Путешествия по Африке

Василий Васильевич Юнкер

Путешествия по Африке

В жизни человека необходима романтика.

Именно она придает человеку божественные силы для путешествия по ту сторону обыденности. Это могучая пружина в человеческой душе, толкающая его на великие свершения.

Фритьоф Нансен

Выдающийся исследователь Африки

…Зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного?

Я знал одного Иванова, который был немец.

М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени

В истории изучения Африки русский путешественник Василий Васильевич Юнкер (1840–1892) справедливо считается крупнейшей фигурой среди первопроходцев в исследовании области Верхнего Нила и северной части бассейна другой великой реки – Конго.

В. В. Юнкер прожил относительно недолгую жизнь. Свои многолетние африканские путешествия, ставшие всемирно известными, он начал в конце 1870-х гг., когда ему было 35 лет. Помимо ряда научных статей об итогах изучения Африки в периодических русских и зарубежных изданиях, В. В. Юнкер опубликовал подробные путевые дневники, которые охватили все перипетии его африканских странствий. Эти дневники и поныне остаются для науки бесценным свидетельством эпохи завершения первого знакомства европейцев с глубинными районами Черного континента.

Прошло более полувека со времени появления единственного издания дневников В. В. Юнкера в России. Их переиздание для широкого круга читателей в наше время оправдано по многим причинам. Во-первых, хочется напомнить замечательные слова философа и выдающегося историка науки В. П. Зубова (1900–1963), как бы вновь открываемого в наши дни вслед за Павлом Флоренским: «Человека от животных отличает дар памяти; в нем – искра бессмертия, победа над змеем тления». В. В. Юнкер заслужил право не быть забытым на родине потомками.

Во-вторых, сейчас даже самые глубинные районы Африки стали доступными, по существу, без особого труда. Теперь, например, и на наших отечественных телевизионных каналах развлекательные «шоу» могут устраиваться «в сердце Африки».

Только знакомясь с такими книгами, как труд В. В. Юнкера, можно осознанно оценить все те громадные изменения в социальной и культурной сферах, в образе жизни, транспорте, связи и т. д., которые произошли в мире, и в частности в Африке, всего за один век.

Три тома дневников В. В. Юнкера были первоначально изданы в 1889–1891 гг. в Вене на немецком языке. Это объяснялось рядом причин, но прежде всего стремлением исследователя сделать как можно скорее свои открытия достоянием мировой науки. В 1891 г. В. В. Юнкер вплотную приступил к подготовке русского издания своих «Путешествий по Африке». Осуществить это ему, однако, не удалось, так как в начале февраля 1892 г. он скончался от инфлюэнцы, не дожив до 52 лет. Кроме того, к этому времени врачи определили, что В. В. Юнкер болен раком.

На русском языке главный труд В. В. Юнкера увидел свет, как мы уже сказали, только через 60 лет и в сильно сокращенном виде. В 1949 г. существовавшее тогда Издательство географической литературы (Географгиз) включило сочинение В. В. Юнкера в многотомную серию книг, написанных великими путешественниками XIX в. Имя Юнкера в этой серии, как и в жизни, стоит рядом с именами Давида Ливингстона, Генри Мортона Стэнли, H. Н. Миклухо-Маклая, H. М. Пржевальского и многих других предшественников и современников В. В. Юнкера – корифеев научного исследования в позапрошлом веке далеких от Европы экзотических стран Африки, Азии, Южной Америки.

Впрочем, в шестидесятилетнем разрыве между зарубежным и российским изданиями главного труда путешественника отразилась и некая противоречивость в оценке жизни Юнкера, временами возникавшая на родине ученого. А родился Василий Васильевич в Москве, в семье обрусевшего немца Василия (Вильгельма) Юнкера. Отец был крупным банкиром, имевшим отделения своего банка в Москве, Петербурге и за границей. В Санкт-Петербурге на одном из домов на Васильевском острове красовалась ажурная кованая решетка с вензелем банкира.

В. В. Юнкер не пошел по стопам отца, а, окончив гимназию в Петербурге, получил высшее медицинское образование в университетах Тарту (тогда Дерпта) и Гёттингена. Однако и к врачебной деятельности Юнкера не тянуло. Не испытывая материальных трудностей, молодой врач решил посвятить свою жизнь научным путешествиям. Более всего его, как и многих состоятельных и талантливых людей второй половины XIX в. самых разных профессий, интересовало, увлекало изучение, исследование остававшихся в мире неизведанных областей, в частности в Африке.

В 1873–1874 гг. В. В. Юнкер участвует в археологической экспедиции в Тунисе немецкого историка, почетного члена Петербургской академии наук Теодора Моммзена. Там Юнкер почти в совершенстве овладевает арабским языком. Это было одной из главных задач подготовки к длительному самостоятельному путешествию по арабоязычной части северо-восточной Африки. Готовясь к задуманным им путешествиям по мало или совсем не исследованным европейцами глубинным областям Африки, В. В. Юнкер осваивает также и технику топографической съемки, совершая для этого специальную поездку на стажировку к картографу Кипперту в Берлин.

Летом 1875 г. молодой путешественник участвует в международном географическом конгрессе в Париже. Там происходит его встреча с ведущими географами того времени и в их числе с такими уже всемирно знаменитыми исследователями Африки, как Г. Нахтигаль, Г. Рольфс и Г. А. Швейнфурт. Именно они (каждый по-своему) оказали заметное влияние на выбор маршрутов и направления исследований в Африке русского коллеги, поэтому стоит о каждом из них сказать несколько слов.

Герхард Рольфс (1831–1896) более 15 лет провел в почти непрерывных путешествиях по разным районам Африки, во многих из которых он был первым европейцем, сумевшим их достичь и достоверно описать. За Рольфсом, однако, укрепилась слава скорее авантюриста, чем ученого, а некоторые современники вообще называли его шпионом. Впрочем, большинство путешественников из стран Западной Европы, проникавших в XIX в. в неизведанные области Африки, оказывались так или иначе связанными с колонизаторскими устремлениями прежде всего Англии, Франции и Германии. Принципиальное отличие от них русских исследователей Африки заключалось в том, что для наших соотечественников ее научное изучение было главной или просто единственной целью.

Многое, оказавшееся полезным в будущих путешествиях, Юнкер узнал и от Густава Нахтигаля (1834–1885). Его даже чаще, чем Рольфса, связывают с планами колонизаторов, но к моменту знакомства Юнкера с Нахтигалем последний действительно был самым крупным исследователем Сахары и Судана, куда и намеревался отправиться наш соотечественник.

Наиболее важной для Юнкера оказалась встреча с ботаником Георгом Августом Швейнфуртом (1836–1925). Результаты его многолетних естественноисторических и этнографических исследований в Северо-Восточной Африке (от Египта и Судана до Эфиопии) составили двухтомный труд «В сердце Африки», изданный в Лейпциге за год до упомянутого Парижского конгресса. Знакомство Юнкера со Швейнфуртом впоследствии переросло в тесную дружбу.

Именно в ходе Парижского конгресса В. В. Юнкер окончательно определяет территорию своих будущих исследований – Восточный Судан, таинственные верховья великой исторической реки Нила и ее неизвестных еще притоков. Он ставит перед собой и конкретную научную цель – найти решение одной из наиболее острых в то время проблем в географии Экваториальной Африки: местонахождение водораздела между бассейнами крупнейших рек Африки – Нила и Конго.

Для научного решения этого вопроса главным справедливо считалось уточнение течения реки Уэле, относимой тогда одними учеными к бассейну Нила, другими – к бассейну Конго, а по мнению некоторых путешественников, даже к бассейну Шари, терявшей свои воды где-то у озера Чад. Реку Уэле для европейцев открыл Швейнфурт, как раз и принявший ее сначала за верхнее течение реки Шари. Об Уэле строили гипотезы и Нахтигаль, и Стэнли, и другие исследователи, предполагавшие, что Уэле относится к системе притоков Конго.

В. В. Юнкеру в первом центральноафриканском путешествии предстояло попытаться хотя бы наметить правильные контуры гидрографической сети междуречья Нила и Конго.

В октябре 1875 г. В. В. Юнкер высадился в порту Александрии, но лишь через год смог получить от египетских властей все необходимые разрешения, чтобы направиться в закрытые для европейцев районы юга Судана. Год этот не прошел даром и был использован Юнкером для своего рода тренировочных маршрутов в Ливийской пустыне и по притоку Белого Нила Собату. Затем В. В. Юнкер смог углубиться в те районы к югу от Судана, к которым стремился по своим научным планам. Это путешествие длилось три года. Его результаты сыграли решающую роль в подготовке окончательного установления линии водораздела между бассейнами Нила и Конго.

В сентябре 1878 г. Юнкер вернулся на родину и в начале 1879 г. доложил на заседании Императорского Русского географического общества в Петербурге основные итоги путешествия. В том же году его доклад был опубликован в «Известиях» Общества. Тогда же статьи Юнкера о его путешествии публиковались в немецких и других зарубежных географических журналах. Богатейшая этнографическая коллекция, вывезенная Юнкером из Африки, была преподнесена им Российской академии наук. Эта коллекция и поныне хранится в Музее антропологии и этнографии в здании Кунсткамеры в Санкт-Петербурге.

В октябре 1879 г. В. В. Юнкер вновь ступил на африканскую землю в Александрии, чтобы отправиться в свое второе центральноафриканское путешествие. Главной его целью он поставил теперь окончательное уточнение течения реки Уэле в еще никогда не посещавшихся европейцами районах. В качестве помощника Юнкер пригласил немецкого исследователя Фридриха Бондорфа. Тот совершил в предшествовавшие годы самостоятельное путешествие в этой части Африки, но на обратном пути его дочиста ограбили в Судане, а потеря всех записей свела научное значение трудного путешествия Бондорфа, по существу, к нулю.

В марте 1880 г. В. В. Юнкеру удалось наконец достичь совершенно не исследованной территории к югу от Судана, населенной народностью азанде. Оповещенный о передвижении белого человека, ее вождь Ндорума, никогда не видевший европейцев, сам вышел навстречу Юнкеру и принял его как гостя. Дружественные отношения, обычно складывавшиеся у русского путешественника с местным населением и в других местах, не раз отводили от В. В. Юнкера самые серьезные опасности.

Резиденция Ндорумы находилась в непосредственной близости от того водораздела великих африканских рек, определить точное местонахождение которого стремился В. В. Юнкер. Он сначала и не подозревал, как близко оказался к разгадке волновавшей его географической проблемы. У гостеприимного Ндорумы Юнкер основал постоянную опорную базу для своих будущих маршрутов. На карте эти маршруты образуют как бы запутанную сетку.

Конец 1881-го и первую половину 1882 г. путешественник провел в исключительно трудных для передвижения районах к югу от реки Уэле. В. В. Юнкер неоднократно переправлялся через нее, проводя топографическую съемку течения Уэле и ее притоков. Путь по тропическим заболоченным лесам, постоянные тяжелые переправы на подручных средствах, трудности, возникавшие из-за дезертирства носилыциков, – все это сильно ухудшило состояние здоровья Юнкера, подорванное еще в первом тропическом путешествии.

Юнкер был болен тяжелой формой тропической малярии, страдал от экземы и каких-то других кожных заболеваний. Именно в это время исключительно волевой человек Василий Васильевич Юнкер пишет в дневнике: «Больной организм потерял способность сопротивляться болезни, и уже это одно требовало возвращения домой». Но вернуться из дебрей Экваториальной Африки было не так легко, особенно потому, что область, которую надо было пересечь, чтобы добраться до Египта, оказалась надолго охваченной восстанием против египетских властей суданских племен под руководством Махди.

В. В. Юнкеру пришлось около двух лет безуспешно ожидать возможности вернуться в Европу тем путем, по которому он проник в Экваториальную Африку, т. е. через Египет. Убедившись, что военные события будут еще долго закрывать этот путь, В. В. Юнкер, потерявший всякую связь с внешним миром, в конце концов принял в начале 1886 г. решение возвращаться в Европу через Занзибар на восточном берегу Африки.

К этому времени В. В. Юнкера, о котором очень давно в Европе не было вестей, считали либо погибшим, либо затерявшимся в глубинах Африки, поэтому родилась идея начать его поиски. И тогда, подобно поискам пропавшей экспедиции Ливингстона, в 1885 г. на поиски русского путешественника его семьей и международной общественностью, связанной с исследованием Африки, была снаряжена целая экспедиция. Ее возглавил немецкий путешественник Г. А. Фишер, уже широко известный исследованиями именно Восточной Африки.

Правильно предположив, что из-за сложившейся в Судане военной обстановки Юнкер будет вынужден двигаться на юг через район озера Виктория, Фишер направился туда. Но он встретился с теми же трудностями, что и ранее сам Юнкер. Правитель королевства Буганда не пропустил экспедицию Фишера в Судан с юга по западному берегу озера, т. е. по более короткому и известному пути. Фишер попытался проникнуть туда по неизвестному европейцам восточному побережью озера. Но здесь из-за природных препятствий он тоже не смог продвинуться на север. Отказавшись от попыток найти следы экспедиции Юнкера, Фишер повернул на восток, добрался до океана и в 1886 г. вернулся в Европу. Но по пути Фишер провел топографическую съемку большой еще не изведанной территории. Таким образом, косвенно в связи с поисками В. В. Юнкера был сделан еще один вклад в исследование внутренних районов Восточной Африки.

А сам Юнкер в это время все же продвигался на юг. Этот путь его был продолжителен и тоже не легок. Так, ему пришлось почти месяц плыть на парусной лодке вдоль западного берега озера Виктория, передвигаться в караванах работорговцев, постоянно добиваясь разрешения на проезд у местных царьков и племенных вождей. Но пребывание В. В. Юнкера даже в таких местах, где он не раз был вообще первым европейцем, которого увидели аборигены, облегчалось для путешественника его неизменно доброжелательным отношением к африканцам.

Юнкер писал: «Именно то, что я так последовательно придерживался моего отношения к туземцам, способствовало моему проникновению в неприступные до того страны, которые открылись мне, исследователю-одиночке, путешествовавшему в сопровождении лишь нескольких слуг-подростков; однако население этих стран, несомненно, оказало бы сопротивление всем попыткам вторжения путем насилия».

В самом начале 1887 г. В. В. Юнкер наконец достиг Занзибара, где его ждали брат, Швейнфурт и зять – известный петербургский книгоиздатель А. Ф. Девриен, вместе с которыми путешественник и отплыл в Европу. А 9 апреля 1887 г. Русское географическое общество в Петербурге провело торжественное собрание, специально посвященное возвращению на родину В. В. Юнкера и избранию его своим почетным членом. Юнкер выступил с большим докладом «О семилетнем путешествии по Экваториальной Африке», который сразу был опубликован в «Известиях» Общества.

Карта маршрутов экспедиций В. В. Юнкера во время путешествий 1877–1878 гг. и 1879–1886 гг.

Если совсем кратко подвести важнейшие географические итоги путешествий В. В. Юнкера, то следует сказать, что его самое крупное достижение – установление во втором путешествии точного положения водораздела Нил – Конго. Юнкер сумел зафиксировать его на огромном протяжении (почти 1200 км), т. е., по существу, этот важнейший природный рубеж в Африке, как географическое целое, был открыт и в дальнейшем описан русским путешественником В. В. Юнкером.

По результатам путешествий Юнкера, опубликованным еще до выхода его дневников в виде многотомного издания, в 1889 г. была составлена четырехлистная карта (масштаба 1: 750 000), охватившая огромную, ранее неизвестную территорию к северу от экватора в восточной части африканского материка. Чрезвычайно точная съемка Юнкера, даже не имевшего сложных приборов для астрономических наблюдений, была впоследствии неоднократно подтверждена другими исследователями.

Капитальный трехтомный труд В. В. Юнкера «Путешествия по Африке» – это полное и детальное описание всех его многолетних африканских путешествий, исследований и даже приключений. Картины природы области Верхнего Нила и северной части бассейна Конго не уступают по точности картографическим работам путешественника. При этом большое внимание Юнкер уделял описанию быта и повседневной жизни коренного населения этих оторванных тогда от современной цивилизации районов.

Ценность даже выдающихся научных достижений отдельных ученых нередко осознается полностью, когда самого ученого уже нет в этой жизни. Посмертное признание – самое яркое свидетельство подлинно весомого вклада в науку. Во многом это относится к В. В. Юнкеру. За рамками его географических открытий, большое значение которых было признано еще при жизни путешественника и отмечено после его смерти во всех некрологах, оказались и другие научные достижения, их выдающееся значение было оценено много позже.

Речь идет в первую очередь о вкладе В. В. Юнкера в изучение языков народов Экваториальной Африки. Член-корреспондент РАН Д. А. Ольдерогге (1903–1987), историк, этнограф, но прежде всего всемирно признанный корифей африканской лингвистики, считал, что вклад В. В. Юнкера в изучение самобытных африканских языков и даже их диалектов – огромен. В свою книгу о путешествиях в Африку Юнкер включил составленные им словарные записи по языкам многих групп населения внутренних областей континента.

Особенно ценны его лингвистические наблюдения во время второго центральноафриканского путешествия. Тогда из-за возникавших при передвижении затруднений у путешественника невольно появлялось свободное время. Оно позволяло Юнкеру заняться, в частности, составлением словарей местных языков (а-занде, а-барамбе, а-мади и др.). Самые значительные словари насчитывали до 1000 слов, меньшие – по 400–500 слов, систематизированных по разработанным самим Юнкером принципам. Словари включали самоназвания племен, местные названия крупнейших природных объектов (реки, озера, горы и т. п.), диких и окультуренных растений, животных и т. д.

Для своих лингвистических материалов В. В. Юнкер даже создал особый алфавит, основанный на буквах латиницы (в немецком произношении), но с прибавлением русских букв (ж, з, ы и др.) для непередаваемых латиницей звуков. Д. А. Ольдерогге подчеркивал, что до публикации лингвистических материалов Юнкера мировая наука вообще ничего не знала о языках целых групп многочисленных народов Экваториальной Африки. Поэтому Юнкер стал фактически основоположником изучения языков народов северной части Конго и юго-восточной части Судана. По некоторым из этих языков, писал Д. А. Ольдерогге, материалы Юнкера и сто лет после него остаются единственным реальным источником для лингвистической науки.

С неменьшим основанием и даже еще подробнее можно было бы говорить и о значении этнографических исследований В. В. Юнкера. Например, составленная им более 120 лет тому назад карта этнических территорий малых народов там, где проходили его маршруты, остается в основном точной и поныне. Этнографическая коллекция, собранная Юнкером, подробнейшим образом описана. Ей посвящен том в серии сборников Музея антропологии и этнографии, вышедший в 1953 г.

Коллекция Юнкера и сейчас используется отечественными и зарубежными учеными для самых разных научных исследований. Мне, например, довелось познакомиться с ней при подготовке работы о примитивных платежных средствах у африканских народов (бусы, медные и железные изделия – копья, мотыги, браслеты, связки раковин каури и т. п.). Сотрудники африканского отдела музея бережно выносили мне из хранилища один предмет за другим. И не будет преувеличением сказать, что всех нас охватывало при этом особое чувство восхищения от прикосновения к собранным нашим знаменитым предшественником редким свидетельствам прошлого далеких от нас стран.

Помимо материальных этнографических сборов, В. В. Юнкер тщательно записывал местные исторические предания, которые во многих случаях помогли восстановить историю расселения и миграций не имевших письменности народов в труднодоступных областях Центральной Африки.

Благодаря всем собранным В. В. Юнкером материальным и не материальным свидетельствам жизни этих народов стало ясно, что в доколониальный период у них был достаточно высокий уровень развития хозяйственной деятельности и социальных институтов. Вообще этнографы склонны восславить В. В. Юнкера за одни лишь его этнографические наблюдения. Ведь в этом направлении он был тоже первооткрывателем.

Многое из того, что Юнкер наблюдал и зафиксировал в жизни населения посещенных и исследованных им областей, совсем исчезло в колониальный период. Именно поэтому этнографические материалы Юнкера стали в мировой науке ценнейшим источником для объективного воссоздания облика традиционной жизни на значительной части Тропической Африки.

Хочется добавить еще, что все, знавшие В. В. Юнкера лично, а впоследствии и те, кто детально изучал его труды, отмечали подлинный гуманизм русского путешественника, лишенного расовых и национальных предрассудков и предубеждений. Одним из ярких свидетельств этому является то, что Юнкер первым выступил против дискриминации пигмеев, против бытовавшего даже в научной среде мнения о том, что пигмеи – «выродившиеся высокорослые люди».

Юнкер, к сожалению, как мы уже отмечали, не успел подготовить русское издание своего основного труда. Вскоре после кончины исследователя была предпринята малоудачная попытка создать книгу для широкого читателя о В. В. Юнкере и его путешествиях. В 1893 г. Э. Ю. Петри (1854–1899), русский антрополог, географ и картограф, выпустил в издательстве Девриена в Санкт-Петербурге популярное описание (в собственном изложении) африканских странствий В. В. Юнкера. Книга была рассчитана на читателей, увлеченных модной тогда темой «африканской экзотики». Все научные и объективные социально-бытовые наблюдения Юнкера были выхолощены. Закономерно, что книга Петри будущего не имела и мало способствовала сохранению памяти о нашем выдающемся соотечественнике.

Переиздаваемая сейчас книга В. В. Юнкера была, как отмечалось выше, первоначально выпущена в Москве в 1949 г. в виде сокращенного перевода с немецкого языка трехтомника дневников Юнкера. Подготовка издания была осуществлена под руководством доктора исторических наук, специалиста по африканским традиционным религиям Б. И. Шаревской (1904–1985). Она сопроводила книгу большим предисловием, в котором, помимо анализа некоторых научных итогов путешествий В. В. Юнкера, был подробно затронут также ряд социально-исторических проблем периода колонизации Африки и дан небольшой обзор других русских путешествий в Африку в XIX в. (А. С. Норов, Е. П. Ковалевский, А. А. Рафалович, А. В. Елисеев).

Это предисловие спустя 55 лет представляется в целом сильно устаревшим как по идеологическим установкам, так и по риторике. Что касается сокращений в переводе, то правильнее всего будет привести дословно сказанное в предисловии к книге в 1949 г.: «Так как издание всех трех томов было бы слишком громоздким, а с другой стороны часть записей Юнкера не представляет значительного научного интереса, перевод дан в сокращенном виде. Выпущены описания путешествия автора по Египту, где он не был пионером-исследователем, а также подробное изложение вынужденных странствий Юнкера из Центральной Африки к побережью и в Занзибар. Опущены мелкие подробности и перипетии путешествия…»

Не со всем этим можно согласиться, учитывая, например, приведенные выше современные оценки лингвистических, этнографических и других результатов африканских путешествий В. В. Юнкера за рамками собственно географических открытий. И потому мне, много лет проведшему в Африке, в том числе в районах, где когда-то проходили маршруты Юнкера, все время на ум приходит известная строка Булата Окуджавы: «А все-таки жаль…»

А все-таки жаль, что мы пока не можем прочитать по-русски полный текст замечательных дневников русского путешественника, написанных по-немецки только потому, что так сложились обстоятельства. Думаю, что это все же произойдет, а пока хорошо и то, что тысячи наших любителей истории географических открытий и знаменитых путешествий встретятся (чего греха таить) с ныне полузабытым именем выдающегося русского ученого, землепроходца в далекой Африке, путешествия которого были по любым меркам прошлого и настоящего большим подвигом.

В. В. Юнкер путешествовал по Африке как частное лицо. Пользуясь финансовой поддержкой отца и моральным пониманием и поддержкой всей семьи, Юнкер не был стеснен в экспедиционных расходах, а поэтому, безусловно, был в более выгодном положении, чем большинство русских исследователей Африки во все времена. Этим, в частности, объясняется столь значительный размах африканских путешествий Юнкера и в территориальном отношении, и по продолжительности.

Оставаясь в своих путешествиях частным лицом, В. В. Юнкер в то же время путешествовал как один из подданных России, поэтому в Африке он чаще оказывался в выгодном положении при контактах с разными представителями местной власти. Когда дело касалось властей, дружественных России, как, например, в тот период в Египте, ему было обычно легче преодолевать административные и бюрократические трудности. В других случаях он, как подданный государства, не участвовавшего в колониальном проникновении в Африку, чувствовал преимущество этого своего рода нейтралитета.

В. В. Юнкер всегда оставался путешествующим русским человеком. Второе центральноафриканское путешествие, проходившее в условиях тяжелой военно-политической обстановки во всей Северо-Восточной Африке, В. В. Юнкер прямо провел под российским флагом, подаренным ему для этой цели знаменитым русским исследователем археологии Египта В. С. Голенищевым.

На африканской земле В. В. Юнкер находился более 11 лет. Если же прибавить к этому время на организацию экспедиций, обработку собранных больших и разнообразных коллекций в Африке, подготовку к печати полевых дневников и других материалов научных наблюдений, то легко подсчитать, что Африке В. В. Юнкер отдал больше половины своей взрослой жизни.

Трудности африканских странствий подорвали физические силы этого могучего в молодые годы человека, ушедшего из жизни в расцвете творческих сил. Но то, что успел и сумел сделать Василий Васильевич Юнкер, справедливо поставило его имя в один ряд с крупнейшими фигурами в мировой истории африканских исследований, а для нас он навсегда останется самым значительным из русских путешественников по Африке.

Горнунг Михаил Борисович,лауреат Государственной премии СССР, почетный член Русского географического общества

Путешествие 1877–1878 гг.

Глава I

Поездка по реке Собат

Вместе с рядом знаменитых русских путешественников я приехал в Париж для участия в работе Географического Конгресса, который состоялся с 1 по 11 августа 1875 года.[1] Здесь я познакомился лично с блестящими исследователями Африки – Нахтигалем,[2] Рольфсом[3] и Швейнфуртом.[4] Лелеемые мною планы путешествия приобрели теперь более определенные очертания. Обмен мыслями с заслуженными исследователями направил мое внимание на страну Дарфур[5] в Восточном Судане, которая тогда стояла в центре географических интересов. Я избрал эту покрытую дымкой опасной таинственности область целью своей будущей исследовательской деятельности.

В начале октября 1875 года я сел в Триесте на пароход, отправлявшийся в Александрию, и через пять дней высадился на египетском берегу. Привет тебе, созданная Нилом страна чудес, родина древнейшей культуры и науки!

«Дней через пять мы к водам светлоструйным потока Египта Прибыли…»

Эти стихи четырнадцатой песни «Одиссеи» Гомера невольно встали в моей памяти теперь, перед началом моей собственной одиссеи.

Находясь в Хартуме в августе 1876 года, я получил приглашение принять участие в поездке по реке Собат, притоку Белого Нила, на пароходе «Ссафия», который должен был отвезти на станцию Нассер запасы провианта и получить сведения о новых местах вывоза слоновой кости. Чем меньше я был подготовлен к этому предложению, тем с большим удовольствием я его принял. Самый живой интерес возбудила во мне перспектива подняться на сотни километров по Белому Нилу и по Собату, с которым европейцы впервые познакомились лишь около двадцати лет назад.[6]

Двадцать пятого августа, на шестой день пути, я увидел на правом берегу первую деревню негров, которая отличалась особым видом построек. В противоположность до сих пор виденным тукулям, форма крыш на хижинах здесь была не коническая, и крыша не поднималась непосредственно от земли; она имела скорее вид высокого купола. Это была, как я узнал, деревня шиллуков. Я мог даже рассмотреть группу негров, собравшихся под большим деревом, которые, прислонив свои копья к стволу дерева, внимательно наблюдали за нашим пароходом.

Теперь мы покинули область арабоязычных народностей и вступили в страну негров.[7] На западном берегу живут шиллуки, на противоположном берегу реки обитают динка. На западе видны были еще лесные заросли, из-за которых то здесь, то там выглядывали тукули шиллукских деревень. На востоке взор не находил ничего, кроме бесконечной равнины, поросшей травой степи; только изредка можно было увидеть отдельные кусты у самого берега. Из этой поросшей свежей травой равнины то здесь, то там поднимались длинные шеи с повернутыми в нашу сторону маленькими головками: то было стадо, примерно в двадцать пять голов, жирафов, впервые увиденных мною здесь на воле. Животные отнеслись совершенно спокойно к проплывавшему мимо них пароходу, и я мог разглядеть их в бинокль во всех деталях. В особенности обратил на себя мое внимание выделявшийся своими размерами жираф с более темной, чем у других, окраской шкуры, – вероятно, старый самец. Не успел я вдоволь налюбоваться грациозными животными, как появилось стадо страусов; однако они держались слишком далеко от берега, чтобы я мог их разглядеть подробно.

Жирафы и страусы на берегу Белого Нила

В полдень мы увидели на горизонте Фашоду. На флагштоке развевалось знамя с полумесяцем. Мы вскоре приблизились к этому пункту, получившему большое значение в управлении страной после присоединения ее к Египту. Из старой резиденции царей шиллуков, названной поднимавшимися по Бахр-эль-Абиаду нубийцами-донколанцами[8]«Денаб» (хвост), после 1867 года вырос египетский город, местопребывание правительственного представителя, и форт, охраняющий южную границу. Шиллукская деревня Фашода лежала на расстоянии около двух километров к северу от берега; ее многочисленные тукули были раскинуты на значительном пространстве. Пока шла погрузка дров, я наблюдал за шиллуками, занятыми рыболовством. Они быстро плыли, как рыбы, по реке на маленьких плотах, напоминавших гондолы своими поднятыми кверху заостренными носами. Эти плоты сооружаются из круглых стволов амгабового дерева– Aedemone mirabilis Kotschy, узкие концы которых загнуты и соединены вместе в поднимающуюся кверху связку, образующую нос. Они так легки, что один человек без труда может нести на голове плот, поднимающий трех человек. Однако пористая древесина быстро всасывает воду, поэтому плоты часто нуждаются в просушке. Для этого негры вытаскивают их на берег и водружают на камыш. На плотах, за которыми я наблюдал, находилось по одному шиллуку. Рыболов стоял на коленях, опираясь сиденьем на пятки, и направлял плот коротким веслом. Около него находилось копье для рыбы, состоявшее из железного острия со многими зубцами, насаженного на длинное деревянное древко; последнее было удлинено пятиметровым тростниковым стволом, который плыл за плотом. Спускаясь по течению, шиллук мечет копье в стаи рыб, огромными массами водящихся как в Собате, так и в Бахр-эль-Абиаде; тысячи водяных птиц находят себе здесь пропитание.

По вполне понятным причинам негры опасались приближаться к нам и держались у противоположного берега. Один из находившихся на нашем пароходе солдат, сам шиллук, по моей просьбе, обратился к неграм с предложением подплыть к нам, но, несмотря на наши зазывания, они не соглашались на это. Наконец, когда им объяснили, что они получат хлеб, один из шиллуков преодолел страх и подплыл к пароходу. Я дал ему хлеба и дурры[9] и предложил ему принести на станцию Собат копья, дротики и другие предметы производства шиллуков, за что обещал вознаграждение. За пару рыб, которые, нанизанные на шнурок, лежали у него на плоту, он получил еще дурры от судовой команды. Видимо, успокоенный и удовлетворенный, он отплыл восвояси. Невольно я подумал о том, как легко было бы сделать этих детей природы благожелательными к нам и с их помощью проникнуть в глубь материка, до сих пор остающегося неисследованным. Для этого только надо отказаться от той хищнической и разбойничьей системы, которая позорит продвижение в страны истоков Нила арабской культуры под египетским флагом. Мой долголетний опыт в течение последующих путешествий превратил это мнение в несомненную уверенность и укрепил меня в ней. Именно то, что я так последовательно придерживался моего отношения к туземцам, способствовало моему проникновению в неприступные до того страны, которые открылись мне, исследователю-одиночке, путешествовавшему в сопровождении лишь нескольких слуг-подростков; однако население этих стран, несомненно, оказало бы сопротивление всем попыткам вторжения путем насилия. Время и терпение, и надо сказать, очень большое терпение, были моими главными помощниками, которым я обязан своими успехами.

Хижина шиллуков. Фотография

После заката солнца погрузка дров на пароход закончилась, и мы снова поплыли вверх по реке. Высокие берега были покрыты лесом. Однако, когда я наутро вышел на палубу, я не увидел больше деревьев, – направо и налево простиралась травяная равнина. Единственное, что разнообразило степь и вызывало мое живое внимание в течение последующих дней, были довольно часто попадавшиеся, расположенные друг от друга на расстоянии около получаса ходьбы деревни негров, состоявшие из двадцати-тридцати тукулей. Последние частью стояли на самом берегу, а частью были поодиночке разбросаны между дурровых полей, на расстоянии сотни шагов один от другого.

Как мне сказали люди на пароходе, знающие эту местность, это были деревни племени нуэр. Часть их жила здесь оседло, другие приходили сюда из глубины страны на время, чтобы посеять и снять урожай дурры; после этого они опять уходили. На многих хижинах крыши, имевшие колоколообразную, несколько уплощенную с раздутыми боками форму, были украшены страусовым яйцом или винной бутылкой на верхушке. Мужчины были совершенно нагими, на женщинах были надеты передники. Шерстистые волосы были или покрыты своеобразной корой, или выкрашены в красновато-рыжий цвет. Тело было покрыто серой золой. Над дурровыми полями возвышались помосты, на которых дети мастерски играли роль огородных пугал, отгоняя громким криком и живыми жестами бесчисленные стаи дроздов.

Около трех часов ночи мы пристали к селению шейха Амоля из племени фаланг. Утром я передал ему через переводчика мое желание приобрести утварь и оружие. Деревня состояла примерно из двухсот тукулей, разделявшихся дурровыми полями. Негры этой деревни, принадлежавшие к племени фаланг, стояли группами и с удивлением рассматривали пароход, в особенности его двигающиеся колеса. Шейх Амоль сопровождал нас при нашем осмотре деревни. Как ни просты сами по себе были хижины негров, но и здесь во внешнем виде сказывалось различие между зажиточными и бедными их обладателями. Хижины более богатых выделялись большими размерами, тщательностью отделки, поддерживающейся в порядке крышей и густо заплетенной изгородью. Как ни ограничены были потребности обитателей этой деревни, как ни мало могло быть их состояние, но и здесь были бедные, которым в борьбе за существование приходилось тянуть более тяжелую лямку, чем их богатым собратьям. Мерещившегося утопистам равенства мнимых «детей природы», этого нереального идеала гуманистов-мечтателей, у негров не оказалось; во всяком случае среди живущих по берегам реки Собат его не было.

Восточнее зерибы Нассер, конечной цели нашего пути, по ту сторону реки на островке находилась деревушка, обитаемая, как мне сказали, племенем ниуак. Я захотел ее посетить, чтобы увидеть негров у себя дома. Меня не хотели отпустить одного, и несколько человек– капитан и офицер с солдатами – вызвались меня проводить. Я подумал, что такая свита затруднила бы каждый мой шаг, который бы я предпринял, и помешала бы мне без помех понаблюдать за неграми ниуак на свободе. Поэтому я решительно отклонил это предложение и согласился лишь на то, чтобы два солдата, говорившие на языке туземцев, пошли вперед и предупредили их о моем посещении. Я отправился на остров на лодке в сопровождении Адьяка, вождя деревни ниуак, расположенной за два километра отсюда. Под камышовым навесом рекубы меня ожидало почти все мужское население деревни, находившейся на северо-западной оконечности острова. Шейх деревни сидел на разостланной на земле бычьей шкуре. Я занял место рядом с ним. Вокруг нас сомкнулась стена плотно придвинувшихся ко мне негров, которые, видимо, очень удивленно, но дружелюбно, рассматривали меня. Мое внимание также было в высшей степени возбуждено окружавшими нас нагими фигурами. Первый раз в жизни я сидел среди людей, так значительно отличавшихся от всех тех, с которыми мне до сих пор приходилось соприкасаться. Мне, как новичку, они казались почти существами особого рода. Мимо них прошли все фазы многих тысячелетий культуры человечества, не задев их; эти негры были для меня представителями доисторического времени, детства человеческого общества, ставшего на Востоке уже старчески дряхлым.

По арабскому обычаю я коснулся кончиками пальцев внутренней стороны протянутой мне шейхом руки и жестами показал окружающим мое дружелюбие и благорасположение; на это черное общество ответило выражениями живой радости – громким смехом. Прежде прятавшиеся за хижинами женщины и дети скоро тоже набрались мужества и отважились удовлетворить свое непреодолимое любопытство. Мужчины и женщины имели много украшений; если судить по их обилию, то мужчины были большими щеголями. Наиболее излюбленными были, видимо, стеклянные бусы, которые, нанизанные на волосы из жирафовых хвостов, в виде ожерелий и браслетов украшали шею и руки. Бусы были большей частью мелкие, белого, зеленого, красного и голубого цвета. Место подвесков, которыми у нас украшают женские серебряные браслеты, например, в виде редких монет, у ниуак занимали осколки фарфоровой или фаянсовой посуды, которую, вероятно, завозили сюда торговые барки хартумских торговцев слоновой костью. Я увидел несколько железных обручей на руках и на ногах; почти все негры носили по два, три и даже четыре массивных браслета из слоновой кости на предплечьях, – признак того, что слоны были здесь в изобилии. Волосы свои ниуак убирали разными способами: одни были коротко острижены и завиты, другие имели длинные волосы, покрытые коркой из куриного помета, смешанного с золой, отчего волосы приняли красновато-рыжий оттенок. У одного юноши я увидел остроконечно поднятый вверх хохол, благодаря чему он напоминал нашего клоуна. Некоторые мужчины имели горизонтальные рубцы на груди и животе. У женщин в проткнутых верхних и нижних губах торчали кусочки тростника, которые во время речи приходили в движение. Каждый мужчина был вооружен двумя, тремя и даже четырьмя копьями, которые он не выпускал из рук. К этому присоединялись у некоторых дубинки из похожего на эбеновое дерева, очень твердого и тяжелого.

Железное кольцо с горы Тена

Главным занятием живущих в этой деревне негров было рыболовство. Рыба составляет основу их питания, хотя они и возделывают дурру; посев и сбор урожая дурры лежит главным образом на женщинах. Из утвари мое внимание привлекли большие деревянные ступки с длинными тяжелыми пестами; в них раздробляли зерно дурры. Посуда состояла из глиняных горшков в форме полушарий, сосудов из высушенных тыкв, а также из черепашьих щитов. Молодые и старые, женщины и мужчины – все курили табак в трубках с большими глиняными головками и чубуками из тростника. Приготовление мериссы – одно из важнейших дел хозяйки, на нее идет большая часть собранной дурры.

Примечания

1

Первый международный географический конгресс проходил в Париже в 1875 г. Его работой руководил избранный почетный комитет, в который от России вошли всемирно известные исследователи и путешественники Ф. П. Литке и П. П. Семенов-Тян-Шанский. На конгрессе Россию представляли также С. С. Рехневский, H. А. Северцов, M. И. Венюков, А. И. Ильин и другие. Делегатами считались все члены Совета Русского географического общества, которые пожелали присутствовать на конгрессе.

2

Нахтигаль Густав (1834–1885) – немецкий путешественник, совершивший несколько экспедиций в Африку. Результаты своих исследований изложил в книге «Сахара и Судан».

3

Рольфс Гергард (1831–1896) – немецкий путешественник по Африке. В 1862–1865 гг. исследовал район оазисов в Сахаре, первым описал оазис Туат, в 1865 г. обследовал Киренаику. В 1878–1879 гг. достиг одного из отдаленнейших оазисов – Куфра. Опубликовал несколько работ, в том числе «Путешествие по Марокко».

4

Швейнфурт Георг (1836–1925) – российский исследователь Африки, уроженец Риги, подданный России; образование получил в Германии. Совершил ряд путешествий в область верхнего течения Нила, в район верховьев Белого Нила и реки Уэле, в Ливийскую пустыню, Эфиопию, Сокотру. Наиболее известный труд – «В сердце Африки». Швейнфурт одним из первых европейских ученых описал природу, нравы, обычаи и языки народов Экваториальной Африки, в особенности азанде, мангбатту и акка.

5

Дарфур – одна из областей в Центральном Судане, горная страна, являющаяся водоразделом рек бассейна озера Чад и притоков Бахр-эль-Газаля. В XIX в. Дарфур был самостоятельным государством, через которое проходили караванные пути, связывающие Восточный Судан с Западной Африкой.

6

Нил (современное египетское название Эль-Бахр) – самая длинная река в мире. Исток в системе реки Кагера, впадающей в озеро Виктория, из последнего вытекает и проходит через несколько озер, впадает в озеро Альберта. Основные притоки: Собат, Голубой Нил, Атбара, Белый Нил и др. В дельте и долине Нила сосредоточено почти все население и хозяйство Египта.

7

Негры (от испанского слова nigro – черный) – условное ненаучное разговорное обозначение темнокожего туземного населения Африки.

8

Нубийцы-донколанцы – население провинции Донкола (или Донгола) в Нубии, говорящее на арабском языке. Юнкер употребляет это наименование в более узком значении – так называли солдат нерегулярных частей египетского войска, которых набирали из нубийцев.

9

Дурра – название некоторых форм злака сорговых (Sorghum vulgare). Распространено в Африке и Юго-Восточной Азии, где возделывается на зерно, идущее в пищу человеку, а также на корм скоту.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.