Приверженцы магистра назвали, как было решено еще в Сан-Домингуш, его имя. Это предложение поддержала часть знати и представители многих городов. Против избрания королем Ависского магистра выступило большинство знати и фидалгу; выдвигались другие кандидатуры. Споры шли довольно долго. Наконец, во дворец, где заседали кортесы, ворвался Нуну Алвареш Перейра во главе 300 вооруженных лиц, в результате чего несогласные на избрание магистра дворяне «были вынуждены удалиться», как пишет Лопеш, т. е. их попросту изгнали из зала заседаний. 6 апреля 1385 г. кортесы избрали 27-летнего магистра Ависского ордена королем Португалии под именем Жоана I.
Этот акт подвел итог большому и сложному этапу социального движения конца XIV в., которое на всем протяжении сохраняло в городах демократическую окраску, иногда соединяясь с крестьянскими движениями против феодальных сеньоров. В Португалии произошло окончательное размежевание на сторонников нового короля, выступавших за суверенитет страны, и тех, кто его не признал и поддерживал Хуана I. Установление контроля над большей частью страны и жесткие методы борьбы на кортесах позволили сторонникам магистра возвести его на трон и закрепить это решением кортесов.
Теперь для Португалии были желанны две цели: прекращение фактически шедшей в стране гражданской войны и отпор внешнему врагу. Основной своей целью король ставил освобождение Португалии от кастильцев и защиту страны, справедливо видя в этом залог поддержки народа. Ситуация, сложившаяся в Португалии в конце XIV в., для эпохи средних веков интересна тем, что представляет собой редкий пример зависимости королевской власти непосредственно от действий широких масс городского и даже крестьянского населения, что отчасти сравнимо, пожалуй, лишь с положением во Франции в период Столетней войны.
Став королем, Жоан I приобрел значительно больше сторонников. Города, как правило, оказывали ему поддержку. Жители Сервейры, Каминьи, Монсана перешли на сторону короля, объявив себя «истинными португальцами». Именно города проявили на кортесах инициативу сбора денег, необходимых для выплаты жалованья войскам; именно города предложили собрать средства в размере 400 тыс. либр, разложив эту сумму пропорционально на всех горожан. От уплаты освобождалась только сильно пострадавшая Алмада. Собранная сумма предназначалась для выпуска порченой монеты (с неполным содержанием драгоценного металла), которой и выплачивалось жалованье. Хотя представителям горожан было хорошо известно, чем чревата эта мера, им пришлось прибегнуть к ней, чтобы сохранить войска.
Несмотря на то, что отпор кастильскому вторжению стал делом королевской власти и принял более организованные формы, роль горожан, городского ополчения и даже крестьян в защите страны оставалась очень велика. Один из дворян, Жоан Фернандеш Пашеку, собрал в отряд горожан и крестьян Бейры. В конце мая или в самом начале июня 1385 г. они вступили в сражение с кастильскими войсками при Транкозу. Португальцы сражались только пешими, так как основной костяк их армии составляли сельские жители. Кастильцы вновь потерпели поражение.
В течение первой половины 1385 г. Хуап I готовил новую армию и флот для вторжения в Португалию. К июню 1385 г. эти приготовления были закончены. Предполагавшееся поначалу наступление через Элваш было сорвано упорным сопротивлением этого замка. Наконец, в середине дета 1385 г. на совете Хуана I было принято решение о переходе границы в районе Бейры. В августе многочисленное кастильское войско вторглось в Португалию. Оно двигалось на Коимбру, грабя и чиня жестокости. Ряд гарнизонов встретившихся на их пути замков, где преобладали сторонники Хуана, перешел на его сторону.
На совете у Жоаиа I в местечке Абрантеш 7 августа 1385 г. было решено дать кастильцам большое сражение. Португальское войско было готово к битве, несмотря на очевидный перевес кастильцев. Жоан I, желая избежать риска поражения при столь неравном соотношении сил, направил Хуану I послание, предлагая мир и дружбу при условии отказа от претензий на португальский престол и вывода кастильских войск из Португалии. Король Кастилии ответил отрицательно.
Португальская армия вышла из Томара и двинулась навстречу кастильцам. К середине августа 1385 г. обе армии находились друг против друга вблизи селения Алжубаррота, неподалеку от Лейрии. Хронист сообщает, что на совещании перед битвой, проведенном Хуаном I, в объединенном войске кастильцев и португальской знати выявилось наличие сомнений и колебаний. Однако сторонники Хуана I из числа португальских фидалгу настаивали на сражении. Для них победа была единственной и последней надеждой на отвоевание того положения в королевстве, на которое они претендовали. Если для кастильцев отказ от сражения означал бы лишь неудачную кампанию, то для их португальских сторонников это был вопрос жизни и смерти.
В войсках короля Кастилии находилось большинство португальской знати. Несмотря на письменный приказ-обращение Жоана I к фидалгу, лишь немногие из них прибыли к нему со своими отрядами. Что касается количественного соотношения сил в битве при Алжубарроте, то уже хронисту Лопешу в первой трети XV в. приходилось полемизировать с преувеличениями числа участников сражения. Лопеш отвергает мнение, будто в битве участвовало от 60 тыс. до 100 тыс. человек с обеих сторон как несостоятельное и приводит свои данные, которые в целом не противоречат последним исследованиям.
Можно предположить, что разноречивость в оценке числа сражавшихся вызвана тем, что учитывались и рыцарские слуги, и обозные и т. д. Однако основная причина расхождений в оценке числа сражавшихся – необычно неравное соотношение сил, громадное численное превосходство кастильцев и то поражение, которое потерпели они при таком перевесе.
В войске кастильцев насчитывалось от 5 тыс. до 6 тыс. человек тяжелой кавалерии, усиленной французскими, гасконскими и другими иноземными рыцарями; 1,5–2 тыс. человек легкой кавалерии; 5–6 тыс. арбалетчиков; от 7,5 тыс. до 15 тыс. пехотинцев, т. е. всего от 14 тыс. до 23 тыс. человек. У кастильцев было также 16 малокалиберных пушек и бомбард. У португальцев имелось 1700–2000 всадников тяжелой кавалерии, вооруженной не хуже, чем кастильская; 800—1000 арбалетчиков; 500–700 английских лучников; 4 тыс. пехотинцев, т. е. вещего около 7 тыс. человек.
Но нельзя рассматривать битву при Алжубарроте как обычное сражение. Дело в том, что в военном отношении оно являлось противоборством двух тактик ведения боя: атаки рыцарской кавалерии, рассчитанной на обращение противника в бегство первым натиском и дальнейшее его пленение или истребление при преследовании, и ведения боя в пешем строю с использованием местности и искусственных укреплений, предпочитаемом горожанами, которые составляли основную массу португальского войска.
Методы ведения боя в пешем строю основывались на опыте, накопленном ранее в битвах при Атолейруш и Транкозу.
Раскопки, проводившиеся на месте сражения в 1957–1960 гг., показали, что позиция португальских войск была основательно укреплена. Место было выбрано в узкой долине таким образом, что крутые склоны не позволяли действовать тяжеловооруженной кастильской коннице. Португальская же позиция представляла собой сплошную линию обороны, размещенную между двумя склонами. Все ровное пространство между ними было пересечено рядами траншей, брустверы которых были, видимо, укреплены стволами деревьев. Самый длинный ров протянулся па 182 м. Перед ним, на пространстве в 150 па 100 м находилось 40 длинных, от 60 до 80 м каждая, линий «волчьих ям». «Волчьи ямы» представляли собой квадратные углубления до 0,8 м, замаскированные ветками и землей. При раскопках было выявлено до 800 таких км, а общее их число, по оценке археологов, должно было достигать тысячи.
Эти мощные земляные укрепления были сооружены руками горожан и жителей окрестных деревень. После такой подготовки сражения становилась реальной возможность победы над кастильским войском, втрое превосходившим португальцев. Конечно, укрепления, возведенные даже очень быстро и тайно, не могли остаться незамеченными противником, если бы португальцы не применили хитрость. В полдень 14 августа 1385 г. они начали битву в трех километрах севернее своей позиции, затем имитировали поспешное отступление, заманив преследователей на свои укрепления.
Рядами ям был ослаблен и замедлен удар тяжелой кавалерии Хуана I. Многие из рыцарей были выведены из строя. Изрытое ямами поле делало невозможными не только маневры, но и само продвижение конницы. Кастильцам пришлось спешиться и вести бой в навязанных условиях, что при наличии у португальцев укрепленной позиции было им крайне выгодно. Склоны холмов не позволяли совершить обходный маневр. Таким образом, кастильцы потеряли превосходство в коннице. Оторвавшись от своих сил и оказавшись перед укрепленной позицией португальцев, кастильцы ие смогли использовать и свое превосходство в пехоте. Кастильские арбалетчики тоже были далеко. А португальские арбалетчики и английские лучники с безопасного расстояния расстреливали медленно двигавшихся кастильских рыцарей. Наступление кастильцев замедлилось, затем среди них началась паника, перешедшая в бегство.
Хуан I бежал в Сантарен, а оттуда отбыл в Севилью. Потери в кастильском войске составили 2500 человек. Лопеш вкладывает в уста кастильского короля жалобу на то, что рыцарское войско побеждено армией не сведущих в военном деле людей.
Военная неопытность португальцев – преувеличение Лопеша, но оно отражает суть столкновения кастильской армии и португальской знати с войском горожан и перешедшей на их сторону частью дворянства как не просто битвы двух армий, а как столкновения двух различных социальных сил. Среди погибших было много представителей португальской знати. Поражение Хуана I при Алжубарроте стало для нее не только военным, но и политическим разгромом. А победа португальцев явилась результатом самого активного участия в борьбе городского и сельского населения, что отразилось и на тактических приемах ведения боя.
Сражение при Алжубарроте, устранив угрозу подчинения Португалии Кастилией, послужило сигналом к началу всеобщей сдачи позиций противников Жоана I из рядов знати; в течение августа – сентября 1385 г. почти все крепости и города, оказывавшие ранее сопротивление власти нового короля, признали его. Остальные противники Жоана I вынуждены были эмигрировать в Кастилию. К осени 1385 г. на территории Португалии не осталось ни кастильских войск, ни вооруженных отрядов прокастильски настроенных португальских фидалгу. Следующая битва – при Валверде, – в которой португальцы также одержали верх, произошла уже на территории Кастилии.
Сражение при Алжубарроте и последующие боевые действия знаменовали процессы усиления королевской власти, объединения различных социальных слоев на основе борьбы за суверенитет Португалии, в том числе и переход части представителей дворянства на позиции сотрудничества с новой королевской властью. В то же время крестьянские выступления и волнения среди низших слоев городского населения, направленные против сеньоров и богатых горожан, заметно ослабели. Это можно объяснить тем, что внимание народа было перенесено на необходимость борьбы с внешним врагом.
Правительству Жоана I удалось направить недовольство народных масс против Кастилии и использовать антисеньориальные тенденции против своих политических противников среди знати. Кроме того, усилилась роль городской верхушки в политической жизни: после разрешения социально-политического кризиса 1383–1385 гг. ее представители заняли столь значительное место в государстве, что их интересы оказали существенное влияние на ход дальнейшего развития Португалии.
Хронист или историк?
На страницах нашей книги часто мелькает имя Фернана Лопеша. Это закономерно: пожалуй, ни один историк, пишущий о Португалии, не может не ссылаться на свидетельства Лопеша, обращаясь к изучению бурных событий конца XIV–XV в., да и более ранних эпох. В книге, вышедшей в Португалии в 1988 г., труды Лопеша названы решающим источником для изучения этого периода истории страны.
Что же это за человек, чья работа получила столь высокую оценку потомков, чей труд был так совершенен, что пять с лишним столетий не могли умалить его значения?
К сожалению, до нас дошло не так уж много сведений о его жизни. Даты его рождения и смерти приблизительны. Известно, что он родился между 1380 и 1390 гг. и был еще жив в 1459 г. Жил Лопеш в Лиссабоне, в зрелые годы – в собственном доме неподалеку от церкви Сан-Мигел. Возможно, он был переписчиком книг или писцом в королевской канцелярии; по крайней мере в 1418 г. он известен как переписчик инфанта Дуарте, наследника престола, а чуть позже и самого короля Жоана I. В эти же годы Лопеш был назначен хранителем рукописей королевского архива Торре де Томбу. С 1421 г. имя Фернана Лопеша упоминается в государственных документах – он становится личным секретарем короля, а еще через десять лет занимает должность главного нотариуса королевства. Но не своими государственными деяниями остался знаменит в памяти португальцев Лопеш. В 1434 г. Дуарте, став королем, повелел Фернану Лопешу начать работу над хроникой, которая осветила бы события восшествия на престол и правления основателя Ависской династии Жоана I. Еще не завершив эту хронику, Лопеш начал обрабатывать материалы по истории правления двух последних королей Бургундской династии – Педру I и Фернанду 1. Позже он обратился к анналам и хроникам периода первых королей Португалии и подверг их переработке. В итоге была создана относительно полная история Португалии с конца XI до начала XV в.
Нам неизвестна точная дата смерти хрониста. О его жизни вне дворца мы знаем лишь, что в браке с Мор Лоуренсу, женщиной незнатного происхождения, у него родился сын Мартинью. Обучившись медицине, он стал лекарем одного из сыновей Жоана I. В 1433 г. или около этого времени Жоан I пожаловал своего хрониста и нотариуса дворянским титулом. Возвышение и слава Лопеша тесно связаны с Ависской династией: при Жоане I и его сыновьях вошли в придворные круги и он сам, и его семья, в эти же годы были им созданы все его труды. После гибели инфанта Подру, второго сына Жоана и регента при своем малолетнем племяннике Афонсу V, прекращается и деятельность Лопеша. В 1450 г. королевским хронистом стал Эанеш Зурара; через четыре года Лопеш покинул и должность хранителя архива. Последний раз его имя встречается в нотариальной документации 1459 г. Оригиналы рукописей хроник Лопеша до нас не дошли. Мы располагаем лишь списками, однако они довольно близки по времени создания к эпохе Лопеша – конец XV–XVI в., поэтому разночтения в них незначительны. Наиболее известны и, пожалуй, наиболее полны с исторической точки зрения «Хроника Фернанду» и «Хроника короля Жоана I».
«Хроника Фернанду», содержащая 178 глав, повествует о событиях истории Португалии с момента вступления короля Ферианду на престол и вплоть до самой его смерти и регентства королевы-вдовы Леонор. Огромная «Хроника короля Жоана I» состоит из двух частей. В первой из них 193 главы, и она охватывает события с конца 1383 по апрель 1385 г. Вторая часть хроники, обработанная гораздо хуже и практически не закопченная, насчитывает 204 главы. История правления Жоана I излагается со времени избрания его королем и доводится до 1415 г. По объему обе части почти одинаковы, но хронологические рамки весьма различны: главное внимание Лопеш концентрирует на событиях восшествия на престол Ависского магистра. Поэтому плотность времени в обеих частях неодинакова. Перу Фернана Лопеша приписывают и некоторые другие хроники, посвященные этому времени, например «Хронику коннетабля Нупу Алвареша Перейры», однако это вопрос спорный.
Даже в современном издании хроники Фернана Лопеша составляют несколько толстых томов. Чего только не найдет там любознательный читатель и внимательный исследователь! Кроме изложения событий правления государя и его деяний, что являлось основной задачей хроники как жанра, в них можно прочитать о монетной системе португальского королевства, узнать о ценах на хлеб в разных районах страны, о том, сколько кораблей стояло в устье Тежу, ожидая разгрузки, выяснить подробности дела тамплиеров, познакомиться с текстами папских булл. На основе изучения работ Лопеша созданы исследования по социальной структуре португальского общества XIV–XV вв., о теории и практике власти этого периода, о восприятии времени средневековым человеком и т. д.
Но не опасно ли доверять такому сомнительному и тенденциозному источнику, каким может оказаться хроника средневекового автора, официального хрониста королевства? Чтобы ответить на это, надо последовательно выяснить: какой материал лежит в основе трудов хрониста; выдерживают ли проверку приводимые им сведения; что и как влияло на его видение и изложение материала?
Работа в королевском архиве и доступ к рукописям и документам иных эпох дали возможность Лопешу использовать данные подлинных документов как один из основных элементов исторического повестпования. Лопеш считал, что историк должен пользоваться и обращаться к тому, что он называет «старыми записями», «записями, заслуживающими доверия».
Тексты хроник Лопеша наполнены живым словом подлинных документов или пересказом, близким к их тексту. Вторым источником трудов Лопеша, по крайней мере его главных хроник, были воспоминания современников событий, и здесь его свидетельства незаменимы, хотя в некоторых случаях могут быть удостоверены и подтверждены другими источниками.
В последние десятилетия начинают все более широко изучаться документы из португальских архивов. В результате публикаций последних десятилетий в научный оборот введены многочисленные новые данные. Примечательно, что их использование обогащает картину, нарисованную Лонсшсм, по не изменяет ее принципиально. Более того, и некоторых случаях архивные документы лишь подтвердили предположения Лопсгаа; были найдены подлинные грамоты, соответствующие пересказам их в хрониках Лопеша, что дает основания верить ему и в прочем.
Наконец, о возможных влияниях на человека, пишущего историю. Лопеш как личность сложился в городской среде, в атмосфере португальской столицы. Его молодость прошла под знаком перемен первых лет правления Жоана I. К сожалению, мы не знаем, где и как он обрел эрудицию, знание истории и основ других гуманитарных наук, учился ли Лопеш где-нибудь. Служба его началась при дворе Ависских королей, который в это время славился просвещенностью, где в прекрасной для того времени библиотеке можно было видеть сочинения Юлия Цезаря, Валерия Максима, «Хронику Испании», «Македонскую войну», «Книгу графа Луканора» и многие другие труды по истории, праву, богословию и философии,
где сами короля и инфанты долгом просвещенных государей полагали всяческое содействие успехам словесности. Жоан I, с которым Лопеш сталкивался часто и близко, видимо, привлекал его и как исторический деятель, и как решительная, властная, незаурядная натура.
Два могучих воздействия – Лиссабона и Ависского двора (учитывая городское происхождение и карьеру при дворе этой династии) – и обусловили те пристрастия, которые легко угадываются во всех хрониках Лопеша: он несомненно симпатизирует горожанам, признает это открыто, и всегда стремится уделить им как можно больше места и внимания в той истории, которую создает; и столь же бесспорна преданность хрониста Жоану I. Интересно совмещаются эти две тенденции в главе «О периодизации истории»: традиционно подразделяя историю человечества на «возрасты», Лопеш связывает начало современного ему «седьмого возраста мира», наиболее, по его разумению, счастливого, с утверждением на престоле Жоана I и теми переменами, которые произошли в жизни Португалии в конце XIV в.
Нет нужды объяснять, что, в понимании Лопеша, народ – это прежде всего горожане.
И тем не менее это – искренняя позиция, а не официозная заданность. Она не подчиняет себе Лопеша-историка и, что особенно важно для нас, выражается не в искажении фактов, что, как уже говорилось, проверяется документально, а в их подборе и оценке, от чего, в сущности, вряд ли ктонибудь вполне свободен.
Учитывая все это – и документальную базу, и доказанность достоверности сообщений, и отчетливость авторской позиции, – вряд ли стоит сомневаться в том, что хроники Лопеша вполне достойны быть историческим источником при необходимой поправке с учетом той социальнополитической окрашепиости, которая, коль скоро она известна, не может помешать исследованию.
Однако фигура Лопеша важна и интересна не только потому, что его труды – неиссякаемый источник сведений. Фернан Лопеш привлекает внимание и сам по себе, как человек и историк XV в., и как первый в ряду блестящих португальских хронистов.
На страницах хроник Лопеша и ощутимо постоянное присутствие самого хрониста, и запечатлены очертания его непростого времени на переломе двух эпох. В регентство инфанта Педру, как бы в ответ на централизаторские усилия Жоана I, нарастала оппозиция феодально-сепаратистских сил в королевстве. Подняла голову старая знать. Новая знать, получившая титулы и земли от новой династии, была поглощена заботами о своих владениях. Горожане, достигшие статуса «благородных» и получившие при Жоане I привилегии и поместья, переносят центр тяжести своей деятельности, а следовательно, и своей заинтересованности в аграрную сферу. Поиски источников доходов толкают дворянство в завоевательные экспедиции, которые сулили золото и рабов, но требовали все новых и новых денежных поборов, в особенности с городов. Разногласия достигли пика в конце 40-х годов, выразившись в возникновении двух группировок господствующего класса, сложившихся вокруг молодого короля Афонсу V и его дяди инфанта Педру. Столкновение закончилось битвой при Алфарробейре, в которой Педру погиб.
Забвение или стремление общества забыть о тех переменах, которые сопровождали воцарение Жоана I, вызывают решительное внутреннее сопротивление Лопеша. «Хроника Жоана I» пронизана одобрением и восхищением не только делами конкретного государя, но и идеалами конца XIV в. – единения правителя и народа, мощной независимой Португалии. И чем дальше в прошлое уходили «золотые» времена Жоана I, тем с большей настойчивостью доказывал Лопеш величие свершений короля и португальского народа. Изображение раскола в стране в период социально-политического кризиса 1383–1385 гг. как события крайне трагического подчеркивает его концепцию политического и национального единства Португалии.
Лопеш предстает перед нами как «певец Португалии». Ему дорога независимость страны, он ищет и находит идеалы высокой доблести прежде всего в борьбе с посягательством на самостоятельность его родины. Особое значение и ценность приобретает у него выражение «
истинные португальцы». Несоответствие этому идеалу, возможность иного отношения к общепортугальскому делу, в понимании Лопоша, – предательство.
Именно так Лопеш-человек ощущает собственную страну и свое место в пей.
Но прежде всего на страницах хроник предстает Лопеш-историк. В историографии до сих пор идут споры: что же такое труды Лопеша – средневековые хроники или исторические исследования? Кто он – хронист или историк? По многим признакам сочинения Лопеша близки средневековым хроникам. Об этом говорит и их традиционное название, и хронологическая привязка изложения, и использование концепции «возрастов мира». И создавались они по королевскому заказу, повелевшему «изложить в хронике истории королей, бывших ранее в Португалии, и деяния короля Жоана».
Сходство с хрониками традиционного типа особенно заметно в его работе по раннему периоду истории Португалии.
Но в трудах Фернана Лопеша есть черты, резко отличающие их от обычных средневековых хроник. Прежде всего имеются в виду попытки проблемного изложения событий. Так, например, повествуя об осаде Лиссабона и о роли некоего Дьогу Пашеку, Ф. Лопеш делает отступление на целую главу, чтобы рассказать, что за человек Дьогу Пашеку «и почему он оказался на стороне Кастилии».
Лопешу недостаточно просто пересказать прошлое, перечислить события, ему необходимо выяснить их истоки и связи, открыть причины, развеять сомнения и кривотолки. Внешне не противореча общему обли ку культуры своего времени, не отрицая роли неба в земных делах, он на практике ищет конкретные, реальные подоплеки явлений
и факты истории он пытается рассмотреть во взаимосвязи. Благодаря литературному таланту и историческому подходу описываемые Лопешем персонажи обретают объемность в пространстве воссоздаваемой им исторической действительности.
Лопешу чужда неточность или легковерность. Отношение к факту, к историческому материалу – это, пожалуй, самое главное в его методе, и одновременно это – водораздел между хроникой и исследованием. В стремлении к точности Лопеш пользуется методом сопоставления и приводит при этом различные версии и мнения, подвергает критике неверные, на его взгляд, точки зрения (например, по поводу численности войск в битве при Алжубарроте).
Обилие используемого Лопешем документального материала тоже не случайно. В стремлении к исторической правде «всего нашего тщания, по словам Лопеша, недостаточно, чтобы установить голую истину».
Именно в этом, в установлении истины, видит Лопеш задачу историка, и потому считает необходимым использовать документы из многих хранилищ, сопоставлять сведения различных авторов, не доверяя ничему без многократной проверки. При оценке чужих взглядов, при встрече с непонятными сведениями Лопеша отличает реализм, ясность мысли, обстоятельность доказательств и изложения.
Именно критическое отношение к документу и факту дает возможность защитникам Лопеша-историка считать его «основоположником, по крайней мере в Португалии, критической истории».
Возможно, в этом есть некоторое преувеличение. Суть же в том, что труды Лопеша нельзя оценивать только как хроники или только как исторические исследования. Очевидны бесспорные потери и в том и в другом случае. А своеобразие и уникальность творчества Лопеша в контексте как иберийской, так и мировой культуры именно в удивительном сосуществовании исследовательского подхода и прямого отражения исторической действительности. Такое переплетение – результат сложного, переломного характера эпохи Лопеша. Но нельзя не признать, что критический подход решительным образом выделяет Лопеша даже на фоне европейской современной ему историографии, и остается только сожалеть, что в истории исторической мысли он не занял пока подобающего места.
Преемник Лопеша на посту королевского хрониста Гомеш Эанеш де Зурара не отличался таким великолепным слогом, как Лопеш, которого читают с интересом и сегодня, но оставил после себя не одну хронику, из которых наиболее известна «Хроника деяний в Гвинее» – источник по истории заморских экспедиций. Хорошо знакомы историкам и хроники Руй де Пины, посвященные событиям в Португалии XV в. И Зурара и Руй де Пина несомненно испытали воздействие творчества Лопеша и были, подобно другим знаменитым португальским историографам – Дамиану де Гоиш, Жоану де Барруш, – в сущности, наследниками его дела.
Эпоху средневековой португальской историографии завершил многотомный труд «Лузитанская монархия», созданный в начало XVII в. историками Антониу Бранданом и Франсишку Бранданом. Открыв любую книгу «Монархии», можно встретиться с теми же характерными чертами исторического подхода, что и в хрониках Лопеша: документы, относящиеся к излагаемым событиям, приводятся в оригинале и переводе; если факт или документ вызывает сомнения автора, он по скрывает этого, подробно разбирая все «за» и «против». Да и в концепции единства и независимости Португалии в этом труде, созданном в эпоху испанского господства, – а может быть, именно поэтому – прослеживается явная связь с идеями Лопеша.
Не случайно «Хроники» Лопеша вновь привлекли внимание португальцев и были изданы сразу же вслед за восстановлением независимости страны в XVII в. Не случайно в начале XVII столетия Португалия была наводнена политическими трактатами и памфлетами в защиту суверенного существования королевства, аргументация которых строилась в значительной мере на исторических данных, пусть не всегда достоверных. Не случайно «Лузиады», поэма великого Камоэиса, лучшего поэта Португалии, пронизана Историей, историей страны и ее народа, составляющей основу поэтического замысла и философского смысла поэмы.
Чем же объяснить такое неожиданно бурное и непропорциональное, в сравнении с остальными гуманитарными областями развитие исторического знания в Португалии XV в. и его значение на протяжении последующих столетий, отличающее, на наш взгляд, португальскую культуру того времени от всех других европейских стран, причем не только в количественном, но и в качественном отношении? Ответ на этот вопрос, видимо, надо искать в событиях конца XIV в., когда сплетение социальных и политических условий породило и пробудило силы национального самосознания португальцев, сделало собственное историческое прошлое желанным элементом общественного сознания и помогло обрести единство страны. Позже, в период великих географических открытий и испанского господства, в соприкосновении и столкновении с иными землями, народами и государствами это сознание крепло, требуя и одновременно вырабатывая новые подтверждения глубинного единства народа. Именно это стало внутренним двигателем португальской историографии XV–XVII вв., у истоков которой стоял хронист и историк Фернан Лопеш.
Португалия за кормой
Великие географические открытия… и со школьных лет за пунктирами бледных океанов ученических атласов чудятся дыхание морского ветра и жар экваториального солнца, линялые соленые паруса, отбрасывающие на доски палубы спасительную тень, туземцы в длинных долбленых лодках у берегов неведомой земли.
Мы привыкли, говоря о Великих географических открытиях, рассуждать об их воздействии в основном на те страны и земли, которые были открыты, забывая о тех, кто открывал. А ведь за кормой уходящих в океан кораблей оставалась земля, пославшая их, страна, на которую путешествия в заморские дали оказывали немепынее влияние, чем вторжения европейцев на новые континенты.
До сих пор этот прорыв в неизвестность на первый взгляд представляется неожиданным. Но вернемся мысленно к векам, предшествующим этой эпохе. Стремление к освоению новых земель всегда имеет в основе потребность и желание жить лучше, свободнее, богаче. Это обстоятельство позволяло полководцам и капитанам собирать под саои знамена солдат и матросов. Эти устремления в сочетании с давними традициями мореплавания и кораблестроения обещали многое.
