Оказалось, привезли их на промежуточную базу резервного флота «Флажолет», где формировалась особая сводная боевая группа. Привезли первыми. А через двое суток ожидалось прибытие очередного пополнения.

Стрелков-пустотников из первой партии хватало, чтоб сформировать пару полновесных батальонов. Слухи, которые везде распространяются очень быстро, уверяли, что каждая рота, каждый взвод будут пополняться бойцами элитных подразделений – десанта, штурмовой пехоты, мобильной пехоты; будто бы даже спецназовцев и диверсантов придадут. К бойцам иных войск, понятное дело, везде относились с некоторой ревностью: все считали наилучшими именно свои войска. Поэтому разговоров среди пустотников за два дня случилось – не счесть. Гадали, строили предположения и планы.

Во время войны солдат рад любой передышке, поэтому пустотники отсыпались, писали письма-ролики, просто сидели в курилках, с удовольствием чесали языки и обсуждали былое.

Потом прибыл транспорт с офицерами; к величайшей радости Цубербюллера, Тамуры и Литтла, их прежнего ротного прислали и на новое место, хотя от роты осталась в лучшем случае треть.

А вскоре дождались и первого пополнения.

Когда от центрального ствола к казармам выползла длинная, словно гигантская гусеница, колонна десантников, Тамура и Цубербюллер как раз находились в курилке. Разговоры моментально стихли, головы дружно повернулись к идущим.

– О, – сказал кто-то с ехидцей, – небожители пожаловали…

У десантников даже боевое снаряжение было несколько другое, нежели у регулярных частей. Вместо обычных пехотных лучеметов – двухпотоковые бласты; пустотные комплекты-скафандры имели расширенный набор функций и в полтора раза больший ресурс автономии; отличались комбинезоны и ботинки, что повседневные, что пустотные; а еще сразу бросалась в глаза главная гордость десанта – голубые береты. Тамура с товарищами носили обычные серые кепочки.

Колонну вели в соседнюю казарму, но едва она поравнялась с курилкой, один из пустотников по имени Клод Жанси вдруг вскочил и заорал на всю округу:

– Легранж! Морда! Ты жив?

Колонна запнулась: в третьем ряду один из десантников остановился, а потом выронил вещмешок (бласт остался пристегнутым к боку) и, протиснувшись меж товарищей, кинулся к курилке.

– Жанси!

Пустотник и десантник крепко обнялись. Офицер, ведший колонну, глядел на происходящее без особого восторга, но не вмешивался.

Из роты на крики повалил народ: двухдневное безделье всем начало надоедать, а тут хоть какие-то новости. Второй крик раздался как раз от входа:

– Солянка!

Кричал Мистер Литтл.

Тут и Тамура с Цубербюллером встрепенулись, зашарили взглядами по колонне. А оттуда уже спешили сразу двое. Солянка с капральскими нашивками на плечах и Скотч в сержантском комбезе.

– Живы, черти!

Окружающие глядели на встречи с легкой завистью.

Плац перед ротой наполнялся людьми, колонна потеряла стройность, поэтому офицер во главе ее забеспокоился:

– Эй, союзники! Потом брататься будете, дайте людей разместить.

– Вы где? – справился Скотч у давно не виденных товарищей по одиссее на Табаске.

– Вот наша рота! – Цубербюллер указал на вход. – Кидайте вещи и давайте к нам!

– Добро! Десять минут! – заверил Скотч и дружески саданул Литтла по плечу: – У тебя топливо найдется, завхоз?

– А то! – осклабился тот. – Я навыков не теряю!

Завхозской хватки Мистер Литтл за год боев ничуть не утратил и везде непременно становился каптером, причем происходило это как бы само собой.

Десантура потянулась к соседней казарме. Еще несколько человек узнали знакомых; когда почти все уже прошагали мимо курилки, Тамура вдруг пихнул Цубербюллера в бок:

– О! Гляди! Близнецы наши!

Во втором с хвоста ряду шли все четверо братьев Суондредов: Джерард, Клемент, Арнольд и Конрад, но различить кто из них кто сейчас не представлялось никакой возможности. Ближний узнал Тамуру и Цубербюллера, улыбнулся и махнул рукой. Литтл сделал красноречивый жест: мол, поселитесь – тоже приходите. Суондред кивнул и что-то шепнул брату по правую руку.

Когда колонна десантников прошла, а пустотники возбужденно принялись делиться впечатлениями и объяснять, кто кого откуда знает, с плаца рысцой притрусил лейтенант из снабженцев.

– Эй, гвардия! – обратился он к солдатам в курилке. – Я так понимаю, у вас сейчас повальное братание начнется с десантурой.

Пустотники вопросительно притихли.

– Короче, нечего спирт в казарме хлестать, в столовой обед накрывают на час раньше, туда и ступайте. Комбаз велел водки поставить по праздничному пайку, так что расслабьтесь, ничего ныкать не нужно. Кто-нибудь, объявите по роте. Где дежурный?

Капрал Донг как раз выглянул из окна второго этажа:

– Тут, сэр! Все понял, об изменении распорядка объявлю немедленно!

Англик, традиционный уставной язык, в его устах звучал мягко и как-то сглаженно, не по-военному.

– По второй и третьей роте тоже объяви!

– Есть, сэр!

Лейтенант удовлетворенно кивнул и потрусил к казарме десантников.

– Во, блин, – удивился Тамура. – Че это посыльным целого лейтенанта погнали?

– А в столовой, поди, сплошные адмиралы! – весело поделился информацией Клод Жанси. – С утра, говорят, старшие офицеры прибыли.

– Адмиралы в офицерской столовой! – со знанием дела сообщил Литтл. – Во-он, крылечко через плац видишь? Это она и есть. Да и адмиралов тех всего-то трое… Капитаны одни.

Солдатская столовая тоже располагалась за плацем, но несколько дальше; к тому же вход в нее был с торца, так что на обед строй пустотников топал вдоль ряда казарм, в обход плаца, против часовой стрелки.

Тем временем показалась еще одна группа из пополнения. Этих было мало, всего человек двадцать, а экипировка их, в свою очередь, отличалась и от пустотной, и от десантной. К бокам были пристегнуты лучеметы нового образца, такие во флотах еще толком не распространились. Помимо тонкой скатки скафандра имелся шлем, настоящий, корпусной. Комбинезоны зачем-то были не однотонными, а камуфлированными, пятнистыми, серо-стальные пятна перемежались с коричневыми и грязно-зелеными. На головах – не кепки и даже не береты, что-то вроде шляп с мятыми полями. И зеленые шевроны на рукавах.

– Это еще кто? – спросил тот же солдат, который называл десантников небожителями. – Спецназ какой?

– Не, братец, – возразил другой голос, со значительной хрипотцой. – Спецназ супротив этих все одно что полукорвет против крейсера.

В голосе слышалось нескрываемое почтение.

– Это, братцы, пограничники! Я их однажды в деле видел… Никогда не забуду!

– Пограничники? – удивился первый голос. – И чего, круче десанта?

– Круче, не круче… Им просто, кроме себя, надеяться не на кого. Улавливаешь?

Пограничники, ведомые коренастым краснолицым капитаном, остановились как раз напротив курилки.

– Эй, гвардия! Тут первая рота с «Гольфстрима» квартирует? – спросил капитан.

Несколько голосов нестройно подтвердили, что да, тут, мол.

– Нам в помещение «Джи». Кто проводит?

Высокий, тощий, как марафонец, пустотник с готовностью вскочил и щелчком отправил недокуренную сигарету в урну.

– Я проведу!

Помещение «Джи» действительно пустовало и коек там имелось как раз около двух десятков.

Оружейка и каптерка при помещении «Джи» были свои, отдельные.

Один из пограничников показался Косте Цубербюллеру смутно знакомым, но лица его рассмотреть не удалось: пограничник наклонил голову и спрятался за полем своей несуразной шляпы-панамы.

2

На обеде действительно подали водку и действительно происходило сплошное братание. Солдаты бродили между столами, встречали знакомых, обнимались, пили за встречу и за былое. Офицерам в своем углу было, по-видимому, наплевать на столь вольное поведение подчиненных. И похоже, там происходило свое братание и свои встречи. Среди офицеров Скотч заметил нескольких пилотов, а когда присмотрелся внимательнее, и вовсе обомлел: в одном из пилотов он узнал сильно похудевшего и вроде бы даже помолодевшего Валти.

Чуть позже Скотч подумал, что подозрительно много перекрестных знакомств оказывается во вновь сколачиваемой сводной группе. Ненормально много. То там, то сям мелькают знакомые лица; некоторых не помнишь по имени и не знаешь, где встречал, но лица тем не менее знакомые. Вот тот здоровенный долдон-пехотинец. Где ж Скотч с ним встречался? Наверное, в финальной свалке на Табаске, когда уже помощь подоспела. Точно, вон и офицер их сидит рядом с Валти, земляк Кости Цубербюллера. Фамилия у него тоже длинная и труднозапоминаемая. Элбер… Или Эбер-чего-то-там. А вон близнецы, все четверо, с Тамурой за одним столом. Общаются. Стопудово Табаску вспоминают, судя по жестам.

В сторонке между офицерами и солдатами пристроились пограничники.

Эти почему-то держались обособленно, да и не признает их никто, никто не подходит, не жмет рук…

Скотч долго присматривался к ним. Сам не понимал – зачем?

А потом один из пограничников, сидящий спиной к основной массе народа, вдруг полуобернулся и Скотч обомлел вторично.

Потому что профиль этот не раз созерцал на последнем маршруте «Экзотик-тура», гадая: кто же ты, человек-загадка?

Семенов. Живой-живехонький, хотя Скотч пребывал в глубочайшей уверенности, что Семенов сгинул во вражеском плену. Искатели, перед тем как угодить на Табаску, накопали нечто настолько важное, что шат-тсуры не поленились направить в погоню за ними целый флот. И Семенов попал к ним в лапы одетым в искательскую униформу. Если секрет находки так важен, скелетики ни за что не выпустят информированных людей, ни живыми, ни мертвыми.

Но ведь это не кто-нибудь, а Семенов! Скотч самолично видел, как он практическими голыми руками крошил в салат скелетиков-пустотников из какого-то элитного подразделения, да и вообще показал себя сущим суперменом. Неужели сбежал?

– Хлопцы, я сейчас, – сказал Скотч соседям. Солянка, Валти, Литтл и Цубербюллер прервали разговор, но ненадолго, всего на секунду. Глянули на выбравшегося из-за стола Скотча, провели его взглядами, а затем вернулись к воспоминаниям

Скотч неторопливо дотопал до стола с пограничниками, обошел его и только потом в упор поглядел на того, кого принял за Семенова.

Тот о чем-то увлеченно болтал с соседом, но посторонний взгляд почувствовал практически мгновенно. Поднял голову и уставился на Скотча.

Семенов. Точно, Семенов. Тоже похудевший, но в отличие от Валти теперь выглядящий старше, чем на Табаске. И шрам на щеке появился.

Шагнув раз, другой, Скотч приблизился к самому столу. Пограничники разом умолкли и все как один сконцентрировали внимание на Скотче.

– Семенов? – неуверенно спросил Скотч.

– Что-что? – переспросил «Семенов».

Он выглядел так невинно и вопросительно, что Скотч уже готов был признать ошибку. Но лицо и глаза! Лицо и глаза Семенова! Сто процентов!

– Семенов, ты меня что, не узнаешь?

Пограничник с сомнением покосился на соседей, потом снова поглядел на Скотча.

– Я не Семенов, браток. Извини.

И тут до Скотча наконец дошло: Семенов же какой-то там спецагент-разведчик. Он вполне может быть на задании – под другой, разумеется, легендой, нежели на Табаске. По сути дела, Скотч узнал не человека, а одну из масок.

А главное – агентам после заданий вытирают память. Телесно это, возможно, тот самый Семенов, с которым плечо к плечу шли сквозь джунгли и дрались со скелетиками. А вот память у него уже другая. Все стерто: и Табаска, и Скотч, и спутники… А вместо – воспоминания о совершенно другой жизни. Или вообще черная бездонная пустота.

Скотча чуть не передернуло. Как жить с таким в душе? Ужас…

– Простите, – пробормотал он. – Я обознался…

Повернулся и быстро зашагал к своим.

– Что там? – спросил Валти, когда он вернулся к столу с приятелями.

– Да так… – вздохнул Скотч. – Показалось…

И почти мгновенно вдруг всплыло отчетливое, как видеозапись, воспоминание: Табаска, раннее-раннее утро, оглушенный и подавленный гибелью части подопечных туристов Скотч, пехотинцы в полной боевой выкладке, офицер в чине капитана, канонир; канонир говорит Семенову: «Полковник Попов тобою очень доволен!», тихий гул зависшей поодаль платформы…

Вон он, тот самый канонир, среди пограничников, рядом с то ли Семеновым, то ли уже не Семеновым сидит…

Дьявол! Значит, это все-таки тот самый агент. Но уже в иной ипостаси. А Скотча и Табаску действительно стерли, словно решенную задачку с доски. И ничегошеньки экс-Семенов не помнит.

До времени, когда солдат попросили из столовой (именно попросили, а не скомандовали: «Выходи строиться!»), Скотч досидел как в тумане. Отрешенно слушал восклицания друзей: «Так это вы Мориту Грифона чистили? У-у-у!!!» – «Представляешь, сразу четыре парящие мины! С термовзрывателями!» – «И тут я на полной боевой кручусь на сто восемьдесят – заметь, не меняя курса! – всаживаю в него половину боекомплекта и у него взрывается реакторное кольцо! А на мне – хоть бы царапина!»

Странно, но к казармам личный состав еще не сформированной ocoбoй группы топал не строем, а стадом и (что уж вообще ни в какие ворота не лезло) прямо через плац, а не в обход, как положено. Что-то совсем офицеры об уставной жизни позабыли: ни тебе построений, ни распорядка; к обеду – водку ставят…

Неспроста этот бардак – Скотч это чувствовал. И бардак неспроста, и то, что на эту захолустную базу собирают людей, многие из которых друг с другом знакомы.

Литтл, конечно же, потащил узкий круг к себе в каптерку, продолжать, раз уж такой отпуск сам собой посреди войны случился. Скотч уже было решил выбросить из головы все размышления и впервые за много дней безбоязненно надраться с давно не виденными товарищами.

Не тут-то было. Перед самой каптеркой его перехватил «Семенов».

Сцапал за рукав и повлек в сторонку, в направлении помещения «Джи».

Между оружейкой и тумбочкой дневального на раскладном стуле сидел погранец и читал книгу. Когда «Семенов» и Скотч приблизились, он вопросительно поднял голову. «Семенов» требовательно протянул руку и ему незамедлительно метнули связку ключей. Едва дверь оружейки отворилась, зазвучал противный зуммер, от которого невольно захотелось бежать, хватать бласт и строиться. «Семенов», не особо торопясь, заблокировал сигнал (стало восхитительно тихо) и плотно притворил дверь.

Скотч огляделся. В оружейном шкафу аккуратным рядом стояли новенькие лучеметы последней разработки, чуть ниже, стопочками – батареи к ним. Батареи тоже были новые, двойной емкости. В углу штабелем громоздились ящики с непонятной цифровой маркировкой на бортах. Напротив на полочке выстроились боевые шлемы, а под ними – свернутые пустотные комплекты незнакомого Скотчу образца.

– Ты гид «Экзотик-тура» с Табаски? – спросил пограничник напористо.

– Бывший, – уточнил Скотч. – А ты все-таки Семенов? Мой турист?

– Я не Семенов. Я Мельников. Андрей Мельников. Запомни на всякий случай.

Скотч безропотно кивнул.

Семенов-Мельников выглядел спокойным, даже расслабленным.

– Тебя… Тебя опять стерли? – неуверенно спросил Скотч.

Ответа Скотч не дождался, но смущения или досады почему-то не испытал. А еще подумал, что фамилию Семенов нужно срочно забыть. Все, нет загадочного туриста Семенова, был, да весь вышел. Есть пограничник Мельников. Точка.

– Ты был в плену? – продолжил расспросы Скотч.

– Был, – невозмутимо подтвердил Мельников. – Давай-ка, парень, расскажи, что ты знал о Семенове.

– Семенов прибыл на Табаску по обычной гражданской путевке, – послушно принялся излагать Скотч. – Приобрели ее где-то на Бете Вуалехвоста, не знаю точнее. Целью была психореабилитация после некоего, как он сам выразился, малоуспешного задания.

Скотч говорил о Семенове в третьем лице и это оказалось неожиданно уместным и правильным. Да и легче так было – обоим.

– За ним присматривала другая туристка, Валентина Силько. Вроде бы сотрудник того же ведомства, но по части здравоохранения. Когда началась оккупация Табаски и мне как гиду пришлось бороться за сохранение группы, Семенов несколько раз сильно помог, после чего я задал ему несколько вопросов. Наедине. Он мало что рассказал, сказал только, что работа у него особенная, навыки кое-какие имеются и в случае чего я могу на него рассчитывать. Еще сказал, что людям его профессии периодически чистят память от ненужных воспоминаний. В конце концов Семенов под видом искателя был захвачен шат-тсурами. Это все, что я знаю.

– Понятно, – кивнул Мельников. – Что же… Здравствуй во второй раз, Вадим. Извини, но я тебя действительно не помню. И ты Семенова лучше забудь. Совсем.

– Я уже забыл, – серьезно сказал Скотч, пожимая пограничнику руку.

– Мы с тобой, да и остальными участниками той заварухи, будем в одном… подразделении. Шепни им потихоньку, что Семенова нет и не было никогда. Ага? Всем – Солянке, Валти, Литтлу, Цубербюллеру.

– Шепну, – заверил Скотч, – обязательно.

– Кстати! – Мельников щелкнул пальцами и знакомо потряс кулаком, словно грозил Скотчу: – Тебе и остальным привет от Валюши Хилько и Патрис Дюэль.

– А они здесь? – изумился Скотч.

– Здесь, здесь, все здесь. Пришлось знакомиться по новой. Будешь смеяться, но и Мартина твоя здесь. И даже некая миниатюрная особа по имени Гурма Бхаго.

– У! – сказал Скотч совершенно искренне. – Ы!

– Что? – невинно поинтересовался Мельников. – Ее вживую лицезреть не довелось, но, судя по видео, оч-чень даже ничего! Прямо даже жаль, что я ее не помню. Личные коды дать?

– Давай!!! – едва не взвыл Скотч. Засмеявшись, пограничник потянулся к браслету-коммуникатору:

– Принимай, котяра мартовский…

3

– Разрешите, господин полковник?

– Входите! – велел Попов, отрываясь от микрофильма и вынимая штекер из гнезда за ухом.

Изображение застыло над кристаллом в режиме паузы. Штекер с коротким усиком антенны и бусинкой дешифратора Попов положил на массивное основание старинной настольной лампы.

Вошли двое – одинаково бесцветные мужчины неопределенного возраста с незапоминающимися лицами. Оба были облачены в комбинезоны без знаков различия, зато с яркими трафаретами на спинах: «Хозчасть».

Полковник жестом предложил им садиться.

– Ну, – спросил он, разглядывая гостей и тихо постукивая пальцами по бархатной скатерти.

– Чисто, – сообщил один из пришедших. – Либо шат-тсуры научились подсаживать психорезиденты так умело, что мы их не можем обнаружить. Лично я в это не верю. Ни на грош.

– Я тоже, – кивнул Попов. – Но тогда почему шат-тсуры его с Фокиным отпустили? Какой в этом смысл?

Говоривший посетитель безмолвно развел руками.

Некоторое время в кабинете было тихо, только огонь потрескивал в камине – настоящий живой огонь, не какая-нибудь излучающая тепло озвученная голограмма.

– Вы знаете, что его направляют в проект на общих основаниях? – поинтересовался Попов.

– Да.

– Кстати, кто он у нас теперь?

– Андрей Анатольевич Мельников, пограничник с Белутры. Подробнее?

– Потом прочту. Мельников, стало быть…

– Мельников.

– Хорошо, Мельников так Мельников. Так вот я о чем: пограничников собираются слить с пустотниками, десантом и пехотинцами. Почти все участники наземной заварушки на Табаске соберутся в одной… роте. Мельникову неизбежно расскажут о подвигах Семенова и о том, какое отношение он сам имеет к Семенову.

– Ну и что? – возразил второй посетитель, до сих пор молчавший. – Все агенты знают о периодических коррекциях памяти. Ничего нового он все равно не выяснит. Кроме того, у многих свидетелей события уже начали тускнеть в памяти, все-таки год прошел. Да не просто год – год реальной войны.

– Правда твоя, – кивнул Попов. – Но тогда имело ли смысл чистить ему память?

– Память чистили всем, – пожал плечами второй. – Причем не ради сокрытия событий на Табаске, а ради сохранения тайны находки… Ну, вы ведь в курсе, господин полковник.

– А искатели сейчас где, выяснено?

– Выяснено. Собственно, там и выяснять было нечего: бригадир и одна научница погибли на Табаске, штурман, кадет и выжившая научница – по ту сторону коридора, на исследовательской базе.

– А я слышал, что кадет активно привлекался к полевой работе на той планетке, где обнаружили… искомое.

– Возможно. В рейды посылали наших людей и искателей с базы, парами. По крайней мере так было неделю назад.

И снова в кабинете некоторое время хозяйничало молчание.

– Что ж… – задумчиво протянул Попов. – Посмотрим. Наблюдение не снимать. Вдруг шат-тсуры все-таки научились ставить настолько изощренные психорезиденты, что их не может обнаружить даже наша аппаратура? На аллаха, как говорится, надейся, а верблюда привязывай.

– Кого привязывай? – встрепенулся первый из гостей; теперь стало ясно, что он несколько моложе спутника.

– Верблюда. Животное такое есть. Вьючное. На Земле, говорят, все еще водится.

– А, – удовлетворился ответом молодой. – Разрешите идти?

– Идите…

Когда невзрачная парочка с надписью «Хозчасть» на спинах покинула кабинет, полковник Попов некоторое время неподвижно сидел за столом, угрюмо глядя на ворс тяжелой зеленой скатерти. Скатерть эта покрывала стол последние три… или уже четыре года? Да, почти четыре. Какое-то время спустя полковник еле слышно пробормотал: «Мельников…» и снова оцепенел. Лишь огонь тихонько потрескивал в камине, словно боялся спугнуть мысли старого контрразведчика.

Стратегическая база Шатта-Унве.

Система Тсурры, империя Унве шат-тсур

(формально – Система Тсурры, метрополия одноименной доминанты)

1

Это был тяжелый цикл – Тсурра и база Шатта-Унве совершили вокруг светила почти полный оборот. И за все это время ничего не произошло. Ничего.

Когда Император Унве окончательно убедился, что вместо искателей на погибшей Замххад-2 захватили подставных хомо и когда персональный лидер императора с группой «Блеск» на борту неожиданно потерял парламентерский бот азанни в периферийном секторе, казалось, все рушится. Проклятые хомо сумели обмануть шат-тсуров и сохранить местоположение генератора нуль-перехода в тайне. Оставалось наудачу отслеживать перемещения поисковых баз союза и смешанных групп, куда входили как военные, так и гражданские корабли. Чтобы изучить генератор к нему нужно перебросить исследовательский модуль, причем большой модуль, а значит, хомо это непременно сделают.

Активность действительно была отмечена, причем именно в ожидаемый период. Только на след генератора шат-тсуры так и не напали.

Унве задумался: как бы поступил он сам на месте лидеров хомо? Как бы спрятал исследовательский модуль? Ответ напрашивался: модуль следовало поместить по ту сторону перехода. И изучать парный генератор, а ближний – прикрывать издалека.

Тем временем война вошла в равновесную фазу: поиски и патрулирование загрузили основную часть армады, а боевые соединения захватили столько, сколько могли удержать, и осели в охранении. Мелкие стычки и рокировки обшей картины не меняли. Унве ждал начала активных действий от союзных сил, ждал массового высева генераторов, чтобы попытаться захватить хотя бы одну пару.

Тщетно. Что это могло означать?

Во-первых, что генераторы оказались для ученых союза слишком крепким орешком. Во-вторых, пресловутое захоронение, наследие исчезнувших исполинов, нужно было также отыскать, а если действующий переход на самом деле ведет в иную галактику, поиски могут занять тысячи циклов.

И если союз до сих пор не приступил к высеву генераторных пар, значит, никаких подсказок о местоположении захоронения исполины оставить не соизволили.

Можно было рискнуть, плюнуть на наблюдение и патрулирование и всей мощью имперской армады навалиться на ключевые миры четырех старших доминант, подавить их, а оставшиеся расы добивать спокойно, но по возможности быстро. Тогда даже находка и умение активировать генераторные пары союз не спасут. Нужно только действовать решительно и умело.

Император зрел к принятию этого решения последние несколько суток.

Загородная резиденция синдикат-клана Вайра-Саута.

Оа-Дирати (Иншуди), доминанта Оа

1

Зеленое солнце кому угодно могло показаться жарким, но только не оаонс-перевертышу. Соотечественники Йен-Яскера проработали метаморф-форму для Иншуди несколько тысяч циклов назад. Прогрессивный механизм охлаждения, дополнительные светофильтры на роговицу и плюмаж, слегка замедленный метаболизм, перевод почек из режима водовыделения в режим водосбережения… Тонкостей много, однако даже специалисты по метаморфозу вряд ли осмелятся утверждать, что изучили процесс всесторонне. Оаонс – раса оборотней; и хотя Творцом им дарован разум, тело во многом остается во власти инстинктов. Однако разум помогает унифицировать линейный метаморфоз, направить его по нужному пути.

Йен-Яскер начал изменять тело еще при подлете к планете, на которой появился на свет. Родовой кокон все еще хранится здесь, в его семье – женщины существа сентиментальные, особенно в отношении детей и всего, что связано с продолжением рода. Довольно долго Йен-Яскер пребывал в телесной оболочке, почти неотличимой внешне от организма хомо, представителей доминанты Земли, и скрываясь за нейтральным прозвищем Нути-Нагути. Пережил довольно неприятные дни на Табаске в обществе туристов-хомо, но, к счастью, подвернулся удобный случай примкнуть к союзникам, шат-тсурам. События на Табаске с самого начала представлялись Йен-Яскеру неоднозначными, и, хотя с тех пор прошел уже без малого годовой цикл Иншуди, сказать, что они проанализированы окончательно, все еще нельзя. Например, тот же разведчик хомо Семенов. Как он оказался в одной туристической группе с Йен-Яскером?

Не случайно же. Значит, разведка хомо отслеживает перемещения высокопоставленных лиц Оа? Каким образом? Йен-Яскер немедленно спланировал и провел операцию по выявлению утечки. Результаты – нулевые, что опять же наводит на определенные размышления. Больших трудов стоило убедить императора Унве отпустить захваченных лжеискателей. Интересно, Унве действительно полагает, что снятие максимально подробных менто-матриц двоих выживших землян ему чем-то поможет? Йен-Яскер сомневался. Еще больших трудов стоило убедить императора не имплантировать лжеискателям маячков.

Его план был куда тоньше и строился не на слепом поклонении технике, которым, увы, грешат союзники шат-тсуры, а на психологии хомо и жизненном опыте долгожителя. И сейчас Йен-Яскер ждал завершения ключевого этапа по воплощению своего плана в жизнь. Каковы на самом деле возможности разведки Оа, неизвестно никому в галактике, кроме руководителей самых влиятельных кланов синдиката. Долгожители могут себе позволить не торопиться и осуществлять отточенные в размышлениях интриги и десятками циклов, и даже сотнями.

Вот и сейчас Йен-Яскер не нервничал и не глядел то и дело на часы, как поступил бы на его месте шат-тсур или тот же хомо. Он сидел в приемной беседке и любовался маревом над серыми песками. Дюны цепочкой вставали за оградой резиденции. Йен-Яскер пил подогретый чай (редкий случай позитивного вклада людей в культуру межзвездного сообщества) и в который раз неторопливо перебирал в памяти факты и мысли, выстраивая их то так, то эдак.

Агент явился лишь ближе к вечеру, и к моменту его появления Йен-Яскер так ни разу и не взглянул на часы. Слуга дважды приносил свежезаваренный чай и убирал пустую посуду, а Йен-Яскер так и сидел, любуясь дюнами и маревом над песками. Наконец доложили, что агент прибыл.

Вошел Йен-Ридт. Старший сын. Воплощение отцовских надежд и один из лучших оперативников резидентуры. Выглядел он уставшим; следы недавнего взрывного метаморфоза все еще явственно просматривались на его теле. Сын до сих пор был неприятно похож на хомо, хотя уж кому-кому, а Йен-Яскеру вроде бы не привыкать к облику землян.

– Садись, – велел Йен-Яскер и пододвинул ближе к сыну сосуд с чаем и чистую чашу; слуга только-только ополоснул ее кипятком.

Йен-Ридт с готовностью опустился на подвес и скрестил ноги. С нескрываемым удовольствием отведал чаю, поднял глаза на отца.

Впрочем, нет: в данном случае скорее на шефа, а не на отца.

– Ну? – позволил говорить Йен-Яскер.

– Записи удалось раздобыть только на одного – того, которого на Табаске звали Семенов. С ними все в порядке… почти.

Йен-Ридт, или как чаще его называли друзья и коллеги – Рин-Риду, вынул из скрытой полости в теле плоскую кассету с мнемокристаллами.

– Двадцать три записи, включая базовую. Мы сумели прочесть двадцать две. Одна, увы, была с дополнительной защитой. Насколько я могу судить, та, которая относится к периоду обучения в разведшколе. Данные утрачены безвозвратно. Остальные читаются, копии я оставил в лабораторном архиве, как ты и велел.

– Хм! Дополнительная защита? Интересно, с чего бы? Впрочем, понятно с чего: хомо берегут методики обучения. Ручаюсь, что эта запись единственная находилась в кассете не по хронологии и под ложным ярлыком. Так?

– Откуда ты знаешь? – Рин-Риду смешно двинул кожей над глазами, хотя никакого подобия человеческих бровей у него уже не просматривалось. – Именно так. Она стояла четырнадцатой, хотя маркирована как «ноль-бис». Первые пять мы проверяли по полной программе, базовую – нулевую – и первые четыре задания, остальные – только по входной маркировке. На этой первичная маркировка была обычная, вплоть до молекулярных меток, а защита стояла по низкому уровню, от двухпарольного считывания. Требовались дополнительные пароли, которых, впрочем, у нас все равно не было. Мы не сумели бы вскрыть запись и обойти защиту, даже если бы знали о ней.

– Этих паролей в общем хранилище скорее всего нет и никогда не было, – пояснил Йен-Яскер. – Если нужно восстановить память за тот период, прибывает специалист непосредственно из разведшколы. С паролями. И вводит их самостоятельно, не открывая мнемоникам хранилища. По крайней мере я бы поступал именно так.