- почему Родя? Он мало чем отличался от Казиева, - ну чуть менее нагл, нахален и груб... Скоро бы это пришло, поставь Родя свой фильм. По материалам старика?.. Здесь - самомалейшая часть?.. Но все-таки почему именно Родя? Завертелась эта история с их помолвкой... Тогда же он сказал Улите, что снимет с ней фильм, от которого упадут все? Квартира, из которой её потом выперли...
      Все это не укладывается в голове и оттого она просто разламывалась от боли. За что убили Родю? За эти листочки?.. Россказни о зависти, мафиози, долге её нисколько не уверили.
      Нет, это не листочки, а чья-то жизнь, наполненная болью, любовью, предательством и кровью, кровью...
      Она встретится со стариком.
      - Ну и как? - Ястребом вонзил в неё свои узкие глаза Казиев.
      - Интересно, ничего не скажешь, но тут так мало, - ответила Улита и добавила, - Тим, дай пожалуйста анальгин, там, в коробочке, голова разболелась.
      - Но ты согласна поехать со мной к старику? Согласна?! - Спросил Казиев, руки его тряслись, когда он подавая ей коробочку и стакан с водой.
      - Ничего сейчас не могу сказать, - больным голосом произнесла Улита, просто ничего...
      - Улита! - Загремел Казиев, - я тебя знаю! Ты притворяешься!
      - Ты считаешь, что я вполне здорова?
      - Нет, - снизил он тон, - ты, конечно, больна, но притворяешься более больной... Ты не хочешь ничего решать, пока не обдумаешь ситуацию. А обдумывать её нечего. Тебе одной - старик не только ничего не даст, но и это отнимет. Он довольно противный тип, но мы с ним как-то, сяк-наперекосяк, - почти договорились. Я хочу взять тебя, чтобы он поменьше кобянился, может, перед дамой ему станет стыдно торговаться?.. Дорогая, ты же знаешь, я сейчас совсем не богат... И ещё я хочу представить тебя как героиню фильма.
      Она усмехнулась, - но тут все мне все в сыновья и дочери годятся...
      - Там есть шикарная роль дамы, как раз для тебя, я смотрел...
      - Соврал тут же Казиев.
      Да он сам допишет для неё несколько реплик, если она своим обаянием и прочими штучками добудет рукопись у старика.
      - Хорошо, - неожиданно согласилась Улита, - только вези его сюда, к больной даме. К нему я даже на самолете не полечу, мне себя, как ты понимаешь, жаль.
      - Ладно уж, попробую, - кивнул Казиев, - как только сговорюсь с ним, позвоню.
      А сам думал о том, что это не цветочки и не ягодки, а волчьи ягоды! Как это он притаранит сюда этого мерзкого типа, который наверное, за год вышел из дома два раза, - за манкой...
      29. ТАЙНАЯ БЕСЕДА НА КОММУНАЛЬНОЙ КУХНЕ.
      Уже на третий день своего пребывания в родном Славинске, Ангел работала в заводоуправлении секретарем.
      Папаша сразу же предупредил её, что нахлебники ему не нужны, что как уехала в Москву дочечка голодранкой, такой и приехала.
      Хорошо, что деньги уворованные вернула, но ещё должна втрое отдать за моральный ущерб.
      Такие понятия были уже известны папане.
      Матушка во время его нравоучения молчала, опустив голову и глядя в тарелку с супом, куда то и дело булькались крупные слезы.
      А утром повела Ангела на завод.
      Работать бы ей в каком-нибудь самом грязном цеху, да подфартило, - на пенсию уходила старейшая работница завода, секретарь директора - особа восьмидесяти лет с хвостиком (или - хвостом...), которая, вставив зубы, могла лишь улыбаться, не могучи выговорить ни одного слова. Ангела взяли на её место.
      Придя с работы, усидев за столом обед в полном молчании, Ангел, еле сдерживая слезы, убежала к Леонид Матвеичу. Учитель выпроводил её, назначив свидание на кухне в полночь, когда ни один житель не появляется в полосе жизни, - пребывая в стране снов.
      В половине первого Ангел натянула халат, взяла сигареты (папаня в комнате курить запретил) и выскользнула в коридор. Позади себя она услышала тяжелый вздох, - не спала матушка, тогда как папаня заливался соловьем и приревывал бычком.
      Леонид Матвеич сидел за их с Нюрой кухонным столиком-шкафчиком. В халате, с пачкой сигарет, бутылочкой водочки, баночкой пивка и закуской, пара малосольных огурчиков и хлеб.
      Ангел, под яркой - без плафона - лампочкой, как следует рассмотрела своего Учителя. Он постарел, обрюзг, растолстел и сквозь его пышную шевелюру просвечивала лысина.
      Это всего-то за несколько месяцев!
      Но глаза - с мешочками под ними и в сетке морщин, - оставались голубыми и сияющими. Только вроде бы чуть подернутые сизоватой пленкой тоски, но пока тонкой, так что для людей не знающих его, - незаметной.
      Они сели, как сиживали раньше.
      Ангел рассказала о своей жизни в Москве коротко. Про рукопись Леонид Матвеича не стала сильно врать, но скрыла подробности "беседы" с Казиевым. И что теперь она знает историю Учителя. Но это ничуть не уменьшило её любви к нему!
      Опустила о Максе, ничего не сказала о причине своего возвращения, о Франции рассказала, но вскользь заметила, что была там,
      - сбоку припека...
      ... И не вся ли моя московская жизнь, - сбоку припека? подумала она. Лезла во все дырки, навязывалась, вот и очутилась теперь на своем настоящем месте.
      Леонид Матвеич слушал внимательно, потихоньку занимаясь своим делом, попивая и закусывая. Только иногда ухмылялся и покачивал головой.
      Ангелу становилось не по себе.
      Чего она несет какую-то полуправду своему самому близкому другу Учителю?..
      И... замолчала.
      Учитель засмеялся, налил в чистую рюмку водки и сказал, - на, выпей, может расслабишься, не будешь так изворачиваться, как уж. Эк, как ты быстро ихние манеры переняла! Много сказать - и ничего не сказать!
      Ангел от водки отказалась и хотела пояснить свое состояние, но Учитель хлопнул ладонью по столу.
      - Стоп, дорогая моя, не хочешь, не говори. Только зачем мы с тобой сидим здесь в час ночи? Тебе вставать в семь. Давай-ка на покой. Бай-бай...
      И он тяжело поднялся с табуретки.
      Тут Ангел заплакала и сказала сквозь слезы и пузыри, - Леонид Матвеич, простите меня, я как-то ещё в себя не пришла. Дайте я выпью.
      - На, - подал он рюмку и Ангел выпила разом грамм пятьдесят водки и через пять минут спиртовое тепло перешло в какую-то неведомую энергию и она рассказала Учителю - ВСЕ, как впрочем, сначала и собиралась сделать. Что застопорило?.. Кто знает!
      Учитель помолчал, выпил ещё и спросил.
      - Ну и чего ты сюда примчалась? Для того, чтобы ТАМ о тебе вспомнили? Не надейся, не вспомнят. Что тебе мой славный друг Казиев сказал, а? Но о нем после, сначала о тебе. Ну, погрустит твой Макс, что дружок исчез, да и забудет. Хорошо, что ты маль - чишкой прикинулась! Это тебе - большой плюс. Из этого может что и вышло бы... А то, что ты появилась снова здесь, глупость и ещё раз глупость. Ты вроде меня когда-то... Ах, я уеду и меня станут искать! Стали, как же!
      Ну, и что же ты здесь собралась делать? После Москвы, и прочего работать в заводоуправлении? Или учиться в химтехникуме при том же заводе? И выйти замуж за такого же бравого как твой папаня или за ханурика из техникума? Я для этого тебя растил и воспитывал? Если так - иди спать и больше мне ни о чем не рассказывай и советов не спрашивай. Поняла?
      - Но я же им не нужна! - чуть не завопила Ангел.
      - А ты сделай так, чтобы стала нужна... Тебе говорит человек, который прошел ту же дорогу гордыни, и что я сейчас? Нюра? Дальше что? С опоя в больницу, потом в морг и на погост? И кто приедет? Никто. Это я тебе говорю. Короче, убирайся отсюда вон, немедленно.
      - Но Леонид Матвеич, а вы? Вы же живете здесь? И я буду... - заявила Ангел.
      - Я?.. Я живу? - Загремел Леонид Матвеич, - Я ДО-ЖИ-ВАЮ! Да будет тебе известно!
      - Не всем же жить в Москве... - Вздохнула Ангел.
      - Верно, правильно, но есть те, кому НАДО, ясно? Ладно, вижу,
      - не ясно тебе. Теперь поговорим о моем. В назидание. Историю.
      Довольно страшненькая историйка...
      - Только все-все расскажите, Учитель! - выкрикнула Ангел.
      - Какой я, хрен, учитель! Больше чтобы я не слышал этого! Учитель! Нашла... Давай ещё по рюманчику... Рассказ будет называться как старый венгерский фильм: "История моей глупости".
      Это то, что рассказал тебе Великий Казиев, - с точностью наоборот.
      Мы с ним учились в одной группе, на сценарном, во ВГИКе. Он был из глубинки, кажется, из Тюмени... Очень неглуп, умнее меня. Но вот что интересно: умные люди очень часто, я говорю о гуманитариях, неталантливы.
      Они умны, добиваюся чего-то в этой жизни, но почти никогда не бывают Моцартами, Эйнштейнами, Пушкиными, Достоевскими... Думаешь, все эти гении был умными? Фиг тебе! Ну, ладно, это моя те - ория. Короче, он был умен, я - талантлив. Он высиживал какие-то пятерки, а я валялся на диване и сочинял очередную историю, которую потом, раскрыв рты, слушали на группе.
      Наш руководитель говорил мне, - тебе бы энергию и упорство Казиева цены бы тебе, Ленька, не было, а так ведь пропадешь! Я ржал как конь и продолжал шляться по ДЖ, Дому Кино - ресторанам, естественно, и сочинял разное-всякое.
      Перед дипломом нам сказали: если сценарий будет отличным, дадут запустить фильм. Точка.
      Я придумал сценарий, моя прелестная жена, балерина Большого, перепечатала его одним пальчиком и мы с ней пили шампанское за успех, мой успех. Потому что то, что я придумал, было ничего себе, честно скажу. Да ты видела наверное это кино, недавно крутили: "Светлые росы" называлось... Ну, с названиями тогда была - труба.
      - Да! - закричала Ангел, - а мне понравилось!.. Но это же...
      Она хотела сказать, что это фильм Казиева, там даже не упоминался её Учитель...
      Он заметил её смущение.
      - Вот-вот, именно. Казиев примчался с розами жене, коньяком - мне, чуть не плача, а то и плача... Ему, оказывается, предложили поступить сразу на Высшие сценарные. А у него ничего не было стоющего. Так, ерунда! Остальное - мое. Что я ему от широты моей тогдашней души дарил. Он умолял отдать ему мою дипломную. То есть - написал её он. Я отдал, наскоро себе слепил что-то другое. У него был фурор. И он попросил меня никому ничего не говорить И я, в принципе, трепло, ничего никому не сказал.
      Он поставил фильм. Все восторгнулись.
      Я ленив был до безобразия. Мне бы пошляться по ресторациям, а потом неделю отмокать в дому, ничего не делая, только забавляясь со свой милой женой. Не буду дальше ничего описывать. Он стал платить мне за идеи и разработки. Потом снимал, вытаскивая меня отовсюду, на съемки, а со стороны виделось, - пытался меня спасти. А он платил мне. Дальше совсем неинтересно.
      Меня бросила жена, она перестала меня уважать, - а знаешь, без уважения любви не существует! Есть только желание, но и оно уходит... Я оказался в вакууме. Один Казиев "дружил" со мной и все этим просто до мокрых штанов восторгались: какой он друг и как он прекрасно относится к спившемуся сокурснику!
      Мне ВСЕ надоело и я, считая, что за мной бросятся в погоню, - хотя бы тот же Казиев, - уехал сюда, где когда-то в молодости служил мой отец.
      Квартира моя осталась жене, идеи - Казиеву, а я стал твоим незабвенным Учителем... И он, рассказывая обо мне, в чем-то говорил правду, не всю. половину сочинил и не бездарно.Вот так.
      Теперь все. Хватит. Устал. Давно не вспоминал я свое прошлое... Но я ни на кого не в претензии. Только на себя. Сценарий, то бишь, роман, который я послал с тобой, была, прости, подстава. Я хотел, чтобы ты поехала в Москву и там познакомилась с Казиевым... Что я хотел? Не знаю. ЧТО-ТО. Но не получилось. А роман, истинно, - барахло. Мы с ним вдвоем писали, я, вернее, - как пародию что ли на современные производственные произведения... Так вот, дорогой мой Ангел. Потому ещё он и разозлился. Я-то думал,
      - посмеется... Жлобом видно стал совсем. Привет, пока. Спать. Сейчас только спать.
      Ангел в ужасе молчала.
      Он посмотрел на нее.
      - И я ещё тебе скажу - я не несчастлив.
      - Но тогда и я смогу быть счастлива здесь?.. - полуспросила полуутвердила Ангел.
      - О-о, миленькая моя, до понимания, что и это, - такое вот,
      - тоже счастье, - надо дорасти, дожить. Понимание появляется после пятидесяти, иногда - сорока, но в двадцать такого счастья не понять. Ну так что? Увольняешься ты или нет? Уезжаешь в Москву? - Загремел снова Учитель.
      Ангел разозлилась.
      - Что вы на меня кричите! Никуда я не поеду! Да, выйду здесь замуж, буду рожать детей, окончу техникум, потом институт... И стану нормальным человеком!
      - А-а, ну если так, - Ради Бога! - Поклонился ей пьяный уже Учитель, спокойной вам ночи, мадемуазелль, хороших снов.
      Шатаясь, он вышел из кухни.
      30. "БОГАТЫЕ НА ГРАНИ БЕЗУМИЯ".
      Издательский Дом "НАТТА" лихорадило.
      Когда сотрудники слышали бешеный постук каблучков по коридору, каждый из них, - будь то мужчина или женщина, - как солдат оглядывал себя перед приходом, к примеру, фельдмаршала: все ли заправлено, уложены ли волосы, не дай Бог накинется какой-нибудь нервный кашель, который надо незаметно задавить, - возможно и вместе с жизнью...
      На службе все должны только служить.
      Такой слоган, - как теперь называют старое доброе слово лозунг-девиз, - был наиглавнейшим.
      Но, как бы там не было, - акции издательства постепенно сползали с первых рядов вниз на капризном, - как девица с дурным ха - рактером, книжном рынке.
      Ибо есть точная русская пословица: рыба тухнет с головы, а "голова" Издательского Дома "НАТТА" давно протухла, то есть - свихнулась окончательно.
      И хоть велено было строжайше никаких потусторонних работе тем не трогать, - сотрудники знали все, или почти все. Откуда? Да как всегда - из воздуха, от птички, которая вечно что-нибудь приносит на своем хвостике! И понимали что беда пришла и к ним, а как же иначе?
      Наталья, решив, что поскольку её жизнь кончена, то и издательская деятельность никчему. Нет наследника, разбита семья,
      - без любви нет жизни. Ее единственной любовью был сын - Макс. Она с прежней доброжелательностью принимала рукописи от авто - ров, но, как только те выходили из кабинета, тут же сваливала их в дальний шкаф, в растущую кипу бумаг.
      Девочке-уборщице приказала, чтоб та постепенно стащила всю эту макулатуру во двор, в сарай.
      Девочка кивнула, но не спешила тащить во двор рукописи, - она уже кое-что понимала в работе издательства и думала, что лучше рукописи потихоньку отдавать авторам. Или просто, - переждать какое-т время. Девочка была не дура.
      Авторы этого ничего не знали и потому были в полной эйфории от милейшей Натальи Ашотовны.
      Муж её пытался говорить с ней, но она его невежливо выставляла из кабинета, спальни, столовой, куда бы он ни входил.
      Сейчас, в данную минуту, Наталья Ашотовна собралась ехать к Улите и... И что она там будет делать, - пока не знала, но ехать она была должна, обязана, - так ей подсказывало её материнское чутье.
      Простучали в обратном порядке каблучки Редактора - из кабинета на улицу - и все враз вздохнули: уехала!
      И тут же пошла веселая взварка кофе, появилась даже маленькая бутылочка ликера, - для аромата, - сотрудники сгрудились в приемной Ашотовны и решали такой вопрос: а может "ренушку" где-нибудь "заденет" на трассе? Ведь сама понеслась за рулем!
      В приемную заглянул муж Ашотовны - Александр Павлович Божко, Генеральный Директор.
      Никто не обратил особо на него внимания, но кофе предложили. Он сел в сторонке и, нервически потряхивая длинной ногой, - тихо пил кофе, и выглядел курьером, приглашенным редакционной элитой к себе на тайный ланч.
      * * *
      Улита злилась на Казиева, настырность которого перешла границы!
      Был момент, когда ей захотелось вытолкать бывшего мужа взашей, и навсегда.
      Что за хождения к ненужной жене и такой же актрисе!
      И с Максом она должна расстаться.
      Восторг, который светится в его глазах... - это не нормально, как хотите. Она не ханжа и не нравственная героиня, но...
      Улита Ильина должна исчезнуть для всех. Хватит, погуляла, порезвилась. И почти в конце жизни ей был дан такой подарок! - любовь юноши, небесная и "нежно-паралитическая". Но шуточек хватит.
      Исчезнуть она может либо физически, что как-то пока не привлекает, или куда-то уехать Но - куда? И на какие шиши?..
      Может быть, сделать для Казиева все же эту последнюю услугу и потребовать деньги?.. - За посредничество. Есть теперь такая статья дохода. Какого черта! Хватит быть дурой-дурындой! И ещё ордена!..
      На эти деньги она уедет в Питер, там есть дальняя родственница, которая с деньгами примет Улиту. А там... О ней позаботится сама Матушка-Судьба.
      Вот в таком настроении Улита поплелась ставить чайник: сделает себе крепчайший кофе, наплевать на всякие запреты! - хоть бы взбодриться чуть-чуть.
      И, проходя мимо зеркала в передней она ужаснулась своему виду. Растрепанная, зеленая, и сгорбленная! Неужели она такой согбенной и останется?.. Нет уж! Размечтались!
      Забыв о кофе, "схватилась за себя".
      Сделала контрастный душ, наложила крем, тщательно навела легкий марафет, тот, который не замечает Макс, но не замечает и 70 процентов взрослых мужиков, но заметит женский глаз.
      Женщин она не ждет.
      Театральные подружки пока позванивают, да и то скоро прекратят, Улита с ними не больно-то любезна и ничего интересного не сообщает: ещё не загнулась, нога не отвалилась, волосы не вылезли и замуж не вышла.
      Что ещё их может интересовать в её существовании?
      Надела свое любимое платье в цветочек - "сизый голубочек", - от старинной песенки "стонет сизый голубочек"...
      Платье красивое, но "жалостливое": с глухим воротом, длинными рукавами, только сбоку разрез. На плечо посадила лягушечку из горного хрусталя. Для разрядки.
      "ОСЕНЬ" - так, пожалуй, назывался бы её имидж на какой-нибудь модерновом "подиум де арт".
      Только успела поставить чайник на плиту, - раздался звонок. Конечно, Казиев примчался со своим старцем! Без звонка! Еж у него кое-где сидит!
      Она сердито пошла открывать.
      На пороге стояла женщина.
      Улита не сразу узнала в ней Наталью Ашотовну, маму Макса, которая этакой птичкой прилетала к ней пару месяцев назад.
      Теперь это была постаревшая женщина-ворона, с базедовски выкаченными глазами, - очки у неё стали сильнее, что ли?
      В замухрышистом сером костюмчишке, с небрежно закатанными в валик на затылке волосами.
      - Входите, здравствуйте, Наталья Ашотовна, - сказала Улита, отодвигаясь от двери и ужасаясь про себя: что случилось?
      И невольно спросила, - Макс?..
      Ашотовна кивнула. И увидела, как побелела эта женщина и села на стул, тут же, в прихожей.
      И тихо спросила, - что с ним?..
      Даже совершенно невсебешная Ашотовна подумала, ...Как же она к нему относится! Как я?..
      - С ним все в порядке, ничего не случилось. Но я решила... пришла...
      Тут Наталья Ашотовна зарыдала на всю катушку и Улита поспешно увела её на кухню, чтобы не слышно было на лестницу.
      А то ведь и прибежит кто, - чем помочь да что надо, а на самом-то деле - посмотреть, что же происходит "у артиски"?..
      Улита налила рюмку коньяка, который вообще-то берегла для своего, самого плохого настроения, - но поняла, что Наталье надо!
      Наталья сразу пришла в себя, - каково самовнушение! - коньяк не успел "прижиться"!
      - Улита, вы, конечно, понимаете, почему я здесь, - начала Наталья, стараясь говорить спокойно.
      Улита перебила её.
      - Наталья Ашотовна, я больше не могу и не хочу оправдываться! Я уже однажды оправдывалась перед вами. По-моему, достаточно! Больше не хочу ничего слушать! Ни против, ни - за, - никак. Я только могу сказать вам точно, что я через дня два уеду и больше не появлюсь в этом жутком городе и даже стране ( это она придумала по ходу, чтобы уже напрочь успокоить Наталью, - не могла она видеть эти влажные базедовые глаза и полуседой кукиш на затылке!). Не говорите ничего! Вы думаете, он помчится за мной? Нет! Я скажу так, что он этого не сделает. Или лучше напишу. Пройдет это у него! Поверьте же мне! Это - предчувствие любви, а не сама любовь, я поняла! Ее пред-чувствие. Он забудет меня, не бойтесь, забудет! Просто останется такое вот светлое пятнышко в его жизни и все. И все, Наталья Ашотовна! Хватит! Я уже не в силах... Меня унижают, чуть не убивают... Спасибо Максу, который так чуток. Он вообще очень чуткий, вы на это обратите внимание. И наверное потому у него так сильно выражено предчувствие любви... А теперь давайте попрощаемся, чтобы больше никогда не увидеться. Я лично больше не хочу вас видеть. Никогда! Извините.
      Наталья слушала её монолог и думала, что она, Наталья, виновата перед Улитой, чего уж там. Жизни ей не дает. Но сын - это все и наплевать ей на всех женщин и девиц вместе взятых!..
      Не хотела Наталья, чтобы Сашка этот!.. Он сам уже, сам по себе решил, чтобы потом начать её шантажировать, это точно, на 99 процентов. Бог видит, - она не хотела! Разве могла она предположить, что так все получится! Но говорить об этом сейчас не нужно.
      Зачем возбуждать против себя эту женщину?
      Тут же мелькнула мысль о том, что надо найти Сашку и его "пугнуть"! Да не ей, а мужику, мужу! А мужик ее... И вдруг, - неожиданно, она с ужасом вспомнила о той горе рукописей, которые она сваливает в угол кабинета! Сумасшедшая!
      Она чувствовала, как под ней начинает гореть стул! Боже, а вдруг она рукописи не найдет?! Она же сказала что-то девчонке...
      - Улита Алексеевна, Простите меня. Все не так, как представляет себе Макс, все не так... И если у вас есть ещё силы на нашу семью, - то объясните моему сыну, как найдете нужным, что мать у него одна и он для меня - один. И что я - не изверг и не зверь, а просто сумасшедше любящая мать. Если бы у вас были дети... Простите... Наталья помолчала, - и давайте прямо, без экивоков: вам нужны деньги? В долг. Только в долг. На год. В рассрочку. Я могу дать и поверьте...
      - Нет, - ответила твердо Улита, - деньги у меня есть. На что бы я уехала куда-то? Спасибо, не извиняйтесь, я все простила, а сейчас ужасно устала. Прощайте.
      Наталья стояла у входной двери, Улита чуть двинулась к ней и та оказалась за порогом.
      Улита повернула ключ три раза и подумала, не дай Бог сейчас явится Казиев, и со стриком! Она не откроет.
      На сегодня норма посещений перевыполнена.
      Возможно, появится Макс... Она его тоже не пустит. Никого она не может видеть. Жаль мальчика, уж он-то ни в чем перед ней не виноват.
      Но она как бы уже отделила себя ото всех здешних людей и Макс оказался не в её лагере, - само собой так получилось.
      Там была лишь она одна.
      Понять и пожалеть Ашотовну можно и должно, но каждый раз это сование денег - ужасно унизительно.
      Надо бы Улите сказать, что денег у неё последняя сотня, но она не возьмет ни копейки! Принципиально. Есть у неё такой принцип: не брать деньги у незнакомых людей, да ещё зная, что скоро не отдашь.
      И Улита, надев свой большой "рабочий" фартук, принялась за уборку.
      Она и не догадывалась, что гости на полпути к ней.
      31. УЛИТА И СТАРИК.
      Казиев спешил. Своим острым чутьем он унюхивал сюжет великого успеха.
      Надо мчаться к старику и тащить его хоть зашкирку к Улите. Но, уговаривать того не пришлось. Как только он назвал имя, старик немедленно согласился. Странно, конечно, надо все же чтото нанести старику, вроде того, что Улита прочла листки, потрясена материалом... И сама жаждет встречи со "Степаном Абдурахма - новичем"! Казиев чувствовал в себе силы немереные.
      Уломал старика ехать именно сейчас, без звонка и промедления! Ведь он её никуда не тащит! Они сами приедут к ней! Мозги-то у неё работают. И он же дает ей роль!
      Ему уже виделось, что сценарий лежит у него на рабочем столе и осталось только вписать туда несколько реплик для Улитки и... МОТОР!
      * * *
      Уставшая от домашних трудо, Улита составляла мытую посуду на сушку. Звонок в дверь.
      ... Неужели все-таки Макс, подумала она. Но вот странность: как бы она не выглядела, Макс смотрел на неё как бы - сквозь, будто видел её другое лицо, духовное, что ли? Лик?.. Очертания, которые видит только он?..
      Она как-то даже поеживалась от этого взгляда!
      Откроет Максу! Надо же и сказать все...
      Вовсе не Макс стоял перед ней.
      Все тот же Казиев и вместе с ним старик достойнейшего вида, в старомодном, но дорогом английском костюме, с букетом хризантем, Казиев с пакетом, из которого торчало горлышко Шампанского...
      Старик поклонился ей.
      - Простите, я... В таком виде... - забормотала она и обратилась сердито к Казиеву, - Тим, надо же было позвонить!
      - Улита, дорогая, - Казиев напористо вошел в квартиру и почти втащил за собой старика, который бормотал, что действительно неловко и... - Ничего страшного! - Победно кинул Казиев и начал обихаживать Улиту. - Дорогая, прости, прости! Но дела не терпят отлагательств, а ты, как я слышал, собираешься ехать отдыхать (это он придумал для убедительности прихода). И Степан Семенович тоже...
      Что "тоже" Казиев не сказал, потому что не сориентировался, что соврать, но старательно подмаргивал Улите глазом.
      Ну, не выгонять же их! Она провела гостей на кухню и ушла привести себя в порядок.
      В комнате мазнула губной помадой по щекам и губам, причесалась, и решила, что для таких "пташек" - воронов, вполне достаточно. И вдруг покраснела как вареный рак. Кончился кофе! Что делать?.. А, ничего, подумала она нахально-спокойно. Как есть так и есть. Разговор - деловой, можно и без кофеев. А то, что они притащили в пакете, так же и утащат!
      Известно, что она - нищая актриса, не играющая уже, так что пусть старик в английском костюме, с букетом хризантем, знает, что такое нищета!
      И она, выйдя из комнаты, достаточно торжественным жестом пригласила их туда.
      Они вошли и старик сразу стал оглядывать её жилище.
      Будто он покупатель или наоборот - хозяин, вернувшийся в свой дом, смотрит, - все ли так, как было.
      Казиев распоряжался за столом, - но она предупредила, что у неё сегодня главный диетдень.
      - Ладно уж, ладно, завтра поголодаешь. - Усмехнулся Казиев. - Нарушить можно разок.
      И продолжал раскладывать и расставлять разносолы: икру, белорыбицу, маслины...
      Поставил бутылку Шампанского и устроил в вазочку шары хризантем, - они были прелестного светлолимонного цвета. Разлучные, подумала Улита.
      За столом, после какого-то обычного необязательного тоста, старик вдруг сказал, - а у вас крошечная квартирка...
      И как бы ждал ответа.
      - Это - мамина. - Пояснила Улита и больше не сказала ничего, потому что тогда надо было бы рассказывать об их с Казиевым отношениях и всякое другое, что не рассчитано на незнакомого человека.
      Казиев мельком благодарно посмотрел на нее.
      Старик гнул свое. Чего ему надо?..
      - Такая знаменитая актриса, неужели вам не давали хорошую квартиру?
      Выскочил Казиев, потому что Улита молчала.
      - Видите ли, Степан Сергеевич ( тьфу ты, опять отчество перепутал! Старик, как и тогда, ехидно хихикнул и пробормотал: Абрам Исмаилович)... Мы с Улитой жили в гражданском браке и когда разошлись, - дураки, конечно, вздохнул он достаточно горестно и искусно, - то с нашей квартирой пошла неразбериха, в которой никто до сих пор не разобрался. И как-то сразу так получилось, что у Улиты заболела мама и она сразу переехала сюда, а я... остался там. Потому что в Москве у неё есть хотя бы эта хатка, а у меня ничего. Вот потому и...
      Старик совсем прикрыл свои глазки лохматыми бровями.
      - Ну-у, надо было уступить апартаменты даме!..
      - Какие апартаменты! - Возопил Казиев, - о чем говорить!
      Но старик уже отвернулся от него и каким-то особо уважительным тоном спросил: а ваша матушка, простите, давно... умерла?
      - Три года как... - ответила Улита, не понимая такого интереса к своей особе.
      Старик почувствовал это и вдруг встал и отправился прогуляться по комнате.
      Направился к туалетному столику на который, сидя за столом, нет-нет и поглядывал. А там до сих пор валялась коробочка из-под конфет с орденскими знаками и Звездой Героя.
      Коробочка была толком и не закрыта.
      Старик как-то очень живо наклонился к коробочке и совсем сдвинул крышку.
      - Простите, я думал, - мне почудилось, а оказалось, - так и есть! Вы разрешите полюбоваться?
      - Пожалуйста, - суховато откликнулась Улита, желая одного, - чтобы все было как-то решено и гости поскорее убрались.
      Казиев бесился от того, что разговор ни на иоту не приблизился к делу. И уходит далеко-далеко, где, как говорят, кочуют туманы...
      Старик со всех сторон осматривал Звезду Героя и орден Ленина. Казиев хоть и злился, но был потрясен. Он и не знал, что в этой бедной квартирке хранятся такие Высокие Ордена. Надо же! Он не долюбливал маму Улиты, так же как и она его. И потому бывал здесь разы.
      - Это матушки вашей награды? - Спросил старик.
      - Нет, отца. - Почти отрезала Улита. Она была на пределе. Что за любопытство? Совершенно незнакомый старик въедается ей в печень!
      - Как? - Вступил пораженный Казиев, - ты же говорила, что не знаешь отца и никогда не видела?
      - А вот так. Никогда не знала и не видела.
      - Ну, это, к сожалению, бывает... - туманно высказался старик. - А отец ваш, судя по награде, был человек героический...
      - Я ничего не знаю, - устало ответила Улита, - нам принесли эти награды, когда мне было лет двенадцать. Мама не посвятила ме - ня в отцовские тайны или героизм... Это было уже много лет после войны. Простите, Степан Семенович, но у нас сегодня как бы другая программа, а не вечер воспоминаний о былом. - Она начинала вскипать.
      - А-а, да, да, конечно... - Как будто полупроснулся старик. Улита решила все взять в свои руки. Этот старикан очень мил, но надо же на чем-то останавливаться! Да-да, нет-нет. И все.