Стремление объединить различные религиозные верования привело к тому, что баптист Шкубин вошел в католический <Орден крови из ран Христовых>, давно созданный в Альпах, на границе двух государств. Возглавлял этот <орден> старый священнослужитель по имени Иоахим. В его филантропической деятельности Шкубину понравилось то, что все богоугодные заведения <ордена> пользовались иммунитетным правом наравне с монастырями и в то же время имели поддержку местных комитетов Красного Креста. Власти не вмешивались в его дела. Под вывеской <Ордена крови из ран Христовых> Шкубин с сыном открыл клинику и пансион, в котором нашли спокойный приют бывшие генералы и крупные военные промышленники, бежавшие из стран после свержения там их власти. Пансион был неприкосновенен, и все же его питомцам пришлось жить под видом немощных стариков, у этих обездоленных предусмотрительно было переведено немало денег в банки малых нейтральных стран, и хорошую плату получал от них Юлий Шкубин.
      Сын Шкубина Валентин мало интересовался делами отца. Он получил медицинское образование и хотел продолжить изучение физики и химии, мечтал о научной работе. Но отец отговорил его и убедил, что он будет хорошим помощником и в роли врача. Валентин согласился работать в клинике под вывеской <ордена> и выпросил у отца средства на оборудование лаборатории, чтобы заниматься опытами.
      После смерти отца Валентину Юльевичу досталось большое и хлопотное наследство. В коттеджах, огороженных вместе с клиникой кирпичной стеной с железными прутьями-пиками, доживали свой век бывшие генералы и президенты различных компаний, они требовали внимания и расходов. Валентин Юльевич Шкубин обращался в местный комитет Красного Креста с просьбой принять от него безвозмездно пансион вместе со всеми его жильцами - себе он хотел оставить только клинику, - но все осталось по-прежнему. Говорят, в это дело вмешался Пат Руис, он воспротивился передаче пансиона Красному Кресту, из чего можно заключить, что Руиса и Шкубина что-то связывает. Говорят, лаборатория Шкубина целиком оборудована на средства Пата Руиса.
      Мало кто знает, что Руис до сих пор остается очень богатым человеком. Сам он, когда заходит об этом разговор, напоминает всем известный факт национализации предприятий и капиталов <Атлантик-компани>. Но это не так. Предвидя угрозу, Руис сумел многое сохранить. Тогда был период <золотого кровоизлияния>. Руис через Юлия Шкубина, проживавшего под вывеской <ордена>, скупал в странах Европы акции своей и других компаний и превращал их в золото. Хотя банки и хранили тайну сделок, но достаточно посмотреть газеты того времени, и от тайны ничего не останется. Капитал Руиса после ликвидации <Атлантик-компани> оценивался по меньшей мере в миллиард долларов. Руис, видимо, больше не доверяет банкам - на его счетах осталась весьма скромная сумма. Где золото Пата Руиса? - это действительно остается тайной...
      Киджи к своим записям в блокноте больше ничего не смог добавить.
      2
      Не только клиника и коттеджи пансиона, но и двухэтажный дом, стоявший в южной стороне, ближе к горам, и большой участок леса вокруг - все это принадлежало Валентину Юльевичу Шкубину и было обнесено кирпичной оградой с железной решеткой.
      Валентин Юльевич вставал рано и сразу же шел в лес подышать свежим воздухом. В это утро он проснулся еще раньше: предстоящая встреча и разговор с Патом Руисом беспокоили его.
      Руис некоторое время жил здесь, в пансионе. Тогда он передал Валентину Юльевичу один документ, содержащий формулы и в целом рецептуру изготовления особого сплава металлов. Так, во всяком случае, объяснил это Пат Руис. Он сказал, что сын его мог погибнуть только на обратном пути от Луны к Земле и причиной была скорее всего лучевая болезнь: Дин потерял сознание, не смог связаться по радио с Землей и управлять кораблем <Сириус> ушел в неведомые дали космоса... Один ученый, состоявший на службе у Руиса в научно-исследовательском бюро, долго работал над созданием сплава, способного полностью отражать космические лучи. Он умер, не сумев довести дела до конца. Очень важно завершить эту работу. Ученых до сих пор беспокоит вопрос о надежной защите космонавтов от поражения радиоизлучением. Очевидно, эта проблема долго еще останется волнующей.
      Изучив документ, Валентин Юльевич сказал, что его лаборатория не позволяет производить подобные опыты - нужна специальная аппаратура. Тогда было заключено соглашение: Руис даст средства на приобретение нужной аппаратуры и оборудования; Валентин Юльевич работает для Руиса, который обещал не жалеть на это дело денег. Шкубина прельстила мысль иметь первоклассную лабораторию. Он мечтал о спокойной работе под вывеской благонамеренного <Ордена крови из ран Христовых>, в дела которого никто не вмешивался, думать только о больных и о науке. Валентину Юльевичу нравилось быть отгороженным от мира каменной стеной, он редко появлялся в городе, не читал ничего, кроме специальной литературы, и лишь радио сообщало ему о том, что происходит на земле.
      Руис исчез из пансиона, он пропадал где-то много лет. Все это время Валентин Юльевич регулярно два раза в год получал из банка деньги - по заранее сделанному Руисом распоряжению, - они шли для бывших компаньонов Руиса, проживавших в коттеджах, и на расходы по лаборатории. И вот Руис снова объявился, громогласно заявив о себе. Теперь он на свободе и полностью реабилитирован. Валентин Юльевич слушал по радио его речь, произнесенную перед памятником русскому космонавту. Руис каялся в своих прежних грехах, говорил о мире и дружбе. Видимо, у него намерение жить по-новому, приносить пользу людям. Он приедет сюда и заговорит о работе над защитным сплавом, крайне нужным человечеству в век космических полетов. Но у Валентина Юльевича за эти годы дело нисколько не подвинулось. Что же последует с приездом Руиса? Руис передаст работу другому ученому, Валентин Юльевич лишится лаборатории, созданной на деньги Руиса, и еще останется в долгу перед ним. Лучше бы лишиться пансиона, даже клиники, даже собственного дома, но не лаборатории. Валентину Юльевичу только и осталось в жизни, что бесконечные опыты и эксперименты, опыты какие угодно и над чем угодно, лишь бы они привлекали все его внимание, уводили в мир атомов и молекул, не оставляли времени думать о себе, опыты, порой такие же бесцельные, как и его жизнь...
      Валентин Юльевич прошелся по аллее до самых гор и повернул обратно.
      Пока еще только август, а уже кое-где появились первые листья на земле, оранжевые, будто вырезанные из меди. Неужели близка осень? В предгорьях ее признаки появляются рано.
      Валентин Юльевич всегда уже с середины лета думал о приближающейся осени, угадывал ее. Он не любил ее, одинокий пожилой человек, ему бывает скучно и тяжело осенью.
      Маленький трактор тянул по узкой аллее тележку, наполненную всяким садовым сором. За рулем сидел старик. Поравнявшись с Валентином Юльевичем, он остановил трактор и снял старую шляпу с высокой конусообразной тульей.
      - Доброе утро, господин Шкубин!
      Валентин Юльевич сдержанно поздоровался со своим садовником.
      - Что будем делать с тем дубком, господин Шкубин? - садовник показал рукой вдоль аллеи.
      Он говорил про дубок с кривым стволом. Деревцо на метр отступало от ровной кромки аллеи. Если проезжал трактор с тележкой, то втулка колеса непременно задевала ствол выступившего из общего строя дерева. Кора его была повреждена, слезилась. Ствол несколько раз обмазывали раствором глины, обвязывали, но на него опять обрушивались удары колеса, наносились новые раны. Объехать дерево в очень узкой аллее было трудно.
      - Надо осторожнее, - заметил Валентин Юльевич.
      - Я всегда осторожен. - Старик надел шляпу и взялся за руль. - Но не помогает моя осторожность. Срубить его надо, господин Шкубин. Оно нарушает аллею, как недисциплинированный солдат в строю.
      - Нет-нет, - покачал головой Валентин Юльевич. - Как можно! Спилить, срубить - очень просто. Надо огородить.
      Он подошел к несчастному дереву. Оно имело жалкий вид. Разодранная кора ствола свисала лохмотьями, верхние сучки начинали сохнуть. Листва поредела. Оно было еще молодо, но уже напоминало костлявого старика.
      Это дерево посадил отец Валентина Юльевича незадолго перед своей смертью. Он тогда плохо соображал и вкопал его чуть ли не на середине аллеи. И сказал:
      - Обещай, Валентин, что и этот мой труд, самый последний, не пропадет даром.
      Сын обещал.
      <Надо бы выкопать его и перенести на другое место, - подумал Валентин Юльевич. - Ведь это память об отце. У меня никого не было, кроме отца, и никого нет теперь...>
      Он поднял грабли и принялся сгребать листья, опавшие с отцовского дерева, но услышал звенящий гудок автомашины и отставил грабли. Неужели Руис? Так рано!
      Валентина Юльевича беспокоило то, что он так и не придумал, как лучше объяснить положение дела Руису. Старик может разгневаться и за одну минуту лишить Валентина Юльевича лаборатории и клиники.
      Он быстро пошел к дому и увидел Руиса - тот стоял возле машины. Валентин Юльевич замедлил шаги.
      Руис стягивал перчатку с правой руки, чтобы поздороваться, но Валентин Юльевич, увидев своего садовника, сначала подошел к нему и долго объяснял, что нужно сделать с тем дубком. Старый садовник удивлялся несуразному решению хозяина - перенести дерево. Это можно сделать только поздней осенью, Валентин Юльевич мало думал о дереве, он собирался с мыслями. Наконец он пошел навстречу гостю.
      - Мистер Руис, я рад вас видеть в добром здоровье и бодрого духом, сказал Валентин Юльевич, пожимая гостю руку. На самом деле Руис выглядел скверно: лицо серое, опавшее, веки покраснели. Длинный путь в самолете утомил его.
      - Благодарю. Я тоже рад вас видеть.
      - Этот садовник, - как бы извиняясь, сказал Валентин Юльевич, - чуть не сгубил лучшее дерево! Всюду надо смотреть самому. Я еще не успел позавтракать. А вы?
      - С аэродрома я прямо сюда...
      - Отлично сделали. Идемте в дом.
      Валентин Юльевич напомнил себе, что нужно все делать не спеша. Он не торопился повести гостя в столовую, где начнется разговор о главном. Он задержался на веранде, глянул в затененный угол.
      - Смотрите, ожила!
      Руис подошел и увидел аквариум. На дне стеклянного ящика было немного воды, зеленели водоросли и лежали три крупных булыжника. Больше ничего Руис не разглядел.
      - Спряталась, проказница! Смотрите, мистер Руис, вот она!
      Из-за камней высовывался тонкий змеиный хвост необыкновенной окраски - ярко-желтые пятна на черном.
      - Зачем вы держите змею! - Руис был удивлен и недоволен поведением Шкубина.
      - Это не змея, а саламандра, пятнистая саламандра - редкость здешних мест, - стараясь казаться излишне обрадованным, пояснил Валентин Юльевич. - Тут были еще и лягушки - для препарирования. А у саламандр я изучаю лечебное действие выделений кожных желез. Служанка не заметила, что вода в аквариуме высохла, и саламандра впала в оцепенение. Вчера вечером я пустил воду, и, как видите, эта проказница ожила. Прошу, мистер Руис! Извините, что задержал вас. Всюду нужен заботливый глаз.
      Стол был накрыт. Руис снял шляпу и не глядя протянул ее влево, но там ее некому было принять: служанка - старуха, жена садовника - удалилась, как только хозяин и его ранний гость вошли в столовую. Шляпу гостя принял хозяин.
      3
      - Дорогой мистер Шкубин, я надеюсь, вы догадываетесь, зачем я поспешил сюда. Конечно же не для того, чтобы посмотреть необыкновенную саламандру и позавтракать. Благодарю, я сыт.
      - Выпейте вина, мистер Руис. Когда-то вы очень любили вот это...
      - Еще раз благодарю. Но утром не пью. Старость!..
      - Один глоток. Разрешаю, как врач.
      - Мне надо беречь остатки здоровья и сил, - мрачно сказал Руис, но отпил глоток. - Когда я был в расцвете и дела шли отлично, вдруг последовал удар... Сначала бешенство, потом какое-то оцепенение...
      - Да, оцепенение, - задумчиво повторил Валентин Юльевич. - Вы видели саламандру. Она напоминает человека - пусть это не будет унизительным для него. Лиши человека воздуха и чего-то еще небольшого, ради чего стоит жить - и он впадет в оцепенение, как саламандра без воды. - Говоря это, он думал о лаборатории, и Руис словно угадал его мысли.
      - Прежде, чем начать серьезный разговор, мистер Шкубин, мне хотелось бы спуститься в лабораторию.
      - Там все в порядке, мистер Руис.
      - Но мне хотелось бы сначала заглянуть в свою комнатку, - сказал Руис.
      <Своей комнаткой> в нижнем, цокольном, этаже Руис называл нечто вроде кладовой, отгороженной железными грубо сваренными щитами и с железной дверью. Про эту комнату Валентин Юльевич знал только то, что еще при отце Руис оборудовал ее для хранения документов <Атлантик-компани> и фамильных вещей большой давности - их в тюках вносили туда какие-то рабочие со стороны.
      - Надеюсь, никто не проявлял к ней интереса! - подозрительно взглянул Руис.
      - Сэр! - обиделся Валентин Юльевич.
      - Я не хотел оскорбить вас, мистер Шкубин. Дайте, пожалуйста, ключ от лаборатории.
      Валентин Юльевич вынул из ящика стола ключ. Руис, насвистывая какую-то старенькую мелодию и подергивая в одну сторону головой, вышел.
      Он спустился вниз и открыл дверь в лабораторию. О, это он видел впервые! Комнатные перегородки во всем этаже были убраны, оставалась только железная стена, отгораживающая по всей высоте <комнатку> Руиса, образовался большой зал. На столах и на подставках блестели металлические и стеклянные колбы и цилиндры, спирально змеились трубы, соединяющие их; белели пульты с темными точками регуляторов. Да, Шкубин тратил деньги по назначению. Интересно, чего он добился?.. Однако Руиса прежде интересовала <своя комнатка>.
      Он достал из брючного кармана свой ключ и открыл железную дверь. В правом углу над полом возвышался металлический купол диаметром около метра, напоминающий люк канализационной трубы. Руис внимательно осмотрел полусферическую крышку, запорошенную пылью. Кажется, все было так, как и прежде. Он отчетливо начал считать: <Один, два, три, четыре...>. С одиннадцати он повел счет в обратном порядке, дошел до семи и громко произнес: <Аут!> На крышке загорелся крошечный глазок рубинового цвета. Руис стер пыль, достал тонкий плоский ключик со шнуром и воткнул в еле заметную щелку, отошел, разматывая провод, нащупал внизу стены замаскированную розетку и вставил в нее вилку. Тяжелая металлическая крышка откинулась с такой силой, что, окажись рядом человек, он был бы убит. Но если бы другой, уцелевший, попытался проникнуть в открывшийся круглый колодец, его ожидали бы иные сюрпризы. Все кончилось бы тем, что прорвалась бы канализационная труба, проходившая рядом, залила бы грабителей нечистотами, а золота так никто бы и не увидел.
      Оно было на месте, в целости.
      <Я не мыслю своей жизни без него, - думал Руис, закрывая тайник. Что я значу без золота, без богатства! Ученые утверждают, что углеродный и кислородный обмен является основой и дыханием жизни, а какой-то аргон совершает вечный круговорот>.
      Взбодрившийся Руис поднялся наверх, он сказал Шкубину:
      - Когда прикоснешься к родным с детства вещам, чувствуешь себя моложе. Теперь можно перейти к делу.
      Валентин Юльевич встал, подошел к окну и поднял штору. Ослепительно яркое солнце глянуло в окно. Гор не было видно - голубоватая дымка покрывала их. Деревья, кажется, поредели. В столовой на хрустале и стекле вспыхнули и загорелись звезды.
      - Не лучше ли закрыть окно, - Руис болезненно сморщился. Хозяин опустил штору. Посуда на столе погасла.
      - Я слушаю вас, - Валентин Юльевич остался у закрытого окна, и на лице его лежала тень.
      - Мистер Шкубин, - сказал Руис с ноткой торжественности в голосе, словно начал тост, - мы очень давно с вами не встречались и поэтому не лишне будет кое-что из того, что нам известно, повторить, возобновить и закрепить в памяти. Итак - долгое время меня и вашего отца связывала крепкая дружба, основанная на взаимном доверии. Я надеюсь, такое же чувство испытываете и вы. Помимо того - и это ничуть не противоречит дружбе, а наоборот, еще больше укрепляет ее - у нас были деловые отношения, которые остаются и теперь, не так ли? В чем они заключались, не стоит много говорить об этом - часть дел завершилась благополучно, часть предоставлена решению нашему всеобщему богу - времени, событиям, независящим от нас, но об одном деле мне хочется вспомнить и поговорить подробнее.
      Руис уселся поудобнее и окинул взглядом комнату, словно отыскивая что-то.
      - Но прежде всего, - сказал он тихо, - мне хотелось бы узнать, цел ли тот документ с формулами, помните?
      - Помню, - глухо ответил Валентин Юльевич и подошел к столу. - Могу показать.
      - Не надо. Я вам верю. Каковы же успехи?
      - Невелики. Все опыты, а их были сотни, кончились неудачей. Я уже решил, что это не по моим силам и не в моих возможностях, однако интерес к дальнейшим опытам не пропал. Могу сообщить кое-что.
      - Кое-что - это значит ничего, - строго сказал Руис. - Нам нужен сплав. Мой ученый, безвременно погибший, перед смертью сожалел: <Ах, если бы еще неделя - и я добился бы результата>.
      - Простите, мистер Руис, я вас прерву, - осторожно заметил Валентин Юльевич. - Но запись формул и расчетов сделана не ученым. Там масса ошибок, пропусков. Мне пришлось решать задачу со многими неизвестными.
      - Совершенно верно, - согласился Руис и закрыл глаза. - Несчастный продиктовал свои расчеты будучи тяжело больным. Я уже не помню, кто оказался тогда возле его смертного одра.
      - Я не смогу решить эту задачу один, - признался Валентин Юльевич. Не обратиться ли за помощью... Пригласим сюда другого ученого, будем работать вместе.
      - Вы сказали величайшую глупость, - резко оборвал его Руис. - Ключ важного открытия в ваших руках, разве можно доверять его еще кому-то? Или вам безразличны слава и награда?
      - Я об этом не думал.
      - Странный вы человек, - усмехнулся Рунс. - Впрочем, не будем обострять отношений. Я хочу услышать, что же означает это <кое-что>, достигнутое вами?
      Валентин Юльевич рассказал: производя многочисленные опыты, он пришел к мысли, что путь, указанный расчетами и формулами умершего ученого, не может привести к созданию сколько-нибудь прочного сплава, это - путь скорее к разрушению металлов.
      - О! - воскликнул Руис и замолчал. А потом тихо спросил: - Вы можете показать хоть несколько крупиц того, что получили?
      - Нет, - ответил Валентин Юльевич. - Но в моем представлении это что-то сыпучее, из чего нельзя сделать прочного покрытия космического корабля.
      - Продолжайте, продолжайте работу, мистер Шкубин, она должна принести успех, - сказал Руис, оживившись. - Я полагаю, сыпучая масса может служить компонентом сплава, впрочем не мне об этом судить. Доведите дело до конца, мистер Шкубин. Вас ждет слава!
      - Но одному, без помощника, очень трудно. Приходится все готовить своими руками, - сказал Валентин Юльевич.
      - Возьмите себе лаборанта, - разрешил Руис. - Только главного не доверяйте. И не жалейте денег на опыты, приобретайте любую аппаратуру. Я пока еще могу вести денежные расчеты.
      Руис сам налил себе вина, выпил, поговорил о погоде, о предстоящих выборах на его родине и уехал.
      К удивлению Валентина Юльевича, встреча эта прошла много лучше, чем он предполагал.
      4
      Профессор Дольц был единственным здесь ученым, которого знал Валентин Юльевич. Они изредка встречались в городе, но друг у друга не бывали. Только однажды профессор побывал у Шкубина и похвалил его лабораторию. У них могли бы установиться хорошие, дружеские отношения, если бы профессор проявил инициативу, но он лишь в крайних случаях обращался к доктору Шкубину, и это касалось главным образом проведения различных анализов, чего профессор не мог сделать у себя.
      Валентин Юльевич был польщен, когда Дольц попросил его произвести анализ материала, который, возможно, представлял собой остатки сгоревшего болида. Он назвал час, когда может прийти помощник профессора, и в четыре часа увидел с веранды, как к дому подходила молодая женщина, высокого роста, красивая, с удивительными светло-дымчатыми волосами. Типичная немка, запечатленная на картинах многих художников. Валентин Юльевич поднялся с шезлонга.
      - Фройляйн очень аккуратна. Вы ведь от профессора?
      Фройляйн сразу же назвала свое имя и передала привет от профессора.
      - Мы можем приступить к работе. Надевайте халат. Где ваши пробы?
      Фройляйн вынула из сумочки несколько маленьких плотных конвертов.
      - Что вы установили с профессором? - спросил Валентин Юльевич, рассматривая сероватые на вид порошки.
      - Лишь то, господин доктор, что это не зола.
      - Ну да. Это ведь космическая пыль. Идемте.
      В лаборатории было прохладно и сумрачно. Валентин Юльевич отдернул шторы на окнах и подошел к столу, на котором стоял квантовак - прибор для проведения химических анализов.
      - Исследование неметаллов нужно производить в вакууме, - сказал он. У профессора, я знаю, нет квантовака.
      Инга стояла рядом и следила за его работой с выражением напряженного ожидания, и Валентин Юльевич подумал, что лаборантка профессора Дольца совсем неопытная - смотрит так, словно ждет какого-то фокуса; богатства лаборатории ее не удивили и не заинтересовали.
      - Наденьте, - сказал Валентин Юльевич, подавая защитные очки, и сам тщательно заправил дужки таких же очков за уши. - Включаю!
      Он нажал кнопку. Вспыхнула дуга, силу и цвет ее нельзя было определить сквозь стекла-фильтры. Через полминуты дуга погасла. Валентин Юльевич взял из авторегистратора темную полоску с разноцветными линиями.
      - Посмотрим, - Валентин Юльевич повернулся спиной к окну и поднял к глазам карточку, фройляйн Инга стояла рядом и вглядывалась в карточку. Вы разбираетесь в этих вещах?
      - Немножко.
      - Каждый элемент обладает своим характерным, присущим только ему спектром. По расположению различных полос и линий в спектре неизвестного образца можно узнать, из каких элементов он состоит, - объяснил Валентин Юльевич. - Кальций светится красноватым цветом - его у нас нет, калия тоже нет, фосфора, магния, бора - нет. Конечно, это не зола. А это что за линии? - он задумался, потом сказал: - Сделаем другой анализ.
      Снова вспыхнула световая дуга, и через минуту Валентин Юльевич держал в руках другую карточку, разрисованную регистрирующим прибором.
      - Что же тогда есть? - размышлял он, начиная волноваться. Присутствует в небольшом количестве... Но это не совсем похоже на германий. Возможно, есть титан. Но странно, что... Дайте, фройляйн Инга, другую пробу.
      Валентин Юльевич волновался. С таким материалом ему никогда не приходилось иметь дела. Он проанализировал все пробы, рассматривал мельчайшие пылинки в электронный микроскоп, руки его дрожали.
      - Что с вами, господин доктор? - спросила Инга.
      - Скажите, пожалуйста, фрау Эльзе - это моя служанка, она сейчас в столовой, - пусть принесет воды, - он приложил руку ко лбу, закрыл глаза и откинулся на спинку стула.
      Лаборантка вышла. Валентин Юльевич отсыпал из двух порошков по небольшой порции космической пыли, завернул в бумажку и спрятал в стол.
      Принесли стакан с водой, он выпил и немного успокоился. Нужно было написать заключение для профессора Дольца, но что написать?
      Валентин Юльевич не знал, что представляют собой эти пробы, но догадывался... Только он один мог догадаться, пусть делают сколько угодно анализов с применением любой аппаратуры. Тут крылась страшная правда, и он не понимал, кому нужна эта правда. Она не нужна Дольцу, самому Валентину Юльевичу, пожалуй, никому не нужна. И Руис, для которого он работал, хотел тоже не этого... В этой лаборатории Валентин Юльевич не сделал ни одного открытия, сейчас же он был в преддверии первой своей большой удачи и боялся ее.
      Следовало все хорошо обдумать, не спешить с окончательным ответом профессору. Валентин Юльевич написал, что ему пока ничего существенного выяснить не удалось. Если господин профессор может подождать, работа будет продолжена, но без заверений в успехе.
      - Можете прочитать, - сказал он лаборантке. - Пробы возьмите.
      Фройляйн Инга прочитала и, кажется, немножко побледнела. Отчего? В записке - неопределенный ответ. Такая ли уж она неопытная, эта фройляйн Инга? Нет, она не побледнела, это просто показалось. Наступили сумерки, и лицо ее выглядело сероватым.
      - Очевидно, мне придется побеспокоить вас завтра, а может, и послезавтра?
      - Как пожелает профессор, я - к его услугам. - Валентин Юльевич старался казаться равнодушным. - Приходите лучше всего часов в восемь утра, или даже в семь. Я встаю очень рано, но завтра работать мы не сможем, нужно кое-что приготовить... Передайте дружеский привет профессору, мы с ним так редко встречаемся. Подождите, фройляйн, я вас провожу.
      Сумерки тянулись по земле, обволакивая деревья, а вверху было светло, полнеба охватывала заря, она лежала на вершинах гор. Но на севере, над городом, широкой полосой темнели тучи.
      - Ночью будет дождь, - сказал Валентин Юльевич. - Даже раньше, через два-три часа.
      - Как он не кстати, - пожалела фройляйн Инга и заторопилась.
      Простившись, она быстро пошла тропинкой между деревьями, прямая и высокая, и ее голова задевала золотые листья. Валентин Юльевич долго смотрел ей вслед.
      Дождь начался через полчаса. Подул резкий северный ветер, загудело в лесу, и обрушился ливень. С гор понеслись потоки воды, они захватывали опавшие листья и гнали их по асфальтированным дорогам в город на тротуары, дождь смыл пыль с деревьев и крыш домов, она исчезла всюду, где была до сих пор, и сразу, как это всегда случается в горах после сильного дождя, стало прохладнее, словно дохнуло осенью.
      Руис приехал утром, когда Валентин Юльевич гулял в своем саду. Снова сияло солнце, розово-желтое, оно плыло над горами, янтарный свет лился со снеговых вершин и гас в голубоватом ельнике. Дубовый лес стоял молчаливый, в аллеях было чисто и влажно. Длинная машина Руиса пронеслась, вся в скользящих солнечных бликах и неровных тенях от листвы, похожая на сказочную саламандру.
      Валентин Юльевич провел гостя в свой кабинет. Тут пахло лекарствами. Вдоль стен были полки, и на них стояли банки с препаратами. У окна - стол, на нем микроскоп и аптекарские весы.
      - Ночью я много думал и пришел к мысли, что надо ускорить работу, за которую вы взялись, - сказал Руис, сев в кресло и вытянув длинные худые ноги. - В моем возрасте надо спешить.
      Валентин Юльевич развернул бумажный пакетик и аккуратно высыпал в чашечку весов темноватую порошкообразную массу.
      - Что это такое? - потянулся взглянуть Руис.
      - Это все, что дадут ваши формулы, - сказал Валентин Юльевич.
      Руис встал, нагнулся над столом, осторожно взял несколько пылинок, потер их между пальцами.
      - Это пепел от сигары.
      - Я не курю, мистер Руис.
      - Тогда - любая зола.
      - Нет. Анализы подтверждают...
      - Тогда, черт возьми, просто пыль. Вы смеетесь надо мной, мистер Шкубин! - Руис сказал это не сердясь, скорее восторженно.
      - Может быть, пыль, но только не обыкновенная. Подобный материал получается в результате радиационных повреждений металла, прежде всего за счет действия нейтронов и осколков деления.
      Руис боязливо посмотрел на пальцы, которыми трогал пыль, потер руки, тряхнул ими, словно стараясь отделаться от чего-то грязного и опасного.
      - Не бойтесь. Счетчик Гейгера ничего не отметил. Полное отсутствие радиации вещества, и это-то самое странное, - сказал Валентин Юльевич.
      - Значит, это вот и получилось в результате ваших опытов?
      Валентин Юльевич сел на стул. Он почувствовал боль под ложечкой, не сильную, но надоедливую сосущую боль. Пришлось принять лекарство. Спустя несколько минут он мог продолжать разговор.
      - Прежде чем ответить на ваш вопрос, мистер Руис, мне хотелось бы узнать, устраивает ли вас это? Ведь вы надеетесь получить секрет изготовления некоего сплава, который бы отражал космические лучи, не так ли?
      - Да.
      - Но здесь получилось обратное. Прочнейшие металлы превращаются в пыль, в прах.
      - Да, если верить вам. - Руис сидел спокойный, непроницаемый... Полагаю, вы на верном пути. Если возможно превращение металла в прах, как вы сказали, то возможен и обратный процесс. Есть закон сохранения массы. Вероятно, что-то спутано в формулах, вы об этом говорили, и я согласен с вами.
      - Нет, мистер Руис, - дело не в этом. Вы, очевидно, слышали о законе сохранения массы, но в ядерных превращениях масса веществ не сохраняется. Здесь должен действовать закон, сформулированный Эйнштейном. Сохраняется сумма масс и энергии, но энергии нет, она исчезла и унесла с собой часть массы.
      - Гм... в этих вещах разбираться вам, дорогой мистер Шкубин. Я хотел бы услышать...
      - Я помню ваш вопрос. Пока я не добился получения вот этого порошка. Вы слышали о полете болида здесь, над горами? Я наблюдал это явление. В ту ночь мне плохо спалось. Я проснулся очень рано, было еще темно. Вдруг необычайное сияние разлилось над горами. Другие очевидцы утверждают, что это была молния. Этого я не скажу. Я не видел молнии, но сильный свет заставил меня вздрогнуть. Он погас, а затем я увидел летящий шар.
      - Да, я слышал об этом, - вставил Руис.
      - Поиски метеорита не дали результата. Но найдена рассыпавшаяся местами вот эта масса. Можно предположить, что болид, состоящий целиком из металла, сгорел каким-то странным скоротечным огнем, без высокой температуры, без искр и над самой землей превратился в пыль.
      - Вот как!
      Валентин Юльевич потер ладонью грудь, боль не унималась. Он принял еще одну таблетку.
      - Мне не хотелось бы продолжать работу, - сказал он тихо. - Это страшная работа. В формулах выпало звено, я понимаю... Но передо мной результат, вот этот порошок. Теперь нетрудно найти связующее звено. - Он поднял глаза и посмотрел прямо на Руиса. - Зачем вам нужно это - не понимаю.
      - Как зачем? - Руис постарался выразить искреннее удивление. - Я полагаю, из такой массы нетрудно приготовить сплав и испытать его, я уже говорил об этом. Но если ваша работа привела к неожиданному результату, давайте рассмотрим его с практической точки зрения. Ведь теперь горы расступятся перед человеком, недра сами раскроются, мистер Шкубин!