Браконьеры - Рецидив

Большую часть населения страны составляли арабы-катарцы, но проживали здесь и пакистанцы, и иранцы, и индусы, привыкшие к постоянной жаре и сухости воздуха.

Максим, одетый в белый европейский костюм, как полагается не слишком богатому гостю из Великобритании, расплатился с таксистом, доставившим «туриста» из аэропорта в Доху, и вошёл в холл гостиницы, окунаясь в озерцо прохлады и тишины.

У стойки администратора толпились говорливые немцы, одетые кто во что горазд, в основном – пожилые пары и старые девы, вид которых мог отбить у любого мужика желание смотреть на женщин. Они собирались на экскурсию.

Максим одарил белозубой улыбкой девушку в синей униформе, подал паспорт, сказал по-английски:

– Добрый день, мисс, посмотрите, пожалуйста, номер забронирован.

Девушка-администратор ответила не менее роскошной улыбкой:

– Да, сэр, минуточку. Гарри Буджолд?

– Совершенно верно.

– Вам забронирован номер триста шесть. Заполняйте анкету.

Максим заполнил, получил ключи.

– Лифт направо, вас проводят. Ваш багаж, сэр?

– О, только этот портфель, – показал он саквояжик со сменой белья и личными принадлежностями. – Люблю путешествовать налегке.

– Приятного отдыха.

Метис-латиноамериканец в тёмно-фиолетовом костюме и шапочке-феске проводил его до номера, получил монету в полсотни местных центов – геймов, и Максим прошёл в номер, довольно скромный по любым оценкам, однако чистенький и уютный.

Огляделся, вышел на балкон.

Гостиница стояла на окраине Дохи, ближе к заливу, и с одной стороны была видна гладь залива, с другой – каменные джунгли города с редкими пятнами зелени.

– Большое дерево[2], – пробормотал Максим саркастически, возвращаясь в прохладу номера.

Зазвонил мобильный.

– Слушаю, – поднёс он к уху невесомую пластину айфона.

– Мы на месте, сэр, – доложил Брызгалов. – Изменения?

– По плану, – сказал Максим, выключая телефон.

План предусматривал устройство группы в Дохе на постой и сбор в порту в три часа дня по местному времени. Предполагалось обсудить полученный от наблюдателей пакет оперативной информации. А послали их сюда после возвращения Максима из Синдора для того, чтобы вытащить из Дохи – и из страны – российского бизнесмена, обвинённого властями в продаже оружия «сепаратистам».

История конфликта уходила корнями в две тысячи одиннадцатый год, когда в ноябре в аэропорту Дохи таможенники и полицейские попытались просветить рентгеном, а потом и отобрать диппочту, которую перевозил посол России. Позиция властей была проста: Россия не поддержала решение Европарламента по Сирии, и эмира и его окружение это взбесило, он-то как раз был за военную операцию против Сирии. А поскольку такую же позицию занимал высший патрон Катара – Соединённые Штаты, власти Катара решили, что могут позволить себе всё.

Послу в тот день досталось крепко, но диппочту он отстоял.

Инцидентом в аэропорту дело не закончилось.

В конце лета две тысячи двенадцатого года в Дохе задержали спортсменов России, приехавших для участия в автопробеге, обвинив их в контрабанде наркотиков.

Россия последовательно отстаивала своё мнение в ООН о недопустимости вооружённого вмешательства в дела Сирии и Ирана, о необходимости мирного урегулирования конфликтов, и это активно не нравилось военной верхушке США, науськивавшей своих «шавок» по всему миру на граждан России.

И наконец, Катар организовал с подачи ЦРУ захват «русского террориста», продававшего оружие повстанцам – сепаратистам шиитского толка. Которых не существовало в Катаре в принципе. Разумеется, дело было шито белыми нитками, но на заявления МИД России власти Катара не ответили и собирались передать «террориста» Михаила Сивоконя в руки правосудия США.

Максим бросил взгляд на часы: ровно в два часа он должен был связаться с посольством России в Дохе, но время на водные процедуры ещё было.

Он залез под душ, с наслаждением искупался, вспоминая события, происшедшие после внезапной встречи с охотниками генерала Охлина в Синдорском лесу.

Добрались до Сыктывкара быстро, а так как Сидорин требовал прибыть в Москву всей группе срочно, пересели в военный транспортник, попросив местное отделение военной контрразведки посодействовать им в доставке, и вечером третьего июля высадились на военном аэродроме в Жуковском, откуда потом добирались в столицу на джипчике «Патриот».

В среду четвёртого июля Максим быстро вымылся в душе на съёмной квартире, где он останавливался во время вызовов в столицу, и в десять часов уже докладывал полковнику Сидорину о своём возвращении.

Нагоняя не последовало вопреки ожиданиям. Непосредственный начальник Одинцова, командир отряда спецназа ГРУ, был занят своими делами и уже забыл, что просил майора докладывать о положении дел в Синдоре.

– Синдорский лес? – рассеянно спросил он, когда майор доложил ему о своём рейде в Синдор. – Ты же собирался на моря.

– Позвонил дядя по отцовской линии, брат отца, он там лесничим промышляет, попросил помочь с поиском пропавших животных, ну я и поехал к нему. Брызгалова с собой взял, кое-кого из ребят.

– Ну и что, нашли зверей?

– Там ещё охотники пропали, группа из Сыктывкара во главе с генералом Охлиным. Я докладывал. Но в конце концов всё закончилось хорошо.

– Нашлись, и ладно. Ты вовремя вернулся. Есть задание – навестить Катар, срочно. Где парней оставил?

– Они, как обычно, у своих родичей квартируют.

– Собирай группу, изучай местность, обычаи, маршрут проложен, все формальности улажены, план операции разработан. Вылет ночью.

– Что надо делать? – спросил Максим, преодолевая желание отказаться от задания (что было невозможно), но, с другой стороны, радуясь, что полковник не стал требовать официального отчёта о действиях спецгруппы Одинцова в Синдорском лесу.

– Надо вытащить нашего парня, – ответил Сидорин, глядя в глубину объёмного монитора на столе. – Местные шьют ему дело о контрабанде оружия, хотя всё намного сложней, и если катарцы отдадут его америкосам, парня мы потеряем.

– Он разведчик?

– Как тебе сказать… коммивояжёр… криптосотрудник «Росвооружений», доставляющий кое-какое… скажем так, оборудование симпатичным нам парням в разных регионах мира.

– Понял. ЦРУ ест хлеб не зря, если вышло на него. Кстати, один такой парнишка уже сидит в США – по фамилии Бут.

– Вот поэтому и нужно, чтобы второй туда не попал. Он слишком много знает. Учти дополнительно: Доха нашпигована сотрудниками американских спецслужб, а после уничтожения Яндарбиева тем более там сложно работать.

– Учту.

– И последнее: нам давно плюют в лицо американцы, но если начинают плевать в лицо «шавки» вроде катарцев, их надо останавливать жестко.

Так Максим Одинцов, майор ГРУ, командир подразделения «Кресс» особой группы «активного оперирования», оказался в Дохе, столице Катара, спустя всего сутки после возвращения из Сыктывкара.

Выходя из гостиницы, он привычно проверил, не следит ли кто за «туристом-англичанином», сел в такси на территории отеля, напомнившее московское «жёлтое», с большим пузырём на крыше, и за полчаса доехал до порта в Дохе.

Порт его не поразил ни обилием яхт и кораблей, ни величиной причалов, ни красотой морского вокзала, ни наличием военных катеров на рейде. Разве что портовый маяк здесь больше походил на минарет, чем на техническое сооружение.

Кинув взгляд на белоснежный красавец-лайнер «Анна-Мария», застывший у одного из причалов, Максим поспешил в бар «Аш-Шар», ближайший к порту из всех заведений подобного типа, если не считать баров и ресторанов в здании морского вокзала.

Команда была в сборе.

Брызгалов, сохранивший синдорскую небритость и напоминавший Джейсона Стэтэма, походил на завсегдатая немецких пабов и одет был соответствующим образом – в демократические джинсы и безрукавку.

Лейтенант Тарануха не отстал от него по части «пивного» имиджа, хотя одет был в серые штаны и мятую серую рубашку-апаш; он «косил» под бельгийца.

Старший лейтенант Жарницкий, прекрасно владевший девятью языками, в том числе арабским, сидел в отдалении, в белом бурнусе. У него была накладная борода и усы. В Дохе он представился жителем Саудовской Аравии Жюнусом Саидбейли.

Старший лейтенант Есипчук тоже сидел за столиком по соседству, делая вид, что он занятый делом клерк; перед ним был раскрыт новенький ноутбук.

Удивить ноутом или ридером в нынешние времена нельзя было даже папуасов Новой Гвинеи, поэтому на «клерка» посетители бара с любопытством не глядели.

И наконец, присоединившийся к группе Одинцова специалист по Катару Петро Кондырин, капитан, бритый наголо, с большой серьгой в ухе, обстоятельный и медлительный с виду, играл русского туриста, точнее, украинского, одетый в рубашку-вышиванку с украинским орнаментом и штаны «а-ля станичник» из гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Он тоже, как и Брызгалов, пил пиво и рассматривал красочный рекламный буклет с видами Катара.

Максим подсел к нему, спросил по-английски:

– Разрешите?

– А? – выкатил на него воловьи глаза «хохол» Кондырин.

– Раша? – улыбнулся Максим.

– Не-а, Вкраина, – сказал капитан. – Инглиз?

– Йес, англичанин, – кивнул Максим, за несколько секунд успев просчитать посетителей бара и определить, что он не забит под завязку сотрудниками эмирской контрразведки Mubahith.

– Пива хошь?

– Оф коз.

Капитан подозвал официанта.

– Пива моему другу инглизу, такого же.

Официант, понимавший русскую речь, принёс кружку тёмного местного пива под названием «Harkoto».

Максим оценил это название по-русски, усмехнулся, но от пива не отказался.

– Гуд бир!

– А як же, – философски ответил Кондырин. – Думаю, из песка варят. План остаётся прежним, без изменений?

– Пока без. – Максим поднял кружку. – Камрад!

Пиво было так себе, но следовало поддерживать непринуждённость, и он его похвалил:

– Хорошее, действительно почти как наш английский эль, простоявший на жаре пару месяцев.

– Когда начнём? – продолжил деловой разговор Кондырин, не склонный к пустопорожней болтовне.

Остальные бойцы группы прислушивались к нему краем уха, но делали вид, что заняты своими заботами.

– Мне позвонят.

Максим снова поднял кружку.

Группа «Кресс» должна была завершить операцию, начавшуюся давно, ещё месяц назад. Её основные этапы уже были закончены, определено местонахождение пленника, условия содержания в тюрьме, а главное – время и место передачи «русского террориста» в руки сотрудников ЦРУ, которые собирались вывезти его в США. Все необходимые меры для перехвата пленника были предприняты, и оперативникам Максима оставалось «самое простое» – закончить начатое другими сотрудниками спецподразделений ГРУ.

Он пересел к Брызгалову.

Небритый «немец» приветствовал его по-немецки, они стукнулись кружками.

– Выход?

Максим бросил взгляд на часы.

– Через сорок минут, если ничего не изменится. Переходим «на ухо».

Он имел в виду радиосвязь. У всех бойцов группы имелись рации, замаскированные под серьги или нашейные кресты, работающие на расстоянии до пяти километров, и с этого момента группа прекращала переговоры между своими по мобильным телефонам.

Был известен точный маршрут перевозки задержанного из тюрьмы «Аль-Бида» в аэропорт Дохи – по улице Аль-Кар-ниш, мимо штаб-квартиры Qatar Petroleum и Центра международной гуманитарной помощи, где, собственно, и сидели главные разведчики и манипуляторы ЦРУ. Предполагалось, что кортеж из трёх машин остановится у здания Центра МГП, в здании которого располагался офис телеканала Эль-Джихара, Сивоконя покажут всему миру, расскажут о его «тёмном прошлом» и только после этого повезут в аэропорт. Группа Максима должна была захватить Михаила в здании и переправить к месту, недоступному силам безопасности Катара.

– Удобней было бы перехватить его в нефтяном концерне, – сказал Брызгалов.

– Если бы его хотели показать в офисе концерна, мы бы так и сделали, – иронически заметил Максим. – Но его повезут в Эль-Джихару. Где нам, кстати, надо будет обойтись без стрельбы.

– Разве у нас нет плана «Б», когда без стрельбы прорваться невозможно? Помнишь, как хотели убрать чеченских боевиков Доку Умарова? Тихо и незаметно. А пришлось взрывать.

Максим кивнул. Глубоко законспирированную команду ликвидаторов из состава так называемой «берлинской группы», уничтожившую террористов, принимавших участие в подрыве аэропорта Домодедово и других терактах, он знал лично. А туркам парней, взорвавших киллеров Умарова, сдали коллеги-американцы, отчего у Максима давно сформировался счёт к этим уродам в человеческом обличье, признающим только волчьи законы бизнеса.

– Мы не имеем права шуметь.

– Да разве я против? Утрём нос америкосам! Если бы не катарская нефть, они бы здесь не ошивались. Есть анекдот в тему: американские геологи в ходе разведки недр обнаружили над залежами своей нефти какую-то арабскую страну.

Максим улыбнулся.

– Это можно сказать про любую страну мира, Катар не исключение.

Зазвонил телефон.

– На связи, – поднёс трубку к уху Максим.

– Посылка отправлена, – сказал ему неизвестный работник российского посольства.

Максим спрятал телефон, встал.

– Начали.

Снаружи было душно и жарко, несмотря на то, что бар стоял в окружении чешуйчатых пальм.

Подъехал белый фургон «Мерседес» с надписью на борту: «Gumanus centre» и красивой эмблемой – земной шар, поддерживаемый ладонями.

Максим сел рядом с водителем.

Из бара один за другим вышли бойцы группы, ловко забрались в фургон.

– Поехали, – сказал Максим по-английски.

Водитель-араб в бурнусе молча тронул автомобиль с места.

С площади напротив морского вокзала выбрались на главную улицу Дохи, проехали изумительной красоты гигантскую искусственную раковину со светящейся изнутри жемчужиной, потом современные здания – стрелы и геометрические строительные шедевры катарской столицы – пирамидальной и готико-фрактальной формы, из металла и зеркального стекла.

Машина подъехала к зеркальному куполу Центра гуманитарной помощи, из которого вырастал ребристый букет из трёх башен, расходившихся в стороны, как лепестки тюльпана.

Максим вышел.

Дверь фургона открылась, из него вывалила толпа бойцов группы, переодетых в работников европейского телеагентства. На груди каждого красовался бедж с фотографией и фамилией, на каждом были бейсболки с логотипом ЕТА и одинаковые костюмы: бело-красные курточки и шорты.

Кондырин, уже не «хохол», но с бородкой, нёс телекамеру.

В руках Брызгалова была чёрная сумка ТВ.

Остальные несли штативы, микрофоны на длинных, телескопически раздвигающихся штангах и ещё одну телекамеру. Они тоже переоделись, кроме Жеки Жарницкого, продолжавшего играть местного жителя.

Не обращая внимания на полицейских в серой форме, охранявших здание, группа начала устраиваться напротив центрального входа, делая вид, что готовится к съёмке.

Из здания вышел офицер, к нему тотчас же подсунулся «араб» Жарницкий, показал удостоверение офицера службы безопасности Катара, объяснил ситуацию.

Полицейский понаблюдал за действиями «телевизионщиков из Европы», скрылся в здании.

Появился кортеж из трёх джипов «Мерседес» чёрного цвета.

– Приготовились! – приказал Максим.

Джипы остановились у входа в Центр плотной колонной.

К ним бросились «тележурналисты», наставив телекамеры и вытянув микрофоны на штангах.

Их попытались оттеснить полицейские, но безуспешно.

Из первого и третьего джипов вылезли смуглолицые, бородатые фидаины – охранники центральной тюрьмы в серой форме и особых головных уборах с платками, прикрывающими сзади шею. Они окружили третий джип, из которого вслед за охранником выбрался пленник – «русский террорист» в синей тюремной робе. Он был бледен и небрит, скован наручниками, и по сторонам не смотрел.

– Скажите, вы действительно невиновны? – крикнул один из тележурналистов – Савелий Тарануха – на английском языке.

Пленник не ответил, по-прежнему не обращая внимания на суету вокруг.

Максим понял, что его накачали наркотиками, после чего он скажет настоящим тележурналистам канала Эль-Джихара всё, что нужно американцам. Участвовать в заранее срепетированном спектакле означало сработать на руку парням из ЦРУ, и Максим принял решение действовать по самому жёсткому варианту.

– «Форсаж»! – объявил он. – Поехали!

Мгновенно всё преобразилось.

Сопровождавших «русского террориста» Михаила Сивоконя охранников насчитывалось пятеро. Кроме того, из Центра вышли три полицейских офицера, а из среднего джипа вылезли два господина в блестящих костюмах, блестящих в прямом смысле слова: американские служащие носили в жарких странах костюмы из особой ткани, отражавшей тепловые лучи, а заодно и свет. Это были сотрудники ЦРУ, отвечавшие за передачу пленника.

Всего вместе с полицейскими, охранявшими периметр Центра гуманитарной помощи, набралось тринадцать человек, вооружённых весьма серьёзно. И всех их надо было нейтрализовать, не применяя огнестрельного оружия! Но бойцы Максима были специально тренированы для боя в обстоятельствах тотального превосходства противника в живой силе, а уверенные в своём превосходстве и недоступности американцы и их коллеги не ждали нападения. Поэтому началось то, что потом с содроганием вспоминали все свидетели случившегося и что можно было поместить в любые учебники по диверсионным операциям.

«Тележурналисты» превратились в струи движения, используя свои рабочие инструменты – микрофоны, штанги, камеры – в качестве своеобразных нунчаков.

Первыми легли на асфальт у входа в здание Центра бородатые тюремщики.

За ними последовали полицейские, охраняющие подходы к зданию.

Брызгалов схватился с офицером, неожиданно проявившим сноровку спецназовца, и Кондырину пришлось ему помогать: он швырнул микрофон, попал в голову офицера, отвлёк его, и капитан мощным ударом отправил араба в нокаут.

Максим начал своё движение, когда пришли в себя цэрэушники, потянувшись к оружию, прятавшемуся у них под пиджаками в наплечных кобурах.

Первый агент, белобрысый и плотный, не оказал сопротивления, получив два удара – в локоть и в шею.

Второй, смуглый, черноволосый, жилистый, не то араб, не то иранец, оказался хорошим бойцом, и с ним пришлось «рубиться» на пределе возможностей, тем более что он успел выхватить пистолет – новейший MAP-2000[3] американского производства. Даже получив удары по мышцам предплечий, парализовавшие руки, он сумел продержаться около пятнадцати секунд, ушёл от «танцующего облака» – удара, приводящего к ослеплению, попытался выстрелить, но палец Максима наконец нашёл его сонную артерию, и агент обмяк, растекаясь по асфальту «лужей отсутствия выбора Пути».

Активная фаза операции длилась всего двадцать семь секунд.

Только после того, как все защитники пленного «террориста» оказались на земле, опомнились водители джипов. Их успокоили Жарницкий, Тарануха и Володя Есипчук.

Кондырин и Брызгалов подхватили застывшего в прострации пленника и втиснули в фургон, на котором приехали.

Жарницкий проколол шины джипов.

Максим вскочил на переднее сиденье фургона, и водитель, не проронивший ни слова, погнал машину прочь от здания Центра гуманитарной помощи, оставив замерших в шоке немногочисленных свидетелей «боевого шоу» и кучу неподвижных тел.

Выбежавшие из здания охранники увидели лишь мелькнувший зад автомобиля.

Начавшаяся метушня полицейских дала беглецам фору в несколько минут.

Возможно, полицейские и объявили в эфир о нападении, а также о перехвате фургона «Gumanus centre», но было уже поздно. За городом, возле завода по опреснению морской воды, беглецов ждал вертолёт «Bell-430» с работающим двигателем.

Уже через девять минут после нападения на тюремный кортеж группа «тележурналистов» была в воздухе.

Удача сопутствовала крессовцам и дальше.

Над Персидским заливом, когда капитаны катарских катеров береговой охраны только-только получили приказ сбить вертолёт с беглецами, группа вместе с пленником спрыгнула в воду, успев за короткое время переодеться в водолазные костюмы. Самое трудное при этом было натянуть костюм на пассажира, так и не пришедшего в себя, несмотря на сделанный ему укол допамина, повышающий тонус организма.

Когда они нырнули в воду вместе с пилотом и начали загружаться на борт подводной лодки для спецопераций, вертолёт нашла одна из ракет, выпущенная пограничным катером. Точнее, такова была официальная версия службы безопасности, озвученная каналом Эль-Джихара. На самом деле он был уничтожен с помощью американского взрывного устройства на базе пластита, и от него не осталось ровным счётом ничего.

Поиски тел напавших и беглеца, длившиеся трое суток, результата не дали. Глубина Персидского залива в этом месте достигала двухсот пятидесяти метров, а дно его было покрыто толстым слоем ила, способным поглотить вертолёт целиком.

Через двое суток команда Максима выгрузилась в Калининграде под покровом ночи, передала спасённого в руки военспецов Министерства обороны и отправилась в Москву.

Москва

6 июля, 19 часов 2 минуты

Сидорин был доволен больше всех.

После торжественной речи в квартире Максима, длившейся без малого десять минут, он, находясь в отличном расположении духа, допил коньяк и пообещал всех представить к правительственным наградам. Полковнику было чему радоваться, так как операция по перехвату Михаила Сивоконя прошла без сучка и задоринки, а катарские спецслужбы до сих пор искали похитителей и ломали головы, кто совершил похищение и почему не оставил ни одного следа.

– Отойдём-ка, – позвал он Максима на кухню.

– Уезжаете? – спросил Максим, довольный не меньше полковника.

– Да, у меня ещё деловая встреча. Тут вот что, майор, пока тебя не было, мы получили бумагу из «конторы», предлагающую тебе явиться к ним в Управление экологической безопасности.

– С какого бодуна?

– Хотят с тобой поговорить о синдорских событиях.

Максим вспомнил, что Ольга Валишева работает в упомянутом Управлении.

– Да я ничего особенного не припомню.

– Отказать мы им не имеем права, ты там был, да ещё и не один, так что придётся навестить коллег.

– Ладно, навещу.

– Во что ты там ввязался, только честно?

– Ни во что! – Максим клятвенно прижал ладонь к груди. – Искали охотников, а началось всё со звонка дяди, Николая Пахомовича, он работает в Синдоре лесником. Начали пропадать звери, медведи и лоси, он мне и позвонил. Я приехал, думал отдохнуть, а тут генерал прилетел со своими архаровцами, хотел поохотиться, хотя в июле охота запрещена. Группа пропала, Ольга приехала…

– Какая Ольга?

– Майор из этого самого Управления, там тоже заинтересовались пропажей зверей. В общем, заварилась каша, но закончилось всё хорошо, нашлись и охотники, и…

– Звери?

– Нет, звери действительно исчезли. Есть там какая-то загадка.

Сидорин почесал затылок, разглядывая лицо Максима, пожал ему руку, направился к двери:

– Расскажешь потом поподробней.

Ушёл.

Максим вернулся в гостиную, вычёркивая из памяти разговор, поднял бокал шампанского:

– За вас! За ваш профессионализм, холодные головы и горячие руки!

Бойцы захохотали.

– Почему руки, командир? – поинтересовался Савелий. – Раньше говорили – сердца.

– А сердца у вас из нержавеющей стали, – сказал тихий неулыбчивый Володя Есипчук. – Горячие бывают только у влюблённых и, реже, у женатиков. А кто из вас влюблён? Или женат?

– Ну, ты загнул, – покачал бритой головой Кондырин. – При чём тут жена или подруга? Я был женат дважды, ну и что? Я что, от этого стал хуже?

– Я не это имел в виду.

– А что?

– Руки мыли?

– Да ну его, – отмахнулся захмелевший Жарницкий. – У него, как всегда, с юмором напряжёнка. Главное, мы их сделали, этих уродов! И так будет с каждым!

– С кем? – съехидничал Савелий.

– С врагами!

– Скажи мне, кто твой враг, и я скажу тебе, где патроны дешевле, – шутливо провозгласил Савелий.

Все снова засмеялись. А Максим подумал, что парни из его группы действительно не имеют семей. К великому сожалению, работа отнимала у них не только свободное время, но и саму возможность быть счастливыми, отдых в семейном кругу, тех, с кем можно было бы поделиться своими проблемами и невзгодами. Вот и его жена ушла, не в силах терпеть внезапные исчезновения мужа и долгие командировки.

Хотя, с другой стороны, повода он не давал, Люся просто его разлюбила.

Пришла мысль позвонить Ольге.

Однако его опередили. Едва он, выйдя в спальню, взялся за телефон, тот зазвонил сам. Не глянув на номер, Максим поднёс айфон к уху.

– Слушаю.

– Где хаур? – раздался в трубке тягучий басовитый голос.

– Что? – растерялся на мгновение Максим. – Какой хаур? Кто говорит?

– Вы забрали хаур, он у вас, верните.

– Да о чём речь, разрази меня гром?! Что за хаур? Кто вы?

– Верните хаур, мы позвоним завтра. – Неизвестный абонент отключил линию.

Максим посмотрел на дисплей: на зелёном поле чернела надпись «Номер не определён».

В спальню заглянул весёлый Брызгалов.

– Ты чего уединился? Звонишь кому-то?

– Хотел позвонить Ольге…

– Майорше из «конторы»?

– А позвонили мне, спросили – где хаур.

– Что?

– Сам ничего не понимаю. Какой-то гундос попросил вернуть хаур, который мы якобы у них забрали.

– У кого?

– Да не знаю! – с досадой отмахнулся Максим. – Он отключил связь, пообещал позвонить завтра.

– Номер телефона записался?

– В том-то и дело, что не записался, есть такая опция у определённых аппаратов.

– Спецура?

– Может быть.

– Хаур… хаур… не помню такого слова в лексиконе катарцев, не арабское оно.

– При чём тут катарцы?

– Тебе сказали – мы забрали хаур, а где мы были? В Дохе. Может, хаур – это пленник по-арабски? Пойду спрошу у Жеки. – Брызгалов вышел.

Из гостиной долетел взрыв смеха.

Максим присел на край кровати, силясь разгадать заданную загадку, но в голове стоял призрачный туман хмеля, рождённый бокалом шампанского, и думать ни о чём серьёзном не хотелось. Откуда-то из бездн сознания всплыла мысль: может, хаур – это вообще из другой оперы? И связан он не с Катаром, а с синдорским рейдом? И обозначает он некий найденный в синдорских лесах артефакт? Но тогда возникает масса вопросов: кто нашёл, что это за артефакт, почему спрашивающий уверен в том, что он у Максима? А главное, откуда он знает номер его мобильного?

Вошёл раскрасневшийся Брызгалов.

– Не, Жека не знает, говорит, надо в словарь заглянуть. Но слово странное, не нашенское, гавкающее какое-то. И у меня складывается впечатление, будто я его когда-то слышал.

– У меня такое же, – пробормотал Максим, тщетно пытаясь вспомнить термин. – Ладно, иди к ребятам, я сейчас.

Он набрал номер телефона Ольги.

Звонки шли долго. Наконец в трубке раздался её голос:

– Алё, Максим?

– Он, – сказал Максим. – Меня не было в России, позвонить не мог, вернулся и звоню.

– Я так и поняла. Как дела? Вас начальство не пытало?

– По поводу?

– В связи с событиями в Синдоре.

– Нет, всё тихо.

– А меня посадили под домашний арест, отстранили от работы.

– Тебя под арест?! – не поверил он. – За что?

– Знала бы – ответила. Вахтанг вообще слёг, как мне сообщили.

– Этот ваш полковник-грузин? Что за беда с ним приключилась? На вид здоровый был.

– Вот и я о том.

– На что намекаешь? Что вообще у вас творится, отчего такая истерика?

– Мне показали один аппарат… – Ольга помолчала. – Напоминает видеокамеру, очень странную. Её привёз из Синдора один наш сотрудник.

– Так что?

– А забрал он эту камеру у твоего дяди.

– У Пахомыча? – удивился Максим. – Не может быть! Он мне ни слова не сказал.

– Ты не мог забыть про это в суматохе?

– Обижаешь, майор, на память не жаловался. Если бы он мне… – Его вдруг осенило. – Чёрт побери, вот, наверно, о чём шла речь!

– Что, вспомнил?

– Тут другое. Мне только что звонил какой-то тип и потребовал вернуть хаур.

– Хаур? Это что?

– Вот я и подумал, что хаур – та самая видеокамера. Кто её привёз?

– Саша Зайцев, старлей из Управления. Лапин, это зам. начальника Управления, утверждает, что Зайцева послали в Синдор после того, как замолчал Вахтанг. Зайцев добрался до хутора, встретил лесника. А у того лежала камера, чья – твой дядя не помнит. Ну, Зайцев и забрал её в Москву.

– Бред! Пахомыч должен был сообщить об этом мне.

– А если он тоже ничего не помнит, как и мы?

Максим задумался, озадаченный известием.

– Знаешь что, давай встретимся, поговорим.

– Не забывай, я под арестом.

– Тогда я к тебе заеду, диктуй адрес.

– Тебя не пустят, мне даже еду привозят наши церберы.

– Посмотрим, диктуй.

– Карамышевская набережная, дом шестьдесят, квартира сорок девять. Учти, дом охраняется, стоит за оградой, надо на калитке нажать кнопку и сказать, в какую квартиру идёшь.

– Разберусь, жди через час.

Максим вернулся в гостиную, в которой царило веселье: оперативники слушали анекдоты Савелия.

– Слушай мою команду!

Смех стих. Лица присутствующих обратились к хозяину.

– Продолжайте в том же духе. Мне надо отлучиться на пару часов. Кто захочет остаться – милости прошу.

– Не, командир, мы так не договаривались, – возразил Савелий. – Отдыхать – так вместе, что мы без тебя делать будем? Может, нас с собой возьмёшь? Если предвидится напряг?

– Напряга не предвидится. – Максим вспомнил жалобу Ольги на то, что её стерегут. – Хотя… почему бы и нет? Какое-никакое, а развлечение. У меня встреча на Карамышевке, ненадолго, могу взять кого-нибудь с собой.