Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В чаше

ModernLib.Net / Космическая фантастика / Варли Джон Герберт / В чаше - Чтение (стр. 2)
Автор: Варли Джон Герберт
Жанр: Космическая фантастика

 

 


Вы, конечно, знаете; за исключением ромбовидного мозга, которому это совсем не нравится. Вашей вегетативной нервной системе безразлично, что ваше венерианское легкое по крохам подает кислород прямо вам в кровь; эти нервные цепи не предназначены, чтобы понимать что-либо; они примитивны и с большой опаской относятся к усовершенствованиям. Так что меня преследовало чувство, что я задыхаюсь; наверное, это продолговатый мозг сводил со мной счеты.

Я также порядком беспокоился насчет температуры и давления. Знаю, что это глупо. Если бы на мне не было костюма, Марс убил бы меня так же успешно, и притом гораздо медленнее и болезненнее. А если бы мой костюм отказал здесь, я сомневаюсь, что почувствовал бы что бы то ни было. Это была лишь мысль о том невероятном давлении, которое удерживало в нескольких миллиметрах от моей непрочной кожи лишь силовое поле, которого, физически говоря, там даже не было. Или так говорила мне Эмбер. Может быть, она пыталась вывести меня из себя. Я имею ввиду, что магнитные силовые линии нельзя потрогать, но ведь они там были, разве нет?

Я гнал эти мысли прочь. Со мной была Эмбер, а она эти вещи знала.

А то, что она не могла мне удовлетворительно объяснить, так это то, почему у воздушного велосипеда нет мотора. Я много думал об этом, когда сидел в его седле и изо всех сил крутил педали, а смотреть мне было не на что, кроме как на ягодицы Эмбер, скрытые под серебристого цвета костюмом.

Ее велосипед был тандемом, так что на нем были четыре сиденья: два для нас и два для наших тянучек. Я сидел позади Эмбер, а тянучки на двух сиденьях справа от нас. Поскольку они копировали движения наших ног, прилагая в точности ту же силу, что и мы, у нас получалось четыре человеческих силы.

— Мне нипочем не понять, — сказал я в первый день нашего путешествия, — почему оказалось чересчур трудным поставить на эту штуку двигатель и использовать для него часть лишней энергии из наших рюкзаков.

— Ничего трудного в этом не было, лентяй, — сказала она не оборачиваясь. — Я, как будущий медик, тебе советую: для тебя так гораздо лучше. Если ты будешь пользоваться своими мускулами, то проживешь гораздо дольше. Это поможет тебе чувствовать себя здоровее и избегать лап жадных медиков. Уж я-то знаю. Половина моих трудов состоит в том, чтобы удалять излишки жира с дряблых ягодиц и выковыривать варикозные вены из ног. Даже здесь ноги служат людям не больше двадцати лет, а потом их надо менять на новые. Это чистой воды расточительство.

— Я думаю, мне следовало их поменять перед нашим путешествием. Я уже почти готов. Может быть, на сегодня хватит?

Она хмыкнула, но нажала кнопку, чтобы выпустить часть горячего газа из шара над нашими головами. Рулевые лопасти, находившиеся по бокам от нас, опустились, и мы начали медленную спираль вниз.

Мы приземлились на дне чаши — это было мое первое впечатление такого рода, потому что все остальное время я видел Венеру с воздуха и это было не так заметно. Я стоял, смотрел на чашу и почесывал голову, пока Эмбер включала палатку и отключала шар.

Венерианцы почти для всего используют нулевые поля. Вместо того чтобы попытаться строить сооружения, которые выдержат огромные давление и температуру, они просто окружают все нулевым полем, и все. Шар велосипеда представлял собой лишь стандартное поле круглой формы с разрывом внизу, где устанавливался нагреватель воздуха. Корпус велосипеда защищало такое же поле, что и нас с Эмбер — заканчивающееся на определенном расстоянии от поверхности. Поле палатки было полусферой с плоским полом.

Это многое упрощало. Например, герметичные тамбуры. Мы просто вошли в палатку. Поля наших костюмов исчезли, когда их поглотило поле палатки. Для того, чтобы выйти, нужно просто снова пройти сквозь стену и вокруг вас образуется костюм.

Я плюхнулся на пол и попытался выключить свой ручной фонарик. К своему удивлению, я обнаружил, что выключать его нечем. Эмбер включила костер и заметила мое изумление.

— Да, это расточительно, — согласилась она. — В венерианце есть что-то такое, что он просто не терпит выключать свет. На всей планете не найти ни одного выключателя. Вы, может быть, не поверите, но несколько лет назад я была просто ошарашена, когда о них узнала. Мысль о подобном мне и в голову не приходила. Видите, насколько я провинциалка?

Слова эти совершенно были непохожи на нее. Я пытался прочесть на ее лице причину, которая их вызвала, но не смог обнаружить ничего. Она сидела перед костром с Малибу на коленях и перебирала свои перья.

Я жестом указал на костер, который был прекрасно выполненной голограммой — с потрескивающими, стреляющими поленьями, под которыми был скрыт обогреватель.

— Ну разве это не странно? Почему ты не захватила с собой причудливый дом, вроде городских?

— Мне нравится огонь. И не нравятся фальшивые дома.

— А почему?

Она пожала плечами. Думала она о чем-то другом. Я попытался сменить тему.

— А твоя мать не возражает против того, чтобы ты отправлялась в пустыню с незнакомцами?

Она бросила на меня взгляд, смысл которого я не понял.

— Откуда я знаю? Я с ней не живу. Я эмансипирована. Думаю, что она в Венусбурге.

Очевидно, я задел больное место, так что продолжал я с осторожностью.

— Столкновение личностей?

Она снова пожала плечами, не желая говорить об этом.

— Нет. Ну, в каком-то смысле — да. Она не захотела эмигрировать с Венеры. Я хотела улететь, а она — остаться. Наши интересы не совпадали. Так что мы обе пошли своей дорогой. Я зарабатываю себе на билет.

— И насколько ты близка к цели?

— Ближе, чем вы думаете. — Похоже, она мысленно взвешивала что-то, оценивая меня. Когда она изучала мое лицо, мне казалось, что я слышу скрежет механизма и звон колокольчика кассового аппарата. Затем я почувствовал, что снова заработало обаяние, как будто щелкнул один из этих несуществующих выключателей.

— Понимаете, я достаточно близка к тому, чтобы покинуть Венеру. Через несколько недель меня здесь уже не будет. Как только мы вернемся с несколькими лопающимися камнями. Потому что вы собираетесь удочерить меня.

Я думаю, что начал привыкать к ней. Потрясения я не испытал, ибо ничего подобного не ожидал услышать. У меня были какие-то мысли об этих камнях. Она, как и я, найдет несколько штук, продаст и купит билет с Венеры, так, что ли?

Конечно, это было глупо. Для того, чтобы добыть эти камни, я ей не был нужен. Проводником была она, а не я, и велосипед был ее. Она могла добыть столько камней, сколько хотела, и, вероятно, они у нее уже были. Так что в ее плане должно было быть что-то связанное со мной лично; в городе я знал об этом, но позабыл. Она чего-то хотела от меня.

— Тогда почему тебе надо было отправляться со мной? Что за роковое увлечение? Я не понимаю.

— Ваш паспорт. Я влюблена в ваш паспорт. В графе «Гражданство» написано: «Марс». В графе «Возраст», скажем, ну… приблизительно «Семьдесят три».

Она ошиблась лишь на год, хотя выгляжу я лет на тридцать.

— Ну так и что?

— А то, мой дорогой Кику, что вы находитесь на планете, которая нащупывает дорогу в каменный век. Средневековой планете, мистер Кику, которая установила, что совершеннолетие наступает в тринадцать лет — цифра нелепая и произвольная, как вы, я уверена, согласитесь. Законы этой планеты указывают, что не достигшие этого возраста лишены неких прав свободных граждан. Среди них — свобода, стремление к счастью, и возможность убраться с этой проклятой планеты! — Она поразила меня своей яростью, которая так не вязалась с ее обычной забавной изворотливостью. Руки ее сжались в кулаки. Малибу, сидевшая у нее на коленях, печально взглянула на хозяйку, а затем на меня.

Она быстро повеселела и резво принялась готовить обед. На мои вопросы отвечать она не захотела. На сегодня тема была закрыта.

На следующий день я был готов повернуть назад. У вас когда-нибудь намертво уставали ноги? Вероятно нет; если вам приходится заниматься такими вещами — тяжелой физической работой — то вы, наверное, один из этих свихнувшихся на здоровье и поддерживаете себя в форме. Я в форме не был, и подумал, что умру от этого. В минуту паники я подумал, что и в самом деле умираю.

К счастью, Эмбер это предвидела. Она знала, что я конторская крыса, и знала, какими жалкими слабаками обычно являются марсиане. Помимо сидячего образа жизни, свойственного большинству современных людей, у нас, марсиан, с этим еще хуже, потому что сила тяжести на Марсе не дает нам возможности поупражняться, как бы мы ни старались. Мускулы ног у меня как разваренная лапша.

Она сделала мне старомодный массаж и новоизобретенную инъекцию, которая уничтожила все накопившиеся яды. Через час у меня стали появляться проблески интереса к нашему путешествию. Так что она погрузила меня на велосипед и мы начали еще один перелет.

Способа оценить течение времени нет. Солнце меняет форму, сплющиваясь по вертикали, но это происходит слишком медленно и незаметно. В тот день мы в какой-то момент миновали приток Реки Рейнольдса. Моему правому глазу он представился яркой линией слева от меня — покрытой коркой и медленно ползущей, наподобие ледника. Мне было сказано, что это расплавленный алюминий. Малибу знала, что это такое, и умоляюще тявкала, прося нас сделать остановку, чтобы она могла покататься. Эмбер не согласилась.

На Венере вы не можете заблудиться, пока еще что-то видите. Реку было видно с того момента, как мы покинули Просперити, хотя я и не знал, что это такое. Мы все еще могли различить город позади нас и горную цепь впереди, и даже пустыню. Она была чуть выше на боковой стенке чаши. Эмбер сказала, что это значит, что от нас до нее еще около трех дней пути. Для того, чтобы оценивать здесь расстояния, необходим навык. Эмбер все время пыталась показать мне, где Венусбург, который был в нескольких тысячах километров позади. Она сказала, что в ясный день это ясно различимая крохотная точка. Мне его разглядеть не удалось.

Пока мы крутили педали, то много беседовали. Больше делать было нечего, и, кроме того, с ней было забавно поговорить. Она подробнее рассказала о своем плане покинуть Венеру и забила мне голову своими наивными представлениями о том, на что похожи другие планеты.

Это была ненавязчивая рекламная кампания. Начала она с защиты своего сумасшедшего плана. В какой-то момент он превратился в само собой разумеющийся. Она представила дело так, как будто уже решено, что я удочерю ее и возьму с собой на Марс. Я и сам наполовину этому верил.

На четвертый день я заметил, что стена чаши перед нами становится выше. Я не знал, отчего это, пока Эмбер не скомандовала остановиться и мы не повисли в воздухе. Мы видели перед собой сплошную каменную стену, которая поднималась вверх. Край ее был метров на пятьдесят над нами.

— В чем дело? — спросил я, довольный возможностью отдохнуть.

— Горы стали выше, — сказал она просто. — Мы повернем направо и попытаемся найти проход.

— Выше? О чем ты говоришь?

— Выше. Ну, большей высоты, выпирают больше, чем когда я была здесь в прошлый раз, их размеры слегка увеличились, крупнее, чем…

— Я знаю определение слова «выше», — сказал я. — Но почему? Ты уверена?

— Конечно, уверена. Нагреватель воздуха шара работает на пределе; выше нам не подняться. Последний раз, когда я была здесь, мне удалось пройти. Но не сегодня.

— Почему?

— Конденсация. Рельеф здесь может довольно заметно меняться. Некоторые металлы и горные породы находятся на Венере в жидком состоянии. В жаркий день они кипят, а на горных вершинах, где прохладнее, могут конденсироваться. Затем, когда теплеет, они снова плавятся, и стекают обратно в долины.

— Ты хочешь сказать, что притащила меня сюда в середине зимы?

Она бросила на меня уничтожающий взгляд.

— Это вы появились здесь зимой. Кроме того, сейчас ночь, еще нет и полуночи. Я не подумала, что еще неделю горы будут такими же высокими.

— А можем мы их обогнуть?

Она критически посмотрела на склон.

— Примерно на пятьсот километров к востоку есть постоянный проход. Но для этого нам потребовалась бы еще неделя. Хотите это сделать?

— А варианты?

— Оставить велосипед здесь и идти пешком. Пустыня сразу за этой грядой. Если нам повезет, первые камни мы найдем уже сегодня.

Я понимал, что слишком мало знаю о Венере, чтобы принять правильное решение. В конце концов мне пришлось признаться самому себе, что мне повезло, поскольку со мной Эмбер, которая поможет избежать неприятностей.

— Сделаем так, как, по-твоему, лучше всего.

— Хорошо. Поворачивайте круто вправо и устроим стоянку.

Мы опутали велосипед длинным канатом из вольфрамового сплава. Делалось это, как я узнал, для того, чтобы он не оказался погребенным под слоем конденсата, пока нас не будет. Он плавал на конце троса, а нагреватель его работал в полную силу. А мы отправились в горы.

Пятьдесят метров кажутся небольшим расстоянием. И это так, когда речь идет о равнине. А попробуйте как-нибудь пройти их по крутому склону. К счастью для нас, Эмбер прихватила альпинистское снаряжение. Она там и сям забивала костыли, и соединила нас веревками с блоками. Я следовал за ней, оставаясь чуть позади ее тянучки. Непонятно было, как эта штука следует за ней, ставя свои ноги в точно те же места, что и она. Позади меня мой тянучка делал то же самое. И еще была Малибу, она почти бежала, временами возвращаясь назад, чтобы посмотреть, как мы продвигаемся, а затем добиралась до гребня и щебетала о том, что же увидела на другой стороне.

Я не думаю, что из меня бы вышел хороший альпинист. Лично я предпочел бы съехать вниз по склону обратно и бросить эту затею. Я бы так и сделал, но Эмбер все продолжала идти вперед. Не думаю, что когда-нибудь в жизни я был таким усталым, как в тот момент, когда мы добрались до верха и стояли, осматривая пустыню сверху.

Эмбер указала вперед.

— Вот взорвался один из камней, — сказала она.

— Где? — спросил я едва ли с каким-либо интересом. Я ничего не мог разглядеть.

— Вы не заметили его. Он там, ниже. Так высоко они не образуются. Не беспокойтесь, по пути они будут попадаться снова и снова.

И мы пошли вниз. Это было не очень тяжело. Эмбер подала пример, усевшись на гладкое место и съезжая вниз. Малибу следовала за ней, она подпрыгивала и катилась по скользкой поверхности скалы, повизгивая от счастья. Я увидел, что Эмбер столкнулась с холмиком, взлетела в воздух и упала головой вниз. Ее костюм уже стал жестким. Она продолжала скакать дальше вниз, сохраняя сидячую позицию.

Я следовал за ними тем же способом. Меня не слишком привлекала идея таких прыжков, но медленный, болезненный спуск нравился еще меньше. Оказалось, что это не так и плохо. После того, как ваш костюм становится твердым, перейдя в режим для столкновений, вы чувствуете немногое. Он слегка отходит от вашей кожи и становится тверже металла, амортизируя все, кроме самых сильных ударов, которые могут привести к удару мозга о черепную коробку и внутренним травмам. А для этого мы перемещались не настолько быстро.

Когда мы оказались на дне, и мой костюм снова стал гибким, Эмбер помогла мне подняться, Ей, похоже, спуск доставил удовольствие. Мне нет. По-моему, после одного из скачков я слегка ушиб спину. Я не сказал ей об этом, а просто тронулся следом, испытывая боль при каждом шаге.

— А где на Марсе вы живете? — спросила она весело.

— А? У Копрата. Это на северном склоне Каньона.

— Да, я знаю. Расскажите мне подробнее. Где мы будем жить? У вас квартира на поверхности, или вы застряли внизу? Я не могу дождаться, когда увижу все это.

Она начала действовать мне на нервы. Может быть, причиной была лишь боль в крестце.

— А почему ты думаешь, что отправишься со мной?

— Но вы, конечно же, возьмете меня с собой. Вы сказали, лишь только…

— Я ничего подобного не говорил. Если бы у меня была запись моей речи, я мог бы тебе это доказать. Нет, наши разговоры за последние несколько дней состояли из монологов. Ты говоришь, какие удовольствия тебя ждут, когда мы попадем на Марс, а я лишь что-то бурчу в ответ. Это потому, что у меня нет решимости, или не было решимости сказать тебе, о какой безумной затее ты говоришь.

Я думаю, что наконец-то мне удалось уколоть ее. Во всяком случае, некоторое время она молчала. Она понимала, что зашла слишком далеко и стала подсчитывать трофеи, еще не выиграв сражение.

— А что в ней такого безумного? — спросила она наконец.

— Попросту говоря, все.

— Нет, давайте, скажите мне.

— А почему ты думаешь, что мне хочется иметь дочь?

Она, похоже, испытала облегчение.

— О, об этом не беспокойтесь? Я вам хлопот не доставлю. Как только мы сядем на Марсе, можете подать бумаги на аннулирование наших отношений. Я опротестовывать их не буду. Да я могу подписать обязательство не опротестовывать ничего — даже до того, как вы меня удочерите. Это строго деловое соглашение, Кику. Вам не надо беспокоиться о том, что придется быть мне мамашей. Мне это не нужно. Я собираюсь…

— А почему ты думаешь, что для меня это всего лишь деловое соглашение? — взорвался я. — Может быть, я старомоден. Может быль, у меня совсем другие мысли. Но на формальное удочерение я не пойду. У меня уже был один ребенок, и я был хорошим родителем. Я не удочерю тебя лишь для того, чтобы доставить тебя на Марс. Это мое последнее слово.

Она изучала мое лицо. Похоже, она пришла к выводу, что я и впрямь так решил.

— Я могу предложить вам двадцать тысяч марок.

Я поперхнулся.

— А откуда ты взяла такие деньги?

— Я сказала вам, что обирала этих славных людей из Просперити. А на что, черт возьми, мне здесь их тратить? Я откладывала их на всякий случай, вроде этого. Чтобы предложить бесчувственному неандертальцу со странными мыслями о том, что хорошо и что плохо, который…

— Хватит об этом. — Мне стыдно сказать, что я испытал искушение. Неприятно обнаружить, что то, что вы считали моральными соображениями, внезапно оказывается не таким уж важным перед кучей денег. Но мне помогала боль в спине и то скверное настроение, которая она вызывала.

— Ты думаешь, что можешь купить меня. Ну что же, я не продаюсь. Я считаю, что делать это аморально.

— Тогда черт с тобой, Кику, черт с тобой. — Она сильно топнула ногой, и ее тянучка повторил движение. Она собиралась проклинать меня и дальше, но когда ее нога коснулась поверхности, нас оглушил взрыв.

Как я сказал, до того было тихо. Там нет ни ветра, ни животных, на Венере вообще почти нечему вызывать звуки. Но когда звук раздается, будьте начеку. Эта плотная атмосфера убийственна. Я думал, у меня голова отвалится. Звуковые волны ударили по нашим костюмам, отчасти сделав их жесткими. Единственное, что спасло нас от глухоты — это миллиметровый слой воздуха с низким давлением между полем костюма и нашими барабанными перепонками. Он смягчил удар настолько, что мы отделались лишь звоном в ушах.

— Что это было? — спросил я. Эмбер уселась. Она опустила голову, ее интересовало лишь собственное разочарование.

— Лопающийся камень, — сказала она. — Вон там. — Она указала рукой, и я смог различить тускло светившееся пятно примерно в километре от нас. Там были рассеяны десятки пятен меньшего размера, от которых исходил свет — инфракрасный.

— Ты хочешь сказать, что вызвала это, просто топнув ногой?

Она пожала плечами.

— Они неустойчивы. Это все равно как если бы они были заполнены нитроглицерином.

— Ну что же, пойдем собирать обломки.

— Давайте, идите. — Она повисла у меня на руках. И так и не тронулась с места, как я ее ни уговаривал. К тому времени, когда я поднял ее на ноги, мерцавшие пятна исчезли, остынув. Теперь нам ни за что их не найти. Пока мы продолжали спускаться в долину, она не желала разговаривать со мной. И весь остаток дня нас сопровождали отдаленные залпы.

На следующий день мы разговаривали мало. Она несколько раз попыталась возобновить переговоры, но я ясно дал понять, что все уже решил. Я указал ей, что нанял ее и ее велосипед в точности на ее условиях: абсолютно бесплатно, как сказала она, если не считать припасов, а за них я заплатил. Никакого упоминания об удочерении не было. А если бы было, уверил я ее, я бы отказал ей точно так же, как делаю это сейчас. Может быть, я и сам этому верил.

Это было в течение того короткого времени на следующее утро после нашей перебранки, когда казалось, что ей совершенно безразлично наше путешествие. Она просто сидела в палатке, пока я готовил завтрак. Когда пришло время двигаться дальше, она сделала гримасу — и сказала, что не собирается искать камни, что с тем же успехом она бы осталась здесь или вернулась.

После того, как я указал ей на наш устный контракт, она неохотно поднялась. Ей это не нравилось, но слово она держала.

Охота за лопающимися камнями оказалась для меня большим разочарованием. Я представлял себе, что целыми днями придется прочесывать местность. Затем волнующий момент находки. «Эврика!» — завопил бы я. На деле не было ничего подобного. Вот как их ищут: вы сильно топаете ногой, ждете несколько секунд, затем топаете снова. Когда вы видите и слышите взрыв, вы просто идете к этому месту и собираете их. Они рассыпаны вокруг, и освещены инфракрасным светом от взрыва. С тем же успехом над ними могли бы гореть неоновые стрелы. Ничего себе приключение.

Когда мы находили камень, то подбирали его и клали в холодильники, установленные на наших тянучках. Камни образовываются при давлении, создаваемом взрывом, но некоторые их составляющие неустойчивы при венерианских температурах. Они выкипают и вам, если камни не остудить, часа через три останется сероватая пыль. Когда мы их подбирали, они были намного горячее воздуха, так что я думал, что они тут же растают.

Эмбер сказала, что на какое-то время выдержать венерианскую температуру им позволяют силы, создающие кристаллическую решетку. При огромных венерианских давлении и температуре они ведут себя иначе. Когда они остывают, решетка ослабевает и они постепенно разлагаются. Вот почему так важно собрать их как можно быстрее после взрыва, чтобы получить безупречные драгоценности.

Мы занимались этим целый день. К концу его мы собрали килограммов десять камней — размером начиная от горошины и кончая несколькими с яблоко величиной.

В тот вечер я сидел у костра и исследовал их. Ночью надо было нести вахту мне. Чего мне еще стало не хватать, это двадцатичетырехчасовых суток. И, раз уж на то пошло, лун. Меня бы порядком приободрило, если бы в ту ночь я увидел Деймос или Фобос. Но в небе у горизонта висело лишь солнце, медленно перемещаясь к северу, готовясь взойти в утреннем небе.

Камни были прекрасны, это я должен признать. Они были цвета красного вина с коричневатым оттенком. Но когда на их должным образом падал свет, неизвестно было, что увидишь. Большинство необработанных драгоценных камней покрыты невыразительной коркой, которая скрывает все их великолепие. Я поэкспериментировал, расколов несколько из них. То, что обнаружилось после того, как я соскреб чешуйки патины, было скользкой поверхностью, которая сверкала даже при свете свечи. Эмбер показала мне, как следует подвешивать их на нитке и ударять по ним. Тогда они звенят как крохотные колокольчики, а время от времени попадались такие, которые сбрасывали все дефекты и являли собой правильный восьмигранник.

В тот день я сам готовил себе еду. Вначале это делала Эмбер, но теперь, похоже, она потеряла интерес к тому, чтобы угождать мне.

— Я нанята проводником, — указала она достаточно ядовито. — Словарь Вебстера определяет слово «проводник» как…

— Я знаю, что значит это слово.

— … и в нем не говорится ничего о приготовлении пищи. Вы женитесь на мне?

— Нет. — Я даже не удивился.

— По тем же причинам?

— Да. Я так беззаботно не заключу такой союз. Кроме того, ты слишком молода.

— По закону достаточно двенадцати. Через неделю мне будет двенадцать.

— Этого слишком мало. На Марсе тебе должно быть четырнадцать.

— Ну что за догматик. Вы ведь не шутите, правда? Действительно четырнадцать?

Это было характерно для ее невежества о планете, на которую она так сильно стремилась попасть. Я не знаю, откуда у нее взялись эти представления о Марсе. В конце концов я решил, что она целиком взяла их из своих грез.

Мы молча съели приготовленную мной еду, По моей оценке, у меня было неограненных камней примерно на тысячу марок. И мне начала надоедать дикая природа Венеры. Я предполагал, что еще один день мы будем собирать камни, а потом направимся обратно к велосипеду. Это, наверное, будет облегчением для нас обоих. Эмбер сможет начать расставлять ловушки на следующего глупого туриста, который попадет в город — или даже направится в Венусбург и попробует заняться этим всерьез.

Когда я подумал об этом, то стал задавать себе вопрос, почему же она все еще здесь. Если у нее были деньги для того, чтобы заплатить эту громадную взятку, которую она предлагала мне, почему она не живет в городе, где туристы кишат как мухи? Я собирался задать ей этот вопрос, но она подошла ко мне и уселась совсем рядом.

— А не хотели бы вы заняться любовью? — спросила она.

С меня, пожалуй, было уже довольно улещиваний. Я фыркнул, поднялся и вышел сквозь стену палатки.

Оказавшись снаружи, я пожалел об этом. Спина болела прямо ужасно и я запоздало осознал, что мой надувной матрац не удастся вытащить сквозь стену палатки. А если я и смогу это сделать, он просто сгорит. Но я не мог вернуться после того, как ушел таким образом. Может быть, я не мог здраво мыслить из-за боли в спине; не знаю. Так или иначе, я выбрал на земле место, которое выглядело мягким и лег.

Я бы не сказал, что оно было таким уж мягким.

Я проснулся в тумане боли. Я и не пробуя знал, что если пошевелюсь, то в спину вонзится нож. И естественно, не слишком к этому стремился.

Моя рука лежала на чем-то мягком. Я шевельнул головой — что подтвердило мои подозрения насчет ножа — и увидел, что это была Эмбер. Она спала, лежа на спине. Малибу свернулась у нее на руке.

Она выглядела посеребренной куклой со своим открытым ртом и выражением мягкой беззащитности на лице. Я почувствовал, что мои губы складываются в улыбку, вроде тех, которые она выманивала у меня там в Просперити. Я задал себе вопрос: почему я так скверно с ней обращался? По крайней мере, в это утро мне казалось, что я с ней скверно обращался. Ну, конечно, она использовала меня и обманула меня и, похоже, собиралась использовать меня снова. Но кому от этого плохо? А какую боль испытала она? И кто страдает из-за этой боли? Я решил извиниться перед ней, когда она проснется и попытаться начать сначала. Может быть, нам даже удастся прийти к какому-то согласию в этом деле с удочерением.

И, раз уж на то пошло, я мог бы смягчиться настолько, чтобы попросить ее взглянуть на мою спину. Я даже не упоминал ей об этом, вероятно, чтобы не чувствовать себя еще больше ей обязанным. Я был уверен, что плату деньгами она не возьмет. Она предпочитала плоть.

Я собирался разбудить ее, но случайно взглянул по другую сторону от себя. Там что-то было. Я с трудом узнал, что же это такое.

Оно было в трех метрах и вырастало из расщелины в скале. Оно было круглым, полметра в поперечнике, и светилось тусклым красноватым светом. Выглядело оно как мягкий желатин.

Это был лопающийся камень — перед взрывом.

Мне было страшно заговорить, потом я вспомнил, что речь не потревожит атмосферу вокруг меня и не вызовет взрыв. На горле у меня был радиопередатчик, а в ухе — приемник. Вот так разговаривают на Венере: вы говорите вполголоса, а люди вас слышат. Очень осторожно я протянул руку и коснулся плеча Эмбер.

Она спокойно проснулась, потянулась, и хотела подняться.

— Не двигайся, — сказал я ей тем, что, я надеялся, было шепотом. Это трудно сделать, когда говоришь вполголоса, но я хотел, чтобы она поняла, что что-то не так.

Она напряглась, но не пошевелилась.

— Посмотри направо от себя. Двигайся очень медленно. Не шурши по поверхности, ну и так далее. Я не знаю, что делать.

Она взглянула, и не сказала ничего.

— Ты не один, Кику, — наконец прошептала она. — Я о таком никогда не слышала.

— А как это произошло?

— Наверное, он образовался в течение ночи. Никто не знает, как это происходит и сколько времени занимает. Никто к ним не приближался на расстояние, меньшее пятисот метров. Они всегда взрываются, прежде чем вы окажетесь ближе. Даже вибрация пропеллера велосипеда вызывает взрыв до того, как вы сможете подлететь достаточно близко, чтобы увидеть их.

— Так что нам делать?

Она посмотрела на меня. Трудно прочесть выражение на лице задумавшегося человека, но она, я думаю, была напугана. Я знаю, что сам я испугался.

— Я бы сказала, что следует сидеть и не шевелиться.

— А насколько это опасно?

— Я не знаю, братец. Будет хорошенький грохот, когда это страшилище взорвется. Наши костюмы в основном защитят нас. Но взрыв нас поднимет и придаст очень большое ускорение, от которого внутренние органы могут превратиться в кашу. Я бы сказала, что наименьшее — это сотрясение мозга.

Я судорожно сглотнул.

— Тогда…

— Пока посидите. Я думаю.

Я тоже думал. Я застыл там с раскаленным ножом где-то в спине. Я знал, что когда-нибудь мне придется пошевелиться.

Проклятая штука двигалась.

Я моргнул, боясь протереть глаза, и посмотрел снова. Нет, не двигалась. Во всяком случае, в пространстве. Это больше походило на то движение, которое вы можете видеть под микроскопом, внутри живой клетки: внутренние потоки, перетекание жидкости туда-сюда. Я следил за ним как загипнотизированный.

В этом камне были целые миры. Там был древний Барсум из сказок моего детства; Там было Среднеземье с задумавшимися замками и одушевленными лесами. Камень был окном во что-то невообразимое, в то, где нет ни вопросов, ни чувств, а есть глубокое ощущение бытия. Он был темным и влажным, но не таил угрозы. Он рос, и все же был столь же завершен, как и в момент своего появления. Он был больше этого шара горячей грязи, называемого Венерой, и корни его доходили до сердца планеты. Не было уголка во вселенной, которого бы он не достигал.


  • Страницы:
    1, 2, 3