Антарктида online

– Дело не терпит отлагательств, – сказал один из вошедших. – Разбудите его побыстрее, Тони.

– Сегодня он спит в бандаже, – проинформировал секретарь и сейчас же проскользнул в спальню. Вообще-то полагалось предварительно постучать в дверь, но на этот раз секретарь пренебрег лишенным смысла ритуалом.

Двое вошедших переглянулись. Последнее время президент частенько спал в противохраповом бандаже – специальном корсете, мешавшем повернуться на спину и захрапеть во всю силу легких. Помогало не очень: лежа на боку или на животе, президент храпел немногим тише, зато по утрам частенько жаловался на плохой сон.

Тем лучше. Проще будет восстать ото сна посреди ночи.

Само собой разумеется, в спальне стоял телефонный аппарат, но разбудить президента телефонным звонком удавалось нечасто. К счастью, никто из репортеров, обожающих писать о том, что президент относится к своим обязанностям спустя рукава, еще не пронюхал об этом.

– Теряем время, – тихо сказал один из посетителей.

– Спокойнее, Дон, – столь же тихо отозвался второй. – Думаю, у нас есть фора. Минутой больше, минутой меньше – какая разница?

– На минуту бы я согласился. Десять минут – это уже из рук вон. Сколько нужно времени, чтобы вскочить с койки?

– Тебе или ему?

– Не понимаю, – пробормотал первый, – как он служил в армии?

– Жалеешь, что не ты был его сержантом? – подколол второй.

– Еще как.

– Можно я скажу ему об этом?

– Это будет последнее, что ты скажешь в жизни.

Оба ухмыльнулись. Пошутили – вот и ждать легче. Минут через пять из дверей спальни появился заспанный президент в пижаме. Следом вышел секретарь и, миновав дверной проем, сейчас же подался в сторону, избегая неуместной аллюзии с конвойным и конвоируемым. Умный подчиненный схохмит тогда, и только тогда, когда этого желает шеф, причем сделает это так, чтобы не показать шефу свое превосходство в остроумии. Половина шуток, которые президент произносил с трибуны и искренне считал своими, на самом деле не была сочинена ни им, ни спичрайтерами, а принадлежала секретарю.

– Привет, Дон, – сказал президент, стараясь подавить зевок. – Как дела, Колин? Что-нибудь экстренное? Террористы…

– Террористы ни при чем, Джордж, – сказал госсекретарь.

– Что же тогда? Ну, я слушаю… Это так трудно выговорить, а?

Двое переглянулись. Оба жалели, что не условились, кто возьмет на себя труд первым проинформировать президента. И кого президент немедленно заподозрит в остром приступе умопомешательства.

– Это действительно трудно выговорить, – сказал министр обороны. – Это полный бред. Если бы не данные со спутников, я бы ни за что не поверил. Пожалуй, мне проще показать это, чем пытаться объяснить словами. – Он раскрыл папку.

– Вот и хорошо, Дон, – улыбнулся президент. – Вот и покажите. Что это?

– Снимок, сделанный сорок минут назад из космоса с высоты семи с половиной тысяч миль. Акватория Тихого океана. Узнаете? Это Антарктида.

– Да? – Близоруко сощурившись, президент ткнул пальцем в снимок. – Очень может быть. А это что?

– Новая Гвинея.

– Без сомнения, это она. А это Тайвань?

– Нет, это Филиппины. А вот тут – Гавайи.

– Мне известно, где находятся Гавайи, Дон, – сказал президент. – Гм… А это?

– Тропический тайфун. Не обращайте на него внимания, он достанется Японии. Главное – Антарктида.

– Гм. Вы уверены? Я вижу только большое белое пятно. Просто большая медуза. И вся она в облаках. А это что за хвост торчит?

– Антарктический полуостров, вернее, самый его кончик. Он узкий, поэтому облака над ним снесло ветром. Над остальной частью континента действительно сплошная облачность. Метеорологи считают, что так и должно быть: при контакте теплых океанических воздушных масс с холодной поверхностью всегда начинается конденсация…

– Понятно, Дон. И все же…

– Это не розыгрыш, Джордж, – вставил слово госсекретарь. – И мы не сошли с ума. Нас тоже подняли среди ночи. На данный момент Антарктида действительно находится в центре Тихого океана, нравится нам это или нет. Дон, убери к черту этот снимок, покажи карту.

Несомненно, «карта» выползла из лазерного принтера не более получаса назад. Ее качество оставляло желать лучшего, зато на ней отсутствовал облачный покров.

– Компьютерная реконструкция, – пояснил министр обороны. – Мы предполагаем, что внезапному переносу подверглась вся Антарктическая платформа, то есть материк, шельф и прилегающие острова. Аналогичный кусок океанской платформы оказался как бы вырезан из центра Тихого океана и занял место Антарктиды. Вероятно, данный «обмен» произошел спонтанно и мгновенно. Самое поразительное то, что он, по-видимому, не сопровождался сколько-нибудь значительными катаклизмами. К Западному побережью идет небольшое цунами, предупреждение береговой охране уже послано. Есть связь с нашими базами на тихоокеанских островах… то есть на бывших тихоокеанских, а теперь околополюсных. В южные широты перенесло Маршалловы острова, восточную часть Каролинского архипелага, острова Лайн, Гилберта, Самоа, Фиджи, и я уже не говорю о мелких атоллах. Несколько наших крупных боевых кораблей внезапно оказались в околополюсных водах. Там ничего не могут понять. И мы, кстати, тоже.

– Так-таки и ничего, Дон? – спросил президент, разглядывая карту.

Сейчас он напоминал мудрого учителя, пытающегося заставить двух старательных, но туповатых учеников пошевелить мозговыми извилинами. Растерянный президент – это нонсенс. Снимать привычную маску ради ближайших помощников – чересчур хлопотно. Проще и надежнее позволить маске прирасти накрепко и навсегда.

Журналисты называли его простоватым тугодумом. Он не был согласен с таким определением, но на публике нередко подтрунивал над своим невысоким IQ, обезоруживая самых безжалостных злопыхателей. Всем известно, что дурак, сознающий, что он дурак, на самом деле далеко не глуп. Имиджмейкеры не даром ели свой хлеб.

– Мы пока ничего не можем сказать о причинах феномена, – уточнил министр обороны. – Надеюсь, что когда-нибудь мы получим ответ, но вместе с тем убежден: данный вопрос не является сугубо срочным. Сейчас для нас куда важнее не причины, а следствия и перспективы, вытекающие из нового положения материка.

– Антарктида в Тихом океане, – сказал президент и зевнул. – С ума можно сойти. И смотрите, как раз посередине. Как нарочно. Это что же, бывший полюс теперь на экваторе, да?

– Совершенно верно. Континент перенесся без вращения на девяносто градусов широты. То, что было полюсом, теперь находится на экваторе, а Антарктический полуостров направлен в сторону Эквадора и Перу. Вопрос об антарктических островах пока остается открытым, но мы это выясним в ближайшее время.

– А люди? – спросил президент. – У нас же там э… научные станции, верно?

– Пока мы располагаем свежей информацией только со станции Мак-Мёрдо. Пострадавших нет. Можно предположить, что и на других станциях… словом, мы скоро это узнаем. Думаю, все в порядке.

Президент кивнул с видимым облегчением. Улыбнулся. Нет трупов – уже хорошо. Американские трупы – плохие трупы и для президента всегда дурно пахнут.

– Обратно она не перескочит? – проговорил президент. – Я имею в виду на свое прежнее место?

– С чего бы? Впрочем, такая возможность не исключается. Мы следим за ситуацией.

– Полагаю, надо послать разведывательные самолеты? – спросил президент.

– Они уже в воздухе. Кроме того, перепрограммированы два спутника, ведется усиленная радиоразведка, на Оаху готовится к выходу в море гидрографическое судно. Свежая информация поступает непрерывно. Через полчаса-час мы будем иметь достаточно полную и подробную картину, чтобы принимать решения. Пока же предлагаю обсудить создавшееся положение, так сказать, в узком кругу: вы, я, Колин и Кондолиза, она будет здесь через пять минут… как-никак дело касается национальной безопасности. Пожалуй, все.

– Еще пресс-секретарь, – сказал президент. – Мы должны успокоить нацию.

– Разумеется.

Личный секретарь президента, застывший в некотором отдалении, подумал о том, что на этот раз нация, пожалуй, прекрасно обошлась бы и без успокоения. Для большинства американцев атаки террористов и биржевые котировки – вполне достаточная причина, чтобы не обращать серьезного внимания на игривый прыг-скок малообитаемого ничейного материка. Скакнул, никого не угробив, – ну и пусть себе резвится, никому от этого ни горячо, ни холодно.

Составить речь – не труд: мы мирная нация, с оптимизмом смотрящая в завтрашний день (спорный тезис), президент уверен в непоколебимой стойкости своих сограждан (он и в своей-то никогда не был уверен), ситуация временно вышла из-под контроля, однако контроль уже восстановлен (гвоздями, что ли, Антарктиду приколотить, дабы отучить прыгать?), мы готовы отразить угрозу своей безопасности (ага, сбить ракетой «Пэтриот» остров Борнео, если ему вздумается свалиться на Капитолий), тем не менее мы будем молиться Всевышнему (полезное занятие, а еще можно в бубен постучать), уповая на неизменное великодушие Создателя, да свершится Его воля, аминь. Можно еще призвать нацию к сплочению, это никогда не вредно.

Другой президент произнес бы такую речь экспромтом, да много ли в ней толку? Какую речь ни напиши, окружение президента четко разделится на две группы. Одна займется прагматичной геополитикой, другая будет принуждена играть роль буфера между нею и общественным мнением: реагировать на протесты обществ охраны животных, пекущихся о здоровье пингвинов, убеждать сектантов, гиперпатриотов, противников абортов и прочих сумасшедших недоэкстремистов в том, что перемещение тектонических плит не имеет ничего общего с их идиотской деятельностью… Никчемный сизифов труд, утомительный и заведомо безрезультатный.

Ничего этого секретарь, разумеется, не произнес вслух, но на один миг привычное тайное презрение к президенту сменилось в его душе сочувствием.

– Договорились, Дон. Жду вас в Картографическом кабинете… скажем, через четверть часа. Надеюсь, к тому времени появятся новые данные. – Президент зевнул. – Пойду приму приличный вид. Ну и ночка, пропади она совсем…

– По-моему, он так и не поверил до конца, – тихо сказал госсекретарь, когда президент удалился.

– А какая разница, Колин? – возразил министр обороны. – Поверил он или нет, но попотеть ему придется, это как пить дать. Да и нам с тобой тоже.

Он принужденно улыбнулся, прежде чем добавить:

– Если честно, мне самому хочется ущипнуть себя. Надо же – Антарктида…

* * *

Солнце, воздух и… нет, не вода, совсем не вода, а снег. Сверкающий под февральским солнцем снег, укатанная выровненная трасса и горные лыжи. Горные пики. Горный воздух. Стрекочущий в синеве вертолет наблюдения. Немного раздражает, но пусть следит за перевалами, предосторожность не лишняя. Вчера в ста километрах отсюда спецназ запер в ущелье бандформирование человек из восьмидесяти, по нему работают из всех видов. Похоже, на этот раз уделают всех, хотя прорыв, как всегда, не исключен.

Холуи не советовали ехать сюда, мало ли что… Дудки, пусть другие прячутся от террористов по авиабазам. Пренебрег, приехал. Наверняка в «Куклах» по этому поводу изобразят поставленный на горные лыжи переносной сортир для бандитомочения… Ерничают, но уважают. А что, разве лучше быть обвиненным в трусости, чем в безответственности? Ну то-то. У нас – никогда. Предшественнику за бесшабашность прощалось и не такое, люди выли от восторга, когда он полез на танк. Потом, правда, стали подвывать уже не от восторга… Но все равно хохотали до слез и сквозь слезы над глупым ирландским премьером, напрасно прождавшим у трапа самолета. Знай наших!

Президент усмехнулся про себя – так, чтобы на лице ничего не отразилось. Холуи глупы… Тщатся обозначить свое никчемное присутствие, проявить заботу о безопасности президента – можно подумать, им известно о безопасности больше, чем ему самому! На самом деле шанс нарваться на пулю здесь нисколько не выше, чем в любом другом месте. Были бы заинтересованные серьезные силы, а снайпер найдется. Кто из лидеров уцелел, имея таковые силы против себя? Один де Голль, пожалуй. Редкостно везло его охране… ну и ему, понятно, тоже. Рейгана – смех! – пытался завалить недоросль из пукалки двадцать второго калибра…

Президент погасил невидимую усмешку. Мысленно встряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Не нужно их сейчас. Солнце, горы, снег. Никого и ничего лишнего. Что может быть лучше? Хотя бы два, нет, даже один день настоящего, полноценного отдыха без бумаг, без людей, без проблем, требующих незамедлительного решения…

Скорее всего так не получится. Почти никогда не получалось. Неотложные проблемы найдут президента в Красной Поляне с той же неизбежностью и почти с той же скоростью, как и в кремлевском кабинете. Махни отдохнуть в Сочи, в любимую Чупу Шуйскую, куда угодно, хоть погрузись в батискафе на дно океанской впадины, хоть уйди в медитацию и в позе лотоса созерцай собственный пуп – все равно достанут и из впадины, и из медитации. До обидного мало инициативных исполнителей, все приходится решать самому. Почему в России всегда так: преданных дураков пруд пруди, а если человек умен, то за ним нужен глаз да глаз? Где командные игроки, не работающие втайне на чужого дядю, не гребущие под себя обеими граблями?

Да греби, шут с тобой, но оправдывай греблю, не будь лукавым холопом, будь человеком государственным! Где Потемкины, Горчаковы и Лорис-Меликовы? Ау! Теперь такие наверх не всплывают, всплывает всякая мелочь и сволочь. Может, умные, преданные и готовые рискнуть головой не ради себя – ради страны только при монархии и произрастали? Сколько раз об этом думано. Может, демократия с ее выборностью органически не может не плодить временщиков? Хотя нет, вряд ли. Вон у американского коллеги вполне приличная команда, аж завидно…

Легонько оттолкнувшись, президент начал спуск по трассе. Краем глаза разглядел телеоператора, сделал вид, что не заметил. Черт с ним. Трасса «чайниковая», сенсации с кувырканием лидера страны по типу «голова-ноги» не предвидится. И пускай, увидев на экране съезжающего президента, мастера презрительно бросят: «Постыдился бы!» Будто он сам не знает, что и палки держит не так, как у мастеров принято, и поворот у него корявый, и сам-то он классический чайник. Ну и что? Собака лает, а караван идет, и рейтинг президента высок, как никогда. Нет, было бы забавно в частном порядке пригласить одного-двух горнолыжных злопыхателей продолжить спор… на татами. Много вы видели людей, господа, которые и на лыжах съезжают, и истребитель пилотируют, и имеют седьмой дан… ну хорошо, если по-честному, то третий, но и его поди заработай. А много ли вам известно таких, которые при всем том еще и президенты большой страны? Только один и известен? Ответ верен, ставлю «отлично», пригласите следующего.

Так получается, что спорт для президентов, будь то теннис, бег трусцой, дайвинг или ловля лосося нахлыстом, – не самоцель и даже не средство поддерживать себя в сносной форме, а попросту удобный способ хотя бы ненадолго остаться в одиночестве, очистить голову от проблем, подумать о какой-нибудь ерунде, а то и вовсе ни о чем. Как раз в такие минуты в голову ни с того ни с сего приходят удачные мысли. Зря нынешний американский коллега увлекается гольфом – глупый это спорт, ходьба да болтовня о тех же, как правило, проблемах…

Оп!.. Вынесло на перегиб, поджался, чуть-чуть даже пролетел по воздуху. Теперь немного притормозим и обработаем поворот… Ага, получилось. Нет, разгоняться мы не будем, сделаем это в следующий раз, а пока просто продлим удовольствие…

Трасса все равно кончилась быстрее, чем хотелось. Внизу стояли охранники, и один из них молча протягивал радиотелефон. Опять что-то неотложное…

– Да! – бросил он в трубку.

– Господин президент! – Он узнал взволнованный голос секретаря. – Пожалуйста, не поднимайтесь на гору. Только что получено сообщение чрезвычайной важности. Я сейчас направляюсь к вам…

Понятно. Разговор не телефонный. Президент мысленно чертыхнулся и заставил себя не смотреть на ползущую канатку. Кажется, с лыжами на сегодня покончено…

– Если я сам прибуду, это упростит дело?

– Очень, господин президент.

– Ждите.

Лыжи – в сугроб. Машина уже заведена, дверца услужливо распахнута. Пешком до оборудованного под резиденцию альпийского домика всего ничего, но на колесах секунд на тридцать быстрее, проверено.

Секретарь ждал при входе. Физиономия его была растерянной и, пожалуй, глупой. Так мог бы выглядеть суровый завуч, уличенный в стрельбе из рогатки по воробьям, либо профессор астрономии, проигравший спор на желание: объявить на научной конференции, что Земля стоит на трех китах, а звезды намертво приколочены к хрустальной сфере.

Проходя в кабинет, бросил «слушаю». Выслушал. Дважды вперился в лицо секретаря – непробиваемая маска, а не лицо. Нарочно говорит деревянным, без всякого выражения голосом, и легко понять почему. Кому охота выглядеть идиотом. Не виноват, но пытается оправдаться хотя бы тоном: мол, не я это все устроил и не я обнаружил, я тут ни при чем, я только передаточное звено, не бейте по голове…

Усмехнулся – опять про себя. Спросил:

– Это точно?

– Подтверждено данными со спутников, сигналами бедствия с иностранных кораблей и самолетов. Из Чили и Новой Зеландии поступили сообщения о цунами средней силы. Есть сообщение с американской антарктической станции Амундсен-Скотт. Капитан судна «Зина Туснолобова», находящегося в районе Маршалловых островов, сообщил о внезапном изменении координат… судно находится сейчас на восемьдесят первом градусе южной широты, по-видимому, вместе с островами…

– Когда это произошло?

– Два часа пятьдесят минут назад.

«Так, – подумал президент. – Медленно, медленно работаем. Нет сомнений: американцы опережают часа на два… два часа уже на ушах стоят».

– Есть ли сообщения о катаклизмах на нашей территории?

– Пока не поступало.

– Докладывайте мне немедленно, если поступят.

Чуть-чуть отлегло от сердца. Катастрофы на российской территории в довесок к прыгающему континенту – это уже лишнее, не надо их… Почему-то у нас всегда так: стоит лидеру со скрипом повернуть государственный руль – нежданные катастрофы сыплются как из рога изобилия, один Чернобыль чего стоит. У народа крыша съезжает с понятными последствиями. А четыре года неурожая при Борисе Годунове? Мало ли, что давно это было! Для государственной власти нет слова «давно», законы ее всегда одни и те же. Власть – она и в Африке власть, и в шестнадцатом веке.

Стабильность нужна, стабильность. И цены на нефть чтобы не падали. Тогда лет через двадцать можно будет делать настоящие дела на мировой арене, не увязая по уши во внутренней политике, а главное, имея крепкий тыл, – подрастет новое, внушаемое поколение. Без непомерной армии интеллигентов и полуинтеллигентов с обязательной фигой в кармане. Вырастет стадо кичливых, сытых, самодовольных болванов, которым так легко внушить, что они свободны, и которыми так легко управлять. Безопасен раб, вообразивший себя одним из господ.

Пока еще в стране чересчур много умников. Не верящих. Рассуждающих. Кто широко образован и не прикормлен, тот всегда опасен. Нельзя всех их взять на службу, да не все и пойдут. Пьяный люмпен лучше: то, чего ему хочется, можно разрешить без ущерба для Власти.

Нужно время. Страна станет иной. Жаль будет, если достанется она уже преемникам…

Пронесет нынешний катаклизм мимо России – все равно хлопот не оберешься. Коммунисты поднимут вой, мол, у президента не все под контролем, да и вообще чего хорошего можно ждать от антинародной власти? Много они сами пеклись о народе… Свались завтра Луна на Землю – ответственность ляжет на президента: почему не удержал? Как будто президент отвечает за нарушение физических законов.

– Только Антарктида? – спросил он, помолчав.

– Пока только она одна. – Секретарь мгновенно уловил, куда клонит президент. Если материки начнут скакать туда-сюда, как блохи… Господи, пронеси, не надо!

Скакнул только один, притом обледенелый и по большому счету никому не нужный, – этого уже более чем достаточно. Политический катаклизм превзойдет размахом катаклизм природный.

– Причина? – спросил президент, подняв бровь.

Секретарь едва заметно развел руками.

– Пока не установлена.

– Узнайте, кто в Академии наук ведущий специалист по геофизике, свяжитесь с ним немедленно. Также и с его научными противниками. Их мнение мне нужно знать уже сегодня, хотя бы в виде сугубо предварительных соображений. Для прессы: президент прервал отпуск и возвращается в Москву. Пусть подготовят самолет. Пока никаких публичных выступлений не будет. Впрочем, подготовьте черновик, я потом посмотрю. Лейтмотив: Россия не намерена вмешиваться в потенциальный конфликт… хотя нет, о конфликте не надо… Россия далека от намерений извлечь одностороннюю выгоду из создавшегося положения, войска – это подчеркните особо – не приведены в повышенную боеготовность, мы ждем от всех заинтересованных стран точного выполнения положений Вашингтонского э… какого года?

– Пятьдесят девятого, господин президент.

– …Вашингтонского, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, договора о статусе Антарктиды. Точка. Текст договора найдется?

Секретарь оказался на высоте – текст был. Свежеотпечатанный на принтере. Быстро и цепко, как умели немногие, президент пробежал глазами документ. Ага… указан сам материк, перечислены попадающие под договор острова, и никакой географической привязки в виде широт и долгот. Стало быть, договор никак не может утратить силу автоматически…

Уже кое-что. Хотя ясно: это только отсрочка. Любой договор перестает соблюдаться, как только перестает быть выгодным. Но можно поволынить, потянуть время демаршами и апелляциями к так называемой мировой общественности… никто не знает, что это такое, но все к ней апеллируют… Все равно ясно, чем это кончится рано или поздно, но пусть лучше Штаты проглотят бесхозный континент поздно, нежели рано.

Может, под шумок и мы свой кусок пирога урвем – невкусный пирог, признаться, без него бы расчудесно обошлись, но не оставлять же другим! А хорошо, что при «танкисте», пэнэмаэш, мы из Антарктиды не ушли, не забывали выделять зимовщикам копейки, пэнэмаэш… Миллионы надо было давать, не жалея, новые станции строить десятками, столбить каждый ледник, на каждого тюленя бирку навесить – российский тюлень! Пусть российский криль жрет только законная российская треска, а чужую – взашей!

Смеялись бы над нами – да на здоровье! Всем известно, кто хорошо смеется… Ну ничего, главное, наши там есть. Пусть мало. И сейчас еще не поздно занять кое-что явочным порядком. Как «танкист» в Косове, пэнэмаэш. Заставим с нами считаться. Надо будет – пингвинов соберем, пусть попросят о протекторате России над какой-нибудь Землей Королевы Мод…

– Есть ли официальные обращения из-за рубежа? – спросил президент. Секретарь покачал головой. – Неофициальные? Тоже пока нет? – Кивнул. – Ну хорошо.

На самом деле ничего хорошего в этом не было. Дождаться звонков или самому позвонить американскому и китайскому коллегам, прозондировать их позиции? Ладно, немного выждем, время пока терпит. Позвонить можно и из самолета.

– На восемнадцать ноль-ноль назначаю экстренное совещание Совета национальной безопасности, – сказал президент. – Известите всех… что? он все еще в Иркутске? Пусть вылетает немедленно… Как скоро можем выехать мы?

– Распоряжения уже отданы. Через пять минут можем ехать.

Кивнул. Отметил, что секретарь очень доволен собой, – понимает, что угадал и угодил. Улыбнулся ему одними глазами. Не выдержал – взглянул напоследок в окно на сверкающий снежный склон с очень хорошо подготовленной трассой.

И подавил вздох.

Глава третья

Антимагелланы

Все-таки древние не зря назвали этот океан Тихим. Четвертая неделя идеальной погоды, четвертая неделя идеального ветра.

Сказка. Курорт.

После сложнейшего по всем параметрам перехода через Индийский команда блаженствовала и, разбившись на две вахты, попеременно отсыпалась. Нужный коридор с попутным пассатом давно был найден двумя с небольшим градусами севернее экватора, и устойчивый фордак равномерно влек яхту на восток. Раз в неделю показывался судейский катер, оставлял по курсу плотик с припасами. Плотик с гиканьем вылавливали, перегружали припасы на борт, а взамен выгружали севшие батареи и пакеты с мусором – у босса этой безумной гонки были какие-то тесные связи с экологами, поэтому капитану «Анубиса» строго наказали: даже окурки за борт не бросать!

Вот интересно: гадить за борт можно, а бычки бросать – ни-ни! Хотя, с другой стороны, продукты человеческого метаболизма – суть естественная для океана органика. Кит нагадит – куда там человеку. А пластиковые бутылки или окурки – чужеродная дрянь и планктону не по зубам. В сигаретных фильтрах, говорят, какую-то химию последнее время применяют. Или не последнее, Юрий не разбирался. В экипаже курили все: Олег Баландин, Мишка Брылев по прозвищу Нафаня, капитан Юрий Крамаренко и его напарник по вахте Женька Кубицкий (Большой). Большим Женьку называли потому, что в родном Николаевском яхт-клубе имелся еще и Малый Женька, причем Малый – это была настоящая фамилия. Так и повелось: «Женьку видел? – Какого, Малого? – Нет, Большого!»

Юра задумчиво сплюнул за борт и покосился на компас.

– Хорошо идем! – сказал Женька и довольно причмокнул.

– Хорошо…

Родимый допотопный компас Баландин и Женька притащили со своей многострадальной «Асты», третий год терзаемой бесконечным ремонтом. И парусов с «Асты» взяли на всякий случай – штормовой комплект, хотя у Юры на «Анубисе» таковой, конечно же, имелся. Да много чего взяли – Нафаня с «Косатки» тоже немало прихватил. Но почему-то дороже всего после старта стал им этот компас – металлическая полусфера с прозрачным оконцем, под которым лениво шевелилась магнитная стрелка. Выпуклую крышку полусферы можно было приоткрыть, словно дверцу, и поставить внутрь горящую свечу. Дверца защищала свечу от ветра и случайных брызг, а огонек позволял пользоваться компасом даже ночами.

Женька задрал голову, провожая взглядом здоровенную белую чайку. Неправдоподобно здоровенную.

– О, гляди! – сказал он воодушевленно. – Наверное, альбатрос!

Юра тоже покосился на птицу.

В тот же миг альбатрос (или чайка, черт их разберет тут на экваторе) вдруг дернулся, словно подстреленная из рогатки ворона, разинул клюв, сложил на мгновение крылья и, протяжно хрипя, стал валиться к волне.

– Ух ты, – поразился Женька.

В следующий миг альбатрос опомнился, сильно замолотил крыльями и кое-как выровнял полет, зато из воды, вспенив поверхность, полезла стая летучих рыб.

Первое время непривычный к экваториальным водам экипаж даже нервничал от всех этих радостей. Потом поосвоился. Но такой огромной стаи за два месяца регаты они еще не встречали.

– Че это с ними? – пробормотал с недоумением Юра.

Женька, опомнившись, подобрал брасс, а то спинакер начал было слегка заполаскивать. Юра тоже подработал рулем и привычно уже покосился на компас.

В океане курс держать – это не на лимане, когда вечно пилишь вдоль берега. Тут ориентиров нет, только вода. Одна надежда на компас. Первое время, как сказали с судейского, «Анубис», подобно всем новичкам, заметно рыскал на курсе. А потом ничего, освоился экипаж.

Ко всему ведь привыкаешь.

Регату-кругосветку для малотоннажных яхт практически сразу нарекли «гонкой самоубийц». Так оно, в сущности, и было, ибо максимум, что «Анубис» мог выдержать, – это семи-, ну восьмибалльный (если повезет) шторм. А сложности начинались уже с шестерки, когда ветер начинал рвать с гребней белесую пену и полосами вытягивать ее поперек волн.

Сумасшедший русский миллиардер Денис Шимашевич, папа «гонки самоубийц», гарантировал участникам только две вещи: солидное вознаграждение после финиша и спасение экипажа – только экипажа, не яхты – в случае жестокого шторма.

Николаевцы купились, ибо риск того стоил. «Анубис» вместе со всем такелажем и вооружением по максимуму тянул тысяч на двадцать – двадцать пять зеленых американских рублей. В Николаеве больше чем за пятнадцать продать его было нереально, разве что в Одессе. Или каким залетным москвичам-питерцам.

Все участники гонки подписывали специальную бумагу – дескать, пускаются они в эту авантюру добровольно, без принуждения и снимают с устроителей регаты всякую ответственность за возможные эксцессы и несчастные случаи. Ну а в случае успешного завершения гонки получают по пятьдесят тысяч безоговорочно и финишные бонусы, тоже немаленькие, в зависимости от занятого места. Даже последнее место оправдывало эту авантюру с головой. Да и от спонсора, пивного концерна «Оболонь», кое-что перепало бы в любом случае. Поэтому экипаж молился и ежевечерне пил за погоду. Единственное, что могло помешать благополучному финишу, это озлобленность океана, это шквальный ветер и чрезмерно высокие волны. Буря, непредсказуемая и слеподырая.

Но океан пока оправдывал свое название.

На старт вышло сорок три яхты. Со всего бывшего СССР, и только с него – таково было железное условие Шимашевича, хотя просились и голландцы, и шведы, и израильтяне, и еще черт знает кто.

Израильтян Шимашевич пустил – те убедительно доказали свою причастность к СССР: все эмигрировали в конце двадцатого века с шестой части суши на землю обетованную. Еще Шимашевич допустил к гонке болгарский экипаж, сказав, что Болгария, мол, тот же совок была в свое время, а болгарские слоны испокон были лучшими друзьями российских слонов. Капиталистов же отшил всех до единого. «Вы и так жирные, чтоб я вам еще бабки платил, – заявил Шимашевич. – На фиг всех».

Старт дали на Занзибаре. В Индийском гонку потрепало, но выбыла всего-навсего одна яхта, ребята из Туапсе. Команду «Анубиса» первое время страшно бесили сумасшедшие тропические ливни, разражавшиеся с регулярностью ежедневного курьерского поезда. Но, невзирая на новое для себя окружение, «Анубис» добрался-таки до первого промежуточного финиша в Сурабае; из теперь уже сорока двух яхт они пришли восьмыми – результат очень даже неплохой. Лидировали, как ни странно, горячие эстонские парни из Сяэре, что на острове Сааремаа, веселый киевский экипаж и яхтсмены из Астрахани.

От Сурабаи до самых Филиппин, где некогда сложил буйну головушку ловец удачи Магеллан, идти было несложно: начался лоцманский этап, сначала через Зондский пролив; потом морем между Явой и Калимантаном, потом вдоль западных берегов Сулавеси и на Минданао, в порт Давао. В Зондском вволю полюбовались на темный конус бабахнувшего в позапрошлом веке вулкана Кракатау. Впереди яхты всегда маячил катер с флажком на топе, так что с курса сбиться мог только полный идиот. Но в Тихом снова пришлось полагаться только на себя.