Васильев Владимир Петрович
С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)
Владимир Петрович Васильев
С ТОБОЙ ВСЕ ЯСНО
(дневник Эдика Градова)
Повесть "С тобой все ясно" рассказывает о коротком периоде жизни девятиклассника - от осени до весны. Но когда герою в начале повести пятнадцать "с хвостиком", а в конце - почти семнадцать, для него этот период огромен и очень ваисен. Ведь это возраст выбора, возраст раздумий и решений_ которые иной раз определяют всю последующую жизнь. В книгу включена и ранее публиковавшаяся повесть в. Васильева "Педагогический арбуз". Обе повести объединены общей темой возмужания подростка.
Эту книгу писатель Владимир Васильев написал не от своего имени, а от имени мальчика Эдика Градова и еще от имени воксатого Герасима Борисовича. Хотя Эдик и Герасим Борисович не состоят в родстве и не дружат, у них много общего. У них так много общего, что кажется, Эдик и Герасим Борисович одно лицо, только действует оно в разных обстоятельствах: в одном случае это мальчик, в другом - молодой вожатый, в первом случае мальчик почти взрослый (девятиклассник!), во втором - вожатый почти мальчик (только что окончил школу). Рассуждая так, я как бы привел двух разных героев к общему знаменателю.
Мне это нетрудно было сделать, потому что обе повести - и "С тобой все ясно" и "Педагогический арбуз" - написаны одним пером. Когда еще не было шариковых ручек, а были чернильница и перо (историческая справка), то писали не только прямо или с наклоном, но еще и с нажимом: часть буквы тонко, часть - жирно. Так вот, эти две повести написаны как бы с одинаковым нажимом. Они написаны забавно, с юмором, даже о серьезных вещах автор рассказывает весело. Такой у этой книги веселый автор.
А рассказывает он о школе и о пионерском лагере, о дружбе и о... любви, с взрослых и детях, о разных поступках и разных случаях. Например, когда Герасим Борисович окончил школу, ему сказали, что он должен кормить семью. И он - веселый человек - представил себе, что за столом сидят мама и сестра Варька, а он подносит ложку с супом то одной, то другой. Весело у него получается. Но когда ты, читатель, задумаешься, то поймешь, что "кормить семью" - это очень серьезно. Не до смеха. Может быть, у автора неправильный нажим? Нет, правильный - интересный, заставляющий тебя сначала улыбнуться, а потом задуматься. Ведь и в жизни так часто бывает: сперва засмеешься, а потом только смекнешь, что зря смеешься. И может быть, лучше сперва подумать, а потом уже засмеяться.
Владимир Петрович Васильев - учитель по душе, по призванию, он любит детей, и дети любят его. Он учит их литературе, учит искусству видеть мир и радоваться жизни. Сейчас он работает в одной из станин Краснодарского края.
Приглашаю тебя, читатель, в книгу, написанную человеком добрым, веселым и наблюдательным. В том доме, то есть в этой книге, ты будешь чувствовать себя своим человеком, потому что многое, о чем здесь написано, понятно и знакомо тебе. И друзья твои наверняка похожи на друзей Эдика и на ребят из отряда Герасима Борисовича.
Итак, счастливого пути, приятного чтения!
Юрий ЯКОВЛЕВ
Памяти
НИКОЛАЯ АЛЕКСЕЕВИЧА
ЧУДАКОВА,
учителя
Автор
С ТОБОЙ ВСЕ
ЯСНО
Дневник Эдика Градова
27 августа
Ну, погнали!
И сразу - стоп! Что это за "погнали"? Римма Николаевна уже не раз мылила мне шею за такие словечки. Вот "мылила шею" можно, а "погнали" нельзя. Почему, спрашивается? Дебри! Римма Николаевна (товарищ Градова, мама) говорит: "Жаргон". А если у нас вся школа так выражается?
И все-таки - погнали-поехали! Такой век. Такие скорости. Даже в собственный дневник влетаешь на второй космической. Я ведь родился за год до того, как Гагарин крикнул на всю планету: "Поехали!" "И мчится вся, вдохновенная богом..." (Вот бы Бабуся порадовалась, если б узнала, что ее ученик наизусть цитирует Н. В. Гоголя. Все-таки кое-что она нам дала.)
Лето кончается, и наша троица на всем скаку вотвот ворвется в школу. Девятый класс! Соскучился по родимым портретам: Андрей и Боря отдыхали в других краях, в имениях своих бабушек. А ведь было нас поначалу четверо (знаменитая и неуловимая "Группа АБЭР"), но после 8-го Руслан Филиппов Минус не вынес общеобразовательных тягот и подался в профтехучилище.
Наверное, будет нам не хватать худого и молчаливого Минуса, хотя в мае он и так от нас откололся, завел себе другую компанию.
Сегодня Томка нашла в почтовом ящике засургучснный пакет на мое имя с кратким приказом: "Совсекретно. "Группе АБЭ" собраться на тайное совещание перед заброской на школьную орбиту тчк место обычное".
Я попял, что это Андрей, и тут же позвонил дальше, по отработанной схеме. Боря заспанным голосом сообщил, что он уже получил всю необходимую информацию, готовит оружие, валюту, ампулы с ядом на случай провала и проч. До встречи!
28 августа
Совещание было полезным и прошло в теплой, дружественной обстановке. Остальное - секрет. Боюсь, как бы Римма Николаевна и Томка меня не накрыли.
Потом, как сказал Андрей, заинтересованные стороны разбрелись каждый в свою сторону. Я пошел в парикмахерскую. И тут меня ждала крупная неприятность: согласно указанию гороно стригут только под "нормальную школьную". Вот тебе, бабушка, и первое сентября! Для бабушек, может, и все равно, а я все лето отращивал такую прекрасную гриву. Раньше у меня был один пунктик - рост, теперь прибавился новый - прическа. И этакую красоту под ножницы?
Лучше голову под топор!
Где же справедливость, черт возьми! Может человек себе прическу выбирать или нет?
- Римма Николаевна, может, мне не стричься? - забрасываю я удочку вечером. Мама ужасно злится, когда я ее называю по имени-отчеству или еще "товарищ Градова". Она у нас депутат горсовета, ей часто звонят: "Товарища Градову можно?.. Римма Николаевна дома?.." Сначала мне было странно, что к маме можно так обращаться, а потом привык.
- Эдик, ты уже не маленький, - начинает мама, но я перебиваю:
- Сколько я себя помню на этой земле, ты меня убеждаешь, что я не маленький. Но раз я взрослый, могу я сам решать, как мне стричься?
- Эдик...
- Правильно, Эдик. А теперь посмотри на Томку.
Почему ей можно в одиннадцать волосы до лопаток, а мне в половине шестнадцатого даже до плеч нельзя?
Где справедливость?
- Она же девочка! - возмущается мама.
- А у нас равноправие, - отбиваюсь я.
- Тогда почему ты посуду не моешь? - встревает Томка.
- Цыц, козявка, тебе слово не давали! - командую я и пытаюсь ухватить ее за косу. Не на ту напал.
- У нас равноправие! - пищит она, прячась за кресло у телевизора. Эдя-бредя съел медведя...
Еще и дразнится! Язычище на полкилометра. Ну и смена подрастает. Мы такими не были.
30 августа
Никто не может толком объяснить, что такое акселерация. Римма Николаевна тоже, хоть она и врач.
Но я знаю и очень переживаю, что акселерация меня не коснулась. Обидно. Вчера примерился к последней отметине на двери... Со мной все ясно! За целое лето подрос всего на 10 мм. Опять буду последним в шеренге, эх!
А волосы у меня прекрасно торчат во все стороны, дыбом стоят настоящий "дикобраз", самая модная в городе прическа. Худо-бедно, а 35-40 мм прибавляется. Так и те обчекрыжат!
Неужели мне всегда смотреть на своих однокашников снизу вверх? Почему я не такой, как все?
А впрочем, до паспорта еще полгода, может, вытянусь.
Отец (до того, как он с новой женой уехал в Москву)
говорил, что человек растет до двадцати пяти лет.
Чего я, собственно, разоткровенничался, черт побери?
31 августа
Из-за того, что акселерация обошла меня стороной, был я нынче разжалован из комсомольцев в пионеры.
- Мальчик, - говорит мне она. Нет, лучше Она.
Имени не знаю. - Мальчик, ты умеешь горнить?
- Нет, девочка, - отвечаю наглым, самым грубым, каким могу, голосом. Я двоечник. Все мое детство прошло в детской комнате. Милиции, разумеется...
Она улыбнулась, а сама чуть не плачет.
- Знаешь, - говорит, - у меня, наверное, не получится.
- Что не получится?
- Все. С вами.
Тут только я понял, что это старшая вожатая. Новенькая. Она и в галстуке была, да я в глаза засмотрелся и не заметал. Глаза у нее... Во глаза! И слезища здоровенная, блестит тяжело, как шарик от подшипника. Это меня и доконало.
Я почему-то вспомнил устав нашего КЮРа, который мы, тогда еще дурошлепы-шестиклассники, учредили тайно от Ангелины Ивановны (хотя именно она натолкнула нас, воскликнув: "Настоящий рыцарь никогда не допустит, чтобы женщина плакала!"). Клуб Юных Рыцарей держался на одном-единственном пункте, но каком! "Мы не выносим женских слез!" Наша боевая мушкетерская организация просуществовала в подполье всего одну четверть. Мы (Андрей Босов, Борис Матюшин, Руслан Филиппов и я) лупили всех, кто обижал девчонок. А потом Ангелина перехватила на английском совсекретный рапорт о проделанной работе. Пришлось выходить из подполья, все равно нас бы вывели на чистую воду. Нас поддержали и похвалили на собрании и в общешкольной стенгазете, а К.ЮР развалился...
Ну, прогорнил я. Пробный сбор учащихся был. Я видел, как ей трудно, но она держалась молодцом, даже смеялась и шутила. Профиль у нее какой-то особенный.
1 сентября
Как и следовало ожидать, с первого дня учебы между нами и учителями вспыхнула Причесочная война.
Мы, пытаясь сдержать натиск, медленно отступили на заранее подготовленные позиции, защищая каждый сантиметр родных волос. Куда там!
- Не хотите по-хорошему, - после тщетных уговоров заявила "Группе АБЭ" классрук Ангелина Ивановна, - будем по-плохому. Повторяю, мне не нравится, как одета и как причесана ваша троица. После уроков - к Афанасию Андроновичу!
В бой введена тяжелая артиллерия.
- Этот мужчина шутить не любит, - напомнил Боря, когда мы направились в кабинет директора.
- Будем считать, что наносим визит вежливости, - пошутил Андрей.
В приемную выпорхнула и промчалась мимо нас новая вожатая. Андрей посмотрел ей вслед, одобрительно поднял сросшиеся над переносицей брови,
- Град, выпади! - Босоз считает, что я не дорос до их разговоров о женщинах. - Как ножки, оцени? - спросил он Борю негромко.
Директор принял нас не сразу, у него было много людей и дел.
- Как только Скафандр (Скориков Афанасий Андронович - так ловко сократил Андрей) заведет нас в барокамеру... - учил нас Андрей. Это он так говорил.
А смысл был такой: как только Афанасий Андроновнч пригласит нас в кабинет, мы сразу в три голоса начинаем каяться - все равно проиграли. А Боре не хотелось ставить под удар Ангелину, которую он боготворил. Они отступали без боя.
Я смотрел на своих друзей и думал: до чего же они непохожи друг на друга. Андрей Босов - высокий, всегда одетый с иголочки. Вот и сегодня он явился в школу в наимоднейших брюках, расклешенных до невероятной ширины, в ярко-красных носках и в тупоносых туфлях на великанской платформе. Боря - приземистый и широкоплечий, пиджачок на нем мятый, немодные брюки-дудочки позабыли, а может, никогда и не знали, что такое глажка и "стрелки"...
Босов - "золотая голова", Матюшин - "золотые руки". Это все знают и все признают. Интересно, из какого вещества сделан я - недоразвитое туловище "Группы АБЭ"?
Наконец нас попросили войти. У директора был усталый вид, как у мамы после операционного дня.
Несколько минут он молча что-то писал и хмурился.
- Мы больше не будем, Афанасий Андронович, - начал, косясь на Андрея, Боря.
- Больше не будете, меньше не будете - это все не то. - Директор поднял на нас глаза. - Это детский сад. А у нас уже школа. И вы старшеклассники.
Комсомольцы. На кого же мне опереться, если не на вас?
Мы молчали. Ждали, куда он клонит.
- Знаете, чего вам не хватает, чтобы быть хозяевами школы? - спросил директор, вставая из-за стола.
С позапрошлого года мне известно, что такие вопросы называются риторическими. Они не предполагают ответа.
- Нам не хватает возможности носить ту прическу, которая по душе. Слова принадлежали мне, а голос нет. Сипение какое-то.
- Только и всего? - рассмеялся директор. - Ответственности вам не хватает, вот чего, - строго добавил он. Все ясно. Это у него пунктик такой - говорить об ответственности.
- Может, у нас вообще не хватает? - предположил Андрей.
Афанасий Андронович не ответил. Понимает риторические вопросы! Он снова сел и домашним голосом спросил, какую прическу мы хотели бы носить.
- "Дикобраз", - честно сказал я.
- "Гаврош", - честно сказал Боря.
- "Нормальную школьную", - торжественно отчеканил Босов. - Вы меня убедили. Можно идти?
- Подожди. Сейчас всех отпущу, - устало сказал директор. - Я хочу, чтоб вы поняли, ребята. Вот кончите школу - обзаводитесь какими хотите прическами.
На здоровье. Будут вам и "гаврош", и этот... "дикарь", что ли? Будут. Но пока вы у-ча-щи-е-ся. И это налагает на вас ответственность. Перед самими собой.
Перед учителями. Перед младшими товарищами, наконец. Порядок есть порядок. Так что давайте не будем!
- Так Матюшин же с самого начала сказал, что мы больше не будем! нетерпеливо воскликнул Андрей и пожал Боре руку.
- Я рад, что мы нашли общий язык, и надеюсь к этому не возвращаться. Директор поднялся. - До свиданья.
До свиданья, Андреевы клеши! До свиданья, моя причесочка! Здравствуй, отутюженный Боря!
2 сентября
Постригли.
7 сентября
Почти неделю не мог открыть дневник. Плохо для меня начался этот учебный год.
Постричь-ся - значит "постричь себя". Так нас Бабуся учила на уроках русского языка. А меня ПОСТРИГЛИ. Против моей воли. Да еще парикмахерша попалась бестолковая: полголовы обчекрыжила под допотопную "канадку". До-ис-то-ри-чес-ку-ю!
Думал, в школе засмеют. Ничего, обошлось. Андрей мне в утешение придумал поговорку: "Волосы не мысли, вырастают быстро".
8 сентября
В середине седьмого класса студенты-практиканты замучили нас длиннющими анкетами. Тогда же "Группа АБЭР" осуществила заброску в глубокий тыл противника. Было проведено совсекретное социологическое исследование "Уровень психической полноценности наших девочек". Агенты А, Б, Э и Р получили одно и то же задание: толкнуть девчонку (на уроке, на перемене, в буфете) и "зафиксировать реакцию", то есть, что она скажет.
Эксперимент проводился десять раз в примерно равных условиях. Было отмечено семь восклицаний "дурак" с двумя вариациями: "дурак ненормальный" и "дурак малахольный". "Ненормальный" и "малахольный" как однородные члены взаимно уничтожаются - остается "дурак" в чистом виде.
Оля Савченко сказала: "Ты что, того?"
Ира Макешкина сказала: "У тебя что, совсем?"
Но и это очень близко к общему результату, который (после обработки статистического материала) был сформулирован так: девочки наши жутко нервные и нa нашего брата реагируют абсолютно одинаково.
Правда, Аня Левская, помню, испортила картину, пробормотав в ответ на мой толчок что-то вовсе несуразное: "Зачем ты так?" Смех из меня чуть не брызнул, как повидло из пирожка, но я вовремя вспомнил, что нахожусь на задании, и опять нахально задел ее плечом. Центр ждет информацию и получит ее! Буфетная очередь, состоявшая главным образом из девчонок, вела себя агрессивно: "Вытолкать его, дурака такого!"
Но Анюта принялась меня защищать: "Ничего, ничего...
Он нечаянно..."
Чтоб не смазать общей картины, я не стал передавать ее нетипичные ответы в Центр...
И вот вчера, потехи ради, наша троица решила повторить давний эксперимент.
Без "дураков"! Девочки стали совсем другими. Не только внешне (на физкультуре я в первую минуту даже глаза зажмурил - думал, ослепну). И повадки у них иные, и голоса, и слова.
Та же Оля Савченко сказала: "Как ты с девушками обращаешься!"
Та же Ира Макешкина сказала: "Наши юноши в своем репертуаре".
Это уже не та Оля, не та Ира.
И только Аня Левская, как и полтора года назад, прошептала: "Зачем ты, Эдик, ведь ты же совсем не такой..."
Забыл, какое сегодня число. Кажется, 11-е. Или 12-е? Впрочем, какая разница! Числа хороши в моей любимой математике, где у них есть вес и смысл, где каждое из них красиво на своем месте, а в изящной словесности можно обойтись и без них. Какая разница, какое сегодня? Долой числа из дневника совсем!
Вот какая новость: Бабуся от нас уходит. На пенсию. А мне не хочется с ней расставаться. Не то чтобы я любил Бабусю, нашу Марию Степановну. Тем более к литературе я совершенно безразличен. Как вспомню все эти сравнительные характеристики - бедные литературные герои, мы же их разбирали, как двоечников на классном собрании. По поступочку, по словечку. Как только они живыми оставались! А сочинения - какая тоска! В восьмом классе я даже такой пункт плана взял в заключении: "Мое отношение к Пушкину". Модно было про "свое отношение", вот я и взял. А какое у меня отношение к Пушкину? Я даже не понимаю, почему он гениальный поэт...
Да, Мария Степановна уходит. Не знаю, чего я к ней так привязался. Вроде она меня не жаловала...
В четвертом, что ли, классе, помню, первый раз высказал на литературе свое мнение. Проходили мы басню дедушки Крылова "Стрекоза и Муравей". Мария Степановна и спрашивает: "В чем, дети, мораль?" Тяну руку: "Мораль в том, что почему он такой жадный..." - "Кто жадный?" - изумилась учительница.
"Муравей, - отвечаю. - Стрекоза к нему зачем прилетела? Помощи просить. А он еще издевается: "Так пойди же попляши!"
Многие засмеялись, а Мария Степановна решила, что Градов издевается над Крыловым, и до восьмого класса я не задавал ни одного вопроса. Спрашивают - отвечаю, а сам - ни-ни!
Когда проходили "Деревню" Пушкина, я вылез из молчального окопа и спросил, как понимать строки "Там девы юные цветут для прихоти бесчувственной злодея".
И опять "получил по башке, чтоб не высовывался"
(это мне Андрей потом так объяснил). А Мария Степановна возмутилась: "Циник ты, Градов!" И целую четверть меня дразнили Циником, хотя я и сейчас не пойму, в чем же состояло мое "наглое и бесстыдное поведение". Пушкин написал, а мне нельзя спросить?
Вот после этого случая я уже нарочно выучил наизусть несколько строк из "романа в стихах": "Ах, ножки, ножки! где вы ныне?" Но Бабуся меня не спросила (а мне было интересно, как она прореагирует).
И на экзамене мне достался Пушкин, но совсем про другое.
И все-таки не хочу, чтобы Мария Степановна уходила, хотя из-за нее "родная литература" с самого начала была мне двоюродной. Боря вчера признался:
"У Бабуси на уроках уютно. Шаблон - никаких тебе неожиданностей. Как оно еще будет у нового учителя?"
Может, я этого боюсь?
Учусь я хорошо. В моем дневнике есть все оценки, которые существуют в природе. "От двух до пяти", как сказал бы Корней Чуковский (и был бы не прав, потому что у меня как-то была и единица!). В отличники не лезу, но четвертных троек почти не бывает.
Вообще к оценкам "ровно дышу", и это единственное, в чем мы сходимся с Риммой Николаевной. Она давно и хорошо сказала: "Мне не пятерки твои нужны, а чтобы ты не вырос лоботрясом". А вот Томка у нас - отличница, гордость семьи. Посмотрю, что она запоет, когда дорастет до тригонометрии, когда станет продираться сквозь дебри алгебры, когда в физике запахнет элементарными частицами?!
Обычно из школы мы два квартала идем вместе.
- Жаль Бабусю, - сказал я.
- Пожилая женщина отправляется на заслуженный отдых, - возразил Боря. Это нормально.
- Туда ей и дорога, - отрезал Андрей.
- Гады вы! - заорал я. - Предатели!
- Какая тебя муха укусила? - удивился Андрей.
Чем больше я злюсь, тем он хладнокровнее. - Я ничего плохого не имел в виду, Град ты мой. - В торжественных случаях или когда хочет уесть, он так ко мне обращается. - Просто дороги у нас разные. Ей туда, на пенсию, нам сюда - учиться. Тебе, наверное, кажется, что на синхрофазотроне современности восседают две королевы - Физика и Математика. А по-моему, одна - Литература. И нам нужен настоящий учитель, а не... Бабуся.
Боря улыбается и молчит. Он рад, когда мы с Андреем заводимся.
- Но вы же довольны, что она уходит? Даже нескрываете этого. Что она сделала вам плохого? - спрашиваю я.
- А что хорошего? - в один голос спрашивают они.
- Да и тебе тоже, - добивает меня Босов, - если вспомнить крыловские времена...
Андрей хохочет. Я обращаюсь к Матюшину.
- Борис Михаилович (он любит, когда его по имени-отчеству), ну если бы твоя Ангелина ушла, ты что бы,закукарекал?
- Ангелина еще молодая женщина, - розовея, отвечает Боря. Взрослый мир он упорно делит на "мужчин" и "женщин". Тоже пунктик.
- Пенсия - это плата за слишком долгую жизнь, - философствует Андрей. Надеюсь, что я не дотяну. Особенно если учесть, что среди моих друзей есть психованные вроде тебя, Град ты мой...
- Как вы не поймете. - Я даже остановился, потому что эта мысль только что пришла мне в голову, пригвоздила к тротуару. - Бабусе плохо. Она, наверное, плачет. Вы, люди из КЮРа!..
Они тоже притормозили, и Андрей медленно произнес, ни на кого не глядя:
- Ее никто не любил. Ты тоже. Не притворяйся.
Это правда.
Эта правда привела меня в бешенство.
- Разве может так быть, чтобы человека никто не любил? Никто на свете? Где же справедливость?
На этом два наших общих квартала кончились.
- Где же справедливость? - снова спросил я их сегодня. - Почему мы не замечаем людей вокруг?
Тетю Машу, например. Мы даже не здороваемся с ней.
- Какую еще тетю Машу? - изумились они.
. - Техничку, касатики, - ехидно объяснил я. - Правильно Ангелина назвала нас "равнодушными обывателями". Иногда и классный руководитель правду скажет...
- Ангелину Ивановну не трожь, - прорычал Боря.
- Ну да, а когда человек отдал школе всю жизнь и...
- Следила, чтоб мусора не было, - быстро вставил Андрей.
- Я не о тете Маше. Вы отлично понимаете...
- И я о Бабусе, - снова перебил меня Андрей. - Она следит, чтобы в наших головах не было мусора.
Но той же метлой она выметает и все остальное. Конечно, для нее это "остальное" всего лишь мелкие художественные детали, второстепенные подробности.
Но для меня, извини...
Нет, с Андреем не поспоришь. Задрав голову, я смотрю ему в лицо. Вот кого коснулась - да чти там - схватила и тянет за шиворот к звездам акселерация. До этого лета у Андрея было две брови. Наверное, они тогда тянулись друг к другу, но лишь сейчас я заметил, что они аварийно врезались, словно две черные "Волги", она в другую - только фонтаном кустик волос посередине! Почему природа так несправедлива: одним и рост, и брови, и ума палата, другим...
Ничего не пойму. Но чувствую, что в нашем споре я прав.
Рожков, Карапетяи и Шилин за что-то хотели поколотить Романа-Газету (таким прозвищем он расплачивается за свою начитанность). Но Макешкина встряла и расстроила им всю обедню.
Для Макешкиной Роман Сидоров свет в окошке.
Она смотрит на мир сквозь такое узкое оконце, что ей и этой узкой полоски хватает. Макешкина в первый же день, как он появился, предложила сидеть вместе:
- Сидоров, хочешь со мной?
Но он не захотел ни с ней, ни с кем - так и остался на последней парте один.
Роман-Газета для меня загадка. Он, можно сказать, все еще новенький, хотя его перевели к нам из другой школы в конце восьмого класса. Он горд, одинок и, как выяснилось, трусоват. От драк увиливал.
Вообще-то с прошлого года я тоже против драк.
Последний раз с разбитой мордой я появился в райкоме, когда меня принимали в комсомол. На все вопросы я ответил четко: и про демократический централизм, и про положение в Чили.
- Дрался за честное дело? - спросили меня напоследок.
- Не знаю, - ответил я.
Меня приняли. Я и сейчас не знаю, честным ли было дело. У Ани Левской лицо белое, как экран перед началом кинофильма. Я шепнул Минусу: "Руслан, наша Анька на невесту похожа, вся белая..." Шепнул!
А он как заорет на всю школу: "Невеста, невеста!" А та на меня смотрит, красная, как кровь, которой через минуту я умылся, да еще чуть не плачет. По кюровским понятиям я должен был дать ему по шее1 С другой стороны, из-за девчонки в "Группе АБЭР" ссора:
Минус мне губу разбил, я ему синяк поставил. Пришлось А и Б нас мирить.
С тех пор я с Русланом не дрался. И ни с кем. Вообще решил: никогда больше драться не буду. Никогда.
На уроке истории возникла такая мысль: что, если написать "Историю нашего класса в драках и войнах"?
Начать можно с того же Руслана Филиппова, который, правда, пришел к нам во втором, но зато сразу взял класс в ежовые рукавицы. Начальная школа это Минус с его культом грубой физической силы. Потом была эпоха военных союзов, которые возникали и лопались чуть ли не на каждой перемене. Одновременно с этим шла длинная серия драк "один на один".
Каждую четверть, каждое полугодие мы точно знали, кто в классе сильнейший. Мы с Борей сначала считались слабаками, потом Матюшин рванулся вперед.
Андрей же в шестом и в начале седьмого даже Минусу мог врезать. Потом мы -объединились в "Группу АБЭР"
и уже редко кому уступали. "Англичане", "французы", "шведы" - все отведали силу нашего кулака.
В седьмом вдруг обнаружилось, что воюем мы...
из-за девочек. Зимой было целое ледовое побоище на катке - за право нести портфель Оли Савченко, которая считалась первой красавицей (хотя я не помню никаких разговоров на эту тему - просто считалось, и все).
Девчонки изо всех сил делали вид, что они против драк, но я не очень верю в их искренность. А вот кто уж был по-настоящему, всей душой за мирное сосуществование - так это наш директор. Он то и дело брал к себе в кабинет заложников, пока ребята не шли каяться, чтобы выручить товарищей.
Урока нет, каждый занят чем хочет. Андрей с Борей. гоняют мяч на баскетбольной площадке. Макешкина скатывает, нет, сдирает, опять нет списывает у меня алгебру. Когда я научусь литературно выражаться?
Бывает, что и я перерисовываю задачки по химии у Ани Левской. Она всегда краснеет за меня и говорит чуть ли не шепотом: "Эдик, давай я тебе лучше объясню". Не потому шепчет, чтоб никто не услышал, а просто у нее голос такой. Она вообще тихоня. Мышка-норушка.
Химию я вчера не успел сделать, потому что битый час просидел перед зеркалом. Все старался понять: какой я? Как выгляжу? Каким меня видят со стороны?
И каким видит меня одна...
Нет. Чего трепаться! Кто хочет увидеть, все увидит.
Пишу на литературе. Собственно, у нас классное сочинение - что-то про "луч света" и "темное царство".
Эх, знал бы Добролюбов, какое это сложное физическое явление обыкновенный луч обыкновенного света! Квант и волна одновременно? Черт ногу сломит - в современной физике. Запродал бы ей душу, если б не математика.
Так вот, делаю вид, что пишу сочинение. Но я уже его закончил и строчу в дневник. Сегодня я совершил открытие, которое в истории современной шпаргалки по праву будет называться "градовский з^кон левой руки". Суть его такова: всякий шпаргалящий (кроме левши) действует одной левой. У всех, кто списывает, левая рука в парте. И работают они считанные мгновения, когда учительница отвернется. Скоро Мария Степановна отвернется от нас совсем...
Не подхожу к ней и не здороваюсь, но каждый день вижу. Мне даже химия начинает нравиться, потому что химкабинет находится рядом с пионерской.
Попробовал ее нарисовать - не получается. Не умею. Она летит по коридорам - кончик вытянутого носа впереди. А какой угол наклона! Как она не падает? Потому и не падает, что летит. Как фигуристка, которая тем устойчивее, чем выше скорость.
Сбывается предсказание моей покойной бабушки:
"У тебя все не как у людей..."
А иногда я сомневаюсь: разве все у человека должно быть как у людей? Все-все?
Афанасий Андронович сегодня лично проверил наши прически. Зашел на урок и осмотрел все головы. Снаружи, конечно. Мимо моей прошагал - не остановился.
Видимо, парикмахерша сработала мне "канадку" на уровне мировых стандартов, и на затылке горит Знак качества. Вот Роман-Газете и Карапетяну не повезло.
Под нож их вихры! Вернее, под ножницы.
Потом Ангелина Ивановна стала нас пересаживать "из стратегических соображений", как она выразилась.
Нам, смертным, не дано было при этом знать, о чем думает классный руководитель. Мы глухо роптали.
Один Боря был спокоен. Что бы Ангелина ни сделала, все для него о'кэй.
Как это надоело! Взрослые мы? Не знаю. Но не дети уже, не дети. Понимаете, не дети!
Или все же дети?
Дома ссора. Томка сварила свой первый борщ. Настоящая бурда. Я бы, может, и промолчал, да мама ела и нахваливала, а Томка меня сдуру спросила:
- Ну как?
- Ничего, - сказал я. - На собаку плеснешь - шерсть облезет.
Томка в рев и в другую комнату!
Что я такое сделал? Сказал правду - ни больше ни меньше. Куда там! Римма Николаевна стала меня воспитывать: "Это же первый борщ, понимаешь, первый!
Как же ты мог? Ведь это безжалостно, жестоко. Неужели ты такой бессердечный? Неужели в тебе ни капли доброты к родной сестре? Ты ведь не такой".
Дальше я слушать не стал - хлопнул дверью. Ушел в читалку. Для отвода глаз взял "Войну и мир", включил настольную лампу. А сам думаю и вот пишу.
Иногда кажется, что дневник помогает мне разобраться в самом себе. Иногда он меня мучает. Когда-нибудь сожгу на большом костре. Разведу громадный костер - и полыхай, мое прошлое! Гори огнем!
Что-то я совсем расклеился. Ни с чего стал психовать. Хотя я знаю с чего - да что об этом писать!
Воля ни к черту, надо взять себя в руки.
"Ведь ты не такой..." Только это и слышу. Как мне нужен сейчас человек, который сказал бы: "Эдик, ты вот какой!" Как нужен! Товарищ Градов, слышите ли вы меня там, в Москве, это я к вам обращаюсь. Слышите?
