Девушка все еще держалась натянуто, часто оглядывалась на уснувшего мальчугана. На лице у нее блуждала слабая улыбка. Она не знала, как заговорить, да и нужно ли говорить. Имена? Не начать ли с имен? Марк всех представил. Он добавил, что его дядя, бывший полицейский, спит на пятом этаже. То была несколько тяжеловесная, но полезная подробность. Молодая женщина, казалось, немного успокоилась. Она даже встала и подошла к огню погреться. На ней были полотняные брюки, довольно тесно облегающие ее узкие бедра, и очень просторная рубашка. Совсем не тот тип женственности, что у Жюльет с ее открытыми платьями. Но над рубашкой светилось прекрасное маленькое лицо.
– Вы не обязаны называть свое имя, – сказал Марк. – Просто шел дождь. А вы… вы с ребенком, мы и подумали… Словом, мы подумали.
– Спасибо, – сказала молодая женщина. – Очень мило, что вы подумали, я уж и не знала, на что решиться. Но я могу назвать свое имя – Александра Хауфман.
– Немка? – резко спросил Люсьен.
– Наполовину, – ответила она чуть удивленно. – Мой отец был немцем, а мать – гречанка. Меня часто называют Леке.
Люсьен что-то удовлетворенно пробурчал.
– Гречанка? – спросил Марк. – Ваша мать гречанка?
– Да, – сказала Александра. – Но… что тут такого? Это так странно? В нашей семье многие живут за границей. И я родилась во Франции. Мы живем в Лионе.
В лачуге не было этажа для античности, будь она греческой или римской. Но все невольно вспомнили о Софии Симеонидис. Молодая женщина, наполовину гречанка, часами сидящая у дома Софии. Очень черноволосая и черноглазая, как и та. С гармоничным и звучным голосом, как и у той. С хрупкими запястьями, длинными и легкими руками, как у той. Только у Александры были короткие, чуть ли не обкусанные ногти.
– Вы ждали Софию Симеонидис? – спросил Марк.
– Откуда вы знаете? – удивилась Александра. – Вы с ней знакомы?
– Мы соседи, – заметил ей Марк.
– Правда, какая я дура, – сказала она. – Но тетя София никогда не упоминала о вас в своих письмах моей маме. Хотя надо признаться, пишет она не часто.
– Мы здесь недавно, – пояснил Марк.
Молодая женщина, похоже, что-то сообразила. Она осмотрелась.
– Так это вы въехали в заброшенный дом? В Гнилую лачугу?
– Совершенно верно, – сказал Марк.
– Не такая уж она и гнилая. Немного пустовато, быть может… почти как в монастыре.
– Мы здесь неплохо потрудились, – сказал Марк. – Но это не интересно. Вы в самом деле племянница Софии?
– В самом деле, – подтвердила Александра. – Она сестра моей матери. Как видно, вас это не радует. Вам не нравится тетя София?
– Нравится, и даже очень, – сказал Марк.
– Тем лучше. Я позвонила ей, когда решила перебраться в Париж, и она предложила мне с сынишкой пожить у нее, пока я не найду новую работу.
– Вы потеряли работу в Лионе?
– Нет, я ее бросила.
– Она вам не нравилась?
– Да нет, это была хорошая работа.
– Вам не нравился Лион?
– Нравился.
– Тогда, – вмешался Марк, – зачем же переезжать и устраиваться здесь?
Молодая женщина минуту помолчала, сжимая губы, словно пыталась удержаться от признания. Она крепко обхватила себя руками.
– Думаю, мне там невесело жилось, – выговорила она.
Матиас немедленно принялся нарезать новые ломти хлеба. В конечном счете это оказалось съедобно. Александре он предложил ломоть с вареньем. Она улыбнулась, кивнула и протянула руку. Ей пришлось снова поднять лицо. У нее в глазах, вне всяких сомнений, стояли слезы. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы, чтобы они не текли по щекам. Зато у нее дрожали губы. Не одно, так другое.
– Не понимаю, – заговорила Александра, поедая хлеб с вареньем. – Тетя София все устроила уже два месяца назад. Она записала сына в школу в этом квартале. Все было готово. Она ждала меня сегодня и должна была встретить на вокзале, чтобы помочь с ребенком и с багажом. Я очень долго прождала ее, потом решила, что она не видела меня десять лет и, верно, не узнала, так что мы разминулись на перроне. Тогда я приехала сюда. Но дома никого нет. Не понимаю. Я подождала еще. Может, они в кино. Только это очень странно. София бы про меня не забыла.
Александра быстро вытерла глаза и взглянула на Матиаса. Матиас приготовил вторую тартинку. Она не ужинала.
– Где ваши вещи? – спросил Марк.
– Я оставила их у ограды. Но не ходите за ними! Я возьму такси, найду гостиницу и позвоню тете Софии завтра. Должно быть, произошло какое-то недоразумение.
– Не думаю, что это наилучшее решение, – возразил Марк.
Он посмотрел на друзей. Матиас, опустив голову, разглядывал хлебную доску. Люсьен кружил по комнате.
– Послушайте, – сказал Марк, – двенадцать дней назад София исчезла. Ее не видели с четверга двадцатого мая.
Молодая женщина вытянулась на стуле и уставилась на троих мужчин.
– Исчезла? – прошептала она. – Что еще за история?
Слезы вновь набежали на ее робкие и отважные глаза с чуть опущенными уголками. Она говорила, что ей жилось невесело. Все может быть. Но Марк поспорил бы, что дело обстояло куда хуже. Она, должно быть, рассчитывала на свою тетю, убегая из Лиона, спасаясь с места крушения. Он знал, как это бывает. И вот в конце пути Софии не оказалось на месте.
Марк присел рядом с ней. Он подбирал слова, рассказывая ей об исчезновении Софии, о звездном свидании в Лионе, о предполагаемом отъезде со Стелиосом. Люсьен подошел к нему сзади и неторопливо забрал свой галстук, а Марк, казалось, и не заметил этого. Александра слушала Марка молча. Люсьен завязал свой галстук и попытался смягчить сказанное, заметив, что Пьер Реливо совсем не подарок. Матиас перемещал по комнате свое большое тело, подкладывал дров в огонь, подходил к ребенку, поправлял на нем одеяло. Это был красивый мальчик, такой же черноволосый, как мать, только кудрявый. И с загнутыми ресницами. Но во сне все дети красивые. Чтобы знать наверняка, надо дождаться утра. Если, конечно, мать останется здесь.
Сжав губы, Александра недоверчиво качала головой.
– Нет, – сказала она. – Нет. Тетя София так не поступила бы. Она бы меня предупредила.
Ну вот, подумал Люсьен, прямо как Жюльет. Ну почему люди так уверены, что о них невозможно забыть?
– Должно быть, дело в другом. Наверное, с ней что-то случилось, – сказала Александра тихо.
– Нет, – возразил Люсьен, расставляя бокалы. – Мы старались ее найти. Даже искали под деревом.
– Болван, – прошипел Марк сквозь зубы.
– Под деревом? – переспросила Александра. – Вы искали под деревом?
– Не обращайте внимания, – сказал Марк. – Он оговорился.
– Не думаю, что оговорился, – сказала Александра. – В чем дело? Это моя тетя, мне нужно знать!
Прерывающимся голосом, едва сдерживая раздражение против Люсьена, Марк рассказал эпопею с деревом.
– И поэтому вы все решили, что тетя София где-то развлекается со Стелиосом? – сказала Александра.
– Да. Более-менее, – признался Марк. – Хотя не думаю, что крестный – то есть мой дядя – в этом уверен. Да и меня дерево все еще смущает. Но София, скорее всего, куда-то уехала. Наверняка уехала.
– А я, – Александра стукнула по столу, – говорю вам, что этого не может быть. Тетя София позвонила бы, чтобы предупредить меня, даже с Делоса. На нее можно было рассчитывать. Кроме того, она любила Пьера. С ней что-то случилось! Я точно знаю! Вы мне не верите? Зато в полиции мне поверят! Я должна пойти в полицию!
– Лучше завтра, – предложил Марк, одеваясь. – Вандузлер пригласит инспектора Легенека, и вы, если хотите, дадите показания. Он даже возобновит расследование, если крестный его попросит. Мне кажется, крестный вертит этим Легене-ком почти как хочет. Они старые приятели по карточной игре в «китобойца в Ирландском море». Но поймите, Софи с Пьером Реливо жилось совсем не сладко. И он не заявил о ее исчезновении и не собирается этого делать. Он имеет право предоставлять своей жене полную свободу действий. И полицейские не могут ничего предпринять.
– А нельзя их позвать прямо сейчас? Я сама заявлю о ее исчезновении.
– Вы не ее муж. И сейчас уже почти два часа ночи, – напомнил Марк. – Надо подождать.
Они услышали, как Матиас, который до этого вышел из комнаты, неторопливо спускается по лестнице.
– Извини, Люсьен, – сказал он, входя, – я позаимствовал окно на твоем этаже. Мое недостаточно высоко.
– Если выбрал низкий период, нечего жаловаться, что ничего не видишь.
– Реливо вернулся, – продолжал Матиас, не слушая Люсьена. – Зажег свет, ходил по кухне и только что лег спать.
– Я пойду, – порывисто вскочив, сказала Александра.
Она осторожно взяла на руки мальчика, уложила его головку себе на плечо, черные волосы к черным волосам, другой рукой подхватила куртку и шарф.
Матиас загородил ей дверь.
– Нет, – сказал он.
Александра не испугалась по-настоящему. Но так могло показаться. И она ничего не понимала.
– Я благодарна вам, всем троим, – сказала она твердо. – Вы оказали мне большую услугу, но раз теперь дядя вернулся, я пойду к нему.
– Нет, – повторил Матиас. – Я не пытаюсь удерживать вас здесь. Если вы предпочитаете переночевать в другом месте, я провожу вас до гостиницы. Но к своему дяде вы не пойдете.
Матиас грузно заслонил собой дверь. Через плечо Александры он бросил взгляд на Марка и Люсьена, скорее навязывая свою волю, чем ища их одобрения.
Александра упрямо стояла перед Матиасом.
– Мне жаль, – сказал Матиас, – но София исчезла, и я вас туда не пущу.
– Почему? – сказала Александра. – Что вы от меня скрываете? Тетя София там? Вы не хотите, чтобы я ее видела? Вы мне солгали?
Матиас покачал головой.
– Нет. Это правда, – произнес он медленно. – Она исчезла. Можно считать, что она с этим Сте-лиосом. Можно считать, как и вы, что с ней что-то случилось. Но лично я думаю, что Софию убили. И пока мы не узнаем, кто это сделал, я вас туда не пущу. Ни вас, ни малыша.
Матиас по-прежнему загораживал дверь. Он не спускал глаз с молодой женщины.
– Думаю, здесь ему будет лучше, чем в гостинице, – сказал Матиас. – Давайте его мне.
Матиас протянул свои большие руки, и Александра без единого слова положила на них своего сына. Марк и Люсьен хранили молчание, переваривая бархатный государственный переворот, совершенный Матиасом. Матиас отошел от двери, уложил ребенка обратно на диван и укрыл его одеялом.
– У него крепкий сон, – улыбнулся Матиас. – Как его зовут?
– Кирилл, – сказала Александра.
У нее срывался голос. София убита. Но что мог знать этот верзила? И почему она позволяет ему командовать?
– Вы уверены в том, что говорите? Насчет тети Софии?
– Нет, – сказал Матиас. – Но осторожность не помешает.
Внезапно Люсьен тяжело вздохнул.
– Думаю, стоит довериться многовековой мудрости Матиаса, – заявил он. – Его животная жизненная сила восходит к ледниковому периоду. Он знаком с опасностями жизни в степи и дикими зверями всех видов. Да, я думаю, вам стоит положиться на этого первобытного блондина с его первобытными, но в целом весьма полезными инстинктами.
– Верно, – признал Марк, еще не опомнившийся от удара, вызванного подозрениями Матиаса. – Хотите пожить здесь, пока все не прояснится? На первом этаже есть задняя комната, в которой можно устроить вам спальню. Она не очень теплая, слегка… монашеская, как вы говорите. Забавно, что ваша тетя София называет эту большую комнату «монастырской трапезной». Мы вас беспокоить не будем, у каждого из нас свой этаж. Внизу мы собираемся, лишь чтобы поговорить, пошуметь, поесть или развести огонь, чтобы отогнать диких зверей. Вы могли бы сказать вашему дяде, что в данных обстоятельствах не хотите его тревожить. Здесь всегда кто-нибудь есть, что бы ни стряслось. Что вы решите?
Александра узнала за один вечер достаточно, чтобы чувствовать себя вконец измотанной. Она еще раз оглядела троих мужчин, секунду раздумывала, взглянула на спящего Кирилла и дрогнула.
– Ладно, – сказала она. – Благодарю вас.
– Люсьен, сходи за оставшимися на улице вещами, – сказал Марк, – а ты, Матиас, помоги мне перенести ребенка в другую комнату.
Они перетащили диван и поднялись на третий этаж за дополнительной кроватью, которая осталась у Марка от лучшего прошлого, за лампой и ковром, которые согласился одолжить Люсьен.
– Только потому, что ей грустно, – сказал Люсьен, сворачивая свой ковер.
Обустроив комнату, Марк вставил ключ в замочную скважину с другой стороны, чтобы Александра Хауфман могла запереться, если пожелает. Он проделал это ловко, без единого слова. Все та же сдержанная галантность разорившегося вельможи, подумал Люсьен. Надо будет купить ему перстень с печаткой, чтобы запечатывать письма красным воском. Ему это наверняка придется по душе.
17
Инспектор Легенек явился через четверть часа после утреннего звонка Вандузлера. Прежде чем он выразил желание побеседовать с молодой женщиной, у него состоялся краткий тайный совет с бывшим начальником. Выходя из большой комнаты, Марк чуть ли не силой увел за собой крестного, чтобы дать Александре возможность поговорить с коротышкой с глазу на глаз.
Вандузлер с крестником прохаживался по саду.
– Если бы не ее приезд, я, скорее всего, выбросил бы все из головы. Что ты думаешь об этой девушке? – спросил Вандузлер.
– Говори тише, – сказал Марк. – Малыш Кирилл играет в саду. Она не дура и прекрасна, как ангел. Ты и сам заметил, надо полагать.
– Само собой, – ответил Вандузлер раздраженно. – Это бросается в глаза. Но и только?
– Трудно судить об остальном за такой недолгий срок, – сказал Марк.
– Ты всегда говорил, что тебе и пяти минут достаточно, чтобы разобраться в человеке.
– Ну ладно, это не совсем так. Когда человек пережил грустную историю, разобраться в нем труднее. А ей, по-моему, крепко досталось. Разочарования, словно брызги в водопаде, смазывают картину. Мне знаком этот эффект падающей воды.
– Ты ее расспрашивал?
– Боже мой, я же просил тебя говорить потише. Нет, ни о чем я ее не расспрашивал. Так не делают, представь себе. Я догадываюсь, вычисляю, сопоставляю. Невелика хитрость.
– Думаешь, ее бросили?
– Ты бы лучше об этом помалкивал, – отозвался Марк.
Крестный поджал губы и пнул камешек.
– Это мой камешек, – заметил Марк сухо. – Я оставил его тут в четверг. Мог бы и спросить, прежде чем забирать его себе.
Вандузлер пинал камешек несколько минут. Потом он затерялся в высокой траве.
– Молодец, – сказал Марк. – Думаешь, они валяются на дороге?
– Продолжай, – сказал Вандузлер.
– Значит, эффект водопада. Добавь сюда исчезновение ее тети. Это уже слишком. Мне кажется, что девушка честна. Она мягкая, искренняя, хрупкая, такая тонкая в душе, что способна переломиться, как ее шейка. В то же время она вспыльчива и мнительна. Из-за ерунды уже выпячивает подбородок. Нет, не совсем так. Я бы сказал, у нее тонкость мысли при цельной натуре. Или наоборот, цельность мысли при тонкой натуре. Черт, я запутался, впрочем, плевать. Но в деле с тетушкой она пойдет до конца, можешь быть уверен. Однако говорит ли она всю правду? И тут я не могу судить. Как поступит Легенек? Я хочу сказать, что вы намерены предпринять?
– Покончить с секретностью. Все равно эта девушка, как ты говоришь, перевернет небо и землю. Вот мы тем же и займемся. Под любым предлогом начнем расследование. Пока все слишком размыто и нам не за что ухватиться. Думаю, за нами первый выстрел. Но проверить историю со звездным свиданием в Лионе невозможно, муж не помнит названия гостиницы на открытке. Не помнит даже, откуда открытка была отправлена. У него голова дырявая. Или он просто притворяется, а никакой открытки никогда и не было. Легенек связался с лионскими гостиницами. Никто с таким именем там не останавливался.
– Ты думаешь так же, как Матиас? Что Софию убили?
– Полегче, мой мальчик. Святой Матфей поторопился.
– Матиас может быть быстрым, когда нужно. Охотники-собиратели иногда такие. Но почему сразу убийство? Почему не несчастный случай?
– Несчастный случай? Ну нет. Тело уже давно нашли бы.
– Значит, возможно, ее убили?
– Легенек так и думает. София Симеонидис в самом деле очень богата. Зато ее муж полностью зависит от политической конъюнктуры: он всегда может потерять свою высокую должность. Но трупа нет, Марк. А нет трупа – нет убийства.
Выйдя из дома, Легенек еще раз посовещался с Вандузлером. Потом кивнул всем и ушел, низенький, но полный решимости.
– Что он собирается делать? – спросил Марк.
– Начинать расследование. Играть со мной в карты. Разрабатывать Пьера Реливо. А когда на тебя насядет Легенек, это уже не шутки, поверь. Его терпение неисчерпаемо. Я был с ним на траулере и знаю, о чем говорю.
А через день на них обрушилась страшная новость. Впрочем, Легенек объявил ее вечером без особого волнения. Ночью вызывали пожарных, чтобы потушить сильный пожар на одной из заброшенных улочек в Мезон-Альфоре. Пожарные подоспели, когда огонь уже перебрасывался на пустующие лачуги на берегу реки. Пожар был потушен только к трем часам утра. Среди развалин – три сгоревшие машины, а в одной из них – обгоревшее тело. Легенек узнал о несчастном случае в семь утра, когда брился. В пятнадцать часов он заехал к Пьеру Реливо в его контору. Реливо с уверенностью опознал базальтовый камешек, который показал ему Легенек. Вулканический талисман, с которым София Симеонидис никогда не расставалась: она носила его с собой в сумочке или кармане уже двадцать восемь лет.
18
Александра сидела на постели, поджав под себя длинные ноги и закрыв лицо руками, она не хотела ничему верить без подробностей и доказательств. Было семь часов вечера. Легенек разрешил Вандузлеру и остальным остаться в комнате. Обо всем сообщат завтрашние газеты. Люсьен проверял, не запачкал ли малыш его ковер фломастерами. Его это беспокоило.
– Почему вы поехали в Мезон-Альфор? – говорила Александра. – Вы что-то знали?
– Ничего, – заверил Легенек. – У меня на участке четверо числятся пропавшими. Пьер Реливо не желал объявлять жену в розыск. Он был уверен, что она вернется. Но ваш приезд помог мне, скажем… убедить его подать заявление. София Симеонидис была в моем списке и у меня в голове. Я поехал в Мезон-Альфор, потому что это моя работа. К слову сказать, я там был не один. Там были и другие инспектора, искавшие подростков и сбежавших супругов. Но женщину искал я один. Знаете, женщины пропадают куда реже, чем мужчины. Когда пропадает женатый мужчина или подросток, мы особо не беспокоимся. Но вот если исчезает женщина, можно опасаться самого худшего. Понимаете? Но тело, простите, не поддавалось идентификации, даже по зубам: их, можно сказать, не осталось.
– Легенек, – перебил Вандузлер, – можешь обойтись без подробностей.
Легенек покачал мелкой головой с крупными челюстями.
– Пытаюсь, Вандузлер, но мадемуазель Хауф-ман хочет быть уверена.
– Продолжайте, инспектор, – произнесла Александра негромко. – Я должна знать.
Лицо молодой женщины было заплакано, черные волосы, до которых она дотрагивалась мокрыми от слез руками, спутались и слиплись. Марку хотелось все исправить, высушить их и причесать. Но на самом деле он ничем не мог ей помочь.
– Лаборатория над этим работает, и, возможно, понадобится несколько дней, чтобы получить новые результаты. Однако сгоревший человек был невысоким, и это наводит на мысль о женщине. То, что осталось от машины, буквально просеяли сквозь мелкое сито, но ничего не нашли, ни клочка одежды, ни мельчайшей вещицы – ничего. Огонь разожгли, обильно облив бензином не только тело и машину, но и землю вокруг, и фасад дома у реки, к счастью пустующего. На этой улице никто уже не живет. Она предназначена под снос, и там догнивают несколько брошенных машин, в которых иногда ночуют клошары.
– Значит, место было выбрано удачно, верно?
– Да. Потому что, когда вызвали пожарных, огонь уже сделал свое дело.
Инспектор Легенек раскачивал на пальце пакетик с черным камнем, и Александра провожала взглядом это монотонное покачивание.
– Что еще? – спросила она.
– На месте ног обнаружены два кусочка расплавленного золота, – возможно, это были кольца или цепочка. Значит, человек был достаточно богат, чтобы обладать золотыми украшениями. Наконец, на том, что осталось от переднего правого сиденья, найден уцелевший в огне черный камешек, кусочек базальта, – несомненно, все, что осталось от содержимого сумочки, лежавшей на сиденье справа от водителя. Больше ничего. Должны были сохраниться и ключи. Но, как ни странно, никаких следов ключей не обнаружено. Я поставил на этот камешек. Понимаете? Трое других пропавших с моего участка были мужчинами высокого роста. Поэтому я немедленно поехал к Пьеру Реливо. Я спросил у него, захватила ли его жена с собой ключи, как делают обычно. Представьте, не захватила. Реливо сказал, что София имела обыкновение прятать ключи в саду, как девчонка.
– Правда, – сказала Александра с мимолетной улыбкой. – Бабушка всегда страшно боялась потерять ключи. От нее мы все и переняли привычку прятать ключи, как белки. Никогда не носим их с собой.
– Вот как, – сказал Легенек, – тогда понятно. Я показал Реливо этот базальтовый камешек, ничего не говоря о находке в Мезон-Альфоре. Он тут же опознал его.
Александра протянула руку к пакетику.
– Тетя София подобрала его на пляже в Греции, на следующий день после своего первого большого успеха на сцене, – прошептала она. – Она никогда без него не выходила, чем, признаться, изрядно досаждала Пьеру. А нас это здорово забавляло, и вот теперь этот самый камешек… Однажды они поехали на Дордонь и вернулись, отъехав больше чем на сто километров от Парижа, потому что София забыла свой камешек. И правда, она носила его в сумочке или в кармане пальто. На сцене, какой бы на ней ни был костюм, она требовала, чтобы в нем сделали внутренний кармашек. Она никогда не пела без камешка.
Вандузлер вздохнул. До чего же греки могут быть занудными.
– Когда расследование будет закончено, – продолжала Александра тихо, – словом… если вы не обязаны его хранить, можно мне забрать его себе? Если только дядя Пьер, конечно…
Александра вернула пакетик инспектору Ле-генеку. Тот кивнул.
– Пока мы, разумеется, оставим его у себя. Однако Пьер Реливо не высказывал мне никаких просьб на этот счет.
– Каковы выводы полиции? – спросил Вандузлер.
Александре очень нравилось, когда говорил этот старый легавый, дядя или крестный типа во всем черном и с кольцами, если только она правильно поняла. Она не вполне доверяла бывшему комиссару, но его голос звучал ободряюще и умиротворяюще, даже когда он не говорил ничего особенного.
– Не перейти ли нам в соседнюю комнату? – предложил Марк. – Можно что-нибудь выпить.
Все молча последовали за ним, а Матиас натянул куртку. Ему пора было отправляться в «Бочку».
– Жюльет не закрыла ресторан? – спросил Марк.
– Нет, – сказал Матиас. – Но мне придется работать за двоих. Она еле держится на ногах. Легенек только что приносил ей на опознание камень, и она потребовала объяснений.
Легенек с сокрушенным видом развел коротенькими ручками.
– Люди требуют объяснений, – сказал он, – и это нормально, а потом падают в обморок, и это тоже нормально.
– До вечера, святой Матфей, – сказал Вандузлер, – позаботьтесь о Жюльет. Итак, Легенек, каковы первые выводы?
– Госпожа Симеонидис была найдена через четырнадцать дней после своего исчезновения. Не мне тебя учить, что в том состоянии, в каком обнаружено тело, полностью обугленное, о времени смерти судить невозможно: ее могли убить четырнадцать дней назад и потом засунуть в эту брошенную машину, а могли прикончить прошлой ночью. И в последнем случае возникает вопрос: что она делала все это время и почему? Она могла и сама прийти на эту улицу, кого-то там ждать и попасться в ловушку. При нынешнем состоянии переулка невозможно обнаружить какие-либо следы. Повсюду сажа и обломки. Откровенно говоря, расследование начинается крайне неудачно. Углы атаки слабы. Угол «как» перекрыт. Угол алиби, растянутый на две недели, не поддается контролю. Угол вещественных доказательств не существует. Остается угол «почему» со всем, что из этого следует. Наследники, враги, любовники, шантажисты, и вся вытекающая отсюда рутина.
Александра отодвинула свою пустую чашку и вышла из «трапезной». Ее сын рисовал на втором этаже, устроившись за письменным столиком Матиаса. Она спустилась вместе с ним и взяла куртку в своей комнате.
– Хочу выйти, – сказала она четверым мужчинам, сидящим за столом. – Когда вернусь, не знаю. Вы меня не ждите.
– С малышом? – сказал Марк.
– Да. Если вернусь поздно, Кирилл поспит в машине на заднем сиденье. Не беспокойтесь о нас, мне нужно развеяться.
– В машине? Откуда машина? – спросил Марк.
– Машина тети Софии. Красная. Пьер дал мне ключи и сказал, что я могу брать ее, когда захочу. У него есть своя.
– Вы ходили к Реливо? – возмутился Марк. – Совсем одна?
– А вам не кажется, что дядя удивился бы, если бы за два дня я даже не навестила его? Матиас может говорить что ему вздумается, но Пьер был очень мил. И мне не хотелось бы, чтобы ему докучала полиция. Ему и так тяжело придется.
Александра была на грани, это ясно. Марк задумался, не поторопился ли он, предложив ей кров. Почему бы не отослать ее к Реливо? Нет, сейчас совсем неподходящий момент. И Матиас снова встанет в дверях как скала. Он взглянул на молодую женщину, которая крепко держала за руку сына, а взгляд ее блуждал неизвестно где. Водопад разочарований, он чуть не забыл про водопад. Куда она ездила на машине? Она говорила, что никого не знает в Париже. Марк погладил кудри Кирилла. Невозможно удержаться, чтобы не потрепать этого мальчугана по голове. Однако его мать, при всей ее утонченной красоте, становилась несносной, когда бывала на взводе.
– Я хочу поужинать со святым Марком и святым Лукой, – заявил Кирилл. – Мне надоело сидеть в машине.
Марк посмотрел на Александру и заверил, что ему это нетрудно, он никуда не собирается сегодня вечером и может приглядеть за малышом.
– Хорошо, – сказала Александра.
Она поцеловала сына, сказала ему, что на самом деле их зовут Марк и Люсьен, и, обхватив себя руками, ушла, кивнув на прощание инспектору Легенеку. Марк посоветовал Кириллу пойти закончить свои рисунки до ужина.
– Если она едет в Мезон-Альфор, – сказал Легенек, – только зря потеряет время. Переулок перекрыт.
– Зачем ей туда? – спросил Марк, внезапно вспылив и забыв, что несколько минут назад он желал, чтобы Александра убралась жить в другое место. – Она поедет куда глаза глядят, только и всего!
Легенек вместо ответа развел своими широкими ладонями.
– Вы собираетесь установить за ней наблюдение? – спросил Вандузлер.
– Нет, не сегодня. Сегодня она ничего важного не предпримет.
Марк встал, быстро переводя взгляд с Легенека на Вандузлера.
– Наблюдение? Да вы шутите?
– Ее мать – одна из наследниц, и Александре это выгодно, – сказал Легенек.
– Ну и что? – вспылил Марк. – Надо думать, не ей одной! Боже мой, да посмотрите на себя! Глазом не моргнули! Твердость и подозрительность прежде всего! На девушке лица нет, она едет куда глаза глядят, а вы устанавливаете наблюдение! Люди с характером, люди, которых не проведешь, люди, которые не вчера родились! Грош вам цена! Знаете, что я думаю о людях, которых не проведешь?
– Знаем, – сказал Вандузлер. – Ты на них…
– Вот именно! Нет хуже придурков, чем те, кто не способен хотя бы время от времени родиться вчера! Свалиться с луны! Я вот думаю, не самый ли ты очерствевший из всех легавых, откуда бы они ни свалились!
– Позволь представить тебе святого Марка, моего племянника, – сказал Вандузлер Легенеку, улыбаясь. – Он переписывает Евангелие на пустом месте.
Марк пожал плечами, залпом допил свой стакан и со стуком поставил его на стол.
– Оставляю последнее слово за тобой, дядюшка, потому что ты все равно захочешь его сказать.
Марк выскочил из комнаты и кинулся вверх по лестнице. Люсьен бесшумно последовал за ним и схватил его за плечо на площадке второго этажа. Редкий случай, но Люсьен говорил нормальным голосом.
– Спокойно, солдат, – сказал он. – Победа будет за нами.
19
Когда Легенек покинул чердак Вандузлера, Марк взглянул на часы. Было десять минут первого ночи. Они играли в карты. Заснуть Марку так и не удалось: он слышал, как около трех вернулась Александра. С вечера он оставил все двери открытыми, чтобы не прозевать Кирилла, если тот проснется. Марк подумал, что спускаться, чтобы подслушивать, нехорошо. Тем не менее спустился и, дойдя до седьмой ступеньки, прислушался. Молодая женщина двигалась бесшумно, чтобы никого не разбудить. Марк слышал, как она выпила стакан воды. Так он и думал. Едешь прямо перед собой, уверенно несешься в неизвестность, принимаешь твердые и противоречивые решения, но на деле виляешь из стороны в сторону и возвращаешься назад.
Марк примостился на седьмой ступеньке. Его мысли сталкивались, наезжали одна на другую или разбегались. Как плиты земной коры, которые ухитряются перемещаться по тому скользкому и раскаленному, что находится под ними. По расплавленной мантии. Страшно подумать о плитах, которые разъезжаются во все стороны по поверхности Земли. Невозможно устоять на месте. Тектоника плит – вот что это такое. Ну а у него тектоника мыслей. Вечно они скользят, а иногда неизбежно сталкиваются. Как тут не оказаться в дерьме? Когда плиты расходятся, получается вулканическое извержение.