Токио — Саут-Бич

Плотная стена электронной гитарной музыки поначалу воспринималась как звук сирен тысячи машин «скорой помощи». Потом, когда акустика гигантского зала позволила этому завыванию пробиться сквозь восемь покрытых барельефами колонн, окружающих танцевальную площадку дискотеки «Эм-Дра», звук вдруг чудесным образом трансформировался в музыку, которая давила на уши, одурманивала ритмами, будоражила, но все же обладала мелодией, под которую можно было танцевать.

Николас и Танака Джин пробирались среди потных танцоров и мечущихся лучей лазеров, чувствуя себя как живая рыба в цистерне. Время от времени случайный луч выхватывал из полутьмы какое-либо изречение на санскрите или фигуру бодхисатвы, придавая смысл окружающим живым существам, карма которых состояла в том, чтобы отказываться от нирваны, помогая другим достичь ее.

Снаружи, несмотря на четыре часа ночи, улица была полна юными прожигателями жизни, манекенщицами, певцами, мелкими актерами и крутящимися вокруг них темными личностями, которых в изобилии поставляли ночные городские джунгли. Сами того не подозревая, они толпились на том месте, где недавно погибла под машиной Джай Куртц.

Линнер прибыл сюда по просьбе прокурора. Танака Джин сказал ему, что хочет, чтобы он кое с кем побеседовал, и Николас с трудом пробился на своем мотоцикле через центр Токио и район Сибаура. С раннего утра он был на ногах, размышляя о том, что рассказал ему Оками о служащих токийской прокуратуры. Будить Коуи он не стал, а просто оставил ей записку. В отличие от Жюстины ее не раздражали его ночные отлучки, она понимала, что они просто часть его жизни.

— Я выяснил, кому Куртц оставил свои деньги. — Чтобы перекрыть шум музыки, Танака Джин должен был почти кричать. — Они перешли во владение «Стернголд», которая является его юридическим лицом.

— Это интересно, — сказал Николас, с трудом увернувшись от женщины с вываливающимися из платья грудями, которая летела на него со скоростью ракеты.

— Потерпите, Линнер-сан, сейчас я отведу вас в более спокойное место. — Танака Джин прошел через танцплощадку и оказался перед полукруглым баром, выглядевшим так, как будто его отрезали от храма Ангкор-Ват. — В своем завещании, однако, Куртц оговорил, что его доля в «Денва партнерз» переходит к другому юридическому лицу, «Ворлдтел инкорпорэйтед». Часть дня я только и делал, что проверял все, что имеется у нас на эту фирму. Она занимается телекоммуникацией по Юго-Восточной Азии, владеет долей в «Денва партнерз».

Внимание Николаса на мгновение привлекла молодая женщина, через нос которой было продето несколько колец, губы намазаны черной помадой, а вздыбленные волосы выкрашены в белый цвет.

— А кто владеет «Ворлдтел»? Совет директоров «Стернголд»?

— Так было раньше, но не теперь, — ответил Танака Джин. — «Ворлдтел» только что продали, и я не сумел узнать никаких подробностей, кроме того, что ее поглотила какая-то компания, кажется, она называется «Тенки ассошиэйтс».

Николас почувствовал, как у него по коже пробежали мурашки. «Тенки»! Но ведь это название торуко, где, если верить Кену, много лет назад встретились Кисоко и Нанги и где работала во время оккупации мать Хоннико. Странные совпадения!

— Вы уверены, что компания называется именно «Тенки»?

— Да. А в чем дело?

— Вы все как следует проверили?

Танака Джин кивнул:

— Естественно. Это пустышка, холдинговая компания с адресом на Шри-Ланке. Я позвонил туда, попал на автоответчик и оставил сообщение, но не ожидаю получить ответ.

Николас на минуту задумался.

— Мне кажется, если мы обнаружим, кто владеет «Тенки ассошиэйтс», то приблизимся к разгадке убийства Куртца.

— Это вы приблизитесь к разгадке убийства, Линнер-сан.

Пол под ногами Николаса подался, и он почувствовал, что начинает проваливаться куда-то вниз. Огни и звуки «Эм-Дра» исчезли. От пчелиного гуда в мозгу кружилась голова. Кшира подступала, повернув к нему свой сияющий лик зла, а он, очень мало спавший в последнее время, не мог ей сопротивляться, был не в силах вернуться к свету и музыке, покинувшим его. Кисоко сказала, что не надо противиться и бояться перемен, даже если они плохие, надо верить в кокоро, средоточие всех вещей.

Николас все глубже и глубже погружался в желеобразную тьму, он уже начал различать голоса, особенно один, который говорил:

«Вы должны понимать революционеров, один из них произвел вас на свет... — Голос был таким знакомым, что Николас даже похолодел. — Я тщательно изучил биографию вашего отца. Полковник оказался самым таинственным человеком из всех, которых я когда-либо встречал. Даже более таинственным, чем мой отец» менявший свои личности так часто, что не знаю, помнил ли он в конце концов, кто он такой на самом деле..."

Это был голос Мика Леонфорте. Он эхом отдавался в голове Линкера, в самом центре его сознания, где уже начали обживаться темные структуры Кширы. «Но как это возможно? — удивился Николас. — Моя специальность — скрупулезный пересмотр прошлого и воссоздание его в образе будущего...» И тут ему открылись вещи, которые мог видеть только он один. Кшира показала ему свой путь, сведение возможностей, экстраполированных из событий недавних дней, которые, как куски головоломки собранные воедино, образовали рисунок настоящего... и будущего.

Николас увидел, что путь Кширы был зеркалом, или по крайней мере тем, что он принял за зеркало в ту ночь в доме Куртца, когда, чувствуя присутствие убийцы, заглянул в него и узнал самого себя. Но теперь он знал правду, это было не зеркало, а окно, образ, который он в нем тогда увидел и принял за свой, был на самом деле образом Мика Леонфорте, его двойника. Это немного старомодное слово прозвучало в его голове как гром. Он и я — зеркальные отражения друг друга!

Но ведь это абсурд! Мик убил Куртцев, теперь Николас был в этом совершенно уверен. Но зачем он это сделал? Хотел завладеть долен Куртца в «Денва партнерз»? Но как убийство могло ему в этом помочь? И неужели из-за того стоило убивать двух человек? Конечно, Мик Леонфорте на все способен, однако Николас никак не мог избавиться от ощущения, что ему не хватает самой важной части головоломки.

Теперь его страх исчез и сменился радостным возбуждением. Именно Кшира — а вовсе не Акшара — позволила ему увидеть правду. Почему же он так ее боялся? Но он помнил, какое действие она оказала на Канзацу — его сенсей сошел с ума, — на Оками, когда тот попытался пройти ее темным путем! Только этим объясняется его страх, нет, нет, не стоит увязать в бесполезных воспоминаниях, когда перед его глазами открылась истина. Кшира оказалась чикаку, абсолютным проникновением в суть вещей, на поиски которого многие мистики тратили всю свою жизнь.

— Линнер-сан?

Николас вынырнул из темноты и вновь очутился среди света и грохота музыки. Он стоял на коленях у края танцплощадки, ее загораживали от него две юные японки, юбки были задраны так высоко, что ничего уже не скрывали.

— Я его видел, — сказал Николас, в то время как Танака Джин помогал ему подняться на ноги. — Я знаю, кто убил Куртцев. Это был Мик Леонфорте.

Прокурор увлек его в темноту возле бара и удивленно спросил:

— Это тот самый человек, который основал Плавучий город?

— Да, вместе с уже покойным главарем банды, американцем Роком.

— Но я считал, что Леонфорте погиб во время ядерного взрыва, который стер с лица земли этот город.

— Очевидно, он хотел, чтобы все думали именно так, — ответил Николас, — но теперь я уверен, что это именно Мик похитил у нас данные Киберсети.

Танака Джин пристально посмотрел на Николаса.

— Все это взаимосвязано, не так ли, Линнер-сан? Убийство Куртцев и случай промышленного шпионажа в «Сато». Наши дела пересеклись.

— Кажется, так, — кивнул Николас. — Но для того, чтобы узнать это наверняка, надо установить, кто владелец «Тенки ассошиэйтс».

Прокурор помолчал, прислушиваясь к звукам музыки, потом придвинулся к Николасу совсем близко и сказал:

— Вы, Линнер-сан, обладаете уникальным способом выяснять истину. — Прокурор кивнул головой, что очень походило на официальный поклон. — Я отдаю должное вашим талантам и не против того, что вы их используете. Но мне хочется, чтобы вы четко уяснили себе одну простую вещь. Я поклялся соблюдать закон, и, хотя уверен в том, что вы заслуживаете самого большого уважения, мне все же кажется, что те законы, которыми я руководствуюсь, не всегда... будут совпадать с вашими.

Линнер опять был поражен замечательной проницательностью этого человека. Танака Джин не походил ни на одного из прокуроров, с которыми он прежде встречался. Сказав, что его собеседник заслуживает самого большого уважения, Танака сделал ему величайший комплимент. Ощущение было такое, что их отношения достигли какой-то новой, неожиданной стадии. Николас вернул поклон.

— Может быть, и так, Джин-сан. Но клянусь вам, что методы, которыми мы пользуемся, никогда не будут противоречить друг другу.

Теперь уже прокурор официально поклонился Николасу, закрепив таким образом их необычные и еще более окрепшие дружеские отношения.

— Вы в состоянии разговаривать сейчас с этим человеком? Если да, то вам понадобится все ваше внимание, — сказал Танака Джин, переходя к делу, и, когда Николас кивнул ему, провел его через потайную дверь, которая находилась по левую сторону от бара и сливалась со стеной. Когда она за ними закрылась, грохот музыки и вибрация почти исчезли и Линнер понял, что здесь используется какая-то особая звукоизоляция. На старом металлическом лифте они спустились в подвал, услышали где-то в глубине помещения медленную чувственную мелодию и, миновав прихожую, очутились возле круглого освещенного помоста. На нем на корточках стояла женщина с длинными волосами, рядом лежал обнаженный мужчина с собачьим ошейником. На женщине были кожаные шорты в обтяжку со множеством молний, уродливо выглядевший черный каучуковый бюстгальтер, кожаный капюшон и высокие ботинки на шипах. В одной руке она держала плетку-девятихвостку, в другой — поводок, прикрепленный к собачьему ошейнику.

Заметив новоприбывших, хорошо одетый японец с гладко зачесанными назад волосами и лицом наемного убийцы спросил:

— Чем могу помочь, джентльмены?

Женщина на помосте расстегнула молнию и начала мочиться на лицо лежащего человека.

— У нас встреча с Тенто-сан.

Японец внимательно оглядел Николаса и Танаку Джина.

— С Тенто-сан?

Это было шуточное прозвище, псевдоним. На жаргоне это слово означало мужской член в восхищенном состоянии и по не вполне понятным причинам вело свое происхождение от английского слова «тент».

— Он нас ожидает, — пояснил Танака Джин.

Невероятно, но обнаженный на помосте пил мочу женщины.

Человек с лицом наемного убийцы наклонился вперед:

— А как вас зовут.

— Вас это не должно интересовать. Скажите просто, что пришел Джин.

Японец исчез, у помоста прозвучал гром аплодисментов, и свет погас, чтобы дать возможность подготовить сцену для следующего номера. Николасу хотелось надеяться, что к тому времени они отсюда уже уйдут и не будут лицезреть эту мерзость. На сегодня с него вполне достаточно одного садо-мазохистского представления. Группа людей в мятых костюмах и с потными лицами прошла по направлению к лифту.

Появившийся возле них толстый человек в костюме из блестящей синтетики и с кольцами на всех пальцах отвесил им небрежный поклон. Это и был Тенто.

— Джин-сан, — сказал он высоким, почти женским голосом, — я думаю, нам будет удобнее поговорить у меня.

Его офис представлял собой квадратную комнатушку без окон, единственным настенным украшением которой был грязный вентилятор, за ним возились и пищали мыши. В комнате находился помятый и поцарапанный зеленый металлический стол, навевавший мысли об американском военном инвентаре, дешевое вращающееся кресло, а у противоположной стены два хлипких картотечных шкафа. Неужели таковы были понятия Тенто о комфорте? А может быть, об уединении?

Николас благоразумно отказался от предложенной толстяком выпивки. Пока Тенто продувал пыльный стакан, заляпанный отпечатками жирных пальцев, прокурор спросил:

— Тенто-сан, когда мы разговаривали с вами в последний раз, вы сказали мне, что перед смертью несколько раз видели эту женщину, Джай Куртц, у себя в клубе.

Тенто вытащил из ящика стола бутылку и плеснул виски себе в стакан.

— Совершенно верно.

Танака Джин вынул фотографию Джай Куртц и положил ее на стол.

— Вы абсолютно уверены в том, что это именно она?

Толстяк взглянул на фотографию, потом на прокурора.

— Есть две вещи, которые у меня получаются превосходно. Первое — это делать деньги. Второе — запоминать лица. Я могу заявить вам с полной ответственностью, что помню каждого, кто побывал у меня хотя бы один раз. — Он постучал пальцем по фотографии: — Она была здесь раз пять-шесть.

— На танцах или в этом подвале? — поинтересовался Николас.

— В «Ба». — Тенто выпил виски. — Так называется мое заведение. На французском языке это означает «Низ».

— Значит, ей нравились подобные представления?

Тенто наклонил голову и спросил прокурора о Николасе:

— Кто он такой?

— Друг семьи, — ответил прокурор. — Отвечайте, пожалуйста, на его вопросы.

Толстяк надулся.

— Вы, конечно, понимаете, что я с ней ни разу не разговаривал, но если вы спросите мое мнение, то я отвечу: нет, ей не нравились садо-мазохистские представления. Помню, она обычно отворачивалась. Но ее спутник относился к моему театру иначе.

— Опишите его, пожалуйста, — попросил Танака Джин.

— Но я уже...

— Еще раз.

Тенто подробно описал человека, который, несомненно, был Миком Леонфорте.

— Ему нравился садо-мазохизм? — спросил Николас, когда Тенто закончил.

— Вне всякого сомнения. — Толстяк налил себе еще виски. — Он просто упивался им. Вы знаете, у меня тут бывает масса народа, поэтому я таких узнаю сразу.

— Каких таких? — уточнил Танака Джин.

— Сексуальных маньяков. — Тенто осторожно отставил пустой стакан в сторону. — Иногда этот парень возвращался после представления уже без женщины и платил за то, чтобы забрать с собой некоторых исполнительниц, иногда по две-три одновременно.

— И чем они занимались? — спросил Николас.

Тенто сделал возмущенное лицо:

— А я откуда знаю? Я же не извращенец и не хочу знать, что они там друг с другом делают.

— Вы можете еще что-нибудь добавить?

Тенто на минуту задумался.

— Только одно — исполнительница Лонда, которая нравилась ему больше всех, ушла из моего заведения три месяца тому назад. У меня такое впечатление, что тут не обошлось без этого парня.

— У вас есть ее адрес? — спросил Николас.

— Есть, хотя эта тварь могла и куда-нибудь переехать. — Тенто сел за стол и пошарил в ящиках. Потом вытащил длинную узкую книгу, полистал ее и, написав нужный адрес на листочке блокнота, протянул его Николасу.

— Тогда все, — сказал Танака Джин, взял со стола фотографию Джай Куртц и направился к двери, но Линнер опять повернулся к толстяку.

— Вы сказали, что иногда этот мужчина возвращался без женщины.

— Да.

— Но ведь он возвращался и с ней?

Тенто кивнул:

— Да. Тогда он всегда брал Лонду, и они уходили втроем.

— Вас это не удивляло?

Толстяк с жадностью взглянул на бутылку виски.

— Эта троица? Нет. А почему это должно было меня удивлять? Такое случается сплошь и рядом.

Когда они шли обратно к лифту, Танака Джин спросил:

— И что вы об этом думаете?

— Не знаю. Следующий акт представления, по счастью, еще не начался. Но для Мика секс и смерть каким-то образом неразрывно связаны между собой. Я ясно почувствовал это в тот вечер в доме Куртцев. Кажется, мне стоит заняться этой Лондой.

Танака Джин покачал головой:

— Только не в одиночку.

— Послушайте, Джин-сан, эта исполнительница вращается в очень подозрительном мире. — Они уже поднялись на лифте из подвала и снова очутились среди оглушительного шума дискотеки. — Лонда может иметь вполне легальную работу, но если она связана с Миком Леонфорте, то наверняка находится по другую сторону закона. Не думаю, что ей захочется иметь с вами дело. — Они прошли мимо бара. — Кроме того, у меня появились кое-какие сведения, которые касаются ваших служащих, лучше займитесь ими.

Танака Джин хотел было продолжить, но тут заработал его пейджер. Он прочитал появившееся на экране сообщение, и лицо его загорелось.

— Пойдемте, — сказал он несколько возбужденно. — Произошло нечто, что может представлять для нас интерес.

На улице снова шел дождь. На темных мокрых улицах отражались пастельные мазки огней неоновых реклам. Линнер следовал за машиной Танаки Джина. Они мчались с запада Токио на северо-запад через великолепие Роппонжи, суперсовременное гетто для иностранцев и скитающихся банд нихонинов — мотоциклистов, название которых было японским эквивалентом слова «нигилист». Наконец они въехали на боковую улочку, оцепленную кордоном из полицейских машин, разноцветные огни их мигалок разбрасывали блики по стенам окрестных домов и блестящим от дождя мостовым.

Николас слез со своего мотоцикла. Прямо перед собой он увидел белый «мерседес», на длинном капоте которого лежало распластанное тело мужчины. Танака Джин провел Николаса сквозь строй одетых в форму полицейских, и он получил возможность заглянуть в освещенное мертвенно-бледным светом лицо трупа. Несмотря то, что изо рта убитого торчала какая-то темная масса, а на лбу был вырезан полумесяц, он сразу узнал этого человека.

— Икудзо-сан!

Танака Джин встрепенулся:

— Вы его знаете?

— Да. Он был главой «Икудзо ниппон стил энд металлуржи». — Линнер подошел поближе к телу. — И членом «Денва партнерз».

— Из тела вырезаны сердце, печень и что-то еще, — сказал Танака Джин. — Что там у него торчит изо рта?

— Это его селезенка, — сказал худой человек, оказавшийся судебным врачом.

Прокурор кивнул.

— Слишком похоже на случай с Куртцем, ясно, что Родни и Икудзо убил один и тот же человек.

— Кто-нибудь трогал тело? — спросил Николас.

— Его только сфотографировали, — ответил медик, — вот и все. Мне приказали ждать прибытия прокурора.

— Я хочу осмотреть раны.

Танака Джин кивнул и сделал знак медику. Тот, в свою очередь, отдал приказание нескольким своим помощникам, которые натянули резиновые перчатки, осторожно сняли тело с капота и положили на носилки.

Линнер попросил фонарь и, получив его, тщательно осмотрел раны убитого.

— Взгляните сюда... и сюда. — Николас указал на несколько главных ран. — Как и Родни, Икудзо с большой силой проткнули каким-то оружием с широким лезвием. Если бы убийца использовал обычный нож, кожа была бы разрезана и разорвана.

— Что же послужило орудием убийства?

— Я думаю, это ударный кинжал.

Танака Джин посмотрел на Линнера:

— А что это такое?

— Лезвие выходит вот отсюда... — Николас просунул указательный палец левой руки между третьим и четвертым пальцами правой. — Поэтому при ударе добавляется сила всего тела, и лезвие проходит через мышцы, сухожилия и даже кости, как вот здесь. — Он указал на одну из ран. — Посмотрите на эти сквозные проколы. Их можно сделать только ударным кинжалом. — Потом Николас указал на места, откуда были удалёны органы: — А вот здесь разрезы сделаны прямо с хирургической точностью. Если присмотреться, можно увидеть следы лезвия.

Танака Джин взглянул на Николаса, который кивнул ему, и знаком приказал медицинской команде забрать тело.

— Я хочу как можно скорее получить результаты анализов, доктор, — сказал прокурор.

— Будет готово к девяти часам, — ответил медэксперт.

Танака Джин наблюдал за тем, как грузят в машину тело Икудзо.

— Примечательное убийство, не правда ли?

— Да, — сказал Николас. — И эта селезенка, засунутая ему в рот. Похоже на предупреждение.

— Нам или кому-нибудь другому?

— Может быть, и то и другое.

Друзья очень замерзли и устали, но были слишком возбуждены, чтобы думать о постели и сне. Кроме того, уже почти рассвело. Они подъехали к Цукиджи, Рыбный рынок открылся, и его свет и суета на какое-то время отвлекли их от мрачных мыслей. Взглянув на мужчин, которые жадно поглощали в лавочке бульон с овощами, свининой и, конечно, лапшой, друзья помолчали, потом Николас сказал:

— Мы должны быть предельно осторожны.

Лицо Танаки Джина было, как всегда, непроницаемым.

— Вертикальный полумесяц является ритуальным символом одного из племен, живущих в предгорьях Вьетнама.

Прокурор кивнул:

— Да, племя Нанг.

Линнер повернулся к нему:

— Так вы все это знали?

— Я доверяю вам и хочу, чтобы и вы доверяли мне тоже. А сейчас предлагаю отведать этой чудесной лапши в лавочке.

Николас рассмеялся.

— С удовольствием. — Они принялись за ароматный густой бульон, и Линнер продолжил начатый разговор: — Тогда вы должны знать об обычае племени Нанг перенимать силу врага, поедая его жизненно важные органы.

— Да. Нго-мей-ют — вертикальный полумесяц.

— В данном случае он имеет еще и другое значение. Древние мессулеты использовали знак полумесяца — Джим — как символ своего обоюдоострого меча. Они имели обычай раскрашивать лица, чтобы пометить себя — и тела своих врагов тоже.

Танака Джин торопливо проглотил кусок и отложил свои палочки для еды.

— Вы хотите сказать, что Майкл Леонфорте — мессулет?

— Точно не знаю, — признался Николас. — Начиная с 1969 года он часто бывал во Вьетнаме и Лаосе. И большую часть времени проводил в джунглях, где обитает племя нанг. То, что он знает ритуал, это очевидно. Посвящен ли он самим племенем, об этом можно только гадать.

Прокурор снова взял свои палочки и принялся за лапшу, он ел медленно, о чем-то напряженно размышляя.

— Джин-сан, вы не спросили меня, кто такие мессулеты. Вы о них знаете? — поинтересовался Николас.

Танака Джин улыбнулся:

— Я провел год в предгорьях Вьетнама. Во времена беззаботной юности. Мой профессор в колледже был помешан на экспериментальной антропологии. Однажды летом я поехал с ним и провел там безвылазно двенадцать месяцев.

— Значит, вы встречались с племенем нанг?

— Почти все это время мы находились именно в этом удивительном племени. Люди там живут в контакте с духами, древними богами Земли — по крайней мере они так полагают. — Танака Джин поддернул рукав плаща, расстегнул манжету рубашки и закатал рукав. На внутренней стороне его запястья виднелась грубая татуировка в виде вертикального полумесяца.

Николас глубоко вздохнул, потом медленно выпустил воздух. Неудивительно, что ему всегда казалось, что Джин знает больше, чем говорит. Он сам был посвящен.

— Мы должны остановить Майкла Леонфорте. Нельзя допустить, чтобы он еще кого-нибудь убил, — заметил прокурор спокойным тоном.

— Все следы ведут к «Денва партнерз», — сказал Николас. — Мик хочет контролировать эту компанию. Кроме того, ему нужна технология Кибёрсети. — Он задумался. — Теперь мне кажется особенно важным разговор с этой Лондой, исполнительницей, к которой он так привязан.

— Может быть, это не такая уж хорошая идея. — Танака Джин застегнул манжет на рукаве. — Вы не задумывались над тем, почему Леонфорте организовал аварию, в которой погибла Джай Куртц перед самым входом в клуб, где так часто бывал? В другой ситуации я сказал бы, что это была просто глупость, прокол с его стороны. Большинство преступников глупы, хотя и хитры, именно потому мы их и ловим. Но мы с вами знаем, что этот человек не таков. Значит, это был не прокол, не так ли?

— Нет, — согласился Николас. — По всему видно, что Мик действовал холодно и расчетливо.

— Тогда в чем же дело?

Линнер вдохнул пахнущий солью и рыбой воздух. Дождь очистил его от гари и углекислоты, и он казался сейчас почти свежим.

— Мне кажется, Леонфорте направляет нас по тому пути, по которому хочет. Какую цель он преследует на самом деле, мы можем только догадываться. — Он на мгновение задумался. — Но, возможно, вы правы. Я думал об оружии, которое он применил. Если я не ошибся и он действительно использовал ударный кинжал, то знаю, кто его для него сделал. Так что сперва мне лучше будет поинтересоваться, не приготовил ли он для нас еще каких-либо сюрпризов.

— Я не люблю люден, изображающих из себя Господа Бога. — Танака Джин отставил чашку и положил палочки на ее край. — Они неправильно понимают свое место в жизни.

Николас посмотрел на прокурора и подумал: «Танака Джин дал очень правильное определение Мику Леонфорте, но все это относится и ко мне самому».

Мик провел рукой по груди Хоннико, которая начала извиваться, как приколотая к земле змея. Ее обнаженное тело блестело от ароматического масла и было связано в запястьях, лодыжках и бедрах, глаза завязаны шелковым шарфом, два других охватывали ее тело выше и ниже грудей, они торчали, как спелые фрукты на рынке. По маленькому круглому окошку барабанил дождь. Диван, на котором они были распростерты, поскрипывал в такт их движениям. Мик вдыхал тепло тела женщины как курящийся ладан.

Хоннико пробежала кончиком языка по темно-синей татуировке на тыльной стороне запястья своего партнера. Рисунок был сделан настолько грубо, что бамбуковые иглы оставили на коже рубцы, наверное, для того, чтобы было легче опознать владельца татуировки.

— Таких людей, как я, обычно не понимают, — сказал Мик, скользя по покрывающему ее тело маслу и их собственным выделениям. — Энтузиазм пугает общество, а общество всегда первым делом старается защитить себя. — Его рука нашла ее сосок, набухший и эластичный. — Даже если это общество становится уже бесполезным.

Хоннико чувствовала его внутри себя, легко переходящего из одного отверстия в другое. Она привыкла к речам своего партнера и воспринимала его философию как некие магические формулы. Так, по ее представлению, могли бы говорить Аполлон или Дионис, когда-то, в древние времена. Это входило в ритуал — а у него была привычка превращать в ритуал все — и приводило ее в экстаз.

— Я исследователь жизни, какими были Юлий Цезарь, Наполеон и Ницше. Их боялись, как и меня, а если не боялись, то презирали. — Мик взглянул в окошко квартиры, расположенной в жилом блоке Модульной башни Номгаи. — Это были настоящие герои. Они знали, для чего живут, и непреклонно шли к своей цели, поэтому их и боялись. Но им это было глубоко безразлично. — Дождь хлестал по стеклу, и городской пейзаж, казалось, стекал по нему, как глазировка по тающему торту. — Более всего их заботило то, как избавиться от благоговейного страха перед тем, что поднималось внутри них самих. — Взгляд Мика упал на новый красавец небоскреб, который стоял настолько близко, что за одним из его окон можно было различить движения знакомой фигуры. — Героям всегда приходится не только пренебрегать традициями, но и самими богами внутри себя. — Движущаяся фигура теперь была освещена лампой, и Мик мог видеть лицо женщины — лицо Коуи. Вот она подняла руки над головой и выскользнула из своей сорочки. — Как же этого можно достичь? — сказал он, взглянул на обнаженную грудь Коуи и вошел в Хоннико так грубо и глубоко, что заставил ее закричать. — Король Вишвамитра много столетий тому назад сказал, что силу и стойкость для того, чтобы построить новый рай, можно взять только из глубин твоего собственного ада.

Это ведь все равно, что утонуть, говорила ему Веспер, и была права. Лью лежал, закрыв глаза, спина болела от удара о край стола, ощущение было такое, будто его вот-вот схватит сердечный приступ, он чувствовал, что невероятно устал. Веспер каким-то образом добилась этого, но как? Он слышал, что такое состояние бывает у людей, которые тонули, погрузившись на большую глубину, где даже в сравнительно теплых морях достаточно холодно, чтобы замерзнуть. Состояние, близкое к смерти, воздуха в легких почти не остается, все тело охватывает такая же странная усталость, которая тянет человека куда-то в темноту.

Кроукер, до которого испуганные голоса посетителей ресторана доносились как будто из-за толстой бетонной стены, имел весьма слабое представление о творящейся вокруг панике, потому что Веспер использовала свой дар, отточенный Оками, чтобы приглушить его чувства и создать видимость того, что он мертв. Пульс был замедлен, сердце билось еле-еле. Как же все-таки она это сделала?

Его положили на носилки, и вскоре яркий солнечный свет, проникающий сквозь закрытые веки, сменился тьмой кузова частной машины «скорой помощи», которую они арендовали. Завыли сирены, и машина отъехала.

— Как он там?

Детектив узнал голос Рико Лаймона — специалиста по кинематографическим трюкам, которого Веспер наняла через АМО, члены которого сейчас выступали под видом сотрудников ФБР, взявших на себя расследование обстоятельств «смерти» Кроукера. «Ладно, — подумал Лью, — пора с этим кончать».

— А что это у него с рукой? Никогда не видел ничего подобного, — сказал врач.

Кроукер попытался рассмеяться, но не смог. Этот врач больше интересуется его биомеханической рукой, чем синяками, которые он получил при ударе пуль о кевларовый жилет.

— Как она работает?

— Приведите его в чувство, тогда, может быть, он вам сам расскажет, — сердито буркнул Рико.

— Ладно, ладно, успокойтесь, — ответил врач.

Он поднес к носу Кроукера нюхательную соль.

— Хватит, хватит, — чихнув и закашлявшись, сказал тот, открыл глаза и увидел склонившееся над ним коричневое лицо обеспокоенного Лаймона.

— Как чувствуешь себя, вернувшись с того света?

— Я не уверен, что уже на этом, — проворчал Лью.

— Ладно, пока все нормально, — раздался голос из глубины кузова. Это был Вед Форрест, руководивший всей операцией. — Мне нужно, чтобы Кроукер был в полном порядке, — сказал он, ни к кому особо не обращаясь. Это был мужчина крупного телосложения с маленькими ушами и короткой стрижкой, за зеркальными стеклами его очков прятались светлые глаза. Вед выставил вперед свой квадратный подбородок. — Ты в порядке, Кроукер?