Пламя было тусклое, трескучее. Непрекращающийся дождь не позволял ему как следует разгореться; но оно и не гасло. Кое-как одетые зеваки сгрудились перед воротами.
За высоким каменным забором происходило нечто странное: в пламени метались неясные тени, что-то с грохотом обрушилось, подняв сноп рыжих искр, зазвенело стекло, жутко завыла собака...
— Помоги! — крикнул Мирон кому-то из глазеющих на пожар горожан, бросаясь с разбегу к стене. Заспанный мужичонка послушно подставил спину и Воин мигом оказался наверху. Левую перчатку распорол острый осколок стекла, один из многих, вмурованных в кромку забора. Рука, к счастью, не пострадала. Мирон тихо изумился: стекло на заборе? Специально, чтобы не лазили, что ли?
Рядом возник Демид, придерживая ножны с мечом, словно меч мог понадобиться на пожаре.
— Вниз? — крикнул он, скорее утверждая, чем спрашивая.
Мирон кивнул.
— Откроешь ворота, а я в дом! — добавил Шелех уже в прыжке.
Земля упруго толкнулась в подошвы сапог, грязь брызнула в разные стороны крохотными фонтанчиками. Мятущееся пламя выхватывало из ночи то угол какого-то сарайчика, то чахлые кустики боярышника, растущие вдоль забора, то высокое крыльцо дома. Мирон шагнул вперед и едва не наступил на труп огромной черной собаки, валяющийся в жирно поблескивающей луже крови. Бок собаки был рассечен не то мечом, не то когтями.
Острое чувство близкой опасности захлестнуло Мирона и он больше не расслаблялся. Слева, где приземлился Демид сгустилась на мгновение шевелящаяся тьма, послышалось неприятное шипение и резко зазвенела сталь. Больше Мирон ничего разобрать не успел: ему навстречу рванулось что-то темное, бесформенное; разглядеть удалось только пасть, полную зубов, да несущийся навстречу клинок. Мирон едва успел выхватить свой меч и заслониться.
Дальше запомнились только разрозненные куски: бешеная рубка непонятно с кем, кровь, крики за забором и нетерпеливый стук в ворота, вдруг возникший из густой тени у забора черный пес, двойник убитого, яростно рвущий чью-то плоть, неистовый клич Демида: «Й-э-э-э!!», отражение пламени на его клинке, красноватые отблески на мокрой земле, гул огня, предсмертный хрип собаки, перешедший в жалобное поскуливание...
Неожиданно и сразу противник пропал. Отступил и растворился в слепящем жерле пожара. Мирон его, кажется, только слегка ранил. Демид пятью шагами левее возился с запорами на воротах; на утоптанной грязи под ногами умирал второй пес, разрубленный чуть ли не пополам. По ту сторону забора все перекрыл зычный голос Гари: «Лестницы! Лестницы, чтоб вам...» В доме, объятом алым цветком огня, с треском и грохотом рушились перекрытия.
Ворота, наконец, отворились, во двор хлынули люди. Мирон к этому времени пытался обойти дом по кругу, но страшный жар и удушливые клубы дыма не пускали.
Потом его догнали Демид и Лот Кидси, и последнее, что отпечаталось в памяти перед тем, как напряжение схватки сошло окончательно, это несколько неясных силуэтов с перепончатыми крыльями, взмывших в ночное небо с резкой грацией летучих мышей.
Эб Долгопол вовсю руководил тушением пожара; люд с ведрами и кадками сновал от колодца к дому, пошли в ход багры. Пламя медленно, но верно стало уступать. Помогал и равнодушный дождь. Скоро пламя и вовсе сбили, только клочья дыма неспешно ползли ввысь, да чернели везде головешки. Стало вдруг темно, пришлось зажигать факелы.
Мирон угрюмо вычистил меч и отправил его в ножны. В душе пульсировала гулкая пустота.
— Кто это был? — негромко спросил Кидси, перемахнувший через забор в тот самый момент, когда открылись ворота, и потому почти ничего не увидевший.
Мирон, после долгой паузы, с неохотой ответил:
— Не знаю... не разглядел. Быстро все так...
Рыжий Лот успокаивающе положил ему на плечо тяжелую руку.
— Не бери в голову, Шелех. Мы сделали все, что сумели.
Демид, недвижимо стоящий поодаль, вздохнул:
— Я — не я, если это не те, кто разъезжает по нашим болотам на всяких чудовищах.
Кидси, задрав голову, глядел в небо.
— Значит, они способны летать... Это плохо. Очень плохо.
Мирон глухо сказал в пустоту:
— А ведь могли сразу с корабля сюда придти... И все было бы совсем не так.
— Ну-ну, — Кидси вновь похлопал его по плечу. — Мы не провидцы. Знать будущее никому не дано.
Мирон поднял на него упрямо-колючий взгляд.
— Но мы обязаны предвидеть будущее, Лот, ибо мы — Воины. И никто не простит нам ошибок.
Лот промолчал.
Подошел Гари, кутаясь в незастегнутую куртку. Лицо его застыло, как угрюмая маска.
— Нашли Лероя...
Три пары глаз обратились к нему с неясной надеждой, хотя кто смог бы уцелеть в полусгоревшем доме?
— Он был уже мертв, когда начался пожар. Его закололи прямо в постели...
Первый бой они безнадежно проиграли. С этим спорить не приходилось.
— Пошли отсюда, — сказал Лот отрывисто. — Нечего здесь больше делать.
Трое Воинов медленно зашагали к воротам; суетящиеся горожане предупредительно расступались перед ними.
Гари крикнул вслед, что они с Эбом вернутся, когда управятся с первоочередными заботами и дождутся мэра.
Воины уже вышли на улицу, когда от густой тени напротив двора Лероя отделилась тень поменьше и заскользила навстречу.
— Вы — Воины?
Лот, Мирон и Демид, остановившись, с удивлением рассматривали мальчишку лет восьми с недетски серьезным лицом. Одет он был в слишком просторную куртку с капюшоном, то и дело сползающим на глаза, замшевые брючки с нашивками и ладные яловые сапожки.
— Да, мы Воины, — ответил за всех Лот. Спокойно, как взрослому, ибо мальчишка явно поджидал их неспроста.
— Покажите Знак. Хотя бы один.
Ничего не спрашивая Лот опустился на одно колено и распахнул ворот куртки.
Мальчишка внимательно поглядел на медальон и удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Я должен передать вам всего два слова. Лерой велел мне это сделать только если с ним что-нибудь случится. Но обязательно Воинам, и никому кроме них.
Лот бережно взял его за худенькие плечи, скрытые под необъятной курткой.
— Говори, сынок. Перед тобой все Воины Шандалара. Может быть, твои слова спасут Озерный Край.
Мальчишка снова кивнул:
— Да, Воин. Лерой велел передать вот что...
Он на секунду умолк, а потом внятно и негромко произнес:
— Шаксурат. Дервиш.
Мирону показалось, что в непроглядной тени, откуда вынырнул мальчонка, кто-то пошевелился. Рука сама потянулась к мечу в ножнах.
Мальчишка перехватил его взгляд и негромко щелкнул пальцами — из тени пружинисто вышел огромный черный пес.
Часы на площади невозмутимо отбили десять. С момента, когда Воины прибыли в Торошу, прошло чуть больше четырех часов.
Через четверть века лишь один из ста шандаларцев остался в Краю Озер. Страна словно вымерла: ушли не только люди, но и практически все животные, не вынесшие существования впроголодь и по колено в воде. Снег, задержавшийся с последней зимы, стаял и впитался в землю лишь к этому времени. Перестали по ночам замерзать ручьи, зато дождь теперь лил чаще, почти не переставая. Понемногу ожили уцелевшие ивы, зазеленела хилая ольха на островках. Новые болота зарастали мхом; впервые люди обратили внимание на опоку, распространившуюся особенно бурно. Упрямые шандаларцы приспосабливались к непривычной жизни, не желая уступать слепому року. Вышли из обихода некогда знаменитые шандаларские кони — кому-то пришло в голову приручить пару лосей, которые как ни чем не бывало разгуливали на своих широченных раздвоенных копытах по самой жуткой грязище. Ловкий хуторянин откуда-то из-за Вудчоппера догадался строить оранжереи-теплицы, натягивая на каркас из прутьев знаменитую тэльскую прозрачную парусину. Крестьяне из окрестностей Тороши уговорили одного заморского купчину привезти саженцы северного риса, который потом почитал за счастье произрастать в стоячих лужах приморских полей. Рисовые лепешки скоро сделались обычной пищей по всему побережью, от Адванса и Корондаля до самой Сулны. Не стало в Шандаларе дров, трое бродяг-старателей в предгорьях между Орхоном и Кит-Карналом отыскали богатейшие залежи огненного камня и разнесли добрую весть повсюду, где проходили, а молва завершила дело. Там, где пытались культивировать что-нибудь помимо риса и опоки, научились осушать поля, прокапывая целые системы дренажных канавок. Размокшие дороги перестали быть сколько-нибудь надежными связующими нитями между поселениями (хотя верховые лоси без труда проходили по ним), тут же смекнули, что озера и реки позволят теперь добраться куда угодно на лодках. В жизнь прочно вошли челнок и весло, вытеснив запряженную лошадьми или волами повозку. Городки-порты Зельга, Тороша и Эксмут стали единственными воротами и лицом Шандалара, потому что тащиться через болота никто не желал и все гости и торговцы прибывали морем.
Приблизительно в то же время на острове Сата появились первые монахи-поселенцы из Турана, основавшие монастырь. Понемногу они заняли и другие острова Ближнего Архипелага. Первым делом пришлые монахи отправили миссии в приходы Зельги, Тороши и Эксмута, после чего между Шандаларом и монастырем завязались вполне мирные, а главное — выгодные обеим сторонам отношения.
Но вовсе не была легка и радостно жизнь шандаларцев. Дождь, тучи и холод не отпускали страну; притупилась тоска по полузабытому Солнцу, пришлось перетерпеть голодные годы, когда день похож на день, словно капли дождя друг на друга, и точно известно, что завтра будет так же сыро и холодно, как и вчера, и сегодня.
Новая напасть свалилась на наши головы: враги-кочевники.
Никак не могли они понять: что держит людей в столь неприветливом краю? Не слякоть же.
И поползли слухи о несметных россыпях золота, намытых сотнями рек и ручьев, о грудах драгоценных камней, валяющихся, будто бы, повсюду, и этот призрачный блеск чужого богатства манил разбойников со всего света, любителей легкой наживы и просто непосед-оторвиголов, манил, как манит стаю голодных волков опьяняющий запах новорожденного ягненка, приносимый ветром от людского жилья.
Каждому крестьянину приходилось с мечом в руках защищать свой дом и свои поля. Каждый житель Шандалара стал солдатом. Чуть не ежедневно нас вынуждали прерывать все дела и отстаивать право на жизнь.
Не думайте, что это было легко.
Силай Нещерет, настоятель.
Приход Тороши, летопись Вечной Реки, год 6772-й.
Привычно оттягивала плечи походная сумка, под сапоги стелилась размокшая тропа. Тепло Долгополова дома теперь казалось нереальным. Хорошо, хоть второй день нет дождя, не нужно то и дело выглядывать из недр капюшона, как улитке из раковины.
Мирон шага впереди, прокладывая путь в нетронутой грязи. Несколько раз он проваливался в ямы с полужидкой массой, где что-то противно квакало и булькало. Едва не утопил правый сапог, спасибо Лот помог вовремя. Босиком по болотам не очень-то походишь.
В Тороше задержались совсем недолго. Если Лерой чувствовал, что за ним по пятам ходит смерть и просил передать Воинам всего два слова, значит он вкладывал в эти слова самое простое и очевидное: отправиться в Шаксурат и отыскать там человека по имени Дервиш. Возможно, этот Дервиш и есть тот самый старик-ворожей. В Шаксурате жили в основном потомки выходцев с жаркого востока, сохранившие и свой язык, и кое-какие обычаи. В той части Шандалара многие реки и озера носили имена, данные переселенцами с востока: Шургез, Баш, Муктур, Шакра, Таштакурум... Обитателя тех мест вполне могли звать Дервишем, тем более, что слово это означало примерно то же, что соотечественники Мирона и Демида вкладывали в понятие колдун.
Странным было еще и то, что отыскать наутро мальчишку с черным псом Воинам не удалось. Ни Эб, ни Гари, ни остальные горожане, кого удалось расспросить, никогда прежде не видели его и никогда о нем не слышали. Лот поначалу решил, что это чей-то соседский сынишка, тем более, что одет он был не как бедняк или бродяга (хоть куртка и казалась чересчур большой), а рядом с Долгополом жили наиболее состоятельные люди Тороши.
К грузу тайн и загадок, окутывающих лже-Знаки, добавилась еще одна.
Следующим утром выступили на запад. Конечно, лучше всего было морем добраться до Зельги или даже до Эксмута, а затем по рекам подняться севернее Корондаля, по Тромлену, Он-Арану и Крусу. Оттуда до места, где сливаются Сурат и Шаксурат-река всего полдня ходу, а до селения — еще полдня. Но, к сожалению, в Тороше у пристани стоял всего один корабль — «Фея», а она направлялась на восток, в Цимар. И Воины решили дойти до любого из селений у озера Провост, купить там челнок и дальше подниматься по Эстании, переплыть Хорикон с его неисчислимыми островками, по реке Батангаро, а там снова пешком, севернее Муктура и как раз выйти к озеру Шакра, на берегу которого и приютилось нужное селение.
Они знали, что болота Шандалара подверглись нашествию неведомых существ и их странных животных. Что пришельцы как-то связаны с лже-Знаками, и что они выступают отнюдь не на стороне Воинов. От их рук пал Лерой, единственный кто мог дать хоть какую-то ниточку, возможно ведущую к разгадке. Ниточка эта все же попала к Воинам, но Лерой-то погиб, а он наверняка мог рассказать гораздо больше.
А пока — в Шаксурат, на встречу с Дервишем, ибо ничего более просто не оставалось.
Рыжая шевелюра Лота, наверное, была видна издалека. Ноги вязли в грязи, сапоги отяжелели, хотелось проклинать все на свете, а Мирон в который раз ловил себя на мысли, что любит Шандалар с его вечной слякотью несмотря ни на что.
Вскоре достигли реки Алис, неторопливо катящей темные воды на юг как раз посредине между Провостом и Торошей.
Демид, позевывая, осматривался. На юге он бывал редко, знал только окрестности Зельги, да дорогу на север. Алис казался ему глубоким.
Как перебираться-то будем? — спросил наконец он. — Лодку купить негде, а плот связать не из чего.
— Вплавь, — буркнул Лот. — Раздевайся.
Бернага поежился, поглядев во мглистый кисель за рекой. По спине бил озноб от одного взгляда на воду.
Мирон не выдержал и засмеялся. Он-то понял, что Лот шутит, хотя и вышла шутка не в меру прохладной.
— Да не дрожи ты! Смотреть на тебя жутко. Плотина есть выше по течению, по ней и перейдем.
Демид вздохнул с видимым облегчением. Холода он побаивался. Он видел не раз, как купались в озере жители Таштакурума, называющие себя моржами, и не раз перед купанием им случалось проламывать тонкий ледок на воде. Демид моржей не понимал: чего ради лезть в стылые воды озера, когда можно истопить баньку? Сейчас, конечно, он полез бы в реку вслед за Лотом и Мироном, если бы пришлось, но радости при этом не испытал бы, уж точно.
— Шуточки у тебя, — поежился Демид.
Лот криво усмехнулся. Он и сам не мог придумать причину, по которой погрузился бы в эти студеные неприветливые волны.
Лот свернул направо, вдоль реки. Здесь росла низкая чахлая трава и грязи почти не было. У берега шумели на легком ветру длинные стебли камыша, юркими тенями шныряли в зарослях выдры, беззаботные и шустрые. Часто бросалась на реке рыба.
Тем временем Алис заметно мелел: стали попадаться островки, и даже коряги. Толстые, черные, склизкие. Демид присвистнул: деревьев такого размера в Шандаларе практически не осталось. Только на приморских возвышенностях кое-где сохранились одинокие старые великаны, ведь с холмов вода стекала, но все равно в холодном и влажном климате они гнили заживо.
Вскоре показалась и плотина, сооружение из мощных бревен, позеленевших от старости, и целых груд хвороста. Стена стеной, сырая, сочащаяся потеками воды, покрытая бесформенными пятнами лишайника. По ту сторону плотины разлилось приличных размеров озеро.
— Ого! — оценил плотину Демид. — Кто ж ее построил-то?
— Бобры, — пожал плечами Лот. — А что?
Бернага удивился: бобры ушли из Шандалара в первый же год долгих холодов. Время разрушило их хатки, похожие на беспорядочные кучи ветвей, но эта плотина выдержала две сотни лет.
— Вообще-то ее подновляют время от времени, — пояснил Лот.
— Зачем? — Демид все удивлялся.
— Не знаю, — ответил Кидси. — Раньше купцы, идущие из Зельги в Торошу (и обратно, разумеется), за ней присматривали. Значит, нужно это кому-нибудь, ходить по болотам. Вообще, должен заметить, что Шандалар вовсе не так безлюден, как кажется со стороны. Если на болотах не видно людей, это отнюдь не значит, что на болотах совсем никого нет.
"Эк его разобрало, — подумал Мирон не без изумления. — Соскучился, что ли? Он ведь последние лет семь где-то на западе пропадал, война там и посейчас не утихла... Видать, не я один так люблю наш Облачный Край, каким бы он не казался неуютным.
Шелех по-новому взглянул на рыжего Кидси. Нет, тот не всматривался туманным взором в некие бескрайние дали, он уставился себе под ноги, чтобы не влезть ненароком в лужу. Но он улыбался, старый рубака, и меч тяжело хлопал его по боку. И если тень падет на Шандалар, Лот все силы отдаст на борьбу с ней. Мирон не сомневался, что будет стоять рядом с ним, плечом к плечу, до конца. Точно так же, как молодой Демид Бернага, без году неделя как Воин. А если у страны такие защитники, как нынешние Воины, как Даки, Лерой, Эб Долгопол, как старик и Копач и настоятель Ринет Уордер, как учитель Гейч и одноногий Пью, который знает все на свете, как сотни крепких шандаларцев, живущих в холоде и сырости, от Варды до Рамана, от Адванса до Кит-Карнала, не пожелавшие уйти туда, где тепло и Солнце, значит, видят Боги, страна достойна, чтобы защищать ее до последнего вздоха.
Лот первым взобрался на скользкий гребень плотины. Осторожно ступая он прошел между темной поверхностью озера с одной стороны и журчащими ручейками далеко внизу — с другой. По озеру гуляла мелкая рябь, сносившая всякий мусор к самой плотине.
Демид перебрался так же быстро и легко, движения его был ловкими, уверенными и стремительными на заглядение, словно у давешних выдр в камышах. Настал черед Мирона. Ему уже приходилось ступать по этой черной стене, приходилось не однажды. Главное, пробовать место, куда собираешься поставить ногу, не скользкое ли, и не глядеть вниз. И на озеро не глядеть. Только под ноги, да на ту сторону, где ждут братья-Воины.
Когда троица скрылась из виду в редких зарослях ольхи, к плотине трусцой приблизился большой черный пес, до этого прятавшийся неподалеку. Он осторожно обнюхал место, где люди взбирались на стену, потом задумчиво уставился за Алис. Хвост пса нервно подрагивал, а уши жадно ловили каждый доносящийся звук.
Правый берег реки мало отличался от левого, разве что на плоском возвышении поперечником верст в пять уныло пузырились полуживые кустики, которым не суждено было стать деревцами. Рыхлая зелень скрыла плотину, и никто из путников не обернулся.
Заночевали на островке, который пришлось долго искать. Примяли густую опоку, сверху поставили Миронову палатку, постелив мешок Демида и громадное двойное одеяло Кидси на дно. Мясо съели холодным, согрели только воды для чая. Ручей тоже пришлось долго искать — Демид потом ворчал, не унимался: «Что за страна — места сухого не сыщешь, а воды набрать чистой все равно негде. Хоть бы дождь пошел, что ли...»
— Да ну тебя, — фыркнул Мирон, с удовольствием прихлебывая из походной чаши-долбленки. — В кои-то веки за шиворот не течет, а он: дождь, дождь.
Демид, наливая дымящееся питье в такую же долбленку, посоветовал:
— Капюшон пониже натягивай, чтоб не текло!
Мирон только усмехнулся.
«Сроднились мы уже с нашими дождями. Точно. Когда в Гурду ходил с Протасом, первые дни не по себе было от света яркого, да от бесконечного Солнца. А домой вернулся, влез в трясину по уши, и порядок. Чертовщина какая-то! Так у людей со временем перепонки отрастут между пальцами, ей-ей...»
Мирон вспоминал пронзительно-голубое небо над гурдскими степями, небо без привычных низких облаков, и смотреть в него было жутковато: того и гляди ухнешь в эту нависшую бездну, пикнуть не успеешь. А там — ори, не ори, в этой прозрачной пустоте. Еще странно было видеть далекий-далекий горизонт, видеть так же ясно, как сухую землю под ногами. Мирон чувствовал себя раздетым, выставленным напоказ, и не скрыться, не спрятаться никак невозможно. То ли дело дома: нырнул чуть что в туман, и поминай как звали... Воевать и маскироваться за пределами Шандалара приходилось совсем иначе.
Утром, едва рассвело, продолжили путь. Мирону почему-то казалось, что за ними кто-то украдкой наблюдает, но сколько он не вглядывался в белесую мглу, не мог заметить никакого движения. Однажды только что-то большое и серое шевельнулось там, но это оказался всего лишь дикий лось, старый и одинокий. Он печально поглядел на людей, тряхнул горбоносой головой и неохотно побрел прочь от тропы, роняя с промокшей шерсти крупные капли.
Задолго до полудня невдалеке показались воды Провоста. Сначала развеявшийся было туман впереди вновь сгустился, что обещало близкую воду.
Когда подошли ближе, из тумана стали выступать первые признаки людского жилья: плетеный забор, небольшая избенка, крытая камышом, теплица на холмике, укрытая прозрачной тканью, крошечная пристань на берегу, а потом уж и само озеро — теряющаяся в тумане беспокойная водная равнина.
Селение было совсем маленьким — четыре избушки, да несколько сараев. Легкий дымок поднимался от труб; кто-то неразличимый возился в теплице, а из клубящегося над озером тумана доносился мерный скрип уключин.
— Что за хутор? — спросил без особого интереса Демид, разглядывая избушки.
— Трост, кажется, — ответил Лот не очень уверено.
— Трост, Трост, — заверил друзей Мирон. — Пошли.
Тропинка вывела их к самой пристани; рядом копался в сетях седой старик в кожаной куртке и высоких рыбацких сапогах. В лодке, привязанной к рогатому колышку, судорожно трепыхались несколько крупных рыбин.
Завидев Воинов старик выпрямился.
— День добрый, — поздоровался Лот и все трое поклонились.
— День добрый, — отозвался старик настороженно. Потом, видимо узнав в пришлых Воинов, немного расслабился.
— Лот? Лот Кидси?
— Да!
— Ты не помнишь Кирка Дюри?
— Нет, — ответил Лот, нисколько не смутившись. — Не могу же я помнить всех, с кем встречался в сотнях селений в сотне стран. Но очень может быть, что я видел тебя раньше.
— Видел, видел, — оживился старик. — Лет десять назад ты проходил тут с Гари Слименом.
Он повернулся к молодым Воинам.
— А это, надо думать, Мирон Шелех и Демид Бернага.
— Точно, — кивнул Мирон и решил не тратить время на бесполезные разговоры.
— Нам нужна лодка, Кирк.
Тот кивнул, смешно дернув головой, совсем не так, как перед этим Мирон.
— Догадываюсь, что она нужна вам насовсем.
— Верно догадываешься.
— Поклажи у вас нет? — поинтересовался хуторянин деловито.
— Какая у Воинов поклажа? — проворчал Лот. — Меч да сумка.
Кирк хмыкнул.
— Есть лодка. Правда, небольшая. Зато легкая и быстроходная.
Он повел к сараю, выстроенному на самом берегу озера. Вынес ладный челнок из березовой коры, на вид старый, но весьма крепкий, и опустил на землю у ног Воинов. В челноке лежало плоское деревянное весло с отполированной за долгие годы рукояткой.
— Вот. Берите.
— Спасибо, Кирк.
Лот полез в сумку и достал несколько монет.
— На, возьми.
Старик замахал руками:
— Нет-нет, не нужно.
— Бери, бери, — Лот силой вложил деньги ему в ладонь. — Мы же Воины, а не грабители.
При слове «грабители» Кирк вздрогнул, и Лот насторожился.
— В чем дело?
Кирк в сердцах сплюнул.
— Да бродят тут по болотам...
— Кто?
— Не знаю. В плащи кутаются и тащат что попало. Знаки у них такие же, как у вас.
Воины переглянулись. Они помогли бы хуторянам в любом случае, но сейчас вдобавок отчетливо запахло недавними событиями в Тороше.
— Скажи-ка, Кирк, не показалось ли тебе, что эти в плащах — вовсе не люди?
Кирк даже присел. Он повертел головой, словно боялся, что их могут подслушать, и шепотом сообщил:
— Я не знаю, кто они... но у них черные руки! Чтоб мне провалиться!
— Так! — решил Лот. — Прячь челнок в сарай. Мы задержимся.
Кирк мигнул выцветшими водянистыми глазами, занес лодчонку и затворил дощатую дверь, подперев ее палочкой.
— Пойдемте. Голодные, небось. Уха поспевает. А потом я людей покличу.
Уху жена Кирка варила знатную, ей все отдали должное. Кирк сходил к соседям, привел еще четверых местных мужчин. Лишь один из них был моложе Лота.
Выходило, что последние месяцев шесть какие-то люди в длинных плащах шастают по округе и, угрожая оружием, отбирают у хуторян съестное, а также все мало-мальски ценное. Тех, кто упирается, бьют, правда пока никого не убили. Никаких животных с ними не видели, поклажу те всегда уносили на себе, однако на болотах странные следы замечали неоднократно.
Некоторые из грабителей носят на груди Знаки, рассмотреть руны на них пока никому не удалось.
Приходят чаще всего они вечером, реже — под утро. Говор мягкий, с пришептыванием и неуловимым акцентом. Вооружены мечами и широкими кинжалами. Кирк и его сосед Матеус добавили, что кожа у чужаков черная, по крайней мере на руках, потому что лица их разглядеть невозможно из-за капюшонов. И непохоже, что они носят перчатки.
В общем-то, особого вреда от чужаков и не было, скорее всего потому, что они изо всех сил стараются остаться незамеченными для остального Шандалара.
Остаток дня Воины, разделившись, провели на болотах, разыскивая логово чужаков или их следы. Мирон отправился на северо-восток. Легкий шум волн на Провосте скоро застрял в тумане и Шелех остался в глухой тишине, заставившей острее ощутить, что теперь он один. Никто из местных с Воинами не пошел — сослались на неотложные дела. Хлопот по хозяйству у хуторян было не счесть, поэтому не настаивали.
Однообразно хлюпала под ногами выжимаемая из мха вода. Мирон кутался в плащ, зыркая по сторонам. Вновь поползли низкие свинцовые тучи, похоже, собирался дождь. Селение теперь было далеко, добрел Мирон чуть ли не до Трайской топи, откуда вытекал и Алис, и самый крупный его приток. Болота стали совсем бурыми от обилия мха, только кое-где еле-еле зеленела низкая поросль голубики.
Тропой, по которой он шел, пользовались редко. То и дело она пропадала и Мирон отыскивал ее только по памяти. Память пока не подводила. Мирона вообще редко подводила память.
«Нет здесь никого, — подумал он. — Надо, пожалуй, в сторону уходить.»
Впереди тропа вскоре должна была пересечься с другой, ведущей к северной части Провоста. Мирон решил идти по ней на запад, к берегу озера. Вон и тропа нужная уже видна...
С первого взгляда на новую тропу Мирон понял, что по ней ходят, и последнее время часто. Не только люди, отметил он немного позже, когда продвинулся версты на три к западу. Круглые вмятины, похожие скорее на ямы, тянулись вдоль тропы, изредка пересекая ее. Они были заметно крупнее, чем следы, которые видели Мирон с Бернагой у Скуомиша.
Мирон остановился перед следом, наполненным мутной коричневатой жижей.
«Не успела отстояться», — подумал он. Зверь прошел тут не так уж и давно.
Посох, которым всякий путник пробовал сомнительные места, ушел в жижу на добрый локоть. Весил зверь неимоверно много.
«Е-е, кажется, стоит порадоваться, что это чудовище жрет кусты, а не мясо. Такого, пожалуй, одолеть потруднее, чем матерого дракона.»
Вскоре Мирон наткнулся на отдельный, хорошо сохранившийся след сапога. С виду, вроде бы, сапог, как сапог, а приглядишься — короче он, чем человечий, зато шире, в две полных ладони. Мирон присел рядом с отпечатком, изучая.
Соседний был не таким четким, но все же проступал достаточно явственно. От предыдущего он не очень отличался, во всяком случае у людей правый сапог разнится с левым куда заметнее.
Мирон поднялся, поставил ногу рядом со следом и шагнул, как обычно шагает путник. Сравнил длину своего шага и чужакового. Чужаковый оказался короче на четверть.
Шелех вспомнил, как рубился с кем-то во дворе у Лероя. Еще тогда у Мирона возникло смутное подозрение, что противник ниже его. Судя по следам, это правда.
Мирон прикрыл глаза и сжал воображаемый меч, заставляя вспоминать руки. Низовой блок, боковой, опять низовой...
Точно! Руки помнили лучше головы, потому что голова запоминает лишь то, что поняла или пыталась понять, а руки просто помнят, и все.
Все удары чужак наносил либо снизу, либо навстречу. Боковые целил в пояс, ну чуть выше, может быть. Блоков против ударов сверху руки не запомнили.
«Так-так, — подумал Мирон с удовлетворением. — Это уже кое-что.»
Он дошел до берега и вернулся к селению, ничего существенного больше не обнаружив.
Мирона встретил Лот, рыскавший на востоке и уже успевший придти назад. Ждал он совсем недолго; к выводам Шелеха мало что добавил. Следы огромных тварей тоже попадались ему во множестве, но вот на следы самих чужаков наткнуться не посчастливилось. Надежды отыскать лагерь не оправдались, видимо грабители не сидели на одном месте. Впрочем, это как раз было понятно: их животным требовался корм, а сколько зелени нужно таким исполинам? Поневоле станешь кочевать.
Но тогда непонятно почему грабители приходят в селение достаточно регулярно. Поразмыслив, Мирон нашел этому только одно объяснение: всякий раз хутор посещали разные чужаки. Они просто идут куда-то вглубь Шандалара сплошной волной, длинным караваном. А местным жителям кажется, будто в округе обосновалась шайка бандитов.
Перед самым закатом вернулся Бернага, отправившийся на юг. Единственное, что его заинтересовало, это следы у моста через Фалею, следы все тех же громадных животных. Чужаки переправлялись через реку пешком, по мосту, а страшилищ своих гнали вплавь (или вброд — в зависимости от глубины), опасаясь, видимо, что мост не выдержит их тяжести. Приходили, вернее приезжали верхом, чужаки с востока, по раскисшей тропе шириной с улицу, направлялись за Фалею, но туда Демид ходить не стал: не хватало времени. Болота же севернее этой тропы выглядели обычными болотами, даже зайцы Демида не больно пугались, тогда как у моста бросались наутек, едва его замечали.