– А что такое? – заинтересовался Александр. – Быть штархом разве постыдно? Прелестная госпожа из паланкина, мне так показалось, тоже слабо представляет, чем занимаются штархи.

Ральф на какое-то время задумался.

– Как вам сказать… С моей точки зрения – нет, не постыдно. Однако люди горазды сочинять о нас разные гадости. А в гадости многие верят особенно охотно, так уж повелось. Нас не понимают, Алекс. А непонятного толпа боится. А раз боится – значит и ненавидит. И, потом, меня нельзя назвать богачом, однако умение штарха приносит достаточно денег, чтобы быть богаче любого лавочника или трактирщика, не говоря уж о простых матросах, солдатах или мастеровых. И если матросы знают о нас достаточно, дабы кое-как уважать, по крайней мере не выражать неприязнь открыто, то о людях сухопутья, горожанах и селянах, я это сказать, увы, не могу.

Александр только вздохнул.

Едва они миновали ворота постоялого двора, под ноги лохматым клубком ринулся Банберс. Пес звонко лаял, но вовсе не зло – похоже он заскучал, застоялся и не прочь был поиграть с кем-нибудь. Ральф для этого вполне годился; даже присутствие незнакомца-Алекса псину ничуть не смутило.

Ральф потрепал Банберса по холке. Тот принялся ловить зубами руку и беззлобно рычать. Хвост его с силой мотылялся из стороны в сторону.

– Экая зверюга, – проворчал Александр опасливо. – Он меня не цапнет?

– Да он балуется, – усмехнулся Ральф. – Ладно, ступай, Банберс!

Ступай, давай!

Зимородок несильно хлопнул зверюгу по крупу и легонько отпихнул.

Ральф и Александр сделали несколько шагов в направлении кассаториума и пес тут же отстал. Он остановился, пригнул голову и даже хвостом вилять перестал. Поза его слегка напоминала стойку охотничьей собаки (хотя Банберс на настоящей охоте сроду не бывал) и это не ускользнуло от внимания Александра.

– Хм… – заметил принц. – По-моему, эта псина опасается того, кто обитает в сарае!

– Это не сарай, это кассаториум, – уточнил Ральф. – Но вы правы, кассатов избегает абсолютно вся живность, включая даже блох. И комарье их не кусает, представляете?

– Скажите пожалуйста! – пробормотал Александр. – Вы меня окончательно заинтриговали, Ральф. Показывайте это чудо. Надеюсь, при виде его я не помчусь прочь сломя голову – я ведь тоже в определенном смысле живность…

В этот самый момент Ральф отворил дверь, а спустя секунду взгляды Александра и кассата встретились.

Георг Берроуз, принц Моро, Лондиниум, весна года 864-го (тремя месяцами ранее).

– Ваше Величество, вы звали меня?

– Заходи сын! Эй, кто-нибудь, принесите принцу кресло и подите вон!

Придворный лекарь, опередив слуг, метнулся в угол. Спустя несколько секунд Георг присел у изголовья королевского ложа, на котором чуть более трети века назад был зачат.

– Эй, погодите! Еще одно кресло!

Лекарь снова опередил слуг – пару секунд назад те кинулись к выходу трусцой, лекарь же – всего лишь шагом.

Второе кресло он поставил левее кресла Георга.

Значит, король ждал кого-то еще.

«Эрика? Финнея? – размышлял Георг, вглядываясь в неподвижное лицо отца. – Вряд ли. Наверное, кого-то из советников, причем вернее всего Иткаля. Или, что тоже возможно, министра Люциуса Микелу, но скорее все-таки советника».

Георг мыслил рационально, как и подобает стратегу, поэтому нельзя сказать, что он угадал. Он предугадал.

Лязгнули, размыкаясь, алебарды за неплотно прикрытыми дверьми и вошел советник Иткаль – худой и высокий, как эборакумская горная ель.

Темно-серый тканый плащ свисал до самого пола; иногда Георгу казалось, что у Иткаля имеются только голова и плечи, на которые наброшен плащ, а носки и толстые подошвы сапог живут как бы сами по себе, постоянно предвосхищая перемещения советника; и что внутри, под плащом, от сапог до плеч нет совсем ничего.

На этот раз дверь прикрыли плотно: лязг смыкаемых алебард внутрь уже не проник. Советник Иткаль бесшумно приблизился, поклонился и застыл.

– Садись, – велел король. Голос у него дребезжал и срывался.

Иткаль сел.

– Я не буду хитрить и вилять, – король устало смежил веки. – Похоже, дни мои сочтены. Может быть я все же выздоровлю и проживу еще месяц-другой. Может даже год-другой. Но вдруг… вдруг я умру сегодня или завтра… Или через неделю…

– Отец! – тихо промолвил Георг, интуитивно почувствовав, что сейчас это куда уместнее, нежели церемонное «Ваше Величество».

– Не перебивай, сын, – попросил король. – Владыка должен быть спокоен и тверд от первого до последнего вздоха, и ты это прекрасно знаешь.

Конечно, мне отчаянно хочется пожить еще, сколько получится – и год, и два, и больше. Но я не уверен, понимаешь, не уверен, что мне это удастся! А значит, нужно обезопасить себя. Себя, тебя и Альбион.

Король поглядел на сына, внимательно, цепко и даже болезнь была не в силах затуманить этот взгляд.

– Расскажи, Иткаль!

Советник покосился на двери, потом вдруг проворно пал на четвереньки, приподнял свисающие с ложа простыни и покрывала и заглянул под кровать.

Георг рефлекторно вскочил и схватился за шпагу.

– Что такое?

Советник уже поднимался, худой и нескладный. Отряхнул ладони, тяжко вздохнул и тихо-тихо сообщил:

– Я опасаюсь чужих ушей, Ваше Высочество.

Принц Георг уже и сам все сообразил. Покачал головой и снова устроился в кресле.

Иткаль тоже сел, чуть наклонился к принцу и поманил того пальцем.

Георг послушно подался к советнику.

– То, что я сейчас скажу, в данный момент известно только Его Величеству и мне, – зашептал советник Георгу в ухо. – Это настолько важно, что доверять тайну сию нельзя никому, ни-ко-му. Знать это должен лишь король и его советник. Причем только один из троих советников. Так вышло, что знаю я, а не Шасс или Аймаро. Теперь будете знать вы – на случай самого худого… хотя мы изо всех сил станем надеяться на лучшее.

Георг кивнул. Он снова все понял с полуслова.

– Как легко догадаться, в случае… самого худого ваши братья просто так не отдадут корону. Вам нужно быть предельно внимательным… будущий король.

Георг молчал. В принципе, он давно обдумал собственные действия на случай, как выразился Иткаль, самого худого. И собственные действия, и действия своих гвардейцев, и… в общем, Георг планировал и готовился без малого десять лет. В большую часть его планов не был посвящен даже король, зато были посвящены офицеры гвардейского штаба.

Правда, офицеры были готовы к необходимым действиям, но не представляли себе их истинной сути, разве что могли смутно догадываться, потому что в штаб к лучшему стратегу Альбиона имели шанс попасть только лучшие.

Но Георг все равно не сказал ни слова.

Иткаль протяжно вздохнул, подозрительно косясь на тяжелые шторы у окон. Впрочем, даже обладающий самым острым слухом человек ни за что не расслышал бы шепот советника с такого расстояния, да еще прячась за плотной шторой.

Да и не было там никого, король принял меры перед вызовом сына, просто Иткаль этого не знал наверняка, только предполагал.

– Вам известно, за чем отправились на юго-восток принц Александр и капитан Фример?

Георг утвердительно кивнул.

– Так знайте, на «Капитании» перевозились не только сокровища, не только золото и драгоценности. Кое-что еще. Подороже любых сокровищ.

Во много-много раз.

Вот тут Георг заинтересовался всерьез. Даже он, человек недюжинного ума, с трудом мог представить себе что-либо многократно более дорогое, нежели золото или бриллианты. Разумеется, принц всегда помнил об изделиях древних, могущественных древних, которые умели погружаться в пучины океана, летать по воздуху и разговаривать друг с другом на невообразимо далеких расстояниях. Однако здравый смысл подсказывал: даже эти сказочные предметы мало чем смогут помочь ему, ибо они: а) скорее всего давно пришли в негодность и б) невоспроизводимы в современных условиях. Никакая волшебная вещь древних не поможет королю удержаться на троне если не уметь обращаться с нею, не уметь чинить и не уметь делать такие же самостоятельно. Поэтому мысли об артефактах Георг решительно отверг.

– И что же это? – спросил он как мог тихо, потому что пауза затянулась и стала невыносимой.

– Не знаю, – невозмутимо ответил Иткаль. – Никто не знает – что это такое и как оно выглядит. Никто не знает, как им пользоваться.

Известно только что оно в состоянии даровать бессмертие и что владеющий им станет всемогущим и, якобы, без особого труда возродит империю от Атлантики до Пасифика. Когда принц Александр найдет «Капитанию» и доставит ее груз в Истанбул, там будет ждать наша эскадра. Командовать эскадрой предстоит вам, Ваше Высочество. Путь от Боспора до Лондиниума занимает около двух месяцев. За время плавания вы должны будете отыскать это и понять, как этим пользоваться. Вот и все, что я должен был вам рассказать.

Многие на месте Георга затаили бы дыхание, растерялись… Да мало ли как действуют на людей ошеломляющие тайны! Георг же остался спокойным, непристойно спокойным. Он опустил глаза, стараясь осмыслить и оценить услышанное.

«Святой Аврелий! – подумал Теренс Радси Моро, хворый монарх Альбиона.

– Даже не шелохнулся, даже бровью не повел! Он уже король, уже сегодня, хочу я этого или нет!»

– Скажите, – недоверчиво прошептал Георг. – А откуда информация? Из библиотеки? Или от людей Люциуса?

– Вам совершенно незачем знать, откуда информация, Ваше Высочество, – ответил советник Иткаль. – Я объявил вам волю Его Величества и сформулировал вашу задачу, только и всего. Вы выполните ее во что бы то ни стало. И да поможет вам небо.

Ральф Зимородок, Керкинитида, лето года 864-го.

До порта Ральф, кассат и Александр добрались быстро и почти без приключений, если не считать, что Ральфа дважды обругали по пути.

Сначала у рынка, какие-то неприятные меднокожие типы, с секирами на поясах. Потом на улице Шорников, откуда-то сверху, со второго этажа.

Ральф ускорил шаги, призвав Александра следовать его примеру, и точно: к брани присовокупили ведро помоев. К счастью, они успели миновать окна недобро настроенных горожан.

Без четвероногого приятеля не всякий узнавал в Ральфе штарха. Ну а если идешь с кассатом – хлебни своей доли сполна, штарх…

Александр сделался непривычно бледен, сжал губы и играл желваками на скулах. Когда улочки закончились и впереди разлеглась припортовая площадь, он тихо спросил:

– Почему вы это терпите, Ральф Маори де Криам?

Зимородок криво усмехнулся:

– Почему… не пойду же я чистить им рыла? К тому же… Ну, в общем, в людской неприязни есть и положительные стороны.

– Какие же?

– Людская неприязнь нужна кассату.

Александр даже остановился.

– Святой Аврелий, зачем???

– Я объясню это как-нибудь попозже, в более подходящей обстановке. Не споткнитесь, тут бармик…

– Что-что?

– Э-э-э… Швартов. Мы зовем швартовы бармиками.

– А, вот этот канат?

– Он самый.

Кассат перемахнул через парапет сантоны «Гаджибей» с некошачьей грацией. Как всегда ему не нужно было объяснять на каком судне он и штарх пойдут в море. Кассат знал это заранее.

– Здорово, Зимородок, – поприветствовал их матрос у асигута. – Пойдем, покажу твой гамак…

– Погоди. Этот господин – один из нанимателей. Отведи его в камору.

Алекс, не оступитесь…

– Камора – это, должно быть, каюта? – спросил принц, останавливаясь на краю причала.

– Точно! – подтвердил Ральф.

– Собственно, зачем мне туда? – Александр раскинул руки в стороны и ловко прошел по прогнувшемуся асигуту. – Вещи все равно доставят позже. Может быть, лучше осмотреть корабль? Мне любопытно.

– Тогда подождите тут, на фаш… на палубе, я устрою кассата, оставлю вещи в гамаке и сразу же вернусь.

– Отлично. Жду с нетерпением.

Александр вернулся к борту, оперся локтями о накрытину и принялся рассматривать сантону «Дельфин», зачалившуюся с противоположной стороны причала, а Зимородок и матрос прошли на прову и проворно нырнули в тамбучу, туда же, где несколькими секундами ранее растворился приятель-кассат. Отсутствовал штарх не более двух минут.

– Ральф! – тотчас по возвращении обратился к нему Александр, заговорщицки снизив голос. – У меня к вам большая просьба.

– Я весь внимание!

– Не говорите никому кто я такой, пожалуйста. Я – просто аристократ из метрополии. Отправившийся в море по делам. И все. Ладно?

– Как угодно… Кстати, тут не говорят «в море». Тут говорят «в воды».

– Так мы договорились?

– Разумеется!

– Отлично! Жду не дождусь когда выйдем в воды!

Ральф рассмеялся:

– Вы быстро учитесь, Алекс!

– Приходится… Я невеликий знаток морского жаргона, но даже мне заметно, что у вас тут каждая вещь иначе называется. Вот, мачта, к примеру, как по-вашему?

– Шегла.

– Но они же различаются? По ранжиру. На «Святом Аврелии» они зовутся, если не путаю, фок, грот и бизань.

– Конечно, различаются. Передняя – тринькет, средняя – майстро, ну а задняя, будете смеяться, бизань.

– Вот те на! Значит есть все-таки что-то общее?

– Знаете, Алекс, – Ральф даже задумался на какое-то время. – Я вот так вот с ходу и не скажу, единственное это пересечение в терминах или нет. Во всяком случае, другого я сейчас не припомню. Хотя, вот: реи тоже называются реями. Пожалуй, что и все. Остальное различается. Ванты – сарты. Фордун – потарация. Штаг – страль.

Шпангоут – тагун. Кильсон – пармизан. Бушприт – банберс…

– Стоп-стоп-стоп! – запротестовал Алекс. – Не все сразу. Буду привыкать к вашему жаргону постепенно… Начнем с азов. Нос и корма?

– Если уж быть совсем дотошным, то в метрополии это называется бак и ют. У нас – пупа и прова. Пупа – корма, прова – нос.

– Ну и хватит пока корабельных премудростей, – Алекс помахал перед лицом ладонью. – Шегла, пупа и прова. Отлично. Давайте-ка перейдем к географии. Помнится, части света у вас тоже зовутся необычно.

– Есть такое… Пойдемте, присядем, я вижу, прибыл груз, тут мы будем мешать.

Ральф увлек Алекса на прову, к самому банберсу и усадил на уложенный в бухту бармик. Принц сначала норовил умоститься на шнихель, пришлось намекнуть, что не принято.

– Основное отличие в том, – пустился в объяснения Ральф, – что здешние моряки насчитывают не четыре стороны света, а восемь. То есть, серединные направления, такие как северо-восток или юго-запад, тут издавна считаются равноправными с основными. Дабы было нагляднее давайте я вот что сделаю…

Ральф выудил из кошеля восемь мелких монеток и выложил их квадратиком на гладко выскобленных досках фашты.

– Итак, если предположить, что верхняя средняя монетка это север, то нижняя средняя это у нас…

– Юг, конечно, – фыркнул Алекс. – Я понял, понял, и остальные направления найду.

– Замечательно. Проще всего запомнить стороны света, если держать в голове этот квадратик, а вместо монеток подставить слова. Верхняя троица, слева направо – мистрале, трамонтане, грекале.

– Мистрале, трамонтане, грекале, – прилежно повторил Алекс, будто школяр на уроке.

– Средние – поненте, леванте.

– Поненте, леванте.

– И, наконец, сирокко, остро, либеккио.

– Сирокко, остро, либеккио… Нет, не запомню сразу, хотя принцип я понял. Кстати, слова напоминают романские.

– А они, скорее всего, и есть романские, во всяком случае в библиотеке саутхэмптонской академии я лично видел древнюю романскую книгу, где стороны света назывались именно так. Как я удивлялся тогда!

Алекс покачал головой и прищурился:

– Слушайте, Ральф! Вам определенно нужно поинтересоваться своим происхождением. Вы совсем не помните своих родителей?

Зимородок опустил голову.

– Увы, совсем. Ни единого воспоминания.

– Но где-то же вы набрались манер и знаний! Не только ведь в академии!

Может быть, в раннем детстве вас начали обучать, а вы просто все начисто забыли?

– Меня вырастили хорошие люди, – Ральф, не глядя на собеседника, собрал монетки и уселся на бармик. Глядеть он продолжал в сторону. – Не могу сказать, что очень образованные, но как минимум грамотные. А главное, у меня был доступ к книгам и довольно свободного времени.

Наверное, в этом вся причина.

– Знаете, Ральф, – сказал вдруг принц. – По-моему, у нас очень похожая судьба. Она очень разнится внешне, но почти неотличима по духу. О, глядите вон и дядя со свитой!

Легкость, с которой Александр перескакивал с темы на тему, была воистину необычайной.

Зимородок повернул голову: к причалу действительно направлялся капитан Фример в сопровождении нескольких офицеров и не менее чем двух десятков солдат. Припасы к этому времени уже заканчивали грузить на сантону.

Команда «фунда бармики!» прозвучала спустя каких-то полчаса. Моряки метрополии знали эту же команду в варианте «отдать швартовы!».

* * *

То, что сантона «Дельфин» отчалила вместе с «Гаджибеем» и пошла параллельным курсом, Ральфа не шибко удивило, хотя в принципе Ральфу не сообщили о работе на два судна. На борт одного только «Гаджибея» все люди Фримера не уместились бы, поэтому двое офицеров и дюжина солдат погрузились на «Дельфин», а на «Гаджибее» остались Алекс, капитан Фример, тот самый офицер, которого Ральф уже видел во время инцидента с апитором Альмеи Сократес, и еще десяток солдат.

С каморным (Чапой) Ральф успел повидаться лишь мельком – капитан Фример сразу же утащил Чапу вниз. Александр тоже ушел, поэтому Ральф решил пока есть время проверить, как устроился кассат. В матросском кубрике зычно командовал боцман по имени Заур и по прозвищу Катран.

Был Катран такой же как одноименная рыбина щуплый, проворный и шершавый – в том смысле, что голыми руками не возьмешь, подход требуется. Катран размещал по гамакам солдат Фримера и в данный момент внушал им резонную мысль о том, что: «блевать след за борт, а кто наблюет в кубрике – прибирать потом будет каждое утро до конца месяца!» Солдат с капральскими узелками на чакчирах снисходительно сообщил, что они к морям привычные и ходили даже за океан, так что местная лужа вряд ли их впечатлит, на что Катран с сомнением хмыкнул и неопределенно изрек: «Ну-ну…»

Гамак штарха всегда располагался впереди всех, совсем рядом с пров-тамбучей. Здесь же был обустроен закуток для кассата.

Собственно, пров-тамбучей пользовались лишь штарх да кассат; причем кассат всегда, без всяких исключений, только этой тамбучей и никакой другой. Штарх, разумеется, передвигался по кораблю более вольготно, а вот кассат обыкновенно или дремал в закутке или сидел наверху, под парусами, глядя на небо и волны, а квадратный проем тамбучи служил границей между этими двумя состояниями. В данный момент кассат дремал. Ральф не стал ему мешать, уложил вещи в продолговатый рундук под гамаком, и поднялся на фашту.

В лицо дохнуло ветром – свежим, просоленным, пахнущим водорослями. Из парусов стояли только флок, контра-флок, стралет и майстро-ранда; дуло полветра с левого борта, несильно – редко где на волнах можно было заметить барашки – но сантона бежала вперед весьма резво.

«Чапа, небось, опять днище мыл, – подумал Ральф с одобрением. – Дотошный он, не отнять…»

Обросший водорослями и ракушками корабль бежал бы в такой же ситуации заметно медленнее.

Курс держали сирокко, удаляясь от Керкинитского берега.

– Эй, Зимородок! – донеслось откуда-то с пупы. – Поди в камору, кличут!

«Ну, наконец-то», – подумал Ральф с удовлетворением.

Пора было и узнать – куда же они все-таки идут.

Ральф спустился к кассату – тот продолжал дремать, положив голову на лапы.

«Пусть дремлет… Дует нормально, курс спокойный… До заката работы нам вряд ли найдется».

Пробираться через заполненный солдатами кубрик Ральф не захотел, поэтому привычно взлетел по асигуту, поднырнул под флока-мунс и быстро зашагал вдоль борта.

В каморе было тесновато, потому что помимо Чапы, тостяка-Фримера и Александра там пребывал еще и невысокий офицер, чьего имени Зимородок пока не знал. Пришлось протискиваться на свободное место. Чапа и Фример сидели за столиком и разглядывали маленькую карту, забранную в прозрачный материал древних, на свободном краешке рундука примостился Александр, а офицер и вовсе стоял, загораживая проход.

– Вот и штарх, – оживился Чапа при виде Зимородка.

– Исмаэль, Александр, будьте так добры, пропустите штарха к нам… – басом попросил Фример.

– Конечно, дядя! – весело сказал принц, подобрал колени и втянул живот. Офицер тоже посторонился. Пришлось снова протискиваться и усаживаться рядом с Чапой.

– Э… – прогудел Фример. – Ральф! Раз уж вы теперь друг к другу лицом – знакомьтесь, это флаг-лейтенант Исмаэль Джуда. Он знает кто вы…

– Ральф Зимородок, – на всякий случай представился штарх. – Мое почтение, лейтенант.

Исмаэль Джуда четко, по-военному кивнул. Сесть ему было некуда, поэтому он продолжал загораживать проход. Это Ральф мог по-простецки вжать хоть и каморного, но все же старого знакомца Чапу в переборку, а флаг-лейтенанту, понятное дело, такое в голову придти не могло.

Говард Фример был потен и источал плохо скрываемое неудовольствие.

Ему было жарко, тесно и мерзко – после просторной каюты на «Святом Аврелии» камора Чапы казалась ему сущей крысиной норой. И мысль, что ближайшие недели, а то и месяцы придется ютиться тут вместе с подопечным принцем, повергала капитана Фримера в уныние. А еще вместо пяти десятков солдат получилось взять только половину; кока с цирюльником и вовсе пришлось оставить на «Святом Аврелии», потому что на эти чертовы скорлупки больше народу было ни в жизнь не впихнуть, а третью шхуну нанимать не оставалось времени, да и не хотелось отправляться на поиски целой эскадрой, привлекая всеобщее внимание.

Они с Бэрбанксом и вторую-то шхуну – или как бишь там ее, сантону – решили нанять только после того как узнали, что на борт, помимо команды, сантона сможет взять только полтора десятка человек.

Однако Фример был человеком долга и королю Теренсу, двоюродному брату, был предан всецело, поэтому он пытался неудовольствие свое подавить, загнать поглубже и сосредоточиться на порученной миссии, невзирая ни на что: ни на проклятую южную жару, ни на эту тесную каютку с чужим названием камора, ни на варваров со странностями и саутхэмтонскими дипломами…

– Вы бы сняли китель, дядя, – сочувственно посоветовал Александр. – Жарища ведь, спасу нет.

Сам Александр сидел в легкой рубахе, изрядно подмокшей.

– Я б снял… – пробасил Фример. – Да не развернусь, пожалуй…

– А мы выйдем! – с готовностью подобрался принц. – Исмаэль, прошу вас!

– Выхожу, – кратко отозвался офицер и освободил площади. На его место переместился Александр; пододвинулись и Ральф с Чапой. Фример с нескрываемым облегчением привстал и кое-как освободился от кителя.

Рубаха на толстяке была мокрая насквозь, хоть отжимай.

– Там вон гачок на переборке, – подсказал Чапа услужливо. – Ага, он… И шапку вашу можно туда же…

– Шапку! – фыркнул Фример. – Это треуголка, дикие вы люди!

– Ну, пусть будет треуголка, – охотно согласился Чапа. – Не под ногами же ей валяться?

– Тоже верно, – Фример кое-как пристроил китель и треуголку на гачок.

– Входи, Исмаэль!

– Пожалуй, я тут, в проходе постою, – сказал Исмаэль снаружи. – А то и впрямь дышать нечем.

Чапа озабоченно выглянул в проход перед каморой и гаркнул:

– Эй, вахта! Кто там есть?

– Тут! – донеслось сверху.

– Это кто? Кот?

– Я, камо!

– Гляди там, чтоб никто не лез! Заняты мы!

– Заметано, камо!

Чапа удовлетворенно кашлянул и всем своим видом показал, что готов внимать нанимателям.

– Ну, что ж… Взгляните на карту. На данный момент наша задача состоит в том, чтобы отыскать вот это место.

Ральф взглянул. Внимательно. Карта была крупномасштабной, судя по деталям и рельефу, на ней удалось бы разместить разве что город размером с Керкинитиду или Джалиту с ближайшими окрестностями, не больше. Город на ней был и изображен, город и побережье вод. Однако совсем маленький город, гораздо меньше Керкинитиды.

Впрочем, это не могла быть Керкинитида, потому что побережье было не плоское, степное, а высокое. Скалы, поросшие лесом горы. Городок стоял на маленьком полуострове и прилегающих холмах, обнимая две бухты. В одну из бухт, с виду более удобную для стоянки судов, вторгался продолговатый остров. Тоже небольшой.

Самое неприятное состояло в том, что на карте отсутствовала привязка к сторонам света.

– Что скажете? – поинтересовался Фример.

– Это наши воды? – осторожно справился Ральф.

– Мы считаем, что да.

– В водах масса мест, похожих на это.

Ральф старался быть предельно корректным и точным в формулировках.

– Значит, тысяча чертей, будем искать! По крайней мере, знаете вы, где искать не следует?

– Не беспокойтесь, знаем, – заверил Чапа. – Но по такой карте и впрямь трудно определить место…

– А ты умеешь читать карты? – недоверчиво прищурился Фример.

Чапа даже растерялся.

– А… Господин Фример, но я же каморный… Я вожу эту сантону по водам уже почти двадцать лет… Память памятью, но… Вот, глядите.

Он бережно достал из-под стола трубчатый чехол, извлек из него свернутую карту и аккуратно развернул. Карту Эвксины и Меотиды выражаясь языком метрополии или карту вод в понимании местных моряков. Это была хорошая карта для дальних походов; на ней даже были обозначены глубины, но составляли ее древние, а значит на эти цифры не стоило обращать внимания. Если верить цифрам, то воды когда-то были чудовищно глубокими… но это было давно, очень давно.

Ничего не понимающий толстяк уставился на сидящих тесно друг к другу Чапу и Зимородка.

– Господин Фример, наш каморный прав, – решил внести ясность Ральф. – Я, к примеру, научился читать карты – и морские, и иные – задолго до того, как поступил в академию Саутхэмптона.

– Хороши варвары, а дядя? – не без иронии вставил Александр. Похоже, он от души веселился. – Право, это лишь доказывает, что мы обратились по адресу!

– Честно говоря, я снова удивлен, – пробасил капитан Фример. – Час от часу не легче… Хорошо еще, что удивляете вы меня приятно.

Он пожевал пухлыми губами, в очередной раз промокнул платочком лоб и продолжил:

– Ну, ладно, к делу. Что вы предлагаете?

– Я думаю, – осторожно проговорил Чапа, – что нужно просто пойти вдоль берегов. Если это место и впрямь где-то в наших водах, мы его узнаем.

Осталось только назначить отправную точку.

– Поненте делать нечего, – сказал Ральф уверенно. – Гор там нет.

По-моему нужно идти к Боспору, а оттуда – леванте, вдоль побережья.

Если понадобится – до самого Меотидского пролива. Если не найдем до той поры – значит это не наши воды.

– Согласен, – кивнул Чапа. – А вы, уважаемый?

– Что ж, – Фример не стал перечить. – Если вы так считаете, давайте попробуем. Александр?

– Я согласен, дядя. Утверждаю, так сказать, и благословляю сей план.

И если у нас больше нет ничего достойного обсуждения – я бы предложил закруглиться. Мо?чи нет, хочется наверх, на ветерок. И еще я бы винца холодненького выпил. Немного.

– На том и порешим! – подытожил Фример. – Курс – на Боспор!

– А мы туда и держим, – усмехнулся Чапа. – Видите ли, господин Фример, у нас большинство походов так и начинаются: курс на Боспор, а там будет видно…

И Чапа довольно хохотнул. Настроение у него было лучше некуда.

– Баста! Наверх! – скомандовал Фример. – А еще нужно приготовить нам постели. И Исмаэля устроить подобающим образом.

– Я распоряжусь, – пообещал Чапа. – Все сделаем в лучшем виде, господин Фример, не сомневайтесь!

Александр Селиний, принц Моро, Эвксина, лето года 864-го.

К вечеру ветер начал помалу закисать. Чапа сперва распорядился добавить парусов, потом долго глядел на дымку, застлавшую горизонт. А после обернулся к Зимородку, который отдыхал под флоком.

Многозначительно так обернулся.

Ральф и сам видел, что к закату ветер окончательно скиснет. Барашки с волн давно пропали, да и волны стали ниже, ленивее и беспорядочнее.

Надвигался штиль.

Это заметили все – и Фример, и Исмаэль, и вышедшие покурить солдаты.

– Тысяча чертей, – пробурчал толстяк-капитан, приставив ко лбу ладонь и изучая небо. – Штилеет. Торчи тут…

– По-моему, это лучше шторма, – легкомысленно заметил Александр, явно намереваясь присоединиться к Ральфу на прове. – Сухо, не болтает…

Чего еще?

– Не скажите, Ва…

– Дядя!

– Ах, да! Не скажите, Александр. Даже не особо бывалый моряк вам подтвердит: любая буря лучше штиля. С бурей можно бороться и если капитан умел, а корабль хорош – много ли беды в буре? Зарифились и пошли помалу… А в штиль люди с ума сходят.

– Вероятно, потому что им занять себя нечем, – предположил Александр.

– Именно, любезный мой племянник! Именно поэтому – в штиль нечем заняться, от безделья с ума и сходят!

– Пытливому уму всегда есть, чем заняться, – довольно безапелляционно заявил Александр. – Пойду-ка я к Ральфу. Что-то он там со своей кисой затевает…

Тут вмешался Чапа:

– Прошу прощения, господа, но штарха сейчас лучше не трогать. Он занят.

– В смысле? – не понял Александр. – Почему вдруг занят?

– Ну, штиль же, – проникновенно пояснил Чапа, всплеснув руками.

Никто из альбионцев ничего не сообразил. Александр недоуменно переглянулся сначала с Фримером, потом с Исмаэлем. Но в словах каморного было столько убеждения, что потревожить Ральфа никто так и не рискнул, все наблюдали издали, от средней мачты – Александр даже запомнил, что на «Гаджибее» она зовется майстро-шеглой.

Кассат взобрался на банберс, словно обычный домашний кот на балконные перила, прошел немного вперед и улегся на бастуне.

– Че это он на утлегарь полез? – отчего-то шепотом спросил Фример, обращаясь к Чапе.

– Куда?

– Ну… вон то дерево, по-нашему зовется бушприт, а накладка – утлегарь.

– А… По-нашему – банберс и бастуня. Ветер творят, господин Фример.

Глядеть – глядите, а вот близко лучше не подходить.

– Что творят? – Фримеру показалось, будто он ослышался.

– Ветер.

– А… – протянул Фример и осекся.

Ральф встал позади кассата, затем медленно воздел к небу руки. Воздух меж его ладоней словно бы загустел, стал текучим и зыбким – так в жаркий полдень над песками шевелится горячее марево. По шерсти кассата вдруг побежали, сухо потрескивая, яркие даже при дневном свете искры. Ральф все стоял; меж его ладоней, похоже, рождался миниатюрный вихрь. А несколькими секундами спустя Ральф отпустил этот вихрь; движение его было совершенно однозначным – так отправляют в небо ручных голубей.