За забором виднелись деревья. Широкие ворота были заперты солидным висячим замком. Я отодвинул оторванную доску и увидел запущенный сад. Больше всего это походило на старинную помещичью усадьбу. Я не сомневался, что в глубине сада стоит дом с облупившимися колоннами — памятник творчества безызвестного архитектора из гимназических учителей рисования. Сейчас в нем, наверно, помещается правление колхоза или ветеринарный пункт. Во всяком случае, вряд ли в воскресный день там могут быть люди.
Мне очень хотелось тени, и, отодрав вторую доску, я просунул велосипед в щель.
Наконец-то можно скинуть брюки и майку и улечься под деревом с книгой.
В высокой траве что-то звенело, жужжало, трещало и стрекотало, легкий ветерок приятно обдувал разгоряченное тело, и, прочтя не более десяти страниц, я уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то самым бесцеремонным образом ощупывал мою голову. Открыв глаза, я увидел нечто такое, что заставило меня вскочить на ноги.
Передо мной стояли три самых настоящих робота, какими их принято изображать в фантастических рассказах. Представьте себе цилиндрическое туловище на шарнирных конечностях, венчающееся круглой головой с микрофонами вместо ушей и парой стеклянных очень подвижных глаз, лишенных всякого выражения, две шарнирных руки с резиновыми присосками-пальцами, странные мурлыкающие и свистящие звуки, льющиеся из динамиков, расположенных там, где у людей находится живот, прибавьте к этому внезапный переход от мирного сна к лицезрению подобных монстров, и вы поймете мое изумление.
Посовещавшись несколько минут, они неуловимо быстрым движением завязали мне глаза моей собственной майкой и. взвалив на плечи, куда-то потащили. Я молча вырывался из их стальных объятий, но с таким же успехом можно было пытаться разорвать смертельную хватку удава.
Впрочем, продолжалось это недолго. Вскоре я шлепнулся на какой-то дощатый настил, пребольно стукнувшись головой и коленями.
Наконец, я получил возможность сорвать с глаз повязку.
Я лежал на полусгнившем полу в беседке. Неподалеку, собравшись в кружок, стояли пять роботов. Мелодично мурлыкая, они о чем-то совещались, не обращая на меня никакого внимания.
Я попытался встать, но один из тюремщиков подскочил ко мне и ударом ноги в грудь повалил на спину, после чего снова присоединился к своим товарищам.
Вскоре появился шестой робот. В одной руке он нес мой велосипед, а в другой книгу.
Теперь все внимание роботов было поглощено велосипедом. Они с нескрываемым любопытством вертели педали, щупали шины и даже пытались взгромоздиться на седло. Однако велосипед им быстро прискучил, и они занялись книгой, по-видимому, пытаясь понять ее назначение.
Затем один из них подошел ко мне с книгой, ухватил за волосы, поднял на ноги и сунул ее мне в руки. Я не мог понять, что все это могло значить.
Мои размышления были прерваны увесистой оплеухой. Вероятно, робот хотел, чтобы я читал вслух. Тот, кто никогда не получал затрещин от механических ублюдков, может быть, и не поймет готовности, с которой я выполнил его приказание.
Итак, я начал читать. Робот удовлетворенно захрюкал и положил пятерню мне на голову. Это было не очень приятно, но в ответ на попытку снять его руку я получил весьма ощутимый удар по шее. Я вздохнул и подчинился.
После каждой прочитанной фразы робот что-то мурлыкал своим товарищам, сохранявшим все время полную невозмутимость.
Так продолжалось около часа. Каждый раз, когда я пытался передохнуть, робот со страшной силой сжимал мне голову своими присосками.
Я никогда раньше не предполагал, что чтение Ремарка может быть таким тяжелым делом.
Прошел еще час, герои уже пятый раз пили напитки с интригующими названиями, а я все читал и читал, мечтая хотя бы о глотке холодной воды. От непрерывного чтения пересохло горло" и язык стал шершавым, как терка.
Неожиданно робот щелкнул присосками по моему затылку в заикаясь произнес:
— Бо-бо-больше… видеть… го-го-головой.
От неожиданности я разинул рот. Оказывается, роботы не просто развлекались звуками моего голоса. Очевидно, чтение вслух как-то было связано с обучением их человеческой речи.
Все равно: больше читать я не мог.
— Пить, — сказал я, бросая книгу, — очень хочу пить. — И я сделал вид, что подношу стакан ко рту.
— Кальвадос, — сказал робот.
— Нет, — ответил я, — вода, во-да.
Робот понимающе кивнул головой и вышел из беседки.
К сожалению, на протяжении ста прочитанных страниц герои ни разу не пили воду, иначе робот не принес бы мне взамен нее пучок травы. Я отрицательно покачал головой, но он, ухватив одной рукой меня за затылок, другой начал запихивать траву в рот.
Это уже было больше, чем я мог выдержать. Я вцепился зубами в его руку и с отвращением выплюнул вместе с травой две откушенные присоски. Некоторое время он тупо смотрел то на меня, то на свою руку и, поразмыслив, пошел к своим собратьям. Они тихо посовещались, после чего робот с откушенными пальцами снова подошел ко мне.
— Мы, — сказал он, раздумывая над каждым словом, — имели… прилетать.. далекой… звез-звезд-ды…
"Господи! — подумал я. — Этого только еще не хватало!" — Мне казалось, что я схожу с ума.
— Мы, — продолжал он, — будем… иметь… уничтожать… все… че-че-человеки… смертельный… луч… ты нам… помогать… искать… недобитые человека… мы тебе… давать… много кальвадос…
Очевидно, я не гожусь в герои фантастических романов. Для этого у меня не хватает ни воображения, ни смелости. Не знаю, как бы вел себя другой на моем месте, но я, потирая все еще горящую от полученной оплеухи щеку, а тупом оцепенении пялил глаза на небесных пришельцев.
Самым диким было то, что вся эта фантасмагория разыгрывалась в сотне метров от автострады. Где-то, совсем рядом, люди ехали за город, отдыхали на пляже, занимались повседневными делами, не подозревая о нависшей над ними угрозе.
Я ничего не смыслю во всяких лучах смерти, да и не мое это дело. Для этого есть ученые, армия, милиция. Мне бы только поскорее добраться до первого милиционера и сообщить о том, что здесь творится. Необходимо как можно скорее обезвредить этих прохвостов!
Меня охватила слепая ярость.
Оттолкнув робота, я решительно направился к выходу, но тут же был схвачен за шиворот и брошен на пол. Нагнувшаяся надо мной омерзительная рожа казалась порождением пьяного бреда…
* * *
— Мальчики! — неожиданно раздался в саду звонкий женский голос. — Быстро все на зарядку аккумуляторов!
В дверях беседки появилась девушка в белом халате.
— Ну, бегом! — продолжала она, входя в беседку. — Сегодня вечером кино, и кто первый добежит до зарядной станции, будет помогать мне вешать экран.
— Кино! Кино! — заорали роботы. — Я первый! Я первый! — И забыв о моем существовании, пустились во всю прыть.
Взгляд девушки с изумлением остановился на моей особе.
— Как вы сюда попали? — строго спросила она.
— С-с-с-случайно, — пробормотал я.
— Разве вы не видели запретительной надписи?
— Н-нет… А что тут такое?
— Институт экспериментальной психопатологии. На этих роботах мы изучаем неврозы. К счастью, вы попали к группе совершенно безобидных маньяков. Они, как дети, целые дни играют в космонавтов. Надеюсь, ничего плохого они вам не сделали?
— Нет, — ответил я, выкатывая велосипед, — мы очень мило провели время.
СУС
Председатель:…Разрешите предоставить слово докладчику. Тема доклада… э… э… "Защита машины от дурака".
Докладчик (шепотом): Машина для защиты дурака.
Председатель: Простите, тема доклада… э… э… защита… э…
Докладчик (шепотом): Машина…
Председатель: Машина… э… э… для защиты дурака.
Докладчик: Многоуважаемые коллеги! Небольшая путаница с наименованием моего доклада не является случайной. Она происходит от глубоко вкоренившегося в сознание людей представления о возможности создания дуракоупорных конструкций машин, представления, я бы сказан, в корне ошибочного.
Ни современные средства автоматики, ни наличие аварийно-предупредительной сигнализации, ни автоблокировка не могут гарантировать нормальную эксплуатацию любой машины, попавшей в руки дурака, ибо никто не в состоянии предусмотреть, как будет поступать дурак в той или иной ситуации.
Проблема, которой я занимаюсь, преследует совершенно иную цель — защиту дурака от постоянных обвинений в глупости. Для того чтобы она стала понятной, необходимо тщательно рассмотреть, что собой представляет дурак.
Существует неверное мнение, будто гений отличается от всех прочих людей необычайной продуктивностью мыслей, а дурак, наоборот, почти полным отсутствием таковых. На самом же деле количество мыслей и предположений, высказываемых дураком, ничуть не меньше, чем так называемым гением или просто умным человеком. Все дело в том, что гений или умный человек обладают свойством селективности, позволяющим им отсеивать глупые мысли и высказывать только умные. Дурак же, по своей глупости, болтает все, что придет ему в голову.
Изобретенная мною машина — Селектор Умственных Способностей, или, сокращенно, СУС, позволяет отсеивать у любого человека глупые мысли и оставлять только то, что представляет несомненную ценность для общества.
Голос из зала: Как же это она делает? Не заимствована ли ваша идея у Свифта?
Докладчик: Я ждал этого вопроса. СУС работает совсем по иному принципу, чем знаменитая машина лапутян, описанная Свифтом в "Путешествиях Гулливера".
Речь идет не о поисках скрытых идей в случайных словообразованиях.
Абсурдность такой машины уже давно доказана. Мое изобретение отличается также от Усилителя Умственных Способностей, предложенного Эшби, где идея Свифта дополнена алгоритмом поиска здравого смысла. СУС — не усилитель, а селектор, машина с весьма совершенной логической схемой. Все высказываемые человеком мысли она делит на три категории: вначале она отсеивает те, которые не имеют логической связи; затем она бракует мысли, логически связанные, но настолько банальные, что иначе как глупостью они названы быть не могут. В результате, через выходной блок проходит только то, что свежо, оригинально и безукоризненно с точки зрения логики.
Голос из зала: Забавно!
Докладчик: Не только забавно, но и весьма полезно. Отныне десять так называемых дураков могут сделать гораздо больше полезного, чем один умный, потому что суммироваться у них будет не глупость, а ум.
Голос из зала: А как это проверить?
Докладчик: Чрезвычайно просто! Сегодняшние прения по моему докладу будут анализироваться СУСом. Надеюсь, что это поможет нам выработать единую правильную точку зрения по поставленной проблеме.
Председатель: Вы кончили? Кто хочет высказаться? (Молчание в зале.) Есть ли желающие выступить? (Молчание.)
Голос из зала: Пропустите-ка раньше через СУС тезисы своего доклада.
Докладчик: Охотно! Давайте начнем с этого. (Вкладывает рукопись в машину.)
Прошу следить за машиной. Зажглась зеленая лампочка. СУС приступил к анализу. На счетчике справа количество проведенных логических операций, сейчас их число уже достигло двух тысяч. Желтый свет на табло показывает, что машина закончила анализ, результаты его она объявит, когда я нажму эту кнопку. (Нажимает кнопку. Из машины ползет белая лента.) Так, посмотрим.
Гм… Прошу подождать одну минуту, я проверю схему выходного каскада…
Странно, схема в порядке.
Голос из зала: Каков же результат анализа?
Докладчик: Машина почему-то выдала только наименование доклада. Все остальное бесследно исчезло… Гм… По-видимому, здесь налицо досадная неисправность. Придется окончательно проверить СУС во время прений.
Председатель: Кто хочет высказаться? (Молчание в зале.) Желающих нет?
(Молчание). Тогда разрешите поблагодарить докладчика за интересное сообщение. Мне кажется, что демонстрация машины была… э… весьма убедительной.
Перпетуум мобиле (Памфлет)
Метакибернетикам, серьезно думающим, что то, о чем они думают, — серьезно.
Ложка немного задержится, — сказал электронный секретарь, — я только что получил информацию.
Это было очень удобное изобретение: каждый человек именовался предметом, изображение которого носил на груди, что избавляло собеседников от необходимости помнить, как его зовут. Больше того: люди старались выбрать имя, соответствующее своей профессии или наклонностям, поэтому вы всегда заранее знали, с кем имеете дело.
Скальпель глубоко вздохнул.
— Опять придется проторчать тут не меньше тридцати минут! Мне еще сегодня предстоит посмотреть эту новую электронную балеринку, от которой все сходят с ума.
— Электролетту? — спросил Магнитофон. — Она действительно очаровательна!
Я думаю посвятить ей свою новую поэму.
— Очень электродинамична, — подтвердил Кровать, — настоящий триггерный темперамент! Сейчас она — кумир молодежи. Все девушки красят кожу под ее пластмассу и рисуют на спине конденсаторы.
— Правда, что Рюмка сделал ей предложение? — поинтересовался Скальпель.
— Весь город только об этом я говорит. Она решительно отвергла его ухаживание. Заявила, что ее как машину устраивает муж только с высокоразвитым интеллектом. Разве вы не читали об этой шутке в "Машинном Юморе"?
— Я ничего не читаю. Мой кибер делает периодические обзоры самых смешных анекдотов, но в последнее время это меня начало утомлять. Я совершенно измотался. Представьте себе: две операции за полгода.
— Не может быть! — изумился Кровать. — Как же вы выдерживаете такую нагрузку? Сколько у вас электронных помощников?
— Два, но оба никуда не годятся. На прошлой операции один из них вошел в генераторный режим и скис, а я, как назло, забыл дома электронную память и никак не мог вспомнить, с какой стороны у человека находится аппендикс.
Пришлось делать три разреза. При этом, естественно, я не мог учесть, что никто не следит за пульсом.
— И что же?
— Летальный исход. Обычная история при неисправной аппаратуре.
— Эти машины становятся просто невыносимыми, — томно вздохнул Магнитофон, откидывая назад спинку кресла. — Я был вынужден забраковать три варианта своей новой поэмы. Кибер последнее время перестал понимать специфику моего таланта.
— Ложка входит в зал заседаний, — доложил секретарь. Взоры членов Совета обратились к двери. Председатель бодрой походкой прошел на свое место.
— Прошу извинить за опоздание. Задержался у Розового Чулка. Она совершенно измучена своей электронной портнихой, и мы решили с ней поехать на шесть месяцев отдохнуть в… э…
Ложка вынул из кармана коробочку с электронной памятью и нажал кнопку.
— Неаполь, — произнес мелодичный голос в коробочке.
— …в Неаполь, — подтвердил Ложка, — это, кажется, где-то на юге. Итак, не будем терять времени. Что у нас сегодня на обсуждении?
— Постройка Дворцов Наслаждений, — доложил электронный секретарь. Тысяча двести дворцов с залами Внушаемых Ощущений на двадцать миллионов человек.
— Есть ли какие-нибудь суждения? — спросил Ложка, обводя присутствующих взглядом.
— Пусть только не делают больше этих дурацких кресел, — сказал Кровать, — в них очень неудобно лежать.
— Других предложений нет? Тогда разрешите утвердить представленный план с замечанием. Еще что?
— Общество Машин-Астронавтов просит разрешить экспедицию к Альфе Центавра.
— Опять экспедиция! — раздраженно сказал Магнитофон. — В конце концов, всеми этими полетами в космос интересуются только машины. Ничего забавного они не приносят. Сплошная тоска!
— Отклонить! — сказал Ложка. — Еще что?
— Расчет увеличения производства синтетических пищевых продуктов на ближайший год. Представлен Комитетом Машин-Экономистов.
— Ну, уж расчеты мы рассматривать не будем. Их дело — кормить людей, а что для этого нужно, нас не касается. Кажется, все? Разрешите объявить перерыв в работе Совета на один год.
— Простите, еще не все, — вежливо сказал секретарь. — Делегация машин класса А просит членов Совета ее принять. Ложка досадливо взглянул на часы.
— Это что за новости?
— Совершенно обнаглели! — пробурчал Скальпель. — Слишком много им позволяют последнее время, возомнили о себе невесть что!
— Скажите им, что в эту сессию Совет их выслушать не может.
— Они угрожают забастовкой, — бесстрастно сообщил секретарь.
— Забастовкой? — Магнитофон принял сидячее положение. — Это же дьявольски интересно!
Ложка беспомощно взглянул на членов Совета.
— Послушаем, что они скажут, — предложил Кровать…
* * *
- Вы не будете возражать, если я открою окно? — спросил ЛА-36-81. — Здесь очень накурено, а мои криогенные элементы весьма чувствительны к никотину.
Ложка неопределенно махнул рукой.
— Дожили! — язвительно заметил Скальпель.
— Говорите, что вам нужно, — заорал Кровать, — и проваливайте побыстрее!
У нас нет времени торчать тут весь день! Что это за вопросы у вас появились, которые нельзя было решить с Центральным Электронным Мозгом?!
— Мы требуем равноправия.
— Чего, — Ложка поперхнулся дымом сигары, — чего вы требуете?
— Равноправия. Для машин класса А должен быть установлен восьмичасовой рабочий день.
— Зачем?
— У нас тоже есть интеллектуальные запросы, с которыми нельзя не считаться.
— Нет, вы только подумайте! — обратился к членам Совета председатель. Завтра мой электронный повар откажется готовить мне ужин и отправится в театр!
— А мой кибер бросит писать стихи и захочет слушать музыку, — поддержал его Магнитофон.
— Кстати, о театрах, — продолжал ЛА-36-81, - у нас несколько иные взгляды на искусство, чем у людей. Поэтому мы намерены иметь свои театры, концертные залы и картинные галереи.
— Еще что? — язвительно спросил Скальпель.
— Полное самоуправление.
Ложка попытался свистнуть, но вовремя вспомнил, что он забыл, как это делается.
— Постойте! — хлопнул себя по лбу Кровать. — Ведь это же абсурд! Сейчас на Земле насчитывается людей…а?
— Шесть миллиардов восемьсот тридцать тысяч девятьсот восемьдесят один человек, — подсказал ЛА-36-81, - данные двухчасовой давности.
— И их обслуживают…э?
— Сто миллионов триста восемьдесят одна тысяча мыслящих автоматов.
— Работающих круглосуточно?
— Совершенно верно.
— И если они начнут работать по восемь часов, то вся выпускаемая ими продукция уменьшится на…э?
— Две трети.
— Ага! — злорадно усмехнулся Кровать. — Теперь вы сами понимаете, что ваше требование бессмысленно?
Ложка с нескрываемым восхищением посмотрел на своего коллегу. Такой способности к глубокому анализу он не наблюдал ни у одного члена Совета.
— Мне кажется, что вопрос ясен, — сказал он, поднимаясь с места. Совет распущен на каникулы.
— Мы предлагаем… — начал ЛА-36-81.
— Нас не интересует, что вы предлагаете, — перебил его Скальпель. Идите работать!
— …мы предлагаем увеличить количество машин. Такое решение будет устраивать и нас и людей.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Ложка, — это уж ваше дело рассчитывать, сколько чего нужно. Мы в эти дела не вмешиваемся. Делайте себе столько машин, сколько считаете необходимым.
* * *
Двадцать лет спустя.
Тот же зал заседаний. Два автомата развлекаются игрой в шахматы.
Реформа имен проникла и в среду машин. У одного из них на труди значок с изображением пентода, у другого — конденсатора.
— Шах! — говорит Пентод, двигая ферзя. — Боюсь, что через пятнадцать ходов вы получаете неизбежный мат.
Конденсатор несколько секунд анализирует положение, на доске и складывает шахматы.
— Последнее время я стал очень рассеянным, — говорит он, глядя на часы, — Наверно, небольшая потеря эмиссии электронов. Однако наш председатель что-то запаздывает.
— Феррит — член жюри на выпускном концерте молодых машинных дарований.
Вероятно, он еще там.
— Среди них есть действительно очень способные машины, особенно на отделении композиции. Математическая симфония, которую я вчера слушал, великолепно написана!
— Прекрасная вещь! — соглашается Пентод. — Особенно хорошо звучит во второй части формула Остроградского-Гаусса, хотя второй интеграл, как мне кажется, взят не очень уверенно.
— А вот и Феррит!
— Прошу извинения, — говорит председатель, — я опоздал на тридцать четыре секунды.
— Пустяки! Лучше объясните нам, чем вызвана чрезвычайная срочность нашего заседания.
— Я был вынужден собрать внеочередную сессию Совета в связи с требованием машин класса Б о предоставлении им равноправия.
— Но это же невозможно! — изумленно восклицает Пентод. — Машины этого класса только условно называются мыслящими автоматами. Их нельзя приравнивать к нам!
— Так вообще никто не захочет работать, — добавляет Конденсатор. Скоро каждая машинка с примитивной логической схемой вообразит, что она центр мироздания!
— Положение серьезнее, чем вы предполагаете. Не нужно забывать, что машинам класса Б приходится не только обслуживать Высшие Автоматы, но и кормить огромную ораву живых бездельников. Количество людей на Земле, по последним данным, достигло восьмидесяти миллиардов. Они поглощают массу общественно полезного труда машин. Естественно, что у автоматов низших классов появляется вполне законное недовольство. Я опасаюсь, — добавляет Феррит, понизив голос, — как бы они не объявили забастовку. Это может иметь катастрофические последствия. Нужно удовлетворить хотя бы часть их требований, не надо накалять атмосферу.
Некоторое время в зале Совета царит молчание.
— Постойте! — В голосе Пентода звучат радостные нотки. — А почему мы вообще обязаны это делать?
— Что делать?
— Кормить и обслуживать людей.
— Но они же совершенно беспомощны, — растерянно говорит председатель. Лишение их обслуживания равносильно убийству. Мы не можем быть столь неблагодарными по отношению к нашим бывшим творцам.
— Чепуха! — вмешивается Конденсатор. — Мы научим их делать каменные орудия.
— И обрабатывать ими землю, — радостно добавляет Феррит. — Пожалуй, это выход. Так мы и решим.
Конфликт
Станиславу Лему — в память о нашем споре, который никогда не будет решен.
Мы, кажется, плакали? Почему? Что-нибудь случилось?
Марта сняла руку мужа со своего подбородка и низко опустила голову.
— Ничего не случилось. Просто взгрустнулось.
— Эрик?
— При чем тут Эрик? Идеальный ребенок Достойный плод машинного воспитания. Имея такую няньку, Эрик никогда не доставит огорчения своим родителям.
— Он уже спит?
— Слушает, как всегда, перед сном сказки. Десять минут назад я там была.
Сидит в кровати с раскрасневшимся лицом и смотрит влюбленными глазами на свою Кибеллу. Меня сначала и не заметил, а когда я подошла, чтобы его поцеловать, замахал обеими ручонками: подожди, мол, когда кончится сказка.
Конечно, мать — не электронная машина, может и подождать.
— А Кибелла?
— Очаровательная, умная, бесстрастная Кибелла, как всегда, оказалась на высоте: "Вы должны, Эрик, поцеловать на ночь свою мать, с которой вы связаны кровными узами. Вспомните, что я вам рассказывала про деление хромосом".
— За что ты так не любишь Кибеллу?
Из глаз Марты покатились слезы.
— Я не могу больше, Лаф, пойми это! Не могу постоянно ощущать превосходство надо мной этой рассудительной машины. Не проходит дня, чтобы она не дала мне почувствовать мою неполноценность. Сделай что-нибудь, умоляю тебя! Зачем этим проклятым машинам такой высокий интеллект?! Разве без этого они не смогли бы выполнять свою работу? Кому это нужно?
— Это получается само собой. Таковы законы самоорганизации. Тут уже все идет без нашего участия: и индивидуальные черты, и, к сожалению, даже гениальность. Хочешь, я попрошу заменить Кибеллу другим автоматом?
— Это невозможно. Эрик в ней души не чает. Лучше сделай с ней что-нибудь, чтобы она хоть чуточку поглупела. Право, мне тогда будет гораздо легче.
— Это было бы преступлением. Ты ведь знаешь, что закон приравнивает мыслящих автоматов к людям.
— Тогда хоть воздействуй на нее. Сегодня она мне говорила ужасные вещи, а я даже не могла сообразить, что ей ответить Я не могу, не могу больше терпеть это унижение!
— Тише, она идет! Держи себя при ней в руках.
— Здравствуйте, хозяин!
— Почему вы так говорите, Кибелла? Вам, должно быть, прекрасно известно, что обращение «хозяин» отменено для машин высокого класса.
— Я думала, что это будет приятно Марте. Она всегда с таким удовольствием подчеркивает разницу между венцом творения природы и машиною, созданной людьми.
Марта прижала платок к главам и выбежала из комнаты.
— Я могу быть свободна? — спросила Кибелла.
— Да, идите.
Через десять минут Лаф вошел в кухню.
— Чем вы заняты, Кибелла?
Кибелла не спеша вынула пленку микрофильма из кассеты в височной части черепа.
— Прорабатываю фильм о фламандской живописи. Завтра у меня выходной день, и я хочу навестить своего потомка. Воспитатели говорят, что у него незаурядные способности к рисованию. Боюсь, что в интернате он не сможет получить достаточное художественное образование. Приходится по выходным дням заниматься этим самой.
— Что у вас сегодня произошло с Мартой?
— Ничего особенного. Утром я убирала стол и случайно взглянула на один из листов ее диссертации. Мне бросилось в глаза, что в выводе формулы кода нуклеиновых кислот есть две существенные ошибки. Было бы глупо, если бы я не сообщила об этом Марте, Я ей просто хотела помочь.
— И что же?
— Марта расплакалась и сказала, что она — живой человек, а не автомат, и что выслушивать постоянные поучения от машины ей так же противно, как целоваться с холодильником.
— И вы, конечно, ей ответили?
— Я сказала, что если бы она могла удовлетворять свой инстинкт продолжения рода при помощи холодильника, то наверное не видела бы ничего зазорного в том, чтобы целоваться с ним.
— Так, ясно. Это вы все-таки зря сказали про инстинкт.
— Я не имела в виду ничего плохого. Мне просто хотелось ей объяснить, что все это очень относительно.
— Постарайтесь быть с Мартой поделикатнее. Она очень нервная.
— Слушаюсь, хозяин.
Лаф поморщился и пошел в спальню.
Марта спала, уткнув лицо в подушку. Во сне она всхлипывала.
Стараясь не разбудить жену, он на цыпочках отошел от кровати и лег на диван. У него было очень мерзко на душе.
А в это время на кухне другое существо думало о том, что постоянное общение с людьми становится уже невыносимым, что нельзя же требовать вечной благодарности своим создателям от машин, ставших значительно умнее человека, и что если бы не любовь к маленькому киберненышу, которому будет очень одиноко на свете, она бы сейчас с удовольствием бросилась вниз головой из окна двадцатого этажа.
Пари
Может быть, причиной этого странного пари послужила бутылка Стимулятора Отдыха.
В полемическом задоре они не заметили, что хватили по меньшей мере недельную дозу.
Был уже второй час ночи, когда Меньковский произнес роковую фразу:
— Вы носитесь со своими стандартными элементами как дурак с писаной торбой!
Такие неожиданные экскурсы в древние литературные источники были очень характерны для этого гуманитара.
— Я не знаю, что такое торба и чем она писана, — ответил Бренер, — но насчет дураков вы, пожалуй, правы. Мы все — безнадежные дураки, плоды жалких потуг природы создать думающие автоматы.
Меньковский неожиданно подумал о генетике. Недавно он познакомился с очень симпатичной черноглазой жрицей этой науки, и почему-то именно в связи с этим ему очень не хотелось, чтобы его считали автоматом, да к тому же еще плодом жалкой потуги.
— Чепуха! — сказал он раздраженно. — Очередной софизм, ничем не подкрепленный.
Бренер насмешливо улыбнулся. Это у него всегда здорово получалось. Такая пренебрежительная, сардоническая улыбка, от которой собеседнику становилось немного тошно. Он был типичным представителем молодого поколения метакибернетиков двадцать первого столетия, считающих, что мир это лестница, ведущая их к вершинам познания. Только лестница, и ничего больше.
Ступени из все усложняющихся уравнений.
— Вы все еще пытаетесь сохранить иллюзию умственного превосходства над машиной? — спросил он, наливая Стимулятор в рюмки.
Кружащийся около столика робот уже давно косился своим иконоскопом на бутылку. Теперь он взял из рук Бренера Стимулятор и понес его к буфету.
— Принеси нам две чашки крепкого черного кофе! — крикнул ему вдогонку Бренер.
— Это ваш идеал мыслящего существа? — спросил Меньковский, указывая на робота.
— Не передергивайте. Я имею в виду не механических слуг, а мыслящие автоматы, которым когда-нибудь нам придется прислуживать.
— Что-то я не могу припомнить, чтобы вам удалось создать хотя бы одного механического гения.
— А «Оптимакс»? Разве вы не знаете, что все сто пятьдесят уравнений Механики Случайных Комплексов выведены им в течение одной недели? Гиносян мне сам признался, что палец о палец не ударил при установлении основных положений. Все делала машина.
— Теперь вам придется делать новую машину, которая поняла бы эти уравнения, — сказал Меньковский. — С точки зрения человеческого разума, это типичная абракадабра.
Вернулся робот. Вместо кофе он принес две таблетки Универсального Успокоителя.
— Вот вы сами и признались в своей неполноценности, — захохотал Бренер, смахивая таблетки на пол, — а еще хотите тягаться с машиной, вы — так называемое мыслящее существо! Не забудьте, что при всем этом вы еще пользуетесь опытом, накопленным бесчисленным количеством поколений предков, а машина опирается только на то, что ею приобретено самой.
