Их поженили, так было надо... А потом что-то у Ольги не сложилось с родственниками и её сразу отчислили. И брат прекратил с ней всякую связь, даже чисто товарищескую. По приказу. А ордена? Она, твоя мама, - их заслужила своей разбитой жизнью, хотя бы... Но ты знай: Даг была замечательной и не её вина что она была богата, легкомысленна, ничего не боялась... До определенного времени... - как-то кривовато усмехнулся старик. - Я устал, - он вытер большим клетчатым платком мокрый лоб. - Самым несчастливым оказался Алексей, твой отец, а потом и я, твой дядя... Боже, я кажется сейчас упаду... Так тяжко, я не думал, что ТАК...
      - Ложитесь, - засуетилась Улита, она видела как старик превращается на глазах в древнюю развалину. Испугалась. И пожалела его. - полежите здесь на тахте... Помогла ему подняться из кресла и довела до тахты.
      - Спасибо, моя девочка, - просипел старик, говорить он уже не мог. Тебе все понятно? - озаботился он вдруг, - кто есть кто?
      - И да, и нет... - Медленно произнесла Улита, - что такое Родя? Или это - другое?..
      - Нет, не другое... - Пробормотал старик. - Многое... - Как у вас в кино говорят? - Осталось за кадром. Пожалуй, и останется там, так лучше. Но... Родя. Родя - это я. Квартира, фильм, сценарий... Ваша несостоявшаяся женитьба, фиктивная, - на тебе... Наследство... Я понимал, что Родя не то... Но я не должен был показываться и-за кулис, потому что... Потому что не пришло время, ОДИН из ТЕХ был жив. И, будучи старым как я, собрал-таки около себя шваль, которая... Ладно, не буду... Но Родя оказался дураком, Полным. А я его выбрал не просто так, ведь он дальний твой родственник, не по крови, по Ольге Николаевне... Он этого не знал, но я-то знал все и решил сделать именно так. Лучше все же родственник, чем чужой. Я бы ему рассказал. Но он - трепло, бабник и без царя - уж совсем... Вот так.
      - За это не... - Улита не договорила.
      Старик усмехнулся, как - перекосился. - Не бойся, я доскажу. Убивают за меньшее.
      - Это - вы?.. Как на смогла это произнести! Ведь старик - её дядя!
      - Не будем пока, времени немного, но ещё есть, - вздохнул он,
      - ты устала, устал я, разговор дальше может не сложиться.
      - Да, вы правы, - откликнулась она.
      - Кстати, твоя мама, Дагмар, - жива. В Испании. Я - твой дядя, Андрей Андреевич...
      Это было последнее, что сказал старик перед тем, как уснуть.
      Соледад... Ее имя.
      И Улита - тоже её имя. Бедная мама! Бедные все!..
      А она говорит с убийцей своего отца и совестно сказать, - не испытывает к нему ненависти, а только жалость вместе с изумлением, каким-то всеобъемлющим изумлением. И ещё - её всю пронизывает ужас.
      Ее настоящая мать, Дагмар, жива! Ото всего можно сойти с ума! Ее бедная больная голова не могла все вобрать в себя.
      И вдруг Улите опять стало обидно за маму, настоящую, как она считала, Ольгу Николаевну Ильину! Не нужна ей Дагмар! И ничего ей не нужно! Зачем? Зачем ей это все на "старости годах"!
      Потом мысль её перекинулась на отца, - на братьев... Интересно, а если бы полюбил так Андрей, - ныне старик - пос - тупил бы с ним так же Алексей, её отец?.. Возможно и наверное... Штука в чем, что ей кажется: с Андреем никогда никакой любви бы не приключилось, - он в самом зародыше задавил бы ту любовь, да и "зародыша" бы не было...
      В этом она почему-то была уверена. А вот о Роде она думать не хотела, не могла. Надо иметь свежую голову и во всем разобраться самой, без подсказки. Боже мой, и нет Макса! Нет и не будет. Для нее.
      Улита поняла, что если не напьется сию секунду, то свихнется, и соседям придется взламывать дверь и везти её в психушку, потому что к тому времени она и со стариком что-нибудь сотворит!
      Она схватила бутылку виски, там осталась половина, - мало! Сегодня полбутылки было мало!
      Она нарыскала ещё какой-то джин.
      Сделала смесь, без всяких финтифлюшек, - лед там, сок...
      И выпила разом полстакана, а через минут пять остальные полстакана. Не только "захорошело", а "поехала крыша". Она пошла на кухню и включила любимую, под настроение, песню Любы Успенской:
      "Кабриолет". И подпела:"А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь, ты приедешь, - меня здесь нет, а уедешь - меня забудь"...
      И, бухнувшись растрепавшейся головой на стол, зарыдала, а потом сразу обо всем, - что было, что случилось, - забыла.
      Сидя, заснула.
      Так они и спали: он, освободившийся от многолетнего груза своего адского наследия, она, - приняв его, нагрузившись ужас - ными и тяжкими чужими, но получалось, своими! - бедами, - ощутила на своих слабых плечах будто мешок с камнями, который ей теперь нести до конца дней.
      Мама - оказалась - не мама...
      Улита всегда чувствовала в маме какую-то холодноватость и не было в ней сумасшествия любящих матерей, нежной ласковости... Не было в ней хотя бы капли Натальи Ашотовны.
      Были справедливость, строгость, радость, что Улита смышленая и хорошенькая... Ну и конечно удовольствие от того, что дочь стала известной актрисой.
      Вот сейчас, возвратившись на мгновение туда, в годы с мамой, в полусне, она поняла это своими пьяными мозгами.
      А телефон заходился, как будто сам ощущая нервную напряженность звонившего.
      Но в квартире Улиты было благостно и тихо.
      Никто не просыпался. И не проснулись бы до вечера, а то и до поздней ночи, если бы в дверь не стали барабанить кулаком и не скандировать в дверную щель: У-ли-та, У-ли-та!!
      Улита подняла свою обезумевшую голову, и не могла вникнуть, что происходит. Кто-то её зовет, но где и кто, - неизвестно.
      И день ли, ночь?..
      Она встала со стула, её качнуло, увидела на столе бутылки и стакан, постепенно стало все проясняться и она застонала.
      О, Господи, как же она с этим со всем будет теперь существовать?..
      Мозги ещё были расплавлены, но она узнала голос Казиева за дверью и чтобы он не переполошил вконец её соседок-бабулек, она крикнула ему хрипато: да подожди ты, сейчас открою!
      И, уже освобождаясь от тумана, схватила со стола сценарий и письма и запихнула все в шкаф, а на стол, пометавшись, положила другой сценарий, завалявшийся у неё с давних пор.
      "Береженого Бог бережет", подумала она.
      Платье было мятое, но черт с ним!
      Она впустила обезумевшего Казиева, который диким оком стал оглядывать переднюю, будто Улита за это время пригласила к себе, по крайней мере группу ОМОНа для захвата Казиева!...
      - Да входи же, - Раздражилась Улита, - никого, кроме Андрея Андреевича нет. А он спит.
      - Все-таки не Абрам Исмаилович, - бормотнул Казиев и вдруг поморщился, - мать, ты что, напилась как сапог?
      - Напилась, - подтвердила она, - тут не так напьешься...
      - А что, что? - застрекотал Казиев.
      Она ничего не ответила, - слишком глобален ответ и не для Казиева, - а снова повторила, - проходи же на кухню.
      Он как-то очень осторожно прошел, будто чего-то побаиваясь и остро глянул на Улиту.
      - Видно сладились без меня?..
      35. МАЛЬЧИК - ДЕВОЧКА?..
      Макс остановился в центре Славинска, на площади, чтобы отсюда начать поиски.
      Здесь все было как надо в новом постсоветском людском обиталище.
      Муниципалитет в бывшем здании горкома, бюст Ленина в самом центре скверика, - вместо клумбы, - с суровым лицом и хмурыми бро - вями, недоволен всем, что видит.
      Тут же расположился "Супермаркет" и свой "Макдоналдс".
      Попал он в Славинск в конце рабочего дня и на площади мельтешило немало народу. Он помнил, что Ангел говорил ему как-то, со смехом, что у них аж две улицы Ленина. - Почему - удивился тогда Макс. - А одной видно мало оказалось. Одна - просто Ленина, другая - вторая Ленина. Я-то на второй, конечно, живу.
      Итак, вторая Ленина!
      И вдруг удивился себе: с какой горы он свалился, что прибыл в этот занюханный город, к малознакомому парню, не другу даже, и не так чтоб и приятелю, - чем-то просто симпатичному...
      А по правилам - надо бы шарахнуться куда-нибудь заграницу, далеко-далеко, за моря-океаны, и летать там на самолетах до одури, до того момента, как ему, самолету, надоест беситься в воздушном океане и он пойдет штопором вниз...
      Зачем он здесь? Какой унылый городишко! Как тут можно жить?
      И как тут вырос такой умненький парнишка?.. Наверно, из-за этого Учителя, как его там? Леонид Михайлович, кажется?
      Но приехал - ищи!
      А там можно прихватить с собой Ангела и мотануть сначала в Москву, не видя Улиты ("Я тебя никогда не увижу, я тебя никог - да не забуду")! А потом ещё куда-нибудь.
      Без женщин, вдвоем с Ангелом. Макс научит его управлять самолетом!
      Он узнал, где находится вторая Ленина, и какая-то старушенция на вопрос, не знает ли она случайно, где здесь живет Ангел...
      Он только-только хотел объяснить, - какой и кто, как старушенция бойко зыркнула на него глазом и толково объяснила, как пройти. И что-то крикнула вслед.
      - Что? - Обернулся он.
      Старушенция сказала, - да ты сам Аньдел и есть.
      И хихикнула.
      - Что вы, мадам, - ответил он ей, как ответил бы во Франции,
      - я скорее - наоборот.
      Это оказалась старая, "хрущевская" пятиэтажка.
      Максу стало нехорошо, когда он поднимался по грязной темной лестнице на четвертый этаж, соответственно, без лифта.
      А родители Ангела? Что-то он говорил о пьянице-папаше?.. Но Макс тут же пресек себя: а у него родители? Вернее, родительница,
      - не пьяница, но лучше уж была бы ею!
      Пока Макс поднимается по лестнице, немного осветим обстановку обеда, который как раз происходит в семье Федоровых.
      Папаня, глава семьи, Владимир Васильевич, был не в духе. Сегодня на работе, в обеденный перерыв, отмечали день рожде - ния старого мастера, которого через год этаким же макаром, будут провожать на заслуженный (вечный уже) отдых. Хорошо, душевно по - сидели, но мало.
      Собирались после работы продолжить, но прибежала жена мастера и уволокла рожденника домой.
      Развалилась компания. Хмель почти весь соскочил с Главы семьи и он был не в сильно хорошем настроении, прямо скажем, - дурном.
      Надо бы взять в должок у кого-нибудь и самому продолжить рождение старика Потапыча... Но уже взято и перевзято до получки, жена слезу пустит, а дочь, которая приехала злая как демон из
      Москвы, могла бы дать папаше ейные долларов сколько-то, в Славинске и обменный пункт есть, - так ведь не даст.
      Потому, глядя на Ангела в упор такими же как у неё синими-синими глазами, только у него с красноватой поволокой, папаша начал к дочери вязаться.
      - Ты, я вижу, все вожжохаешься со старым пьяницей (себя Владимир Васильевич пьяницей не считал - он работает!). Прекрати это дело. Нечего тебе от его учиться, как водку пить.
      Ангел молча ела суп.
      - Ты слышала? - Загремел папаня, - я тебе говорю?
      - Леонид Матвеич мой друг, - сообщила Ангел, так и не отрывая глаз от рассольника.
      - Дру-уг? Во-она! - Протянул смешливо папаня, - а я думал собутыльщик! Чему он тебя научил, учитель твой? Как в койке цельными днями валяться?
      Ангел молчала.
      Тогда папаня стукнул кулаком по столу и тарелки слегка подпрыгнули, а матушка тихо ойкнула...
      Оставим их на момент, потому что на общую кухню входил Макс. Проникнув в квартиру вместе с какой-то белобрысой толстой теткой, которая так от него сторонилась, что он подумал, - наверное его Харли стал "подтекать" и от него несет бензином.
      А тетка, это была Нюра, напугалась, - не террорист ли?
      Войдя на кухню, растерялся он.
      На него уставились шесть а то и больше пар глаз ( время, не забывайте - обеденное!) и женщины замерли. К ним вошел принц не принц, но кто-то подозрительный... Они не могли бы определить точно, кто к ним вошел.
      - Вам кого? - Спросила самая смелая, молодая и симпатичная, Ленка-холостячка.
      - Простите, - сказал Макс, - не здесь ли живет некто Ангел?.. Холостячка заскучнела лицом и ткнула половником в даль кори - дорчика, налево, там на двери пять написано.
      - Спасибо, - сказал Макс, уже не добавляя "мадам", как он привык в этой трахнутой Франции. Здесь это не играло.
      Макс стукнул в дверь, услышал громовое - открыто - вошел и... Ангел сорвался из-за стола так, что Макс, не успев даже как следует увидеть его, остался наедине с папой и мамой, видимо. Почему он убежал? Думал Макс, мило улыбаясь и произнося всякие слова: здравствуйте, простите, что нарушил ваш обед...
      Ангел же сорвался потому, что был одет в свой старенький ситцевый халатик, подпоясанный тонким пояском.
      Не потому, что халат был ветх как Мафусаил!
      А потому что халат - женский, и тут уж ни взять, ни дать.
      Она внеслась к Леонид Матвеичу.
      Тот как обычно возлежал на тахте, курил и пил пиво.
      Ангел бросилась к нему, хватаясь за его плед и чуть не залезая под него, при этом бормоча, - Леонид Матвеич, миленький, Макс приехал, он у нас, спрячьте меня, я не хочу... Спрячьте!
      Сначала Леонид Матвеич не мог понять, кто такой Макс и почему Ангел прячется от него под плед.
      Он просто молча смотрел на неё и только сделал одно, - перестал отхлебывать из поллитровой банки пиво.
      - Что такое? Какой Макс? Что с тобой, моя девочка? Зачем ты сгоняешь старого дедушку с его ложа?
      Ангел быстро напомнила ему историю, которую рассказала по приезде из Москвы.
      - Ах вот в чем дело! - Вскричал Леонид Матвеич, - голубок прилетел за своей горлицей!
      - Да что вы говорите, Леонид Матвеич, вы сильно выпили? - с досадой отозвалась Ангел, - какая горлица! Он ничего не знает, просто я наверно там кому-то понадобилась. Может ему самому! А я не хочу... Не хочу, чтобы он знал!.. Не хочу его видеть!
      - Но он-то знает, потому и приехал! - Безапелляционно заявил Матвеич, - ему рассказали твои девчонки и сказали, где ты. Женщины болтливы, ты что, не знаешь? Вот он и примчался, потому что любил он всегда тебя, но не понимал этого. А не Улиту. Улита так, фу-ух! Дым! Воздух!.. Иди-ка ты к нему и все.
      В его рассуждении была логика.
      Конечно, кто-то из девчонок не утерпел и рассказал ему, а он... Значит, может быть... То, что говорит Леонид Матвеич, - правда?..
      Она села на тахте и перестала стаскивать с Матвеича плед.
      Он снова наконец хорошо в него завернулся, хлебнул пива и сообщил: я тебе кто? Учитель? Учитель. Значит, что я сказал, то и правда. Иди.
      Матвеич хотел спать, потому что сегодня превысил пивную норму.
      - Мне правда идти? - переспросила его Ангел как оракула.
      - Конечно, правда. - ответил уже несколько неразборчиво Леонид Матвеич и задремал, успев однако сказать, - после мне все в подробностях расскажешь, как я был прав.
      Да, к этому моменту Макс знал, что приехал не к милому парнишке Ангелу, а к девице-Ангелице, то есть, юной девушке по имени Ангелина, которая так сорвалась из-за стола, потому что не хотела показаться ему в истинном облике.
      Произошло это так.
      Мама, Зоя Николаевна, видя, что дочь упрыгнула в своем драненьком халатике, пригласила молодого человека присесть и спросила, кого он ищет ( она ни сном ни духом не могла предположить, что этот красавчик и богатый, сразу видно, приехал аж из Москвы к её дочери)?
      - Мне нужен Ангел, - пояснил Макс, проклиная себя за свой срыв, который приобретает комические черты.
      - Ангел? - Переспросила озабоченно Зоя Николаевна, - А, ну да, я её Ангелом прозвала, и все так и зовут. Ангелина вам нужна, правильно? Имя её настоящее - Ангелина.
      Макс был крепкий мальчик, скажем так, - очень крепкий, но тут он покачнулся внутренне и красные шары поплыли перед его глазами!
      Девчонки водили его за нос, изображая из Ангелины - парня!
      А зачем? А затем, чтобы нацепить его на крючок таким вот образом. Но что, бежать? Наплевать на эту простую семью, хлопнуть дверью? Не увидеть эту Ангел...ину? А ему захотелось посмотреть на неё в девичьем облике.
      Поэтому он ответил, - да, конечно, Ангелину. Мы тоже звали её Ангел... Я пойду, пусть она выйдет ко мне. Я буду у дома. У меня мало времени.
      Это он сказал на всякий случай, если она не выйдет через полчаса самое большее или если она вдруг станет ему не симпатична в своем истинном виде.
      - До свидания, - вежливо попрощался он и вышел, оставив родителей в состоянии истуканства.
      Даже папаня молчал.
      Вбежала Ангелина.
      - Макс где? - Крикнула она.
      Папаня начал было хвалить её за то что она там их здорово надула и он обалдел этот Макс, и так ему и надо, поганцу!...
      Но матушка, всегда тихая, покорная молчунья, вдруг перебила его, обратившись к Ангелу, - быстро переденься и выйди. Он тебя на улице ждет. У нас, сама видишь, не для таких молодых человеков место, да и нет его, места-то.
      Веря Леонид Матвеичу, Ангел надела все, что носила в Москве, и что здесь как-то не привилось, и вышла на улицу.
      Макс сидел боком на своем Харли и курил.
      - Привет, - сказала она так, как сказал бы Ангел.
      - Привет, - откликнулся Макс. И - молчание.
      Ангела начало слегка потряхивать.
      Если Макс знал и примчался сюда, как сказал Матвеич, - "за горлицей", то встреча явно не та. Слишком странный вид у Макса и он как будто не собирается ей ничего такого особенного говорить.
      Ну, что ж. Тогда и она поведет себя попрежнему.
      Пусть думает, что она - трансвестит, в конце концов! Наплевать.
      А Макс искоса рассматривал её. Это явный Ангел, тот, с которым он дружился в Москве! Зачем эти превращения? Или может быть... Тут он подумал о том, что она и предположила.
      - Короче, - - сказала она сурово, - если ты по делу, давай говори. Если просто так, можем расстаться. Или покатаемся, у нас в городе воздух не очень, - да, явно пахло застарелой химией. - А дальше есть места красивые...
      - Нет, - честно ответил Макс, - я не по делу. Мне стало плохо в Москве и мне захотелось тебя увидеть.
      - А теперь - расхотелось? - Смело спросила Ангел.
      - Н-нет, - ответил он замедленно, изучающе глядя на нее.
      Это ей надоело и она сказала, - знай, я не парень и не полупарень. Я девчонка. Так что не раздумывай: какой я ориентации или ещё что-нибудь подобное. Мне так удобно ходить. Особенно, в Москве. А ты сразу же признал во мне парня. Ну мы и не стали разуверять тебя. Я знаю, что девчонок ты не очень ценишь... А мне хотелось с тобой дружить.
      Она выговорилась. Теперь его черед.
      И он сказал неожиданное, - давай показывай, где тут ваши красивые места.
      У неё екнуло и покатилось сердце.
      Она еле забралась на сиденье за его спиной и обхватила его руками.
      И вдруг такая тоска хлынула Максу в сердце! Такая! Он вспомнил, как ещё недавно они с Улитой так же мчались... Молчи! Не смей о ней вспоминать! ТАМ все кончено. А здесь начинается? спросил он себя и ответил, - это было бы к лучшему.
      Он как-то странно относился к Ангелу.
      Не отошло его восприятие её как парня и вместе с тем прибавилось то, что она - девушка. Но не такая, как все эти... Которых он знал-перезнал и знать не хочет.
      Посмотрим. Он не спешит.
      И они понеслись.
      Она, как и Улита, спрятала от ветра голову за его спину и также потеплела спина...
      Это его насторожило и он решил что пора сделать остановку. Начинался сумрачный вечер, а ночью... Ночью надо быть в Моск - ве?.. подумал он.
      Ангел показала какой-то пригорок с юным подлеском рядом и они пошли туда, таща Харли за собой по траве.
      Макс постелил куртку и они сели.
      Закурили и опять Макс вспомнил, как недавно свалила его сигарета с марихуаной и что после случилось и почему он здесь...
      И он не выдержал.
      Было почти уже темно и Ангел опять казался парнем и Макс сказал в темноте
      - Ангел, ты прости, но мне там так тяжело! Ты не понимаешь,
      - просто поверь.
      - Я понимаю, Макс, - услышал он в темноте незнакомый голос Ангела. Очень хорошо. Потому что давно люблю тебя. Но это ничего не значит. Ты можешь умчаться сейчас на своем Харли и я не буду рыдать или тащиться за тобой в Москву... Нет. Мы всегда будем только дружить.
      - Ты любишь меня??.
      - Да, - ответила она и попросила, - давай больше никогда об этом не говорить. Просто я понимаю твою любовь к Улите...
      - Ты знаешь... - безнадежно произнес он.
      И вдруг схватил её за плечи, уткнулся куда-то в шею, грудь, и она почувствовала, как его слезы прожигают ей кожу.
      - Бедный, как же тебе не повезло, - сказала она, гладя его по голове, по густым волнистым волосам. - Если тебе легче со мной, давай побудем здесь, как хочешь.
      Он поднял голову. В глазах стояли слезы, - по сути он ещё тоже был ребенком, как и она.
      И Ангел не удержалась.
      Она губами стала осушать его щеки, подбородок, губы...
      Он притих, а потом сказал или спросил: а может так надо?
      - Что? - не поняла она.
      - Мы с тобой... - шепнул он.
      Руки его каким-то - или ей так показалось? - профессиональным жестом стали расстегивать пуговицы на её майке, а она была без лифчика, она их вообще не носила.
      И тут она поняла, что если не остановит его, то... И все будет кончено.
      Она это знала!
      И отвела его руку, - не надо, Макс. Как... со всеми. Я - девушка и для меня все не так просто.
      У Макса никогда не было девственниц, он остановился и пришел в себя.
      ... Какая же я скотина, подумал он. Скот!
      - Простишь меня, Ангел? - спросил он и попросил, - прости... От одиночества звереешь...
      - Простила. Не надо больше об этом. Кто знает, что с нами будет. Может, завтра нам не захочется видеть друг друга...
      - Или захочется... - сказал он и вдруг сорвался, - ты должна знать, Ангел, именно ты. Я - убийца.
      - Ты? Не может быть. - откликнулась она.
      Макс вскочил.
      - Может! Я хотел убить! Хотел! Я ждал момента и даже вытащил пистолет! Я навел его на Родерика! Ты понимаешь это? Просто... Трусость или остатки разума или что-то иное остановило меня... Я
      - потенциальный убийца! А если бы ты знала, как я отделал Казиева! Но за дело! Не уговаривай меня, я - чудовище!
      - Хорошо, я тебя не уговариваю, успокойся! - Произнесла Ангел и Максу стало стыдно за свою истерику. Но ему так давно хотелось перед кем-то покаяться!
      - Прости, - сказал он, - но это все мучает меня. Во мне вдруг может возникнуть такая ненависть!..
      - И мне тебя надо бояться, - усмехнулась Ангел, но почувствовав налет женского кокетства в своих словах, перешла снова на дружески-суровый тон, Родерика убил другой...
      - Но я хотел убить!..
      - Не убил же. И никак бы у тебя не получилось, - окна бронированные... А кто-то знал, как надо. Ты заметил, как Родя упал? Не рухнул от выстрела?
      - Я ничего не видел, - тихо ответил Макс, - как только понял, что не смогу выстрелить, умчался и вообще ничего не знал до
      Москвы. Ночью улетел... Только потом узнал, что его в тот вечер убили и понял, что все равно кто-то наказал Родерика!
      - Врач сказал, что это острая сердечная недостаточность, картина ясная, почти классическая. Я сама слышала. Его убили не из пистолета... Вот почему картина приступа, наверное... Но после пошли разговоры, что, мол, это убийство, а вот как совершено?... И кем? А теперь новые слухи появились: убил мелкий завистник-мафиози, из наших. Но это фуфло для того, чтобы закрыть тему. Настоящего убийцу они ни в жизнь не найдут.
      - А ты, что, знаешь?
      - Точно я ничего не знаю, и не предполагаю. И ты не думай об этом. Хватит!
      - Ты все же думаешь - старик? Но зачем ему?
      - А зачем тебе, Макс?
      - Я узнал, как этот Родерик гадко отзывается об Улите и что с женитьбой на ней, - это трюк, из-за каких-то денег! Она, мол, слишком высокомерна, а ещё квартиру от Роди поимела. Но и квартиру у неё бы отобрали. Как, кстати, отобрали сейчас... И денег никаких у неё нет. Я не мог стерпеть тогда все это и решился, но, как видишь, с негодными средствами.
      - Откуда ты все это знаешь? - Поразилась Ангел.
      Макс усмехнулся.
      - Я же ляпнул тебе, думая, что ты - парень, что один раз... с этой дурой Тинкой... Вот она, перепив и "ужасно любя" меня, мне выложила, что знала.
      - Дрянь она! - С чувством произнесла Ангел. - Но хватит, хватит. Только ещё одно. Возможно, старик из-за того же, что и ты.
      - Какое он имеет отношение к Улите? - Спросил Макс как бы себя.
      - Этого я не знаю... - Задумчиво ответила Ангел. - Родя - дурак, конечно, трепанулся где-то как-то, похвастался, может... Он не понимал, с кем имеет дело! А ведь старик и материал какой-то ему хотел то ли продать, то ли отдать... Для фильма. И все пошло прахом. Материал, наверное, пропадет, да и старик, мне кажется, - тоже... Плюнет на все и на всех и исчезнет.
      Она замолчала, вспомнив, что старик, когда она отдала ему уведенные ею отрывки, небрежно бросил их на стул. Значит, больше не нужны стали?..
      Они с Максом говорят уже долго, а ни слова о них самих. Плохо это.
      - Послушай, а кто он, этот старик? - Продолжал с любопытством Макс.
      - Я не знаю, но думаю, - очень крупный бывший чин КГБ... Или авторитет воровской... Он чего-то и кого-то боится. Потому он меня и взял, я ведь договаривалась... Скажи, Макс, а Улита знает о тебе ЭТО?
      - Нет! - вскрикнул он, - и никогда не должна узнать. Это было одно из моих сумасшествий... Как и то, что я избил Казиева... Давай забудем. Я становлюсь... - нет, пытаюсь стать другим, поверь. - Попросил он и прошептал: хорошо, что темно и ты со мной...
      36. СОЛЕДАД.
      - Сладились, и без тебя, - разозлившись на настырность Казиева, ответила нахально Улита.
      Она ещё не пришла в себя после разговора со стариком ( не могла она называть его - Андрей Андреевич!), а тут этот безумец с выкаченными глазами.
      - Я так и знал! Ах, я дурак, дурак! Я забыл, какая ты подлая! Разве ты не доказывала мне этого не раз?..
      Улите был тяжко поднимать руку и давать ему пощечину, но этого и не потребовалось.
      Из комнаты вышел старик и Казиев притух.
      Сел на стул и будто не он только что орал как резаный.
      Старик усмехнулся, и попросил Улиту, вдруг назвав её испанским именем (наверное, чтобы легче и быстрее было разобраться с Казиевым).
      - Соледад, девочка моя, будь так добра, дай мне воды, простой воды...
      Улита вышла, а Казиев ещё больше вылупил глаза и опять на повышенных тонах, - но много ниже! - произнес. - К чему этот театр? Думаете, так мне замутить голову? Она не она, вы - не вы, - я не я... и хата не моя?
      - Вы все определили очень точно, не зная ситуации. Вот что значит талантливый человек! - рассмеялся старик и стал жадно пить воду, которую подала ему Улита, ныне и Соледад.
      Казиев был хоть и зол как вепрь, но понял, что произошло нечто из ряда вон... И хорошо бы ему все узнать точно и тогда уже решать, какую применять тактику.
      Кстати, про себя он отметил, что на столе лежит тетрадь, сильно напоминающая стариков сценарий... Немного вроде бы другая... Но это они могли сделать специально, Улита не успела убрать! Об этом, тебе, Тимофей, забывать не надо! Они - так! И ты! Так. Пусть будет не театр, а цирк с фокусами! А Соледад - это Улиткина роль. Он чуть не зарыдал от беспомощности, но взял себя в клещи и выглядел просто несколько взволнованным.
      И сказал Улите.
      - Я тебя не буду называть столь сложным именем, назову привычным, Улита, а мне дай выпить.
      - Но сначала следует извиниться перед дамой, - укоризненно покачал старик головой, - а уж потом отдавать распоряжения.
      - Извини, - бормотнул Казиев и поняв, что этого мало, добавил голосом, в котором дрожала обида. - Меня простить можно, ведь я первым заинтересовался вашим... - Андрей Андреевич, - подсказал старик, - спасибо, - кивнул Казиев, - вашим материалом и, думается, вправе знать все, что тут произошло... Сначала вы связались с Родей...
      Старик помрачнел и тихо, но доходчиво сказал.
      - А вот о Роде, пожалуйста, больше ни слова. Он не достоин, чтобы его поминали.
      Казиев чуть не хлопнулся в обморок, ну, дают эти двое! Да кто он такой, этот полубомж?
      - Вот как? Теперь Родя не в чести! - Воскликнул он.
      - Давайте не будем ничего выяснять. Я кратко введу вас в курс дела и, полагаю, на этом закончим.
      Улита налила виски в стаканчик и Казиев сразу же выпил.
      Он чуял, что услышит нечто весьма удивительное и для него - не сильно приятное.
      Улите тоже было не по себе. Она не знала, что и как расскажет старик, а ей бы не хотелось, чтобы Казиев хоть что-то узнал.
      Но, посмотрев на старика, поняла, что зря беспокоится: он человек ОТТУДА, - и этим все сказано.
      Будет сообщено столько, сколько нужно.
      Старик сидел, чуть развалясь, в кресле и какими-то сожалеюще насмешливыми глазами смотрел на Казиева.
      А тому хотелось заорать на весь дом, двор, Москву, - давай, не тяни, старый опенок! Чего ты мотаешь мне душу, которая и так измотана вдрызг!
      Но сидел он тоже вроде бы вольготно и попивал, а не хлестал виски.
      - Дорогой мой, Тимофей Михайлович, - начал старик то ли торжественно, то ли как-то очень доброжелательно, с долей сожаления, - я вам должен открыть одну тайну, которая и удивит вас и, скоре всего, огорчит. Этот сценарий, как вы называете, не сценарий вовсе, а некоторые фантазии, которые иногда приходят в голову. Эта чепуховинка принадлежит мне лично, типа записной книжки... Как, простите, костюм, зонт или шляпа, или, к примеру, запонки... То есть я могу отдать эти вещи, если их от меня примут, только самому близкому человеку... А уж если нет близкого, тогда
      - кому я захочу. Улите Алексеевне, например, великой актрисе, а может, моей родственнице, которую я разыскал... - пояснил старик, увидев вываливающиеся из орбит глаза Казиева, - так что все мои личные вещи, как и мои записи она может взять, а может выкинуть в мусорник. Как ей заблагорассудится. Вам понятно? И если она захочет сделать кино... Если из моих записок хоть что-то можно вытянуть... Я буду только приветствовать и помогать по мере моих небольших сил.