Однажды пасмурным осенним вечером, когда ветер особенно жалобно воет у высоковольтных столбов, заставляя натянутые струны проводов гудеть и содрогаться, а бездомные собаки предпочитают быстро прошмыгнуть в дверь подъезда, наудачу открытую кем-то из отчаянных жильцов, мужчина и женщина за ужином спросили свою маленькую дочку, кого она хочет — сестренку или братика.
      Разговор происходил на кухне. Над круглым столом, застеленным поверх скатерти клеенкой с цветочками, низко висела лампа с оранжевым абажуром. Девочка, чертившая ложкой по остаткам манной каши на дне тарелки, подняла глаза и посмотрела на родителей с тем выражением преждевременного для ее возраста понимания и прощения, которое у большинства пап и мам вызывает вполне естественный испуг и — как следствие — неоправданное раздражение. У присутствующих же мужчины и женщины ее взгляд вызвал очередной приступ умиления: они старались придерживаться той прогрессивной теории воспитания, по которой каждый ребенок — это гость, пришелец, посетивший наш мир на счастье присутствующим, и относиться к нему следует как к равному либо как к существу, познающему окружающую его жизнь с непостижимостью собственной логики.
      — Я хочу собаку, — сказала девочка, подумала, вздохнула и уточнила: — Сенбернара. Но если это слишком хлопотно, можно хотя бы маленького котеночка?
      — Она сказала «слишком хлопотно»! — умилилась мама.
      — Мы должны были иначе сформулировать вопрос, — вступил папа. — Она же у нас редкая умница, а мы с нею опять общаемся в рамках общепринятой банальности.
      — Вы собираетесь еще размножаться? — уточнила девочка.
      Замолчавшие родители, оторопев, посмотрели друг на друга, подбирая выражения за рамками общепринятой банальности.
      — Понятно, — вздохнула девочка. — Вы уже все сделали.
      Папа попытался выяснить степень ее осведомленности о процессах размножения млекопитающих.
      — В смысле… — начал он, — ты хочешь сказать, что мы сделали… А что мы, собственно, сделали такого?…
      Он замолчал, потому что мама толкнула его под столом коленкой.
      — Да ясно, что, — кивнула девочка. — Вы перестали охраняться, и мама забеременела. Можно мне теперь банан?
      — Ты так разговариваешь с нами, — заметила мама, подвигая дочери тарелку с бананом, — как будто мы в чем-то виноваты. Это наше с папой решение, наш выбор…
      — А зачем тогда вы меня спрашиваете?
      Переглянувшиеся родители кивнули друг другу с некоторым удовлетворением: с логикой у девочки все в порядке.
      — Мы хотели узнать, кого ты хочешь — девочку или мальчика, — нашелся папа.
      — Все это ерунда, — заметила девочка, осторожно снимая с банана узкую ленточку кожуры. Потом она аккуратно отодвинула оставшуюся оболочку от белой мякоти и медленно начала есть, методично срезая ложечкой понемногу с доступной поверхности банана.
      — Почему — ерунда? — удивилась мама, завороженно следившая за ее действиями.
      — Во-первых, — заметила девочка, — никакой это не ваш выбор. Мама пьет таблетки, чтобы не было детей. Значит, заберемениеполучилось случайно. Во-вторых, нельзя заказать мальчика или девочку по своему желанию.
      Папа взял задрожавшую руку мамы, сжал ее легонько и успокаивающе объяснил:
      — Лерочка видела, что ты регулярно принимаешь таблетки. Она меня спросила летом, не больна ли ты. И я рассказал о преимуществах планирования деторождаемости в семье.
      — И о проценте погрешности, — кивнула девочка.
      — Да, — кивнул папа, — и о проценте погрешности.
      — Получается, что у вас сейчас случился этот самый процент, — Лера продолжала бессердечно поражать родителей своим ясным умом и логикой. — А теперь вы меня спрашиваете, чтобы я тоже была в этом замешана, да?
      — Как это?… — не выдержала мама и выпустила-таки из сердца отчаяние, трепыхавшееся там с самого начала беседы. Отчаяние вытекло из глаз двумя небольшими слезинками, задержалось было на щеках, но потом капнуло на ее правую ладонь. Тогда мама отняла свою левую руку у папы и растерла мокрое отчаяние по тыльной стороне правой.
      Лера выела ложечкой весь банан и принялась соскребать с внутренней части кожуры белую мякоть тонкими длинными полосками. Брала эти полоски пальцами и закладывала в открытый рот с торжественностью жертвоприношения.
      Папа, отслеживающий каждое ее движение, от такой серьезной непосредственности потеплел взглядом и ободряюще обнял жену за плечи.
      — Валька, не усугубляй! — серьезно попросил он. — Тебя всего лишь спросили, кого ты хочешь — сестру или братика.
      Валькой Леру называли, когда ее действия считались неправильными. Это было совсем не обидно, потому что маму звали Валентиной, а папу — Валентином. Иногда из-за одинаковых имен родители представлялись маленькой Валерии одним существом.
      — Вы что, хотите ребенка? — продолжала «усугублять» Лера. — А папа летом говорил, что второго ребенка нужно заводить, когда у первого установится психическое и физиологическое восприятие мира. Папа сказал, что оно у меня должно установиться к школе.
      — Ты так говорил? — вскинула глаза мама и посмотрела на мужа совершенно незнакомым взглядом.
      — Ну да, — растерялся муж. — Я говорил, что в семье важные решения должны приниматься совместно, и Лера должна так же отвечать за свой выбор, как и мы…
      — Если вы считаете, что у меня уже установилось это самое восприятие мира, значит, я могу ухаживать за собакой. Я согласна на спаниеля. Я подумала и поняла, что сенбернара мне не осилить. Если с ним что-то случится и он упадет, раненный, на дороге, я не смогу взять на руки такую большую собаку и отнести ее в безопасное место. А спаниель — самое то! — Лера серьезно посмотрела на родителей — по очереди в глаза одному и другому.
      — Твой папа говорил неправильно, — бесцветным голосом заметила на это мама Валя. — Решение о ребенке принимают те, кто в состоянии ребенка зачать и воспитать. Ты не можешь принимать участие в его рождении.
      — Но можешь помогать нам ухаживать за маленьким, когда он родится, — поспешил папа загладить неприязнь в тоне мамы.
      — Так нечестно, — воспротивилась Лера. — Принимать решение я не могу, а ухаживать могу, да? Давайте заведем собаку и поделим ответственность. Я буду ухаживать за собакой, а вы за ребенком.
      — Почему мы все время говорим о собаке?! — повысила голос мама.
      — А вы мне так и не ответили! — повысила голос Лера. — Вы хотите ребенка или сдаетесь перед погрешностью? А как же планирование семьи? Он должен был родиться, когда я пойду во второй класс! А перед школой мы по плану должны завести собаку!
      Мама Валя вскочила и закричала, взмахнув руками, что ее тошнит от слова «собака». Она задела абажур, и тот резко качнулся, дробя пространство небольшой кухни на асимметричные отрезки освещенного и неосвещенного пространства, и тень от бахромы металась по клеенке, словно призрачные щеточки сновали туда-сюда, зачищая грязную посуду, потемневшую пустую кожуру банана и забытый чай папы Вали в стакане с серебряным подстаканником.

      Мама ушла сердиться в спальню, папа отправился следом — успокаивать ее, а Лера позвонила маме Муму. Уже через пять минут та пришла. В халате, в домашних тапочках, уютно укутанная в пуховой платок, с капельками дождя в пышных волосах, уложенных в высокую прическу с небрежной элегантностью выпадающих шпилек. Мама Муму жила в соседнем подъезде, давно знала родителей Леры и выкормила девочку своим молоком.
      — Ну вы, придурки, — заметила она с ходу, едва прикрыв за собой двери спальни. — Отсидели все свое воображение в офисах, да? Неужели нельзя было сыграть с малышкой по ее правилам?
      — Ка-ак эт-то? — всхлипывала мама.
      — Как это, как это! Да очень просто. Дождаться большого живота, стенать, что сама не справишься, что не к кому тебе обратиться за помощью, бедной, несчастной — папочка на работе деньги зарабатывает; что ты наверняка помрешь при родах, а если не помрешь, то маленький ребенок сживет тебя со света! Да малышка бы первая предложила свою помощь и участие, что, я Лерку не знаю!
      — Мы относимся к Валерии с надлежащим уважением и пониманием, и нам совершенно незачем разыгрывать фарс. Мы должны разговаривать с нею, как с равной, — решительно отмел подобное лицедейство папа Валя.
      — Ах, как с равной! — рассердилась мама Муму. — Так сказали бы честно, что маменька залетела, несмотря на предохранение, а аборт — дело сложное и небезопасное, тем более что второго ребенка вы все равно планировали рожать через год-другой. Такие вот неожиданности! Что тут сложного? Небось рассюсюкались — «кого ты хочешь, мальчика или девочку?». Сами виноваты! Пять лет делали из нее «пришельца», а когда девочка стала вести себя с естественным эгоизмом гостьи, сразу запаниковали! Зачем нужно было ее учить читать с трех лет и вместо сказок на ночь вести беседы об устройстве мироздания? Нормальный ребенок в ее возрасте с азартом ищет братиков и сестричек в капусте.
      — Ей пять лет и семь месяцев, — уточнил папа. — Почти шесть.
      — Перестань кричать и скажи, что нам делать, — быстро успокоилась мама Валя.
      — Немедленно завести собаку, — не задумываясь, ответила мама Муму.
      Мама Валя бросила в нее подушку, но не попала. Папа Валя подушку поднял, и все пошли в кухню пить чай.
      — Какой у тебя срок? — спросила мама Муму, не обращая внимания на Леру, устроившуюся с ними за столом препарировать очередной банан.
      — Восемь… Восемь недель, — ответила мама Валя, покосившись на дочь.
      — Хитрая штука — жизнь, — заметила на это мама Муму.

      В феврале, когда ночью еще мели торопливые метели, а днем солнце съедало снег и беспощадно обнажало внутренности подтаявших сугробов, мама Муму встретила Леру у детского сада и пригласила в кафе «разговоры разговаривать».
      — Лучше у тебя дома. Из кафе я люблю пельменную на набережной, а родители запретили мне туда соваться, — ответила Лера.
      — Сказали, почему? — удивилась мама Муму.
      — Сказали. Из-за различия социальных слоев. Давай мороженого купим и бананов и пойдем к тебе, — предложила Лера.
      — Не надо покупать. Все есть. И мороженое, и бананы, и мармелад с шоколадом.
      — Ты же на диете! — покосилась Лера на выступающий живот мамы Муму.
      — Вот об этом и будем разговаривать.
      Осмотрев уставленный тарелками, вазочками и салатницами с фруктами стол, Лера внимательно посмотрела на маму Муму. Та грустно ей улыбнулась и подмигнула.
      — И что, суп не нужно сначала съесть? — осторожно поинтересовалась Лера.
      — Хочешь супа?
      — Нет.
      — Тогда зачем спрашиваешь? Честно говоря, у меня нет супа. Вот все, что есть. Мороженое в холодильнике. Конфеты, мармелад, орешки. Выбирай сама.
      — Ага… — задумчиво кивнула Лера, усаживаясь. — У тебя, наверное, проблемы, и психиатр тебе посоветовал себя побаловать, да?
      Мама Муму задумалась. Она устроилась в кресле, поглядывая на девочку, набросившуюся на сладкое, потом спросила:
      — Что еще за история с психиатром? Давай сегодня ты начнешь первой. Рассказывай.
      — Да вроде не о чем, — пожала плечами Лера.
      — Расскажи о психиатре. Ты что, довела-таки своих родителей, и они повели тебя к психиатру? Все еще не хочешь ни братика, ни сестрички?
      — Не хочу, — замотала головой Лера. — Где собака, спрашивается? Нету собаки! Но психиатр был на другую тему. На физиологическую.
      — А поподробней, — попросила мама Муму, — ты меня ужасно заинтриговала.
      — Да ерунда, — отмахнулась Лера. — Мама заметила, что я трогаю себя между ног. Отвела к врачу. Ты же знаешь ее. Чуть что…
      — И что сказал врач?
      Лера задумалась, вспоминая. При этом она разглаживала фантики от съеденных конфет и раскладывала их ровным рядком на столе.
      — Он много чего сказал.
      — Понятно, — улыбнулась мама Муму. — Тебя это напрягает?
      — Напрягает… — задумалась Лера. — Что?
      — То, что сказал врач.
      — Получается — все дело в удовольствии. Если мне это нравится, значит, это плохо.
      — А тебе нравится?
      — Ну… так, — Лера задумчиво потянула к себе банан за толстый хвостик.
      — Сказать, что я думаю об этом?
      — Как хочешь, — не настаивала Лера.
      — Все это ерунда, пока ты не занимаешься такими вещами при посторонних. Почаще мой руки, вот и все.
      — А эти самые посторонние, они могут рассердиться?
      — Дело не в них, а в тебе. Ты помнишь, мы говорили о нормах поведения? Так вот, окружающие могут неправильно тебя понять, если ты не будешь соблюдать условия и правила совместного существования. Интим — дело сугубо индивидуальное, и посторонним в него вход запрещен.
      — Это на тему, почему мама с папой закрывают дверь спальни? — уточнила Лера.
      — Точно.
      — А мама теперь будит меня по пять раз за ночь. Вытаскивает мои руки из-под одеяла. Я потом заснуть не могу. Еще она поговорила об этом с воспитательницей в детском саду.
      — С которой? — заинтересовалась мама Муму.
      — С заторможенной. Представляешь? Никакого соображения!
      Мама Муму кивнула:
      — И что заторможенная?
      — Сказала, что такое может быть из-за глистов. Я два раза сдавала анализы на глисты. Если это мой личный интим, почему меня заставляют сдавать на глисты?
      — Нормы, Лера, нормы. Постарайся принимать условия сосуществования отстраненно. Это залог твоего психического здоровья.
      — Постараюсь, — кивнула Лера. — Теперь ты давай.
      — Посмотри в спальне, — предложила мама Муму.
      Лера неуверенно встала со стула.
      — Посмотри, посмотри. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
      Девочка выходит из гостиной. Женщина в кресле поворачивается и закидывает ноги через подлокотник кресла, устраиваясь поудобнее. Она шевелит пальцами ног, закрывает глаза и медленно вытаскивает несколько шпилек, мешающих ей улечься головой на спинку кресла. В квартире тишина, кажется, что женщина задремала, но вот она приоткрывает глаза и видит в проеме двери девочку с щенком на руках.
      — Это тебе, — говорит женщина. — Нравится?
      Девочка смотрит на нее изучающе, и от такого взгляда женщине становится не по себе. Она пытается объяснить смысл подарка.
      — Не бесплатно.
      — Как это? — сильно удивилась Лера.
      — Я купила щенка себе. Надоело, видишь ли, приходить в пустую квартиру. А тут такое дело… короче, я беременна. Собакой заниматься не смогу. Пришлось бы ее пристраивать в хорошие руки, уж лучше отдать тебе. У тебя хорошие руки?
      Изобразив натужную улыбку, мама Муму постаралась не отводить взгляд, чтобы Лера не заметила усилия растянутых губ.
      — Ты тоже беременна? — уточнила девочка и опустила щенка на пол.
      — Ну, я же женщина, что тут странного?
      — Ничего странного. Я думала, ты умная.
      — По-твоему, беременность — это глупость?
      — А где папа твоего зародыша? — прищурилась Лера.
      — Ах, ты об этом. — Мама Муму встала, прошлась по комнате и съела мармеладину, внимательно всматриваясь в лицо девочки. — Это не проблема. Для меня.
      Лера задумчиво обошла женщину, разглядывая.
      — А ты уверена? — спросила она после этого. — У тебя совсем не заметно живота. А у мамы он уже торчит.
      — Это потому, что я толстая. У меня и без беременности был живот. Через месяц я раздуюсь, как воздушный шар. Берешь собаку?
      Валерия посмотрела на щенка, волочащего по полу тапочку.
      — Маму нужно подготовить, — вздохнула она.
      — Хорошо. Если Валька будет совсем против, ты должна понимать — у беременных случаются приступы протеста или голода, — то щенок может жить у меня, а ты будешь приходить ухаживать за ним.
      — Правда? — просияла девочка.
      Тем же вечером она заявила обалдевшим родителям, что у нее есть щенок. — Мама Муму завела себе собаку, а потом вдруг в одночасье забеременела, — взахлеб расписывала Лера привалившее счастье. — Она боится, что умрет в родах и щенок останется сиротой. Предложила мне за ним ухаживать. Вы не волнуйтесь, если он будет сильно вас беспокоить, я уйду жить к маме Муму.
      Мама Валя ворвалась к маме Муму в состоянии едва сдерживаемого нервного срыва.
      — Ты поори, поори, — посоветовала ей мама Муму. — Сразу полегчает.
      — То, что ты… — задыхалась Валентина, — кормила грудью мою дочь, не дает тебе права!..
      — Не дает, — лениво согласилась мама Муму. — Извини, я не могу поучаствовать в твоем скандале, совсем вымоталась на работе.
      Свесив перекинутые через подлокотник кресла ноги, она шевелила ступнями в такт музыке.
      — У тебя нет никаких прав на мою девочку! — сменила тон Валентина, резко переходя от бешенства к слезам. — Ты не смеешь управлять ею, да еще такими подлыми методами!
      — Конечно, не смею, — согласилась мама Муму, выбралась из кресла и сделала несколько прыжков в такт музыке. — Армянский рожок! — кивнула она в сторону дорогого музыкального центра. — Я от него балдею!
      Обхватив небольшой выступающий живот руками, Валентина с опаской расставила ноги — от прыжков большой мамы Муму содрогалась мебель и дрожал пол.
      — Маруся, — попросила Валентина, — можно выключить? У меня от твоего армянского рожка кишки сжимаются.
      Маруся выключила музыку и некоторое время, запыхавшись, смотрела на подругу изучающе.
      — Ты должна ходить по ступенькам, не пользоваться лифтом. До пятого этажа как минимум. Во второй половине дня — гимнастика на растяжку. Контрастный душ и прогулки на свежем воздухе не меньше двух часов в день, — сказала она.
      — Я… — опустила глаза Валентина.
      — Ты большую часть дня валяешься на диване. Я не ломаю лифты у нас в подъезде только из сострадания к старикам на восьмом этаже. Ладно, не хочешь ходить по ступенькам, не ходи. Не хочешь растягиваться — не растягивайся. Но прогулки являются важнейшей составляющей здорового образа жизни беременной женщины, тут я от тебя не отстану. И гулять ты будешь не по магазинам и рынкам, а в парке.
      — Я не могу гулять просто так, мне скучно! — взмолилась Валентина, подошла к столу и выбрала себе конфету.
      — А ты теперь не будешь гулять просто так, ты будешь выводить на прогулку спаниеля двух месяцев от роду, пока еще не привитого, но зато с документами из клуба собаководов.

      В июне выбирали роддом. Мама Муму уговорила маму Валю ехать в тот, где она работала главврачом. Обещала лично курировать процесс. Осматривала подругу по два раза на дому и ровно за сутки предсказала точное время родов, убедив Валентину поехать устраиваться в родильное отделение заранее, до схваток.
      — Боже, ты похожа на бегемота! — стенала Валентина. — Неужели и я такая же?!
      — Ты на двенадцать килограммов легче, — успокаивала мама Муму. — Прошвырнемся в последний раз на восьмой этаж через две ступеньки?
      Трое взрослых, девочка Лера и щенок Артист прибыли к родильному отделению утром в пятницу. Мама Муму ушла поговорить с коллегами. Она вернулась быстро, стараясь загладить излишней торопливостью тревогу и нервную дрожь.
      — Что? — вскочил папа Валя. — Что с ней?
      — А что с ней? — развела руками Мария. — Выбрала себе место в палате, пьет сок, ночью родит.
      — Я же чувствую, ты что-то скрываешь! Ну-ка, посмотри мне в глаза!
      — Отстань, Валька, не нарывайся. Мне пора идти.
      — Значит, ты не поедешь с нами домой? Что произошло? — волновался папа Валя.
      — С Валентиной ничего не произошло. Чтобы ты не нервничал, я не поеду домой. Буду сидеть возле нее и ждать. Мне пора.
      — Теперь я точно знаю, что есть проблемы! — не унимался папа Валя, призывая дочку в свидетели: — Мама Муму обещала уехать с нами, так ведь?
      Лера посмотрела на маму Муму и удивилась безумному выражению ее глаз.
      — Слушай, болван, если ты еще не заметил, то я беременна.
      — Да, но…
      — А что случается с беременными на девятом месяце?
      — Что с ней?… — обессилев, папа свалился на диван.
      — Они рожают, представь себе! — продолжала злиться мама Муму. — Лучше тебе поехать с Леркой домой, потому что у меня начались схватки, а когда у меня бывают схватки, я становлюсь агрессивной, а когда я становлюсь агрессивной…
      — Но это же невозможно! — возмущенно подхватился папа Валя. — Какие еще схватки? А как же Валентина?…
      Последовавшую за этим картину девочка Лера запомнила на всю жизнь. Мама Муму наклонилась, уложила голову в ближайшее кресло, обшитое черной кожей, а потом вдруг в такой позе — вверх попой — ухватила его за подлокотники и выпрямилась, держа кресло над головой. Лера схватила щенка и отбежала в сторону, а папа Валя остался стоять на месте с открытым ртом.
      От дверей к маме Муму бросились два охранника. Не обращая на них внимания, она с креслом над головой пошла на папу Валю, зловеще спрашивая: «Уберешься ты наконец?»
      Охранники обхватили кресло с боков и приподняли его, уговаривая Марию Ивановну не напрягаться и успокоиться.
      — Что ты мне сказал, когда я от тебя забеременела? Вспомни! — не унималась Мария. — Что я цельная личность и сильный человек, если могу справиться с житейскими проблемами в одиночку! Сейчас ты увидишь, какая я сильная!
      — Да я тебе это сказал, потому что ты отказалась обсуждать со мной свое положение! — теперь и папа Валя бросился помогать охранникам отбирать кресло. Мама Муму под креслом размахивала ногой, стараясь его лягнуть.
      — Я отказалась? — шипела она. — Я отказалась делать аборт! Мне было девятнадцать! Капустин! Я тебя презираю. Если ты не уберешься наконец, я убью тебя креслом! Ну вот… — она посмотрела на пол. — Воды отошли.
      Папа Валя побледнел и свалился в обмороке на пол. Охранники отнесли кресло в сторону и бросились к маме Муму.
      — Скажите, чтобы этому слабонервному принесли нашатырь, — она разрешила двум мужчинам унести ее, усевшись на их сплетенные руки и царственно оглядев напоследок холл. Девочка Лера подошла к лежащему папе и посадила ему на грудь щенка.
 
      Придя в себя, папа Валя решил немедленно идти в палату к жене.
      — Не надо, — уговаривала его Лера. — Маме не понравится, что мама Муму беременна от тебя.
      — Вы только послушайте этот бред! — взвыл он, схватив себя за волосы. — Ты хотя бы не повторяй то, чего не понимаешь! Это невозможно, в конце концов! Я должен поговорить!..
      — Давай поговорим, — Лера отвела его к дивану и силой усадила.
      — Пойми, я не могу говорить с тобой на эту тему! — отбивался папа Валя.
      — Я хотя бы не беременная, — пожала плечами Лера. — С мамой говорить сейчас не стоит, вдруг из нее тоже воды вытекут.
      Папа Валя опять взвыл и закрыл глаза, покачиваясь из стороны в сторону.
      Девочка Лера думала — кто родится у мамы Муму? После скандальной сцены она стала думать об этом ребенке как о второй проблеме в своей жизни.

      Мария Ивановна рожала с сотовым телефоном в левой руке. Она звонила, пока схватки не перешли в непрекращающуюся боль. Вызванная из дома акушерка Лиза в этот момент бежала по коридору к родилке, на ходу надевая халат и фартук.
      — Ты одна? — спросила акушерка, закрывая лицо маской. — Где они?
      — Авария, — выдохнула мама Муму. — Адвокат ничего толком не говорит. Позвони в милицию. Узнай об аварии на Волгоградском шоссе. Иностранные номера.
      — Чек получила? — Лиза шлепнула Марию по коленкам, чтобы та их раздвинула.
      — Нет. Послезавтра должна была… Мне рожать по срокам через пять дней.
      — Специалист! — хмыкнула Лиза, вынула руку и показала Марии четыре пальца. — Через двадцать минут родишь. Пойдешь на стол?
      — Посмотри Капустину Валентину в шестой палате, — выдохнула мама Муму.
      — Обойдется, — хмыкнула акушерка. — Я от тебя не отойду.
      — Посмотри. Мне не нравится ее состояние. Слабая она. Ну, что уставилась? Сходи и посмотри, если начальница приказывает!
      — Не ори, припадочная. Я к твоим родовым припадкам привычная.
      — Это ужас какой-то, — шептала Мария, прижав подбородок к груди и выдыхая воздух короткими порциями, — меня перед родами нужно запирать в психушке. Ведь убью кого-нибудь, ей-богу! Его — точно убью, если еще раз попадется мне в таком состоянии!
      Акушерка скатала пеленку и засунула ее в открытый рот Марии. Легонько стукнула под подбородок, чтобы та сжала челюсти.
      — Закуси покрепче и помолчи заодно.
      Мама Валя, с трудом оторвав фольгу от упаковки, прогулочным шагом прошлась по коридору родильного отделения, поедая йогурт и заглядывая в открытые палаты. Она добрела до родилки, уже выскребывая остатки сладкой массы из коробочки. Заглянула в огромный зал, обнаружила там всего одну роженицу на столе, пригляделась, да так и застыла с ложкой во рту. Акушерка Лиза в этот момент уносила с родильного столика ребеночка, завернутого в пеленку, больше рядом никого не было, и Валентина тихонько подошла к столу, все еще не выпуская изо рта ложку.
      — Маруся?… — в ужасе прошептала Валентина, пошатнулась, ухватилась за край стола, а выпавшая при этом ложка с оглушительным звоном упала на кафельный пол.
      Мама Муму повернула голову, посмотрела на Валентину и совершенно буднично поинтересовалась:
      — Как дела? Схватки не начались?
      В глазах у Валентины потемнело, ужасом подступила к горлу тошнота.
      — Что ты тут делаешь? — шепотом спросила она.
      — Ты прямо как твой муженек, ей-богу! Рожаю я тут! А ты? Пришла на выставку собак? Лиза! — крикнула мама Муму громко.
      От ее крика Валентина вздрогнула и вдруг почувствовала себя в невесомости.
      — Опять — собаки?… — прошептала она, пошатнувшись. — При чем здесь…
      Акушерка Лиза успела подкатить коляску вовремя — Валентина в полуобмороке падала вперед, на родильный стол, но мама Муму толкнула ее в грудь ладонью, Лиза сманеврировала коляской и через несколько секунд уже вывозила бесчувственную Валентину из родилки.
      Она крикнула в коридоре — пост медсестры был пуст. Наклонившись над женщиной, Лиза похлопала ее по щекам, отчего Валентина замычала и замотала головой.
      Лиза быстро вернулась в родильный зал.
      — Есть проблемы, — сказала она Марии.
      — Позови к ней врача, дай успокоительное, — приподнялась на локтях Маруся.
      — Проблемы у тебя! — повысила голос акушерка. — Начни думать о себе, несчастная! Только что на «Скорой» привезли твоих заказчиков.
      — Сюда?… — опешила Мария. — По «Скорой»?
      — Нет. Из «травмы». Ты сама велела мне дозвониться, я дозвонилась, они сорвались из «травмы» и теперь рвутся в родильное отделение, размахивая какими-то бумагами.
      — А адвокат?
      — Жду с минуты на минуту, — ответила Лиза.
      — Они что, совсем спятили? Какими бумагами они там размахивают?
      — Они не спятили, они контуженые. У обоих после аварии переломы и ушибы. У женщины забинтована голова. Хорошо еще, что она требует ребенка на английском.
      — Так, спокойно… — задумалась Мария. — Приехали так приехали. Ну и что, что контуженые! У них сломаны пальцы на руках?
      — На руках? — задумалась Лиза. — Не знаю. Зачем тебе их пальцы?
      — Нужны подписи обоих. При адвокате и контуженые вполне законно могут подписаться. Подвези мне каталку, — потребовала мама Муму.
      — Подожди, Мария. Есть проблемы.
      — Да когда у меня что без проблем получалось?
      — Проблемы с ребенком, — добавила Лиза.
      — Нет… — прошептала Мария, покачав головой. — Я УЗИ делала две недели назад. Я бы брюхом почувствовала, если что не так!
      — Перебирайся, — Лиза подвезла каталку. — Шевелись, с минуты на минуту роженицу привезут из четвертой палаты. На меня и так уже странно смотрят — не пускаю санитарок в родилку.
      — Я должна немедленно осмотреть ребенка! — потребовала Мария, переползая на узкую каталку. — До прихода адвоката.
      — А куда я тебя волоку, коровушка!
      — Подожди. Послед вышел? — Мария ухватилась руками за края каталки, чтобы не выпасть на повороте, — Лиза сильно разогналась.
      — Вышел, сразу.
      — Анализ крови взяла у ребенка?
      — Конечно. Я тебе и его рентген покажу, — ответила Лиза.
      — Рентген? Это еще зачем?
      В перевязочную они въехали второпях, долбясь о притолоку. Едва Лиза успела закрыть за собой дверь, как в родилку привезли женщину.
      Мария протянула руки и приняла от акушерки запеленутого ребенка. Она села, распеленала его и засмотрелась. В глазах мгновенно растаяло напряжение, поздними слезами вытекла адская боль, которую она двадцать минут назад не выпустила вместе с криком.
      — Ну и что? — прошептала мама Муму. — Отличный мальчик. Больше пяти?
      — Пять триста. Посмотри спину.
      Мама Муму подложила ребенку под спину руку, прислушалась к своим ощущениям и через несколько секунд удивленно взглянула на Лизу.
      — Нащупала? — кивнула та. — Вот тебе снимки. Сама решай.
      Прижав к себе ребенка, Мария повернулась к окну и посмотрела снимок.
      — Что за чертовщина?… — прошептала она, пораженная.
      — Что будем делать? — Лиза присела на кушетку. — Друзья-хирурги есть?
      — Полно, да ведь кого попало не позовешь. Мне кажется, вообще нельзя звать знакомого, — сказала мама Муму.
      — И что тогда? Позовем постороннего? Или… — Лиза задумалась. — Есть у меня одна мыслишка.
      — Какая тут может быть мыслишка? — Мария подняла ребенка, положила на грудь и осторожно ощупывала его спину легкими поглаживающими прикосновениями пальцев.
      — Морг, — выдохнула Лиза.
      — Ты что, спятила? — выдохнула Мария.
      — Нам нужен хороший патологоанатом. А ты что подумала? Где оседают для спокойной жизни лучшие хирурги? В моргах! Давай сделаем так. Я приглашу сюда твоих контуженых и адвоката. По дороге занесу снимки нашему Кощею Бессмертному. Скажу, что из одной загородной клиники прислали странную патологию. Пусть он быстренько набросает, что думает об этом, и пришлет нам в родильное с посыльным в течение получаса. Если твоих заказчиков подобная странность у ребенка не остановит, мы им заключение не покажем. Ну а если они начнут требовать обследование и заключение немедленно, здесь и сейчас, так — пожалуйте! — все готово. Профессор, хирург со стажем, изучив снимки, уже написал его.