Познакомит. Как один раз и было.
      Макс заметил её нервный взгляд и, усмехнувшись, сказал, - мамочка, кроме меня, здесь никого нет.
      Наталья еле-еле сдержала внезапно подступившие слезы и жалобно прошептала, - мальчик мой...
      И больше ничего не смогла сказать.
      Макс буквально втащил её в комнату - спортивно-холодноватого стиля, ничего лишнего, и спросил: хочешь кофе?
      Да, вот что надо было ей в эту минуту - чашку горячего сладкого кофе, чтобы как-то согреться внутри и смочь хоть что-то толковое из себя выдавить.
      Она попробовала точно так же легко и весело, как и он, ответить, - не отказалась бы!
      Скоро они сидели за столиком и Наталья вдруг увидела на стуле небрежно брошенный бронежилет. Видимо, когда она стучала в дверь, он собрался его надевать.
      Сердце и печень поменялись местами и она скорее хлебнула кофе, - он оказался очень горячим, к счастью, - наверное, это и спасло её от глубокого обморока или скоропостижной смерти.
      Бронежилет!
      Она знает, что это такое! Но никогда не видела его у Макса! Откуда? И - ЗАЧЕМ?
      Но с Максом надо держать ухо востро, не так спросишь, - ничего не услышишь. Как видно и получилось вчера вечером у папаши.
      - А эта штука тебе куда? - Спросила спокойно (ей так казалось!) Наталья.
      - Да так, - ответил беспечно Макс и рассмеялся, - подарила одна дурочка...
      Все. Весь ответ. Что ещё можно после этого спрашивать?
      - Ты что-то сегодня совсем рано, - попыталась продлить разговор Наталья.
      - Разве? - Удивился Макс, - я вполне выспался. Мам, ты что-то хотела? Тебе помочь в чем-то?
      Вот он - хороший сын и добрый мальчик!
      Но как и чем он ЕЙ поможет! Себе бы помог.
      - Нет, просто папа немного обижен на тебя. Он хотел вечером поболтать с тобой, а ты как-то довольно грубо ему ответил... - Лепетала Наталья, понимая, что лепечет.
      И прыгнула в ледяную прорубь. Но - в другую.
      - Знаешь, папа, как всегда, не сказал тебе главного: ты принят (хотя документы ещё не пришли, но это неважно!) в Парижскую Эколь Финансик и, наверное, недели через две тебе уже надо будет лететь туда. Правда, здорово?
      И она жалко покривилась, что должно было означать счастливую улыбку.
      Макс внимательно осмотрел, - именно осмотрел - её лицо, изучил, и спросил, - спасаете? Ну, давайте. Только я никуда не поеду. И буду жить и работать здесь. Пока. Уж этот год - точно, не хочу вводить вас в заблуждение. А работаю я, чтобы вы уже все знали, - в автосервисе и неплохо зарабатываю.
      Наталью прорвало.
      - Макс, ты поедешь учиться в Париж! Как можно отказываться? С твоими данными! С нашими возможностями! Многие дети хотели бы этого, но не могут! А мы всю свою жизнь отдали тебе, старались для тебя и что теперь?.. Занюханый автосервис? Ты, что, сошел с ума? Ты не имеешь права не ехать! Подумай, из-за кого ты не едешь? Ты не едешь из-за...
      - Мама! Дальше ни слова! Или мы с тобой поссоримся очень серьезно! крикнул он и уже спокойнее произнес, - Я не поеду, а вот по какой причине тебя не должно касаться. И давай, мамочка, прекратим эту сцену. Я вас не заставлял богатеть, вы сами это сделали. Для меня? Спасибо. Я постараюсь отдать вам все долги. Только пожалуйста без обид, - видя, что у неё набухают веки.
      - когда вы устанете или вам надоест работать. И не надо меня ни от чего и ни от кого спасать. И слушать сплетни. Я ничего не буду тебе объяснять, потому что ты не поймешь. Прости. Но ничего дурного я не делаю.
      Он замолчал, явно ожидая, когда она уйдет.
      Она встала, согбенная как старуха, и пошла к двери.
      Там она обернулась и со слезами и пафосом сказала: спасибо, сын. Если ты хотел убить меня, то ты это сделал.
      Он улыбнулся.
      - Н-у, мамочка, зачем такие жестокости! Потом, потом, ты скажешь мне все, что хочешь, ладно? И я, клянусь, выслушаю все, а теперь - спешу. Пока.
      Он чмокнул её в голову и нежно выпроводил за дверь.
      * * *
      Она еле доковыляла до машины - последнее время слабость одолевала Наталью Ашотовну, и она стала ездить с шофером, славным, веселым малым, который иногда даже отвлекал её от безумных, тяжких мыслей.
      Плюхнулась на заднее сиденье, чего никогда не делала. Надо было привести себя хотя бы в некоторый порядок.
      Достала мешочек с косметикой и вдруг отшвырнула его на и завелась.
      Она плакала и плакала, не стесняясь чужого парня, понимая лишь одно, сына она потеряла. Им всецело владеет ТА.
      Ощутила, что они остановились, но это был какой-то переулок, а вовсе не издательский парадный подъезд.
      - Что такое, Саша? - Спросила она дрожащим от слез голосом.
      - Наталья Ашотовна, нельзя вам такой на службе показываться,
      - сказал Саша, обернувшись к ней, и она увидела а его глазах сочувствие. И это чужое сочувствие сделало свое дело.
      Она разрыдалась вразливанную, а Саша говорил.
      Оказалось, все уже знают, что сын издателей бегает как собачонка за этой никудышней актриской и проводит у неё все свое время и вообще...
      Наталье было и стыдно слушать все это и вместе с тем ей было приятно, что люди сочувствуют ей, а не ТОЙ, хотя та и актриса и, по правде, красавица.
      - Прям, красавица, - расхохотался Саша, - все кости повылазили! Вот кто красавица, так та грузиночка, которую вы снимали на календаоь! Ваш-то с ней куда-то ездил... Не понравилась видно, - и Саша вздохнул.
      Чувствовалось, что ему-то красавица такая не только б понравилась, но и с большим удовольствием на ней бы женился.
      Саша был холост и имел жилплощадь.
      И ещё ощущалась в Саше некая враждебность, - которую он старался скрыть, - к Максу, - типа, с жиру бесится.
      Голова у Натальи шла кругом.
      И когда она услышала от Саши некое предложение, она не удивилась и не испугалась.
      Несколько смущаясь и подбирая самые невинные, - на Сашин взгляд, слова, Саша предложил "попугать" дамочку, чтоб неповадно было.
      - Как? - Спросила Наталья и с ужасом поняла, что говорит об этом, как о деле решенном.
      - Легко, - откликнулся Саша, - прижать легонько да сказать, что, мол, самому-то неудобно, вот он, Макс, то есть, и попросил товарища передать ей, чтоб на него не рассчитывала. А будет лезть - ей же хуже. Так что ли... Закончил скромно Саша. - Мы за вас переживаем.
      Наталья, с теперь уже непреходящим ужасом спросила тихо, - а-а, как это - "поприжать"?
      И вспомнила неожиданно бронежилет Макса...
      - Только не его! Ни в коем случае! - Почти закричала она.
      - Да что вы, Наталья Ашотовна, - серьезно и достойно ответил Саша, мы его ни пальцем... Он-то при чем? Это она его, мальчонку, захороводила. А "поприжать"?.. Ну, это по-разному. Можно поговорить ( Саша хотел сказать "побазарить", но понял, что такое слово не для хозяйки), предупредить, а можно у стеночки малость поприжать... Главное, что это, мол, сам Максим велел передать. В глаза говорить такое неудобно.
      - А она поверит? - Подумала вслух Наталья.
      - Это уж как скажешь. Она из таких дамочек, которые выяснять ничего не будут. Прогонит и все. Чего бы он ни делал. Или съедет куда-никуда.
      Да-а, Саша оказался большим психологом и, главное, - действенным.
      Пока она рыдала, пока папаша разгуливал по издательству с трубочкой в руке, простой Саша имел конкретный план спасения! И прав он в том, что мадам не станет ничего выяснять! Не глупо!
      - Санечка, - завопила Наталья, - во-первых, тебе прибавка к зарплате!
      - Да что вы, Наталья Ашотовна! - засмущался Саша, он был стеснительный юноша по натуре.
      - Нет, нет, молчи! Второе. Это произойдет, когда я дам знак, ладно? Не раньше! Ни в коем случае! Без моего знака - ни одного движения!
      - Подождем, чего нам. Не на пожар. - Степенно ответил Саша, зная, что ещё есть щекотливый вопрос, который решить надо сразу.
      Деньги.
      Сам он пугать актрису не собирался, она его, наверно, видела, а тот, кто будет "пугать", без денег пальцем не пошевелит.
      Как-то дотумкала голова издательши. Она спросила, - но ведь это не ты... будешь?..
      - Конечно, не я, что вы, Наталья Ашотовна!
      - Значит, деньги нужны. - Решила сама.
      - Да уж, конечно, за деньги, за так сейчас никто... - Вздохнул Саша.
      - Ты ко мне не заходи, - сказала обычным своим строгим голосом Наталья, - я тебе дам, - не бойся, не обижу, - когда обратно поедем. Ладно?
      Саша кивнул.
      Дело о "наезде" начало свою жизнь.
      * * *
      Нынешним же вечером, на дальней окраине Москвы, где жил Саша и его два другана, собрались обычные посиделки в "Пивном баре".
      У Саши в кармане лежал конверт с тысячью баксами, что и радовало его, - таких денег сразу он ещё не видел, - и огорчало, - денег было явно мало: на троих.
      Ашотовна сказала, что пятьсот - его. А чего ж остается друганам? По 250? Да они на уши поставят за такое предложение.
      И пока то да се, Саша решил махнуть часть денежек на выпивку. Ашотовне же назвать настоящую цену. Если она её не устроит, пусть разбирается со своим молокососом сама.
      Но все же свербило у Саши где-то в области сердца, - не хотелось выпускать из рук дельце.
      Уже было крепко пито и разговор пошел сяк-наперекосяк, Саша понял, что пора говорить. Других друганов у Сашка не было.
      - Пацаны, тут дело завернулось, бабками пахнет... - Начал он и похвалился "зеленым".
      - Ого! Ну, давай, колись, что там у тебя за бабки и что за дело, сказал старший.
      - Бабу надо одну припугнуть... - Саша знал, что коль уж сказано, то, считай, - сделано. Безо всяких там "значков" Ашотовны.
      - Это как? По-разному пугают, сам знаешь.
      - А вот и именно, что не знаю, как. Мне велели - припугнуть, я вот вам и говорю.
      - А бабки какие? - Спросил старшой, уже что-то прикидывая в уме.
      - Тысяча, - брякнул Саша, хотя не знал, как и пятьсот ещё спросить у Ашотовны.
      - За тысячу - пугать? Что, этой бабе кошку дохлую в окно бросить или тараканов под дверь напустить? Кто тебе такую цену дал?
      - Человек один. Он цен не знает, а бабки есть. Это его бывшая жена, к нему вяжется. Он - её моложе...
      - Короче, - перебил его старшой. - За все про все - пять тысяч баксов. За три - баба быстро оклемается и тогда всякие неприятности могут получиться. Понял?
      - Понял, - совсем тихо сказал Саша, - я поговорю с этим... человеком. Пусть настоящую цену дает, а так, мол, никто не хочет.
      - Правильно! - Согласился старшой, - ну а теперь гуляем! Давай Сашок, доставай свою зелень!
      Проснувшись рано утром у себя дома, Саша обнаружил, что карманы у него пустым-пусты, и чуть не заплакал от злости. И понял, что "пугать" все-таки придется ему самому. Как? - надо придумать.
      18. НЕУДАЧА.
      Старик ушел из дома рано. И, как обычно поплелся в даль бульваров.
      Об этом сообщила Тинка, непосредственно следившая за его домом, и Ангел, зная стариковы привычки, - заверила, что теперь его не будет часа три, верняк!
      Макс, Ангел и Тинка ушли, оставив на телефоне Алену. Мобильник взял Макс.
      План у них был такой.
      Тинка на стреме во дворе, Ангел - на дальних подступах, (хотя рвалась с Максом), а Макс - прямиком в хату старика, за рукописью Учителя.
      Макс принес из дома какие-то хитрые инструменты и сказал, что они открывают - практически все.
      - А если здесь не откроют? - Спросила Ангел.
      - Будем решать, - отрезал Макс.
      Он, конечно, не сказал девицам, что прихватил с собой пистолет. Всякое может произойти!.. Бронежилет, подаренный Аленой, конечно, оставил дома. Смех!
      Стараясь не звенеть инструментами, Макс направился по скрипучей лестнице наверх, - но шел так, что ни одна древняя ступенька даже не пискнула, - легкий у Макса был шаг, тайный...
      Только было склонился к замку, как дверь бесшумно отворилась и на пороге появился старик, с пистолетом в руке и пальцем у рта: не ори, мол, лучше будет.
      Старик улыбнулся, но пистолет не дрогнул в руке, направленный Максу куда-то в область сердца. Наверное. И там сразу противно захолодило. Максу стало невыносимо стыдно! Он - трус!
      Разве такой сопляк, как он, имеет право любить Улиту Ильину и надеяться, что она к нему как-то относится!..
      Он даже не успел вытащить свой пистоль!
      Старик, хихикнул, - да не хватайтесь за карман, мой мальчик, я все равно ловчее вас. Ах, как же мы мало ценим опыт и, - не смейтесь, старость. Прошу вас, проходите, коль скоро навестили старика.
      И он отодвинулся от двери, предлагая Максу пройти, но продолжая держать гостя на мушке.
      Макс вошел и долго не раздумывая, - вернее вовсе не раздумывая,
      - сел на стул у стола.
      На столе стоял замызганный чайник и чашка с недопитым чаем. Старик чаевничал перед неожиданным "гостем".
      Но как же девицы могли его упустить!
      Если бы только дура-Тинка, но ведь и наблюдательный собранный Ангел прокололся! Ах, хитрец старик, ах, хитрец!
      А тот, тоже присев на стул, вежливо пояснил, - знаете ли, я не ожидал именно сегодня вашего прихода, потому и не приготовил заранее что-нибудь к столу. А сейчас не рискую, - вон вы какой норовистый, как жеребенок арабских кровей! Так чем обязан?.. Хотя у меня есть кое-какие маразматические мыслишки на этот счет.
      Положив у левого подлокотья пистолет, правой рукой он взял чашку и с наслаждением прихлебнул чаю.
      - Знаете ли, - продолжал болтать он, давая, видимо, время Максу придти в себя, - многие любят по утрам кофе. Говорят, что без чашки кофе чувствуют себя как наркоман без анаши или там кокаина... Возможно. А вот я люблю хорошо заваренный русский чай, мне так часто недоставало его...
      Конечно, зря старикан так уж расслабился, подумал быстро Макс, соображая, что можно сделать... Пожалуй, ничего. Жаль.
      Но глаза его, чистые ореховые, с прозеленью, - глаза, подвижное лицо, - отражали все и старик рассмеялся.
      - Вы - разумный молодой человек, - просчитали быстро и поняли, что имеете на руках мелочь, а у меня, - Джокер! Вы - умный мальчик, но вас надо долго и скрупулезно учить, чтобы вы научились владеть своим лицом, эмоциями, ну и так далее... Нет, я бы вас к себе не взял. Сейчас.
      Максу очень хотелось лихо ответить старику, но тот был так вежлив и обтекаем, что ничего подобного же, острого, не находи - лось, а хамить не хотелось, он ощущал, что тут не то место, и старик оказался не совсем тот, каким Макс его представлял: здесь хамить, - значило бы выглядеть глупым.
      Но дальше молчать нельзя.
      А впрочем, почему - нельзя?
      Пока старик ещё раз конкретно не спросит его о чем-то, Макс посидит, а может и покурит, если хозяин разрешит.
      Он ещё мельком подумал, - а не выложить ли пистоль на стол, так же, как старик?.. Но тут же отмел этот детский маневр.
      А тот будто слышал мысли Макса.
      - Мой юный друг хочет курить? Ради Бога, пожалуйста, - и неуловимым, каким-то киношным жестом пустил по столу, ровно к Максу, - пачку "Парламента" и зажигалку.
      Макс с наслаждением закурил, подумав, что через пять минут, если он не покажется в окне, начнутся "осада и война".
      - Простите, - сказал хрипло Макс, голос осел от волнения, - но я должен дать знак свои друзьям, что все в порядке... Я по - дойду к окну...
      Старик покривился.
      Макс понял.
      - Тогда позволите позвонить?
      Старик опять покривился, но разрешил.
      Макс жутко боялся, что у него станут трястись пальцы от ситуации, напряжения, нервов... Но оказалось все же, что он умеет держать себя в руках. Ни один палец не дрогнул.
      Ответила тут же Алена, тревожно и слишком громко. Надо всему предприятию придать больше солидности, а то выглядит оно каким-то далеким детством, подумал Макс и сухо сообщил: это я. Все в порядке. Прошу всех быть дома. Отключаюсь.
      Старик слушал его приказы и покачал головой, как бы что-то не одобряя.
      - И что же это у вас за организация? И чем вы занимаетесь, молодые люди и девицы? Убиваете ненужных стариков? Я слышал о таком. Но вот вы почему-то внушаете мне доверие, и мне не кажется, что вы сейчас схватите топор и разрубите меня на куски, а потом разошлете малой скоростью, а?
      Он нарочно говорил так смешно вроде бы, и так тошнотворно вместе с тем, потому что несерьезно относился к Максу, в частности. И это было как-то почти оскорбительно. Обидно.
      Но Макс, сам не зная, - отчего, - не находил в себе антипатии к Старику.
      - Понимаете, Степан Семенович... Мы хотим, то есть мои друзья и я, исправить вашу ошибку, скажем так, в отношении моего друга Ангела, вам знакомо это имя?
      Старик кивнул и на лице его появилось насмешливое выражение. Макс подумал, что он, конечно, ещё сосунок и не ему тягаться с таким старым... Кем? Вором? Авторитетом? Гэбистом?... Черт его знает. Но продолжать надо.
      - Вам не нужно, чтобы я рассказывал историю Ангела ( старик опять ухмыльнулся, отвратная у него эта усмешечка)... Вы вероят - но, думаете одно, я - другое (а что если Ангел врал? И я сижу здесь как чурка горелая и несу хреновину, а на самом деле... Но продолжать надо), возможно правы и вы, и мы...
      Старик опять кивнул.
      - Я пришел за рукописью Учителя Ангела. Она вам не нужна. Ведь так?
      Макс вспотел, он-то думал, что это будет "блицкриг", а оказались непонятные переговоры, в которых он захлебывался, как комар в болоте, - не понимая ни направления, ни сути дела, как теперь ему казалось.
      - Вы высказались, - Старик посипел трубкой, раскуривая её и не глядя на Макса. - Теперь позвольте мне.
      ... Что? Что уж такого мог сделать старику провинциальный парень?
      - Времени у нас много и мы, в конце концов, придем к пониманию, что случилось и как быть. Я взял у Ангела паспорт, чтобы он (улыбка старика и недоумение Макса: почему ему не сказали про паспорт? Забыли? Ну и ну!) не сбежал. Справедливо? Думаю - да. Я взял и самое дорогое, что у него было рукопись Учителя. Прав был я? Прав. Ангел был мне нужен для важного дела... Я не называю вам предмет, о коем идет речь, потому что это не касается никого, кроме меня. Но. Но, мой прекрасный добрый юноша! Послушайте следующее: не менее добрый и прекрасный Ангел сбегает от меня. И заметьте, не с рукописью своего Учителя и не со своим паспортом! Что при большом желании он мог бы найти. Так вот-с, пойдем далее. Ангел оставляет мне все СВОЕ, - а берет - ЧУЖОЕ!
      То, что является для меня очень...
      Старик закуксился, но быстро взял себя в руки.
      - Я-то далеко не ангел, - сказал он, - скорее, бес, а ваш Ангел, может, в действительности - Ангел? Я отдам вам рукопись Учителя, она мне не нужна. Кстати, не уверен, что она вообще, кроме автора, кому-нибудь ещё нужна... - пробормотал Старик, - а вот за паспортом пусть Ангел приходит сам. Вы можете проводить его сюда и я поклянусь, что ничего ему не сделаю. Только сюда он должен войти сам, один. И, естественно, принести то, что он взял. И вдруг предложил, - давайте сейчас по-хорошему выпьем чаю, а? Но если вы спешите, не смею вас задерживать.
      И Макс почему-то остался пить чай у Старика.
      Они пили чай и Старик время от времени что-то говорил.
      Макс бы ему нужен, пожалуй, лишь для живого присутствия. К тому, о чем он бормотал, Макс особо не прислушивался, думая о своем: почему Ангел врет? Что он взял у старика? Макс заставит отдать "это" старику! И с паспортом какая-то ерунда!
      А если Ангел заартачится, то Макс порвет с этой дохлой компанией. Да и кто там ему нужен? Алена? Тинка? Только Ангел как-то держал его, - ему симпатичен был этот парнишка, застенчивый, какой-то суровый, и вместе с тем иногда нежный и заботливый по-женски. Странный...
      И тут он услышал имя, как дуновение, - Улита...
      - Что? - Вскинулся он, - вы сказали...
      - Да, да, я сказал - Улита. Улита Ильина, которую вы...
      - Молчите! - Закричал Макс. Вот теперь он вполне мог бы выстрелить в этого старого пройдоху!
      - Да не пугайтесь так, юный друг, от меня это никуда не уйдет. И... Ну, ладно, это потом.
      - Почему вы назвали это имя? - Наступал на него Макс.
      - Садитесь, мальчик мой, не стоит вести себя так бурно.
      - Простите, но почему?..
      - Я только хотел сказать, что она - великая актриса... Более ничего. А вы всполошились.
      Старик налил Максу одной заварки. - Выпейте-ка, помогает. Все будет после, уверяю вас! - Старик потер руки, как бы предвкушая некое удовольствие, - а пока вы отдадите своему товарищу рукопись, и пусть он принесет то, что принадлежит не ему...
      Сволочной старикашка захихикал. - Ну-ка, догадайтесь, кому?
      - Улите?.. - прошептал Макс.
      - Что за чушь! - Разозлился Старик, - у вас слишком взрывное воображение. Что вы так волнуетесь по поводу этой дамы? Кто вам Улита, мама? Тетя? Никто. Никем и останется. ВАМ не должно быть до неё дела. Идите, я устал. Вы - слишком юны, а я - немощен, как видите.
      Старик быстро переселился на свой клеенчатый диван и тихим сонным голосом пробормотал: идите, мой друг, и захлопните крепко за собой дверь. Запомнили, что я вам сказал?.. Конечно, нет! Но если вам дорога Улита... Хотя она не для вас, а вы - не для нее, была такая прелестная песенка давным-давно... Вы из разных пластов времени, которые несоединимы. Идите.
      * * *
      Макс, шатаясь, спустился с лестнички, чуть не упал на провалившейся ступеньке, вышел в маленький пустынный дворик и сел на первую попавшуюся скамейку, которая под ним жалобно пискнула.
      Боже, здесь все было как будто затянуто пленкой времен.
      И внезапно, до спазмы в горле, захотелось уехать к Улите, наконец позволить себе сесть у её ног и положить голову ей на колени. И спросить, почему какой-то сранный древний старик печет - ся о ней? Это ясно, именно, печется!
      Девицы и Ангел подождут. Им полезно после вранья отдохнуть.
      Он так славно пригрелся на вечереющем надменном солнце в этом наверное самом древнем дворике Москвы.
      Из окна на него некоторое время с грустью смотрел старик.
      19. БАНКА ОЛИВОК.
      Улите казалось, что наступили самые черные дни в её затухающей жизни.
      Шкода перестала вдруг "фурыкать", на ремонт денег нет. Квартира, за которую думала получать хоть сто долларов в ме - сяц, "пришла" к ней обратно.
      Режиссер в театре становится потихоньку хамовитее и хамовитее, значит без "подпитки", - рекламы, - ваша недолгая последняя песенка спета, "великая "Грета Ильина" или, если хотите - "Улита Гарбо"...
      А что, красиво! Усмехнулась она.
      И отдраила квартиру, что делала всегда, когда приходилось совсем плохо.
      И тут, - как всегда неожиданный, пахнущий ветром и волей - Макс!
      Она так ему обрадовалась! И так загрустила. Что даже не смогла бы решить, - чего больше: грусти или радости.
      Скоро, очень скоро он прозреет и перестанет к ней ездить. Платонически сидеть вечерами, и беседовать о всяких тонких, рву - щихся от прикосновений покрепче, материях, - жизни, любви, смерти, вере...
      Макс кинул на стол рукопись бедного Учителя Ангела - Леонида Матвеича. Улита даже не глянула на нее.
      Они увидели друг друга и все было забыто, кроме этого, самого важного: они увиделись.
      И вот, пожалуйста, звонок в дверь.
      В квартиру ввалился Казиев.
      Он сразу же ощутил, что Улита ( Макса не видел пока, тот оставался в комнате) какая-то странная, - благостная, что ли? А не жесткая как обычно при его появлении... Странно.
      По его данным, Улита должна бы валяться в рыданиях...
      А он на вершине! Почти на пике!
      Потому ему захотелось поразвлечься и "поразвлечь" свою бывшую супругу, - это значило хорошо её позлить, а самому посмеяться и повеселиться над её беспомощной злостью.
      Но сделать это элегантно и совсем не грубо.
      Впрочем, Казиев совершенно искренне считал, что грубить он совершенно не умеет. Тем более - дамам?.. Фи, о чем это вы.
      На вершине он был вот почему.
      Некоторое время назад ему позвонила Тинка и визжа от счастья, сообщила, что у неё рукопись сценария, который она лично достала у того старика "из Ниццы"!
      ... Но ведь правда же рукопись от Старика! Только она - Леонида Матвемчева... Это не важно. Тиму нужен сценарий? Нужен. Он страдает? Страдает! А сообщать, что и от кого... Сам увидит. Ан - гел же говорила, что "переживательно"!..
      Так рассуждала вполне здраво, - с некоторыми допусками, - скажем, и по своему разумению, - Тинка.
      Казиев валялся на своей любимой тахте в любимом виде, - драном толстом махровом старом халате, - "антистресс", - назывался халат.
      Если все шло не так, он заворачивался в эту махину и лежал, укрывшись с головой, подсчитывая с нарочитым преувеличением все беды, свалившиеся на его несчастную талантливую голову, которую никто по сути не знает, не понимает и не жалеет.
      Но, услышав, что лопочет Тинка он прям козленочком спрыгнул с тахты и закричал, чтобы она приезжала к нему немедля, что он так скучал по ней и только его безумнейшая занятость не давала им свидеться.
      На что Тинка как-то странно помолчала и ответила, что сейчас она никак не может, а вот утром... ( Девчонки ждали Макса, а он все не появлялся. Ну уж утром они его достанут, вместе со сценарием! Ангел волновалась серьезно.)
      Тогда Казиев, сердясь, предложил приехать сам.
      И на это Тинка опять странно помолчала, будто советовалась с кем-то, и снова сказала, почти слезно, что сейчас - никак, а вот утром, с самого ранья...
      Он посмотрел на часы, - не поздно, однако ладно, он потерпит, а утром рано возьмет в руки желанный сценарий, за которым так охотился покойный Родя! А достался - Тиму Казиеву. Так-то.
      И как эта девчонка захомутала рукопись? Зря он считал её такой уж дурочкой. Надо ей уделить внимание, надо!..
      Все разуверившиеся в нем, увидят его новую, конечно, охренительную "фильму" - как говаривали раньше и ему нравится, - и снова ахнут в миллионы голосов: до чего же талантлив! Дьявол, а не человек...
      Дело-то было так. Макса нет, сценарий у него. Он же позвонил и дал знать. Значит приедет и привезет. А сценарий Казиеву доставит Тинка, - она упросила Ангела и та согласилась, - жаль было Тинку. Она потом к этому Казиеву заявится, когда он прочтет "Леонид Матвеича". Но ни Макса, ни сценария не было и духу.
      Ангел сказала озабоченно, - я же предупреждала, что старик не так прост, и Макс с его торжественным девизом: "ничего не боюсь, не боялся и не буду бояться"!.. - вполне мог попасть, черт знает в какую историю...
      Но Тинка только ручкой махнула: найдется Максик, вот увидишь! И Ангел замолчала, - не дай Бог, эта свиристелка догадается о том, что она... Тогда - пиши: про-па-ло.
      Казиев прибыл к Улите не "пустой". Во-первых и главных, сценарий, считайте, у него. Во-вторых, он поглядит-поглядит, да и предложит Улитке роль, даже если там для неё ничего нет, - подпи - шет пару-тройку реплик, делов-то! И в третьих, в руках у него еле уместились три алых розы на длинных стеблях, бутылка шампанского и торт-мороженое, - что он страстно любил, а Улита не терпела.
      - Родная моя, - кинулся он к бывшей жене и запечатлел актерский поцелуйчик на её щеке, где-то возле уха. Она тоже по привычке чмокнула воздух, Тим уже отлетел пташкой-канашкой на стул, раскинув фалды темного дорогущего сюртука над светлосерыми тонными брюками.
      Он был хорош, - ничего не скажешь.
      Пшеничносерая шапка волос блестела как платиновая, узкие глаза искрились, и весь он был моложе лет на девять.
      - Доставай, хозяйка, бокалы, будем пить и веселиться всю ночь!
      - С чего бы? - Совсем не в тон Казиеву спросила Улита. С неё быстро слетела благостность при виде бывшего мужа, который так и не может оставить её в покое.
      - Есть причинка, - таинственно и смешливо сообщил он.
      Улита нехотя стала доставать бокалы и вазочку для цветов и один бокал выскользнул из рук и разбился.
      - Это к счастью! - Зарадовался Казиев.
      А Улита подумала, но не сказала, что у неё посуда бьется как раз наоборот, - ко всяким гадостям, - причем, крупным.
      И разозлилась на Казиева.
      Макс, стоя у окна в комнате, решал: уйти? Остаться? Вроде бы Улитин муж... Хотя дрянь порядочная! Но это её дело.
      Пора ему прекращать вмешиваться в её жизнь, - мессия нашелся! Сам хорош!
      Так он думал, пока ни на что не решаясь.
      А Улита, что-то там сказав Казиеву, вошла в комнату и стала в дверях. Как картина в раме.
      Макс засмотрелся на нее: темносинее домашнее платье, темные прямые волосы до плеч и светлые, её удивительные светлые глаза!
      Руки опущены вдоль тела как у провинившейся школьницы.
      Если бы он был художником!
      А он - никто. Финансист, и то - будущий...
      Но он что-нибудь с собой сделает, он не будет финансистом, как того хочет его безумная мама!
      - Макс... - Уже в третий раз обращалась к нему Улита, - пойдем, я познакомлю тебя с бывшим мужем. Идем, - повторила она, видя, что он нахмурился и дернулся как-то.
      Она взяла его за странно холодную руку - всегда у него руки горячие, и ввела на кухню, сразу представив, - это мой юный друг Максимилиан, и, как он говорит, не поклонник, а почитатель.
      Она понимала, что говорит пошлость, но ничего иного не пришло ей в голову. Да и не все ли равно, что она скажет, если Казиев уверен на сто двадцать пять процентов, что Макс - её любовник и что она, как многие в её возрасте, - свихнулась на юнцах.
      Казиев привстал со стула, пожимая Максу руку, а тот вдруг из полуребенка, которым выглядел минуту назад, превратился снова в себя самого, - уверенного, надменного, всегда знающего, как пос - тупить, Макса!
      Улита диву далась.
      Она никогда не видела его таким, каким он был минуту назад - будто вся его необыкновенность куда-то делась...
      Нет. Не делась. Вот он, её, - да, ее! - Макс!
      Когда Макс переложил со стола папку, принесенную от Старика, на подоконник, глаза Казиева загорелись хищным огнем.
      Он вначале не заметил этой папки, а теперь она его оч-чень заинтересовала! А Макс, как нарочно положил папку задней стороной, чистой, без надписи, а сама папочка была достаточно толстенькая.