ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ
      "И ТЬМА НЕ ОБЪЯЛА ЕГО..."
      роман-фантазия
      1. УЧИТЕЛЬ
      ...В мозгу - монотонный шипящий шум, словно сквозняк обтачивает щербатые щели пещеры. Монотонно-мерзко взвизгивают на поворотах деревянные полозья вагонеток в желобах деревянных рельсов. В красных отблесках чадящих факелов по сводам мечутся горбатые безрукие тени, тянущие за собой размытые глыбы мрака. В каменных нишах возле факелов, укрепленных в местах разветвлений и поворотов штолен, словно изваяния чернеют недвижимые фигуры твердокрылов, маленькие и злобные.
      "Не расслабляться!.. Не сбиваться с шага и дыхания... Опасно..." Знобящее ожидание боли пунктиром накладывается на однозвучное шипение безмыслия. Горбатая тень передо мной вдруг размазывается по своду и исчезает. Вослед ей свод перерезает черная молния острого крыла твердокрыла. Короткий вскрик боли. Мой лоб и клюв упираются в остановившуюся вагонетку.
      "Не останавливаться... Только не останавливаться!.. Одно плечо вперед - так будет удобнее, клюв слишком слаб..."
      Пульсирующее ожидание боли заглушает все, мерзко визжа, как полозья вагонетки на бесконечном повороте, - это кошмар, который мне снится все время: будто я тяну визжащую вагонетку по кругу. Но я не сплю.
      "Только бы не упасть!.. Ну же!.. Ну!.."
      Вагонетка медленно поддается под давлением плеча и головы и движение продолжается. Мимо моего повернутого набок и прижатого к передней вагонетке лица проплывает изваяние твердокрыла.
      "Только не встретиться глазами!.. Смотреть вниз..."
      По острым роговым окончаниям его крыльев пробегают кровавые
      сполохи света.
      "Только бы не споткнуться! Только бы не застряла вагонетка!.."
      Под ногами раздается приглушенный хруст.
      "Кости? Только бы не пораниться... Что-то твердое - горбы? Они выдержат..."
      Движение продолжается. Но я уже не вижу теней на потолке. Только изредка в поле зрения попадают страшные силуэты твердокрылов. Но у меня от напряжения темно в глазах, и я их почти не различаю на фоне стен... Мерзкий визг полозьев...
      "...Зачем нам эти горбы?.. Как удобно пригнана к ним упряжь вагонеток... В глазах темнеет... Считать шаги... Раз... два... три... десять... сто... тысяча..."
      Перед глазами... Да нет же, мои глаза застилает черно-красная
      мгла... Но я вижу призрачное мерцание. Вижу ли?..
      - Учитель! - зовет оно. - Учитель!..
      "Странное слово... Быть может, это смерть пришла за мной?"
      И вдруг в памяти, словно росчерк крыла твердокрыла: "Учитель! Ты же хотел умереть..."
      "Не поддаваться !.. Две тысячи один... Две тысячи два... Если бы я мог предвидеть, что за смертью последует еще одна жизнь... две тысячи три...две тысячи четыре..."
      * * *
      Удушливый запах гниющего оперенья и грязной рабской плоти. Разламывается спина. Горят незаживающие раны ступней. В неверном свете задыхающегося факела на полу пещеры - тесно прижатые друг к другу - горбы, горбы, горбы... Сон-стон...
      "Кто мы? Откуда мы? Зачем мы?.."
      Вопросы в пустоту. Никого не слышно. Даже этих, приросших ко мне телами, грязными, теплыми, живыми...
      "Живыми ли? Может быть, я здесь один такой - недобитый?.. Почему я жажду услышать еще кого-то?! Здесь, где каждый - один на один со своей вагонеткой, со своими горбами... Зачем нам эти горбы?.. Спать! Надо спать, а то завтра я не смогу тянуть вагонетку, и меня, рассеченного крылом твердокрыла, втопчут в грязь... Или... Или отправят на сбор паутины..."
      Дрожь ужаса судорожно пробежала по моему телу и затухающей волной понеслась вглубь пещеры по вжатым друг в друга телам. Я вспомнил жвала, громадного паука, неторопливо пережевывающего запутавшегося в паутине горбуна, вопящего от боли и ужаса, пока мы наматываем на себя липкие и крепкие нити паутины. Живые горбатые веретена. Надо успеть полностью обмотаться, пока паук дожевывает первую жертву... Когда вращаться становится невозможно и "веретено" падает, наблюдающий твердокрыл отсекает крылом конец нити, и грузчики клювами загружают "веретена" в вагонетку... Потом паук сыто и равнодушно наблюдает, как сматывается и увозится его паутина...
      Опять появилось призрачное мерцание.
      "Спать! Надо спать!.. Раз, два, три, четыре... Почему оно не исчезает?.. Пять, шесть, семь, восемь... Спать... Спать... Спать...
      ... Сон ?..
      Я вижу паука, разматывающего паутину, намотанную на меня. Я бешено вращаюсь, теряя ориентацию...
      ..."Веретено" вращается...
      Боль полыхнула красным и черным... Конец?.. Отпустило... Снова красно-черная молния боли!.. Она полыхнула у основания моих крыльев,
      и мимо меня пронеслись две черные тени...
      * * *
      Обжигающе-ледяной водно-грязевой поток ошпаривает распаренные телесной теснотой тела - так нас ежеутренне будят. Дешево и безотказно. Шлюзы у входа в пещеру, сток в тупике.
      Просыпаюсь, вопреки ожиданиям, во вполне сносном состоянии тела и... духа?.. Странное понятие...
      Тесной толпой движемся к кормушкам, кишащим червями. Мерзко, но насыщает... Почему же мерзко, если я не помню, питался ли я когда-нибудь чем-либо иным?..
      Присматриваюсь к горбам, торчащим над кормушкой. И мысленно пытаюсь дорисовать их до крыльев... Нелепость какая - приснится же! Неужели это культи?.. Неужели эта гниющая рабская плоть когда-то была способна летать?.. Чушь!.. Но откуда мне известно само это понятие - летать?..
      В пещере появляются твердокрылы. Не видя, я ощущаю их появление по вдруг наступившей тишине, всеобщей неподвижности и по собственной спине, напрягшейся в ожидании удара. Медленно, чтобы не привлекать внимания, поворачиваюсь.
      "Только не встречаться глазами!.."
      Выставив вперед острие своего крыла, твердокрыл рассекает толпу на две части. Он идет прямо на меня. Я зачарованно смотрю на его крыло, не в силах отвести глаз.
      "Что это со мной?.. Твердокрыл никогда не сворачивает! Я должен уйти с его пути!"
      И я ухожу. Шаг вперед - и я среди забойщиков.
      "Зачем я это сделал ?! Уж лучше вагонетка..."
      * * *
      Твердый, острый, блестящий наклювник стискивает намертво клюв и тянет голову вниз. У входа в забой появляется и застывает твердокрыл. Это сигнал к немедленному началу работы.
      Отвожу тело назад и с размаху вонзаю клюв в горную породу. Первый удар тупо отдается в голове, шее, позвоночнике... Второй, третий, четвертый... Сотый... Кусок породы отваливается и по направляющему желобу летит вниз в вагонетку... И так весь день: удар, удар, удар... Пыль, боль, грохот... Сначала тело деревенеет, через несколько сот ударов - каменеет, когда счет переходит на тысячи - исчезает вовсе......И вдруг опять огнем полыхнуло у основания крыльев, и мимо меня пронеслись две черные тени...
      Как я мог потерять бдительность?! Я - Неуловимый! Так звали меня твердокрылы - эти презренные твари, гнездящиеся у подножия гор и в долинах в нелепых хрустальных гнездовьях. Они приговорены вечно суетиться там, далеко внизу. Их крылья не приспособлены для разреженных гордых высот духовного уединения. Этим тварям никогда не достичь Моей высоты, где Голос Разума чист и свободен от суетного шума подножий и долин. Пусть себе суетятся. Им даны руки, чтобы хватать, и крылья, чтобы перемещаться. У меня есть т о л ь к о крылья, но - чтобы ЛЕТАТЬ. Им приходится кричать, чтобы услышать друг друга, - я понимаю своих сородичей безмолвно. Нам не надо быть рядом, чтобы быть вместе... Да, они нас иногда убивают, если мы в поисках пищи опускаемся до них. Но я посещал подножия гор не только в поисках пищи...
      ...Вдруг резкий удар отбрасывает меня в дальний угол забоя. С оглушительным грохотом по желобу уносится обрушившаяся порода. Обвал. Снизу, от вагонеток, раздаются вопли боли. Кого-то завалило. Пытаюсь пошевелиться. Очень больно, но, кажется, все уцелел. Вопли обрываются. Видимо, твердокрыл покинул свой пост. Надо вставать, а то доберется и до меня. Поднимаюсь, цепляясь клювом в наклювнике за каменные выступы на стенках. Перед глазами плывут круги. Иду к своему рабочему месту. Как не хватает когтей! Так трудно держать равновесие...
      "Вперед! Держаться! Шаг, еще шаг... Иначе смерть..."
      И вдруг опять вспоминаю: "Учитель! Ты же хотел умереть!"
      Совершенно бессмысленная фраза.
      Встаю в рабочую стойку. Замах - удар! Тело устремляется за клювом и распластывается по стене. Клюв слишком глубоко входит в породу. Пытаюсь отлепиться от стены. Не хватает сил. Чувствую колючий взгляд твердокрыла на своей спине. Взгляд накаляется!
      "Ну же !.."
      Я падаю, оторвавшись от стены, и тут же встаю в рабочую стойку. Взгляд исчезает.
      "Осторожнее... внимательнее... Удар!.. Нормально. Еще удар! Так держать!.. Может быть, какой-то там сумасшедший учитель и хотел умереть... Я хочу жить! И я буду жить!.."
      Тело опять каменеет.
      "Но что это мне привиделось до обвала? Мечта раба?.. Почему я ничего не помню, кроме этой пещеры? Как я... как мы все здесь появились? Ничего не помню... И откуда мне известно это понятие - раб?.."
      * * *
      В кормушке вместо червей - гора мелко нарубленных трупов моих сородичей. Наверное, после обвала. Впрочем, смерть здесь искать не приходится. Она всегда рядом, как перья на теле... Пожалуй черви вкусней... Завтра, быть может, и я окажусь в этой кормушке. Все сходилось к тому, что я должен был оказаться в ней сегодня. Чудо?.. И только сейчас в памяти всплыло замеченное краешком зрения и сохраненное краешком сознания призрачное зеленоватое мерцание.
      "Мистика! - подумалось вдруг. - Знать бы еще - что это такое...
      Нет надо спать! Спать, чтобы жить!.. Раз, два, три, четыре... Что со мной происходит?.. Пять, шесть, семь... Кто меня научил считать? Спать! Спать! Спать!.. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Проклятые вопросы!.. Спать!.."
      ...Сон?..
      Я оказался высоко в горах. Над ущельем парила очень крупная птица.
      - Мягкокрыл, - пояснил голос за моей спиной. Я обернулся и увидел странное существо - голое, бескрылое, с нелепым зеленым опереньем на голове. Оно было бы уродливо, если бы я не знал точно, что оно прекрасно.
      Полет мягкокрыла был величав и задумчив, и я ощутил явную неуместность этой задумчивости - слишком низко. Вдруг откуда-то из-за скал вынырнули две черные молнии и пронеслись мимо мягкокрыла, лишь слегка коснувшись его кончиками крыльев, я он камнем рухнул в пропасть, скрывшись из поля зрения... Сердце сжалось. Я узнал эти черные молнии, хотя впервые видел их изломанный стремительный полет.
      - Твердокрылы,- каменным голосом произнесло странное существо, будто я сам этого не знал. А твердокрылы, сделав крутой вираж, исчезли среди скал...
      * * *
      ...Я проснулся! На моей памяти это случилось впервые. Сон - это жизнь! Сон - это спасение от усталости и... Выходит, сон перестал быть спасением. Иллюзии стали слишком активны...
      Рядом со мной кто-то мелко дрожал, как от холода. Я сделал инстинктивное движение, желая защитить дрожащее существо крылом, которого не было!.. Это открытие должно беречь и скрывать. Оно - лишь начало пути, способного привести меня неведомо куда... Я принялся перебирать клювом перья дрожащему существу, успокаивая его. Странно - от них не пахло прелой грязью.
      "Новичок", - понял я. Существо перестало дрожать, затихло. Заснуло?.. А я лежал, ошеломленный неожиданно обнаружившейся потребностью защитить кого-то кроме себя...
      Послышался шум воды. "Подъем", - сообразил я и разбудил Новичка. Мы успели вскочить на ноги прежде, чем ледяной поток, смешанный с грязью и мусором, добрался до нас. Новичок удивительно осмысленно посмотрел мне в глаза, и, кажется, я что-то услышал, но не разобрал - что. Мокрая и грязная толпа зашевелилась, поднялась, отряхиваясь и стеная, потянулась к кормушке, сначала оттеснив от меня, а потом и вовсе растворив в себе Новичка...
      * * *
      День промелькнул, как сон...
      * * *
      Странно, мне стало не все равно, с кем упасть рядом на грязный пол. Я бродил по пещере, перешагивая через спящие тела. Я весь день помнил запах чистых перьев. Новичка нигде не было. Неужели он в первый же день попал в кормушку? Или остался в глине между рельсов? Или?.. Я вспомнил о пауке... Стало пусто и безразлично... Втиснулся в щель между телами там, где стоял. Пахло гнильем и грязью... Вращалось "веретено"...
      * * *
      ...Действительно, я посещал подножия гор не только в поисках пищи. Я пролетал над гнездовьями твердокрылов, вызывая их бешенство, но и обретая знание. Запоминал расположение входов и выходов, изучал их понимание целесообразности и красоты, которые так органично сливаются в архитектуре, совершенно чуждой нам, мягкокрылам.
      "Остерегись! Это ненужное знание. Оно не стоит того риска, какому ты подвергаешь свою жизнь", - предупреждали меня сородичи. Все верно. Но что-то неудержимо влекло меня вниз. Быть может, предчувствие того, что это знание когда-нибудь понадобится. Не мне, так другим. Что знает один - знают все.
      - Учитель! - возникло невесть откуда перед моим гнездом все то же странное существо. - Учитель, мне одиноко без тебя. Все равно ОНИ уничтожат и этот мой мир. Я чувствую, что ОНИ уже близко - у нас так мало времени!
      Что нужно этому существу от меня? Оно делает мою мысль нечеткой, расплывчатой. Я взмахнул крыльями и полетел. В уединение. Чтобы сосредоточиться. И только после первого круга над сверкающим на солнце гнездовьем твердокрылов в памяти моей возникло мерцающее сочетание звуков, грустное и прекрасное, таинственное и знакомое, каким-то образом связанное с этим странным существом. Но я не мог его повторить, передать привычными звуками, как будто это была музыка иного мира.
      Жилище твердокрылов подо мной казалось вымершим. Обычно вокруг него наблюдается неуемное мельтешение, ничтожная суета.
      И вдруг огнем полыхнуло у основания крыльев и мимо меня пронеслись две черные тени...
      Я опустился слишком низко... Теперь крылья мои, вращаясь, как сухие листья, летят отдельно от меня, а я камнем падаю в пропасть. Вот она смерть, которой я так жаждал ( непонятно - зачем и почему? Да и когда это было?) и которая пришла, когда я забыл о ней. Я смотрю ей в глаза и прощаюсь с сородичами. До меня доносится их скорбь. Что ж, мое существование не прошло для них бесследно. Я научил их приемам борьбы с нападающими твердокрылами: эти твари боялись моих когтей, которыми я встречал их, переворачиваясь в воздухе. Они отчаянно вопили, когда я, сложив крылья, падал вниз, предоставляя им взрезать друг друга. Я расшифровал для сородичей повадки твердокрылов. Учитель?..
      Стремительно приближается дно ущелья...
      * * *
      Я проснулся за мгновение до открытия шлюзов, словно кто-то позвал меня. В глазах еще расползался к горизонту прожорливый зев ущелья.
      Но грязевой поток коснулся только моих ног.
      Черви в кормушке неожиданно вызвали отвращение. Я не смог заставить себя окунуть клюв в шевелящееся месиво... Это болезнь! Видимо, скоро конец. Что ж, в отличие от Новичка, мне удалось продержаться довольно долго... Интересно, сколько? И, главное, зачем?.. Что за противоестественная жажда продлевать собственные мучения?!..
      И снова упряжь впивается в грудь. И снова мерзко повизгивают вагонетки на поворотах. И горбатые тени мечутся в красном сумраке по стенам пещеры...
      Кто посылает мне эти издевательские сны о гордых птицах-мягкокрылах, для которых кормушка не стала центром мироздания? Большую часть своей жизни они отдают полету и мышлению...
      Что общего между этими птицами и мной, дрожащим от боязни пропустить одну кормежку? (Правда, сегодня... Но это явная болезнь! Хотя ничего страшного не произошло - мне вполне достает сил для работы.)
      Силуэт твердокрыла пошевелил крылом.
      "Внимание! Не терять бдительности!"
      Я с двойным усердием принялся тянуть вагонетку. Видимо, задумавшись, я стал замедлять движение.
      "Раз-два, раз-два, раз-два... Надо войти в рабочий ритм..."
      К вечеру я почувствовал необычайную слабость. Пришлось протиснуться к кормушке...
      Птица, запряженная в вагонетку... Летающий буйвол... Бессмыслица... Спать... Спать... От нетерпения я не мог заснуть и потому все время ощущал незаживающие раны ног и гудящую от усталости спину. И горбы... горбы...
      ...Стремительно приближается дно ущелья, обрубки крыльев полыхают болью...
      ... Вдруг мое падение стало замедляться, что-то мешало мне падать, больно врезаясь в тело и опутывая меня... Сеть!
      Так вот в чем дело! А мы считали обескрыленных сородичей мертвыми. Но разве это не так? Разве не мертв мягкокрыл без крыльев?!.. Мертв, мертв, мертв...
      Боль полыхала красным и черным, пока не исчезло все...
      * * *
      ...И опять я проснулся до срока. Горбы колебались во мраке от дыхания, и, казалось, что по ним пробегают волны. От тоски (странное понятие!) хотелось биться лбом о грязный каменный пол...
      Я почувствовал на себе взгляд. Кто-то, лежавший рядом, смотрел на меня. "Новичок!"- обрадовался я, если можно назвать радостью чуть заметный всплеск эмоций.
      Он смотрел на меня. (Точнее, она, но здесь это все равно - мертвецы бесполы). Мне показалось, что в духовном вакууме вокруг меня появилось что-то живое. И я устремился навстречу...
      ...Мы как бы выдвинулись из привычного мира. Видели его, но со стороны не участвуя. А горбатые существа в полумраке тянули за собой вагонетки.
      - Нет, - сказал я решительно, - я никогда этого не пойму. Почему они терпят? Уж, действительно, лучше умереть...
      - Стань одним из них, - услышал я в ответ, - поймешь...
      ... И, значит, я стал... Но кто этот Я?..
      Вращайся же, судьбы моей веретено, начало нити дней в тебе заключено..
      . Странная ритмика мысли. Чужая... Но теперь все яснее становится, что и я в этом мире чужой...
      "Стань одним из них "... А кем я был прежде?..
      Учитель?.. Наверное, не случайно я все время натыкаюсь в своих духовных поисках на это понятие... Учитель... Существует единственный способ обучения - примером собственной жизни... или смерти...
      "Учитель, ты хотел умереть?.."
      * * *
      Да, помнится, что-то такое было. Только где и когда?.. Ощущение старости... Не дряхлости тела - моим биологическим часам еще тикать и тикать - почти беспредельно. А вот с духовным хронометром явные нелады - не хочется смотреть назад и ничего не видишь впереди...
      Надо быть честным: Я, лично Я, подошел к своему финалу. Но не желаю выходить из тупика путем большинства, которые приближаются к старости с максимальным отказом от личного Я, исчерпавшего свои потенции. Не желаю, согласившись на альтернативную смерть, растворять свой дух в океане Коллективного Разума с тем, чтобы выйти из него юным и прекрасным. Этот "океан" стал мне чужд. Я хочу умереть. Но без обмана. Я - есть только Я! И настаиваю на этом!.. Но и у смерти должен быть смысл...
      А смысл может заключаться только в духовном опыте того, кто идет следом. В духовном опыте Ученика.
      * * *
      ...Новичок молча смотрел на меня. Перья его светились чистотой, а на культях чернела запекшаяся кровь.
      "Дурочка ты, дурочка", - подумал я с нежностью, догадавшись, что она каждый раз, чтобы попасть сюда, проходит через казнь обескрыливанием... Я вспомнил свои недавние "сны" и содрогнулся от ужаса и сострадания. Что я мог сейчас для нее сделать?.. Я принялся осторожно перебирать клювом ее перышки. Она благодарно положила мне голову на плечо...
      ...Я вспомнил первый день. Она божественно юна и зеленоволоса. Она то переплетала свои волосы с ветвями плакучей ивы, то разбрасывала их по траве, сливаясь с ней.
      - Тебя не отличить от этой травы, от этого мира, - признался я.
      - А зачем меня отличать? - поднялась она с травы. - Мой мир - это я...
      ..."Вот как все повернулось, - подумал я теперь. - Пожалуй, сейчас твой мир - это я... Быть может, это и есть первый шаг к Совершенству ?"
      Послышался скрип открываемых шлюзов. Мы вскочили на ноги... Остановленное мгновение - эта до предела сконцентрированная капелька бытия, отразившая в себе моментальный срез события (взгляд из пещеры): вода, ринувшись из-под шлюза, повисла в пространстве, словно, изваянная из стекла; горбуны мои замерли, кто на вдохе, кто на выдохе - как застал их зачарованный миг; черный твердокрыл застыл в проломе входа, будто муха в капле янтаря.
      Мы стоим и молча смотрим друг на друга. Все точки расставлены по надлежащим местам, и только эхо открывшейся истины бродит по закоулкам сознания уже мало что значащими фразами.
      Вот я требую, чтобы она немедленно исчезла из этой пещеры: с ее свежими ранами не выдержать рабочего дня - твердокрылы непременно уничтожат нетрудоспособную единицу. Требую, прекрасно понимая, что она уже, по крайней мере, дважды прошла через казнь обескрыливанием, чтобы попасть сюда в том облике, на который я был способен отреагировать. И это с единственной целью - достучаться до моего сознания, пробудить его, и вывести меня отсюда... Она уже ненавидит этот, созданный ею, мир за те страдания, что он принес мне, за то сострадание, которое причинил ей через меня... И тем не менее, я требую и напоминаю, что нелепая смерть будет означать конец этого мира, будто она этого не понимает, будто она внутренне уже не распрощалась с ним, как и с предыдущими ее неудавшимися мирами. Но почему я продолжаю настаивать даже после ее ультиматума: "Или мы уходим отсюда вместе, или вместе остаемся здесь!", - осознавая ее готовность умереть, хотя и альтернативной смертью (в смысле ощущений она вполне адекватна настоящей)?..Да, наверное, потому, что я - все же Учитель...
      - А они?- показываю я клювом на досыпающих последнее (остановленное) мгновение горбунов.
      Она ничего не отвечает и внимательно, словно впервые видит, смотрит на спящих грязных и вонючих рабов. Я слышу ее смятение: "Но ведь они не..." Не почувствуют смерти, хотела она сказать. И была права: не почувствуют, а просто исчезнут, хотя что мы знаем о чувствах тех, кто действительно исчезает?.. Этот мир существует, пока его подпитывает энергия Большого Мира.
      - Но разве, - отрывает она взгляд от собственного неприглядного творения, - разве Большой Мир поступает нравственно, когда уничтожает наши миры?
      Упрек справедливый, но может ли Мир быть более нравствен, чем она... или я ?.. Мир - это равнодействующая наших желаний, осознанных и неосознанных. Он - это Мы, все вместе: не только с Красотой, но и с болезнями тех миров, из которых пришли в Большой Мир...
      И тут я опять вспомнил день первый...
      - Учитель, я хочу есть.
      Я предложил ей свою энергонакидку.
      - В этом мире так не едят, - отвергла она мое предложение.
      - Чем я должен тебя кормить ?
      - Жизнью, - ответила она, и в глазах ее сверкнул огонь.
      Я поднял голову и увидел в ветвях крупную птицу. Посыл - и она упала к нашим ногам. (Я должен подчиняться законам этого мира.)
      - Не так!- воскликнула она чуть не плача. - Не так! По-настоящему!
      - Но тогда ей будет больно!
      - Когда умираешь, должно быть больно!
      - Что за дикость?!
      - Смерти надо бояться, чтобы ценить жизнь!.. Оживи ее!
      Птица испуганно бросилась от нас, захлопала крыльями и тяжело взлетела...
      Чему я могу научить ее, если не понимаю ее мира? Даже став его частью, не понимаю, зачем он такой? Могу предположить - почему: буйные всходы дало зерно жестокости, которое она принесла из своего прамира. Но зачем?! Ведь она создавала этот мир заново, имея за душой не только свой дикий прамир, но и теорию Совершенных Миров, и опыт Большого Мира, и, наконец, опыт своих первых неудач. Неужели все это ничему ее не научило? Нет, тут дело в чем-то другом...В чем?..
      - Что толку в абстрактном совершенстве абстрактного мира?! восклицает она, нервно подрагивая кончиком клюва. Остановленное мгновение все еще длится. - Эта абстракция бесплодна!
      Мы здесь, чтобы понять друг друга. И, кажется, я начинаю понимать: ее гнетет инфернальность родного прамира, она все время воссоздает его, тщетно пытаясь найти выход из инферно именно для него. Разнообразит внешний облик мира, его флору и фауну, но лишь слегка изменяет сущность... Трагедия тупикового мира...
      - Нельзя даровать Совершенство миру! Оно должно быть естественным результатом его развития! - продолжает оправдываться Ученица. Не передо мной - перед собой. Она защищает сейчас не только себя, но и свой прамир. Знать бы его координаты - рассмотреть повнимательней это обиталище жесткосердых авторов расхожих сентенций.
      И все же она прекрасна - душа этого прамира - птица с ампутированными крыльями, с перьями, слипшимися от крови. Прекрасна в своей искренности. И несчастна в обреченности ...
      - Разве возможна цель, способная оправдать страдания? - Я смотрю в ее круглый немигающий птичий глаз и вижу в нем отражение красного факела в руке твердокрыла.
      - Но я как раз и хотела уменьшить их страдания! - Наконец-то начала она искать порок в Идее этого мира. - Именно поэтому здесь способен мыслить тот, кто свободен. (Я это уже понял, хотя и был исключением, ибо не от мира сего). Я дала им инстинкт стремления к максимальному, в любых обстоятельствах, уровню счастья.
      - Довольства, - уточнил я.
      - Счастье и есть интеграл от мгновенных потребностей, - опять услышал я голос ее прамира.
      - Великолепно! - констатировал я.- Чем меньше возможностей - тем меньше потребностей. Стремясь дать максимум - лишаем минимума. Стремясь дать выстрадать Совершенство - лишаем возможности страдать...
      - Я ошиблась в цели? - Она сомневается! Значит, еще не все потеряно.
      - Нет, в средствах...
      - Пойдем отсюда, Учитель. Я все поняла. Теперь я знаю как начать сначала.
      И я понял, что потерпел фиаско: этот мир для нее уже не существует.
      - Я - один из них, - ответил я жестко.
      - Нет! Нет! Нет! - закричала она. (Мысленно, разумеется). - Я так долго выводила тебя отсюда, осталось сделать последний шаг!
      - И ты его сделаешь без меня.
      - Нет, я останусь здесь! - отчаянно выкрикивает она, уже осознавая, что не останется - ведь ее гибель будет означать не только исчезновение этого мира, но и мою безальтернативную смерть. Распорядиться мной она не смеет...
      Итак, уже все понимая, мы молча смотрим друг на друга. И, единственно возможный выход, как бы сам собой, выкристализовывается из молчания. Она уже не может пересоздать этот мир - он объективизировался от нее по сформулированным ею законам. А у меня еще остается в запасе вариант. Крайняя мера. Я, как смертник, имею на нее полное право.
      - Прощай, Ученик... Я благодарен тебе. Но теперь я беру этот мир на себя.
      - Коллапс ноосферы?
      Да. Я остаюсь один на один с этим миром, в котором могу только то, что может Учитель. Мир теперь будет существовать, потеряв связь с ноосферой Большого Мира. Отныне он может рассчитывать только сам на себя, да еще на меня, хотя это не бог весть какая опора...
      - Прощай, Учитель... Я не представляла, что у зрелости может быть такой горький вкус...
      Она не представляет и того, как ей далеко до настоящей зрелости, и каков ее подлинный вкус... Когда не хочется смотреть назад и ничего не видишь впереди...
      Мы обнялись шеями, безрукие и бескрылые, и ...я остался один в этом нелепом мире. Ощущение одиночества, страха, тоски на мгновение навалилось на мои горбы, прижало к земле, но я выпрямился и, посмотрев в глаза застывшему у входа твердокрылу, толкнул время вперед...
      ...Вода принялась воскрешать умирающую груду некогда крылатых существ, заодно смывая с них помет и глину. Груда зашевелилась, стала подниматься и, отряхивая влагу и мусор с перьев, двинулась к кормушке. И я вместе с теми, кому в этом мире хуже всего...
      ...Я тянул вагонетку и думал. Я должен был научиться совмещать эти занятия и обучить этому других. Впрочем, чему могу обучить этих несчастных я, возжелавший собственной смерти?..
      Монотонно-мерзко взвизгивают на поворотах деревянные полозья вагонеток...
      "Надо помочь твердокрылам изобрести колесо..." В красных отблесках чадящих факелов по сводам пещеры мечутся горбатые безрукие тени... Стоп-стоп-стоп! Что это мелькнуло перед глазами?.. Я стал вглядываться в мечущиеся тени и с какой-то определенной точки увидел, как тень горба, молниеносно вытягиваясь, превращается в тень крыла!.. И тень эта была поразительно похожа на крыло мягкокрыла...
      Я чуть было не бросил вагонетку, чтобы тотчас ринуться воплощать поразившую меня идею. Но сдержался, вспомнив, что брошенную вагонетку придется толкать тому, кто идет следом..."
      * * *
      Вновь тишина и непробиваемый духовный вакуум. Во время работы не так. Во время работы я стал "слышать" твердокрылов. Еще смутно, но чувствовал, что их "голоса" становятся все более разборчивыми.
      Теперь же никого. Нас не охраняют. У нас не остается сил для лишних движений, да и без крыльев отсюда не убежать... И безразличие - тупое, вязкое...
      Я поднимаюсь. Специально лег недалеко от выхода из нашей "спальни-камеры". Выхожу в лабиринт пещеры. Он в моем сознании, как на ладони.
      Уверенно иду во владения паука. Вот они. Странно, никогда не видел паутину светящейся: все пространство пещеры заполняли строго организованные светящиеся линии, похожие на скелет живого мира. Я коснулся клювом одной из линий и еле освободился. Вибрация от моего прикосновения побежала по паутине, из которой на меня стало надвигаться что-то черное и неразборчивое. Паук.
      Он остановился в нескольких сантиметрах от моего лица. Я отчетливо видел его острые, плотоядно движущиеся жвала. Озноб безотчетного ужаса пробежал по спине... Глаза паука, словно два красных уголька, горящие во мраке как бы отдельно от тела, внимательно и удивленно смотрели на меня. Духовный вакуум стал наполняться. Поймем ли мы друг друга?..
      Я входил в него осторожно, чтобы не вспугнуть защитных инстинктов. Я старательно заполнял закоулки его замкнутого на себя сознания новой жизненной идеей, которая, как мне казалось, способна была наполнить его существование смыслом. Я постарался дать ему понять, что паутина годится не только для того, чтобы ловить в нее жертву. Я старался внушить ему идею творчества. Я работал от души. Мне нравилась такая работа...