючим снегом траву на обочине.

— Сейчас зареву, — предупредила она.

— Реви, только не потеряйся, — разрешила Ева.

Почти вся дорога у кладбища была занята дюжиной иномарок, они гудели попеременно, плотные мужчины в длинных пальто суетливо переговаривались, то и дело вытаскивая из карманов телефоны. Мимо автобуса пробежали двое молоденьких служивых, неся ящик водки.

— Ева, — Далила неуверенно показала на иномарки, — вдруг это к Казимиру?

— Навряд ли. — Ева, прищурившись, вглядывалась сквозь противный снег в кладбищенский ландшафт.

К ним подошел распорядитель. Он удивился, обнаружив, что провожают в последний путь только две женщины, сказал раз пять «ё-моё» и ушел за носильщиками.

Владельцы иномарок прошли мимо автобуса с Казимиром стройной шеренгой семенящих черных жуков Все были без головных уборов, Ева, сдерживая улыбку, подумала, что их стригут в одном месте — только одна голова из этой шеренги не была коротко выстрижена и украшена тройными складками на шее. Эта голова была огненно-рыжей. Шествие беременных жуков завершал хромающий Никитка. Он чуть задержался и изобразил поклон.

— Дамы, примите соболезнования, отличный повар был ваш старик, просто отличный. — Никитка говорил, не останавливаясь. — Да, кстати, я подойду к вам через полчасика насчет журнальчика, идет?

Никитка улыбался.

Далила судорожно вцепилась в Еву обеими руками.

— Да не трусь ты, вот все и определилось. — Ева отдирала ее руки. К ним подходили носильщики.

Подъехал еще один автобус. Из него, окрасив серый заснеженный полдень средневековыми немыслимыми нарядами алого и синего цветов с золотой вышивкой, мехами горностаевой пятнистости и конусами на головах женщин, вышли музыканты со скрипками и саксофоном.

Саксофон взвыл сразу, Далила дернулась и охнула, мужчины прижались подбородками к скрипкам, и, когда саксофон затих, ударили «Турецким рондо» по снежному пространству между небом и землей, между душами и бренными останками покоящихся в вечном оцепенении.

— Сюда! Сюда! — кричал из оград и надгробий черный беспокойный жук, размахивая рукой.

Седой скрипач в богатом камзоле и раздутых шароварах до колен подмигнул Далиле, проходя мимо. Он притопывал тупоносой туфлей с огромным бантом.

Последней шла женщина. Полная и степенная, она поднимала голову к летящему снегу и вытирала со щек особенно колючие снежинки махровой рукавичкой. Поверх длинного пальто до пят с меховой отделкой на спине лежала золотая пушистая коса. Она задержалась возле Евы, зацепившись за ее лицо спокойным глубоким взглядом, чуть поклонилась.

— Идемте, уже музыканты приехали, — заметив, что Ева смотрит удивленно, уточнила:

— вы Федю пришли проводить?

Теперь Ева уцепилась за рукав куртки Далилы. Она поняла, что хоронят Федю Самосвала.

Наталья пожала плечами и ушла, оглядываясь.

Из автобуса вытащили гроб с Казимиром.

Могилы Казимира и Феди разделялись двумя проходами. Стоя у открытой ямы, Ева пританцовывала от холода под веселого и торжественного Моцарта. Носильщики спешили, гроб спускали быстро и молча. Напротив разноцветная толпа заливала под музыку водкой яму для Феди.

Чисто и пронзительно запела женщина, потом опять играли скрипки.

Далила первой бросила комья земли, толкнула плечом оцепеневшую Еву.

Казимира быстро и как-то судорожно зарыли замерзшие носильщики, а возле могилы Феди только начались торжественные речи.

Ева с Далилой пошли к дороге. Разглядывая быстрым профессиональным взглядом шоферов в некоторых иномарках, Ева вдруг чертыхнулась, остановилась и вернулась к одной из машин.

На заднем сиденье пытался спрятаться, отворачиваясь, свободный художник Стас Покрышкин.

— Это же ты! — воскликнула Ева в его кислое лицо, когда он опустил стекло.

— Оправдан! — Стас нервничал. — Оправдан, совершенно невиновен.

— Ну, так уж и совершенно. Чего сбежал тогда?

— Я по личным мотивам уехал из страны. Искал себя. Накапливал вдохновение.

— И что ты делаешь на похоронах, накопив вдохновение? — Ева стояла наклонившись к открытому окну. Пританцовывала рядом Далила, иногда теребя ее за одежду. Стас молчал, глядя мимо Евы. — Свободный художник с оркестроподобной ориентацией, использующий шизофреника Ангела Кумуса, познакомься. — Она повернулась к Далиле и кивнула на Стаса. — Скажешь, что здесь делаешь, или пригласить в отделение?

— Я приехал с Натальей, женой Феди. Мы друзья. А вас я попрошу по моему поводу не беспокоиться. Перед законом чист. Если вы считаете, что я вам чем-то обязан, позвоните, поговорим по-дружески. Я в Москве всего два дня, Ангела не видел. Полная квартира оструганных кольев. Есть отличный коньяк. Я вас не боюсь, вы мне интересны только как социально гипертрофически развитая личность и, как следствие этого, — хозяйка красивого, отличной тренировки тела. Я бы вас слепил. У вас голова египтянки. — Стас протянул обалдевшей Еве визитную карточку. На зеленом фоне золотом шли письмена на русском и английском.

Ева дошла до теплого автобуса, так и сжимая в руке кусочек картона.

— Он стал совсем другой! — воскликнула она трясущейся Далиле.

В закрытые двери постучали.

Никитка с трудом поднялся по высоким ступенькам, впустив клубы холодного воздуха.

— Итак, — сказал он, усевшись, — вы живы и здоровы и полны творческого накала! Три — два!

— Как? — Еве показалось, что она ослышалась.

— Я сказал — три — два, я веду. — Никитка смотрел весело.

— Ладно, ты ведешь, потому что?.. — Ева дернула Далилу, которая ходила от окна к окну, осматриваясь. — Успокойся и сядь, я с оружием, если что — всех перестреляем, а последняя пуля тебе.

— Я веду, потому что ты протащила через границу кучу наркоты. И сделал это я.

— Понятно, значит, ты. И что, от скуки или с деньгами поиздержался?

— Адвокатишка меня разозлил. Ну очень раз-з-зозлил. Такую кучу денег у Феди взял, а работы — ноль. Федя, когда приехал в Стамбул, пошел к Капе, адвокату, и нанял его т-те-бя найти. Т-тебя и Слоника. Адвокат столько денег запросил, сколько даже у Феди никогда с собой не бывает. Пришлось взять со счета Хамида. Когда т-ты Федю пришила, я пошел к адвокату и сказал — пусть вернет деньги. Он — ерепениться, еврей, что с него взять! Тогда я обозлился, говорю, не хочешь по-хорошему, отправишь со своими девочками наркоту. И это уже по своему усмотрению, кто из них повезет, а кто отвлекать внимание будет.

— Адвокат заставил меня провезти три килограмма крахмала, потому что ты это ему велел? — Ева не верила.

— Про кэ-кэ-рахмал не знаю, а таблетки мои в журнале он взял. Я в аэропорту тебя не видел, решил, что тебя пришили-таки, а вот ее видел! — Никитка показал рукой в перчатке на Далилу. — Я так понял, что вы девочки сознательные, из аэропорта сразу побежали в милицию. Ну, хорошо я тебя наколол?

— Подожди, не понимаю, ты что, все это затеял, чтобы увеличить счет?

— Ды-да нет, не только. Журнальчик вернете? Или уже подшили к делу?

— Это все бред! — громко заявила Далила. — Мне адвокат ничего не говорил, я вообще не знала, что везу!

— Фактически ты провезла наркотик, на тебя заведено дело. Я пока занят — похороны, проблемы с разделом территории, а вот потом очень внимательно твое дело отслежу. Тебя обыскивали, когда ты в органы прибежала? Наверняка слезы, крики радости, а обыска-то и не было! Дело, оно завершения требует.

— Нет никакого дела! Ева, скажи!

— Есть дело, — сказала Ева, — секретарь прав.

— Я его убью, — шепотом проговорила Далила.

— 3-з-зачем меня убивать, я только дергаю за ниточки, не хочешь — не дергайся.

— Я адвоката убью!

— Это по-пожалуйста, только его отстрельщик раньше убьет. Кстати, Ева Николаевна, что там у нас насчет отстрельщика, он в безопасном месте? Или охотится за тобой?

— Он пока сидит. — Ева только теперь почувствовала холодный приторный страх и отвращение. Все было в работе, но так ее еще не подставляли.

— Сидит, значит. Ну и ладно! Подведем итоги? Вы возвращаете мне журнальчик, я говорю спасибо. Вы не возвращаете мне журнальчик, я не против, только будете мне должны. Придет время, я напомню про должок. А дело это заведенное отслежу, можно будет чего-нибудь добавить при случае.

— Ты знал, что мы сразу потащим наркотик в отдел, ты же знал! — Ева с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на Никитку.

— Да нет, — секретарь широко и белозубо улыбнулся, — я иногда смел помечтать, что вас обнаружат на таможне и посадят, вот это была бы настоящая хохма, праздник души, можно сказать! Ну, попрощаемся?

— Ты объявил мне войну, ты это понимаешь? — поинтересовалась Ева.

— Да? А я думал, что у нас спортивный турнир. Пока я веду! — Никитка постучал в дверь автобуса, когда она открылась, повернулся и помахал рукой.

— П-пока, девочки.

— Застрели его немедленно! — Далила стала трясти Еву. — Здесь, на кладбище!

— Ну да, размечталась! И тебя пришлют меня тестировать, да? Успокойся.

— Как я могу успокоиться, он же в любой день может подложить наркотик, позвонить, а на мне уже есть провоз!

— В этом провозе нас было двое. Ладно, извини меня.

— Что еще случилось?

— Ну извини, я плохо себя вела. Я тебе не верила. Мне надо отдохнуть.

— Это ты про наручники? — Далила глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Да ладно, даже интересно. «Это моя женщина!» — передразнила она Еву. Смеха не получилось. Обе грустно улыбнулись. — Мы что, теперь здесь жить будем? — Далила показала рукой в окно. Мимо автобуса один за другим отъезжали шикарные машины.

Послышался пронзительный звук милицейской сирены. Автомобили притормозили.

К автобусу подкатил заляпанный гаишный «форд». Из него вышел Валя Мураш и постучал по автобусу.

Далила вышла первой.

— У вас все в порядке? Я насторожился — вроде сходка здесь, притормозил всех.

Слушай, может, прошвырнуться у них по багажникам? — Мураш показал Еве на застывшую шеренгу. — То-то железа нагребем!

— Не надо. Скажи, чтобы до города ехали сзади. — Ева спрыгнула в снег и пошла к «форду».

Через полчаса медленной «экскурсионной» поездки со скоростью не больше тридцати Мураш не выдержал:

— Хватит эскорта или еще прокатимся?

— Да черт с ними! — Ева махнула рукой.

— Нет, красиво же едем! — Далила смотрела в заднее стекло. Она насчитала на спуске четырнадцать машин. Они строго, одна за другой, плелись за гаишным «фордом».

Мураш нажал на газ, «форд» рванул радостно и плавно к зажженной огнями Москве.

Мураш привез женщин в небольшое казино на Ленинском. Тускло светилась синяя надпись на желтом фоне, холодный ветер прогнал с улицы всех прохожих. Внутри, за массивной дверью со швейцаром в ливрее, было тоже немноголюдно. Пахло дорогими сигарами и цветами.

— О черт! — Мураш споткнулся и стукнул себя по лбу. — Мужики сказали мне приготовить цветы для вас! — Он показал букеты в огромных напольных вазах.

— Мы любим розы! — заявила Далила, сдерживая дрожь. Она так и не согрелась. — А что мы здесь будем делать? И где они, эти мужики?

— Это такой закрытый клуб для своих, все будет очень уютно, вот только цветы!..

— На улице у ресторана продают в киоске. — Ева кивнула на дверь. — Эй, я люблю розы, и чтобы розовые были, обязательно розовые!

— Я мигом, пройдите вон туда, за портьеру, там дверь, вас ждут.

— Я — сначала в туалет, — сказала Ева, когда Мураш убежал.

В туалете она достала косметичку и за десять минут разукрасила себя под изумленным взглядом Далилы. Вытащила из сумки туфли на тонком каблуке.

— Поминки так поминки, — сказала она в свое обработанное лицо в зеркале и провела быстрым языком по кровавой помаде. — Запрячешься? — предложила она Далиле, протягивая косметику.

— Нет, спасибо, еще разревусь и потеку.

— Не потечешь, отличного качества товар, можешь обрыдаться и облизать кого угодно — следов не останется!

— Где ты это взяла?

— Ну, я же успела в парикмахерский салон перед похоронами!

— Разве что губы, — неуверенно всмотрелась в свое измученное лицо в зеркале Далила.

Сергей Ковалев расставлял в уютной комнате для гостей принесенные Мурашом розы.

Волков полулежал на длинном диване, перебирая струны гитары.

Дверь открылась. Первой вошла Ева, медленно стаскивая с головы теплый черный шарф. Мураш застыл со штопором в руке, Волков приподнялся, открыв рот.

— Вот это класс! — сказал Ковалев.

Голова Евы была выбрита, только на самой макушке топорщилась двухцветным невысоким ежиком симметричная пятиконечная звезда, одним лучом опускаясь ко лбу. Глаза Ева подвела очень сильно, растягивая темно-синюю окантовку к вискам, с висков свешивались два крошечных колокольчика на тонких цепочках. Она медленно, не дождавшись помощи от остолбеневших мужчин, сняла длинную меховую куртку и оказалась в черном облегающем платье.

Опомнившийся Мураш успел подхватить куртку Далилы. Далила была в белом. Матово темнели в золотой крупной цепи на груди огромные жемчужины, путаясь в тяжелых желтых волосах.

— Ну что, мальчики, обещали еду и песни! — Ева прошла к столу и выбрала место подальше от Волкова.