Специальность - космическая медицина. Стажировка - в санитарном отделе КОСМОЮНЕСКО. Направлена врачом в составе экспедиционной группы на Мези.
      Страхование жизни - двести тысяч долларов".
      - Я полагаю, что индекс по шкале Кранца не нужен? - спросила Лоран.
      - Нет. И вам было не жалко загнать такую красотку к черту на рога?
      Лоран подавила зевок.
      - О таких вещах нужно думать, когда выбираешь профессию, - равнодушно сказала она. - Мы не только не делаем скидку на красоту, а скорее, наоборот.
      - Не понял.
      - Тут нечего понимать. Всегда стараемся включить в группу красивую женщину. Мужчины очень быстро опускаются в космосе, а присутствие женщины их подтягивает. Невольное соревнование, свойственное сильному полу.
      "Которое иногда приводит к самоубийствам, смахивающим на уголовное преступление", - мысленно добавил Клинч.
      - Так с кем же приходилось соревноваться покойнику? - спросил он.
      Мадемуазель очень выразительно пожала плечами:
      - Там один другого лучше. Посмотрите хотя бы на Милна.
      Томас Милн, обладатель университетского диплома химика и розовой поросячьей рожицы (не то Наф-Наф, не то Нуф-Нуф), не производил впечатления заядлого сердцееда. Восемьдесят килограммов нежнейшего бекона. По виду такого за уши не оторвешь от вкусной еды и мягкой постели, однако на счету три космические экспедиции. Премия имени Роулинса. Жена и трое детей. Либо фанатик науки, решил Клинч, либо копит денежки на старость. Трудно было представить себе Милна стоящим в засаде с пистолетом. Впрочем, кто его знает. Бывает всякое.
      Зато Энрико Лоретти, биолог, был идеальным любовником, воплощенной мечтой семнадцатилетних девиц. Возраст Иисуса Христа, черные глаза и профиль гондольера. Так и просится гитара в руки. "Санта Лючия, санта Лючия!" К тому же незаурядная биография. Два развода по-итальянски. Первая жена утонула во время купания, вторая отравилась жареной камбалой. Скандальная история с несовершеннолетней дочерью миллионера. Причин вполне достаточно, чтобы плюнуть на университетскую карьеру и отсидеться несколько лет в космосе.
      Занятный тип. "Стоп! - прервал себя Клинч. - Слишком очевидная версия.
      Противоречит классическим традициям детективного романа. Так все-таки кто же из трех? Ладно, не будем торопиться".
      - Все? - спросила мадемуазель Лоран.
      Клинч взглянул на часы. Половина десятого. Свинья, задержал девочку до позднего вечера.
      - Еще один вопрос.
      - Какой? - Лоран скорчила гримаску.
      - Не согласится ли мадемуазель поужинать со мной?
      - Слава богу! Наконец-то догадались! И бросьте, пожалуйста, это дурацкое "мадемуазель", меня зовут Жюли.
      5 Джек Клинч не зря прожил несколько лет во Франции. Сейчас он был при деньгах, и заказанный им ужин не вызвал бы замечаний самого изысканного гурмана. Устрицы по-марсельски, лангуст а ля кокот, петух в вине и седло дикой козы с трюфелями. На десерт - салат из фруктов с березовым соком и бланманже. Что же касается вин, то даже видавший виды метрдотель дышал, как загнанная лошадь, когда наконец Клинч выбрал подходящий ассортимент.
      Жюли, видно, проголодалась и с нескрываемым удовольствием уписывала все, что подкладывал ей на тарелку Клинч. От нескольких бокалов вина она стала очень оживленной и еще более соблазнительной.
      Когда подали кофе. Клинч, как бы невзначай, положил свою ладонь на ее руку и сказал:
      - А теперь, Жюли, расскажите, что же вас привело на работу в КОСМОЮНЕСКО.
      Жюли сразу как-то сникла. От ее былого оживления не осталось и следа.
      - Это очень грустная история, Джек.
      - Простите, - смутился Клинч. - Право же, я не хотел... Если вам неприятно...
      - Нет, отчего же. Иногда даже становится легче, если кому-нибудь расскажешь. Итак, слушайте сентиментальную повесть о несчастной девушке. Мой отец был коммерсантом, сколотившим состояние на поставках бразильского кофе.
      Он женился на моей матери, когда ему было сорок лет, а ей - двадцать. Я у них была единственным ребенком. У нас был очаровательный домик в пригороде Парижа, три автомобиля и все такое. Меня они очень баловали. Я окончила одну из лучших частных школ и поступила в Сорбонну. Отец всегда устраивал свои дела так, чтобы мы могли проводить каникулы всей семьей где-нибудь на море.
      Я была на втором курсе, когда случилось несчастье. Отец с матерью вылетели на Гавайи, а я должна была присоединиться к ним через несколько дней, когда сдам последний экзамен. И вот нелепая катастрофа при посадке самолета. Отец и мать погибли. После смерти отца выяснилось, что дела его совсем запутаны. Он в последнее время крупно играл на бирже, и неудачно. Я продала все наше имущество, но его еле хватило на покрытие долгов. С университетом пришлось расстаться и подыскивать какую-нибудь работу. Друзья отца устроили меня в управление личного состава секретарем. Однако доктор Роу очень хорошо ко мне отнесся, и, как видите...
      - Да... История не из веселых. Роу знал вашего отца?
      - Нет, они не были знакомы.
      "Так, так, - подумал Клинч. - Старая история о мягкосердечном старикане и девочке, оказавшейся в затруднительном положении. Лакомый кусочек, никому не хочется упустить".
      В это время в ресторане появился вездесущий Макс Дрейк. Он насмешливо поклонился Клинчу, а Жюли помахал рукой.
      - Вы уже успели познакомиться с Дрейком? - спросила она.
      - Да, этот тип меня везде преследует.
      - Представьте себе, меня тоже.
      - В таком случае, я вас на минутку оставлю одну. - Клинч поднялся и направился к Дрейку.
      - Вы мне нужны для небольшого разговора.
      Дрейк усмехнулся и пошел за Клинчем в уборную. Апперкот - страшный удар, особенно если противник едва достает вам до плеча. Клинч поднял бесчувственное тело и сунул его головой под кран.
      - Сплюнь хорошенько кровь, сынок, - сказал он, когда Дрейк наконец открыл глаза. - Не забывай впредь, что ни мадемуазель Лоран, ни я не желаем видеть твою рожу. Понятно?
      В ответ Дрейк пробормотал что-то совсем маловразумительное.
      Клинч вернулся к своему столику:
      - Простите, Жюли! Мне нужно было уладить с Дрейком одно дельце. Думаю, он вам надоедать больше не будет.
      - Вы истинный рыцарь, Джек. В награду вам разрешается проводить меня домой.
      Они шли по ночному бурлящему Космополису. Гостеприимно распахнутые двери ресторанов, кафе и просто забегаловок, спотыкающиеся синкопы джаза, огни световых реклам - все это напомнило Клинчу родное Сохо. Ему стало грустно при мысли, что через несколько дней придется расстаться со всеми радостями жизни на щедрой Земле и отправиться в совершенно чуждый мир, где кто-то подло, из засады всадил пулю в ничего не подозревающего человека.
      Ослепительный фиолетовый свет затопил город. На мгновение поблекли огни реклам. Исполинская стартовая ракета прочертила огненный след в небе. Клинч взглянул на Жюли. Ее лицо показалось ему скорбным и озабоченным. Он крепко сжал ее руку и почувствовал слабое ответное пожатие.
      На перекрестке черный "олдсмобил" вынырнул из-за угла и стал у них на пути. От резкой вспышки Клинч непроизвольно закрыл глаза. "Олдсмобил" рванул с места. Клинчу показалось, что за рулем сидел Дрейк. В руке у него был фотоаппарат.
      Клинч тихонько выругался.
      - Вы видели? - спросила Жюли.
      Он кивнул.
      - Дрейк что-то пронюхал, - задумчиво сказала она. - Это такой тип, который может здорово напакостить.
      - В следующий раз я сверну ему шею!
      - Будьте осторожны! - сказала Жюли, и Клинч снова почувствовал пожатие ее руки.
      Все же настроение было испорчено. Они шли молча, думая каждый о чем-то своем.
      - Вот здесь, на двадцатом этаже, я коротаю в одиночестве свой век, неожиданно сказала Жюли. - Может быть, вы зайдете выпить чашку чая?
      Сердце у Клинча провалилось куда-то вниз, а затем заработало с перебоями, как мотор, у которого засорился карбюратор.
      - Почту за честь! - Его хриплый голос был вполне под стать этой напыщенной фразе.
      Оставшиеся до отлета дни были предельно насыщены делами. Клинч изучал все донесения экспедиции, рылся в накладных управления снабжения, звонил в Мехико-Сити и в Рим. По его заданию Шнайдер куда-то летал с каким-то таинственным поручением. Привезенные им сведения привели Клинча в отличное настроение. Он принадлежал к тому типу людей, которые чувствуют себя счастливыми, только когда перед ними стоят головоломные задачи.
      Все вечера он проводил с Жюли. Она оказалась очаровательной подружкой, веселой и нежной. Они бродили по улицам, заходили поужинать в маленькие кабачки, ездили на машине Жюли в окрестности Космополиса.
      Наконец настал день, когда Клинч, снабженный удостоверением инспектора КОСМОЮНЕСКО, выписанным на имя того же мифического Юджина Коннели, должен был взойти на борт "Гермеса".
      До космопорта его проводили Жюли и Шнайдер. Вилли молча пожал ему руку, а Жюли шепнула нечто такое, что явно не предназначалось для посторонних ушей.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      1 Джек Клинч с трудом отвернул стопоры почтовой капсулы. У него было такое чувство, будто он подвергся четвертованию. Капсула явно не была рассчитана на пассажиров его роста. Ломило шею, онемели руки, а ноги, казалось, навсегда останутся в согнутом положении. Он сначала выбросил в люк мешок с почтой, а затем, превозмогая боль в коленях, сам вылез из капсулы и огляделся. Пейзажик не радовал. Голые скалы бурого цвета, ни деревца, ни травинки. На горизонте - темно-красный диск какого-то светила. Порывистый, холодный ветер доносил глухой рев. Клинч вспомнил, что почти вся поверхность планеты покрыта океаном, и это никак не улучшило его настроения. Мысленно (уже в который раз!) он обругал Роу. Тому, конечно, хорошо, сидя в кабинете, рассуждать о вполне подходящих условиях работы.
      Клинч еще раз ругнулся, на этот раз вслух, достал из капсулы свой рюкзак и начал спускаться в ущелье, ориентируясь по световому маяку. Скалолаз он был никудышный, к тому же мешал рюкзак за спиной и мешок с почтой в руках.
      Судя по описанию, где-то рядом проходила тропа, но в сумерках Клинчу так и не удалось ее разыскать. Он несколько раз оступался, больно ударился коленом и чуть не сломал шею, сорвавшись вниз с одного из уступов. В результате окончательно сбился с маршрута и вышел в ущелье в районе шахты, примерно в полутора километрах от базы.
      Небольшое пространство между скалами было сплошь уставлено зачехленными механизмами. В центре располагалась бурильная установка. Атомная электростанция находилась в искусственной пещере, металлические ворота оказались запертыми. Клинч решил отложить детальное знакомство с местом работы. Он изнемогал от усталости.
      Здесь, в ущелье, ветер дул, как в аэродинамической трубе. Хотя он и подгонял Клинча в спину, легче от этого не становилось. Объемистый рюкзак выполнял роль паруса, а крупные камни на дне ущелья напоминали подводные рифы, грозившие в любой момент вызвать кораблекрушение.
      Когда Клинч наконец добрался до базы, вид у него был совсем неважный.
      Мокрые от пота усы свисали вниз жалкими сосульками, одежда заляпана грязью, правая штанина разорвана на колене. Шлем он потерял в скалах, и ветер раздувал кудри совсем как у короля Лира, ищущего ночного пристанища.
      Дверь алюминиевого домика оказалась на запоре.
      "Странно! - подумал Клинч. - От кого здесь нужно запираться?"
      Он постучал. Никакого эффекта. Постучал сильнее. Казалось, база покинута людьми. Окна закрыты ставнями, через которые невозможно что-либо разглядеть.
      Клинч забарабанил в дверь ногами. Неожиданно она распахнулась. На пороге, протирая глаза, стоял Томас Милн. Видимо, он только что поднялся с постели.
      Мятая пижама, стоптанные шлепанцы. К тому же лауреат премии Роулинса благоухал винным перегаром. Он изумленно глядел на Клинча, пытаясь сообразить, откуда тот взялся.
      Клинч представился. Инспектор отдела полезных ископаемых Юджин Коннели, и все такое.
      Милн почесал затылок.
      - Привезли приказ об эвакуации?
      - Нет, должен определить, что требуется для продолжения работ.
      Химик рассмеялся:
      - Продолжения работ? Интересно, как они себе это представляют? Разве вы не знаете, что шахта затоплена?
      - Знаю.
      - И что же?
      - Может, вы меня впустите? - раздраженно сказал Клинч. - Я не собираюсь обсуждать дела, стоя на этом чертовом ветру.
      - Простите! - Милн посторонился и пропустил Клинча. - Есть хотите?
      - Не откажусь.
      Клинч проследовал за Милном по полутемному коридору.
      - Жить вам придется здесь. - Милн открыл одну из дверей. - Если вы, конечно, не боитесь привидений.
      - Это комната Майзеля?
      - Да. Мы тут все оставили, как было.
      Клинч осмотрелся. Комната как комната, похожа на номер во второразрядном кемпинге. Кровать, стол, кресло, убирающаяся в стену ванна. Раковина с двумя кранами. Горячая вода, видно, поступает от атомной электростанции. В общем, жить можно.
      На столе, рядом с толстой тетрадью, лежал пистолет "хорн". Клинч сделал вид, что не заметил его. Великолепная улика, если проверить отпечатки пальцев.
      - Кают-компания - в конце коридора, - сказал Милн. - Я буду там. А это что, почта?
      - Совсем забыл, пожалуйста, возьмите! - Клинч подал ему мешок.
      На то, чтобы принять ванну и привести в порядок одежду, ушло около сорока минут.
      Когда Клинч появился в кают-компании, там уже все были в сборе.
      - Знакомьтесь! Мистер Коннели, инспектор КОСМОЮНЕСКО, - представил его Милн. - Сеньора Сальенте - врач и Энрико Лоретти - биолог.
      Прекрасная Долорес одарила Клинча ослепительной улыбкой. Лоретти оторвался на миг от газеты и небрежно кивнул.
      Милн поставил на стол перед Клинчем банку саморазогревающихся консервов, пачку галет и термос.
      - Вы прибыли вместо Майзеля? - спросила Долорес.
      Клинч дожевал твердую галету и ответил:
      - Нет, с инспекторской целью.
      - Вот как? С какой же именно?
      Клинч налил себе из термоса чуть тепловатый кофе.
      - Мне поручено выяснить, как быстро можно начать работы в шахте.
      Лоретти неожиданно расхохотался.
      - Бросьте врать! - Он протянул Клинчу газету. - Никакой вы не инспектор Коннели, а полицейская ищейка Джек Клинч. Вот, полюбуйтесь!
      Клинч развернул газету. Это были "Космические новости". На первой странице красовалась большая фотография его особы под заголовком:
      "Детектив Джек Клинч отправляется на Мези для расследования предполагаемого убийства Эдуарда Майзеля".
      Да... Видимо, у Дрейка был настоящий нюх репортера. Только подумать, что Клинч сам доставил этот номер газеты в мешке с почтой. Такого промаха он ни разу еще не допускал в своей работе.
      Лоретти встал и демонстративно вышел из кают-компании.
      Милн впился своими поросячьими глазками в Клинча:
      - Так что, Пинкертон, придется выложить карты на стол?
      - Придется, - усмехнулся Клинч. - Однако не забывайте, что я еще к тому же наделен инспекторскими полномочиями.
      - Постараемся не забыть.
      Милн поднялся и вместе с Долорес покинул кают-компанию, оставив Клинча допивать холодный кофе.
      2 Из дневника Джека Клинча 21 марта.
      Итак, по воле нелепой случайности я превратился из детектива в следователя. Весь разработанный план пошел насмарку. Приходится вести игру в открытую. Вся надежда на то, что убийца непроизвольно сам себя выдаст. Нужно перейти к тактике выжидания, ничего не предпринимать, ждать, пока у преступника сдадут нервы и он начнет делать один ошибочный ход за другим.
      Впрочем, кое-что уже есть. Пистолет "хорн". Кто-то промыл его спиртом, смыл отпечатки пальцев. При этом так спешил, что не заметил нескольких волокон ваты, прилипших к предохранителю. Все это было проделано, пока я в одиночестве пил кофе. Когда я вернулся в комнату, запах спирта еще не выветрился.
      В обойме не хватает одного патрона, в стволе - следы выстрела. Обшарил всю комнату в поисках стреляной гильзы. Безрезультатно. Либо выстрел был произведен в другом месте, либо гильзу предусмотрительно убрали. Первая версия более вероятна. Комната слишком мала, чтобы пуля 35-го калибра не прошла навылет. Вероятно, выстрел был сделан с расстояния 20 - 30 метров.
      Ладно, не будем торопиться с выводами, а пока - спать!
      22 марта.
      Спал отвратительно. Всю ночь мерещились шаги в коридоре и какой-то шепот. Несколько раз вставал и подходил к двери, шаги смолкали. На всякий случай запер дверь на ключ и сунул под подушку пистолет. У меня нет никакого желания прибыть на Землю в кремированном виде.
      Утром завтракал в одиночестве. Опять консервы и кофе, который сам сварил на плитке. Обитатели базы не показывались.
      Просмотрел тетрадь, лежавшую на столе. В ней - данные геофизической разведки с многочисленными пометками, сделанными другой рукой. Видимо, это почерк Майзеля. Очень характерный почерк, неразборчивый и с наклоном в левую сторону. Жаль, что я не графолог, с этим почерком стоило бы повозиться.
      Если затопление шахты - диверсия, то проделана она со знанием дела.
      Рядом с главным стволом - подземное озеро, миллионы кубометров воды. Галерея шахты должна была идти в другом направлении. Очевидно, взрыв разрушил перемычку между стволом и озером. Если так, то откачать воду вряд ли удастся.
      Листая тетрадь, сделал любопытное открытие: на полях, в нескольких местах, - женский профиль. Рисунок не очень искусный, но все же улавливается нечто общее с профилем прекрасной Долорес. Чернила те же, что и на пометках, сделанных Майзелем. Любопытно! Сразу складывается версия: ревнивец, стреляющий по счастливому сопернику. Впрочем, чушь! Не такая была внешность у Майзеля, чтобы взять приз на подобных скачках. Тогда что же? Неразделенная любовь. Опять-таки повод для самоубийства. Но самоубийства не было, значит... Значит, гипотеза не подходит.
      Около двух часов пополудни услышал, как кто-то топает по коридору.
      Открыл дверь и столкнулся с ученейшим Томасом Милном. Он был настолько пьян, что шел, держась за стены.
      Я спросил его, когда здесь обедают.
      Он подтянул сползающие брюки и ответил:
      - Когда захотят. Что касается меня, то постараюсь проделывать это в такое время, когда вас там не будет. Ясно?
      Яснее выразиться трудно. Как говорится, благодарю за комплимент.
      Обедал в одиночестве. На кухне, примыкающей к кают-компании, холодильная камера. Большой набор продуктов, но не чувствуется, чтобы ими пользовались. Сковородки и кастрюли покрыты толстым слоем пыли. Разыскал замороженное мясо и зажарил себе бифштекс весом в два фунта. Запил пивом.
      После этого стало как-то веселее жить.
      Вымыл посуду и направился восвояси.
      В кают-компании обнаружил Энрико Лоретти, поглощающего консервы. Увидев меня, он вздрогнул и выронил вилку.
      Я спросил его, почему никто не готовит обед.
      Он пожал плечами:
      - Так безопасней.
      - В каком отношении?
      - В запаянную банку труднее подсыпать яд.
      Я почувствовал, как у меня в животе перевернулся съеденный бифштекс.
      Впрочем, разговор принял занятное направление, и я решил его продолжить:
      - Чепуха! Кто же тут может подсыпать яд?
      - Не беспокойтесь, желающие найдутся.
      Он бросил в мусоропровод банку и, не поднимая глаз, вышел из кают-компании.
      Я вернулся в свою комнату и сразу почувствовал, что в ней что-то изменилось. Тетрадь на столе была немного сдвинута, а в воздухе витал чуть уловимый запах духов.
      Я снова просмотрел тетрадь. Один лист оказался вырванным. К сожалению, в прошлый раз я ее только перелистал и сейчас никак не мог вспомнить, что же могло быть на этих страницах.
      Пересмотрел заново все записи. Ничего интересного, если не считать рисунков на полях.
      Спать лег рано, приняв соответствующие меры против непрошеных визитеров.
      23 марта.
      Первый допрос Долорес Сальенте. Все получилось совершенно неожиданно. Я готовил себе завтрак, когда она пришла на кухню:
      - Доброе утро, мистер Клинч!
      - Доброе утро, сеньора!
      - Можете называть меня Долорес.
      - Благодарю вас!
      Она села на табуретку. Я невольно залюбовался ею, до того она была хороша в кружевном пеньюаре. Пахло от нее уже знакомыми мне духами.
      Я предложил ей кофе.
      Она сидела опустив глаза, пока я жарил яичницу. Женщины обычно плохо умеют скрывать волнение. В таких случаях их выдает напряженная поза. Долорес несколько раз порывалась что-то сказать, но не решалась. Пришлось прийти ей на помощь:
      - Вы хотите меня о чем-то спросить?
      - Да.
      - Пожалуйста!
      - Почему... почему вы меня не допрашиваете?
      Я рассмеялся.
      - А почему вы решили, что я должен вас допросить?
      Она взглянула мне в глаза, и я почувствовал, что это крепкий орешек, гораздо крепче, чем можно было предположить. Во взгляде мексиканки было нечто такое, что трудно определить. Какая-то смесь страха и твердой решимости бороться до конца. Раненая пантера, приготовившаяся к прыжку.
      - Ведь вы меня, наверное, подозреваете в убийстве Майзеля, - сказала она спокойным тоном, будто речь шла о совершенно обыденных делах.
      Нужно было чем-то сбить этот тон, и я спросил:
      - Зачем вы вчера заходили ко мне в комнату?
      Она побледнела и закусила губу.
      - Случайно. Я привыкла поддерживать в ней порядок, и вчера, совершенно машинально...
      - Не лгите, Долорес! Вы вырвали лист из тетради. Почему? Что там было такого, что вам обязательно понадобилось это убрать?
      - Ничего. Клянусь вам, ничего особенного!
      - И все же?
      - Ну... там были... стихи, и я боялась, вы неправильно поймете...
      Словом, все это личное.
      - Где эти стихи?
      - У меня в комнате.
      - Пойдемте!
      Несколько секунд она колебалась.
      - Ну что ж, пойдемте!
      В коридоре мы столкнулись с Лоретти. Нужно было видеть выражение его лица, когда я вслед за Долорес входил в ее комнату.
      - Вот! - Она протянула мне сложенный вчетверо тетрадный лист.
      На полях, рядом с данными гравитационных измерений, были нацарапаны стихи, которых раньше я не заметил.
      Когда со светом фонаря Смешает бледный свет Мертворожденная заря, В окно вползает бред.
      И то, что на меня ползет, Огромно, жадно и безлико.
      Мне страшно, раздирают рот В тиши немые спазмы крика.
      Мне от него спасенья нет.
      Я тяжесть чувствую слоновью...
      И говорят, что этот бред В бреду я называл любовью.
      - Эти стихи посвящены вам?
      - Не знаю. Возможно.
      - Он был вашим любовником?
      - Нет.
      - Он вас любил?
      - Да... кажется.
      - А вы его?
      - Нет.
      Я вернул ей листок со стихами. Мне он был не нужен, а ей... Кто разберется в душе женщины, да еще к тому же красивой.
      - Как умер Эдуард Майзель?
      - Он застрелился.
      - Где?
      - Около шахты.
      - Кто его обнаружил?
      - Милн.
      - Как там очутился Милн?
      - Эдуард не пришел ночевать, и Милн отправился его искать.
      - Милн принес труп на базу?
      - Нет, он прибежал за нами, и мы втроем...
      - Куда стрелял Майзель?
      - В голову.
      - Рана была сквозная?
      - Не знаю. Череп был сильно изуродован, и я...
      - Договаривайте!
      - И я... Мне было тяжело на это смотреть.
      - И все же вы его собственноручно кремировали?
      - Я обязана была это сделать.
      - Вам кто-нибудь помогал?
      - Энрико.
      Я задумался. Тут была одна тонкость, которая давала повод для размышлений. Долорес, видимо сама того не замечая, называла Майзеля и Лоретти по имени, а Милна - по фамилии. Это не случайно. Очевидно, отношения между членами экспедиции были в достаточной мере сложны.
      - Как вы думаете, почему застрелился Майзель?
      Я намеренно немного отпустил поводья. Сделал вид, что верю, будто это самоубийство. Однако во взгляде Долорес снова мелькнул страх.
      - Не знаю. Он вообще был какой-то странный, особенно в последнее время.
      Я его держала на транквилизаторах.
      - Он всегда был таким?
      - Нет, вначале это не замечалось. Потом он стал жаловаться на бессонницу, ну а после взрыва...
      - Он прибегал к снотворному?
      - О да!
      Еще одна загадка. Если убийца - Долорес, то проще ей было его отравить.
      Ведь она - врач и сама должна была определить причину смерти. Проще простого вкатить смертельную дозу наркотика, а в заключении поставить диагноз:
      паралич сердца. Нет, тут что-то не то! И все же откуда у нее этот страх? Я вспомнил слова Лоретти о яде, который могут подсыпать в пищу. Они все тут чего-то боятся. Не зря же питаются только консервами. Остерегаются друг друга? Бывает и так, когда преступление совершено сообща.
      Я решил провести разведку в другом направлении.
      - Что вам известно о взрыве в шахте?
      - Почти ничего. Эдуард сказал, что это от скопления газов.
      - В это время кто-нибудь был на рабочей площадке?
      - Мы все были на базе. Взрыв произошел во время обеда.
      В каждом допросе есть критическая точка, после которой либо допрашиваемый, либо следователь теряет почву под ногами. Я чувствовал, что наступает решающий момент, и спросил напрямик:
      - Взрыв в шахте мог быть результатом диверсии?
      Кажется, я попал в цель. Теперь во взгляде Долорес было такое выражение, какое бывает у тонущего человека.
      - Нет, нет! Это невозможно!
      - Почему?
      - Не знаю.
      Мне показалось, будто что-то начинает проясняться, и я задал новый вопрос:
      - У вас есть оружие?
      - Есть... пистолет.
      - Такой? - Я достал из кармана пистолет Майзеля.
      - Да.
      - Зачем он вам? Ведь здесь, на Мези, не от кого защищаться.
      - Не знаю. Все экспедиции снабжаются оружием.
      Проклятье! Я вспомнил, что в документах нет никаких данных о номерах пистолетов. Тот, что я сейчас держал в руках, мог принадлежать любому члену экспедиции.
      - Как пистолет Майзеля оказался в его комнате?
      - Я его подобрала около шахты.
      - А почему вы, после моего появления здесь, смыли с него отпечатки пальцев?
      Она удивленно подняла брови.
      - Не понимаю, о чем вы говорите.
      - Позавчера вечером пистолет был промыт спиртом.
      - Клянусь вам, что я об этом не знаю!
      Возможно, что на этот раз она не лгала.
      - Благодарю вас, Долорес! Пожалуйста, никому не рассказывайте, о чем мы тут с вами беседовали.
      - Постараюсь.
      Я откланялся и пошел к себе. Итак, новая версия: Долорес взрывает шахту.
      Об этом становится известно Майзелю, и она в спешке приканчивает его из своего пистолета. Затем берет его пистолет, а свой оставляет на месте преступления. Однако сколько требуется натяжек, чтобы эта версия выглядела правдоподобно!
      24 марта.
      Снова спал очень плохо. Ночью кто-то тихо прошел по коридору, постоял у моей двери, а затем тихонько попробовал ее открыть. Я схватил пистолет и распахнул дверь, но в коридоре уже никого не было. Потом я долго не мог уснуть. Я не робкого десятка, но иногда мне тут просто становится страшно.
      Есть что-то зловещее во всей здешней обстановке. Утром решил осмотреть шахту. Впрочем, утро - понятие довольно относительное. Живем мы все тут по земному времени. Фактически же ни дня, ни ночи нет. Всегда сумерки, а вечно маячащий на горизонте багровый диск скорее греет, чем светит. Я невольно вспомнил стихи Майзеля. "Мертворожденная заря", - сказано очень точно.
      Это была моя первая вылазка за пределы базы. В ущелье дул ветер, и идти против него было нелегко.
      С годами у меня выработалось обостренное чувство опасности. Я обычно инстинктивно поворачиваюсь раньше, чем выстрелят в спину. Это не раз спасало мне жизнь. Вот и сейчас, идя согнувшись в сплошной пелене хлеставшего по глазам дождя, я чувствовал, что за мной кто-то крадется. Несколько раз, на ходу, я просматривал пространство за собой при помощи карманного зеркальца.
      Однажды мне показалось, что за уступ скалы скользнула какая-то тень. Я сунул руку в карман и перевел предохранитель пистолета в боевое положение. К сожалению, это мало что меняло. Шум дождя заглушал все другие звуки, а для того, кто крался сзади, я был отличной мишенью.
      Все же до шахты я добрался без всяких приключений. Здесь, над небольшим пятачком, где располагалась бурильная установка и стояли бездействующие механизмы, скалы нависали со всех сторон, образуя своеобразное перекрытие.
      Ветер тут свирепствовал с особой силой.
      Я заглянул в глубь ствола и увидел зеркало воды, примерно в десяти метрах от поверхности.
      Я попытался представить себе все, что тут произошло, и внезапно меня осенило. Нужно точно выяснить, где был обнаружен труп, а затем попытаться найти гильзу от патрона. В случае самоубийства она должна была находиться где-то рядом. На всякий случай я решил осмотреть почву возле самой шахты, благо со мной был электрический фонарь.
      Я был целиком поглощен поисками, и только присущее мне шестое чувство заставило отпрыгнуть в сторону, раньше чем на место, где я стоял, обрушился сверху обломок скалы.
      Теперь отпали все сомнения. Меня хотят убрать по той же причине, по которой убили Майзеля. Из охотника я превратился в дичь.
      3 Из дневника Джека Клинча 25 марта.
      Вчера я вернулся на базу совершенно разбитый. Повесил сушить одежду и завалился на кровать. Несмотря на усталость, спал плохо. Во сне мерещились то серая тень с пистолетом в руке, то Роу, приказывающий найти убийцу, то окровавленный Майзель, который, стоя на краю шахты, взывал к возмездию.
      Проснулся с твердым намерением, не откладывая, довести до конца все, что решил вчера. Оделся и, не завтракая, постучал в дверь к Томасу Милну.
      В ответ послышался хриплый голос, приглашавший войти.
      Великий боже! Мне показалось, что я попал в клетку со скунсом.
      Неприбранная кровать с грязными простынями, стол, заставленный химической посудой, обрывки бумаги и окурки на полу. Запах давно не мытого тела и алкоголя.