11

Брэй очень долго ждал Мортона у заднего выхода больницы Инкурибили, и, в конце концов, понял, что у полковника что-то не получилось с побегом.

Он и Струзерс, сидя в машине, печально строили догадки, перебирали разные варианты и наконец решили, что им нужна помощь.

Но кто же захочет помочь члену Комиссии по Переговорам?

Прежде всего Брэй решил не обращаться в саму Комиссию. Если узнают, что начальник разведслужбы Комиссии по Переговорам оказался в таком положении, его могут выслать с Диамондианы.

Нет, лейтенант не мог так подвести Мортона.

По той же причине Брэй сказал себе, что будет неразумно связываться со штабом войск Земной Федерации. Там не захотят иметь никаких дел с Комиссией по Переговорам.

На какое-то время Брэй задумался, не в силах найти решение, потом неохотно попросил Струзерса отвезти его обратно во дворец Комиссии. Там, по-прежнему пытаясь решить задачу, как выручить Мортона, лейтенант занялся делами, которые, по его мнению, могли оказаться важными, когда (и если) он выручит полковника.

В разведке Комиссии по Переговорам было пять капитанов и три майора. Один майор и два капитана были более или менее близкими друзьями лейтенанта Лестера Брэя. Из двух других майоров один, по фамилии Саттер, от души ненавидел всех лейтенантов, и в особенности Брэя, которого считал самонадеянным и дерзким.

Поэтому Брэй испытывал некоторое удовольствие, когда чуть позже в то же утро велел доложить о себе этому офицеру и со всей искренностью в голосе, на которую был способен, сообщил ему, что ночью ему позвонил полковник Мортон («Полковник не хотел беспокоить старшего офицера, например вас, господин майор»).

Мортон, как объяснил Брэй, желал иметь информацию о мирной делегации диамондианцев. Получил ли кто-нибудь приказ обыскивать машины в секторе Каподочино-Корапо?

Голубые глаза майора Саттера были похожи на две ледышки. Единственный из всех офицеров, он, когда Комиссия по Переговорам прибыла на Диамондиану, взял на себя труд убрать из своего кабинета местный письменный стол и установить там металлические шкафы для картотеки, металлический письменный стол и кресло из хромированной стали. Эта лишенная украшений сверкающая мебель не сочеталась с остальной обстановкой комнаты, высоким потолком и изящно украшенными стенами, но майор, похоже, не замечал этого.

У него был резкий и высокий голос, который прекрасно звучал бы из вычислительной машины. Своим обычным ничего не выражающим и совершенно не дружелюбным тоном майор Саттер ответил:

— А когда полковнику передадут эту информацию, что он с ней сделает? Он сказал об этом?

— Он думает, что вернется в свой кабинет в конце дня, господин майор, и он хотел бы найти отчет у себя на столе, когда приедет.

Худой и узколицый майор отвернулся от своего посетителя, показывая, что прощается с ним.

— Очень хорошо, лейтенант, я передам ваше сообщение.

Брэй не поддался на его игру.

— Господин майор, какой ответ мне передать полковнику через сержанта Струзерса, если полковник позвонит узнать, как решается этот вопрос?

Саттер не ожидал, что попадет в такую западню.

— Как только я получу информацию, я сообщу об этом непосредственно Струзерсу и дам ему необходимые указания. Это все, лейтенант, — сухо заявил он.

— Спасибо, господин майор.

Брэй отдал Саттеру честь, вытянув руку как можно прямее и щелкнув каблуками, как следовало делать перед офицерами такого типа. Потом он вышел из комнаты пятясь и с самым почтительным в мире видом. Саттер, который прекрасно понял его поведение, в этот момент всем сердцем ненавидел. Брэя, но и не подозревал, что распоряжение, которое он только что получил, было выдумкой, существовавшей только в изобретательном уме лейтенанта. Такое было выше понимания майора Саттера.

Тот же спектакль Брэй разыграл перед майором Луфтелетом. В этом майоре не было ничего особенно неприятного. Это был один из самых безликих и посредственных людей. Было трудно понять, как он при своем тупоумии мог попасть в разведку. Его единственным преимуществом были некоторые познания в технике. Луфтелет был педантичен, обращал много внимания на мелкие детали информации, и его страсть придираться к мелочам иногда злила сослуживцев.

Брэй, снова сделав вид, что вопрос задает Мортон, пожелал узнать подлинное назначение здания, в котором Марриотт устроил свой командный пункт, и почему оно построено в поселке, явно не имеющем стратегического значения.

Старый офицер сидел за одним из местных письменных столов, деревянным и украшенным тонкой резьбой. Несколько секунд он сосредоточенно молчал, словно созерцая глубины своей души. От майора исходило ощущение сверхчувствительности, словно внутри него находился кто-то другой, выдающийся человек, который знает больше, мыслит яснее и обладает более острыми чувствами, чем обычные смертные.

Брэю стало немного грустно, когда после такой подготовки из уст майора Луфтелета прозвучал высокопарный и неумный вопрос:

— Какова ваша квалификация, лейтенант, что вы вообще решаетесь говорить о таких специальных технических вопросах?

— Господин майор, моя квалификация не играет роли. Разумеется, я кое-чему учился и имею институтский диплом, как все здесь. Но с вашим отчетом буду знакомиться не я, а полковник Мортон.

После этого лицо майора довольно долго отражало смесь противоречивых чувств. Казалось, он сомневался, что кто бы то ни было может понять то, что знает он, однако во взгляде майора было смирение человека, который в конце концов понял, что на этом свете нет правды. Наконец все его тело приняло позу, выражавшую понимание, что в мире существуют офицеры выше его, которые занимают важные посты; может быть, эти офицеры и не имеют достаточной квалификации для своих постов, но все же занимают их И Луфтелет покорно и тихо ответил:

— Очень хорошо! Я составлю… э-э… краткое изложение функций, которые может выполнять это здание. Скажите полковнику, что это будет не технический отчет того уровня, который я мог бы представить лицу с такой же высокой квалификацией, как моя, — с важностью добавил он, — но…

Луфтелет остановился на середине фразы, и Брэй быстро произнес:

— Господин майор, я уверен, что вы не слишком низко оцениваете многосторонние научные познания полковника Мортона и его способность понимать сложные чертежи электронной аппаратуры.

Эти слова, казалось, испортили Луфтелету настроение: майор помрачнел и покачал головой. Брэй воспользовался его молчанием, чтобы отдать честь и выйти из комнаты.

Что теперь? Оставалось, конечно, только ждать.

Брэй уселся в своем крошечном кабинете, который про себя называл бывшим чуланом для метел, и попытался понять, сделал ли он что-нибудь полезное.

Размышляя над этим, он следил, как стрелки стенных часов медленно двигались вперед. Так продолжалось с 12.23 до 18.10.

В тот момент, когда наступивший вечер окрасил Диамондиану в серый цвет, Брэю пришла в голову очень простая мысль: его задачу можно решить только хитростью, и он был поражен, что не нашел этого решения раньше.

Когда Брэй объяснил свой план Струзерсу, секретарь подскочил на месте и запротестовал:

— Лейтенант, я вам клянусь, что если вы не будете соблюдать осторожность, то в рекордный срок добьетесь, что полковника вышлют с этой планеты!

— Нам нужна помощь, и единственный способ ее получить — это задействовать силы порядка,

Брэй велел Струзерсу снова отвезти себя в больницу. Там он имел короткую беседу с неким доктором Фондье, врачом-диамондианцем, и тот сильно рассердился, узнав, что пациент самовольно покинул больницу, хотя даже не был зарегистрирован в ней официально.

Именно доктор Фондье в своем негодовании задействовал те силы порядка, что привели Брэя и солдат Земной Федерации к дому, который, по мнению лейтенанта, должен был находиться под усиленным наблюдением.

12

Согнувшись пополам, Мортон вылез из машины и вздрогнул: земля вокруг него была усеяна трупами ирсков.

— Вернемся в дом, — пробормотал он. Солдаты и техники оказались там раньше их: когда полковник и лейтенант входили в особняк, те уже поднимались из подвального этажа, вынося другие трупы — убитых ирсками диамондианцев. Мортон узнал тела Джордже и Пьетро — единственных людей, которых он видел в этом доме, кроме Изолины, и единственных известных ему людей, связанных с ней.

Изолины здесь не было, поэтому Мортон послал Брэя и одного из солдат на верхние этажи, чтобы найти ее. Изолины не оказалось и там. Это было ударом для Мортона. Он встревожился, сам поднялся по лестнице в сопровождении Брэя и внимательно обыскал комнату Изолины, выясняя, нет ли какого-нибудь тайного хода, по которому она могла убежать. Когда он обнаружил «черную» лестницу, выходившую во двор, это предположение сменилось другим, более правдоподобным и усилившим его тревогу: «А если она вышла отсюда и наткнулась на убегающих ирсков?»

Но взвод пехотинцев Земной Федерации, посланный осмотреть узкую улочку за особняком, не нашел там ни одного трупа. Это утешило полковника.

Теперь у Мортона наконец появилось время проанализировать свои чувства. Он с огорчением пришел к: выводу, что Изолина, отдавшись ему, достигла своей цели: сейчас он беспокоился именно о ее судьбе.

Мортон понял, что его покорили не воспоминания о ее жгучих ласках, а ее врожденная честность и ум. Прямые вопросы, которые она задала убийцам, показывали, что она быстро справилась со страхом. Это было достаточно смешно, но он подсчитал, что если цифра, которую Изолина сама назвала ему, верна, то за пять лет у нее было от шестисот до семисот любовников, и все же у него не хватало сил упрекать Изолину.

— Где бы она ни была, — сказал он вслух, — если она знала, куда пойти, и смогла сделать это, она должна действовать рационально. У этой молодой особы есть голова на плечах, и она поступает так, как ей подсказывает разум. Значит, если мы сможем угадать, какие выводы в высшей степени умная молодая диамондианка могла сделать из того, что ей известно о событиях этой ночи, мы узнаем, куца она направилась отсюда.

Мортон почувствовал на себе удивленный взгляд Брэя.

— Кажется, эта молодая женщина произвела на вас впечатление, полковник, — заметил лейтенант.

— По тому рассказу, который я услышал от вас о вашей поездке в имение Феррарисов, я решил, что на вас она тоже произвела впечатление, — отбил удар Мортон.

Это была чистая правда.

— Для диамондианки Изолина… — заговорил Брэй. Мортон неуверенным тоном прервал его:

— Куда вас приведет рациональный анализ, если он будет основан на том, что я вам сказал?

Брэй неохотно признался, что в этом случае он не может действовать рационально.

Поскольку этот короткий диалог не дал никаких результатов, оба замолчали. Потом Брэй снова заговорил:

— Эта история с Лозитином… Судя по тому, что вы мне только что рассказали, мы должны как можно скорее найти его и расспросить.

— Хорошая мысль, — одобрил Мортон.

— Возможно, я смог бы поехать туда завтра. Как называется этот поселок?

— Не имею ни малейшего представления.

Это положило конец разговору. Мортон решительно расправил плечи и повернулся к Брэю.

— Полагаю, совесть вас не замучит, если мы оставим солдат Федерации убираться здесь без нас?

Перед тем как ответить, молодой офицер с силой моргнул и подождал, пока Мортон проделает то же самое. После этого Брэй подмигнул своему начальнику и широко улыбнулся. Эта озорная выходка была такой неожиданной, в ней было столько непринужденности и жизненной силы, что Мортон улыбнулся в ответ. Потом его лицо стало суровым.

— Идемте, — сказал он. — В этой больнице есть врач, которого я хотел бы допросить, и, может быть, подходящий момент для этого сейчас, пока в моем распоряжении этот армейский отряд.

Брэй не сдвинулся с места.

— Честное слово, полковник, — дипломатично сказал он, — я полагаю, что сейчас подходящий момент сообщить вам небольшую подробность, которую я скрыл от вас.

Выражение его лица и тон были такими странными, что Мортон, который уже отошел от лейтенанта, медленно вернулся, встал перед ним и спросил:

— В чем дело?

Брэй объяснил и в заключение сказал:

— Теперь вы понимаете, что находитесь под арестом, возможно, потому, что этот врач покрывает кого-то или всех.

Они снова поднялись по главной лестнице и теперь стояли на ее верхней площадке. Вокруг них солдаты в серо-зеленой форме войск Земной Федерации уносили на носилках трупы, подметали под и вытирали кровь мокрыми губками.

Мортон долго и задумчиво смотрел на это, потом взглянул на Брэя, заставил себя улыбнуться и сказал:

— В такой обстановке что мешает нам обоим спокойно уйти отсюда, лейтенант?

— Весь сектор оцеплен, полковник. Нас схватят.

— А, вот как…

— Интересно будет увидеть, чем все это кончится. Мортон с определенной долей черного юмора должен был признать, что эта фраза была весьма слабым комментарием к его сложным и запутанным действиям на Диамондиане.

13

Несмотря ни на что, Мортон сумел правильно оценить замечание Брэя. Он не чувствовал себя слишком подавленным, когда немного позже ехал в машине вместе с Брэем под конвоем взвода солдат Федерации на мотоциклах.

— Мне просто будет нужно устроить больничному начальству что-то вроде очной ставки с доктором Герхардтом, — сказал он, не давая никаких разъяснений.

Вокруг полковника и лейтенанта раскинулся ночной Новый Неаполь. Из-за войны улицы не освещались, и вокруг было темно, как в аду, только в аду не было такого невероятного потока машин. Похоже, что все, кто целый день носились по улицам на своих маленьких шумных автомобилях, выехали в этот вечер отдохнуть на тех же маленьких шумных машинах

И что еще хуже, все они ехали наугад, совершенно без огней и по неосвещенным улицам. У ангелов-хранителей, наверное, было много работы — защищать праведных и карать грешных. Каждые пять минут в темноте был слышен ужасный лязг и скрежет столкнувшихся машин: еще один враг господа получал по заслугам.

Прямо перед их машиной в непроницаемой черноте вдруг послышался оглушительный грохот врезающихся друг в друга железных листов. Их автомобиль сделал головокружительный разворот и замер на месте.

Послышались чьи-то жалобы, яростная ругань и обвинения Загудели сигналы и слились в невыносимую какофонию.

— Ну что же… — решительно сказал Мортон и выглянул в окно, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Впереди справа он смутно различил силуэты множества остановившихся машин. В другом ряду, слева от него, машины медленно двигались вперед, подавая беспрерывные сигналы. Дальше справа виднелись старинные особняки, похожие на черные привидения в этом мире мрака.

«Через час или два, — подумал Мортон, — огромная диамондианская луна зальет бледным светом эту жуткую картину. Но сейчас, да еще при этом шуме…»

Кошачий концерт сигналов перешел в истерическое крещендо. Сейчас или никогда!

Мортон осторожно открыл дверцу и тихо потянул Брэя за рукав. Его молодой спутник удивился и сначала стал сопротивляться, но через несколько секунд оба были на мостовой и, цепляясь друг за друга, на ощупь отыскивали между неподвижными машинами дорогу к относительно безопасному тротуару. Затем они быстро пошли вперед.

— Утром мы позвоним в больницу, — заявил Мортон и добавил. — Может быть.

Полковнику начало надоедать все это, он был в ярости и совершенно не был расположен говорить разумно с потерявшими разум людьми. Но он знал, что его злоключения еще не кончились.

Анализируя свое поведение, Мортон вдруг понял, что его раздражение порождено современной логикой, и сказал Брэю:

— Мой профессор старался научить нас воспринимать противодействие окружающего мира по законам определенной логики. Он считал, что человека, верного старой логике, которую называют современной, всегда можно узнать по его поведению перед лицом несчастья. Такие люди, по словам моего профессора, в глубине души верят, что в мире существуют двойники, совокупности одинаковых объектов. Если бы они могли освободиться от этого внушенного им представления, говорил он, эти люди поняли бы, что в науке все бесконечно изменчиво, но автоматично. Каждый процесс слегка отличается от другого, но то, что существует — существует, и все. Он замолчал, потом продолжил:

— То, с чем мы столкнулись здесь, на Диамондиане, это простая задача типа загадки. Теоретически, если мы найдем решение этой задачи, то, что следует из нее, произойдет автоматически, и мы одержим нечто вроде мгновенной победы.

— Извините меня, полковник, но мгновенная победа сразу на целой планете, которая полна диамондианцев и их двойников — ирсков, мне кажется совершенно невозможной, — почтительно возразил Брэй.

— Что ж… на первый взгляд вы совершенно правы: пятьсот миллионов диамондианцев с их пылким характером и миллиард неустойчивых ирсков. И тем не менее во всех них есть своеобразная чистота.

Брэй заметил, что, по его мнению, слово «чистый» совершенно неприменимо к тем диамондианцам, которых он знает.

— Может быть, женщины… Но, — быстро добавил он, — я всегда остерегался бывать у диамондианок.

На этот раз Мортон невольно или сознательно не обратил внимания, что прерывает лейтенанта:

— Меня беспокоит прежде всего это духовное братство, — сердито бросал он в темноту ночи. — Лозитин ни на мгновение не почувствовал моего присутствия под своим черепом, не заподозрил, что я наблюдаю его глазами. Однако Марриотт и его друзья ирски знали, что Тьма поместила меня в сознание Лозитина. И с вами, и со мной Марриотт вел себя очень беспокойно: он был зол, обманут в своих надеждах, саркастичен, но ирски говорили с ним вежливо. Тем не менее они вели себя так, словно вопрос о моем снятии с должности главы их правительства еще не решен. Меня должны были куда-то отвезти, допросить, и, может быть, тогда они приняли бы решение относительно меня. Из всего этого я делаю вывод, что в ближайшие дни мне тоже придется делать выбор. Значит, главный вопрос, который встает…

Брэй, продолжая идти, ждал продолжения мортоновского монолога. После нескольких секунд вежливого молчания молодой офицер повысил голос, чтобы его можно было услышать среди рева машин, и сказал:

— Полковник, я очень хотел бы узнать, что это за главный вопрос.

Ответа не было.

Брэй замер на месте. Потом, шепотом ругая себя, он вытянул перед собой руку и повел ей из стороны в сторону, ощупывая ночной мрак. Рядом не было никого; лишь тропический ветерок ласкал его кожу и приподнимал полы френча.

Продолжая стоять на том же месте, Брэй попытался вспомнить все, что было перед этим. «Слышал или видел я что-нибудь после того, как он кончил говорить?»

У темноты бывают разные оттенки. Диамондианская ночь в этот момент была черной, как чернила, в ней поблескивали лишь кузова автомобилей. Удивительно, как мало от этих бликов пользы в городе, где столько матовых поверхностей.

Вдруг Брэй вспомнил, что время от времени различал силуэт полковника на фоне… чего? темноты? Черное на черном фоне — это же невозможно!

Продолжая задавать себе эти вопросы, Брэй медленно возвращался назад прежним путем. Он шел осторожными широкими шагами, словно ощупывал тротуар ногой.

Лейтенант удивился тому, как много ему пришлось пройти — он отшагал не меньше пятидесяти метров, прежде чем его нога наткнулась на неподвижное тело.

Кто это был? Брэй был почти уверен, что Мортон. Лейтенант наклонился и провел рукой по одежде лежащего, ища знакомые пуговицы, погоны и нашивки полковничьего мундира. Все это было на месте, значит, это был Мортон.

Брэй отыскал бессильную руку и нащупал на ней пульс. Он был медленный. Шестьдесят ударов в минуту, посчитал наугад Брэй, чувствуя огромное облегчение и сострадание.

«Бедняга Мортон, — думал лейтенант, — уже полтора дня его почти все время держат без сознания. Это, наверное, слишком большая нагрузка для одного человека».

И молодой адъютант решил, что такой ряд неудач и столько обмороков подряд означают, что Мортон недолго проживет.

Тем не менее Брэй был не вполне уверен, что на тротуаре лежал без движения именно полковник Чарлз Мортон. Он поклялся себе, что теперь всегда будет носить с собой все мелочи, которые рекомендует иметь под рукой учебник для разведчиков. Например, лампу-авторучку, которая сейчас лежала у него в машине, и другие чудеса науки.

Брэй был молод, самоуверен и франтоват и потому считал ниже своего достоинства набивать карманы и подкладку своего мундира этим хламом. И вот теперь он оказался без радиостанции, без устройства для вызова полиции, без… в общем, безо всего. Все это было у него в машине, но не при себе. Он мог позвонить из телефона-автомата, если сумеет найти его в этой темноте.

Брэй даже не попытался искать телефон. Он просто сел рядом с лежавшим без сознания человеком, который еще дышал, и печально сказал себе, что должен остаться здесь до утра. Он не обращал, как Мортон, большого внимания на мелочи и потому не знал, что скоро над крышами Нового Неаполя поднимется огромная диамондианская луна или, по крайней мере, ее четверть. Поэтому примерно через полчаса жизнь преподнесла ему радостную неожиданность: сначала слабый свет-предвестник, потом надежду и наконец желтый месяц, похожий на покрытый туманом осколок второго солнца, который осветил все, что окружало Брэя, и направил свои косые лучи вдоль проспекта. Лунный свет не без иронии показал лейтенанту, что телефонная будка находилась от него менее чем в пяти метрах.

Брэю понадобилась всего минута, чтобы подтащить к ней бесчувственного Мортона. А потом…

Брэй позвонил во дворец, где располагался штаб Комиссии по Переговорам. Коммутационный компьютер соединил его с кабинетом сержанта Струзерса, и наконец в трубке зазвучал сонный баритон мортоновского секретаря.

Через час Струзерс приехал к Брэю на автофургоне Комиссии. Учитывая безумное движение на улицах, это было очень быстро. Ворча и вздыхая, лейтенант и сержант перенесли Мортона в эту машину, отвезли его во дворец и внесли в комнату Брэя. Там они раздели бесчувственное тело, уложили его на кровать и накрыли одеялом. Сделав это, лейтенант Брэй, который по-своему обдумал ситуацию, в общих чертах объяснил Струзерсу свои планы на завтрашний день и затем отослал спать этого достойного служителя, бледного, но покорного судьбе.

14

Волна Тьмы нахлынула на Мортона. Она была мощнее обычного, но полковник мог говорить и ясно мыслить, поэтому ограничился тем, что на мгновение закрыл глаза. А потом он оказался… в небытии.

Мортону показалось, что он висит в пустоте, где ничего не может разглядеть. Это было похоже на слепоту, но не совсем: темнота была скорее серой, чем черной.

Мортон все еще думал, что идет с Брэем среди ночи по улице Нового Неаполя: переход из черного мира в серый был не очень заметен. Поэтому его тревожило в основном то, что он мог… воспринимать со стороны что-то, что казалось ему его собственным живым телом. Мортон протянул руку, словно желая отодвинуть серую мглу, как занавес, потом открыл рот и наудачу спросил: — Где я? Лейтенант Брэй, вы здесь? Он захотел продолжить вопросы, но вдруг с изумлением понял, что не слышит ни малейшего звука. Моргов чувствовал, что говорят: его губы, челюсти и язык двигались. Он видел силуэт человека, наклонившегося Над чьим-то телом, но не слышал ни одного шороха, ни одного отголоска. Тишина как после смерти.

Мортона охватил панический страх. Справившись с ним, полковник почувствовал, что находится посреди огромного пространства, и заметил слабо светящуюся россыпь звезд сбоку от себя.

«Ах, вот оно что: я наверху, как в прошлый раз», — подумал он.

Теперь Мортон перестал волноваться: он был уверен, что Тьма погружает его в чужой ум. «Буду ли я снова Лозитином?» — попытался угадать полковник.

Он не смог сдержаться и устало подумал, что все это напрасная трата времени. Проблемы, которые разделяют противоборствующие стороны, решаются переговорами. Господи, ну почему эти местные жители не могут встретиться и предъявить друг другу разумные требования?

Прошло еще какое-то время — не слишком много, может быть, минута. И вдруг в уме Мортона зазвучал голос — незнакомый баритон.

«Полковник Чарлз Мортон, тот вы, который находится здесь и кажется вполне живым, — энергетический двойник вашего тела, которое вы только что видели со стороны.