Но не во власти Эонве было миловать тех, кто принадлежал к тому же ордену, что и он сам; и приказал он Саурону вернуться в Аман и там предстать пред судом Манве. Тогда устыдился Саурон, и не пожелал он возвращаться в унижении, а, быть может, и долго доказывать служением чистоту и искренность помыслов своих по приговору Валар; ибо при Морготе велика была власть его. Потому, когда ушел Эонве, он укрылся в Средиземьи и вновь предался злу, ибо весьма крепки были те узы, которыми опутал его Моргот..."
      В ту ночь на землю обрушился звездопад...
      Ветви деревьев хлестали его по лицу, как плети, но он не чувствовал этого.
      Шипы терновника впивались в его кожу, но он не ощущал этого. Звезда горела нестерпимо ярко, и разрывалось, не выдерживало сердце.
      Он шел и шел, не видя дороги пустыми от отчаянья глазами.
      Не успеть -- даже быть рядом. "Глаза... глаза мои... какая боль... " "Учитель!.." Он шел и шел под истекающим звездами небом. "Умереть..." Он знал -- умирать долго и мучительно, возвращаться -- и вновь умирать.
      Но сейчас он хотел этого.
      "Сердце мира билось в твоих обожженных ладонях..." Не сумел -- защитить. Не сумел даже -- разделить боль. "Будь я проклят!.."
      ...Эонве предстал перед ним, снизойдя до разговора с Черным Майя, слугой Врага: Эонве блистательный, в лазурных -золотых -- белоснежных одеждах, Эонве громогласный -- "уста Манве", Эонве великий, глашатай Короля Мира.
      -- Зачем пришел ты, раб Моргота? -- с презрительной надменностью победителя бросил он.
      Тяжелая золотая гривна, осыпанная бриллиантами и сапфирами, охватывала шею Эонве, как ошейник.
      Ошейник.
      Саурон стиснул зубы.
      Глашатай Манве казался сгустком слепящего света рядом с Черным Майя. Алмазная пыль Валинора покрывала его золотые волосы; это казалось слишком неуместным в окровавленном сумраке Средиземья.
      Эонве счел молчание Саурона растерянностью и покорностью; и возвысил голос.
      -- Твой хозяин уже получил свое за все зло, причиненное Средиземью. Твоя участь не будет столь тяжела -- ты всего лишь исполнял приказ... Конечно, я ничего не могу решать; но принеси покаяние, склонись перед величием Валар -- и они простят тебя, как был прощен бунтовщик Оссе: Великие милостивы. Ты верно понял: сила и правда -- на нашей стороне. Воля Единого...
      Он говорил и говорил -- громко, высокомерно, кажется, наслаждаясь звучанием собственного голоса.
      А Саурон не слушал его.
      Не слышал.
      ...-- Говоришь, против чести? -- издевался Тулкас, -- Ну, что ж, я могу предложить тебе честный бой... Одолеешь -свободен и прощен. Ну, как?
      ...-- А теперь беги, -- сказал Ороме, возвышаясь в седле, -- Беги, может, спасешься. Если мои собачки позволят, -усмехнулся он.
      ...-- Увидишь, человек ты или нет, -- прошипел Манве, -Ты подохнешь и вернешься, и опять будешь умирать и возвращаться - - до Конца Времен! Тогда ты запросишь смерти, но я не дам ее тебе!
      ...Йаванна не хотела крови, она просто прогнала и прокляла ученицу, не желавшую покаяться.
      ...-- Учитель, я не могу так... Ведь я -- виновен, как и они... За что ты караешь меня жизнью? Почему ты не отдал меня Манве?..
      "За ч т о ты караешь меня жизнью?!.."
      Он стискивал руки, вгонял ногти в ладони, но лицо его было неподвижно -- застывшая маска.
      "Что с ними сделали, будьте прокляты, будьте прокляты... Они даже не были твоими учениками, но они сражались за тебя, а я... А я?!.. За что, за что, зачем... Я должен был идти с тобой до конца... Учитель, Учитель... Я виноват во всем, и ты принял кару -- за меня... не могу... зачем... ты -- всесилен, а я ... ничего не знаю, ничего не умею... Учитель..."
      Он словно погружался в омут глухой тоски, и тяжелая, как ртуть, серо-зеленая вода смыкалась над ним -- медленно и равнодушно. Казалось, он утратил способность видеть и слышать: только густой слоистый туман перед глазами да пронизывающая, высокая, на пределе слышимости нота, впивающаяся в измученный мозг; и равнодушная жестокая рука сжимает саднящий комок сердца, пульсирующий бесконечной болью.
      Он шел, и все бежали перед ликом его, и воплощение Гнева Единого Тулкас упал ниц, закрывая голову руками, перед гневом Намо-Мандоса. Он шел стремительно, прижимая к груди Книгу и смеялся во гневе, ибо знал, что свободен. И радовался своей наконец-то осознанной им самим силе. Он шел к Вратам, и от быстрой его походки темные его волосы отлетали назад, словно черный ветер. Он не остановился, чтобы оглянуться. Он не остановился, чтобы вдохнуть в последний раз воздух Арды. Так же стремительно, как шел, он шагнул во Тьму. Он не боялся. Он знал и был готов.
      И притаившаяся за Стеной Ночи мучительная боль прыгнула на него, словно дикий зверь, словно собаки Ороме. Эру не сулил легкой смерти своим непокорным детям...
      "Вернись. Вернись в Арду. Покайся," -- вкрадчиво шептал чей-то мягкий голос, когда боль на миг покидала его, словно сговорившись с голосом. А он был упрям. И он делал новый шаг, и снова он превращался в комок обнаженных нервов, плоти без кожи, нещадно терзаемой яростной болью.
      Он уходил, в агонии разрывая последние слабые нити связи с Ардой, словно вырываясь из паутины, и лишь мысль о Книге не позволяла ему потерять свое "я", ибо боялся он, что, умерев, потеряет и Книгу Арды.
      Боль, боль, боль... Он был слишком могуч, Владыка Судеб Арды, чтобы умереть быстро. Но все же смерть пришла, прекрасная и милосердная, и почему-то в последний миг Намо показалось, что Ниенна, его сестра, ласково кладет ему прохладные ладони на больные глаза...
      Сначала было ощущение бытия, и лишь потом -- осознание этого ощущения. Веки были тяжелы, словно ладони Ниенны действительно лежали на его лице. Все тело было легким, и непонятное ощущение радости чего-то предстоящего заставляло быстро биться его сильное сердце. Но и на сердце была какая-то тяжесть. Возвращаясь, он начал все четче воспринимать окружающее, и настал миг, когда он понял, что он не один, и этот второй "кто-то" действительно положил руки на его глаза и сердце.
      Он думал, что он говорит. Но не услышал своего голоса. Только губы слабо дрогнули.
      -- Ниенна? -- еле слышно произнес он. -- Ниенна? Я -где?
      Тяжесть рук исчезла. Но он не мог открыть глаза -слабость разлилась по всему телу. "Книга! Где, где она?" -вспыхнула в голове мысль, и он дернулся, пытаясь встать. Снова кто-то берет его руку и кладет на такой знакомый предмет... Спать... Тьма...
      "Я -- есть? Наверное, если я могу думать. Где я? Неужели -- Арда? Нет, тогда со мной так бы не обходились... Я -- умер? Я -- жив? Кто это, кто это? Нет сил открыть глаза, нет сил. Кто это? Кто рядом?" Он снова погрузился во тьму.
      Теперь он ощущал себя совсем другим. Сила билась в нем, тело было легким и радостным, и в сердце звучал непонятный, мучительный и радостный Зов.
      Голос -- знакомый и неузнаваемый. Наполняющий сердце детской доверчивостью.
      -- Намо... открой глаза. Все прошло. Ты свободен. Ты жив. Открой глаза...
      Он открыл глаза. И рассмеялся, радуясь свободе и жизни, Зову и звездам. И тот, кто склонился над ним, впервые, быть может, с тех пор, как был изгнан из Арды, улыбнулся. И Намо застыл, глядя ему в глаза, и изумление и восторг были написаны на лице Владыки Судеб.
      -- Мелькор... ты? -- это был почти тот же вопрос, что он задал своему узнику тысячи лет назад.
      -- Ты не ожидал больше увидеть меня?
      -- Нет, я знал... я ждал... Но ты -- совсем другой...
      Мелькор отвернулся. После недолгого молчания он вновь заговорил -- глухо и отрывисто.
      -- Когда-то я был лучше... Не правда ли? Да, так... И все же -- ты ведь видел меня после... после приговора. Теперь я еще страшнее?
      -- Нет, -- Намо отрицательно покачал головой, глядя по-прежнему в лицо Мелькора.
      -- Нет. Ты прекрасен.
      Зрячие глазницы своим жутким взглядом впились в Намо. Но он не опустил глаза и улыбнулся.
      -- Не надо, Намо. Я все знаю. Мое лицо изуродовано...
      -- Оно светло и прекрасно, как истина.
      -- У меня нет глаз, -- голос Проклятого звенел металлом, словно он нарочно сам делал селе больно.
      -- Нет, они сияют ярче звезд! -- Намо улыбался.
      -- Седы волосы мои...
      -- Они ярче лучей луны!
      -- Раскаленный венец на мне, руки мои скованы!
      -- Нет. Звезда на челе твоем, и свет в ладонях твоих!
      -- Намо! Не мучай меня... Зачем... За что..., -- голос Проклятого сорвался.
      -- Но я не лгу. Ты прекрасен, Мелькор. Я знаю, что ты изуродован, но прекрасным вижу я тебя. Знание и зрение -- чему верить? Но ведь не глазами Арды вижу я тебя -- глазами Эа. И ты прекрасен, верь мне; изуродованный ты прекрасен!
      И, как тысячи лет назад, он взял скованные руки Мелькора в свои и крепко прижал их к груди. И слезы текли по лицу его, и он улыбался.
      -- Простил ли ты меня, Мелькор, брат мой?
      -- На тебе ни какой вины не было никогда и мне не за что прощать тебя. Я благодарен тебе. Ты однажды излечил мою душу. А потом ты разделил мою боль и смерть. Ты пожалел и понял. И ты сумел освободиться. И впервые я радуюсь, брат мой Намо.
      Они молчали оба, ибо не было у них слов, но и без слов понимали они друг друга.
      -- И все же мы расстанемся, -- сказал Намо, наконец, обретя дар речи.
      -- Да... я прикован, -- снова, как в ту, первую встречу сказал Мелькор.
      -- Я прикован к Арде. Я слишком люблю этот мир.
      -- Да. Имя твое не зря Мелькор. Я тоже люблю этот мир. Но века провел у себя в чертогах, и, хотя видел я все, что было в Арде, но как сторонний зритель... И вот, ныне думаю я -- к чему моя Книга, если я ухожу?
      -- К чему? Но ведь ты уходишь из Арды, не из Эа, и Книга твоя -- для Эа!
      -- Ты прав, брат мой, ты прав и в этом. Воистину -- нет тебя сильнее в Арде.
      -- Я люблю -- и в этом сила моя...
      Намо уловил то, чего не договорил Проклятый. И, Владыка Судеб, сказал он:
      -- Я не могу теперь повелевать судьбой Арды. Да и не стремился никогда, хотя, как теперь понимаю, мог. Но это и к лучшему, ибо не мы, а Люди хозяева Арды, и да свершится их воля. Но я могу видеть. И я говорю -- ты будешь любим, Мелькор, Возлюбивший. Не так как любят учителя -- ибо уже любят тебя так. Ты будешь любим, Проклятый и благословенный, так, как любишь ты. И так будет.
      С изумлением смотрел Мелькор в сияющие звездным огнем глаза Намо, в его вдохновенное прекрасное лицо, осененное мудростью и прозрением; и сказал он порывисто и горячо, и боль переполняла его, ибо знал он,ч т о будет стоить любовь к нему:
      -- Я верю тебе! Я верю!
      Они простились, ибо Зов был уже настолько могуч в сердце Намо, что мучительно было ему промедление.
      И все же медлил он.
      Долго они смотрели в глаза друг другу, ибо Намо видел глаза на лице Мелькора, а не пустые глазницы. И обнялись они крепко, и сердца их бились, как одно. И Намо ушел в Эа, на Звездные Пути, унося книгу Арды -- связь его с колыбелью, из которой вышел он. И была эта нить надеждой на встречу... Но когда она будет? Когда Звездные Пути его пересекутся с путями Арды, с путями Мелькора? Кто знает...
      * * *
      И вновь, как тысячи лет назад, в одиночестве плакал Проклятый среди Тьмы, и улыбался он. Ушел его любимый брат, и вновь был он один... Нет, теперь не один. Где-то в темных глубинах Эа вершит свой труд Намо. Где-то в туманах Арды бьется нескончаемой болью сердце Черного повелителя, и Девять стоят на страже... И где-то во мгле грядущего таится предсказанное Владыкой Судеб, то, что еще не родилось...
      ЧЕРНЫЙ НУМЕНОРЕЦ
      (Первый Назгул)
      Он был великим воителем Нуменора, и в бою не было ему равных. Мудрым военачальником был он, и, казалось, страх был ему неведом. Редко наведывался он в Нуменор, и это радовало государя Тар-Анкалимона, ибо в глубине души своей опасался король этого воителя. "Ледяное сердце",-- говорили о нем люди; и это было правдой. Неведома была ему жалость. Наследник высокого рода, был он горд и отважен, но и отвага его была рассудочно-холодной. И ничьей власти не терпел он над собой. Воины преклонялись перед ним, но страшились его. И было имя ему -- Хэлкар.
      Не знал Хэлкар поражений в бою, а потому был уверен он в силах своих. Войско его было многочисленным и отлично обученным. И однажды сказал он воинам своим:
      -- Велика сила Нуменора; кто может противостоять нам? Один враг у нас: Проклятый Властелин Черной земли. И так говорю я: должно нам сразиться с ним. Я верю в победу; великой славой покроют себя воины Нуменора, и не будет нам более соперников в Средиземьи.
      С легким сердцем дал государь Тар-Анкалимон позволение начать эту войну. В случае победы стал бы он величайшим из королей, прославленным в веках. Если же потерпит Хэлкар поражение, думал он, удастся навсегда избавиться от этого опасного человека, имевшего слишком большое влияние в Нуменоре и Средиземских колониях.
      Так в году 2213 выступило в поход нуменорское отборное войско под предводительством Хэлкара. У подножия Эфел Дуат сошлись избранники Валар с войском орков. Многочисленны были враги, и все же победа казалась близкой, ибо доблестными воинами были нуменорцы, и дрогнули орки под их натиском. Яростно рубился Хэлкар; но, оттеснив воинов Нуменора, орки окружили его. Сломан был меч его, тяжелы были раны его; и был он взят в плен. И, видя это, с великой скорбью в сердце нуменорцы отступили. Бой был проигран.
      ...Придя в себя, Хэлкар едва сдержал стон боли. Он весь словно превратился в комок обожженных нервов, в сплошную рану. Открыв глаза, нуменорец встретил злобную ухмылку орка.
      -- А-а, ожил. Наконец-то! Теперь ты наш. Молись своим богам, нуменорская сволочь. Слишком скоро понадобится тебе их помощь. Не бойся, мы не убьем тебя... сразу. Ты будешь жить еще долго. Много часов. Много дней.
      Хэлкар рванулся, но кожаные ремни впились в его израненное тело: связан он был на совесть. Орк отскочил в сторону и грязно выругался:
      -- Еще дергаешься, мразь? Ну ничего; посмотрим, как тебе понравится вот это!
      Щеря желтые острые клыки, к Хэлкару приблизился второй орк, клещами державший раскаленный добела кусок железа. Хэлкар с бессильной ненавистью следил за ним; он понял, что должно произойти.
      -- Смотри-смотри, больше уж ты ничего не увидишь, -прошипел орк. И вдруг, вскрикнув, рухнул на землю. Короткая стрела с черным оперением торчала из его шеи.
      -- Прочь, падаль! Повелитель сказал: "Этот человек -мой"! Говорил внезапно появившийся перед орками всадник, судя по внешности и выговору -- из южан.
      -- Мы захватили его; он наш! -- прорычал предводитель орков.
      -- С каких это пор ты не подчиняешься приказам, раб? Или ты возомнил себя Властелином Мордора? -- недобро усмехнулся южанин, извлекая меч из ножен. Спутники его подъехали ближе. Лицо орка исказилось от страха и ненависти:
      -- Он наш! Он умрет!
      Орк бросился к пленнику и занес над ним кривой клинок, но харадец оказался быстрее, и предводитель орков упал с разрубленным черепом.
      Стычка между южанами и орками была короткой. Уцелевшие орки в ужасе бежали. Двое южан, спешившись, рывком подняли пленника с земли. Хэлкар застонал и потерял сознание.
      ...Полумрак. Осторожные прикосновения ледяных рук. Боль медленно покидала его тело.
      Лицо склонившегося над ним человека было внимательным и усталым. Хэлкар успел заметить венчавший голову незнакомца узкий светлый обруч с единственным мягко светящимся камнем. Нуменорец смежил тяжелые, словно свинцом налитые веки, и холодная ладонь легла на его глаза. Спать...
      Бережно рука незнакомца приподняла его голову, и край металлической чаши коснулся его губ. Прохладный терпкий напиток. Мягкая тьма, окутывающая измученный мозг. Уснуть...
      Очнувшись, Хэлкар увидел лица южан, смотревших на него холодно и недружелюбно:
      -- Встать можешь?
      Хэлкар приподнялся на ложе: это удалось ему неожиданно легко. Боль ушла, оставив по себе только саднящее воспоминание.
      Один из южан крепко, умело стянул его руки кожаным ремнем:
      -- Иди. Повелитель ждет.
      Хэлкар поднялся. Он хорошо умел владеть собой, и сейчас смотрел на низших с высокомерным презрением
      -- Куда идти? -- бросил он.
      -- Тебе покажут дорогу, -- в голосе харадца звучала плохо скрытая ненависть.
      Вскоре оказался Хэлкар в высоком зале перед черным троном Властелина. Едва взглянув на нуменорца, тот холодно бросил:
      -- Развяжите ему руки.
      Южанин неохотно повиновался.
      -- Идите.
      Харадцы безмолвно поклонились и вышли. Воцарилось молчание.
      -- Особую пытку придумываешь для меня, Проклятый? -холодно сказал Хэлкар и поднял глаза на Властелина. И замер. То же усталое, с тонкими чертами лицо, что склонялось над ним; внимательный взгляд пронзительно-светлых глаз -- и такой же светлый камень в узком стальном обруче.
      -- Приветствую тебя, Хэлкар-нуменорец. Ты хотел встретиться со мной? Вот мы и встретились.
      -- Да, вот мы и встретились. Жаль, что меча нет в моих руках, -- процедил Хэлкар. Саурон только грустно улыбнулся в ответ. И нуменорцу вдруг стало мучительно стыдно за свои слова.
      ...Осторожные прикосновения ледяных рук. Боль, медленно покидающая тело...
      -- И ты нанес бы удар,.. воин высшей расы? -- в голосе Черного прозвучала печальная насмешка.
      -- А ты что же, высшими считаешь своих рабов-харадцев?
      Саурон вздохнул. -- Я не делю людей на высших и низших... И харадцы -- не рабы мне! -- последние слова прозвучали резко, как удар плети, -- народ Ханатта -- мои союзники и ученики. А у вас даже и название этой страны неизвестно. Харад. Юг. Дикари, низшие. Созданные для того, чтобы служить вам, Избранникам Валар!
      Саурон поднялся.
      -- Иди за мной.
      И, так как Хэлкар стоял неподвижно, Черный подошел к нему, сжал его руку ледяными пальцами и, глядя в глаза повторил:
      -- Иди.
      На черный скальный трон на вершине горы усадил Саурон нуменорца и сказал глухо:
      -- Моими глазами будешь видеть ты, моими ушами слышать, и ничто не будет скрыто от тебя. Смотри и слушай.
      И содрогнулся Хэлкар: в эльфийских хрониках читал он историю Хурина и хорошо помнил, кто произнес эти слова тогда.
      Помнил это и Саурон, и страдание исказило черты его. И он ушел, оставив Хэлкара одного.
      И Хэлкар смотрел и слушал. Видел он людей Востока и Юга; и были они мудрее, чем Избранники Валар. Видел он деяния нуменорцев в Средиземьи: там, где проходили они, оставались пожарища вместо городов, пустыни вместо пашен и пастбищ, рабы вместо свободных. Так шли они, по колено в крови, не щадя никого: что за дело высшим до низших людишек! И гордые женщины становились игрушками победителей, и кровь их детей лилась на алтарях во славу Валар, и мужья их сгорали на кострах, посылая проклятья высшим...
      И казалось Хэлкару: он один виноват в этом. Он -нуменорец, воин, захватчик. Так же, как они, не знал он пощады; был он так же жесток и так же уверен в своей правоте. Он смотрел и слушал, и ничто не было сокрыто от него; и страдания умиравших передавались ему, и безумная, нечеловеческая боль рвала его душу; и он потерял сознание.
      ...И вновь, очнувшись, увидел Хэлкар лицо Саурона. И бесконечное сострадание было в голосе Черного, когда он тихо спросил:
      -- Больно?
      Тогда Хэлкар бросился на колени перед Сауроном и простонал:
      -- Я видел... Я слышал... Я понял... Чем могу я искупить вину свою? Возьми жизнь мою, Властелин! Я стану слугой твоим, я пойду за тобой... Но я -- только смертный человек; я слишком мало успею... Если бы я был бессмертен!..
      -- Знаешь ли ты, чего просишь? Я могу дать тебе долгую, очень долгую, почти бесконечную жизнь и великую силу. Тогда многое сможешь свершить ты.
      -- Я согласен на все, Повелитель!
      -- Не торопись. Быть может, придет день, когда ты захочешь умереть, но я не смогу дать тебе смерти, пока не придет твой час. Бессмертие -- страшный дар...
      -- Я принимаю его!
      -- Труден и мучителен путь Тьмы, и смерть будет лишь продолжением пути. Ты будешь проклят, как и я.
      -- Пусть так. Я согласен. Вина моя слишком велика, и по-иному не искупить ее. Я иду с тобой.
      -- Тогда возьми, -- Саурон протянул руку и разжал ладонь: железное кольцо с плоским квадратным черным камнем. Шерл. Камень Тьмы. Хэлкар понял: это кольцо -- одно из Девяти. Но в душе его не было страха -- только боль, скорбь и раскаянье. И он надел Кольцо, и холодом обожгло оно руку его.
      -- Повелитель, -- глухо сказал он, -- Я буду сражаться за тебя. Но меч мой сломан...
      -- Он все равно бы не помог тебе. Возьми.
      Хэлкар протянул руки, и в ладони ему лег меч в простых черных ножнах. Рукоять его была -- две сплетенные змеи с рубиновыми глазами: камень власти и несчастья. Нуменорец извлек из ножен бледный клинок, коснулся его губами и медленно проговорил:
      -- Я клянусь, Властитель, что буду хранить верность тебе и никогда не сверну с пути. Я клянусь, что буду помнить. Я не забуду ничего из того, что видел. Да будет так.
      -- Тяжел и страшен выбор твой, но ты сам сделал его. Пусть станет отныне Память венцом твоим.
      И на чело нуменорца возложил Саурон узкую стальную корону; и голова воина склонилась под тяжестью венца, но, выпрямившись, он сказал:
      -- Я принимаю твой дар, Повелитель мой. Я стал воином Мордора. Аргор -- имя мое с этого дня; врагам твоим не будет пощады: горечь и гнев в сердце моем, Тьма -- путь мой. Я иду.
      ... Так Хэлкар-нуменорец, принявший имя Аргор, Властелин Ужаса, стал первым из девяти учеников Саурона, Королем Назгулов. Был он мрачен, молчалив и замкнут; и войска Мордора беспрекословно подчинялись ему, а орки страшились его немногим меньше, чем самого Черного Властелина.
      И когда странные известия о военачальнике Хэлкаре дошли до государя Тар-Анкалимона, тот сказал: "Он перешел на сторону Врага. Да будет он проклят отныне, да будет навеки забыто имя его!"
      И имя Хэлкара вычеркнуто было из хроник Нуменора; но были те, кто -- помнил.
      О ДУХЕ ЮГА.
      (Третий Назгул)
      "На востоке и на юге почти все люди были под властью Врага, и стали они сильны в эти дни, и построили много городов и каменных стен, и были они многочисленны и яростны в битве, и железными были их доспехи. Для них Саурон был царем и богом и они страшно боялись его, ибо обитель свою он окружил огнем."
      "...И сказали они -- мы видели, где рождается Солнце.
      Мы видели воды Моря Восхода.
      Но ныне хотим мы знать, куда уходит оно. Где его путь?
      Где воды моря того, где умирает Солнце, и где предел земле?
      И один сказал -- я иду за Солнцем. Кто идет за мною?
      Так шли мы от Морю Восхода к Морю Заката,
      Много лет, много поколений.
      Мы вывяли и мы роднились, и кровь наша мешалась
      С кровью чужих племен.
      И оставляли мы за собой наши песни и нашу память,
      И песни чужие и память чужую несли мы с собой.
      И время пришло -- мы увидели Море Заката.
      И здесь был предел земле.
      И сказали мы -- эту землю берем мы себе.
      Здесь конец пути. И вонзил вождь копье свое в холм."
      И у слияния двух рек, на холме возник город, что назвался Керанан, что означало Копейный холм. И стал он потом столицей земли Ханатта, что нуменорцы после называли Харад.
      И было это в то время, когда избранные среди людей отправились в благословенный Нуменор, который должен был стать подобием Валинора, только для смертных. Но не могли понять Валар, что не может быть бездумного вечного счастья там, где есть смерть. Хотя и думалось им, что на этой земле, не оскверненной Морготом, не будет в душах людей неприметного для Валар свободоволия и неповиновения, но видно, не в земле было дело. Даже в Нуменоре не сумели Валар лишить людей свободы выбора. Но до этого было еще далеко,
      ..."И на время Валар оставили людей. И были многие несчастны."
      "Когда решено было построить большой город на Копейном холме и обнести его стенами, верховный жрец сказал: "Надо принести жертвы Солнцу, что привело нас в этот край. Поднимемся же в горы, где Солнце будет ближе к нам." И пошли вожди и жрецы в горы, и вышел им навстречу человек в черных одеждах жрецов, и изумились они. Он был высок, и облик его был благороден и исполнен мудрости. Поднял он руку и приветствовал их, и говорил он на их языке. И назвал он имя свое и означало оно "Солнечный". И сказал жрец: "Это посланец Солнца, и должны мы прислушаться к словам его." И говорил он, и учил он, и отвечал он, и счастливы были люди, и росло их богатство и увеличивалась мудрость их."
      Шло время. Страна объединилась. Росли города вдоль побережья и в глубине страны. Торговцы Ханатты плавали на юг и север, и восток посещали они, но никогда не плавали они на запад -- оттуда корабли не возвращались. Много они повидали стран народов и много они знали. Ведом был им ход небесных светил, свойства трав и камней, и много хранилось в их замках древних книг, написанных странными рунами, и о странном говорилось в них.
      И был Харад бельмом на глазу и у Валар -- как неподвластный их воле, и у Нуменора -- как соперник в Средиземье, куда потянулись длинные руки нуменорских владык. И с тех пор стал Харад заклятым врагом Нуменора, и никогда не прекращалась между ними война.
      И в 1800 году Второй эпохи нуменорцы начали устанавливать свою власть на западе Средиземья. Но если раньше приходили они зачастую как просветители и учителя низших людей, то ныне привела их сюда жажда богатства и власти.
      "Король Наранна имел пятерых детей, и младший из его сыновей носил имя Денна. Наставники говорили, что изо всех детей короля он более всех был способен к наукам и лучше многих ученых людей времени своего понимал он древнюю мудрость и разбирался в старинных рукописях. Однажды пожелал он узнать о той земле, откуда много лет назад к людям явился Посланник Солнца, но никто не мог сказать ему, ибо никто не бывал там. Ибо люди боялись той земли. "Земля та таинственна и полна огня" -- сказали ему. И Денна рассмеялся в ответ: "Может ли быть страшной та земля, из которой пришел к нам Посланник Солнца? Страх, да будет побежден знанием. Я пойду туда и узнаю, что есть в этой земле." И ушел он один. И целых два месяца не было о нем известий."
      Он никогда не рассказывал никому о том, что с ним было. Ни о том, как ночью смотрел на огромные звезды, такие близкие в горах. Ни о бледных хрупких цветах с горьковатым запахом, что росли на горных лугах, ни об огромном озере -- море с темной холодной водой, на берегу которого он сидел среди осоки, слушал гудение восточного ветра и глядел на черных лебедей, качавшихся на волнах. Ни о том, как стоял у огненной горы, у подножия которой смешивались две реки -- медленная струя огненной и ледяная вода, и столб пара поднимался над местом их встречи, и многоцветной змеей плясала в каплях воды радуга, сотканная лучами солнца.
      Он не рассказывал о том, как стоял в темном зале, своды которого, казалось выходили в открытое небо, и холодный свет белых свечей в тяжелых шандалах отражался в зеркале, выточенном из огромного кристалла черного хрусталя. И весь замок пел -- неуловимая мелодия, на пределе слышимости тянулась отовсюду, и Денне казалось, что звучит весь мир, что он сливается с этой непонятной музыкой и вот-вот перестанет существовать.
      И он увидел того, кого втайне надеялся встретить здесь, и склонился перед ним. И Посланник сказал ему.
      -- Приветствую тебя, Денна, сын короля. Ты искал меня, и вот я здесь. Говори и спрашивай.
      Но Денна не смог заговорить сразу -- столько вопросов сразу завертелось в его голове. Но, наконец, он нашел самый, казалось бы, простой сейчас вопрос:
      -- Посланник, ты могуч и всесилен. Почему же ты не поможешь нашему народу, так почитающему тебя, в войне с западными завоевателями?
      Лицо Посланника помрачнело.
      -- Послушай меня, Денна, сын короля, и постарайся понять меня. Постарайся. Слишком многие не желали говорить со мной и выслушать меня, и оттого мир кренится на борт, как дырявая лодка. Выслушай меня, Денна. Я не так всемогущ, как ты думаешь. Этот мир -- мир людей, и главная сила в них. Я могу лишь направлять, да и то только тех, кто добровольно изберет мой путь.
      -- И в чем твой путь?
      -- Ты многое знаешь, Денна, и, наверное, не будет для тебя секретом, что мир этот находится в вечном движении, и основой его бытия служит вечное равновесие Света и Тьмы, Добра и Зла. И если нарушится оно, мир неуклонно покатится в хаос, в безвременье и гибель. Добро и Зло вечно меняются местами, одно перетекает в другое, и одного без другого нет. И мир идет по тонкой грани, и нельзя дать ему накрениться в одну из сторон, рухнуть в бездну. И главная беда сейчас в том, что Тьму ныне назвали Злом, не желая понять, что это опора мира, такая же как Свет, и встает против нас сейчас огромная сила...
      -- Ты -- из Тьмы? Но ты -- Посланник Солнца?
      -- Тьма не есть темнота. И Солнце не всегда служит свету. Ты верно сказал -- Я Посланник. Но в этом мире Темная сторона бытия -- на мне. Я почти один. Союзников, таких, чтобы шли за мной сознательно, понимая законы Миров, а не ради личной власти, у меня очень мало.
      -- Посланник, -- внезапно осипшим голосом спросил Денна,-осмелюсь ли я просить тебя...принять меня в свои союзники? Я знаю мало и мало могу, но я хотел бы помочь тебе. Ты много сделал доброго для нас. Может, когда труд твой закончится, Ханатта вновь обретет мир и свободу?
      -- Знаешь ли ты, что ты просишь, Денна, сын короля? Да, я могу взять тебя в союзники. И тогда ты сможешь то, что не могут другие. Ты будешь видеть, знать и уметь многое -- но это наполнит болью твое сердце, потому что ты не сможешь помочь всем. Ты не сможешь пройти спокойно мимо того, на что равнодушно смотришь теперь. Ты станешь гораздо больше человеком, чем теперь. Ты сможешь видеть в сердцах людей и направлять их, проникать в иные миры и становиться невидимым, целить недуги и постигать древнюю мудрость. Ты будешь почти бессмертным, но жизнь станет в тягость тебе, и ты захочешь смерти, но не сможешь умереть.
      -- Ты сказал -- почти бессмертным.