– Как видите, и я умею выбирать одежду для ночных вылазок! В этой бухте мы можем насладиться полным уединением. Только вы да я и еще луна. Вы не хотите шепнуть мне на ушко, что все это значит?
– Мне надо тут кое-что найти… где-то на старой тропе через лес. Это займет часа два, не меньше. Если к трем меня еще не будет, плывите в город одна. Я честно предупредил, что ждать придется долго.
– А теперь еще объясните, будто отправляетесь на поиски лекарственных трав! – выпалила девушка. – Впрочем, меня вы можете не опасаться, лучше поберегитесь змей. Возьмите фонарь и внимательно смотрите под ноги, чтобы не наступить на одну из них. Змеи этого очень не любят.
Судья Ди заткнул полы халата за пояс и сошел на берег. Держа фонарь в левой руке, он раздвинул мечом густые заросли, надеясь отыскать тропинку.
– Вы смахиваете на настоящего грабителя! —бросила девушка вслед. – Желаю удачи!
Судья криво усмехнулся и вступил в отчаянное противоборство с длинными ветвями деревьев и колючими зарослями кустарника, неуклонно двигаясь к северо-востоку. Вопреки ожиданиям, узкая тропинка оказалась совсем неподалеку. Справа она терялась в густом сплетении ветвей, но слева путь был свободен. Судья отыскал толстую сухую палку и положил поперек тропы, чтобы не заблудиться на обратном пути. Конечно, если он вообще вернется…
Ди зашагал по извилистой тропинке и через некоторое время заметил, что ночь не так уж безмолвна. Из густого подлеска по обе стороны тропы постоянно доносились шорохи, слышалось какое-то попискивание и ворчание, а в темных кронах деревьев перекликались ночные птицы. Время от времени где-то меланхолично ухала сова. Из-под ног судьи то и дело бросалась врассыпную всяческая мелкая живность, испуганная светом фонаря, однако ни одной змеи он не заметил.
– Лист Папоротника нарочно сказала о них, чтобы поддразнить меня! – пробормотал судья и улыбнулся. – Отчаянная девчонка! —Мгновение спустя он остановился и поспешно отпрянул – поперек тропинки скользнула пятнистая змея около пяти футов длиной. – Да, отчаянная, но правдивая, – мрачно добавил судья себе под нос.
Ночью сосновый лес выглядел жутковато. Ди все шел вперед и вскоре потерял представление о времени. По его подсчетам, прошло около получаса, как вдруг тропинка расширилась, деревья расступились и в просветах между ветвями забрезжил свет. Впереди блеснула вода, и судья уловил очертания мощной северо-восточной сторожевой башни. Левый ее угол нависал над самой водой, неподвижной и совершенно черной под сумрачным небом.
Тропинка свернула направо и побежала к югу, параллельно западному рву дворца. Судья опустился на колени и прополз сквозь низкий кустарник на краю рва. Добравшись до кромки воды, он с тревогой обнаружил, что ров гораздо шире, чем ему показалось утром во время речной прогулки. По тогдашним расчетам судьи, ширина рва достигала пятнадцати чи, тогда как на самом деле тут было никак не меньше тридцати, а то и около сорока. Стоячая темная вода выглядела крайне негостеприимно, вдобавок под ее непрозрачной поверхностью не удавалось разглядеть ничего похожего на дверцу. Однако пока все указания господина Хао, затверженные наизусть счетоводом-головастиком, полностью подтверждались.
Судья отыскал на земле длинный и тонкий прут и, наклонясь, пошарил в воде. Да, несомненно, в трех чи ниже берега зияла широкая щель. Неожиданно на дозорной башне послышались голоса – кто-то отдал громкий приказ, а затем по камню звонко застучали кованые сапоги. В ночной тишине эти звуки показались судье оглушительно громкими, и он живо нырнул в кусты. Стража сменилась – следовательно, наступила полночь.
Он снова подполз к берегу рва и всмотрелся. Действительно ли вдоль основания стены проходит выступ? Однако кроме узкой полосы осклизлых водорослей, колышущихся под самой поверхностью воды, ничего не было видно. Судья тяжело вздохнул. Придется все проверить на собственной шкуре.
Он отступил обратно на тропинку и, развязав черный кушак, повязанный крест-накрест вокруг груди, мечом рассек его пополам. Черную шапочку судья сунул в рукав, а голову обмотал половиной кушака, потом скинул черный халат и аккуратно сложил на берегу. Обернув меч второй половиной кушака, он положил его вместе с фонарем поверх платья, чтобы вещи не унес случайный порыв ветра. Наконец, Ди плотно закрутил вокруг ног широкие штанины, заправил их в сапоги и обвязал шнурками. Свою длинную бороду судья разделил на две пряди, забросил за плечи и, связав концы вместе, сунул их под головную повязку.
Ди вновь подкрался к самому краю рва и с беспокойством взглянул на крепостную стену. Господин Хао обещал, что в тот момент, когда Тай Мин проберется во дворец, лучники будут заняты в другом месте. Судя по всему, тогда заговорщики подготовили какой-то отвлекающий маневр, чтобы помешать дозорным вести наблюдение. Но сегодня придется уповать только на удачу. Судья медленно погрузился в воду. Для рук и ног она была вполне терпимой, но голые грудь и живот мигом застыли от холода. Судья невольно подумал о Тай Мине. Тот, несомненно, плыл до основания стены под водой. Однако судья не считал себя способным на подобные атлетические подвиги.
Держа нос и глаза над водой, он на ощупь продвигался вдоль шлюза. Руки то и дело натыкались на непонятные, покрытые слизью предметы и какие-то мягкие и липкие ошметки, распадающиеся от одного прикосновения. Деревянные части старого шлюза прогнили, и судье приходилось старательно ощупывать все поры. На полпути Ди вдруг оступился, ушел под воду, и она тотчас забурлила вокруг головы. В конце концов судья кое-как выбрался на поверхность, вздохнул полной грудью и снова двинулся в путь.
Потихоньку он все-таки добрался до противоположного берега и с облегчением перевел дух. Судья нагнулся и стал под водой разбирать руками полосу глины, тянувшуюся вдоль основания стены. Да, таинственный господин Хао, несомненно, был в высшей степени гнусной личностью, но сейчас судья был ему глуоко благодарен за дотошность. Балка и в самом деле проходила там, где обещано, – покрытая омерзительно пахнущим налетом, заросшая водорослями, но достаточно крепкая, чтобы служить опорой для ног. Почти с ужасом поглядев на двадцать чи высящейся над головой крепостной стены, судья тихонько поднялся из воды, встал на балку и двинулся вдоль стены, вжимаясь в нее спиной и ладонями. Перед глазами простиралась лишь сверкающая агатово-черная поверхность реки.
Судья аккуратно пробирался к цели, перед каждым новым шагом проверяя дорогу носком разбухшего от воды сапога. Вскоре от постоянного мельтешения перед глазами медленно текущей черной воды у Ди закружилась голова и возникло ощущение, будто он сам вместе с дворцом плывет по реке. Судья решительно закрыл глаза и продолжил идти. Такой способ передвижения, относительно простой для легкого, миниатюрного Тай Мина, судье из-за более внушительных веса и роста давался с трудом. На каждом шагу сапог норовил соскользнуть в тину, а кое-где прогнившая балка просто крошилась под тяжестью Ди. Добравшись до места, где на балку нанесло поменьше ила, судья развернулся к стене лицом и снова открыл глаза. Такое положение оказалось более удобным —теперь он мог цепляться за растения, что пробивались в трещины между камнями.
Наконец рука наткнулась на булыжник, и Ди с облегчением понял, что достиг первого шлюза. Он вытянул руку и уцепился за опору железной ограды, примерно на чи утопленной в стену, потом проскользнул под арку, схватился за верхнюю перекладину и забросил онемевшие ноги на нижнюю, так что ступни повисли за решеткой, над самой водой. Висеть таким образом было не слишком удобно, зато Ди чувствовал себя в безопасности, поскольку арка полностью скрывала его от зорких глаз расхаживавших по стене лучников. Судья лихорадочно пытался припомнить, сколько шлюзов он миновал. Утром, во время прогулки, Ди насчитал восемь проемов. Что ж, Тай Мин справился с задачей, и судья в точности повторит его маршрут. Разница заключалась в том, что целью учетчика было похитить ожерелье, тогда как Ди надеялся получить тайную аудиенцию. У него не было другого способа посоветоваться с принцессой, не нарушив ее приказа соблюдать полную секретность. К тому же, идя по следам Тай Мина, судья пытался понять, где юноша спрятал украденную драгоценность.
Судья малость передохнул и, перейдя на левую сторону арки, стал пробираться дальше, касаясь щекой шершавых каменных плит и с хлюпаньем передвигая ноги в толстом слое грязи.
Постепенно Ди приноровился ползти боком, как краб, радуясь, что стрелы лучников ему не грозят, поскольку стена на добрый чи нависала над водой. Заметить слившегося с камнем пришельца было невозможно, разве что какому-нибудь солдату вздумалось бы почти свеситься через стену и пристально всмотреться в темноту. Тем не менее судья почувствовал себя намного уютнее, когда его левая рука, шаря в поисках опоры, наткнулась на булыжник очередной арки. Свод здесь был гораздо ниже предыдущего. Судья нагнул голову, бросил взгляд в перегороженную нишу и, задохнувшись от удивления, чуть было не потерял свое шаткое равновесие: за нижнюю перекладину решетки держалась тонкая белая рука.
Глава 16
Сделав над собой отчаянное усилие, судья Ди удержался. Теперь он разглядел, что тонкое запястье украшает белый нефритовый браслет, вырезанный в форме свернувшегося кольцом дракона. В голове мгновенно вспыхнула догадка: за этой аркой не ворота шлюза, а сводчатое окно подземной тюрьмы. Перед массивной железной решеткой из стены выступала серая каменная плита, всего на цунь приподнятая над водой. Судья извернулся и, ступив на нее, припал к окну. В кромешной тьме подземелья послышался испуганный крик, и белая рука исчезла.
– Это я, госпожа, доктор Лян.
На сей раз решетку стиснули обе руки. Судья различил смутно белевший в темноте овал лица. По-видимому, забранное решеткой окно находилось под самым потолком темницы, а пол – ниже уровня воды.
– Как.., зачем вы пришли? – донесся до судьи слабый, дрожащий голос госпожи Гортензии.
– Я хотел увидеться с принцессой. Мне необходимы дополнительные сведения, чтобы справиться с порученным ею заданием. Но как вы попали в это ужасное подземелье?
– Во дворце творится что-то страшное, Ди. Со вчерашней ночи мне не приносили ни еды, ни питья. Умоляю, дайте мне воды!
Судья размотал с головы черный кушак, сложил его пополам, зачерпнул воды и, просунув сквозь решетку сочащийся водой импровизированный мешок, предупредил:
– Окуните в воду лицо, но не пейте слишком много.
Через некоторое время госпожа Гортензия снова заговорила:
– Я и в самом деле страдаю легкой формой астмы. Когда вы ушли, я решила принять прописанное вами лекарство. Но кто-то из придворных дам тайно подмешал в него нечто далеко не безвредное. Вскоре после приема лекарства у меня закружилась голова, я упала на пол и все тело забилось в страшных конвульсиях. Принцессу охватило глубокое волнение, и она немедленно призвала дворцового лекаря, а тот объявил, что я смертельно больна. Я лишилась чувств и очнулась уже тут, на сыром полу темницы. С тех пор ко мне никто не приходил.
Утомленная рассказом, госпожа Гортензия немного помолчала.
– Я знаю, что задумали наши враги. Они придут сюда утром, когда я буду умирать от голода и жажды, подошлют кого-нибудь с отравленной пищей, а потом предъявят мое тело принцессе, уверив, будто я скончалась у них на руках, несмотря на все старания лекарей. Всем известно, что императорское сопровождение прибудет к полудню, дабы доставить принцессу в столицу. А значит, ни у кого просто не будет времени на тщательное расследование обстоятельств моей смерти. Нельзя ли мне еще попить? – Она протолкнула сквозь решетку мокрую ткань.
– Кто эти гнусные заговорщики? – спросил судья, подавая несчастной женщине воду. – Это один из тех вопросов, которые я собирался задать принцессе.
– Лучше вам сейчас не встречаться с нею, Ди. Разум принцессы в таком смятении, что она едва ли поверит вам и решит, что это вы прописали мне опасное лекарство. Вы спросили, кто наши враги? Как мы – я или принцесса – можем это знать? С утра и до вечера вокруг нас толпится множество людей. Все они безукоризненно вежливы, все хотят понравиться, угодить. Как определить, кто из них подкуплен или замешан в какой-нибудь отвратительной интриге? Могу сказать одно: коль скоро их грязные руки дотянулись до меня, доверенного друга принцессы, это не могло случиться без ведома самых высокопоставленных особ – главного евнуха и смотрителя дворца. Но кто в состоянии сказать, не ухитрился ли кто-то представить им отчет о происшедшем, исказив все самым чудовищным образом? Кто знает, сколько придворных получили взятки, чтобы распространять гнусную ложь, сколько верных слуг брошено в темницу по ловко состряпанному обвинению? Во всем дворце есть всего один человек, наверняка непричастный к интригам: сама принцесса!
Судья Ди кивнул:
– В тот раз, когда я приходил во дворец по вашему приглашению, госпожа, главный евнух и смотритель дворца отнеслись ко мне подчеркнуто враждебно. Последний чуть позже предпринял самые решительные меры, добиваясь моего ареста. Кто сообщил принцессе о моем приезде в Речную Заводь и о том, под каким именем я здесь нахожусь?
– Мастер Тыква. Пять лет назад, еще до того, как Водяной дворец был пожалован принцессе как летняя резиденция, мастер часто бывал во дворце императора. Сын Неба доверил ему обучать философии наследного принца. Третья Принцесса часто присутствовала на занятиях и прониклась к монаху глубочайшим почтением. После того как мастер Тыква удалился от мира и поселился здесь, в Речной Заводи, принцесса часто посылала за ним, так как их беседы доставляли ей наслаждение, и потом, монах – один из немногих, кому она безгранично доверяет. Поскольку мастер Тыква хорошо принят при дворе, а также ввиду его преклонного возраста, главный евнух не осмеливался возражать. Очевидно, мастер узнал, что принцесса попала в затруднительное положение, так как вчера на балкон ее спальни в восточной башне дворца влетела стрела без наконечника. А мастер Тыква – непревзойденный стрелок.
– Я знаком с ним, – ответил судья, – мастер Тыква превосходно управляется и с мечом.
– Еще бы! Ведь это он обучал принца искусству боя на мечах и был великолепным противником, несмотря на свои изувеченные ноги. Мастер брал в каждую руку по мечу, садился на табурет, и трое опытных мечников не могли даже приблизиться к нему! Итак, вчера он привязал к стреле письмо, где известил принцессу о вашем приезде, назвал ваше вымышленное имя и даже постоялый двор, на котором вы остановились. Мастер Тыква очень советовал встретиться с вами. Принцесса немедленно позвала меня и объявила, что намерена поручить вам поиски ожерелья. А я отправила вам свою дочь, – кроме нее, мне здесь некому было довериться.
– Понятно. Вора я нашел – неразумного мальчишку, нанятого бандитами по наущению каких-то интриганов из дворца. Молодой человек попытался бежать, не отдан им драгоценности, и негодяи убили его, так и не выяснив, где спрятана добыча. Мне еще не удалось обнаружить тайник. – От воды тянуло холодом, и полураздетый взмокший от пота судья замерз. – Не найдется ли у вас чего-нибудь такого, что я мог бы накинуть на себя?
Через мгновение из-за решетки показался краешек парчового женского халата.
– Презренные не дали мне даже циновки, чтобы я могла лечь, – прошептала госпожа Гортензия.
Судья вытащил из-за решетки громоздкое платье, завернулся в него и сел на каменный вьтступ, скрестив ноги.
– Принцесса дала мне понять, что похищение было задумано с целью посеять рознь между нею и императором. Я хотел сказать… Нашим Небесным… Ладно, позвольте мне опустить титулы, учитывая необычность обстоятельств. В довершение ко всем прочим злодеяниям сегодня вечером ваши враги совершили еще одно варварское убийство, думая завладеть ожерельем. Почему им так не терпится его получить? Насколько я понял, эти люди хотят, чтобы оно исчезло, не так ли? И потом, я нахожу, что потеря драгоценности, пусть столь знаменитой, вряд ли способна стать причиной для разрыва отношений между отцом и дочерью. Но об этом вам известно лучше, чем мне.
Ди умолк, ожидая ответа. Однако узница хранила молчание, и судья снова заговорил, пытаясь вызвать ее на откровенность:
– Принцесса особенно настаивала на том, что кражу совершил посторонний. Это навело меня на размышления… Очевидно, она подозревает, что по замыслу врагов ожерелье будет найдено у человека из самого близкого окружения, какого они хотят погубить, ложно обвинив в похищении сокровища империи. Сама принцесса не соизволила предоставить мне какие бы то ни было сведения об этом человеке, поэтому я прошу вас рассказать, о ком идет речь. Вы оказали бы мне неоценимую помощь, согласившись хотя бы намекнуть… – Судья осекся, таки не закончив фразу.
Молчание затянулось. Ди сгорбил плечи под тяжелым и слишком узким для него халатом. Тонкий аромат, исходивший от материи, странно не вязался с затхлой атмосферой темного сырого подземелья. Наконец госпожа Гортензия решилась заговорить:
– Принцесса, как я вам уже сказала, пребывает в страшном смятении, Ди. Эта гибельная неуверенность ни в ком и ни в чем может совсем надломить ее дух. Возможно, принцесса и не могла сказать вам больше, чем вы услышали. Но я могу и сделаю это. Как вы знаете, император объявил, что одобрит любого супруга, избранного его дочерью. Разумеется, несколько соперничающих кланов в столице немедленно начали прилагать все усилия, надеясь побудить принцессу выбрать одного из их ставленников. Ведь супруг любимой дочери императора обретет при дворе огромную власть, и его клан таким образом получит неизмеримые преимущества. Легко представить себе злобу и разочарование этих господ, когда принцесса стала оказывать подчеркнутое внимание дафу Кану, начальнику стражи, который всегда гордо держался в стороне от интриг и вдобавок не примкнул ни к одной из противоборствующих группировок. В результате недавние противники объединили усилия и предприняли самые решительные меры, чтобы лишить дафу этой привилегии.
– В таком случае решение очевидно! – воскликнул судья Ди. – Почему бы принцессе не сказать императору, что она любит дафу. Тогда никто не посмеет…
– Все не так просто, Ди! Принцесса не уверена, что действительно любит дафу или что он по-настоящему любит ее. Вот почему похищение ожерелья – поистине демонический план. Дафу удалось тайно встретиться с принцессой, и как раз после его ухода она обнаружила исчезновение драгоценности. Ей намекнули – разумеется, не прямо, а исподволь, – что дафу похитил сокровище, поскольку у него есть тайная возлюбленная и они якобы замыслили бежать в дальние края. Всем известно, что Кан беден и не вылезает из огромных долгов, чтобы соответствовать своему высокому положению. Это первая причина, объясняющая, почему негодяи не постоят за ценой, лишь бы завладеть ожерельем. Его непременно должны найти у дафу.
Судья медленно опустил голову. По словам принцессы, она опасалась, что ожерелье упало в реку, но это предположение с самого начала показалось ему лишь отговоркой. Вдобавок теперь Ди припомнил, с какой настойчивостью она пыталась ему внушить, что в тот момент была одна.
– Полагаю, принцесса очень любит дафу, —заметил Ди. – Она изо всех сил старалась убедить меня, что ожерелье взял человек, не связанный с дворцом.
– Вы не представляете себе, какие противоречивые чувства ее терзают, Ди. Временами принцессе кажется, что она любит его, а временами – нет.
– Разве это не свойственно всем влюбленным молодым женщинам?
В ответ послышался вздох.
– Вы – единственный, кто может спасти положение, поэтому я открою вам и вторую причину, позволяющую этим подлецам рассчитывать, что с помощью ожерелья они сумеют посеять недоверие между принцессой и дафу. Это страшная тайна, и при обычных обстоятельствах я предпочла бы скорее умереть, чем хоть одним словом намекнуть на нее! – Госпожа Гортензия довольно долго молчала. – Вы не находите довольно странным, что император никогда не предпринимал попыток помочь Третьей Принцессе в поисках супруга? Согласно непреложным правилам, принцессу следовало выдать замуж, едва она отпразднует восемнадцатую весну. Однако Третьей Принцессе исполнилось уже двадцать шесть лет! Великодушное заявление императора, что она вольна сама выбрать супруга, можно истолковать и как попытку отложить ее замужество на неопределенный срок. Для того, чтобы.., чтобы не отпускать ее от себя.
Брови судьи поползли вверх.
– Но зачем… – начал было он. И вдругвсе понял. Милосердные Небеса! Холодный пот ручьями покатился по его груди. Это было ужасно, немыслимо… – А она… сама принцесса знает?..
– Догадывается. И что хуже всего, подобная мысль не внушает ей такого ужаса, как вы, должно быть, полагаете. Представьте, каковы могут быть последствия, если эта привязанность… обретет… логическое завершение.
Судья стиснул кулаки. Теперь заговор с похищением ожерелья предстал перед ним во всей пугающей ясности. Женщина в полном расцвете
двадцати шести лет, выросшая в тепличной атмосфере и уединении, не уверенная в собственных чувствах… возвращается в столицу, разочаровавшись в любви к недостойному человеку… Если в таком смятении она… если это произойдет.., тогда человек, посвященный в столь чудовищную тайну, сможет… О Небо! Если бессовестный интриган сумеет правильно разыграть такую карту, то он фактически получит возможность диктовать свою волю самому императору! Судья изо всех сил потряс головой и с жаром возразил:
– Нет, госпожа, я отказываюсь в это верить! Хотя готов допустить, что такой гнусный план мог зародиться в головах неких мерзавцев – в особенности евнухов, этих противоестественных созданий с ущербной психикой, чье присутствие во дворцах необходимо, но в то же время остается постоянным источником зла! Я также могу поверить, что принцесса ныне во власти неясных, но тревожных мыслей и не доверяет собственным чувствам. Но что касается императора, то мой отец, занимавший пост государственного советника, был почтен доверием Сына Неба и всегда отзывался о нем как об удивительно достойном и великодушном человеке, каковой, невзирая на свое исключительное положение, неизменно сохранял возвышенный характер и безупречное чувство справедливости, приличествующие обладателю тянь минь (мандат неба – Примечание). – Судья, помолчав, уже спокойнее продолжал: ни было, я рад, что вы рассказали мне об этом, потому что теперь наверняка знаю, чего добиваются заговорщики и почему они не остановились перед самыми бесчеловечными убийствами. Однако, какие бы коварные планы они ни вынашивали, расчеты негодяев получить безграничную власть рухнут, едва будет доказано, что дафу непричастен к краже сокровища. Я не сомневаюсь, что доверие принцессы к дафу будет восстановлено, и она попросит императора объявить об их помолвке.
Судья снял с себя халат и протянул обратно сквозь решетку.
– Не отчаивайтесь, госпожа! Я сделаю все, что в человеческих силах, и сегодня же ночью найду ожерелье. Если к вам придут рано утром, постарайтесь оттянуть исполнение их замыслов, каковы бы они ни были. Сошлитесь на важное для них сообщение или придумайте что-нибудь другое – в общем, как сами сочтете нужным. Добьюсь я успеха или нет, но завтра утром приду во дворец и сделаю все, чтобы вас спасти.
– Я не беспокоюсь о себе, Ди, – мягко проговорила старая дама. – Пусть милосердное Небо защитит вас!
Судья встал и двинулся в обратный путь.
Глава 17
Снова оказавшись под прикрытием деревьев, росших у рва, судья Ди стащил с ног разбухшие от воды сапоги и мокрые штаны и свирепо
растерся сухой половиной кушака, оставленной вместе с мечом. Затем он препоясал сухой тканью чресла и натянул длинный черный халат, а на голову вновь надел шапочку. Не зная, что делать с мокрыми штанами, судья просто забросил их в кроличью нору и поднял с земли меч и фонарь.
Удовольствие вновь оказаться в теплой сухой одежде преисполнило его восхитительной легкостью. Но в голове ощущалась полная пустота – сказывалось напряжение последних часов. Пробираясь по тропинке через лес, судья чувствовал, что не в силах даже подвести итог только что услышанному. Вспомнив мастера Тыкву и его рассуждения о важности пустоты, Ди попытался сосредоточиться и поставить себя на место Тай Мина, возвращающегося по этой самой тропинке с ожерельем, которое надо где нибудь спрятать. Продолжая идти вперед, судья отметил, что, несмотря на оцепенение, охватившее его мозг, все чувства необыкновенно обострились: нос отчетливо различал все лесные запахи, уши настораживались при малейшем звуке в темной листве, а от глаз не ускользнуло ни одно дупло в стволе дерева, ни одна трещина в замшелом валуне, попавшая в круг света фонаря. Судья не пропустил ни одного тайника, способного привлечь внимание учетчика, но ожерелья нигде не было.
Через час Ди наткнулся на сухую ветку, которую сам положил поперек тропинки, и порадовался, что сообразил отметить исходную точку пути, ведь во мраке деревья и кусты незаметно переходят в невообразимые дебри. Наконец, раздвинув кусты, судья вышел на берег бухты.
В лесу, под пологом высоких деревьев, он не замечал появившейся на небе луны, чье мягкое сияние отражалось в неподвижной воде бухты. Ди вышел на каменистую отмель и с недоумением уставился на лодку, оставленную под нависающими над водой ветвями сучковатой сосны. Лист Папоротника исчезла. Вдруг за его спиной послышался плеск.
– Быстро вы прогулялись! Не прошло и двух часов!
Судья обернулся. Девушка стояла по колено в воде, и капли воды сверкали на ее прекрасном и юном обнаженном теле. Эта захватывающая дух красота в самое сердце поразила судью, чьи чувства и без того были обострены до предела. Ди тут же почувствовал, как в жилах закипела кровь. Девушка грациозно села в воде, прикрыв руками грудь.
– Вы выглядите просто ужасно! Вам тоже надо искупаться.
– Простите, что заставил вас ждать, – пробормотал судья и, повернувшись к девушке спиной, сел на берегу. – Вам лучше одеться, уже за полночь. – Он стянул сапоги и, сорвав пригоршню травы, пробивавшейся среди камней, намочил в воде.
– Я совсем не сержусь, – промурлыкала девушка, подходя поближе.
Краем глаза судья видел, что она стоит рядом с камнями и выжимает намокшие длинные косы.
– Поторопитесь!
Ди с излишней энергией принялся оттирать запачканные илом сапоги.
Судья нарочно тянул время. К тому моменту, когда он обулся и встал, Лист Папоротника успела одеться и уже выводила лодку из-под сосны. Ди опять сел на корму, и девушка начала выталкивать суденышко к устью бухты. Затем она отложила шест и взялась за весло, бросив жалобный взгляд на серебристую сосну.
– Простите меня, господин, – тихонько вздохнула Лист Папоротника. – Я вела себя как глупая девчонка. Но все из-за того, что вы мне нравитесь, и я надеялась, что вы возьмете меня в столицу.
Судья вольготно раскинулся в лодке. Ощущение пустоты в голове исчезло, и теперь он чувствовал только необыкновенную усталость.
– Я нравлюсь вам только потому, что напоминаю о счастливых и спокойных годах, когда вы жили дома вместе с отцом, помолчав, заметил Ди. – Вы тоже мне нравитесь, поэтому я хочу видеть вас счастливой с каким-нибудь достойным молодым человеком. Но я никогда вас не забуду. И разумеется, не только потому, что вы оказались такой отличной помощницей.
В ответ девушка сердечно улыбнулась:
– Вы нашли то, что искали, господин?
– И да и нет. Надеюсь, завтра я смогу все рассказать вам подробнее.
Судья скрестил на груди руки и задумался над тем, что услышал от госпожи Гортензии. Только как следует обдумав эти новые и, без
сомнения, тревожные сведения, он сможет придумать способ отыскать ожерелье. Судья не сомневался, что Тай Мин спрятал его неподалеку от постоялого двора. В противном случае он не стал бы туда возвращаться, рискуя налететь на людей Лана. Тай Мин знал, что рано или поздно Лан Лю и его подручные уедут из города, а тогда он сможет вернуться из деревни Десяти Ли и забрать сокровище.
Набережная выглядела не менее пустынной, чем в момент их отплытия, но теперь в небе сияла луна и по булыжникам мостовой пробегали блики.
Я пойду вперед, – объявил судья. – При первых признаках опасности спрячьтесь на крыльце или в переулке.
Однако они благополучно добрались до задворков «Зимородка», не встретив ни души. Войдя на кухню, судья вдруг почувствовал, что голоден, как волк.
– Вы ужинали? – спросил он.
Девушка кивнула, а судья схватил из кухонного шкафа деревянную кадку с холодным рисом и блюдо моченых слив.
– За счет заведения, – пробормотал он, выходя в коридор.
Лист Папоротника подавила смешок. С крыльца доносилось бряцание оружия – очевидно, стражники все еще были на посту. Судья с девушкой на цыпочках поднялись наверх и расстались у двери в комнату Ди.
Судья зажег свечу и, переодевшись в чистый ночной халат, с удовлетворением отметил, что чай под стеганым колпаком еще не остыл. Он придвинул кресло к столу и сменил пластырь на руке. Затем, пользуясь деревянной крышкой кадки вместо тарелки, приготовил шарики из слив и холодного риса, а потом с наслаждением уплел эту простую солдатскую пищу, запив несколькими чашками чаю. Подкрепившись, судья взял со столика тыквенную бутыль, прилег на кровать и откинулся на подушки. Вертя в руках красный шнур, он начал «расставлять по полочкам» новообретенные сведения.
Теперь он явно представлял все возмутительные подробности заговора с кражей ожерелья. Заговорщики хотели оклеветать дафу Кана, не желая допустить, чтобы он стал зятем императора, но, кроме того, стремились вывести Третью Принцессу из душевного равновесия и склонить к возвращению в столицу. Госпожа Гортензия намекнула, что к заговору могут быть причастны главный евнух и смотритель дворца. Однако существовал и третий представитель власти – а именно дафу Кав. Но о нем судья не знал почти ничего, не считая того, что этот человек сумел внушить любовь принцессе и вызывал глубокое восхищение начальника стражи Сю. Однако оба – как принцесса, так и начальник стражи, – были пристрастны. Заговорщики пустили слух, будто у дафу есть подружка.
