Глава 9

С самого начала, как только Алан ранним субботним утром заехал за Эбони, она почувствовала что-то неладное. Что именно, она не могла понять, потому что Алан был как никогда внимателен к ней и стоило ей встретиться с ним взглядом, как его лицо расплывалось в улыбке. Временами казалось, что у него что-то на уме, хотя она никак не могла представить себе, что бы это могло быть.

– Как прошел твой... э... деловой ужин? – спросила она по дороге к его дому.

Показалось ли ей, или он действительно напрягся, услышав ее вопрос? На губах у него была улыбка, но глаза не улыбались.

– Прекрасно, – заявил он. – Очень продуктивно и познавательно.

– В каком смысле?

– Что ты спросила?

– В каком смысле продуктивно и познавательно?

На его лице опять появилась эта странная холодная насмешка.

– Стоит ли сегодня забивать свою прелестную головку деловыми вопросами? Теперь, когда я отбросил нелепую затею отказывать друг другу в, удовольствии, я хочу, чтобы ты сконцентрировала все свое внимание на одном предмете. На мне.

Эбони подозрительно посмотрела на него. Когда он позвонил и попросил провести с ним уикэнд на его катере, она поняла, что они снова начнут заниматься любовью. Это перспектива доставила ей облегчение и одновременно возбудила ее. Сейчас, однако, она, как ни странно, почувствовала охлаждение.

Алан, казалось, был в мрачном настроении, даже в более мрачном, чем во времена их противоречивых любовных отношений.

– Разве я сказал что-нибудь не то? – вкрадчиво спросил он, – Или надо понимать так, что ты больше не жаждешь разделить со мной постель, как это было позавчера?

Эбони молчала. Она не могла решить, что ей ответить на этот обоюдоострый вопрос. Если она подтвердит свое желание, это будет выглядеть как плотская несдержанность. Если же согласится с его предположением, он сможет подумать, что она лицемерит и издевается над ним. Боже, что такое сегодня с Аланом? Почему ее не оставляет чувство, что он хочет причинить ей боль?

– Я... я не отказываюсь от позавчерашних слов, – рискнула наконец она. – Мне кажется, что когда два взрослых человека любят друг друга, то акт любви между ними – самая естественная и замечательная вещь на свете. И я не думаю, что должна стыдиться этого желания, Алан.

– Такие чувства можно только поприветствовать. Но что, если ты не любила бы меня? Согласилась бы ты все равно лечь со мной в постель?

– Но я же люблю тебя. Что с тобой сегодня, Алан? Ты опять начал сомневаться в моей любви?

Он, казалось, удивился.

– Почему ты решила, что со мной что-то не так? Я в полном порядке.

Она рассмеялась.

– Ты что, шутишь? Сидишь, как на иголках, и смотришь на меня, как удав на кролика.

– Неужели... вот так лучше? – Теперь улыбка могла бы смотреться получше, если бы в ней не было чего-то от взгляда Волка на Красную Шапочку. Но Эбони решила не упоминать об этом. Может быть, он просто, как и она, расстроен, но у него это по-другому выражается.

– Что ты сказал о нас своей матери? – спросила она, полагая, что самое время переменить тему разговора.

– Что мы неуклонно подвигаемся к браку.

Она рассмеялась.

– Какое странное выражение! «Неуклонно». О Алан, в некоторых вещах ты так старомоден.

– Неужели? Что ж, это плохо, потому что я не собираюсь меняться. Привык верить в такие старомодные вещи, как верность и преданность.

– Надеюсь, что так! Мне не хотелось бы, чтобы мой муж мотался везде как... как...

– Как жуир? – сухо предложил он.

Она скорчила гримасу.

– Я хотела сказать, как бродячий кот.

– Это скорее женский термин. Кошками обычно зовут женщин.

– Мяу! – промяукала она и выставила руки как когти. – А теперь скажи, что ответила тебе мать, или я выцарапаю тебе глаза.

– Прекрасная идея, – пробормотал он. – Тогда по крайней мере я больше не буду видеть, что творится вокруг.

Эбони разочарованно вздохнула и опустила руки.

– Ты не хочешь отвечать на мои вопросы? Мне вообще кажется, что ты не разговаривал о нас с матерью.

– Разговаривал. К несчастью...

– Почему «к несчастью»? – удивилась она.

Алан пожал плечами.

– Ты же знаешь ее – она любит поговорить, хотя на некоторое время и онемела от неожиданности. Но когда к ней наконец вернулся дар речи, посыпались сплошные комплименты. Она считает тебя чем-то средним между мученицей и святой из-за того, что после моего дурного обращения с тобой ты все-таки любишь меня.

Эбони нахмурилась.

– Ты хочешь сказать, что все еще принимаешь всю вину на себя? Ты не рассказывал ей, как я обращалась с тобой?

Он пристально взглянул на нее.

– Так ты признаешь, что обращалась со мной плохо, Эбони?

– Пожалуй, я... я действительно заставляла тебя поверить в то, что на самом деле не было правдой и... и... в общем, ты сам знаешь, какой я иногда была гадкой. Находила удовольствие в том, что заставляла тебя ревновать. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне очень стыдно.

– Ты имеешь в виду, что теперь не стала бы намеренно заставлять меня ревновать?

– Конечно, нет, я сделала бы что угодно, чтобы избежать этого. Твоя ревность иногда бывает страшна.

– Неужели? Приятно слышать. Ну вот и приехали. – Открыв с помощью пульта дистанционного управления высокие железные ворота, преграждающие путь к дому, он въехал на дорожку. – Надеюсь, ты взяла с собой тот соблазнительный черный костюм, как я тебя просил. Мне хочется увидеть тебя в нем.

И без него, ты, лживая и вероломная самка, со злостью подумал он, подъезжая к дому и останавливаясь у переднего крыльца. Ни следа вины за все утро... Но этого и следовало ожидать. У нее нет ни капли совести. Совершенно. События этой недели разочаровали ее, и она воспользовалась первой же подвернувшейся возможностью для удовлетворения своих ненасытных желаний и бросилась к одному из своих старых любовников, который хорошо знал ее сексуальные потребности.

Мысль о том, что происходило прошлым вечером в номере отеля, только усилила его мрачную решимость отомстить ей. Женщин, подобных ей, необходимо наказывать. Нельзя позволять им играть на чувствах порядочных людей. Она думает, что обвела его вокруг пальца, да? Что может выйти за него замуж, воспользоваться его деньгами и любовью, а потом за его спиной спать с кем попало?

Когда он вспоминал о том, как она обманула его своими слезами и уверениями в любви...

Но смеяться последним будет он. Он возьмет единственную вещь, которую она могла отдать мужчине, и будет брать, брать и брать все эти два дня. А когда он наконец насытит свою похоть – потому что это было единственным из чувств, оставшихся у него к ней, – тогда отшвырнет ее, как использованную вещь, которой она и являлась.

– Твоя мать вышла встретить нас, – сказала Эбони.

Дейдра Кастэрс с нетерпением поджидала их приезда и, заслышав шум машины Алана, ехавшей по засыпанной гравием дорожке, вышла из двери.

Эбони открыла дверцу машины и устремилась ей навстречу. Они сердечно обнялись.

– Эбони, дорогая! – воскликнула Дейдра и, отстранив ее, оглядела с любовью и удовлетворением. – О, я так счастлива. И ты, Алан! Кто мог этому поверить? Ты ведь хотела иметь большую семью, не правда ли? – бурно говорила она, пока Алан вынимал из багажника сумку с вещами Эбони.

– Алан, – обратилась она к нему. – У Эбони до сих пор нет кольца. О, и мы должны еще устроить помолвку. Непременно должны. Вики мне поможет. Она хорошо умеет устраивать вечеринки. Думаю, что с кольцом можно подождать до этого.

– Спасибо за твое любезное разрешение, – кротко сказал Алан, почувствовав вину за ту боль, которую он доставит матери. Он поспешил, рассказав ей о своих новых взаимоотношениях с Эбони. Поспешил и чертовски сглупил. Все, что он теперь мог сделать, так это только уменьшить будущую боль и стыд.

– Ты не будешь возражать, если я на немного отложу помолвку? – сказал он, присоединяясь к ним на лестнице. – Мы с Эбони, можно сказать, только начинаем узнавать друг друга и хотели бы оставить немного времени друг для друга. Ты должна понимать, что в этом городе она знаменитость. Ее помолвка со своим опекуном вызовет массу откликов в прессе, и, вероятно, не всегда благоприятных. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Дейдра нахмурилась.

– Я об этом не подумала. Но ты прав. Они могут представить это в неверном свете.

– Ты же пока не говорила с Вики, а?

– Нет, с тех пор, как она в прошлое воскресенье ушла отсюда, я не получила от своей дорогой дочери ни весточки.

– Тогда не надо. Когда надо будет, я сам скажу ей. Ладно?

– Ну что же, – вздохнула его мать и пожала плечами. – Хорошо, пойдемте в дом. Боб приготовил для вас специальную корзинку с едой. Нет ничего, что бы он не сделал для своего «мистера Алана». И прежде чем ты спросишь, скачала ли я ему о вас, я отвечу, что сказала. Надо будет предупредить его и Билла, чтобы они молчали.

– Я не волнуюсь насчет Боба и Билла, – пробормотал Алан. – Они не так болтливы, как Вики.

– Кстати, о Вики, – спросила Эбони, пока они входили в дом, – поладила ли она со своим приятелем?

Дейдра удивленно взглянула на нее.

– Разве Алан не сказал тебе? Он предоставил Алистеру работу на фабрике, помощником главного художника. Работа, конечно, дневная, так что все проблемы Вики чудесным образом разрешились. Как это мило со стороны Алана!

Алан отвел глаза, когда черные глаза Эбони с обожанием взглянули на него. Он не хотел от нее обожания. И уж никак не сегодня.

– Ваш сын разыгрывает из себя сурового человека, миссис Кастэрс, – с теплотой в голосе сказала Эбони, – но на самом деле он очень добр, вы знаете об этом? – Она с нежностью положила руку на его плечо.

Алан почувствовал, что по его телу пробежал электрический ток. Черт бы ее побрал, подумал он. Одно легкое прикосновение, этот обезоруживающий взгляд – и его жажда мести начала слабеть. Она действовала на него как наркотик – не только ее сексуальность, а вся индивидуальность. Бог мой! Ведь несмотря ни на что, он все еще любит ее! Все еще любит и желает ее.

Но как он может закрыть глаза на измены, подобные совершенной прошлым вечером в отеле? Что случится в следующий раз, когда ей опять будет не хватать чувственных наслаждений? Дьявольщина! Да ее нельзя будет ни на мгновение выпускать из вида...

С другой стороны, если он не женится на Эбони, то не женится ни на ком, у него не будет детей и у его матери – внуков, которых она так ждет. Она любит Эбони как дочь и, если он не расскажет ей о ее любовных похождениях, будет продолжать безоговорочно любить ее. В конце концов Эбони не такая уж плохая женщина, если бы только не этот единственный, но существенный недостаток – ничем не сдерживаемая чувственность.

Выйдет ли что-нибудь из этого брака, мучительно спрашивал себя он. Хватит ли у него сил, смелости, способности прощать, чтобы связать свою жизнь с этой женщиной?

Такова была стоящая перед ним дилемма. Но стоило ему в этот момент заглянуть в ее глаза, как начинало казаться, что никакой дилеммы не существует. Ее взгляд был действительно любящим и странным образом невинным. Может быть, она просто не осознавала всей недостойности своего поведения? Может быть, по ее понятиям, секс и любовь не имели между собой ничего общего?

Ее отец был именно таков. Пьер, казалось, любил свою жену, однако это не мешало ему соблазнять каждую хорошенькую женщину, попадавшуюся ему. Джудит делала все возможное, чтобы обеспечить верность мужа, ездила с ним, куда бы он ни направлялся, но Пьер был неисправим. Он частенько хвастался Алану, что ему достаточно всего лишь часа для того, чтобы начать и кончить очередное любовное приключение. Он уверял, что есть такие женщины, которым нравится, когда с ними обращаются просто как с какими-то машинами для секса. Им доставляет удовольствие чисто животное совокупление, а опасность раскрытия связи только усиливает удовольствие.

Алан не соглашался с ним. До теперешнего времени...

Внезапно он понял, что ему надо сделать, и внутренне весь напрягся в ожидании этого.

– Быть добрым не всегда приличествует мужчине, – ответил он резко. – Не хочу, чтобы это вошло в привычку. Не пора ли нам двигаться? Я хотел бы прибыть на место прежде, чем начнет заходить солнце и холодать.

Эбони вся отдалась наслаждению, которое получала от плавания вдоль набережных Сиднейского порта и побережья, ей нравилось ощущать на лице дуновение морского бриза и соленых брызг. Раньше, когда она возвращалась в дом на каникулы, Алан иногда устраивал для нее подобные прогулки, и воспоминания о них она ценила превыше всего. Обычно это бывало летом, и ей нравилось смотреть, как он ходит по катеру, одетый только в плавки. Уже тогда Алан очень нравился ей как мужчина, она с удовольствием разглядывала его стройное тело и мечтала прикоснуться к нему, целовать его.

У Эбони сжалось сердце, и она покрепче ухватилась за поручни. Тело Алана оказалось таким, как она ожидала. Она обожала ощущение крепких мускулов его плоского живота, широких плеч и волосатой груди, крепких ягодиц и сильных бедер.

Но сегодня... сегодня все должно быть еще прекрасней, потому что это будет тело не просто человека, которого она любит, но человека, который любит ее. Боже мой! Она всю свою жизнь ждала подобной любви.

Дрожь предвкушения пробежала по ее телу, и она обернулась, чтобы взглянуть на Алана. Ветер подхватил волосы, и они упали ей на лицо. Алан был в каюте за рулевым колесом, красоту его загорелого лица и тела подчеркивали белые шорты и рубашка с открытым воротом.

Откинув с лица волосы, она захотела улыбнуться ему. Но когда увидела, как он смотрит на нее, улыбка замерла на губах. Она почти физически ощущала этот взгляд. Ветер раздувал полы ее купального халата, поднимая их так, что становились видны обнаженные бедра и ягодицы, обтянутые узкой полоской черного кружевного купального костюма, который Алан попросил ее надеть, как только они выехали из залива. Его взгляд был прикован к развевающимся полам и обнажавшемуся под ними телу и, как ей показалось, не походил на взгляд любящего человека. С тех пор, как они стали любовниками, она часто видела на лице Алана это выражение: грубая страсть, смешанная с презрением.

От неожиданности Эбони забыла о том, что надо крепко держаться за поручни, и, когда нос катера врезался в очередную волну, пошатнулась и чуть не упала.

– Эй, держись! – крикнул ей Алан, и на его лице появилось выражение неподдельного страха.

Такое явное выражение заботы немного успокоило ее, отогнав возникшее было подозрение, что он солгал, сказав ей о своей любви.

Успокоило, но не совсем. Червь сомнения остался, и она лихорадочно начала искать доказательства, которые могли бы подтвердить либо опровергнуть ее страхи.

Всю дорогу Алан был очень молчалив. Даже более того, почти мрачен. Сперва они думали, что он слишком занят управлением, но, возможно, этому было другое, более тревожное объяснение. Может быть, он винит себя в том, что обманул ее. А может быть, не...

– Лучше бы ты перешла на корму, Эбони, резко сказал он. – Со мной чуть инфаркт не случился. Раньше ты стояла на ногах крепче.

Эбони осторожно перешла на корму, углубленная палуба которой обеспечивала большую безопасность, но на сердце у нее не стало легче. Она старалась уверить себя в том, что это просто психоз, почти паранойя. Конечно, Алан любит ее. Теперь мужчины не женятся только для того, чтобы спать с женщиной.

Но он еще не женился на ней, мелькнула у нее мысль. Он даже не захотел устроить помолвку. Может быть, свадьбы никогда не будет...

Эбони хмуро посмотрела на Алана, стоящего теперь спиной к ней. Несомненно, с самого начала он вел себя странно.

Внезапно он резко обернулся и заметил ее хмурый взгляд.

– Тебе там удобно? – спросил он.

– Вроде бы удобно.

– Не тошнит? Ты не очень хорошо выглядишь.

– Чуть-чуть, может быть.

– Скоро все будет в порядке. Волны скоро прекратятся, впереди спокойно.

Взглянув вокруг, Эбони увидела, что они уже вошли в устье Хоксбери и поверхность воды действительно стала спокойней. Не то что у нее в душе.

Глубоко вздохнув, она постаралась расслабиться, уверяя себя, что ей просто показалось. Жизнь так давно не баловала ее, что она отвыкла чувствовать себя счастливой, отвыкла от того, что мечты могут сбываться. Эбони твердила себе, что по природе Алан хороший человек и никогда намеренно никого не обманет. Просто их отношения развивались при необычных обстоятельствах, но теперь, когда все выяснилось, для этого болезненного страха нет никаких причин. Абсолютно никаких.

Она снова вздохнула и, решив быть счастливой, выдавила из себя улыбку.

Река была полна прогулочными суденышками, хозяева Которых решили провести день на воде. Безветренная и необычно теплая для этого времени года погода создавала прекрасные условия для того, чтобы половить рыбу, прокатиться или просто полежать на солнце, наслаждаясь жизнью. Глядя на водную гладь и другие лодки, Эбони наконец успокоилась. Неожиданно Алан резко повернул направо в узкую и малозаметную протоку.

Мгновенное тревожное чувство, вспыхнувшее в ней, показало, что ей не удалось окончательно освободиться от подозрений. Иначе почему ее так беспокоит то, что Алан ищет уединенное место, в котором их никто не сможет увидеть? Возможно даже, что они решат походить нагишом. Эбони не стыдилась своего тела и знала, что Алану нравится смотреть на нее.

Не будь смешной, злилась она на себя. Это уже начинает переходить всякие границы.

Вскоре после полудня они бросили якорь в маленькой, почти незаметной бухточке.

– Какое уединенное место, – заметила Эбони, оглядываясь вокруг и стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

Но она не была спокойна. Отсутствие других лодок и мертвая тишина вокруг действовали ей на нервы. Не улучшал настроения и вид спускающегося к самой воде густого девственного кустарника и торчащих по берегу темных обрывистых скал. Даже вода выглядела угрожающе холодной и зловеще глубокой. Легко можно было представить себе живущих в этих темно-зеленых глубинах чудовищ, ждущих, чтобы опутать своими щупальцами тех, кто неосторожно нарушил их покой. Она содрогнулась.

– Ты не замерзнешь?

От неожиданности Эбони вздрогнула, за спиной у нее возник Алан и крепко обнял за плечи.