Варакин Александр
      Фонарь
      Рассказ
      Он не успел натаскать воды, чтобы полить свое сооружение под фонарем. Он решил сделать это назавтра с утра, потому что учился во вторую смену, а дошколят приведут лишь к вечеру. Вот будет ребятишкам радость!..
      Но с утра приехал дядя Леша на бульдозере и долго кричал в окно на третий этаж, где жила тетя Лена, что она дура, и что когда-нибудь он ее убьет. Потом дядя Леша заметил мальчика и сказал ему, что он двоечник, а это было обидно, потому что он был не двоечник, а как раз пятерочник, и от этого обидно вдвойне. Когда дядя Леша совсем охрип, он сказал, что во дворе совсем негде поставить машину, если, допустим, приехать на обед, - и сдвинул своим бульдозером построенную мальчиком снежную горку из-под фонаря в самый угол двора, под тополь. Теперь это была уже не горка, а просто куча снега, и мальчик заплакал, а дяде Леше стало хорошо, он тут же простил тетю Лену, прохрипел ей "Живи!" и довольный уехал.
      Мальчика звали Потресов, и было это давно, еще когда учился он во втором классе.
      Завидовал Потресов. Завидовал всем и каждому. Преуспевающему-то в жизни и позавидовать не грех - умеет, мол, устроиться. Но Потресова раздражал даже нищий на вокзале: вот ведь, ни за что ни про что бросают ему в шапку медяки. Ну и что, что на них даже батона не купишь? - все равно с бухты-барахты, считай, из ничего. Так бы и он сумел, только честный очень, сидеть на вокзале не пойдет - и не потому что совестно, а потому что работать надо, и заработаешь.
      Возвращался Потресов с работы домой. Работать он любил допоздна, хоть бы и до рассвета. Была какая-то захватывающая прелесть в том, что все сотрудники, которых он ненавидел, уже ушли, оставив по себе одну тишину; в том, что в огромной комнате он сам себе хозяин; в том, что всегда и во всем - он чувствовал - он, Потресов, умней.
      - До чего бездарный у нас отдел! - воскликнул Потресов, как частенько восклицал, и пошел дальше.
      - У-тю-тю, хмыреночек! - тепло окликнул он шмыгнувшего мимо кота.
      И чего они все копошатся? Ну, чего? Какого рожна?.. Хобби!.. Какое может быть хобби, когда и основную работу не выправляешь? Зачем вообще пришли в КБ?.. Мерзкие, гнусные людишки.
      А начальник? То и дело - на дачу. Насос у него, видите ли, полетел. Какой может быть насос, когда КБ плана не дает?.. Зам. генерального придурок. Да и сам генеральный. Кто завод по миру пустил - перестройка, что ли?.. Для чего ратовал за нее, если не хочешь или не можешь искать ни поставщиков, ни потребителей?.. По вечерам он в народном театре Отелло изображает! Изобрази хоть раз грамотного генерального директора.
      С такими мыслями Потресов шел домой. С такими мыслями пришел.
      - Ну, что ты все крутишься, крутишься? - сказал жене после принятия пищи. - Сядь, посиди.
      - Так ведь Пашке назавтра еще брюки гладить, - возразила жена.
      И у этой все занятия да занятия.
      - Это ты мне назло, - сказал Потресов, выключил "Адъютанта его превосходительства" и вышел во двор.
      В одиннадцать ночи окна горели ярким пламенем. Будто не средняя полоса, а Заполярье в полярную ночь, когда рабочее утро наступило. За каждым окном кто-нибудь да копошится. Почему не спят? Даже "Адъютанта" не смотрят. Впрочем, поганая картина.
      Даже за тем окном, где живет наркоман дядя Леша, все-таки зарезавший тетю Лену и отсидевший за это полный срок... Этому-то что надо?
      Потресов перевел взгляд на одинокий фонарь посреди двора. Фонарь давно не горел: хулиганы расстреляли лампочку и плафон из рогаток, расстреляли в пух и прах. Лебединая шея, изогнутая так изящно, так по-старому, когда все еще умели всё делать, когда порядок был. На такой шее, на такой прихотливо изогнутой трубе хорошо бы повеситься. Утром из любой квартиры видно будет...
      Вспомнил Потресов, что в кладовке есть у него подходящая веревка. Теперь, пожалуй, таких и не вьют. Уж вервие, так вервие.
      И он пошел в кладовую за веревкой.