— Ты хочешь знать правду? Я не знал, как ты встретишь меня. Тогда, в Токио, я так внезапно покинул тебя. Это было необходимо, но я боялся, что ты можешь не понять.

Лилиан слабо улыбнулась.

— Я так хорошо помню день, когда Мими привела тебя ко мне. Я ведь была совершенно уверена, что никогда не увижу тебя. Во всяком случае, я постоянно твердила себе это. Но в глубине души всегда жила надежда. В сущности, все эти годы я только и делала, что ждала тебя. Ты многому меня научил. В том числе и терпению.

— А я так и не поблагодарил тебя за то, что ты сделала для меня в Токио.

— Ты сделал больше. — Она сжала его пальцы. — Ты возродил меня.

Их глаза встретились. Лилиан поняла, что настал момент, когда следует перейти Рубикон. Она высвободила руку и достала из своей сумочки крошечный пакет.

— Я принесла, — просто сказала она и положила пакет ему на ладонь. Вот и все, подумала она, вот и все. Легко и просто. Душа ее пела.

— Вот, — сказал Евгений Карск, — мы с тобой и подошли, но не к концу, а к началу. — Он поднял бокал и улыбнулся. — У нас впереди целый мир, новый мир.

Когда Элиан проснулась, Майкла уже не было. Она заворочалась на футоне в крошечной комнате для гостей в квартире Стика Харумы. Простыни еще хранили тепло Майкла. Она нежно погладила вмятины, оставленные его телом, положила голову на его подушку и закрыла глаза. Она не спала, она мечтала о Майкле.

Когда Элиан снова разомкнула веки, она была готова к новому дню. Завернувшись в старое кимоно Стика, отправилась в ванную. Надо будет приобрести какую-нибудь одежду, подумала Элиан, рассматривая себя в зеркале. Выйдя из ванной, она услышала шум на кухне, заглянула туда. Стик возился с завтраком.

— Вы видели Майкла? — спросила Элиан.

— Он ушел еще до того, как я встал, — ответил Стик, скатывая рисовые шарики. Вдруг он взглянул на нее и спросил: — Вы любите такое блюдо на завтрак?

— Не очень.

Стик усмехнулся.

— Я тоже. Тогда, может, заглянем в кафе на Синдзуку?

Элиан весело рассмеялась:

— Позвольте, я угадаю. Уж не то ли, что облюбовали американцы?

— Именно. Там лучшие оладьи по эту сторону линии перемены дат.

— Никогда в жизни не ела оладий, — сказала Элиан.

— Ну, в таком случае вы никогда и не жили. Спустя полчаса они сидели за столиком в уютном кафе.

Элиан взглянула на Стика и спросила, указав на стеклянную бутылку с бурой жидкостью:

— А это что такое?

— Кленовый сироп, — весело ответил Стик. — Им поливают блины или оладьи.

Элиан с сомнением поболтала вязкую коричневую бурду.

— Попробуйте, — настаивал Стик. — Вы просто обязаны это сделать. Без кленового сиропа у оладий совсем не тот вкус.

Элиан осторожно капнула на оладьи, подцепила на вилку и с опаской откусила кусочек.

— О, да это и впрямь вкусно, — заметила она.

Кафе называлось «Пэнкейк Хэвен» и располагалось на втором этаже какого-то учреждения. С застекленного балкона открывался прекрасный вид на Кобуки-тё, восточную часть Синдзуку. Отсюда было хорошо видно запруженные людьми тротуары. Люди в ярких одеждах спешили по своим делам, не оставляя и квадратного дюйма свободного пространства. Кафе было оформлено в несколько старомодном стиле. Пластиковые столы и стулья, яркие краски. Широкие окна и море солнечного света. Элиан огляделась. Подростки в кожаных куртках, словно сошедшие с фотографий пятидесятых годов, смеялись и болтали, поглощая оладьи и отбивные с картофельным пюре. Они весело пикировались с официантами. Здесь царил дух счастливой юности.

— Мне нравится это место, — искренне сказала Элиан. — Оно так не похоже на те, где я бывала.

— Да, — кивнул Стик, заказывая еще по порции оладий. — Трудно представить себе, чтобы вы могли посещать подобные заведения.

Она пристально посмотрела на него.

— Что вы имеете в виду? Стик пожал плечами.

— У вашей семьи столько денег, что вы, вероятно, попросту не знаете, что с ними делать. Зачем вам ходить в такие кафе? Да вы, скорее всего, и понятия не имеете о существовании подобных заведений.

— Я вас не понимаю, — ровным голосом ответила Элиан. В грудь ее прокрался холодок.

— Я помогу вам понять. — Стик сделал паузу, дожидаясь, пока официантка поставит новую порцию дымящихся оладий. — Ваш отец — Нобуо Ямамото. А Ямамото не появляются в районах вроде Кобуки-тё. Вряд ли ваш отец повел бы свою дочь в такое кафе, не так ли?

— Вы ошибаетесь, — тихо сказала Элиан, — меня зовут Синдзё, Элиан Синдзё.

— Извините, мисс Ямамото, но вам нет никакого смысла упорствовать. Вы избегали фотографов, старались не появляться вместе с членами вашей семьи, но это не всегда было возможно. Правда ведь? Я видел вас с вашим отцом, Ямамото-сан, на заводе в Кобе. — Он отправил в рот оладью и продолжал с набитым ртом: — Это было в тот день, когда «Ямамото Хэви Индастриз» объявила о получении правительственных субсидий на разработку реактивного истребителя «ФАКС». Вы помните? Уверен, что помните. Вы стояли рядом с отцом, когда он делал заявление для прессы. Американскому посольству потребовались мои услуги. Я переводил речь вашего отца для многочисленных иностранных гостей.

Элиан положила вилку.

— Хорошо, — сказала она. — Чего вы хотите?

Он пожал плечами.

— Это зависит от обстоятельств.

— От каких? — резко спросила она.

— Например, от степени моей полезности.

Она посмотрела на него, как мангуст на змею.

— Я не вижу, чем вы можете быть мне полезным.

— В самом деле? — Стик продолжал уплетать, как ни в чем не бывало. — Что ж, жаль. Ведь Майк в конце концов найдет документ Катей, который ищете и вы. Я знаю все, мисс Ямамото, все и обо всем. Майк мне вчера многое рассказал. Как видите, он мне доверяет.

Он подцепил последний кусок.

— Я даже знаю, что он думает о вас. Он собирается взять меня с собой, когда отправится за документом. Меня, а не вас, поскольку вам он не доверяет.

— И, как я полагаю, вы можете исправить это? — прямо спросила Элиан.

— Вполне вероятно.

— Ведь Майкл ваш друг, Стик. Вы собираетесь его предать, почему?

— Я собираюсь предать Майка? Разве я говорил о предательстве? — Стик напрягся, произнося эти слова.

— Мне так показалось.

— Все имеет цену, мисс Ямамото. По крайней мере, все ловкие люди имеют цену. Какова ваша?

— Я не стану отвечать на подобные вопросы.

— Я хочу знать, на кого вы работаете? На вашего отца? На Масаси Таки? На вашу мать Митико? Я никогда не поверю, что Нобуо Ямамото связался с кланом Таки-гуми. Ведь вы не из якудзы, не так ли?

— Нет, — ответила Элиан, — не из якудзы. Внезапно она почувствовала смертельную усталость. Довольно лжи. Она измучена бесконечным нагромождением вранья, она устала жить в зыбком мире неправды, где каждое слово, каждый шаг может выдать ее с головой. Она устала от этого вечного страха разоблачения. Она устала нести бремя многочисленных масок. Элиан беспомощно посмотрела на Стика. Она хотела сейчас только одного — освободиться от лжи. Стик, заметив ее замешательство, мягко спросил:

— Кто вы? Скажите мне.

Элиан посмотрела в широкое окно кафе. Толпы пешеходов внизу заполонили теперь не только тротуары, но и проезжую часть улицы. О, как ей хотелось превратиться в одну из бесчисленных покупательниц, снующих по лавкам. На улице начинался дождь. Элиан захотелось ощутить лицом прикосновение его капель, захотелось почувствовать, что она еще жива. Но это было невозможно. У меня нет выхода, в тоске подумала Элиан. Она не могла больше лгать человеку, которому желала лишь добра и которого, возможно, успела полюбить. Но она не могла и сказать правду. Маска приросла к ее лицу. Элиан в отчаянии повернулась к Харуме.

— Я уже давно не думала о себе как об Элиан Ямамото, — сказала она. — Я не знаю, что значит быть Элиан Ямамото. Я тоскую по самой себе, по своему истинному лицу.

— Так что же мешает вам открыть его? — спросил Стик.

— Обязательства, — коротко ответила она. Элиан повернулась так, чтобы не видеть окна. Там, снаружи, недоступная ей жизнь, сейчас лишь усугубляющая отчаяние, которое охватило все ее существо.

Глядя куда-то мимо Стика, она вяло произнесла:

— Семья. Моя семья.

Стик молчал, ожидая продолжения.

— Может быть, мне все-таки понадобится ваша помощь.

— Я помогу вам. Но это будет кое-чего стоить. Элиан молчала, подыскивая слова, способные выразить ее самые сокровенные желания. Наконец она сказала, буднично и просто:

— Я хочу, чтобы вы убедили Майкла в том, что мне можно доверять. — Она хотела продолжить, но слова замерли на губах. Нет, она не может рисковать жизнью Тори. Она и так сказала слишком много.

— Хорошо. — Стик кивнул. — Положим, мне это удастся. Что в этом случае получу я?

Элиан отодвинула кресло и встала.

— Похоже, я все-таки ошиблась. Будь вы другом Майкла, вы не произнесли бы этих слов. Я здесь для того, чтобы защитить его и помочь, как могу, даже ценой собственной жизни. Я ошиблась. Но и Майкл ошибся, решив, что вы его друг. Это не так.

— Элиан, успокойся, — раздался голос у нее за спиной. Девушка резко обернулась. На нее смотрел улыбающийся Майкл.

— Мы со Стиком знаем друг друга настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Все это он сделал по моей просьбе.

— Вот как?

— Именно так, — с улыбкой ответил Майкл. — Теперь, когда я знаю, на чьей ты стороне, можно считать, что мы наконец-то познакомились.

Тори дремала на руках у Митико. В полусне она понимала, что происходит нечто тревожное и опасное. Но девочка очень устала. Страх вымотал ее. Тори провела в непрерывном напряжении много дней подряд. Она не поддалась ужасу лишь благодаря ежедневным звонкам Митико. Теперь, на руках у бабушки. Тори чувствовала себя в полной безопасности. Ей было тепло и уютно. Тори постепенно погружалась в грезы. Она видела свет, пронизывающий листву, нежно поющих птиц, ощущала головокружительный аромат весны. Тори улыбалась, снова счастливая. Она чувствовала мерное покачивание и понимала, что они куда-то идут. Слышала чье-то тяжелое дыхание; какое-то крупное животное дышало совсем рядом с ней. Наверное, это динозавр, подумала Тори. Но ведь мама говорила, что динозавры давным-давно вымерли. Тори открыла глаза и поискала динозавра. Может быть, хоть один остался? Она увидела тень, скользящую рядом с ней. Но тень была слишком маленькой, чтобы принадлежать динозавру.

— Бабушка... — тихо прошептала Тори.

Митико и Дзёдзи осторожно продвигались по коридору, прислушиваясь к каждому звуку. Но тишину нарушал лишь ровный гул машины.

— Дзёдзи, остановись, — тихо прошептала Митико. — Мы только что прошли мимо двери? Дзёдзи обернулся.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты заглянул туда, — сказала Митико. — Я хочу знать, что прячет Масаси.

— Митико-тян, — нервно сказал Дзёдзи, — благоразумно ли это? Ведь с нами Тори. Мы должны выбраться отсюда как можно быстрее. Чем дольше мы остаемся здесь, тем больше рискуем.

— Все это так, — твердо ответила Митико. — Но Нобуо боится уже много недель. Он скрывает свой страх, но я чувствую, как сильно он напуган. Я слышу страх в его словах, в его движениях, в его походке. Я спрашиваю себя, в чем дело, и не могу ответить. А ответ, скорее всего, находится здесь, Дзёдзи-тян. У нас есть редчайшая возможность узнать, что тут творится, что задумал Масаси. Мы должны рискнуть. — Она подтолкнула его. — Иди.

Дзёдзи неслышно скользнул в дверной проем. Он ощутил струю холодного воздуха. Идя навстречу дуновению, он оказался еще у одной двери, повернул ручку и вошел. Здесь было светлее. Дзёдзи осмотрелся. Он стоял на длинной галерее над огромным подвалом, почти точно на том месте, откуда несколько часов назад Масаси и Сийна, наблюдали за разгрузкой ядерного устройства.

Дзёдзи сделал шаг к деревянным перилам и, заглянув вниз, в изумлении замер. Внизу неслышно сновали люди в защитных костюмах. Он хорошо видел эмблемы на спинах людей. Дзёдзи узнал эмблему «Ямамото Хэви Индастриз»

Он внимательно смотрел на устройство, вокруг которого суетились люди в спецодежде. По спине пробежал холодок. Дзёдзи понял, что находится внизу. Техники извлекали из свинцового контейнера что-то очень похожее на бомбу. Дзёдзи отер выступивший на лбу пот Так вот в чем дело.

Он отступил к двери и вышел так же неслышно, как и вошел. Он подумал, что Митико нужно прежде подготовить, а уж потом рассказывать об этом удивительном и чудовищном зрелище. Дзёдзи осторожно продвигался к двери в коридор, когда услышал голоса. Он замер, затем медленно, словно ящерица, подобрался к двери и вжался в стену. Рядом, крепко обняв Тори, стояла Митико, а напротив — Масаси с катаной Митико в руках. У Дзёдзи перехватило дыхание. Он напряг слух.

— Вы уже причинили мне немало беспокойств. — Дзёдзи узнал голос Масаси. — Ваше присутствие здесь для меня большая неожиданность. Интересно, как вы узнали, где я прячу вашу внучку? Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Я вас недооценил. Но теперь я сделаю то, что давно надо было сделать. Вы больше не сможете мне мешать. У меня нет времени возиться с вами. Сейчас наступает самый важный момент в деле, которое я начал, и я не потерплю никаких помех.

Шум барабанящего по тростниковой крыше дождя перерос в оглушительный рев. Элиан и Майкл были в северном предместье Токио. Асфальт здесь уступил место траве и деревьям.

Майкл остановил машину у синтоистского храма. Он смотрел на древние постройки, погруженные в пелену дождя, и чувствовал себя так, будто вернулся домой после долгих и нелегких странствий. Он ощущал, как к нему возвращаются силы, как утихает боль. Дух Тсуйо был рядом, Майкл чувствовал его поддержку. Майкл повернулся к Элиан.

— Ты должна мне все рассказать. Почему ты скрывала от меня свое настоящее имя?

Элиан на мгновение закрыла глаза. Потом посмотрела на Майкла.

— Ты хочешь знать правду?

— Только правду, Элиан. Я всегда ждал от тебя одной лишь правды. Но именно этого ты никогда не могла мне дать.

В ее душе любовь к человеку, стоящему перед ней, боролась со страхом за жизнь дочери. Элиан казалось: еще мгновение, и она сойдет с ума.

— Ты всегда ждал какого-нибудь простого ответа, — медленно сказала она, пытаясь справиться со смятением. — Ты ждешь слов, которые чудесным образом расставят все по местам, сделают все понятным и ясным, как это бывает в голливудских фильмах. Но жизнь гораздо сложнее. — Она посмотрела на храм.

Майкл чувствовал, что ее голова занята какой-то одной неотвязной мыслью, что она мучительно пытается сделать выбор. Он хотел бы ей помочь, но не представлял себе, как это сделать. Они долго молчали. Наконец Элиан снова заговорила:

— Я скрыла от тебя свое настоящее имя потому, что не доверяла тебе.

Майкл недоуменно посмотрел на нее.

— Мне говорили, что я должна доверять тебе. Но я никогда не была в этом уверена. С кем ты? Я не знала этого. С Джоунасом? Со своим отцом? С кем-то еще, кого я не знаю? Я без конца задавала себе этот вопрос, но не находила ответа. Я хотела довериться тебе, Майкл, но боялась ошибиться.

Майкла словно озарило — они оба были в одинаковом положении. Словно слепые котята, тычущиеся носами по углам, ничего не видя и ничего не понимая. Элиан, как и он, жила в полной неопределенности. Господи, как же нам удалось дожить до этого разговора, подумал он, как нам удалось не уничтожить друг друга?

— Тебе что-то сказали обо мне? Что-то определенное? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Ты, похоже, знала дядю Сэмми. Лучше бы ты все мне объяснила.

Элиан протерла запотевшее стекло.

— Все так запутанно, Майкл. Я постараюсь. — Она нерешительно тронула его руку. — Сыну будет трудно услышать такое о своих родителях. Но, по-видимому, действительно настало время сказать все.

Майкл смотрел в бездонные черные глаза. Они молили его, буквально кричали о том, что переполняло ее душу. И он вдруг понял, о чем именно говорят ее глаза, и откликнулся на этот страстный зов. Плотина недоверия рухнула.

Не отводя глаз, Элиан сказала:

— Наши родители, моя мать и твой отец, были любовниками.

Майкл вздрогнул. Хоть он и не знал, что услышит в эту минуту, но уж такого совсем не ожидал.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно спросил он. Элиан погладила его ладонь.

— Они встретились в сорок шестом, когда вместе работали в ЦРГ, и полюбили друг друга. Их отношения длились, пока Ватаро Таки не узнал о связи своей приемной дочери с Филиппом Доссом.

— И на этом все кончилось, — с облегчением продолжил за нее Майкл. — Это было давным-давно.

Элиан сжала его руку, словно он был ребенком, которого надо уберечь от опасностей взрослого мира.

— Нет, не кончилось, — мягко сказала она.

Дождь не ослабевал, его шум действовал успокаивающе.

— Мать не послушалась Ватаро Таки. Впервые в жизни она осмелилась ослушаться своего отца. Она считала это своим долгом, потому что любила Филиппа Досса.

Майкл смотрел на потоки воды, заливающие ветровое стекло.

— Ты хочешь сказать, что вплоть до своей смерти мой отец... — он не договорил.

— Майкл, — ласково произнесла Элиан, — я рассказывала тебе о молитве, которой меня научили, когда я была совсем маленькой? — Она помолчала. — Да — это желание, нет — это мечта. Боже, дай мне силы отказаться от «да» и «нет», дай мне силы обойтись без них.

— Я помню.

— Ей научил меня твой отец. — Он повернулся к ней. — Твой отец, Майкл. Это были странные слова, я не поняла их тогда, но они мне понравились. И лишь много лет спустя я осознала их смысл. Это мы — желание и мечта. Наши родители отказались от собственных, чтобы воплотить их в нас. Твой отец сделал из тебя солдата, воина. Моя мать поступила со мной так же. Долгие годы я думала, что это просто совпадение. Но как-то раз мать отвела меня к деду. Я видела его, когда была совсем ребенком. И вот, когда я прошла полный курс обучения, он со мной встретился. Его слова тогда потрясли меня, они перевернули весь мой мир. Может быть, с тобой произойдет то же самое. Сейчас я передам тебе его слова. Ватаро Таки сказал, что долгие годы Митико была его правой рукой, а Филипп Досс — левой. Но времена изменились, необходимо прокладывать путь в будущее. Он внимательно посмотрел на меня и добавил: «Наш путь в будущее — это ты». Он рассказал, почему у меня не японское, а европейское имя. Это он дал мне его. Для Таки-гуми и для всей Японии я должна стать дорогой в будущее, европейское имя должно явиться символом перемен. Так он считал. Он хотел, чтобы Япония вырвалась из пут традиций и старого образа мышления, из плена косных представлений. Он хотел, чтобы Япония встретила следующее столетие обновленной и молодой. Она должна прекратить замыкаться на саму себя и обрести связь с остальным миром. Я уж не говорю о процветании: это необходимо стране хотя бы для того, чтобы просто выжить. Так думал Ватаро Таки, и в нас он видел будущее Японии, Майкл.

Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.

— Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец, но его уже нет в живых. Я всего лишь жалкая замена, но кроме меня сейчас некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по боевой тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с минуты на минуту. Мы желание и мечта.

Она умолкла.

— И вот мы вовлечены в эту войну, — задумчиво сказал Майкл, — в войну, которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.

Элиан улыбнулась.

— Я сказала Ватаро то же самое, когда он уговаривал меня, скорее даже вербовал.

— Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.

— Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему поступить так, как он поступил.

— И чего же Ватаро хотел от тебя? — спросил Майкл.

— Чтобы я стала его правой рукой, — ответила Элиан. — Он хотел, чтобы я сохраняла мир между семьями якудзы, не привлекая внимания полиции. Я понимала, что, сохраняя мир, он стремился удержать за кланом Таки-гуми лидирующее положение среди семейств якудзы. Мне казалось, что это невыполнимая задача, особенно для женщины. Но Ватаро был гораздо дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф: я воплотила замысел Ватаро Таки. Я стала Зеро.

Лилиан делала покупки для Евгения Карска. Это доставляло ей громадное удовольствие. В эти дни, наполненные страхом за детей, Лилиан особенно хотелось отвлечься от тревожных мыслей.

Карск был высок и худощав, как пловец, и начисто лишен вкуса. Может быть, Россия и дала миру много полезных вещей, но только не умение одеваться с лоском.

Они пробежались по Рив Друат. Лилиан отвела Карска к Живенши за костюмами, у Пьера Бальмена они купили рубашки и куртки, у Эштера — спортивные костюмы (у Карска, к изумлению Лилиан, их не было). За обувью заглянули к Роберу Клержери. («Не будь занудой, дорогой, — сказала Карску Лилиан. — Все носят эти туфли, почему бы и тебе не приобщиться?») Галстуки, носки, платки и прочую мелочь они нашли у Миссони. Когда они закончили, настала пора обедать. Карск уже совсем изнемогал.

— Господи, — простонал он, — до сих пор я и ведать не ведал, что такое тяжкий труд.

— Тяжкий труд? — изумилась Лилиан. — Да ведь мы ходили по магазинам всего пару часов. Мы встретились после ленча.

— Лучше бы мы отправились с тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя куда спокойнее, не пережив этого безумия, именуемого хождением по магазинам.

— Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.

Он вздрогнул.

— Господи, что ты такое говоришь!

Лилиан рассмеялась.

— Видел бы ты сейчас свое лицо. — Он повернулся к зеркальной витрине магазина. — Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.

Карск вздохнул.

— Я представления не имею, куда девать половину всех этих вещей, которые ты заставила меня купить.

— Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам и был при этом на верху блаженства.

Карск опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан права. Он и впрямь не был свободен от частнособственнической психологии, и это его тревожило. Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа — его любовница. Этим она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но разве это свидетельствует о нелюбви к своей стране?

— Давай где-нибудь пообедаем, — предложил он Лилиан. — Или, по крайней мере, выпьем. Именно это я собирался предложить тебе сегодня утром по телефону, а вовсе не беготню по магазинам.

— Отлично. Сам решай где, — ответила Лилиан. Поймать такси в это время было невозможно, и они поехали на метро. Карск выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял в тупике длинной мрачноватой улицы, куда не долетал городской шум. Здесь собирались большей частью студенты. Карск частенько назначал тут встречи: в этом ресторане он чувствовал себя свободно и уютно. Его мало заботило качество подаваемых блюд.

Владельцем ресторана был толстый марокканец с лоснящимся лицом. В остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел в дальний угол ресторана. Встречать своих постоянных клиентов, казалось, являлось смыслом его жизни. Он поразил Лилиан своей необыкновенной учтивостью и предупредительностью.

Карск, как обычно, сел лицом ко входу. Лилиан расположилась напротив, с любопытством оглядываясь по сторонам. Она была здесь впервые. Карск заказал два аперитива.

Лилиан мягко тронула его худую руку.

— Я рада, что мы вместе. В новой одежде ты выглядишь великолепно, ни дать ни взять истинный европеец. Tu es tres chic, mon coeur.

— Merci, madame.

Официант принес аперитивы. Потягивая их, они наслаждались покоем.

— Мои люди проявили пленки, которые ты мне передала.

— Да? — Лилиан сохранила невозмутимое выражение лица. — Это все, чего ты хотел?

— И да, и нет.

— Вот как? — Лилиан прищурилась.

— Твои сведения — точное попадание в цель. Основные данные МЭТБ по тайным операциям на территории СССР. Потенциально это самая разрушительная информация, которую мы когда-либо получали об американской конспиративной сети в России. И с этой точки зрения твои сведения бесценны. Но все же мы ожидали гораздо большего. Те данные, что ты нам передала, — всего лишь дразнящий намек на куда более радостные открытия.

— Я знаю.

Карск молчал, собираясь с мыслями. Начал болеть правый висок — верный признак повышенного давления. Стараясь выглядеть спокойным, он наконец спросил:

— Что ты этим хочешь сказать?

Лилиан улыбнулась.

— Все очень просто. Я дала тебе только то, что сочла нужным дать. Не больше. — Карск вздернул брови. Глядя ему в глаза, она продолжала: — Уж не думал ли ты, что я передам тебе все сведения, которые у меня есть и которые вам так нужны? Это был бы слишком большой риск. К тому же, это означало бы, что в моей жизни наступают крутые перемены. Я не вернусь в Америку. Я знала это уже, когда решила добыть необходимые для тебя сведения. Ты тоже это понимал. Но неужели ты все-таки рассчитывал на какой-нибудь иной исход?

Карск молчал, забыв о стоящем перед ним аперитиве. Наконец он медленно заговорил:

— Я ожидал, — он запнулся, едва сдерживая гнев. — Я полагал, что ты действуешь из соображений более высоких, например, из чувства долга.

— Долга? — Лилиан рассмеялась ему в лицо.

— Да, — упрямо повторил Карск, — долга. — Он старался говорить холодно и отрешенно. — Я всегда понимал, что есть высокие идеи, которым стоит служить. Мне показалось, что и ты понимаешь это. Мы ведем войну, войну без оружия и солдат. Мы ведем войну идей, мы боремся за свободу...

— Прекрати, — Лилиан произнесла эти слова так резко, что он осекся. — Ты бы еще упомянул о призраках Маркса и Ленина. Ты ошибся, если полагал, что я работаю на тебя из идейных соображений.

Карск краем глаза увидел приближающегося официанта и жестом отослал его.

— Какие же у тебя были причины?

— Личные, дорогой. Работая на тебя все эти годы, я получала редкое наслаждение, потому что ненавидела людей, с которыми жила, — отца, мужа, Джоунаса. Да, я ненавидела их и ненавидела очень давно. Ты спросишь меня, почему я не ушла от Филиппа. Радость мщения была сильнее. Мой брак служил прекрасным прикрытием для шпионажа. И для тебя, дорогой. Ну, а поскольку за любое удовольствие приходится платить, то я и рассматривала свой брак как такую вот плату, состоявшую в том, что в течение десятилетий я вынуждена была смотреть, как муж изменяет мне. Он так и не перестал встречаться с этой японской сукой Митико Ямамото.

— Если ты так ненавидела своего мужа, — раздраженно сказал Карск, — то его увлечения не должны были тебя волновать.

Лилиан, увидев, что сумела перевести разговор на себя, на собственную личность, сказала более доверительным тоном:

— Они волновали меня, Евгений. Еще как. Я горда, я очень горда. Я хочу, чтобы меня любили, чтобы обо мне заботились, чтобы наконец я чувствовала, что нужна. Этого хочет каждая женщина. Тебе не понять, какая это мука — быть женой человека, которому ты до лампочки.

Карск через силу улыбнулся. Казалось, что его лицо пошло трещинами от сделанного усилия.

— У тебя был я. Со мной ты имела все, что тебе требовалось.

— Да. — Она коснулась его руки. — В тебе я нашла то, чего была лишена долгие годы. После нескольких часов, проведенных с тобой, возвращение домой к Филиппу было особенно мучительным.

Польщенный, он улыбнулся и нежно погладил ее руку — так, как делал это в постели.

— Прекрасно, когда мужчина нуждается в тебе, — сказала Лилиан задумчиво. — Это подобно оазису посреди пустыни. Ты спас мою жизнь, Евгений, в буквальном смысле спас.

Карск прижал ее руку к губам.

— Чем был бы без тебя Париж? — Он улыбнулся. — Но вернемся к началу нашего разговора. Где остальные сведения?

— Все спрятано в очень надежном месте. Тебе не стоит беспокоиться. Я собираюсь передать тебе все, что у меня есть. В конце концов, я обещала. А я человек слова. — Лилиан нахмурилась. — Однако мне необходимо вознаграждение. Это ведь долгое и трудное дело, риск велик. Но я с охотой пошла на него.

— Но почему? — спросил Карск. Он выглядел вконец сбитым с толку. — Ты хочешь сказать, что предала свою страну только из ненависти к нескольким людям?

— Только? Ты считаешь, это недостаточно веская причина? По-твоему, люди идут на предательство лишь благодаря идеалам марксизма-ленинизма?

— Да, я так считаю. Ведь именно эти идеалы привели к самым славным революциям в мире. Вспомни те книги, которые я тебе давал. Вспомни.

— Я их прекрасно помню. Ты недооцениваешь меня, я провела немало бессонных ночей над этими книгами. Я много размышляла, пыталась понять, что эти идеалы значат для меня. Но я пришла к выводу, что по большому счету нет разницы между Вашингтоном и Кремлем. Власть развращает, любая власть, Евгений. В истории человечества это, возможно, единственная истина. Стремление к абсолютной власти и развращает абсолютно. Это утверждение верно как в Вашингтоне, так и в Москве.

— Ты не права, — возразил Карск, — совершенно не права.

— Вот как? Посмотри на себя, Евгений. Ты утверждаешь, что предан марксизму. Я верю тебе. Но при всей твоей преданности идеалам, ты привержен Западу, его образу жизни. Взгляни, что на тебе надето. Лучшие парижские модели.

— Это ты потащила меня по магазинам.

— Но я вовсе не заставляла покупать все эти прекрасные костюмы, рубашки и галстуки. Это ты покупал, ты платил за них. — Лилиан покачала головой, — И ты получал от этого удовольствие. Ты просто обожаешь бывать в Париже. Ты предпочитаешь жить здесь, а не в России.

— Я люблю Россию. — Разговор принял неприятный оборот, Карск не мог понять, почему он вынужден защищаться. — Я люблю Россию. Я люблю Москву. Я люблю Одессу, особенно весной.

— Ты знаешь, что писал Генри Джеймс о Париже? — спросила Лилиан, не слушая его возражений. — «Париж — это величайший храм, когда-либо построенный для плотских наслаждений». И именно в этом храме ты преклоняешь колени. Именно Парижу ты поклоняешься, Евгений.