Вне себя - Бес предела

– Ни одного изъяна! Ровный цилиндр. Мы теперь можем изготавливать суперские сувениры, будет на что жить в старости.

– Дай, – протянула руку Юстина.

Данимир передал цилиндр, назвать поленом который было трудно.

– Тяжёлый, – оценила она. – Холодный…

– Давайте пробежимся по спектру, – сказал Прохор. – Это в принципе биологический объект, хотя и засохший, без признаков жизни, углеводороды, окислы, высохшая биомасса.

Установили цилиндр на чурбак.

– Теперь я, – объявил Саблин.

– Может, я попробую? – проговорила Юстина с необычной робостью.

Мужчины переглянулись.

– Почему бы и нет? – отступил Саблин.

– Помнишь алгоритм числоперехода? – строго сказал Прохор. – Он теперь становится и алгоритмом формотрансформации, с некоторыми нюансами, только представлять надо не цифры…

– А геометрические формы, – закончил Саблин.

– Я помню! – бросила Юстина, раздув ноздри.

Она достала свой эргион, и в самом деле похожий на произведение искусства из полудрагоценных камней и серебряных стерженьков.

Рука задрожала, но женщина сжала губы, справилась с волнением, направила эргион на берёзовый цилиндр.

С минуту ничего не происходило.

Глаза Юстины стали как щёлочки.

Мужчины терпеливо ждали.

Прохор хотел предложить подруге передохнуть и обсудить этапы формотрансформации, но уловил косой предупреждающий взгляд Саблина и остался на месте.

Лицо Юстины вспыхнуло.

И тотчас же чёрно-белый цилиндр, бывший обычным берёзовым поленом, разделился на целый пук тонких деревянных прутиков, похожих на лучины. Пучок постоял мгновение и распался на отдельные прутики, упавшие на снег.

Юстина вздрогнула.

– Чёрт!

Саблин и Прохор засмеялись.

– Чего ржёте? – гневно сверкнула глазами Юстина. – Что я сделала не так?

– Успокойся, всё так, – обнял её за плечи Прохор, – ты ничего не сделала лишнего, просто следующий шаг полена по Ф-оси представляет собой вот такие фигуры.

Саблин поднял «лучину».

– Видите форму? Десять граней, словно из-под станка, если считать с торцами.

– Всё равно не понимаю.

– Полену предназначена одна функция – сгореть в печке или в костре. То есть весь спектр его формосуществования будет реализовывать эту функцию. Вот смотри.

Данимир собрал лучины ровной горкой, направил на неё эргион.

Стопка задымилась и превратилась в странный сросток тонких деревянных стерженьков, похожих на гнутые спиралью коренья.

– Блин! – изумился Саблин.

Юстина прыснула, расслабляясь.

– А это как ты объяснишь?

– Ну, палки перепутались…

– Мы взяли для тренинга неудачный объект, – задумчиво сказал Прохор. – Полено – не вывороченная из земли глыба камня, это бывший живой организм, он рос, жил и размножался. Дерево засохло, но состоит из клеток, которые в свою очередь состоят из длинных биологически активных молекул. А они реагируют на формотранс не так, как кирпич.

– Логично, – согласился Саблин.

Прохор направил эргион на «сросток корней».

По «корешкам» прошло искривление, и все они сплелись ещё гуще, закрутились в более сложный объект, близкий по форме к шару.

Во двор вышла Лукерья Ивановна в том же толстом, сером, пуховом платке, неся в руке алюминиевую миску с пшеном, с любопытством посмотрела на чурбак, на шар, на красные полосы пыли. Позвала кур:

– Цыпа, цыпа, цыпа…

Куры без опаски направились к ней.

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Решаем геометрические задачи, – бодро доложил Саблин. – Кирпич ваш развалили, не будете ругаться?

– Да за что ругаться-то? – не поняла Лукерья Ивановна. – Кирпич старый, о прошлом годе трубу меняла в сараюшке, вот осталось. Хоть весь кирпич берите.

– Весь нам не надо.

– А это что за колобок? – Старушка кивнула на шар из берёзовых «корешков».

– Мы учимся создавать геометрические композиции из разных материалов, – нашёлся Прохор. – Только это коммерческая тайна, вы уж никому не рассказывайте, ладно?

– Дак ведь и некому рассказывать, – махнула ручкой Лукерья Ивановна. – Ко мне редко кто заходит, а дети раз в год приезжают.

Она ушла в дом.

– Не бойтесь, – понизил голос Саблин, – Ивановна – верный товарищ, всё будет хорошо, я с ней объяснюсь.

– Топчемся на месте, – сердито сказала Юстина, пряча руки в рукава. – Может, в лес уйдём?

– После обеда так и сделаем. Что у нас есть ещё?

– Лопата, – заметил Прохор деревянную лопату для уборки снега.

– Солома, – показала пальчиком Юстина на маленький стожок соломы, прикрывающий бугор погреба.

– Курица, – предложил Саблин.

– Нет, живыми объектами займёмся только после того, как научимся трансформировать неживые, – твёрдо сказал Прохор. – С соломой я не уверен, что она станет менять форму, её функции ограничены одной, максимум двумя позициями.

– Давай проверим.

– Проверяй.

Саблин «выстрелил» из эргиона.

Маленькая копнушка соломы высотой в полметра, покрытая снегом, вскипела… и осыпалась ровным слоем по горбу погреба, перемешавшись со снегом.

Прохор засмеялся.

Саблин подошёл ближе, чтобы рассмотреть результат своего «формотворчества».

– Почему она так легла?

– Потому что ей всё равно, как лежать.

– И солома не изменилась…

– А её форма в данном случае вообще не играет никакой роли. Каждая соломинка – пустая трубочка, не несущая никаких полезных функций. В крайнем случае эти трубочки станут многогранными.

– А если попробовать пойти в другую сторону?

– Валяй.

Саблин «выстрелил» ещё раз – с тем же результатом, и ещё раз, и ещё.

Ворох соломы менять форму не хотел. Правда, соломинки действительно стали многогранными, как и предсказывал Прохор, но, кроме этого, ничего больше с ними не происходило.

– Кончайте играться, – сказала Юстина. – Малые дети. У нас есть другие вещи.

– Ставь огурец, – решил Прохор.

Саблин очистил торец чурбака от кирпичной пыли, положил по центру огурец.

– Сейчас мы его превратим…

– В карету, – иронично закончила Юстина, вспомнив известную сказку.

Прохор прицелился, и солёный огурчик превратился в идеальной формы двойной тетраэдр, склеенный торцами. Вернее, не склеенный, а как бы выросший на грядке с формой двойного тетраэдра. Он был такой же блёкло-зелёный, с беловатыми прожилками, и на огурец походил мало.

– На карету не похож, – глубокомысленно произнёс Данимир, разглядывая бывший огурец. – Можно откусить?

– Откуси, вряд ли он потерял вкус огурца.

Саблин с хрустом откусил острый кончик первого тетраэдра, пожевал, проглотил.

– Вкусно.

– Солёный огурец – он и в Африке солёный огурец, – сказал Прохор. – Клади на место.

– Можно мне? – сделала шаг вперёд Юстина; щёки её запылали, и она сердито сверкнула глазами, как бы предупреждая: попробуйте, пошутите!

– Конечно, – отступил Прохор.

Юстина направила эргион на огурец.

Надкусанный двойной тетраэдр превратился в длинный зеленоватый параллелепипед с чашевидной впадиной на торце.

– Пенал! – определил Саблин.

– Я хотела… другое.

– Ерунда, ты здесь ни при чём, просто диапазон формосуществования огурца допускает и прямоугольные формы. Трансформируй дальше.

Огурец превратился в додекаэдр. Потом в икосаэдр.

– Понятно, дальше можно не продолжать, – сказал Прохор. – Спектр огурца укладывается в стандартные платоновы тела. Потом пойдут многогранники, пока не получится шар.

– А если взять яблоко?

– Будет то же самое.

– Я всё-таки попробую. – Юстина взмахнула эргионом, как волшебной палочкой, и превратила мочёное яблоко в нечто, напоминающее гранату-лимонку со множеством выпуклых насечек.

– Поздравляю, – хрюкнул Саблин, – из вас выйдет прекрасная фея-селекционер.

Юстина ткнула эргионом в «гранату», и та преобразилась в многогранник с выпуклыми гранями блёклого салатового цвета.

– Сорок, однако, – сосчитал количество граней Саблин. – Можно откусить?

– Тебе бы только кусать, – осудил друга Прохор. – Не наелся бабушкиными блинами?

– Я просто хотел сравнить вкус.

– Вкус еды изменение формы объекта скорее всего не меняет, ты уже пробовал огурец. Давайте поэкспериментируем с более сложными предметами.

– Сарай, – предложил Саблин не моргнув глазом.

– С ума сошёл? – поинтересовалась раскрасневшаяся, вошедшая во вкус Юстина. – А если он развалится и мы его не соберём? Будешь потом ремонтировать?

– Об этом я не подумал, – почесал затылок Данимир. – Тогда опять-таки начнём с лопаты. Выбор у нас невелик, если честно.

– Пошли в лес.

– А в лесу выбор больше? Деревья да птицы.

– Хорошо, испытаем лопату. Юстик, ты сможешь?

– Если дополнительных формул не надо…

– Всё то же самое. А ты, – Прохор посмотрел на Саблина с прищуром, – поищи что-нибудь в сарае.

Данимир скрылся за дверью сарайчика.

Прохор вытащил лопату из сугроба, прислонил к чурбаку.

– Вперёд.

– К началу спектра?

– Не имеет значения.

Юстина прищурила правый глаз, будто находилась в тире и целилась в мишень из пистолета.

Облачко струения обняло лопату, и это чудесное изобретение человечества из листа фанеры с жестяной кромкой, деревянной ручки и кусочка жести в месте крепления ручки к фанере превратилось в футуристическое изделие скульптора-авангардиста.

Черенок лопаты остался круглым, но изогнулся ровной дугой. Слегка изогнутый лист фанеры превратился в идеальной формы чашу, прикреплённую к ручке блестящим кружочком металла. Шурупы при этом не выпали, только отвалился изогнутый мыс лопаты, призванный защищать фанеру от задиров.

Из сарая выглянул Саблин.

– Что примолкли? – Он увидел чудо-вещь. – Ух ты! Красота какая! Прямо хоть на выставку декоративно-прикладного ремесленничества.

– Только это уже не лопата, – пробормотал Юстина. – Ковш какой-то.

– Назад прокрути, импульсы к началу и к концу спектра различаются.

Юстина закусила губу, вытянула вперёд руку с эргионом, потом вдруг решительно сунула его в карман шубки.

Тем не менее футуристическая лопата-ковш ожила и превратилась в прежнее неказистое, но очень эффективное орудие для уборки снега. Разве что лежащий на снегу металлический ободок так и остался лежать, не спеша становиться на место. Он явно выпал из поля внимания экспериментаторши.

– Вот это по-нашему! – одобрительно бросил Саблин. – Хотя я не понял, почему ты спрятала эргион.

– Сами же говорили, что не обязательно вытаскивать его и целиться, как из снайперки.

– Нам ДД сказал. Молодец, ты первая проверила тезис.

Прохор подошёл к Юстине, обнял, прижался к холодной щеке своей щекой, посмотрел в глаза.

– Ты не представляешь, какая ты молодец!

– Представляю, – проворчала она с облегчением, подспудно сомневаясь в своих «магических» способностях. – Этот процесс действительно захватывает, не хуже чем игра в карты или в бильярд.

– Эй, я тут нашёл железяку. – Саблин вынес из сарая ржавый серп. – Раритет. Сделай из него меч.

Прохор отнял у него серп, положил на чурбак.

Юстина сосредоточилась, сжав эргион в кулачке, снова сунула руку в карман.

Серп «поёжился» и превратился в идеально круглое кольцо из металла, насаженное на рукоять.

– Ничего себе меч! – удивился Саблин. – Эту штуку метать можно, как японский сюрикэн.

– Иди дальше, – посоветовал Прохор.

Серп-кольцо превратился в сплошной диск металла.

– Понятно, спектр режущих предметов данной фигуры реализуется в круглых и плоских формах. Главное, чтобы она резала траву. Интересно, есть у этой пилы предел?

Юстина продолжала сосредоточенно смотреть на бывший серп, и его круглая модификация начала меняться каждые две-три секунды. Однако форма круга при этом менялась не сильно. Круг с острой кромкой то становился меньше, то расплывался на полметра, то становился вытянутым или кольцеобразным. Стало понятно, что превращаться в другую геометрическую фигуру он не собирается.

И всё же Юстина упорно пыталась довести эксперимент до логического конца, пока ей это не удалось.

Спустя несколько минут «дискосерп» внезапно превратился в ажурно-извивчатую конструкцию, напоминавшую кленовый лист.

Заинтересованные мужчины наклонились над ней.

– Ну и что это за абстракция? – осведомился Саблин.

Прохор взял «листосерп» в руки.

– Чистой воды фрактал!

– Это то самое, о чём говорил ДД?

– Фрактал – фигура самоподобия, есть очень красивые формы, глаз не оторвёшь. ДД рассуждал, что Числовселенная более сложна, чем нам кажется, она реализует не только простой арифметический спектр, спектр целых чисел, но и такие математические загибы, как логарифмы, дроби и мнимые числа. Фракталы – один из реализованных вариантов.

– Не помню, чтобы он такое говорил.

– Ты выходил.

– Хорошо, мальчики, это фрактальная конструкция, – напомнила о себе Юстина, – что дальше? Пройти весь спектр до конца?

– Вряд ли это возможно, – с сомнением сказал Прохор. – Фрактал будет усложняться – и только, у него нет предела. Лучше вернуть серпу прежнюю форму.

– Вот вы этим и занимайтесь, – отрезала девушка, глянув на часы. – Уже обед скоро, пойду помогу Лукерье Ивановне готовить.

Она ушла.

Саблин оценивающе повертел в руках ажурный «серп».

– Не хочу я обратно крутить, там в сарае ещё с десяток таких же серпов висит. Кстати, нет приёма, чтобы превратить эту штуковину в серп одним усилием, минуя этапы формоспектра?

– Не знаю, ДД по этому поводу ничего не говорил.

– Жаль, если такого приёма нет. – Саблин скрылся в сарае и вернулся без серпа. – Продолжим?

– После обеда, подмёрз я что-то.

– Правильно, погреться надо. Но захватывает этот процесс как наркотик, Юстя права.

Оба направились в дом.

После обеда, в начале третьего, решили прогуляться в лес. Взяли с собой нож, вилку (утаив от бабушки Лукерьи), стакан и перегоревшую электролампочку. Остальные наглядные пособия для экспериментов решили поискать в лесу: шишки еловые, ягоды рябины, кусты и какую-нибудь живность.

День по-прежнему был насквозь пронизан солнцем, тишина кругом стояла такая, что звенело в ушах, и хотя мороз держался на уровне минус десяти градусов, холода не чувствовали.

В лес уходила хорошо накатанная дорога. Как пояснила Лукерья Ивановна, это была дорога в соседнее село Липовцы, где располагалась районная школа.

Поискали тропинку от дороги, уходящую в лес, нашли. По ней, очевидно, ходили в лес жители Ляховцев, за хворостом, корой или опавшими сосновыми иголками, которые все, кто имел живность, использовали в хлевах в качестве подстилки.

Нашли шишку, превратили её в чешуйчатый тетраэдр, потом в десяток других фигур, схожих чешуями и цветом, хотя чешуи при этом тоже меняли форму по закону Ф-спектра. В конце концов от шишки осталась только труха.

Маленькая, засыпанная снегом ёлочка долго не хотела изменяться, оставаясь остроносым конусом. Изменялась лишь форма её иголок – от широких лопаточек до узких и длинных игл, превращавших елку в дикобраза. Но в какой-то момент она раскорячилась ажурным многогранником, и Саблин со знанием дела констатировал:

– Вот вам и новый фрактал! Похоже, все Ф-спектры живых и растительных объектов заканчиваются фракталами. Вон сорока на клёне сидит, на нас смотрит, проверим?

– Жалко, – неуверенно проговорила Юстина.

– Чего жалко? Мы же не убивать её собираемся.

– Всё равно придётся экспериментировать на живом, – поддержал Данимира Прохор. – В этом деле нам нужен железный опыт.

– Кто начнёт?

– Я. – Прохор вытянул эргион, потом сунул его в карман, чувствуя ладонью шёлковое тепло многогранника.

Сорока, сидевшая почти на вершине потерявшего листву клёна, что-то прострекотала, переступила с ноги на ногу… и с шумом полетела вниз слитком чёрно-белой «керамики», бухнулась в снег гирей, ошалело вертя головой. Только была это уже не сорока, не птица, а странное голенастое существо, покрытое не то перьями, не то чешуёй, похожее на карикатурного микродинозавра.

– Оба-на! – озадаченно сказал Саблин.

Юстина прижала ладони к щекам.

«Динозавро-сорока» попыталась взлететь, хлопая крыльями, больше похожими на плавники, побежала от дерева к дереву, но завязла в сугробе.

– Верни ей крылья! – сказала Юстина.

– Успеем, пусть потерпит, ворюга. – Прохор «выстрелил», включая процесс формоперехода.

Странное существо подпрыгнуло, обрастая крыльями. У него стало теперь четыре крыла, а ноги потолстели, увеличиваясь в размерах, мосластые, как у страуса, хотя и не потеряли слой зеленоватых чешуй.

Птица зашипела, замахала крыльями, однако взлететь снова не смогла, попыталась влезть на дерево, противно заорала.

Прохор сжал зубы: сороку было жалко, но эксперимент следовало довести до финала, к тому же он надеялся, что вернёт птице её первоначальный облик.

Следующая трансформация преобразила четырёхкрылую «страусо-сороку» в мохнатую зубастую многоножку с десятком маленьких чёрных и белых крылышек.

Многоножка открыла пасть, свистнула по-соловьиному, снова попыталась взлететь, однако и на этот раз ей это не удалось. Возможно, для взлёта такому странному зверю требовался разбег, а по снегу разбежаться, даже имея небольшую массу, было трудно.

Юстина не выдержала.

– Крути назад!

Прохор понял, что эксперименты с живыми существами чреваты последствиями. Что же будет с людьми? – подумал он. В каких существ станут они превращаться, случись нужда в переформировании? ДД почему-то не сказал об этом ни слова. Сам не знал?

Шаг назад по Ф-оси (Прохор уже не напрягался, меняя вектор алгоритма формоперехода, привык) вернул зубастой, крылатой многоножке форму четырёхкрылой птицы.

Кудахча, как курица, она завязла в сугробе, и последующая трансформация вернула ей первоначальную фигуру сороки.

Разволновавшаяся птица заскакала по сугробам, взлетела наконец и, натыкаясь на деревья, стрекоча, метнулась прочь, подальше от страшного места.

Саблин захохотал. Улыбнулась и Юстина.

– Слава богу, бедная, отмаялась. От таких стрессов она птенцов заводить не сможет.

– Придёт в себя и забудет, – махнул рукой Саблин. – Что скажете? Опыт можно признать удачным или как?

– Чтобы так мучить живность, надо быть садистами, – заметила погрустневшая Юстина. – Давайте лучше на чём-нибудь неживом тренироваться.

Прохор хотел возразить, но встретил её взгляд и передумал. Вытащил лампочку.

– Кто первый?

Саблин отобрал у него лампочку, установил на вершине сугроба, наставил на неё палец.

– Бац!

Лампочка превратилась в дымный шарик… и рассыпалась стеклянно-металлической пылью.

Прохор не выдержал, засмеялся, глядя на уморительно-удивлённую физиономию друга, но в это время в ухе клацнул вызов мобильного. Он поднял руку, призывая спутников помолчать.

– Слушаю.

– Прохор Кириллович? – раздался в ухе гортанный мужской голос.

– Он. – Прохор хотел спросить: кто звонит? – но айком выдал цифры номера, и он вспомнил, кому принадлежит голос. – Таглиб?

Саблин замер, услышав имя, подошёл ближе.

– Прохор Кириллович, у нас дурные вести, – продолжал приятель Дмитрия Дмитриевича по-английски. – Дмитрий просил передать, что Прохор-третий попал в психиатрическую лечебницу в своём превалитете. Причина неизвестна. Но это ещё не всё. – Араб помолчал. – Вашего восьмого «родственника» сбила машина.

Прохор сжал зубы. Мысли разбежались, и стоило труда собрать их вместе.

– Почему, как? Попал в ДТП? Несчастный случай?

– Я там не был, поговорите с вашим другом Данимиром, пусть сходит туда и проверит.

– Понял, сделаем. ДД… э-э… Дмитрий Дмитриевич больше ничего не передавал?

– Он сказал: пусть усиленно тренируются. И ещё он сказал: будь сам мерой того, что происходит.

– Как? Извините…

– Это всё. Звоните, если понадоблюсь. – Голос в клипсе мобильного пропал.

Саблин и Юстина молча разглядывали математика, засмотревшегося на зимний лес.

– Кто звонил? – не выдержала девушка.

– Возвращаемся, – очнулся Прохор.

– Что случилось? Кто звонил?

– Таглиб, знакомый формонавт, мы познакомились у ДД. Прохор-третий попал в дурдом.

– Ну и что?

– А восьмого сбила машина. Насмерть.

Саблин сыграл желваками.

Примечания

1

Разновидность берилла.

2

Зависимость выражается дифференциалом с двумя единицами и формулой L(n–1) + L(n–2) > 1.

3

Луи Клод де Сен-Мартен (1743–1803) – французский мистик, писавший под псевдонимом «Неизвестный Философ».

4

Числа Капрекара (по имени индийского математика, их открывшего) – самовоспроизводящиеся числа, способные через несколько шагов (итераций) восстанавливать себя.

5

Синдром Аспергера – лёгкая форма аутизма.

6

Синдром Мёбиуса – при этой болезни у больного отсутствует мимика из-за неправильного развития черепа и паралича лицевого нерва. Лицо превращается в маску, больные часто не могут даже глотать пищу.

7

Известна так называемая бутылка Клейна – модель «двумерного объёма» или двумерное дифференцируемое неориентированное многообразие.

8

«Гонки сперматозоидов».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.