Васильев Владимир
Волчья натура (Книга 1)
Владимир Васильев
Волчья натура
Альтернативка.
Книга первая: Волчья натура.
От автора.
Существа, населяющие Землю этого романа, не являются людьми в биологическом смысле этого слова. То есть, на описываемой Земле вид Homo Sapiens Sapiens начисто отсутствует. Главенствуют на планете совершенно иные существа, хотя они также прямоходящи, имеют по паре рук и ног, глаз и ушей. И все же я рискнул назвать их людьми, ибо не верю, что их мысли будут в корне отличатся от наших. Кроме того, я взял на себя смелость оставить многие привычные географические названия, исторические личности, нарицательные понятия и систему летоисчисления. Следует только помнить, что события происходят в конце двадцатого века, в девяностые годы, но вовсе не от рождества Христова, а от совершенно иного события.
x x x
- То есть, профессор, вы считаете морфологическое разнообразие людей неразрывным признаком разума?
- Отнюдь. Скорее всего люди произошли от некоего неустойчивого правида собак. Не думаю, что разнообразная морфология является плодом досредневековой селекции, человек в то время был слишком консервативен, чтобы заметно менять собственное тело.
- А как же дикие собаки? Они тоже могут в конце-концов развиться в разумных существ? В еще одну расу людей?
- Ни в коем случае! Если вы читали труды моего знаменитого предка, вы должны знать, что человек и человекообразные собаки, включая динго и койота, просто имеют общего предка, тот самый неустойчивый правид. Какие-то ветви так и остались животными, а наша пришла в процессе эволюции к возникновению разума. Я не берусь судить, случайно ли дарован нам разум, или это неизбежный итог достаточно долгого развития перспективной расы... Во всяком случае, на Земле мы имеем то, что мы имеем. Морфологически однородных животных и поразительное разнообразие людских морфем.
- И последний вопрос, профессор. Легендарный волк - он тоже имел единого с человеком предка?
- Несомненно. А чей ген, по-вашему, человечество вытравливало из собственных цепочек ДНК две сотни лет назад? Я счастлив, что от волка, от этого хищного и кровожадного вида человекоподобных не осталось ни малейшего следа ни на планете, ни в человеческом генофонде.
- Спасибо, профессор, что уделили нам время.
(из интервью профессора эволюционики Рина Горвика ван Дарвина журналу "Европа")
00 : Область определения.
Новое здание вокзала, дорощенное всего семь лет назад, поражало своей громадностью. Округлое, словно ракушка, с разинутой пастью центральной арки, оно было похоже на уснувшего великана. Впрочем, оно и было уснувшим великаном - измененным до неузнаваемости деревом. Последние два века генетическое проектирование совершило несколько прорывов в запретные ранее области, в частности - появилась возможность выращивать здания существенно больших размеров, чем раньше.
Шершавые дорожки ральсов тянулись вдоль каждого перрона и убегали вдаль, опутывая сложной цепью весь континент. По ральсам скользили поезда полиморфные, отшлифованные годами селекции существа. Их уже трудно было назвать живыми - от изделий из камня или металла поезда отличались лишь тем, что их иногда приходилось кормить. Раз и навсегда жестко заданная форма, послушание и скорость - вот и все, что от них требовалось.
Аморф Леонид Дегтярев подхватил чемодан (тоже живое существо, только в отличие от поезда маленькое и мономорфное), и направился к расписанию огромному, во всю стену. Впрочем, приятный голос дикторши прозвучал раньше, чем Леонид успел найти свой рейс в длинном перечне.
- Экспресс Берлин-Новосибирск подходит для посадки к шестому пути. Повторяю...
Леонид не стал искать подтверждение в расписании. Просто направился к проходу на перрон, рядом с которым в широком простенке была намалевана большая европейская шестерка. Когда он приблизился, ожило табло - чисто механическое. "Берлин-Новосибирск", - гласило оно. - Рейс 959Е. Отправление 17.24"
Вот и нужный вагон - сегмент вытянутого тела поезда, похожего на длинную вязанку сосисок. Проводница - миловидная миниатюрная девушка-шпиц профессионально улыбнулась Леониду.
- Добрый день, местер! Вы - мой первый пассажир сегодня.
Значит, вагон еще пуст.
- Здравствуйте. Билет показывать?
- Не нужно. Садитесь в свое купе, и все.
- Спасибо.
Леонид шагнул в отворенную овальную дверь и оказался в поезде. Отыскал свое купе - четвертое, из восьми - переоделся в дорожное, выложил на стол неизменную копченую курицу, выставил не менее неизменную бутылку водки, и присел у окна в ожидании попутчиков.
Он еще не знал, что станет камнем, столкнувшим лавину. Ничем не примечательная командировка в Сибирь повлечет за собой целый вихрь разнообразнейших событий. Часть из них взбудоражит всю планету, часть останется лишь в памяти непосредственных участников и в бесстрастных ячейках архивов.
А пока Леонид, задумчиво барабаня пальцами по столу, думал: "Только бы не попутчики с детьми. Кто угодно - даже благообразные старушки. Лишь бы не дети. А если уж случится кто малолетний - то хотя бы не младенец..."
x x x
Хорст Ингвар аб Штилике очень любил детективные романы, и еще он очень любил читать их перед сном. Уютный свет лампы над кроватью, испещренные буковками страницы, тишина; за окном - темень, рядом, на тумбочке, телефонная трубка, так что если с утра кто позвонит - не нужно будет вскакивать и бежать через всю квартиру, а можно будет просто протянуть руку и сонным голосом сказать: "Да-а?" А потом вернуть трубку на тумбочку и снова провалиться в блаженный сон, в котором есть шанс увидеть себя крутым сыщиком, гоняющимся за очередной сворой бандитов.
После работы Хорст заглянул в любимую книжную лавочку и приобрел сразу два томика Говарда Тона. Свежие-свежие, только из типографии. Предвкушая вечерний экскурс в мир преступлений и неизбежных наказаний, Хорст со вкусом поужинал, рассеянно посмотрел по телевизору нечто развлекательное, мельком проглядел пришедшую за день почту и, никому не ответив, он все же не выдержал, взял первый томик с аппетитным названием "Никто, кроме нас" и уселся в кресло.
Четыре часа промелькнули, словно миг. С трудом оторвавшись от книги, Хорст торопливо сварил кофе, торопливо, обжигая губы, выпил, разделся и юркнул под одеяло. В горизонтальном положении читать было как-то привычнее, и еще около часа промелькнуло так же незаметно.
А потом, ни с того ни с сего, запиликал телефон.
Хорст даже вздрогнул. Взглянул на часы - полтретьего. Ночь, самое сонное время. Кто мог звонить ему посреди ночи?
Звонки не умолкали, они были короткими и частыми, похоже междугородними. Хорст неуверенно протянул руку и взял телефонную трубку.
- Да-а?
- Витя? - рявкнули в ухо по-русски.
- Нет, - ответил Хорст с некоторым облегчением, тоже по-русски. - Вы ошиблись.
- Погодите! - звонивший перешел на немецкий. Говорил он без всякого акцента, словно коренной берлинец. - Не кладите трубку. Я звоню из Алзамая, это в Сибири, и я в опасности. Запомните и передайте кому-нибудь из полиции: волки выжили. Здесь, в Сибири. Я не пьян, и я в своем уме. Меня зовут Леонид Дегтярев, я химик-эколог из Берлина. Совершенно случайно мне стало известно, что недалеко от Алзамая под видом староверов живут потомки людей, не проходивших биокоррекцию тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. Все они - хищники. И, боюсь, они уже знают обо мне и моей осведомленности. Обещайте, что передадите мое сообщение кому-либо из официальных лиц. Обещаете?
Хорст Ингвар аб Штилике растерялся. С одной стороны, это выглядело не то как бред, не то как розыгрыш. Но уж слишком последовательным и упорным был этот Леонид Дегтярев. И еще - в его голосе слышалась смертельная усталость пополам с обреченностью.
- Обещаете? - повторил Дегтярев с надеждой в голосе.
- Я... Я постараюсь...
- Не надо стараться. Надо просто немедленно - слышите? Немедленно! пойти в полицию и рассказать. Или хотя бы позвонить.
- Немедленно? Но на дворе ночь!
- Какая разница! Вы понимаете о чем идет речь? Хищники! Не Земле уцелели люди-хищники! Ночь, день, какой вздор...
В трубке вдруг послышался какой-то посторонний звук - глухой удар, а потом - протяжный всхлип. Снова грохот, словно телефон уронили. Хорст слушал это, затаив дыхание, изо всех сил прижимая трубку к уху, потому что руки заметно дрожали.
Потом стало тихо, и другой голос спокойно и внятно произнес:
- Алло, с кем я говорю?
Хорст издал невнятное сипение.
- Кто вы? Назовите свое имя.
В голосе неизвестного звенел лед. И Хорст страшно испугался. Он поспешно коснулся сенсора отбоя и испуганно отбросил трубку прочь от себя, словно собеседник мог просочиться по проводам и магическим образом выскочить из крохотного динамика здесь, в Берлине.
Заснул он только под утро, после бесчисленных чашек кофе и мучительных размышлений.
Что это был за звонок? Чей-то неумный розыгрыш? Или произошло то, о чем Хорст столько мечтал, и так боялся - все вдруг поменялось местами и одна из книжных историй вдруг шагнула в жизнь, а чьи-то глаза, жадно вглядываясь в строки, принялись следить за его, Хорста Штилике, полными грядущих опасностей похождениями?
Сообщить в полицию, конечно, можно. Но какими глазами на него там поглядят? Вежливо спровадят в психушку? Самый вероятный вариант.
Чем дольше Хорст раздумывал, тем сильнее сомневался, что его рассказу кто-нибудь поверит. И намерение зайти с утра в участок на Инхельхоффштрассе мало-помалу сходило на нет.
В тот день Хорст Ингвар аб Штилике никуда не пошел. Проспал до обеда, совершенно не отдохнул, аппетит утратил напрочь, и даже читать не смог, сколько не старался. Выходные были испорчены безвозвратно.
x x x
Будь Арчи не ньюфаундлендом, песок обжигал бы ему ступни.
Он поглядел с мыса в море - прибрежная полоса кишела отдыхающими. Люди самых разных морфем барахтались и плескались в волнах - от малышей тоев и лхассо до гигантов сенбернаров, мастифов или двойников Арчи ньюфаундлендов. Впрочем, нюфов в воде было как раз мало, да и те, на кого ни глянь - спасатели.
К тому же, Арчи вряд ли можно было назвать гигантом - он происходил из традиционно низкорослой линии ньюфаундлендов, из де Шертарини. Восемьдесят восьмое поколение.
Мало кто в Европе... да что там в Европе? - во всем мире мог насчитать больше двух десятков поколений. Линий сорок-сорок пять могли похвастаться длиной в полсотни поколений; самой старой на Земле считалась линия овчаров-среднеазиатов ин Хасманди, насчитывающая шестерых живых представителей майората. Младшему исполнилось только девять. Старшему Зайару Хаиду Мондиандазу Шен ин Хасманди недавно стукнуло девяносто семь. Без малого век.
Арчи в этом году собирался отпраздновать двадцативосьмилетие; два сына (ну, и дочь еще) позволяли ему не беспокоиться за судьбу линии. Свой долг перед отцом и предками Арчи выполнил. Но иногда до сведенных скул завидовал своему брату - безлинейному, но зато и беззаботному. Беззаботному и свободному - а что может быть лучше и важнее свободы?
В сущности, за последние две сотни лет наследники майората лишились каких бы то ни было привилегий. Остались только дремучие и архаичные традиции, восходящие бог весть к каким допотопным временам, да вечный ужас отцов, у которых волею судьбы рождались только дочери. Стать итогом линии бр-р-р-ррр... Некоторые не выдерживают. А американское предложение гибкого майората, когда наследником мог бы становиться сын второго сына, если у первого наследник так и не рождался, обсуждали уже сто тридцать лет, и дело шло к тому, что предложение в очередной раз с небольшим перевесом по голосам провалят.
Солнце карабкалось к зениту белесого крымского неба. Зевнув, Арчи побрел в тень спасательской башенки. Наверху, на мостике под цветастым тентом, сидел напарник - поджарый и подтянутый лабрадор Николас Фогерт де Тром. Попросту - Ник. Линия Ника насчитывала семнадцать поколений, и к Арчибальду де Шертарини Ник относился с некоторым пиететом, коий, впрочем, моментально рассасывался после первого же бокала пива. А пиво Ник любил гораздо.
Арчи был чуть-чуть выше Ника, порыхлее и пошире в плечах. Ник же казался склепанным из пружинок, и напоминал излишне мускулистого добермана.
Они работали вместе уже третий год. Километр крымского пляжа, между Евпаторией и Мирным. Спасатели. Их хозяйство - выращенная лет сорок назад, еще при Самойлове, трехэтажная башенка, четыре послушных катера - два породы "Скат", с полупогружением, один скоростной "Блик", и тяжелый, но зато грузоподъемный "Оникс". Ну, и по мелочи всякого оборудования, конечно, навалом.
О своей прошлой жизни Арчи пытался забыть. Отчасти - по долгу той же оставленной службы. Получалось, хотя и неважно. Да и тело помнило ту жизнь лучше, чем мозг: куда деть вколоченные в спеццентре рефлексы? Друзья и просто отдыхающие часто награждали Арчи восхищенными взглядами - то он подхватывает на лету спихнутый со стола бокал, то, не отрываясь от книги, ловит за рукав пышную бульмастифшу и тычет пальцем в оброненный кошелек, то уворачивается от волейбольного мяча, волею случая пущенного ему в затылок рукой аса...
Ник спросил об этой жизни всего один раз, когда здоровенный черный терьер Виктор Жданович хлебнул лишнего и возжелал с кем-нибудь побороться на газоне перед вторым корпусом. Арчи его скрутил в четыре секунды. Во втором корпусе отдыхал в основном среднеморфный народ: несколько терьеров-шотландцев, пожилая бульдожья пара, таксы, болонки какие-то (все как одна страшно одинокие), шелти, карельские лаечки. Ну, и аморфов много, людей неопределенных морфем то есть, но никого крупнее среднего овчара как назло не случилось. Арчи, помнится, еще пожалел: всего месяц как с базы съехали борцы-профессионалы. Питбули, стаффорды, шарпеи, аргентинские доги все, как на подбор, крепкошеие, коренастые, почти квадратные... Эти бы и с чернышом совладали без особых проблем.
"Арчи, - подозрительно спросил Ник, когда судорожно разевающего рот Ждановича унесли дюжие санитары из медцентра, - а чем ты раньше занимался?"
Арчи вздохнул, но ответил предельно честно: "Служил во внешней разведке."
Приятель очень удивился - нюфов в подобных структурах всегда было мало, а кто и встречался - сплошь спецы. Морфология не та, да и характер небойцовский...
"Я был не спецом. То есть, спецом, но не из обслуги, а оперативником. Операции на воде. У нас в команде, кстати, и лабрадор один был. Но в основном, почему-то, аморфы да русские спаниели."
"А, - догадался Ник. - Спаниели ведь ныряют круто. Покруче даже нас с тобой."
"Точно", - согласился Арчи, тем более, что это была чистейшая правда.
Это произошло в первый сезон на спасательной. Сейчас к середине подходил третий, и с тех пор Ник никогда больше не возвращался к этой теме, за что Арчи был ему очень благодарен.
- Тихо? - спросил Ник из-под тента, даже не подумав пошевелиться. Вопрос показался странным - шумело море, орали дети, торговцы всякой съедобной мелочью тоже не отмалчивались. И вдруг - тихо?
Арчи протяжно вздохнул.
- Три дня никто тонуть не пытается. Даже подозрительно как-то, ей-богу!
Видимо, Ника тоже настораживал этот факт.
- Пиво будешь? - спросил он с ленцой.
- Вечером. Вахта все-таки... Сменимся, втащим.
- Законопослушный ты, Арчи. Аж противно.
- Ну, извини.
Арчибальда Рене де Шертарини, как и всякого нюфа, практически невозможно было рассердить.
Арчи сдвинул шляпу на самые брови и уселся в шезлонг, но не так, как Ник, в тенечке и аккурат под тентом, а чтобы видеть прибрежную полосу. Подростки гонялись на водных велосипедах; вдали кто-то умело подрезал волну на доске с высоким полупрозрачным парусом. У самого горизонта, в неясной полуденной дымке, угадывался силуэт круизного лайнера.
Почему-то Арчи показалось, что ничего не изменится - в ближайшие годы. Он будет так же сидеть на крыше спасательной башни и глядеть на море, солнце будет жарить людный крымский пляж, а напарник будет лениво потягивать пиво из жестяной банки и беззлобно посмеиваться над законопослушным Арчи.
Первое правило спеца: если кажется, что неожиданностей не предвидится, готовься к худшему.
Только вот - как готовиться? И к чему?
"Не буду я вечером пиво пить, - решил Арчи. - Слишком уж спокойно прошли эти три года..."
Отчего он задумался об этом именно сегодня - Арчи даже не пытался понять. Но он никогда не боялся иррациональных поступков.
"Представляю, как удивится вечером Ник", - подумал Арчи, откупоривая жестянку с минералкой.
x x x
Как всегда, Лутченко оказался прав - в баре было тесно, на открытой веранде было тесно, и даже за вынесенными просто на лужайку столиками не нашлось ни одного свободного места. Пришлось подождать, к счастью недолго: нежно ворковавшая парочка аморфов допила коктейли и устремилась во тьму, к корпусам. От девчонки даже сквозь дезодорантную завесу очень однозначно и маняще пахло.
Иногда Шабанеев жалел, что служба вынуждает его в полной мере сохранять обоняние.
- А вон и наши спасатели, - буркнул Лутченко. - В самом углу. Минералку хлещут.
- Кто? - спросил Шабанеев, лениво глядя в угол. - Лабрадор?
Лутченко покачал головой.
- Нет.
Шабанеев несказанно удивился:
- Неужели нюф?
- Именно нюф, - подтвердил Лутченко.
Шабанеев только плечами передернул.
- Ну и ну! Поверить не могу. Вот этот гриб в шляпе? Сколько, ты говоришь, у него "фитилей"?
- Семнадцать.
- А трупов?
- Два. Всего-навсего два.
"Фитилями" известные ведомства называли ситуации, когда агент вынужден был идти на убийство. Высшим пилотажем считалось обойтись в конечном итоге без трупа. Иногда такое случалось.
Редко.
А теперь Шабанеев видел перед собой человека, который сумел всухую обставить полтора десятка "фитилей"! И этот человек а) - был ньюфаундлендом, и бэ) - последнее время работал спасателем на пляже!
Немыслимо. Шабанеев пребывал в абсолютной уверенности, что известные ведомства кадрами не разбрасываются.
- Между прочим, - глубокомысленно заметил Лутченко, - он восемьдесят восьмой в линии.
- А, - догадался Шабанеев. - Вот почему его отпустили! Наследника рожать?
Лутченко поморщился.
- Простой ты, Ваня, как грабли. Тебя к людям нельзя на иглометный выстрел подпускать.
- А меня и не подпускают, - беспечно отозвался Шабанеев. - Я все больше со зверушками в вычислительном центре. Какие уж тут люди? Кстати, наследника-то он родил или как?
- Родил, - буркнул Лутченко и тут же задумался над своими словами. - То есть, не сам конечно, родил. Одна дама помогла. Очаровательная такая нюфка.
- Ну, спасибо! - с каменным лицом сказал Шабанеев. - А то я уж подумал, что он единолично. Из бедра, т'сзать.
Лутченко глубоко вздохнул.
- Слушай, шеф, - Шабанеев внезапно перескочил на другую тему. - А у тебя лично "фитили" когда-нибудь случались?
Спустя секунду он уже жалел о заданном вопросе, потому что у Лутченко вдруг сделались белые глаза.
Наверное, это трудно - убивать людей. И еще труднее не сойти после этого с ума. Шабанеев никак не мог поверить, что до биокоррекции на Земле люди резали людей пачками и ничего особенного при этом не испытывали. Ни-че-го. Но и люди тогда были немного другими. Еще с геном хищника, пресловутым волчьим геном в ДНК.
- Один фитиль был, - мрачно сказал Лутченко. - Я думал, ты удосужился посмотреть мою послужную карту в этом своем вычцентре.
"Значит, и труп был, раз он так мрачен, - заключил Шабанеев. - М-да. Зря я спросил, все-таки"
Паузу развеял официант - курчавый остролицый парень-пудель. Шабанееву вдруг нестерпимо захотелось плюнуть в эту напомаженную подобострастную рожу.
- Что будем заказывать?
Но даже вот этого хлыща Шабанеев вряд ли смог бы так просто убить. Разве только при "фитиле". И только небо знает, сколько бы потом с Шабанеевым возились конторские психологи.
- Кофе, - сказал Лутченко. - И еще я бы съел чего-нибудь. Салатик, там, шашлычок. Ты будешь, Вань?
- Буду.
Официант быстро записал заказ в потрепанный блокнот и испарился в сторону бара.
"Вот, кстати, что еще странно, - отстраненно подумал Шабанеев. - Ген хищника мы в себе извели, а мясо есть так и не отучились..."
Спасатели - нюф и лабрадор - лопали креветки в шахламе и горячо о чем-то спорили, не замечая взглядов, которые кидали на них Лутченко и Шабанеев. То есть, казалось, что не замечая.
Официант еще не успел принести заказ, когда нюф внезапно исчез. Между столиками гурьбой протопала патлатая молодежь, на миг, всего на миг заслонив столик спасателей. Когда молодежь втянулась в настежь распахнутую дверь бара, нюфа за столиком уже не было. Лабрадор скалился, и цинично жевал креветки. На Шабанеева и Лутченко он глядел открыто и насмешливо.
- Привет, ребята, - обратился к ним нюф-спасатель. Он стоял за низкой оградкой веранды, и Шабанеев совершенно не отследил момент, когда он здесь очутился.
Профессионал. Никуда это не деть. Как говаривал старик Павел Борисыч Крайнюков, институтский тренер по футболу, скорости не было и не будет, а мастерство не пропьешь. Этот парень на спасательских хлебах явно следил за формой. То-то минералку потягивал за своим столиком, а не пиво, как все нормальные люди. Ну кто, скажите на милость, жарким летним вечером на море станет пить с креветками минералку, а не пиво, кроме маньяка или профессионала?
Лутченко вздохнул - в который раз уже сегодня:
- Привет, Арчи. От Бригеля - отдельный привет. Как ты здесь?
Нюф сразу все понял.
- Это проверка, или...
- Или.
Он кивнул.
- Где поговорим?
- Где угодно. У вас в башенке, например.
- Хорошо. Пойдемте.
Лутченко едва заметно усмехнулся.
- Не спеши. Мы поужинаем, а потом и поговорим. Ты ведь не спешишь?
Нюф бесстрастно ответил:
- Не спешу. А если бы и спешил...
"Вот-вот, - мысленно поддакнул Шабанеев. - Твои желания теперь не учитываются, парень. Ты теперь снова принадлежишь конторе."
Пудель-официант сноровисто сервировал столик. Пошевелив носом, Шабанеев втянул нежнейший аромат жареного со специями мяса, и подумал, что полное обоняние иногда доставляет и редкостное удовольствие.
x x x
Здание на Бюскермоленштрассе было оцеплено уже с полчаса. Поджарый доберман по имени Манфред Шольц, взглянул из окна экипажа на верхние этажи. Где-то там, за зеркальными стеклами скрывался убийца. Возможно, именно в этот момент он смотрел на еще один подъехавший экипаж породы "Дозуа", и тогда взгляды преступника и агента имели все шансы встретиться.
Шольц открыл дверь-надкрылок и вышел из экипажа. К нему метнулись сразу трое полицейских, но едва Шольц продемонстрировал красный жетон, спасательский пыл их мгновенно угас. Полицейские заметно оживились: вмешательство влиятельной конторы почти наверняка избавляло их от многих проблем. Например, от участия в операции по захвату.
- Кто тут у вас командует?
Один из полицейских вытащил рацию - явно вусмерть голодную, потому что глазок-индикатор едва тлел.
"Блюстители, трам-тарарам, - подумал Шольц с раздражением. - Интересно, а оружие у них хоть есть? Или только дубинки?"
Впрочем, несмотря на голод, рация работала. Полицейский перекинулся несколькими словами с кем-то из начальства.
- Капитан во-он там, у экипажа. Он вас ждет, - сказал полицейский и тут же повернулся к Шольцу спиной.
Вдалеке, за линией оцепления и кордонами среди кленов, раздраженно гудели резкие биомобильные сигналы.
Капитан, плотный широкоскулый ротвейлер, молча протянул Шольцу руку и молча пожал. Кисть у него была крепкая и шершавая. Шольц сразу почувствовал к капитану симпатию - этот человек явно умел работать и не любил болтать.
- Спецагент Шольц, - представился Шольц. - Что тут у вас? Я в общих чертах знаю, но без подробностей.
- Убийца, - коротко сказал Капитан. - Зарезал двух женщин в одном из офисов на четвертом этаже. Его заметил случайный посетитель и поднял тревогу. Убийца пытался скрыться, но нас вызвали почти сразу, благо участок в двух кварталах отсюда. В общем, его вытеснили на крышу; при попытке ареста он убил еще и полицейского. Застрелил. Честно говоря, после этого мы ждали кого-нибудь из вас и ничего не предпринимали.
Шольц кивнул: совершенно правильно ждали и молодцы, что ничего не предпринимали. Двое убитых гражданских и один полицейский - это уже сенсация на весь мир. Годовая норма столицы. Брать убийц - не дело полиции. Это обязанность контор посерьезнее.
Тут подоспели ребята из отдела "У" - оперативная группа, в бронежилетах и при оружии. С механическими короткоствольными автоматами, штуками чудовищной убойной мощи. Они горохом посыпались из микробиобусов, все как один крепкие, стройные, увешанные разнообразными штучками и причиндалами штурмовиков. Генрих мигом предстал; козырнул и отрапортовал:
- Группа захвата прибыла, босс! Командуйте.
- Объект на крыше. Вооружен.
Шольц повернулся к полицейскому-ротвейлеру:
- У него огнестрелка?
Тот кивнул.
- Да, пистолет. Девять с чем-то, скорее всего.
- Работайте, Генрих, - приказал Шольц, сохраняя каменное лицо.
Ребята натягивали пуленепробиваемые шлемы и рысцой тянулись к подъезду.
- Личности убитых установлены? - поинтересовался Шольц у капитана.
- Да, с показаний. Дайана Лингден и Виктория Дегтярева. Первая репортерша отдела светских сплетен, вторая - секретарша, из спортивной редакции.
"Дегтярева, - подумал Шольц озабоченно. - Хммм..."
- Мотив? - спросил он вслух, понимая, что ничего путного скорее всего не услышит.
Капитан в ответ только головой покачал. Ну, разумеется, откуда ему знать подробности?
"Итак, жену Леонида Дегтярева тоже убили, - размышлял Шольц. - Не успели мы с охраной... Черт побери! Снова мы отстаем от этих таинственных изуверов."
Его немного пугала легкость, с которой эти люди убивали других людей. Что-то в этом было противоестественное, нечеловеческое.
Где-то наверху беспорядочно затрещали выстрелы; Шольц, как и все в оцеплении, тотчас вскинул голову, как раз чтобы увидеть, как от карниза отделяется темная точка и, быстро увеличиваясь в размерах, летит вниз. Точка моментально вырастает в человека, слабо размахивающего руками. Шольц даже похолодеть не успел - удар, и на асфальте начинает медленно растекаться багровая лужица. А то, что еще недавно было человеком, теперь напоминает непомерно большую куклу, ненароком угодившую под биомобиль.
Капитан-ротвейлер коротко ругнулся, и бросился к прыгуну. Шольц - тоже. Рядом с телом валялся механический пистолет "ТС".
Спустя полминуты из подъезда бегом выскочил Генрих. Мельком взглянул на труп и виновато повесил голову.
- Провал, босс. Он едва нас увидел, так сразу и сиганул, даже стрелять не пытался.
- А вы чего ж тогда палить начали? - сварливо поинтересовался Шольц. Его грызла понятная досада - в третий раз вместо языка в его распоряжении оказывался труп. Впрочем, если быть точным, труп в распоряжении оказался тоже впервые. От предыдущих двух убийц не осталось вообще ничего - один сгорел дотла, второй ровным слоем размазался по асфальту скоростной трассы Берлин-Мюнхен под несущими плоскостями грузового "Спара".
- Палить? - переспросил Генрих. - Не иначе это ребята Нарвала решили его припугнуть...
- Умники, - проворчал Шольц. - Видишь, какой он пугливый?
Генрих только вздохнул. Кто же знал, что убийца предпочтет умереть, но ни слова не сказать вээровцам?
"Что же они знают такое, из-за чего идут на смерть?" - подумал Шольц с неясной тоской.
x x x
- Берлин? - напористо спросил Коршунович. - Алло, это Берлин?
- Майор Шольц, вэ-эр Европейского Союза, - послышался голос из трубки. Шольц этот произносил русские слова по-европейски: твердо и с преувеличенной артикуляцией.
- Майор Коршунович, вэ-эр Российской Федерации. Я по делу о прыгунах.
Европеец насторожился; Коршунович мгновенно почувствовал это, и поспешил произнести заранее заготовленную фразу:
- У нас есть кое-какая информация, которая, как нам кажется, напрямую связана с вашими че-пэ на трассе Берлин-Мюнхен, в здании "Парагон Беобахтер", ну и с пожаром на Серкльштрассе тоже.
Шольц растерялся. Он явно не ожидал, что вээровцы страны-соседа так хорошо информированы о событиях минувших семи часов.
- Мы послали официальный запрос по дипломатическому каналу, - сообщил Коршунович. - Насколько я понял, вы еще не получали никаких инструкций на этот счет?
Шольц помедлил несколько секунд; потом сказал:
- Гм... Уже получил. Почти одновременно с вашими словами.
Воображение услужливо подсунуло примерно следующую картину: кабинет Шольца, заваленный бумагами стол, за полупрозрачными ширмами суетятся коллеги из вэ-эр Европы, а сам Шольц, зажав трубку телефона между плечом и щекой, сосредоточенно читает директиву с растопырившимся в верхней части листа геральдическим европейским орлом. И еще - референт застыл у стола, директиву эту пару секунд назад доставивший.
- Я все понял, - спустя какое-то время подал голос Шольц. - Рад сотрудничать. Тут сказано, что мы должны связаться по закрытому каналу. Я немедленно вызову вас, буквально через минуту. Ваша аппаратура готова?
- На приеме специалисты, - заверил Коршунович. - И я.
- Айн момент, - в трубке раздался громкий щелчок, и пожилой техник-колли, повинуясь жесту Коршуновича, переключил что-то на большом плоском коммутаторе.
- Алло, здесь Шольц. Меня слышно?
- Прекрасно слышно, - сказал Коршунович.
- Вас тоже. Итак, я слушаю вас.
- В Москве произошло убийство, скорее всего связанное с вашими тремя происшествиями.
- Почему вы решили, что связанное? - осторожно поинтересовался Шольц. Он явно боялся сболтнуть лишнее.
- Рассказываю - конечно, вкратце.
