На карте губернии "нужный квадрат" представлял собой скорее треугольник, охватывающий своими сторонами десятки сел, хуторов и два уездных города, где Бардин, даже без бороды, показаться не мог. От центра этого условного треугольника до нашего дома было не более восьмидесяти верст. Но как одолеть их, если удастся взять Полковника? Сдать его где-нибудь по дороге Борода не хотел: к тому времени уездные Чека были упразднены, а отряды уездной милиции недостаточно сильны, чтобы оказать сопротивление бандитам, если они попытаются отбить Полковника. При обсуждении деталей операции Бардин даже слышать не хотел о чьей-то помощи. - Пойми ты, - говорил он, - "Тачанка" - это из секретов секрет. О ней знает пять-шесть человек. Нет, палка-махалка, такие дела чем они секретнее, тем вероятнее успех. Основная задача, Саня, - взять, а удержать - удержим! Главное, самим верить в успех, не дрейфить, все заранее продумать. Борода обсуждал мельчайшие просчеты, которые могли возникнуть в ходе операции. Эти обсуждения напоминали мне решение шахматных задач, когда приходится играть за обе стороны. Проиграть мы не имели права… - Теперь, Саня, смотри в оба, - наставлял меня Борода, - и за людьми и за собой. Скоро наша главная игра. В одном селе, где мы остановились, нас принял плюгавый "дядько", особо рекомендованный "кумами" еще за сто - сто двадцать верст отсюда. Хата его, с земляным полом, крытая соломой, поваленный плетень и полуразвалившийся сарай с раскрытой крышей - все это производило впечатление запущенности и бедности. "Кумы" же отзывались о Гнате Петровиче как о весьма богатом и грамотном хозяине. Имя Курилеха и еще нескольких "кумов" открыли двери хозяйской хаты. И все-таки Гнат Петрович был очень осторожен. Порасспросив Бороду, кто он, куда и зачем едет, он перешел к расспросам "политического характера", вроде: "Правда ли, что Врангель хочет стать российским царем, и не отберет ли он обратно землю у крестьян?" Помытарив нас около часа, Гнат Петрович предложил распрягать лошадей и закусить: - По бедности, что господь бог послал нашему дому. Бог, похоже, и в самом деле не был особенно щедр к этому дому. Хозяйка принесла холодную картошку, миску соленых огурцов с помидорами, несколько ломтей черного хлеба и маленький кувшинчик молока. За последние дни мы привыкли к более обильным угощеньям. Без особого аппетита разделяя с нами трапезу, хозяин как бы невзначай обмолвился: - Тут дня два болтают, что едет к нам какая-то бричка из Ростова. Может, это про вас? - Это и есть мы, - степенно подтвердил Борода. - А где же вы ночевали две ночи? Невольно Гнат Петрович выдал себя: как и предполагал Борода, за нашей поездкой следили. - Мы? Ночевали в поле. И воздух чистый, и блох нет. Да и спокойнее: ни тебе советских, ни кадетских - никто документами не интересуется. - А вы що за люди? - Это прозвучало так, будто хозяин и не вел предварительных расспросов. - Мы ищем полковника Александра Семеновича Аркадьева! - спокойно ответил Борода и занялся молоком. - А кто он такой? Вроде бы не слыхал! - Как же вы не слыхали? Александр Семенович - человек известный, - сказал Борода и закричал мне: - Допивай молоко, Саня, да поедем! - Аркадьев, Аркадьев… Нет, не слыхал, - решительно заявил хозяин. - А что делает тот Александр Семенович? Хозяин явно "темнил", как любил говорить Борода, и Кирилл разом оборвал разговор. - Раз не знаете, то и разговору нет. Поищем в другом месте. - И он стал рассказывать, как на Кавказе гонят самогон из виноградных отжимов. Тема эта явно не интересовала хозяина. Он все время старался настроить Бороду на откровенность, а Борода всячески уклонялся. Наконец Гнат Петрович не выдержал: - Есть тут один дядько, может, он что-нибудь знает? Коли вам будет желательно, то мы его сейчас покличем до хаты. Хозяйка! Поклычь до нас Вовка! - Волка? - Та то так - прозвище. Фамилия его Сирый, а дразнят Вовком. "Сирый вовк" появился немедленно, будто стоял здесь же за дверью. Высокий, худющий, с крючковатым длинным носом, из-под которого, как мышиные хвостики, свешивались черные усы. Его правая рука была забинтована и висела на перевязи, а левую он протянул Бороде, назвав себя Федором Антиповичем. - Павел Афанасьевич, - буркнул Борода. - А это Саша Сараф. - Сараф? - взглянув на меня, переспросил Сирый. - Из каких-таких Сарафов будешь? - Саша почти не слышит, - вмешался Борода, - после тифа осложнение. Он сынок того Сарафа, чей табак вся Россия курила. - И он очень подробно рассказал мою биографию.
Сирый и хозяин стали разглядывать меня словно какое-то чудо. - Подумать только: батько миллионами ворочал, а сын… Вот до чего людей довели! - Сирый изобразил на лице сострадание. - А я смотрю, Гнат Петрович, до вас бричка подъехала. Люди вроде не наши; дай, думаю, зайду, может, новостями какими разживусь. - Он сел, осторожно положил перевязанную руку на край стола и, встретив мой взгляд, сказал Бороде: Вот косу отбивал да с непривычки порезался. Вторую неделю не заживает, гноится. - А вы бы в город съездили, - участливо посоветовал Борода. Сирый махнул здоровой рукой, словно муху отгонял. - Не люблю ездить в город, наездился! - И, взглянув на стол, покачал головой: - Ты, Гнат Петрович, послал бы ко мне: у нас и телятинка есть, и первачок. Борода стал благодарить и сказал, что мы сыты по горло, да и в дорогу пора. - У них, Федор Антипович, дело до какого-то Аркадьева Александра Семеновича, - невинно заметил хозяин. - Ты человек бывший военный, может, слыхал про такого? Они говорят, что он полковник. Сирый сделал вид, что задумался, переспросил: - Полковник Аркадьев? Слыхал про такого еще на фронте, в восемнадцатом. А почему вы, уважаемый Павел Афанасьевич, думаете, что он где-то здесь? - От тех людей, которые к нему послали, имею указание, что он проживает в этих краях. - Ответ Бороды был строг и официален. - Так, так! А какое, осмелюсь поинтересоваться, дело у вас до полковника? - пощипав усики, спросил Сирый. - Что ж рассказывать, если дело мое лично к Александру Семеновичу. Да к тому же вы не знаете, где его искать. Вот мы отдохнули, спасибо Гнату Петровичу и хозяйке, а теперь поедем в Кобищаны, - сказал Борода и скомандовал: - Саня, запрягай! - Уважаемый Павел Афанасьевич, а если мы сделаем так, - предложил Сирый, вы меня подвезете до Кобищан, а там есть у меня один знакомый дядько. Может, он знает про полковника или укажет, кто знает и где его искать. - Не дядько ли Григорий Соченя? - А откуда знаете Соченю?! - удивился Сирый, а хозяин даже встал. - У меня и к Сочене есть поручение. - Какое? - в один голос переспросили Сирый и хозяин. - К Сочене - хозяйственное. Мой друг Курилех просил передать, что он "купил рябого бычка". Позднее Борода сказал мне, что, назвав этот бандитский пароль, он не особенно верил в его силу, но "рябой бычок" подействовал как приказ. Хозяин с Сирым переглянулись. Сирый сказал: - Вы бы с этого и начинали! Соченя нам без надобности, а к Александру Семеновичу мы вас сами доставим. - А нас доставлять не нужно. Мы не заказное письмо, - перебил Борода, - вы только укажите адрес! Сирый встал, голос его посуровел: - Не обижайтесь, почтенный. Время сейчас тревожное. Вы, я вижу, человек военный, а Александр Семенович у нас большой командир. По пустякам его тревожить нельзя. Вы мне изложите, по какому делу к Александру Семеновичу, мы его известим, а уж потом дадим адрес. - Что ж, может, вы и правы, - согласился Борода и, бросив взгляд на забинтованную руку Сирого, добавил: - Видать, и вы человек военный: стреляный, рубаный. Передайте полковнику Аркадьеву, что я к нему по делу "Жемчужной брошки". Никаких писем нет, а что нужно - приказано передать лично, секретно. Все, господин… звание ваше не знаю - по возрасту, наверно, поручик или штабс-капитан? Лицо Сирого расплылось в самодовольной улыбке. - Немного постарше, уважаемый Павел Афанасьевич. - И, вытянувшись, по-военному представился: - Имени атамана Симона Петлюры гайдамацкого полка бунчужный! Борода развел руками. - Виноват, слабо знаю украинский. Это что же: должность или чин? Сирый снисходительно улыбнулся: - Чин! Соответствует российскому подполковнику. - Прошу прощения, господин под… бунчужный, я, может, был с вами невежлив? - Ничего, ничего, - успокоил Сирый, - с кем не бывает промашки. Вот и наш хозяин обознался: своих не узнал. - И, обернувшись к Гнату Петровичу, не попросил, а приказал: - Одна нога здесь, а другая к Степке! Да чтоб он конный немедленно ко мне. Хозяйка, на стол чего получше! Гната Петровича как ветром сдуло. - Отбой, Саня! - распорядился Борода. Я отправился во двор. Парень лет пятнадцати поставил перед сибирками колоду и сыпал в нее из ведра овес. Тачанку явно осматривали. Попоны, лежавшие в сундуке, теперь были аккуратно сложены на сиденье. Я молча взял их и открыл сундук. Крышку тайника я маскировал, насыпая по углам маленькие кучки овса. Овес не был потревожен. Положив попоны на место, я строго спросил: - Зачем лазил куда не надо? Парень смутился. - Та то не я, а дядько… - Говори громче, не слышу! Парень, еще больше смутившись, закричал: - Дядько искал овес, а у вас его там нема. Тогда он велел насыпать хозяйского… - Какой дядько? - Та Вовк, Федор Антипович. - А ты кто такой? Как зовут? - Меня? Олекса. Живу у дядьки Гната, работаю при волах на хуторе. А вы кто такий будете? Пока мы знакомились, возвратился Гнат Петрович, а вслед за ним во двор въехал верховой. Кинув Олексе поводья, он пошел в хату, а через несколько минут хозяйка позвала меня. В хате все изменилось. Стол был накрыт нарядной скатертью. На огромной сковороде, издавая невероятно вкусный запах, шипела колбаса, залитая яйцами, горой были нарезаны белый хлеб и розовое сало. Борода, снявши свой френч, сидел на почетном месте - под иконами. Справа от него расположился Сирый, слева - хозяин. Приехавший конник стоял перед столом с пустым граненым стаканом в одной руке и куском сала в другой. - Значит, так, - напутствовал его Сирый, - записку передашь Бабашу и жди ответа. Хоть всю ночь жди, а без ответа не возвращайся! Да не потеряй письмо, а то отлупцую левой не хуже, чем правой! Ставь стакан - больше не дам! Ступай! И аллюр три креста! Гонец вышел. Мне и хозяйке налили из маленького графинчика вишневой настойки. Борода пригрозил мне пальцем и закричал: - Смотри не напивайся, а то коней побьешь! Горе мне с таким кучером. Хозяйка взяла меня под защиту: - Шо вы до дитыны ципляетесь? Хай выпье одну, це тильке на пользу. Борода рассказывал смешные истории, провожал каждый стаканчик шутливыми тостами и приговорками, чем окончательно покорил хозяина и Сирого. Голоса становились все громче. Речь шла о скорейшей ликвидации Советской власти на Украине. Сирый и хозяин спорили, высказывая самые невероятные планы, Борода, как вежливый гость, не принимал ничьей стороны. Все, однако, сходились на одном - Советской власти на Украине не бывать. В разгар споров Борода, сильно пошатываясь, встал из-за стола, обнял меня за плечи и вывел из хаты. - Как дела? - шепотом спросил он и вдруг закричал на весь двор: - Напился, чертов хлопец? Ложись под тачанку и спи! Я сообщил, что Сирый осматривал тачанку. - Не дураки! Я думаю: Сирый у Полковника за контрразведку, - тихо сказал Борода и снова закричал: - Ложись, ложись, пьянчуга! - Он замахнулся на меня, потерял равновесие и грохнулся на траву. "Вот актер, - подумал я и тут же ужаснулся: - А что, если Борода в самом деле напился?" Я стал ему помогать, но он опять падал и, будто бормоча себе под нос, трезвым голосом шептал: - Они там сейчас шуруют в моем френче. Ничего, ничего, пусть изучают мои "лекарственные" документы. Раз-вед-чи-ки! Наконец он утвердился на ногах и пошел к хате, громко распевая: "Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя…" Я еще раз проверил сундук, положил на дно две соломинки крестом, постелил попоны и устроился на заднем сиденье. Борода пришел позднее и улегся под тачанкой. Спали мы, как заранее условились, по очереди. В мое дежурство кто-то дважды подходил к тачанке. Борода сразу же начинал ворочаться. Очевидно, он не особенно верил в мою бдительность, поэтому не спал. Выждав момент, я прошептал: - Не сплю я, отдыхайте спокойно, - но Борода промолчал и только спустя длительное время покачал тачанку, давая знать, что заступает "на вахту". Рано утром мы сводили лошадей на пруд, помыли их, выкупались сами. В хате нас уже поджидал Сирый. Меня он отослал во двор, а сам долго разговаривал о чем-то с хозяином и Бородой. После завтрака, с помощью Олексы, я запряг коней и подал тачанку к крыльцу. - Поехали бы с нами, Федор Антипович, - предложил Борода. - Никак не могу, уважаемый Павел Афанасьевич. Я сам бы с удовольствием прокатился. И повидаться с Александром Семеновичем нужно бы, но - дела, дела! - ответил Сирый. - Хлопец поедет с вами до поворота, а там - прямо и прямо до Покровки; увидите церковь, поспрашиваете, как проехать на хутор Бабаша. Это и есть нужный адрес. Будьте здоровы, уважаемый. - Сирый подал левую руку Бороде, а потом мне. - Так даже лучше, ближе к сердцу. Олекса проехал с нами версты три, потом слез, а мы покатили дальше по довольно сносной проселочной дороге, то подымаясь на горку, то ныряя в овраги, заросшие густым кустарником. Местность была живописная, но хотя Сирый и говорил "прямо и прямо", дорога вилась и зачастую, уходя почти под прямым углом в сторону, огибала холмы. - Самое бандитское место, - усмехался Борода. - А пожалуй, лучшего, чтоб взять Полковника, и не придумать: тут в лесочке можно отсидеться дотемна, всю ночь ехать, еще день где-нибудь переждать, а за вторую ночь вернуться домой. Борода несколько раз останавливал тачанку, осматривал дорогу и придорожные кусты. В одном из таких мест он прорепетировал со мной весь план захвата и заменил некоторые сигналы. В том, что захват произойдет именно так, он нисколько не сомневался, но я спросил: - А если он будет сопротивляться, как тогда? - Тогда поднявший меч - от меча и погибнет! - ответил Борода и задумался. - Конечно, это самый нежелательный вариант. Аркадьев нужен только живой. Да, только живой! - повторил он. - Я так думаю, что Аркадьев человек благоразумный и под двумя пистолетами не станет проявлять бесполезное геройство. Впрочем, Саня, может получиться целая куча всяких неожиданностей.
* * *
От Сирого Борода узнал, что на хуторе Бабашей сейчас собрался штаб и все командиры аркадьевской банды. Сам Сирый не мог с нами поехать: он должен был организовать встречу с какими-то важными гостями. Эти "гости" очень беспокоили Бороду. - Черт знает, откуда их несет? Может, еще кто от Врангеля? Вдруг Врангель отменил приказ? Надо торопиться, а то все сорвется. - Хорошо бы всех их закидать "лимонками", - предложил я. - Сам придумал или сорока на хвосте принесла? - спросил Борода. - А ты куда денешься? Не будут же они все сидеть в одной комнате и ждать, пока ты их станешь "закидывать". Кроме того, граната не разберет, кто прав, кто виноват. - Так там же бандиты, Кирилл Митрофанович! - Бандиты, бандиты! - сердито повторил Борода. - И бандиты разные бывают. Есть среди них темные и обманутые селяне. Что ж, и их под гранату? - Я смутился. Заметив это, Кирилл подбодрил: - А вообще говоря, палка-махалка, голова у тебя варит. Нужно будет на месте посмотреть. Может, и стоит прихлопнуть сразу все гадючье гнездо. Мы подъезжали к перелеску. На опушке стояла распряженная телега, а неподалеку паслась оседланная лошадь. Людей не было видно. - Застава, - тихо предупредил Кирилл. - Помалкивай да попридержи коней. Я стал сдерживать сибирок. Когда мы поравнялись с телегой, из кустов вышли двое. Пожилой дядько направился к нам, а молодой парень, держа наизготовку обрез, остался стоять в стороне. Борода приказал остановить тачанку, снял фуражку и вежливо поздоровался: - Добрый день, хозяин! - Здоровеньки булы, хлопци! - ответил пожилой и спросил: - Кто вы такие будете? - А вам зачем это знать? - Если спрашиваю, значит, нужно! - Дядько подошел к тачанке, а парень щелкнул затвором. - Откуда вы, хлопци? - снова спросил старший. - Мы издалека! - неопределенно ответил Борода. - Издалека, издалека! - рассердился дядько. - Из Туречины или из Неметчины? Говорите точно! Откуда вы? - Не сердитесь, хозяин, мы из самого Ростова! - наконец сдался Борода. Его ответ звучал как признание большой секретности и явно устраивал дядьку! - Ага, значит, из Ростова, - сказал он и, поставив ногу на подножку тачанки, стал свертывать цигарку. Борода терпеливо ждал, а дядько, скрутив цигарку, попросил: - Нет ли огонька? - Нет у нас спичек, не курим! Дядько неторопливо достал фитиль, кремень, кресало, и в воздухе поплыл ядовитый махорочный дым. Потом, так же, не торопясь, он спрятал кисет и свой огнедобывающий прибор и снова стал расспрашивать. - Значит, вы из самого Ростова? - Ага, оттуда, - подтвердил Борода. - Ну, как там наши? - А кто ваши? - Известно кто, хлеборобы и казаки! - А вы кто - казаки? Дядько сдвинул шапку на нос и, прежде чем ответить, поскреб затылок. - Как бы это вам сказать, господин хороший! Казаки не казаки, а воюем с коммунией по-казачьему! - И снова повторил вопрос: - Как же там наши? Борода, чей тон до сих пор был сама приветливость и ласка, вдруг рассердился и ответил какой-то нелепицей: - Ваши едут, наши идут - наши ваших подвезут! - И, не дожидаясь продолжения разговора, доставлявшего дядьке нескрываемое удовольствие, спросил: - На Покровку мы едем правильно? - Если на Покровку, то верно. Ну, а если вы говорите, что ваши наших подвезут, то подвезите моего хлопца до Покровки. Иване, иди сюда! Парень, который все еще держал обрез наготове, нерешительно приблизился. Давай сюда свой обрез, - сказал дядько. - Эти хлопцы от Сирого. Они подвезут тебя до села. - Иван сел рядом с Бородой, а дядько снял шапку и помахал ею. Отъехав версты полторы, мы опять встретили заставу. Иван еще издали закричал: "Это от Сирого!". Вооруженный винтовкой дядько сошел с дороги и прокричал: "Путя-дороги!" За всю дорогу от первой заставы до самой Покровки Борода не смог разговорить Ивана. На все вопросы он отвечал: "Ни, не знаю" или: "Эге ж!" Около Покровки нас встретил верховой. Не слезая с коня, он спросил, откуда мы и куда едем. Борода ответил и похвалил верхового за хорошую службу. Тот привязал свою лошадь к спинке тачанки, сменил на козлах Ивана, и мы покатили на хутор Бабаша.
8
Хутор Бабаша был обнесен невысоким плетнем, из-за которого выглядывал добротный белый дом под железной крышей. Справа от дома тянулся фруктовый сад, слева открывался широкий двор, густо заросший травой. За домом виднелись крытые соломой постройки. Оттуда доносились пьяные голоса и смех. Наш сопровождающий отправился известить о прибытии, а мы остались в тачанке. Ждать нам почти не пришлось: на крылечке появился молодой, заплывший жиром детина. Внимательно оглядев нас, он покрутил казацкие усы и, подойдя к тачанке, тонким сиплым голосом представился: - Бабаш Василь Карпович! Заходьте до хаты! Со слов Бороды я знал, что Бабаш телохранитель Аркадьева и главный палач в банде. Чекисты хорошо знали этого бандита: так же как и его атаман, он длительное время благополучно выходил из рискованных схваток с красноармейскими частями и отрядами ЧОНа. "По нем, - говорил Борода, - пуля плачет еще с того времени, когда была железной рудой". Я бросил вожжи на плетень и последовал за Кириллом. Хозяин любезно распахнул перед Бородой дверь, а меня остановил: - Ты куда, босяк? - Это не босяк, а сын самого Сарафа, - важно сказал Борода и пропустил меня вперед. Толстяк не успел ничего ответить, и мы из маленьких сеней, в которых стояло несколько винтовок, попали в большую комнату. За столом, уставленным тарелками, графинами и бутылками, сидели человек десять. Все изрядно были под хмельком. Среди них резко выделялся тщедушного вида мужчина, лет сорока пяти, в сером костюме и белой косоворотке, вышитой по вороту цветочками. Его щеку до самого виска рассекал безобразный сине-багровый рубец, похожий на дождевого червя. Дымчато-голубые очки в золотой оправе, небольшие усы и русая бородка клинышком делали его похожим на врача или учителя. К нему-то, сотрясая всю комнату строевым шагом, и направился Борода. Не доходя двух шагов, замер, козырнул и рявкнул: - Ваше высокоблагородие, по приказанию главнокомандующего вооруженными силами Юга России (тут этот человек встал и вытянул руки по швам, за ним встали и все сидевшие за столом) его высокопревосходительства генерала барона Врангеля прибыл к вам с поручением есаул первого Донского полка Гурдин! - Вольно, есаул! Здравствуйте! - просто, по-домашнему ответил Аркадьев. Я представлял его совершенно иным и, растерявшись, позабыл, что тоже должен подойти к полковнику, назвать себя и обязательно шаркнуть ногой, на чем настаивал Борода. Сейчас полковник вопросительно смотрел на Кирилла, который легонько подталкивал меня вперед. - Разрешите, ваше высокоблагородие, представить вам, - сказал Борода и громко обратился ко мне по-французски: - Саша, это полковник. Подойди и поздоровайся! - Сараф Александр, - шаркнул я ногой. В грязных, разбитых бутсах это выглядело, наверно, смешно и совсем не к месту. Но Борода, нисколько не смущаясь, изложил вкратце мою вымышленную историю и сказал: - Его высокопревосходительство приказал мне разыскать Сашу и доставить в Крым. - Сочувственно выслушав, Аркадьев подал мне руку, а Борода продолжал: - Ваше высокоблагородие, у меня для вас пакет от его высокопревосходительства. - Где же он? Давайте его, есаул! - В голосе Аркадьева послышалась нотка нетерпения. - Он спрятан в тачанке: дорога неспокойная, дальше положишь - ближе возьмешь! Полковник и несколько его гостей, выйдя на крыльцо, с любопытством смотрели, как Борода ножом отвинчивал спинку тачанки. Вот он достал сверток, извлек из него два полотняных конверта - один потоньше, другой потолще - и снова строевым шагом протопал к крыльцу. Протянул Аркадьеву тонкий конверт, вытянулся и с дрожью в голосе сказал:
- Разрешите мне первому, ваше превосходительство, поздравить вас с производством в генерал-майоры! Аркадьев покраснел, быстро разорвал пакет, взглянул на бумагу и, сделав шаг к Бороде, обнял его. - Спасибо, есаул! - А это - личный подарок вам от его высокопревосходительства Петра Николаевича! - И Борода подал второй пакет. Все кинулись поздравлять Аркадьева. - Такое дело следует размочить! - закричал Бабаш, зазывая гостей в комнату. За столом Борода произнес поздравительный тост. Растроганный Аркадьев снова обнял Кирилла и со слезой в голосе поблагодарил за пожелания. Потом он занялся мной: стал расспрашивать о нашей семье и о Петрограде. - Ах, Петербург, Петербург… "там некогда гулял и я", - продекламировал он, - учился до войны в Академии генерального штаба. Я притворялся, что плохо слышу, то и дело переспрашивал и тщательно готовил ответы. Поначалу все шло хорошо: я отвечал точно и толково. Но вдруг новоиспеченный генерал спросил: "А где вы жили в Петербурге?" Внутри у меня похолодело. "Как мы просчитались? Как не учли, что такой вопрос мог возникнуть?" - подумал я и мысленно стал перебирать знакомые адреса. Но. какой из них выбрать? А вдруг Аркадьев бывал в этих домах и, может быть, даже в этих квартирах?.. Наш петроградский адрес я не назвал: дом, где мы жили, имел неказистый вид и никак не подходил под жилье фабриканту Сарафу. Я снова воспользовался "глухотой" и переспросил. Генерал повторил вопрос: "Где вы жили в Петербурге? На какой улице?" И тут я вспомнил. В первом и во втором классах гимназии я сидел за одной партой с фон-Дистерло, отпрыском обрусевших прибалтийских баронов. Как-то он пригласил меня в гости и назвал адрес: "Каменный остров". Я спросил улицу и номер дома, а фон-Дистерло с баронской спесью отрубил: "Там улиц и номеров на домах нет, там все дома собственные. Спросишь тебе любой покажет!" Вспомнив это, я обрадовался и без запинки ответил: - На Каменном острове мы жили. А улиц и номеров на домах там нет. Наш дом стоит на самом берегу Невки. Выйдешь из парадного, несколько ступенек вниз - и причал. У брата была яхта, - фантазировал я. Борода улыбнулся мне глазами и, чтобы переменить тему разговора, предложил тост: - Чтобы пилось и елось, и гулять хотелось, а работа чтоб на ум не шла! - и под общий смех добавил: - А кому такое не нравится, пусть рыбьей костью подавится! Гости потянулись чокаться с Бородой. Под шум общего оживления Аркадьев указал Бабашу на мои разношенные бутсы и "спинжак", вполголоса распорядился: - Василь, сегодня же переодеть во все новое! Достать, сшить - хоть лопни! К вечеру чтоб казак был, а не пугало. - Постараюсь, Александр Семенович, - пообещал толстяк. - Тут и стараться нечего. Достать, и все! - последовал генеральский приказ, и, оборотясь к Бороде, который чуть пригубил свой стакан, Аркадьев по-отечески осведомился: - Вы что же не пьете, есаул? - Покорно благодарю: не привык к самогону. У нас больше вино. - Да, да, знаю, бывал на Дону, пивал там цимлянское. Ничуть не хуже шампанского! - Осмелюсь спросить, где вы на Дону бывали? - Недалеко от Ростова, на хуторе Грачевском. - У Петра Капитоновича или у Павла Петровича? - А вы их знаете, есаул? - удивленно воскликнул Аркадьев. - Как же не знать, когда наш хутор от них через балку! Петр Капитонович помер, а Павел Петрович уже полковник. Полком командует у генерала Слащева. Крепко он меня обогнал, а ведь вместе поступали в Новочеркасский кадетский корпус… - Ничего, голубчик, у вас все впереди! - обнадежил Аркадьев. - Так, говорите, умер Петр Капитонович? Царство ему небесное. Мы ведь с ним в академии сошлись, душа в душу жили. Гостил я на его хуторе до войны. Павлуша тогда еще кадетом был. Отличная семья! А вы, стало быть, Павлушин дружок? - Да, большие друзья. - И Борода стал вспоминать веселые кадетские проделки, на которые Павлуша был большой выдумщик. Много позднее я узнал, как однажды отец Бороды чинил в имении Грачевых молотилку и Петр Капитонович обсчитал их, а "дружок Павлуша" натравил на Кирилла борзых. Посидев еще немного с гостями, Аркадьев и Борода ушли в соседнюю комнату, а меня Бабаш повел "обмундировывать". По дороге, уверенный в моей глухоте, он тихонько чертыхался и приговаривал: "Чтоб ты сдох вместе со своим отцом!" Идти было недалеко, в глубь двора, мимо пирующей компании. Седоусые дядьки и румяные хлопцы сидели кружком на разостланном по траве брезенте. Перед ними на вышитых полотенцах лежала разная снедь и стояло ведро, из которого "повстанцы", как называл Аркадьев свою банду, жестяным ковшиком черпали самогонку. Выглядели "повстанцы" скорее мирными селянами, которых я ежедневно встречал возле нашей мастерской и в городе, чем бандитами. На всех была "селянская" одежда - смесь гражданского платья и военного обмундирования: кто в обтрепанной гимнастерке, кто в зеленом френче; на многих были куртки и галифе из солдатского шинельного сукна. - Хлопци! - подойдя к пирующим, сказал Бабаш. - Александра Семеновича сам Врангель генералом назначил! Прислал приказ. Ура, хлопци! "Повстанцы" нестройно, но оглушительно прокричали "ура" и загорланили песню. Бабаш привел меня к низенькому строению вроде погреба, зажег фонарь, и мы спустились на несколько ступенек вниз. Бабаш поднял крышку огромного ящика, доверху набитого различной одеждой, и предложил: "Ищи сам! Чтоб тебе…" Среди множества меховых шуб, костюмов, мужских и женских пальто я нашел черные брюки с красными лампасами (такие брюки носили воспитанники военных учебных заведений - кадеты) и серую гимназическую куртку с серебряными пуговицами. Из кучи обуви, сваленной в углу, Бабаш подобрал мне щегольские сапоги. Они были по ноге, но с высокими каблуками. "Бери, бери! - настаивал Бабаш. - Ничего, что они женские. Были бы впору, а что каблук высок, так тебе лучше: будешь повыше!" Переодевшись, в "обновках", я предстал перед Аркадьевым и поблагодарил за подарки. - Василь, - окликнул он Бабаша, - Саше нужно еще шапку подобрать. Отдай ему какую-нибудь из моих! В соседней комнате Бабаш вынул из мешка и, злобно глядя на меня, швырнул на стол несколько меховых шапок. Я выбрал себе кубанку из золотистого каракуля с малиновым верхом. Была она чуть велика, но Бабаш прошипел: - Бери, та кажы спасыбо! Ушьешь пидкладку, буде у самый раз! Кирилл Митрофанович похвалил мои обновы и, обращаясь к Аркадьеву, попросил: - Разрешите, ваше превосходительство, нам с Сашей на пруду выкупаться. - Идите, идите, голубчик, - разрешил "превосходительство". - Василь, скажи бабам, чтоб дали хорошего мыла и полотенец. Мать Бабаша принесла нам большие вышитые полотенца и два куска мыла. Понюхав мыло, она зажмурилась и проворковала: - Ох, и душистое - еще царской выработки. Мойтесь, мойтесь, хлопцы, на доброе здоровье! По дороге Борода заговорщицки шепнул мне: - Кусок мыла сбережем, подарим Яну. Хотя на берегу пруда никого не было, Борода все-таки обследовал дальние кусты шагов за сто от места, где мы расположились. Но даже здесь мы разговаривали одними губами. Лишь изредка Борода криком спрашивал о моем самочувствии и тотчас же переходил на шепот. - Знаешь, как я испугался, когда он у тебя спросил адрес? - сказал Борода. - Как я мог так промахнуться? Век себе не прощу! Здорово ты ответил, правильно! Богачей и на Невском находили без номера дома… - А вы говорили с Аркадьевым о предстоящей дороге? - поинтересовался я. - А как же. Только ты ушел с Бабашем, так и поговорили. Аркадьев, конечно, согласился, клюнул на приманку! - Борода оживился: - Знаешь, что было в тех конвертах? В одном приказ Врангеля о производстве Аркадьева в генералы, а другой придумал Ян Вольдемарович. Положили мы в него генеральские погоны и деньги. Царские, врангелевские и немного долларов. Вот, палка-махалка, какой ему чекисты подарочек преподнесли от имени Врангеля "на обзаведение генеральской амуницией". Они с Врангелем дружки, вместе юнкерское кончили, а "жемчужная брошка" - это какое-то их личное дело, о котором никто не знает. Вот и дал Врангель есаулу Гурдину такой пароль. - Здорово! - воскликнул я. - Тише, ты! - одернул меня Борода. - Дальше слушай. Я, палка-махалка, тоже крепко попотел, когда Аркадьев стал расспрашивать меня про Врангеля: "Какой он сейчас, постарел, пьет ли по-прежнему или бросил?" Еле отвязался: "Я, - говорю, - человек маленький: вызвали, приказали, ответил "есть" и - через левое плечо шагом марш". Сказал я ему еще, что Врангель обещал мне: "Привезешь Аркадьева в Мариуполь, а Сарафа в Крым, быть тебе войсковым старшиной". Это, Саша, большой чин - подполковник. А наш "генерал" и говорит: "Войсковой старшина - это еще когда будет, а пока примите за приятную весть вот это". - Борода протянул руку за френчем и достал из кармана часы на светлой цепочке, нажал кнопочку, часы мелодично прозвонили. - Мозеровские, а цепочка платиновая, дорогая вещь! - сказал Борода и спрятал часы. - Письмо от Врангеля Аркадьев получил недели две назад, ждал нас и на все дороги высылал встречать.
