Музыка, написанная композитором Корчмаревым, была нежной, чистой, чуть-чуть стилизованной под китайскую. Я очень любила свои песни из этого спектакля - нежные, прозрачные, печальные, словно акварельные. Когда я их пела, я чувствовала себя бестелесной, беззащитной, прекрасной бабочкой или куколкой с нежным трепетным сердцем.
      Потом, на встречах со зрителями я иногда исполняла эти песни.
      Спектакль понравился публике своей необычностью, однако, я все же думаю, что его хрустальная красивость оставляла зрителя немножко холодным, хотя мы на сцене заливались слезами.
      Спустя три года, в 1955 году, Валентин Николаевич Плучек уже без Николая Васильевича Петрова поставил "Клопа" Маяковского. Спектакль имел огромный успех и Валентин Николаевич занял по праву лидирующее положение и в нашем театре, и среди режиссеров Москвы. Все три спектакля Маяковского "Баня", "Клоп", "Мистерия-буфф" - были сплавом поэзии и сатиры, лирики и драмы. В работе над этими пьесами вырабатывался новый театр с новым репертуаром, и я, со своими второстепенными для театра спектаклями, отошла на второй план. Я грустила, но считала это справедливым.
      Вот перечень спектаклей, в которых я была тогда занята: "Личная жизнь" Финна, "Женихи" Токаева, "Где эта улица, где этот дом" Дыховичного и Слободского, "Судья в ловушке" Филдинга, "Последняя сенсация" Себастьяна, "Чужой ребенок" Шкваркина, "Профессия миссис Уоррен" Б. Шоу, "Тень" Шварца. Роли мои были все хорошие, но ставились эти спектакли чаще всего актерами: то Олегом Солюсом, то Надеждой Ивановной Слоновой, то Андреем Крюковым. Это была актерская режиссура. Актеры не ставили своей задачей открыть что-то новое в режиссуре, поставить новаторский спектакль. Им просто хотелось работать, и они работали, как могли. И спасибо им за то, что они делились со мной своим умением, приглашали играть в свои спектакли.
      Целый ряд актеров, которые когда-то делали погоду в театре, оказался на обочине - столбовая дорога была не с нами. В лучших спектаклях В. Н. Плучека того времени мне места не было. Я не была его актрисой. Он не "съедал" меня, как это иногда бывает в театре, он мною просто не интересовался. Я не роптала, а наоборот, с благодарностью принимала любую возможность работы, внутренне я даже как будто согласилась с тем, что я, наверное, не современна, что все лучшее у меня уже было и за это надо сказать спасибо судьбе. И когда мне дали роль Королевы Януарии в детском спектакле "Волшебные кольца Альманзора" Габбе в постановке Солюса, то я была счастлива, что играю возрастную роль, что могу попробовать новый для меня характер.
      Я придумывала и свой характер - неуверенный, капризный, нерешительный, инфантильный - и свой внешний вид. Королева-кукла, так рисовалась мне моя роль. Я пыталась ею быть и радовалась, когда забывала себя - рассуждающую, сомневающуюся, неуверенную. Как же хорошо было, смотрясь в свое зеркало в актерской уборной, чувствовать, как с каждым штрихом я становлюсь другой.
      Вот под гримом стало нежно-фарфоровым личико с розовыми щечками. Вот черная мушка кокетливо приклеилась на розовой щечке, вот длинные загнутые ресницы открыли глупенькие круглые глаза, напудренный парик светло-голубого цвета с короной на голове завершал мой облик. Серебристо-лиловое платье с расшитым, как павлиний хвост, плащом, сделало мою фигуру царственной, а из-под длинного кринолина высунулся кончик серебряной туфельки с бриллиантовой пряжкой. В набеленной руке - огромный белый веер, а в другой - тонкий царственный жезл...
      И все-таки это только детский спектакль, а но вечерам шли триумфальные спектакли, которые смотрела общественность обеих столиц, критика, настоящие любители театра...
      Так проходили долгие годы очень скромного существования - что-то лучше, что-то хуже... Но жить кое-как можно... А что делать? Не уходить же? И куда? Кому я нужна? И могу ли я что-либо интересное сделать? Этого никто не знает - ни режиссер, ни я сама. Но никто и не хочет узнать.
      И вдруг... Как всегда в театре это "вдруг"!
      Плучек берет пьесу Назыма Хикмета "Дамоклов меч". Это драматическая сатира, написана талантливо, необычно. Я получаю роль дочери Бензинщика. Роль скромная, внутренне мне подходит, внешне - не очень. Какая я западная девушка! Какая я американка!
      В жизни я по-прежнему одеваюсь очень скромно, конечно, не допотопно, но и модницей меня не назовешь. Фигура, которую я, как и всякая актриса, стараюсь не распускать,- довольно-таки обыкновенная: без узких бедер, без длинных ног, голова не модная, волосы кудрявые - словом, не американка.
      Рядом со мной в роли Дочери Судьи - Зоя Зелинская, сложенная как Брижитт Бардо - с таким же бюстом, с такой же талией, с такими же стройными ногами. Недаром именно на нашей сцене актриса впервые играла драматическую сцену в купальнике, и это тогда ошеломило нашу скромную публику.
      Новая, кинематографически сдержанная манера поведения, сдержанная злость, сдержанная любовь. Графичность пластики, неразбросанность движений. Скупые интонации, ни одной улыбки - статика, сдержанность, победа!!!
      Я рядом мало заметна, но все-таки делаю шажок в сторону от себя привычной: тоже сдержанная в интонациях, тоже неразбросанная в движениях, внешне менее бытовая, чем всегда: темный стриженый паричок, белый халат, белая медицинская шапочка, платье, графически вычерчивающее и облегающее фигуру, высокие каблуки. Пытаюсь загнать все чувства внутрь, кое-что удается. Я не лидирую в спектакле, но и не порчу его.
      Именно в этом спектакле впервые прогремело имя Папанова, игравшего Боксера - сильная личность, спортивная фигура, сдержанность разъяренного быка и затаенность любви и боли. Никто, даже он сам, не ожидал, что он будет так драматичен, так сдержан и так таинственно притягателен. И всего этого добился Валентин Николаевич Плучек. Не давал нам "разыгрываться", углубляя наши чувства, и скрывал их за безынтонационностью, за бескрасочностью. Каждый из нас как бы проборматывал текст, он же нанизывал спектакль на внутреннее действие, на внутреннюю силу, подобную скрытой пружине.
      Оформление как на рекламной фотокартине: на белоснежных, графически изогнутых или вытянутых линиях читалась каждая фигура действующего лица. Мы все были как на ладони, поэтому мельтешить, суетиться было просто невозможно.
      Огромный успех выпал на долю Плучека, Хикмета и главных исполнителей: Папанова, Зелинской, Менглета, Солюса, Архиповой, Ушакова, Александрова и мою. Естественно, не все были равно любимы в этих ролях, но все играли в едином ключе.
      Играя в этом спектакле, я почувствовала, что становлюсь, не искажая своей природы, немножко другой актрисой, не такой, как хотел бы Плучек, но и уже не такой, какой любили меня Пырьев и Равенских. Для меня каждая роль, сделанная с В. Н. Плучеком, была хоть маленьким, но преодолением, и я была благодарна, что с его помощью искала в себе новые внутренние качества.
      Я не буду рассказывать подробно обо всех сделанных с Валентином Николаевичем работах. Остановлюсь лишь на нескольких, самых дорогих для меня. Очень симпатичным, веселым, музыкальным был спектакль "Женский монастырь", где главные роли исполняли Андрей Миронов, Юрий Авшаров, Спартак Мишулин, Валентина Шарыкина. Наталья Защипина и другие. Я также была (если помните сюжет) одной из жен и получала удовольствие от озорства, песен, острых положений, от хохота зрительного зала.
      Очень любила я свою роль Даши в спектакле "Последний парад" Александра Штейна с музыкой и песнями Владимира Высоцкого.
      Я помню, на читку пьесы Александр Петрович Штейн пришел с Володей, и, когда подходил момент исполнять очередную песню, Володя брал гитару и пел. Его пение было очень впечатляющим, словно открывало какой-то неведомый для нас мир. Конечно, это был настоящий талант. Мы все влюбились в него, почувствовали его душу. И когда пели его песни, всегда словно слышали голос с хрипотцой, но не смели подражать ему, так как считали это кощунством. В те годы мы даже не предполагали, какой легендарный человек так скромно сидел на наших репетициях.
      Его песни бесспорно украшали спектакль, поднимали его душевную тональность, вливали живую энергию. Моя гордячка и красавица (по пьесе) Даша пела в спектакле много песен. Я была счастлива этим, поскольку через песню можно передать очень многое. Вообще, романс, песня, музыка, как мне кажется, необычайно обогащают и актерскую палитру, и сам спектакль, или фильм. Ведь многие песни и музыкальные произведения пошли в народ с экрана или из спектакля. Не будь у меня в этой роли песен, как я могла бы выразить женственность, тонкость и гордость своей героини? Не знаю...
      А теперь хочу подробнее остановиться на двух главных работах с Валентином Николаевичем Плучеком: "Женитьбе Фигаро" и "Ревизоре". Спектакль "Женитьба Фигаро" вышел в 1969 году. Но расскажу все по порядку. Я испугалась, когда увидела на доске объявлений распределение ролей в этом спектакле. Я в роли графини Розины - француженки или, скорее, испанки! Какое удивительное сочетание! Неужели это возможно? Я не такая искрометная, не с таким чувством стиля, юмора. Я слишком русская. Но уже сразу, едва прочитала на доске распределение ролей, понеслись мечты о роли, заиграло воображение, забилось сердце как у влюбленных перед свиданием. Вот и первая встреча всего состава исполнителей с Валентином Николаевичем Плучеком. Все празднично одетые, в приподнятом настроении, и сам Валентин Николаевич радостный, уже подготовленный к беседе о будущем спектакле. Роль Фигаро замечательно репетировал и играл Андрей Миронов. В этом спектакле он последний раз вышел на сцену...
      На премьере Графа играл Валентин Гафт, а потом, как известно, эта роль перешла к Александру Ширвиндту. Нина Корниенко - была очень обаятельна в роли Сюзанны. А спустя семнадцать лет после премьеры вошла в этот спектакль Валентина Шарыкина , заменив меня в роли Графини, и я сама предложила ей это. Играть эту роль было для меня ни с чем не сравнимым наслаждением, но что поделаешь!- приходит время, когда наступает прощание с ролью, с которой ты сроднилась, которая является твоим созданием, вторым "я". И когда любимая роль уходит из твоей жизни, остается ничем не заполняемая пустота... Наверное, людям другой профессии не понять эту боль, когда видишь, что другая актриса играет мою роль. Как будто кто-то отнял частицу меня или кого-то, мне очень близкого.
      А я люблю ее - свою Розину, свою фарфоровую куколку, свою плутовку. Я люблю свои наивные ухищрения, свое кокетство. Я люблю волну сочувствия, которая несется из зрительного зала. Что же делать!
      В дни премьеры этого спектакля у меня снова появилось большое количество почитателей. Его сняли на пленку, несколько раз показали по телевизору, и те, кто тепло относился ко мне во времена моей театральной и кино-юности, как бы вновь полюбили меня, увидев, что с годами, наверное, появилось мастерство и легкость, необходимые для такой роли.
      Меня радует, что и сейчас - через тридцать лет после премьеры -, когда этот спектакль показывают по телевидению, снова волна чудесных отзывов докатывается до меня.
      Расскажу немного о том, что мне особенно запомнилось в работе над моей Графиней под руководством Валентина Николаевича. Мне хотелось сделать ее мечтательной, немного простодушной, очень грациозной, изящной. Ее изящество и кокетство рождены не только природой, но и выучены уроками танцев, музыки. Ее мечтательность - от полного незнания жизни. Чувствительность плод бессонных ночей и размышлений над прочитанными любовными романами. В ней чувствуется особая изысканность, легкость, искристость. В серебристо-белом платье и в серебристо-сиреневом парике, она должна напоминать женщин с картин Ватто, очаровательных и томных.
      Графиня игрива и лукава, ей приятно обожание Керубино, как приятно одинокому человеку малейшее внимание. Она по-матерински участливо относится к Керубино, к его судьбе. Его слезы вызывают в ней ответную реакцию. Ей нельзя отказать в пылкости. Да и неудивительно, так хорош этот крестник, но сумасбродства она себе не позволит! Ведь это невнимание Графа вызывает в ней желание действовать. И вот сцена с Графом построена на смене настроений, ритмов, оттенков чувств... Я полюбила мою Розину, полюбила ее жажду любви, внимания, ее беззащитность и непосредственность. Я взяла ее под защиту.
      Как ни странно, работать над этой ролью мне было легко. Казалось бы, далекая Графиня, далекие светские шалости, флирты, легкие развлечения, капризы, причуды - другая жизнь, другая пластика. А мне так хотелось прожить той непрожитой женской сущностью, которая в наших условиях жизни как бы и не нужна. А на самом деле очень нужна. Это то же самое, что убрать у бабочек причудливую раскраску с их крыльев. Ведь вроде все равно будут летать, даже если цвет у всех крылышек будет одинаковый, а вот и не все равно! Как мы обкрадываем свою жизнь, как ее обедняем! Что будет с нами, если мы не будем беречь в самих себе очарование, неповторимость, неожиданность. Может быть, останется только рациональная запрограммированность. Но ведь мы не роботы! Едва услышав музыку Моцарта, еще только надев свой прекрасный костюм, увидев кончик серебряной туфельки из-под кружевной юбки, закрыв лицо веером, я - уже не я, и в то же время я - но прекрасная, легкая, шаловливая. Я уже в другом мире.
      И в этом удивительное счастье нашей профессии!
      В спектакле было много актерских удач, и все это шло от влюбленности в пьесу, в роли, от общего праздничного настроя.
      Особенно хорош был наш общий любимец Фигаро - Андрей Миронов, но о нем я расскажу дальше.
      Оформление Левенталя, по-моему, должно войти в историю сценографии, так необыкновенно удачно оно соединялось с режиссерским замыслом. То же можно сказать и о костюмах Славы Зайцева.
      Рецензий на спектакль было великое множество и каждая - настоящий гимн. От зрителей я получала много восторженных добрых писем, стихов, посвященных моей роли. Приведу несколько строк из одного стихотворения, созвучных предыдущим моим размышлениям:
      ... Всех Ваших образов не счесть,
      Но всем я должен предпочесть
      Веселый гений Бомарше.
      В нем так созвучно все душе
      Блеск искрометности лукавой,
      Кокетство, ревность, жажда славы,
      Интриги, шутки, разговоры,
      Любви признанья, слезы, ссоры
      Театра сладостный дурман,
      Все возвышающий обман...
      И еще одна роль, сделанная с Валентином Николаевичем Плучеком, обогатила меня как актрису - это городничиха Анна Андреевна в "Ревизоре". При всей моей любви к классике эта роль отнюдь не была моей мечтой, но, как это всегда бывает, увидев свое назначение, я стала думать о ней со все большим волнением и интересом.
      Плучек репетировал вдохновенно, и чувствовалось, что он благоговеет перед Гоголем и перед памятью своего учителя Всеволода Мейерхольда, когда-то поставившего эту пьесу с удивительным Хлестаковым - Гариным.
      Сначала у меня ничего не получалось. Я довольно смело и в то же время примитивно наигрывала, и Валентин Николаевич терпеливо, но решительно пытался освободить меня от пустого наигрыша. А я, помня шутливое актерское выражение "не наиграешь-не сыграешь", все же смело кидалась в несвойственный мне характер. К своей героине я относилась без адвокатских чувств, я не пыталась ее оправдать, пожалеть. Наоборот, я старалась заострить некоторые черты ее характера, например, настырность, ни на чем не основанное чувство собственного превосходства, невежество и т. д. Конечно, в руках был гоголевский текст, но и жизнь очень помогала, так как встретить такой характер в жизни не так уж и трудно.
      Репетировала я в прекрасном настроении, была смелой, раскованной, нахальной и веселой. Мне нравилось быть Анной Андреевной. Фантазия работала вовсю. Она должна быть наглой, плотоядной и, как говорят, аппетитной. Она должна была быть вся переполненная - телом, чувствами, буклями, бантами и бантиками, темпераментом, жаждою удовольствий. И в то же время ей не должна была быть чужда как женщине, хотевшей понравиться, своеобразная грация.
      Постепенно моя городничиха оживала, делалась вполне достоверной. Мне очень импонировала характерность этой роли, возможность попробовать себя в плане сатиры, гротеска. Неожиданная роль, если режиссер почувствовал скрытые возможности для нее у актера, иногда может очень обогатить его палитру, оттачивает мастерство. Критика, уделившая большое внимание нашему спектаклю, отмечала тогда своеобразную эксцентричность, напористость, переходящую в натиски, вульгарность моей городничихи. Это не смешная, стареющая кокетка, как ее принято играть, но сильная и страшная личность.
      Я очень рада, что все это было замечено, поскольку это и было моим замыслом.
      Огромной удачей в этом спектакле была работа Анатолия Папанова. Его Городничий был вовсе и не плохим человеком, но страшным своей отнюдь не карикатурной реальностью. Хотелось воскликнуть: "Бедная Россия, кто же командовал тобою!"
      Эти слова, к сожалению, актуальны и сейчас, но хочется верить в будущее своей родины. У Игоря Северянина есть прекрасное стихотворение на эту тему:
      - Что такое Россия, мамочка?
      -Это впавшая в сон княжна...
      - Мы разбудим ее, любимая?
      - Нет, не надо: она - больна...
      - Надо ехать за ней ухаживать...
      - С нею няня ее ... была..
      Съели волки старушку бедную...
      - А Россия что ж?
      - Умерла...
      - Как мне больно, моя голубушка!...
      Сердце плачет, и в сердце страх...
      -О, дитя! Ведь она бессмертная,
      И воскреснет она... на днях!
      (1925)
      МОЙ "ВИШНЕВЫЙ САД"
      Безумье и благоразумье,
      Позор и честь
      Все, что наводит на раздумье,
      Все слишком есть
      Во мне...
      М. Цветаева
      Часть I Несостоявшийся роман
      Решившись писать эту книгу-исповедь, я, конечно, отдавала себе отчет в том, что мне будет очень трудно, так как все, что я пишу, может показаться нескромным - ведь это моя жизнь, мои радости и трудности. И, наверное, я на это не решилась бы, если бы не надеялась, что, рассказав все предельно откровенно, я могу принести пользу своим молодым коллегам или просто читателям, так как мои воспоминания главным образом касаются профессии, которая насквозь пронизана личными чувствами. Может быть, кто-то, читая эту книгу, найдет для себя поддержку в трудные минуты творческого бездействия или личного одиночества.
      Однажды после одной из радиопередач, в которой я участвовала, раздался телефонный звонок, и низкий хрипловатый женский голос попросил меня. На вопрос, кто говорит, последовал ответ - Валентина Караваева. Валентина Караваева! Актриса военного времени! Знаменитая райзмановская Машенька в одноименном фильме. Актриса непростой судьбы. Ее чуткая душа уловила что-то в моем голосе, в моей индивидуальности, что показалось ей близким для образа Раневской, о которой она с любовью мечтала, но, вероятно, не считала для себя возможным играть на сцене Театра киноактера. Но поставить этот спектакль ради этой роли с точно угаданной, по ее представлению, актрисой, ей очень хотелось. Она мне об этом сказала по телефону. Говорила со мной так, как будто мы всю жизнь знали друг друга, хотя мы не были знакомы, и я видела ее только на экране в свои юные годы.
      Сказала о Раневской, и сердце мое забилось, я полетела в пропасть-сразу размечталась, увидела себя, словно в невероятном сне, задрожала, захотела безумно, безоглядно только эту, единственную роль, только эту нежную, тонкую, печальную поэму.
      Потом схватила пьесу, читала, уговаривала себя не мечтать, но не могла...
      В общем, начался угар... Так бывает, когда влюбишься, уговариваешь себя, успокаиваешь, а что-то сильнее нашей воли мчит в пропасть или в рай неизвестно!
      Мы ни разу не встретились - Валентина Караваева заболела. Я получила от нее две коротенькие открыточки и их сохранила, потому что они дороги мне, как протянутая рука, как нити, что связывают творческих людей.
      "Дорогая коллега !Товарищ по искусству!
      Уважаемая Вера Кузьминична!
      Поздравляю Вас с ролью Любови Раневской. Дай нам Бог сделать достойную Чехова работу, а значит и создать некий чеховский творческий ансамбль. Есть же у немцев брехтовский ансамбль, а чем мы и наш Чехов хуже? Попробуем, а? Надеюсь дожить до дня, когда мы поставим всю композицию по "Вишневому саду", есть у меня такая благоуханная, как сад, композиция. Лиха беда начало.
      Но - начнем, пожалуй.
      Уважающая Вас В. Караваева".
      Ее болезнь помешала осуществиться нашей мечте...
      Вот так, казалось, закончилось не начавшееся содружество с удивительной актрисой, с женщиной, чья трагическая судьба неожиданно открылась мне в этом году. Рассматривая красивый журнал Cosmopolitan (№2, 2000), в котором я, отдыхая, читала про всякие светские пустяки , я наткнулась на статью Галины Турецкой "Сцена для одной судьбы". В этой статье рассказывается о трагической судьбе Валентины Караваевой, о ее одиночестве, о ее страшной смерти в нищете. Но в то же время замираешь от восторга, как эта женщина творчески не сломалась, как она прожила последние 25 лет жизни, когда о ней все забыли, создавая свой мир, свои спектакли, свои роли, которые клокотали в ее сердце. Вот некоторые выдержки из этой статьи: " Отчаявшись реализоваться на экране или театральных подмостках, она превратила в сцену свою квартиру... Почти 30 лет изо дня в день она включала маленькую кинокамеру и играла Бесприданницу, Нину Заречную, Кармен, Каренину, читала стихи... За окном текла жизнь, сменялись политические режимы, а она проявляла пленку и снова играла с учетом замеченных ошибок. Ее зрителями были Лев Толстой и Сергей Есенин - портреты на стене.
      Она умерла между 25 и 30 декабря 1997 года. Ее обнаружили случайно. Вошедшие в квартиру увидели плавающие в грязной воде чемоданы, исписанные листы бумаги, спутанные мотки пленки, безнадежно испорченные костюмы... И посреди всего этого ее...
      Похоронили ее на средства Гильдии актеров на Хованском кладбище. Режиссер Георгий Параджанов создал фильм о ней, где роль Валентины Караваевой играет актриса Вера Майорова, которая 14 лет назад встретила Караваеву на улице. Вера Майорова вспоминает: "Она была похожа на нищенку, настолько ветха была ее одежда, но выражение лица, глаз было удивительно печально-счастливое" (Вот она - моя "Безумная из Шайо")
      Прочитала я эту статью с чувством глубокой печали и раскаяния, что в те времена, когда получила от нее дружеские творческие нити, потеряла ее и в суете житейской не разыскала...
      А жизнь в это время плелась своей проторенной дорожкой: творческий голод в театре и огромное количество общественных дел, иногда ненужной суеты, концерты, радио, доигрывание старых спектаклей... А с виду все нормально - есть дом, есть театр, есть изнуряющая занятость, есть сознание необходимости выполнять свой долг, и в этом хоть какое-то утешение.
      В нашем театре часто бывают премьеры, почти в каждой пьесе я могла бы что-то играть, но не идут мои ноги, не поднимается моя душа - выпрашивать что-то для себя. Да и знаю, что не дадут, раз не дали. Да и не хочется травмировать своими притязаниями тех актрис, кому выпало счастье быть занятыми в репетициях.
      И вдруг - удар в сердце! Полная неожиданность!
      Валентин Николаевич Плучек берет "Вишневый сад" Чехова. У нас, в Театре сатиры!
      Роль Раневской поручена талантливой молодой актрисе Татьяне Васильевой, просить бессмысленно - пьеса ставится именно для нее, для вдохновительницы этого неожиданного замысла.
      Итак, в театре репетируется моя мечта...
      Вот ведь как бывает!
      Распределение ролей первоклассное - заняты лучшие актеры нашего театра. Начались репетиции. Весь коллектив незанятых завидует счастливчикам.
      Я перестаю думать, заставляю себя не хотеть, не мечтать, не надеяться. Надо жить, как будто нет мечты, нет этой травмирующей мою душу неожиданности.
      Спустя два месяца Татьяна Васильева неожиданно уходит из нашего театра в Театр Маяковского.
      Снова безумие овладевает мной. Ведь знаю, что Валентин Николаевич холоден ко мне и раз не дал роль сразу, значит не видит меня в ней, и все-таки, перебирая в уме весь женский состав театра, не нахожу актрисы на роль Раневской. Нет, вероятно, надо сказать Плучеку, что я мечтаю об этой роли, ведь, может быть, в это время он мучительно думает-кто же может сыграть, если не Татьяна Васильева.
      Впервые в жизни иду просить роль, никогда до этого не просила и уж тем более ничего не требовала.
      И вот заставляю себя пойти и сказать о своем дерзком, но таком естественном для любой актрисы желании - сыграть! Разговор был короткий. Я сказала, лн ответил тоже коротко: "Ну... если я дам Вам эту роль, то обидится Нина Архипова или Оля Аросева, которые тоже говорили о своей готовности попробовать себя в ней".
      Вот и весь ответ... А я-то не спала, тысячу раз представляла себе наш разговор, но...
      Ну конечно, если бы у меня был более волевой характер, я должна была бы, несмотря на обидность такого нетворческого ответа, заставить выслушать себя, рассказать о своем понимании роли, но, к сожалению, сильной волей я не обладаю, во мне больше терпения. Хотя, пожалуй, это качество в наши дни не дает нужных результатов, а скорее наоборот... А неплохо бы иметь побольше дерзости, побольше веры в себя!
      Узнаю, что на роль Раневской назначена молодая актриса Раиса Этуш, которая больших ролей не играла, но иногда дублировала Татьяну Васильеву в роли Клоуна в детском спектакле. Значит, Валентин Николаевич хотел продолжить работу с актрисой не диаметрально противоположного плана, а с той, которая могла бы быть близкой к рисунку роли, сделанному Татьяной Васильевой. И это получилось у нее достаточно органично, да и вообще неплохо.
      Вот и закончился мой неначавшийся роман с Любовью Раневской!
      Часть II Тверь
      Вера Кузьминична - Великая Актриса.
      Для меня в истории русского театра ее имя стоит рядом с именами Савиной и Ермоловой. Величие ее в неиссякаемом творческом начале.
      Ее вечная молодость и красота - порождение огромного духовного богатства, которое она щедро отдает людям.
      Я люблю ее! Восхищаюсь ею.
      Работа над Раневской была для меня удивительным процессом. Ее Любовь Андреевна сразу покоряла своей душевной чистотой,
      драматизмом, верой в жизнь, несмотря ни на что...
      Вера Ефремова
      Жизнь шла, годы мчались, приближая к финишу...
      И вдруг два неожиданных, но подспудно желанных события вошли в мою жизнь. Я оказалась в городе моего детства, да еще в роли, о которой мечтала! И свои ощущения я могла бы назвать единственным прекрасным словом --счастье!
      Случайная встреча в поезде (мы ехали на праздник искусств в Чебоксары) с Верой Андреевной Ефремовой - главным режиссером Тверского драматического театра. Мы разговорились о моей родине, о профессии, о мечте, которая скорбно умирала в моей душе - и... (о, счастье!) выяснилось, что в Тверском театре, которым руководит Ефремова, вот уже девять лет идет "Вишневый сад", но последние два года его не играют, так как исполнительница роли Раневской -переехала в другой город. И Ефремова, присмотревшись ко мне, прислушиваясь к моим размышлениям, вдруг полушутя-полусерьезно предложила мне сыграть в ее спектакле эту роль, заметив, что вообще-то гастролеров она не признает и в спектакль надо войти хоть и по-своему, но бережно сохранив все то, что было сделано.
      Так возникло неожиданное в моей жизни творческое содружество, сопряженное с огромными трудностями, сомнениями, неуверенностью, страстной жаждой трудиться и что-то из своих сокровенных мечтаний, размышлений реализовать на сцене.
      Я стала приезжать в свои свободные дни в Тверь для встреч и репетиций с Ефремовой. Дома, в Москве, окружив себя книгами Чехова и о Чехове, о Московском Художественном театре и о первой постановке "Вишневого сада", я замкнулась на этой теме и, бесконечно вчитываясь в пьесу, пытаясь запомнить свою роль без партнеров (что очень трудно), вошла в мир чеховских героев, считала дни, когда наступит желанная репетиция. К волнению по поводу роли прибавилось и чисто человеческое волнение, так как город Тверь - родина моих родителей, и там, под Тверью, в деревне Сухой Ручей я провела свое детство. Самое замечательное, что в дни премьеры пришли почти все мои деревенские подружки, ставшие уже немолодыми женщинами, - добрые, простые, жаждущие поговорить, расспросить, рассказать.
      Вот такую записочку (одну из многих) я получила, играя в Твери: "Вера Кузьминична! Александра Семеновна - я твоя няня, я пришла к тебе в театр, если можно с тобой повидаться, тебе было 3 годика я тебя няньчила проживаем мы в Твери наш адрис пр. Ленина д. 20 кв. 20 Ананьева".
      Можете себе представить, как я обрадовалась, прочитав эту записку, как я была счастлива прижаться к этой старой родной женщине, обнять ее!
      Хочу поделиться с читателем и своей благодарностью, своей любовью к этому городу, к этому театру, к моим партнерам и к талантливой, эмоциональной, беззаветно любящей театр Вере Андреевне Ефремовой.
      А теперь я попробую описать подробно, как я играю эту роль, что чувствую, что я хочу сказать этой работой.
      Это не критический разбор спектакля, это взгляд изнутри.
      Прежде всего несколько слов о наших репетициях с Верой Андреевной, ведь это у нее было как бы третье прикосновение к чеховской пьесе. Первая постановка - на калужской сцене с Ванеевой в роли Раневской. Читая книгу Веры Андреевны, а также прессу об этом спектакле, я понимаю трепетное отношение режиссера и всех актеров к этой работе. Второе прикосновение это спектакль на сцене Тверского театра с Верой Сурудиной в главной роли. И снова, судя по книге Веры Ефремовой "Поиски сути",- особое отношение к теме. И, наконец, репетиции со мной, когда я чувствовала, как вся душа Веры Андреевны настраивалась на то, чтобы уловить новое, исходящее от моей индивидуальности, от нашего с ней нового взгляда, не искалечив того, что сделано в спектакле другими актерами. Более бережного, более чуткого, более творческого, и в то же время волевого отношения к актеру со стороны режиссера в спектакле трудно себе представить.
      И вот первый спектакль 25 февраля 1984 года. Я еду из Москвы в Тверь на машине, рядом со мной притихшие родные, которые едут на премьеру, а навстречу мне мчится сказочной красоты белоснежная, покрытая сверкающим инеем дорога, и ветви деревьев словно кланяются мне. Хочется плакать от восторга, от нежности, от любви к родной земле, к стране своего детства!