Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)

ModernLib.Net / Варшавский Илья Иосифович / Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы) - Чтение (стр. 3)
Автор: Варшавский Илья Иосифович
Жанр:

 

 


      - Так... А правду говорят, что он царь иудейский?
      - А как же! Это такая голова! Кому же еще быть царем, как не ему?
      Распрощавшись с управителем и заверив его в вечной дружбе, Иуда направился на свидание с Курочкиным. После выгодно заключенной сделки его просто распирало от гордости за свои коммерческие способности. Он заговаривал с прохожими и несколько раз останавливался у лавок, из которых бойкие молодые люди выносили товары.
      Он было решил купить мешок муки, но от него только отмахнулись:
      - Не знаешь разве, что конец света наступает? Кому теперь нужны твои деньги?!
      - Деньги - всегда деньги, - резонно ответил Иуда и зашагал к садику, где его ждали товарищи.
      На улице Ткачей ему попался навстречу вооруженный конвой под предводительством его нового знакомого, окруживший связанного по рукам Курочкина.
      Первосвященник Киафа с утра был в скверном настроении.
      Вчера у него состоялся пренеприятный разговор с Понтием Пилатом. Рим требовал денег. Предложенный прокуратором новый налог на оливковое масло грозил вызвать волнения по всей стране, наводненной всевозможными лжепророками, которые подбивали народ на вооруженное восстание.
      Какие-то люди, прибывшие неизвестно откуда в Ерушалаим, громили лавки, ссылаясь на приближение Страшного Суда.
      А тут еще этот проповедник, именующий себя царем иудейским! Коварный Тиберий только и ждал чего-нибудь в этом роде, чтобы бросить в Иудею свои легионы и навсегда покончить с жалкими крохами свободы, которые его предшественник оставил сынам Израиля.
      Открылась дверь, и вошел управитель.
      - Ну как? - спросил Киафа.
      - Привел. Пришлось связать, он никак не давался в руки. Прикажешь ввести?
      - Подожди! - Киафа задумался. Пожалуй, было бы непростительным легкомыслием допрашивать самозванца в собственном доме. Слухи дойдут до Рима, и неизвестно, как их там истолкуют. - Вот что, отведи-ка его к Анне, - сказал он, решив, что лучше подставить под удар тестя, чем рисковать самому.
      - Слушаюсь!
      - И пошли к бен Зарху и Гур Арию, пусть тоже придут туда.
      Киафе не хотелось созывать Синедрион. При одной мысли о бесконечных дебатах, которые поднимут эти семьдесят человек, ему стало тошно. Кроме того, не имело смысла предавать все дело столь широкой огласке.
      - Иди! Скажи Анне, что я велел меня ждать.
      Когда связанного Курочкина вволокли в покои, где собрались сливки иудейских богословов, он был вне себя от ярости.
      - Что это за штуки? - заорал он, обращаясь к Киафе, в котором угадал главного. - Имейте в виду, что такое самоуправство не пройдет вам даром!
      - Ах, так ты разговариваешь с первосвященником?! - Управитель отвесил ему увесистую затрещину. - Я тебя научу, как обращаться к старшим!
      От второй пощечины у Курочкина все поплыло перед глазами. Желая спасти кровоточащую щеку от третьей, он повернулся к управителю другим боком.
      - Смотри! - закричал тот Киафе. - Его бьют по щеке, а он подставляет другую! Вот этому он учит народ!
      - На моем месте ты бы и не то подставил, дубина! - пробурчал Курочкин.
      - Тоже мне философ нашелся! Толстовец!
      Допрос начал Киафа:
      - Кто ты такой?
      Курочкин взглянул на судей. В этот раз перед ним были не простодушные рыбаки и землепашцы, а искушенные в софистике священники. Ему стало ясно, что пора открывать карты.
      - Я прибыл сюда с научной миссией, - начал он, совершенно не представляя себе, как растолковать этим людям свое чудесное появление в их мире. - Дело в том, что Иисус Христос, которого якобы вы собирались распять...
      - Что он говорит? - поинтересовался глуховатый Ицхак бен Зарх, приложив ладонь к уху.
      - Утверждает, что он мессия по имени Иисус Христос, - пояснил Киафа.
      - "Кто дерзнет сказать слово от имени моего, а я не повелел ему говорить, тот да умрет". Второзаконие, глава восемнадцатая, стих двадцатый, - пробормотал бен Зарх.
      - Значит, ты не рожден женщиной? - задал новый вопрос Киафа.
      - С чего ты это взял? - усмехнулся Курочкин. - Я такой же сын человеческий, как и все.
      - Чтишь ли ты субботу?
      - Там, откуда я прибыл, два выходных в неделю. По субботам мы тоже не работаем.
      - Что же это за царство такое?
      - Как вам объяснить? Во всяком случае, оно не имеет отношения к миру, в котором вы живете.
      - Что? - переспросил бен Зарх.
      - Говорит, что его царство не от мира сего. Как же ты сюда попал?
      - Ну, технику этого дела я вам рассказать не могу. Это знают только те, кто меня сюда перенес.
      - Кто же это? Ангелы небесные?
      Курочкин не ответил.
      Киафа поглядел на собравшихся.
      - Еще вопросы есть?
      Слово взял Иосиф Гур Арий.
      - Скажи, как же ты чтишь субботу, если в этот день ты занимался врачеванием?
      - А что же, по-вашему, лучше, чтобы человек умер в субботу? - задал в свою очередь вопрос Курочкин. - У нас, например, считают, что суббота для человека, а не человек для субботы.
      Допрос снова перешел к Киафе.
      - Называл ли ты себя царем иудейским?
      - Вот еще новость! - Курочкин снова пришел в раздражение. - Глупее ты ничего не придумаешь?!
      Управитель дал ему новую затрещину.
      - Ах так?! - взревел Курочкин. - При таких методах следствия я вообще отказываюсь отвечать на вопросы!
      - Уведите его! - приказал Киэфа.
      Понтий Пилат беседовал в претории с гостем, прибывшим из Александрии.
      Брат жены прокуратора Гай Прокулл, историк, астроном и врач, приехал в Ерушалаим, чтобы познакомиться с древними рукописями, находившимися в Храме.
      Прислуживавшие за столом рабы собрали остатки еды и удалились, оставив только амфоры с вином.
      Теперь, когда не нужно было опасаться любопытных ушей, беседа потекла свободней.
      - Мне сказала Клавдия, что ты хочешь просить императора о переводе в Рим. Чем это вызвано? - спросил Прокулл.
      Пилат пожал плечами.
      - Многими причинами, - ответил он после небольшой паузы. - Пребывание в этой проклятой стране подобно жизни на вулкане, сегодня не знаешь, что будет завтра. Они только и ждут, чтобы всадить нож в спину.
      - Однако же власть прокуратора...
      - Одна видимость. Когда я подавляю восстание, всю славу приписывает себе Люций Вителлий, когда же пытаюсь найти с иудеями общий язык, он шлет гонцов в Рим с доносами на меня. Собирать подати становится все труднее. Мытарей попросту избивают на дорогах, а то и отнимают деньги. Недоимки растут, и этим ловко пользуется Вителлий, который уже давно хочет посадить на мое место кого-нибудь из своих людей.
      - И все же... - начал Прокулл, но закончить ему не удалось. Помешал рев толпы под окнами.
      - Вот, полюбуйся! - сказал Пилат, подойдя к окну. - Ни днем, ни ночью нет покоя. Ничего не поделаешь, придется выйти к ним, такова доля прокуратора. Пойдем со мной, увидишь сам, почему я хочу просить о переводе в Рим.
      Толпа неистовствовала.
      - Распни его! - орали, увидев Пилата, те, кто еще недавно целовал у Курочкина подол хитона. Распятие на кресте было для них куда более увлекательным мероприятием, чем любые проповеди, которыми они и без того были сыты по горло. - Распни!!
      - В чем вы обвиняете этого человека? - спросил Пилат, взглянув на окровавленного Курочкина, который стоял, потупя голову.
      Вперед выступил Киафа.
      - Это наглый обманщик, святотатец и подстрекатель!
      - Правда ли то, в чем тебя обвиняют?
      Мягкий, снисходительный тон Пилата ободрил совсем было отчаявшегося Курочкина.
      - Это страшная ошибка, - сказал он, глядя с надеждой на прокуратора, меня принимают тут не за того, кто я есть на самом деле. Вы, как человек интеллигентный, не можете в этом не разобраться!
      - Кто же ты есть?
      - Ученый. Только цепь нелепейших событий...
      - Хорошо! - прервал его Пилат. - Прошу, - обратился он к Прокуллу, выясни, действительно ли этот человек ученый.
      Прокулл подошел к Курочкину.
      - Скажи, какие события предвещает прохождение звезды Гнева вблизи Скорпиона, опаленного огнем Жертвенника?
      Курочкин молчал.
      - Ну что ж, - усмехнулся Прокулл, - этого ты можешь и не знать. Тогда вспомни, сколько органов насчитывается в человеческом теле?
      Однако и на второй вопрос Курочкин не мог ответить.
      - Вот как?! - нахмурился Прокулл. - Принесите мне амфору.
      Амфора была доставлена.
      Прокулл поднес ее к лицу Курочкина.
      - Как ты определишь, сколько вина можно влить в этот сосуд?
      - Основание... на... полуудвоенную высоту... - забормотал тот. Как всякий гуманитарий, он плохо помнил такие вещи.
      - Этот человек - круглый невежда, - обратился Прокулл к Пилату, однако невежество еще не может служить причиной для казни на кресте. На твоем месте я бы его публично высек и отпустил с миром.
      - Нет, распни его! - опять забесновалась толпа.
      Курочкина вновь охватило отчаяние.
      - Все эти вопросы не по моей специальности! - закричал он, адресуясь непосредственно к Пилату. - Я же историк!
      - Историк? - переспросил Прокулл. - Я тоже историк. Может быть, ты мне напомнишь, как была укреплена Атлантида от вторжения врагов?
      - Я не занимался Атлантидой. Мои изыскания посвящены другой эпохе.
      - Какой же?
      - Первому веку.
      - Прости, я не понял, - вежливо сказал Прокулл. - О каком веке ты говоришь?
      - Ну, о нынешнем времени.
      - А-а-а! Значит, ты составляешь описание событий, которые произошли совсем недавно?
      - Совершенно верно! - обрадовался Курочкин. - Вот об этом я вам и толкую!
      Прокулл задумался.
      - Хорошо, - сказал он, подмигнув Пилату, - скажи, сколько легионов, по скольку воинов в каждом имел Цезарь Гай Юлий во время первого похода на Галлию?
      Курочкин мучительно пытался вспомнить лекции по истории Рима. От непосильного напряжения у него на лбу выступили крупные капли пота.
      - Хватит! - сказал Пилат. - И без того видно, что он никогда ничему не учился. В чем вы его еще обвиняете?
      Киафа снова выступил вперед.
      - Он подбивал народ на неповиновение Риму, объявил себя царем иудейским.
      Прокуратор поморщился. Дело оказывалось куда более серьезным, чем он предполагал вначале.
      - Это правда? - спросил он Курочкина.
      - Ложь! Чистейшая ложь, пусть представит свидетелей!
      - Почему ты веришь ему, в не веришь мне?! - заорал Киафа. - Я как-никак первосвященник, а он проходимец, бродячий проповедник, нищий!
      Пилат развел руками.
      - Такое обвинение должно быть подтверждено свидетелями.
      - Вот как?! - Киафа в ярости заскрежетал зубами. - Я вижу, здесь правосудия не добьешься, придется обратиться к Вителлию!
      Удар был рассчитан точно. Меньше всего Пилату хотелось впутывать сюда правителя Сирии.
      - Возьмите этого человека! - приказал он страже, отводя взгляд от умоляющих глаз Курочкина.
      Иуда провел ночь у ворот претории. Он следовал за Курочкиным к дому Киафы, торчал под окнами у Анны и сопровождал процессию к резиденции прокуратора. Однако ему так и не удалось ни разу пробиться сквозь толпу к Учителю.
      В конце концов, выпитое вино, волнения этого дня и усталость совсем сморили Иуду. Он устроился в придорожной канаве и уснул.
      Проснулся он от жарких лучей солнца, припекавших голову. Иуда потянулся, подергал себя за бороду, чтобы придать ей более респектабельный вид, и пошел во двор претории, надеясь что-нибудь разузнать.
      В тени, отбрасываемой стеной здания, сидел здоровенный легионер и чистил мелом меч.
      - Пошел, пошел отсюда! - приветствовал он апостола. - У нас тут не подают!
      Смирив гордыню при виде меча, Иуда почтительно изложил легионеру свое дело.
      - Эге! - сказал тот. - Поздно же ты о нем вспомнил! Теперь он уже... Легионер заржал и красочно воспроизвел позу, которая впоследствии надолго вошла в обиход как символ искупления первородного греха.
      Потрясенный Иуда кинулся бегом к Лобному месту...
      На вершине холма стояло три креста. У среднего, с надписью "Царь иудейский", распростершись ниц, лежал плачущий Симон.
      Иуда плюхнулся рядом с ним.
      - Рабби!!
      - Совсем слаб твой рабби, - сказал один из стражников, рассматривая снятые с Курочкина доспехи. - Еще и приколотить как следует не успели, а он сразу того... - стражник закатил глаза, - преставился!
      - Со страха, что ли? - сказал второй стражник, доставая игральные кости.
      - Так как, разыграем?
      - Давай!
      Иуда взглянул на сморщенное в смертной муке бледное лицо Учителя и громко заголосил.
      - Ишь, убивается! - сказал стражник. - Верно, родственничек?
      - Послушайте! - Иуда встал и молитвенно сложил руки. - Он уже все равно умер, позвольте нам его похоронить.
      - Нельзя. До вечера не положено снимать.
      - Ну, пожалуйста! Вот, возьмите все, только разрешите! - Иуда высыпал перед ними на землю деньги, вырученные за осла.
      - Разрешить, что ли? - спросил один из стражников.
      - А может, он и не умер еще вовсе? - Второй служивый подошел к кресту и ткнул копьем в бок Курочкина. - Пожалуй, помер, не дернулся даже. Забирай своего родственничка!
      Между тем остальные продолжали рассматривать хитон.
      - Справная вещь! - похвастал счастливчик, на которого пал выигрыш. Сносу не будет!
      Потрясенные смертью Учителя, апостолы торопливо снимали его с креста.
      Когда неловкий Иуда стал отдирать гвозди от ног, Курочкин приоткрыл глаза и застонал.
      - Видишь?! - шепнул Иуда на ухо Симону. - Живой!
      - Тише! - Симон оглянулся на стражников. - Тут поблизости пещера есть, тащи, пока не увидели!
      Стражники ничего не заметили. Они были целиком поглощены дележом свалившихся с неба тридцати сребреников.
      Оставив Курочкина в пещере на попечении верного Симона, Иуда помчался сообщить радостную весть прочим апостолам.
      Курочкин не приходил в сознание.
      В бреду он принимал Симона за своего аспиранта, оставленного в двадцать первом веке, но обращался к нему на древнееврейском языке.
      - Петя! Петр! Я вернусь, обязательно вернусь, не может же Хранитель оказаться такой скотиной! Поручаю тебе, в случае чего...
      Пять суток, отпущенных Хранителем, истекли.
      Где-то, в подвале двадцатиэтажного здания мигнул зеленый глазок индикатора. Бесшумно включились релейные цепи.
      Дьявольский вихрь причин и следствий, рождений и смертей, нелепостей и закономерностей окутал распростертое на каменном полу тело, озарил пещеру сиянием электрических разрядов и, как пробку со дна океана, вытолкнул Курочкина назад в далекое, но неизбежное будущее.
      - Мессия!! - Ослепленные чудесным видением, Иоанн, Иаков, Иуда и Фома стояли у входа в пещеру.
      - Вознесся! - Симон поднял руки к небу. - Вознесся, но вернется! Он меня нарек Петром и оставил своим наместником!
      Апостолы смиренно пали на колени.
      Между тем Курочкин уже лежал в одних плавках на диване гостеприимного заведения Казановака. Его лицо и лоб были обложены тряпками, смоченными в растворителе.
      - Ну, как попутешествовали? - спросила Маша, осторожно отдирая край бороды.
      - Ничего.
      - Может, вы у нас докладик сделаете? - поинтересовался Казановак. - Тут многие из персонала проявляют любознательность насчет той жизни.
      - Не знаю... Во всяком случае не сейчас. Собранные мною факты требуют еще тщательной обработки, тем более, что, как выяснилось, евангелисты толковали их очень превратно.
      - Что ж, конь о четырех ногах и тот ошибается, - философски заметил Казановак. Он вздохнул и, тщательно расправив копирку, приступил к составлению акта на недостачу реквизита.
      - Что там носят? - спросила Маша. - Длинное или короткое?
      - Длинное.
      - Ну вот, говорила Нинке, что нужно шить подлиннее! Ой! Что это у вас?!
      - Она ткнула пальцем в затянувшиеся розовой кожицей раны на запястьях. И здесь, и здесь, и бок разодран! Вас что, там били?
      - Нет, вероятно, поранился в пути.
      Казановак перевернул лист.
      - Так как написать причину недостачи?
      - Напишите, петля гистерезиса, - ответил уже поднаторевший в терминологии Курочкин.
      МОЛЕКУЛЯРНОЕ КАФЕ
      Утка в сметане Откровенно говоря, я люблю вкусно поесть. Не вижу причины это скрывать, потому что ведь от гурмана до обжоры, как принято нынче выражаться, дистанция огромного размера. Просто я считаю что каждое блюдо должно быть приготовлено наилучшим образом. Возьмем, к примеру, обыкновенный кусок мяса.
      Можно его кинуть в кастрюлю и сварить, можно перемолоть на котлеты, а можно, потушив в вине с грибами и пряностями, создать произведение кулинарного искусства.
      К сожалению, в наше время люди начали забывать, что еда - это прежде всего удовольствие. Увы, канули в Лету придорожные кабачки, где голодного путника ждала у пылающего очага утка, поджаренная на вертеле. Кстати, об утках: уверяю вас, что обычная газовая плита дает возможность приготовить утку ничуть не хуже, чем это делалось нашими предками. Просто нужно перед тем, как поставить ее в сильно нагретую духовку, обмазать всю тушку толстым слоем сметаны. Если вы при этом проявите достаточно внимания и не дадите утке перестоять, ваши труды будут вознаграждены восхитительной румяной корочкой, тающей во рту.
      Многие считают, что утку нужно жарить с яблоками. Глупости! Наилучший гарнир - моченая брусника. Не забудьте положить внутрь утки, так сказать в ее недра, несколько зернышек душистого перца, немного укропа и лавровый лист. Это придает блюду ни с чем не сравнимый аромат.
      Был воскресный день, и я только посадил утку в духовку, как раздался звонок в передней.
      - Это, наверное, почта, - сказала жена - Пойди открой.
      У меня очень обширная корреспонденция. Не буду скромничать. Как писатель-фантаст, я пользуюсь большой известностью. После выхода книги меня буквально засыпают письмами. Пишут обычно всякую галиматью, но я бережно храню все эти листки, чаще всего нацарапанные корявым почерком со множеством ошибок, храню потому, что ведь это, что ни говори, часть моей славы. Когда ко мне приходят гости, особенно собратья по перу, я люблю достать папки с письмами и похвастать ими.
      К сожалению, дело не всегда ограничивается посланиями. Мне часто звонят по телефону. У меня уже выработалась особая система уклоняться от просьб "уделить несколько минут для очень важного разговора". Все это или графоманы, или восторженные юнцы, принимающие всерьез то, что я пишу. Хуже, когда они являются без предварительного звонка. Тут, хочешь не хочешь, приходится тратить на них время. Иногда мне даже всучивают рукописи, которые я, признаться, никогда не читаю. Держу некоторое время у себя, а потом отвечаю по почте, что, дескать, замысел не лишен интереса, но нужно больше обращать внимания на язык и тщательнее работать над сюжетом. Как-то все-таки приходится заботиться о своей популярности.
      Итак, я пошел открыть дверь.
      Это был не почтальон. Переминавшийся с ноги на ногу человек мало походил на моих обычных посетителей. На вид ему было лет сорок пять. Под глубоко запавшими глазами красовались набрякшие мешки, какие бывают у хронических алкоголиков. Длинный, немного свернутый на сторону нос и оттопыренные уши тоже не придавали особой привлекательности своему владельцу. Хотя на улице шел снег, он был без пальто и шапки. Снежинки таяли на его голове с наголо остриженными волосами. Облачен он был в дешевый, видно только что купленный, костюм, слишком широкий в плечах. Рукава же были настолько коротки, что из них сантиметров на десять торчали руки в черной сатиновой рубашке. Шею он обвязал клетчатым шарфом, концы которого болтались на груди.
      В людях я разбираюсь хорошо. Не дожидаясь горькой исповеди о перипетиях, приведших его к положению просителя, я достал из кошелька 40 копеек и протянул ему.
      Посетитель нетерпеливым жестом отмахнулся от денег и бесцеремонно переступил порог.
      - Вы ошибаетесь. - К моему удивлению, он навал меня по имени и отчеству.
      - Я к вам по делу, и притом весьма срочному. Прошу уделить мне несколько минут.
      Он взглянул на свои ноги, обутые в огромные рабочие ботинки, такие же новые, как и его костюм, потоптался нерешительно на месте и вдруг направился в комнаты.
      Обескураженный, я последовал за ним.
      - Ну-с? - Мы сидели в кабинете, я за столом, он - в кресле напротив. Чем же я обязан вашему визиту?
      Я постарался задать этот вопрос ледяным тоном, тем самым, который уже не раз отпугивал непрошеных посетителей.
      - Сейчас. - Он провел ладонью по мокрой голове и вытер руку о пиджак. Сейчас я вам все объясню, но только разговор должен остаться между нами.
      С меня этого было достаточно. Мне совершенно не хотелось выслушивать признания о загубленной жизни. Вот сейчас он скажет: "Дело в том, что я вернулся..."
      - Дело в том, - сказал посетитель, - дело в том... - он запнулся и сморщил лицо, как будто проглотил что-то очень невкусное, - дело в том, что я прибыл с другой планеты.
      Это было так примитивно, что я рассмеялся. Моему перу принадлежат десятка два подобных рассказов, и у меня выработался полный иммунитет ко всякой фантастической ерунде. Вместе с тем, мой опыт в таких делах давал мне возможность быстро и, я бы сказал, элегантно разоблачить любого проходимца.
      Что ж, это было даже занятно.
      - С другой планеты? - В моем голосе не было и следов удивления. - С какой же именно?
      Он пожал плечами.
      - Как вам сказать? Ведь ее название ничего вам не даст, оно на Земле неизвестно.
      - Неважно! - Я снял с полки энциклопедический словарь и отыскал карту звездного неба. - Покажите мне хотя бы место, где она находится, эта ваша планета.
      Он близоруко прищурился и, поводив пальцем по карте, ткнул в одно из звездных скоплений.
      - Вот тут. С Земли она должна была бы наблюдаться в этом созвездии.
      Однако ни в один из телескопов вы ее увидеть не сможете. Ни ее, ни звезду, вокруг которой она обращается.
      - Почему же?
      - Это не имеет значения. - Он опять поморщился. - Слишком долго объяснять.
      - На каком же расстоянии она находится от Земли?
      - На каком расстоянии? - растерянно переспросил он. - На каком расстоянии? Это... смотря как считать...
      - А как вы привыкли считать звездные расстояния? Может быть, в километрах? - Я вложил в этот вопрос столько иронии, что лишь болван не мог ее почувствовать.
      - В километрах? Право, не знаю... Нет, в километрах нельзя.
      - Почему?
      - Не получается. Километры, ведь они...
      - Разные? - насмешливо переспросил я.
      - Вот-вот, - радостно заулыбался он, - именно разные.
      - Тогда, может быть, в парсеках или в световых годах?
      - Пожалуй, можно в световых годах. Что-то около... двух тысяч лет.
      - Около?
      - Да, около. Я, признаться, никогда точно не интересовался.
      Тут я ему нанес новый удар:
      - Сколько же времени вам пришлось сюда лететь?
      - Я не знаю. - Он как-то беспомощно огляделся вокруг. - Право, не знаю... Ведь те понятия о времени и пространстве...
      Видно было, что он запутался. Еще два вопроса, и я его загоню в угол.
      - Когда вы прилетели?
      - Двадцать лет назад.
      - Что?!
      Только идиот мог отвечать подобным образом. Он даже не пытался придать своим ответам хоть какую-то видимость правдоподобия. Сумасшедший? Но тогда, чтобы поскорее его спровадить, нужно менять тактику. Говорят, что сумасшедшие обладают редким упрямством. С ними нужно во всем соглашаться, иначе дело может принять совсем скверный оборот.
      - Где же вы были все это время? - спросил я участливым тоном.
      - Там. - Он ткнул пальцем по направлению потолка. - На орбите.
      Неопознанные летающие объекты. Слышали?
      - Слыхал. Значит, вы были на этом, как его, летающем блюдце?
      Он утвердительно кивнул головой.
      - Чем же вы там занимались все двадцать лет?
      - Чем занимался?! - Он неожиданно пришел в бешенство. - Идиотский вопрос! Чем занимался?! Всем занимался! Расшифровывал ваши передачи по эфиру, наблюдал, держал связь с Комитетом. Попробовали бы вы, вот так, двадцать лет на орбите! Двадцать лет питаться одной синтетикой! Чем занимался?!! Это вам не за столом сидеть, рассказики пописывать.
      Я взглянул на часы. Пора было полить утку вытопившимся жиром, иначе корочка пересохнет. Однако оставлять такого субъекта одного в кабинете мне очень не хотелось. О, злополучная писательская доля! Чего только не приходится терпеть.
      - Действительно, это должно быть очень тяжело, - примирительно cказал я.
      - Двадцать лет не слезать с блюдца, не каждый выдержит. Видеть под собой землю и не иметь возможности побывать там, с ума сойти можно.
      - Бывал я на земле, - мрачно произнес он. - Бывал, но не надолго. Часа по четыре. Больше в библиотеки ходил, знакомился с книгами. Вот и к вам пришел оттого, что прочитал ваш роман.
      Час от часу не легче! Гибрид сумасшедшего с почитателем.
      - Так вот, - продолжал он, - пришел я к вам, потому что вы пишете о внеземных контактах.
      - Ну и что же?
      - А то, что я заболел. Психика не выдерживает больше на орбите. Понятно?
      Через месяц у меня сеанс связи с Комитетом, я сообщу им свое решение насчет Земли, а пока придется мне пожить у вас, привести себя немного в порядок, накопить жизненной силы для сеанса, а то ничего из этого не получится.
      - Из чего не получится? - Я чувствовал, что еще немного, и я окончательно потеряю терпение. Пусть он сумасшедший, но я тоже имею нервы. - Простите, я не понял, что именно не получится.
      - Сеанс связи не получится. Жизненных сил не хватит, а по радио очень долго. Сами понимаете, две тысячи световых лет.
      - Ну и что?
      - А то, что останетесь без помощи еще на неопределенное время.
      - В чем же вы собираетесь нам помогать? - Я задавал вопросы уже совершенно машинально. В мыслях у меня была только утка, которую нужно было вынуть из духовки. - В какой же помощи мы, по-вашему, нуждаемся?
      Он пренебрежительно ухмыльнулся.
      - Во всех областях. Разве ваши знания можно сравнить с нашими? Вы можете получить все: долголетие, управление силой тяжести, раскрытие тайн биологического синтеза, преодоление времени и пространства. Неужели этого мало за то, что я месяц посплю у вас тут на диване? Нам нужны такие люди, как вы, любознательные, одаренные фантазией. Поверьте, что для вас этот месяц тоже не пропадет даром. На свою ответственность, еще до получения санкции Комитета, я начну вводить вас в курс высших наук, вы станете первым просветителем новой эпохи, ведь наши методы обучения...
      - Хватит! - Я встал и подошел к нему вплотную. - Вы попали не по адресу.
      Для этого есть Академия наук, обратитесь туда, и поймите же наконец, что я больше не могу тратить на вас свое время.
      - Академия наук? - Он тоже встал. - Я ведь не могу туда обратиться без ведома Комитета. Может быть, через месяц, когда...
      - Делайте, что хотите, а я вам ничем помочь не могу.
      - И пожить не дадите?
      - Не дам. Мой дом не гостиница. Хотите отдохнуть - снимите себе номер и отдыхайте, сколько влезет, а меня, прошу покорно, оставьте в покое!
      Он скривил рот и задергал плечом. Похоже было на то, что сейчас меня угостят прелестным зрелищем искусно симулированного припадка.
      Я принципиальный противник всякой благотворительности, превышающей сумму в один рубль, но тут был готов на что угодно, лишь бы отделаться от этого психопата.
      - Вот, - сказал я, достав из стола деньги, - купите себе шапку и пообедайте.
      Он молча сунул в карман десятирублевую бумажку и пошел к выходу, добившись, по-видимому, того, чего хотел.
      Я запер за ним дверь с тем смутным чувством недовольства собой, какое испытывает каждый из нас, когда кто-нибудь его одурачит.
      Впрочем, дурное настроение вмиг развеялось, как только я вошел в кухню.
      Все оказалось в порядке. Покрытая аппетитнейшей розовой корочкой, утка уже красовалась на столе рядом с запотевшим хрустальным графинчиком.
      - Кто это у тебя был? - спросила жена, подавая бруснику.
      - Какой-то сумасшедший, да и аферист к тому же.
      Наполнив рюмку, я взглянул в окно. Снег валил вовсю, крупными хлопьями.
      Мой посетитель все еще болтался во дворе. Он ежился от холода и как-то по-птичьи вертел головой. Потом он поднял руки, медленно взмыл вверх, повисел несколько секунд неподвижно, а затем, стремительно набирая скорость, скрылся в облаках.
      - Удивительное нахальство! - сказала жена. Не дадут человеку творческого труда отдохнуть даже в воскресенье.
      Тупица В зал логического анализа Академии Познания я попал только к вечеру, когда там уже было совсем мало народа.
      По существу, сегодня здесь должна была решаться моя судьба. Я дал себе слово, что если последняя попытка создать теорию распределения антиматерии опять закончится неудачей, я меняю профессию, увы! - уже третью по счету.
      Никто меня к этому не принуждал, но глупо было дальше тратить время на деятельность, не приносящую никакой пользы обществу.
      Мне не хватало новейших данных, полученных за последний месяц, и, раньше чем приступить к анализу, я опустил перфокарту в приемник электронного библиографа.
      Через минуту в моем распоряжении были результаты всех экспериментов, проведенных земными институтами и орбитальными космическими станциями.
      Теперь оставалось проверить, насколько моя гипотеза объяснила все, что получено опытом.
      Я не люблю новейших логических машин, построенных на базе биоэлементов.
      В их сверхбыстродействии и безапелляционности есть что-то неприятное. Мне иногда кажется, что каждая такая машина обладает какими-то чертами индивидуальности, иногда просто отталкивающими. Не так давно одна из них разбила все мои честолюбивые мечты лаконическим и суровым приговором:
      "Чушь".
      Мне гораздо больше по душе неторопливый ход рассуждений стареньких автоматов-анализаторов. С ними легче переживать неудачи. Они только подготовляют материал для выводов, которые делаешь сам. В таких случаях никто не мешает тебе немного подсластить пилюлю.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28