Идёт это он, и кажется ему, вроде бы он в своей деревне, а вроде бы и нет, потому что вокруг Груи одни феи порхают...
      И он у фей этих всё про отца спрашивает, а те в ответ только плечами пожимают, - не видишь, мол, разве, что в селе нет вообще ни одного мужчины?.. Оглянулся Груя и видит, что улицы действительно пусты, и ещё видит он, как подходит одна фея к колодцу, ведя за уздечку лошадь. Груя наполняет ведро водой, чтобы угостить коня, но он не пьёт, а тянет свою морду к рукам мальчика, чтобы его погладили. Тогда Груя снимает с головы свою шляпу и надевает её на голову коню, привязывая к гриве.
      "Пусть лошадь носит мою шляпу", - подумал Груя и даже, вроде бы, вскочил к ней на спину. И показалось ещё Груе, что лошадь загордилась, что несёт на себе такого доброго всадника, который для неё даже шляпы своей не пожалел, только всадник что-то слишком лёгкий, как перышко.
      "Стук! Стук!" - слышит вдруг Груя звук топора в соседнем дворе. "Может, это отец?" - думает он, заглядывая в щель между досками забора. Где там! Это другая фея, оказывается, колет дрова. Груя хочет зайти во двор, но большая лохматая собака выходит ему навстречу.
      - Брысь! - кричит фея собаке, словно кошке, размахивая поленом. Смотри, а то укусит, - предупреждает она Грую.
      Но собака уже приветливо виляет хвостом: давно она не видела средь белого дня мужчину возле этого дома!
      Груя поплевал на ладони: ну-ка, мол, давайте сюда топор. А фея заглянула ему в глаза, погладила по голове и только спросила:
      - А хочешь, я тебя угощу варениками с вишнями?
      Ну как можно отказать фее, тем более, что вареников с вишнями вдруг так захотелось, что слюнки потекли.
      Тем временем фея берёт Грую за руку и ведёт его в дом. Наелся Груя вареников, вместе с ним и фея отведала их, но - как птичка, не поела, а поклевала чуть-чуть.
      Когда Груя захотел после этого снова взяться за топор, фея не дала его мальчику.
      - Спасибо, что ты пообедал со мной, - сказала она. - Когда одна совсем аппетита нет, а с дровами я и сама справлюсь.
      Как раз в это время на дороге послышались чьи-то шаги. Из-за забора фея увидела только шляпу.
      - Оказывается, вас двое!.. А я думала, ты один...
      Груя хотел объяснить, что это лошадь идёт в его шляпе, но ему почему-то стало неловко, и он промолчал.
      А лошадь, чувствуя, что мальчик во дворе, остановилась. Теперь она была впряжена в коляску. На месте ездового восседала тоже фея, она и окликнула Грую.
      - Садись! - сказала фея приветливо и посадила его рядом с собой.
      - Э-ге, кто-то к нам едет посмотреть, как мы живём! - весело проговорила молодая фея, собиравшая виноград на самом краю села; кусты были высокие, и она сначала тоже увидела только шляпу на голове лошади.
      И тут феи стали петь, да так красиво, что Груя закрыл глаза, чтобы лучше слышать и чтобы ничто не отвлекало.
      - Ой, да это лошадь в шляпе! - засмеялась фея, и песня умолкла. Чудеса да и только! Лошадь в шляпе!
      - А вот и я! - выпрыгнул из коляски мальчик с непокрытой головой и давай феям помогать, без лишних слов таскать корзины с виноградом.
      Феи снова чуть было не запели, но тут лошадь чихнула, и это их рассмешило. Только одна, зеленоглазая, не рассмеялась, продолжала что-то петь вполголоса. Потом она взъерошила Груе волосы, надела ему на голову веночек из виноградных листьев и снова усадила в красивую коляску.
      Когда коляска подъехала к табачному полю, оказалось, что и там было полным-полно фей. И они сначала заметили только шляпу на голове лошади, и это их тоже развеселило.
      - Вот, кажется, и курящий появился! - сказала одна. А другая, повыше ростом, прислонила руку к глазам:
      - Этот вряд ли поможет нам табачные листья нанизывать...
      - Почему это вряд ли? Я с очень большим удовольствием!.. - Из коляски выпрыгнул мальчик с веночком на голове и тут же начал доказывать, что он мастер на все руки.
      - А тот всё только курит и курит... - Выпрямилась с трудом старая фея, глядя за холм.
      Оттуда и в самом деле поднимался дымок. Только позже Груя узнал, кто там так раздымился.
      Фея с коляской была почтальоном: ей надо было ехать дальше, но лошадь в шляпе не хотела ехать, пока Груя не сядет рядом с феей. Только тогда и тронулась с места.
      Проехали и мимо поля с сахарной свёклой, вот проехали и мимо сада: в поле всё одни феи да феи.
      А одна даже пахала на тракторе. Увидев лошадь, она сразу как будто узнала шляпу и начала делать знаки мальчику: иди, мол, сюда! И вдруг Груя увидел, что это была его родная мать.
      - Как, и ты тут? - удивился Груя. - Я отца ищу, а нашёл тебя!.. сказал он, прижимаясь к материнской груди.
      Так вот и остался Груя в селе удивительных и работящих фей. Где появлялась лошадь в шляпе, тут же выпрыгивал из коляски мальчишка... и принимался за любое дело.
      А тот, что сидел за холмом и всё курил, был его отцом. Следя за тем, как поднимается к небу дым, он посылал в село вести: сегодня, дескать, будет дождь, а завтра наверняка задует ветер...
      Когда он узнал, что в Шишках появилась лошадь в шляпе, ему это не очень-то понравилось.
      "Тот, - сказал себе отец Груи, - который устроил это дело, решил, наверно, посмеяться над нами".
      Встретив за холмом прохожего, который не умел пускать дым через нос, он послал его в село - узнать, так это или нет?
      Но человек, узнав, чья шляпа на лошади, обратно не вернулся.
      Теперь все феи давили виноград. Одна беда - бочка, которую они наполняли для отца Груи, была чересчур большая.
      - Не бочка, а целый дом!
      Едва только забили пробку - стали катить её по дороге: феи пешком, а бочка рядом - бряк-бряк! - пока не вышли из села.
      Потом медленно покатили её в гору и всё боялись: вдруг сорвётся прямо на село?! Страшно представить, что тогда будет!.. Поэтому-то феи и держали её баграми да верёвками.
      В-ах! Вот и вкатили бочку на вершину холма! Но, видно, упустили, перекатилась она на ту сторону холма, что-то глухо загудело... и...
      Груя открыл глаза. Рядом стоял Титирикэ, стоял и стучал кулаком по бочке. "Ух и бух!" - гудела она. "Ух и бух!" А в паузах Титирикэ смеялся и приговаривал:
      - Всё ещё не наполнил бочку? По звону она пустая!.. - И снова "ух и бух!", "ух и бух!"
      Когда вернулась мать, бочка была полная до краёв, но про сон Груя рассказал только отцу; даже с Титирикэ этим сном не поделился. Засмеёт ещё...
      Груя думал, что отец тоже посмеётся над его рассказом про сон, но отец вместо этого стал ещё серьёзней, подумал, подумал, дым от папиросы выдохнул и сказал:
      - Хороший сон! Правильный! А теперь давай маме поможем, только не как во сне, а по-настоящему!.. А ну, кто быстрее рукава засучит?!
      ЗАПАСНОЙ КАРМАН ТИТИРИКЭ,
      КОТОРЫЙ ПОЧЕМУ-ТО ОКАЗАЛСЯ
      В ЧУЖИХ БРЮКАХ
      Звали его вообще-то Никэ, но мать почему-то называла его Нани, что в переводе с молдавского означает "Баю-бай", как припев к колыбельной песенке: "Баю-баюшки-баю, колотушек надаю..." Может быть, поэтому Нани рос очень уж медленно, то есть почти что совсем не рос. А чтобы казаться мужчиной, Нани напяливал на себя всё, что было под рукой.
      Прошлой зимой он ходил круглый, словно качан капустный. Летом, когда все люди попрятали шапки-ушанки и пальто в чемоданы, и Нани пришлось вылезать из своих бесчисленных одёжек. Вот тогда-то он и оказался таким худеньким, словно подсолнух на огороде. Известно ведь: у подсолнуха голова большая, а тельце длинное, узкое. Когда люди смотрели на Нани издалека, им казалось, что это одна Нанина голова ходит по селу. А тем, кому хотелось узнать точнее, какая сегодня погода, те смотрели из окон на Нанины уши: если они качались из стороны в сторону - значит на дворе начался ветер. Вот какая тонкая шея была у Нани.
      - Дай я понесу твою голову! - говорил иногда какой-нибудь добрый мальчик.
      Мама у Нани была тоже очень доброй женщиной, она совала ему в карманы коржики и другие лакомства, уговаривая его, чтобы он побольше ел, иначе останется таким маленьким на всю жизнь и, не дай бог, даже жениться не сможет со временем!
      Правда, до женитьбы ещё далеко. Нани учится только в третьем классе, и девочка Иоанна, с которой он сидит за партой, как-то шепнула ему на ухо, что если он отдаст ей все свои коржики, то она, честное слово, обязательно попозже выйдет за него замуж. Так что мама Нани всё продолжала печь ему коржики, и всё смотрела на своего сына и вздыхала: столько она ему всего стряпает, а он как будто и не ест совсем?.. Но с Иоанной, грех сказать, дружили они крепко.
      А вот однажды случилось такое странное событие, что я даже не знаю, как вам о нём рассказать.
      Дело в том, что Нани надо было обязательно купить для Иоанны конфет, на которых нарисован медведь. Очень уж они ей нравились.
      Думал, думал Нани, где ему взять денег на конфеты, и решил продать-таки один свой карман от брюк двоюродному брату Титирикэ. Титирикэ всегда не хватало своих карманов, потому что вечно они были набиты до отказа бог знает чем.
      Накупил, значит, Нани конфет и стал ими угощать Иоанну. Съела она их все до одной и пошла себе своей дорогой. Нани думал, что за это Иоанна разрешит хотя бы пойти с нею вместе до самого её дома, но она ни разу не оглянулась и даже рукой не помахала. Стоит Нани на дороге ждёт - может, позовёт его Иоанна. Нет, не зовёт. Зато Титирикэ тут как тут оказался.
      - Слушай, Нани, - сказал он, - мне нужен карман...
      - Какой карман? - удивился Нани. Он уже и забыть успел, что один его карман принадлежит не ему, а Титирикэ.
      - Тот самый, который ты полчаса тому назад набил конфетами для Иоанны, - объяснил не без ехидства Титирикэ.
      - Вспомнил, - глубоко вздохнул Нани, поняв, что теперь от Титирикэ ему никуда не деться.
      И стал с этой минуты ходить Нани за Титирикэ. По улице вверх и по улице вниз, по улицам вдоль и по улицам поперёк. И по карьеру ходил Нани за Титирикэ. А когда Титирикэ лазил по гнёздам, то птичьи яйца Нани осторожно клал к себе в карман. И не дай бог разбить хоть одно яйцо! А если попадался птенчик, уже оперённый, его Титирикэ тоже клал в карман Нани. Птенчик что-то кричал по-своему, тогда птица-мама испуганно летала возле самых ушей Нани. То улетала, то опять подлетала, потом опять улетала расстроенная.
      Короче, теперь в Нанином кармане Титирикэ носил самые тяжкие свои прегрешения.
      - Если я маленький, значит надо мной издеваться можно?! Больше я с этим Титирикэ никуда и никогда не пойду! - клялся Нани своей невесте Иоанне. - А может, мне дырку в кармане сделать? - фантазировал он. Пусть всё из кармана вываливается...
      - Дырку делать жалко, - возражала Иоанна, - не на всю же жизнь ты продал ему карман... Лучше не подчиняться - и всё! - советовала она.
      - И не подчинюсь! Вот увидишь! - петушился Нани перед девочкой.
      Но уже на следующий день, едва Титирикэ подзывал Нани к себе, он послушно шёл за ним, как жеребёнок. А что было ему делать? Карман-то продан? Продан, Теперь уж помалкивай! Ничего не поделаешь. Было так, что Нани хотел откупиться от Титирикэ тоже конфетами с медведем, но тот его и слушать не стал:
      - Ешь своих медведей с Иоанной сам.
      - Знаешь что, - предложил однажды Нани Титирикэ. - Давай я буду ходить впереди тебя, а?..
      Титирикэ подумал и, молча кивнув головой, как бы согласился с его предложением.
      Только вышли они из села, Титирикэ, который шёл позади Нани, нагнулся и говорит:
      - Эй, я орех нашёл! Ну-ка, клади его куда надо!..
      Нани положил орех в карман.
      Прошли шагов десять, Титирикэ опять нагнулся и опять кричит:
      - А вот ещё орех! Давай клади и его туда же!
      Потом он нашёл сразу два ореха! Титирикэ был от всего этого на седьмом небе. Столько орехов, и все продолговатые! А Нани на глаза ни один не попался. Вот как везёт Титирикэ! Он просто упивался своими находками:
      - Красота какая! Никак, тут целая стая ворон пролетала с орехами в клювах. - Титирикэ задумчиво чешет затылок. - Они любят такие продолговатые орехи! Ну-ка, посмотрим... А!.. Вот ещё два! А вот ещё один!
      Когда Титирикэ насобирал орехов, он решил сосчитать своё богатство. Остановились. Вывернул Нани карман, а там только дырка рот разевает. (Этот Нани не пожалел кармана, продырявил его всё-таки!)
      - А где же мои орехи? - растерянно спросил Титирикэ.
      Нани только плечами пожал, откуда, мол, мне знать. Вернулись они назад, стали искать там, сям - и нашли всего два ореха, а было ведь их так много. Вот досада!..
      "Интересно, знал или не знал Нани, что у него карман порван?" думал Титирикэ. Если знал, тогда он просто обвёл его вокруг своего маленького пальчика! Взял, наверное, два ореха из дому и подбрасывал их Титирикэ, заставляя нагибаться столько раз! Малец, а вон как провёл Титирикэ!
      Очень от всего этого он расстроился, зато яйцам и гнёздам повезло. И всё же Титирикэ так просто не возьмёшь. Он укрепил карман Нани проволокой и набил его камушками для рогатки. Не карман, а целый склад с боеприпасами. Теперь Нани должен был ходить за Титирикэ следом и протягивать ему в случае нужды по камушку.
      Но на этом несчастья Нани не кончились. Следующий удар нанёс ему раненый воробей, которого они вместе с Титирикэ засунули в его карман, а он взял и умер. А тут ещё Титирикэ стал осыпать Нани бранными словами, будто камушками из десяти рогаток сразу. Сначала он терпеливо слушал, а потом как закричит:
      - Если мой карман - твой карман, то забирай его! - Он сунул руку в карман - хотел, видно, оторвать его от брюк.
      Титирикэ сделал неожиданный ход, сменив гнев на милость:
      - Ты, пожалуйста, не забывай, что у моего-твоего кармана есть ещё и брюки!
      Тогда Нани, недолго думая, снял брюки на дороге посреди села и бросил их к ногам Титирикэ со словами:
      - Забирай и уходи с моих глаз долой!
      Титирикэ, однако, продолжал изворачиваться:
      - Ишь, ты, какой хитрый, я когда купил карман, то мои брюки были, наверно, на ком-то надеты! Так вот учти: мне нужны не только брюки с карманом, но и человек, на ком они надеты!
      - Титирикэ! - сказал Нани таким грозным голосом, какого от него в жизни никто не слышал. - Титирикэ! - повторил он, - знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? Я тебя бить буду!..
      - Ты?! - искренне удивился Титирикэ. - Ты - меня?
      - Я! - ещё грознее сказал Нани.
      И тут Титирикэ стал смеяться. Сначала тихо, потом всё громче, и, наконец, так стал хохотать, что даже повалился от смеха на землю.
      - Ой! - причитал Титирикэ, держась за живот. - Ой, мамочка, я сейчас умру от страха! Он меня бить будет?! - Затем Титирикэ перестал смеяться, сел, обхватив колени, и сказал: - Я хотел бы посмотреть, как ты меня бить будешь... Ну, разве что если Иоанна тебе поможет...
      Тогда Нани выбросил из кармана все камни и решительно отправился домой. Но на этом не успокоился. Зашёл в сарай. В сарае отыскал мешок с шерстью и стал изо всех сил колотить по нему кулаками. Потом, чтоб дело пошло лучше, нашёл старые брюки и рваную рубашку, написал на них мелом "Титирикэ", набил рубашку и брюки соломой и повесил их в сарае. Держись теперь, Титирикэ! От врага только пыль столбом полетела.
      - Ну и что, если я маленький?! - свирепел Нани всё больше и больше. - Вот тебе за птенцов! Бух-бух-бух! Вот тебе за яйца! Бух-бух-бух! А вот тебе за воробья! Бух-бух!
      Бедняга Титирикэ и не подозревал, что Нани его уже избил в сарае без пощады и даже с большим удовольствием.
      Так прошла почти целая неделя. И каждый день Нани колотил "Титирикэ" изо всех сил. Титирикэ от этого, конечно, никакого вреда не было, но если бы вы видели, как поздоровел сам Нани, как налились его мускулы силой! Теперь он не боялся не только Титирикэ, набитого соломой, но и живого тоже. Он осмелел до того, что в воскресенье привязал в сарае к балке верёвку и сделал качели. Для кого бы вы думали?.. А для самой Иоанны и назло Титирикэ!.. И качели-то делал не как-нибудь, а с полным знанием дела. Чтоб опробовать их, он собрал все свои силы, поднял с земли камень, тяжёлый-претяжёлый, и водрузил его на сиденье. А сделал он это потому, что рядом с ним стояла сама Иоанна. Потом Нани сильно раскачал камень, чтобы Иоанна убедилась, как всё сделано на совесть и прочно, камень качался, качался, да вдруг как вылетит с дощечки прямо в дверь сарая и упал довольно далеко во дворе, около забора Титирикэ, как раз, когда тот открывал свою калитку.
      - Ого-го! - разинул от неожиданности рот Титирикэ. - Никак, в сарае у Нани какой-то необыкновенный силач объявился?!
      И тут вдруг из сарая выходит сам Нани, а рядом с ним Иоанна.
      Титирикэ всё ждал, когда вслед за ними покажется и великан собственной персоной, но никто больше не выходил, поэтому Титирикэ спросил:
      - Слушай, Нани, а кто это бросил так далеко вот ту каменюку?
      - Как это кто? - весело переспросил Нани. - Мы вместе с Иоанной бросили её!
      Титирикэ, конечно, не поверил словам своего двоюродного брата, перепрыгнул через забор, заглянул в сарай, но в сарае, действительно, никого больше не было. Тогда Титирикэ снова перепрыгнул через забор и скрылся в своём доме. Скрыться-то скрылся, но мысли у Титирикэ, как у ворчливой старухи, всё вертелись вокруг Нани. То на днях обманул его с орехами, а сегодня неизвестно что задумал вместе со своей Иоанной? Самое же главное - это то, что в результате ссоры с Нани Титирикэ лишился запасного кармана. А без него ох как тяжело! Терпел он, терпел, но дня через два или три открыл калитку Нани с таким видом, что вот, мол, разрешил я моему карману отдохнуть немного, а теперь пора и за дело приниматься.
      Нани повёл его на чердак, - будто бы проверить, нет ли каких яиц в дымоходе. Открыл заслонку дымохода и говорит:
      - Ты же мне не поверишь, если я тебе скажу, что там нет яиц, поэтому давай лезь сам...
      Титирикэ, недолго думая, втиснулся в дымоход. Там лежали какие-то яйца, - Титирикэ-то не знал, что их туда нарочно подложил Нани. Он пересчитал их - яиц было ровно пять, потом взял осторожно в руки и уже собрался было выбраться из дымохода, когда наткнулся на закрытую заслонку. Ему сразу стало ясно, что это сделал Нани. Мало того, пока Титирикэ возился в дымоходе с яйцами, Нани притащил всё, что попалось ему под руку на чердаке, и завалил этим барахлом обратный выход! Ага! Пусть посидит там Титирикэ до самой старости и обдумает в темноте все свои поступки. Может, у него в голове от этого посветлеет.
      Титирикэ терпел, терпел за заслонкой, а потом как закричит, но так глухо, как будто из-под земли:
      - Нани! Ты меня слышишь или нет?!.
      Нани слышит. Но молчит. Тогда Титирикэ начал стучать сначала кулаком по кирпичам, потом ногой в заслонку как даст! А Нани всё равно молчит, будто в рот воды набрал. Титирикэ покричит, покричит, потом замолчит... Потом опять ногой в заслонку "бух-бух!" да как закричит:
      - Нани? А с тобой ничего не случилось? Крыша случайно на тебя не упала?.. А может, ты просто боишься меня выпустить отсюда?..
      - Крыша вроде бы не упала, - спокойно отзывается Нани, - а выпустить тебя из трубы я не боюсь, а просто не хочу!..
      - Значит, это ты нарочно меня запер здесь? - яростно спрашивает Титирикэ.
      - Конечно, нарочно! - отвечает Нани спокойненько.
      - А почему?.. И за что?..
      - А чтобы ты высидел те яйца, которые я нарочно в дымоход положил, чтоб заманить тебя туда... Вообще-то... - продолжал издеваться над Титирикэ Нани, - сначала я хотел тебя засунуть в наш общий карман, но потом подумал, что тебе в нём, может, тесновато будет...
      Когда Титирикэ понял, что он так глупо и опрометчиво попался, то стал кричать, что ему не хватает воздуха и что он уже начинает задыхаться. А потом стал стонать, как раненый.
      Нани снова спокойно так и даже лениво говорит ему:
      - Если действительно хочешь не задохнуться, а искупить все свои грехи, то, пожалуйста, можешь выбраться наружу через трубу, заодно и сажу почистишь в дымоходе.
      - Да я лучше назло тебе сдохну, - отвечал разъяренный Титирикэ, чем трубочистом буду для тебя работать!.. Вот сейчас возьму и задохнусь! Всё... Уже начинаю задыхаться!..
      - Ну, как хочешь! - сказал Нани, спустился с чердака и даже лестницу в сторону оттащил и занялся своими делами во дворе, изредка поднимая глаза и посматривая на дымоход, не начал ли этот упрямый Титирикэ работать трубочистом?..
      Только к вечеру решил Нани выпустить Титирикэ из его заточения. Постучал сначала в дымоход - Титирикэ не отвечает. Тогда позвал его.
      Титирикэ теперь молчал назло Нани, - пусть тот думает, что он и вправду умер.
      Нани же, вместо того, чтобы зареветь с горя, - слезает с чердака, да, не будь дураком, разжигает в печке кучу соломы, приговаривая:
      - Сейчас, Чик-чи-рикэ, как миленький вылетишь у меня из трубы вместе с дымом!.. Руками только почаще маши, чтоб на землю мягко спуститься...
      - Эге-ге-ге! - подумал Титирикэ. - Тут уж, кажется, не до шуток, - хочешь, не хочешь, придётся, видно, немного поработать трубочистом у Нани! - И полез, цепляясь за кирпичи, по трубе вверх; выбрался на крышу из дымохода, чихая и кашляя.
      Страшный, как чёрт, стоял посрамлённый Титирикэ на крыше сарая, а Нани внизу хохотал, хватаясь за живот, как недавно смеялся над ним сам Титирикэ.
      Спрыгнул Титирикэ с крыши - и скорее домой, перепрыгивая через забор, потому что разве мог он кому-нибудь показаться в таком виде? И хоть бежал быстро, отряхиваясь по пути, всё равно казалось, будто это не Титирикэ, а чёрное облако, принявшее его вид, катится, оставляя за собой дымный след и запах гари.
      Надо сказать, здорово проучила Титирикэ вся эта история. С тех пор он уже не хвастался, что Нани у него запасным карманом работает, а к воротам своего приятеля и близко подойти боялся. Если же и случалось проходить мимо, то сгибался как-то странно и убыстрял шаг...
      ЧЕЛОВЕК С ДВУМЯ ШАПКАМИ
      Из дома он всегда выходил в серой каракулевой шапке, сшитой на заказ. Шапка была роскошная, волнистая спереди и сзади. И носил тот мужчина свою шапку как-то по-особому, то надвинув на глаза, а то лихо, набекрень. И никто не знал, что за пазухой у хозяина была спрятана совсем другая... шапка не шапка, а какой-то чугунок из облупленной кожи, к которому то ли сам владелец, то ли ещё кто пришил два дурацких уха длиною в аршин.
      Завидев его на шоссе в серой шапке, любой шофёр, по какой-то непонятной причине, невольно резко тормозил и распахивал настежь дверцу: "Садись, мол!.." А подъезжая к Бельцам, каждый из них и карман тоже распахивал для рубля, да подлиннее... Глядь!.. А в кабине рядышком вместо человека в роскошной серой шапке сидит, сгорбившись, совсем другой мужичонка, в надвинутом на лоб до отказа словно бы чугунном котелке и в заскорузлой руке держит три копейки...
      "Чёрт знает что! - раздумывал про себя водитель и даже плевал ему вслед. - Сажал одного, а высаживаю совсем другого!.."
      И разлетелась молва по всем сёлам на запад и на восток: ходит по этим краям человек с двумя шапками и тремя копейками.
      Ищут его люди там, а он появляется тут. Ищут тут, а он появляется там.
      Пришла как-то весть из села Куболта: один ездовой пошёл купать лошадей и так и не вышел из воды. Женщина увидела через окно, что как раз в то время, когда он кричал, что тонет, по берегу шёл какой-то странный человек в ушанке...
      Пока женщина металась по селу, поднимая тревогу, человек в ушанке как сквозь землю провалился. А среди тех, что собрались на берегу, был какой-то незнакомый мужчина, но только в серой шапке.
      С плачем вытащили ездового, а женщина говорит:
      - Люди добрые! Никак, тот, в ушанке, первый бросился в воду спасать нашего ездового и сам утонул, бедняга!
      Два дня с утра до ночи искали его на дне пруда. Шестами искали, баграми, сетками, и всё без толку, в то время как ушанка была уже на мельнице в селе София.
      Видя его таким затюканным и жалким, жители села, народ сердобольный, пропустили его без очереди, а один даже сказал:
      - Давайте, люди добрые, поможем ему. Смотрите: у него даже стоящей шапки нет.
      И стали один за другим тащить наверх его мешки, а что в мешках это их не интересовало.
      Человек в ушанке набил свои мешки белой как снег мукой, и тут же его не стало, словно испарился...
      После смотрят люди - что за напасть: идёт какая-то серая мука. Давай пробовать её - трещит на зубах. Нюхают - землёй отдаёт!
      Тут же берут за грудки мельника:
      - Это мука называется, а?
      - Ох, ох, ох, - хватается за голову мельник, - кто-то сыграл злую шутку! Поди знай, что у человека в мешке?! И что в голове!
      Ну и шумиха поднялась на мельнице! Слова, как зерно, сыпались.
      - Кто это сделал? Посмотреть бы ему в глаза! - грозили друг другу кулаком сельчане.
      Полная мельница людей, и все до одного сердитые. Только когда языки устали, вспомнили про человека в ушанке, кинулись искать, а его и след простыл...
      Ну что за напасть?!
      Встретились потом как-то двое, один из Софии, другой из Куболты, разговорились, и пошла молва дальше: берегитесь, люди добрые: тот, что в ушанке, не утонул!
      Один готов был поклясться, что видел его, когда он спускался по дороге в Шишки. Другой клялся, что видел серую шапку выходящим из села.
      Правда, там у многих серые шапки.
      С тех пор жители села Шишки, заходя друг к другу по делам или в гости, сразу косят глаза на вешалку. А Титирикэ, тот разыскивал ушанку даже с помощью бинокля. Ушей находилось сколько угодно, а вот облупленного чугунка не видно было.
      Осенью человек в серой шапке повёз продавать виноград в Бельцы. К тому времени и до горожан дошёл слух о человеке с двумя шапками. И каждому хотелось поймать его первым.
      Люди осторожно заглядывали под прилавки и во всякие закоулки, куда только можно было заглянуть, - не было нигде ушанки.
      "Смотри-ка, как же это он продаёт без неё? А может, это не он, а кто другой?" - сомневались бельчане. Но виноград покупали. Виноград был что надо.
      Покупают они виноград сегодня, покупают завтра, глядят на весы. Весы точно показывают, как в аптеке. А дома нескольких гроздей не хватает, хоть умри. Гири на своих местах, весы проверили - тоже в порядке, ни к чему не придерёшься. А веса полного нет как нет... Ну... и опять начали искать проклятую ушанку.
      - Да при чём здесь шапка, люди добрые? - защищался крестьянин. Вот и милиция покупает у меня виноград! - говорил он в полное своё оправдание.
      Но и бельчане не простаки. Ищут они ушанку, ищут... и видят: стоит под прилавком... улей. Тут только и заметили люди целый рой пчёл на весах. Разгуливают они по винограду, словно в своём улье, целыми стайками, жужжа, с одной кисти на другую перелетают.
      Покупатель берёт с весов виноград, пчёл отгоняет, а они садятся на другие грозди, и человек взвешивает точно, ну как в аптеке...
      - Виноград первого сорта! - нахваливает хозяин свой товар. - Пчела на плохой виноград ни за что не сядет, хоть на верёвке её тащи. - И опять взвешивает тех же пчёл - кладёт их вместе с виноградом на весы.
      Тут бельчане, грозно гудя, окружили улей, но и пчёлы, раздражённо жужжа, облепили бельчан, и началась настоящая война. Один отмахивался шляпой, другой портфелем, третий газетой, а кто и просто руками.
      Разозлились тогда пчёлы: "Ах, так!.." - и давай жалить всех подряд, правых и виноватых. Поднялся страшный переполох на рынке:
      "Ох! Ох!" - кричали горожане, совсем как сельские жители.
      "Дым! Дым нужен!" - закричал один, более опытный в таких делах человек, сразу видно, что пчеловод.
      Тут каждый зажигает, кто что может. Повалил дым из разных мест.
      - Эй! Рынок горит! - Пожарные прыгают в машины.
      Ну, с помощью дыма и воды пробили себе дорогу к улью. Когда один из пожарников заглянул внутрь, то увидел... ушанку и вытащил её на свет божий. А на дне, под ней, что бы вы думали было? Ну конечно, медовые соты!
      - Вот она!.. Вот она!.. - закричали бельчане, с треском отрывая от шапки уши. И тут вокруг этого проклятого головного убора началось целое собрание, правда, что без президиума.
      - Ах ты, нечистая сила! - орали горожане и сельчане. И кто старался плюнуть на неё, кто об землю ударить, а кто под ноги себе бросить и в землю втоптать.
      - Под суд всех отдам! - разозлился крестьянин. - Убыток хотите мне причинить? Души у вас нету! Связались с какими-то пчёлами, а на ни в чём не повинной шапке хотите злость свою сорвать?!
      Но бельчане после этого забрали у него и улей, и виноград и вытолкали его, улюлюкая, в три шеи с базара.
      Присел тогда этот крестьянин на кротовый холмик и сказал:
      - Ничего, зимой смешаюсь опять с теми, у кого серые шапки, попробуй тогда узнай меня!..
      Но до зимы человек этот успел сшить себе другой чугунчик из кожи, к которому пришил два уха, ещё длиннее старых. Когда стало примораживать, он спрятал чугунчик за пазуху... и снова, как говорится, навострил лыжи. Правда, в Бельцы больше не показывался, чего не было, того не было, ему хватало где развернуться и без Бельц.
      И, может, и сегодня его бы не опознали односельчане, если бы не один случай.
      В доме у него была подушка для гостей. Вечером жена приносила гостю эту подушку, белую как лебедь и такую мягкую, что голова проваливалась в неё вместе с ушами.
      - Из гусиного пуха, - ворковала жена, - только очень прошу, будьте осторожны: как на грех, я сегодня иголку упустила в пух!..
      Гость спал, подложив себе кулаки под голову, и больше, конечно, не переступал через их порог, - кому охота в свою голову иголки втыкать?
      Осенью женщина постирала всё в доме (к зиме готовилась). И когда меняла наволочки, перепутала подушки.
      - Ох! - вскакивает ночью с постели женщина. - Встань, муженёк, прошу тебя, и посмотри, не воткнулась ли в меня куда-нибудь та самая иголка? Колется что-то, и тут, и тут... - показывает женщина.
      Человек смеётся, а сам думает о чём-то своём и говорит тоже своё что-то:
      - Где найду, там пусть и торчит, всё равно мне нужна надёжная вешалка для той шапки.
      Но тут, как про иголку в подушке услыхал, так и сам начал дрожать от страха. Не даёт покоя иголка ему и жене - и всё тут.