Глава 7

Отель «Люберж Эклер» — один из самых шикарных в Сан-Франциско — располагался на Калифорния-стрит по соседству с головокружительным аттракционом «русские горки». Свернув на подъездной путь шириной в три ряда, лимузины плавно подрулили к фасаду гостиницы, облицованную темно-красным кирпичом и бежевым камнем. Архитектор, трудившийся над ним, по-видимому был поклонником французского стиля.

Впрочем, правильнее было бы говорить о двух фасадах, ибо позади увитого плющом старинного шестиэтажного здания устремлялась вверх сверкающая в лучах солнца башня из алюминия и дымчатого стекла высотой и тридцать три этажа, возвышавшаяся над всеми другими постройками в этой части города. За свое недолгое существование — всего три года — «Люберж Эклер» успел стать известным архитектурным сооружением в Сан-Франциско, обогнав по популярности выстроенный наподобие атрия отель «Хас Роял» на Эмбаркадеро и пирамиду гостиницы «Трансамерика».

Силка вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Некоторое время он и Бенно Катлер о чем-то совещались у входа в отель с представителями администрации. Тем временем посыльные в ливреях открыли багажники и потащили вещи группы, а вместе с ними и чемодан Дайны внутрь здания.

Силка постучал в дверцу, и водитель изнутри открыл ее. Телохранитель «Хартбитс» засунул голову внутрь и, посмотрев на Криса, сказал: «Мы приняли дополнительные меры безопасности».

— Это будут те же люди, что и в прошлый раз? Силка кивнул.

— Да, по крайней мере, те из них, кого нам удалось собрать. Одного парня пришлось вызывать прямо из отпуска. Он ловил рыбу на Тахо. — Силка рассмеялся. — У этого сукиного сына так и чешутся руки дать кому-нибудь по морде.

— Используй его. Я не хочу, чтобы все это дерьмо постоянно висело на тебе, — Крис говорил почти как генерал на военном совете.

— Все уже расписано и определено, — ответил Силка. — Ну а пока мне надо снабдить мисс Уитней пропуском, ибо в противном случае, ее будут задерживать на каждом контрольном пункте. — Выпрямившись, он огляделся по сторонам. — Порядок. Можете выходить, когда пожелаете.

В огромном вестибюле отеля в пространстве между оштукатуренными кремовыми дорическими колоннами, устремлявшимися к изогнутому аркой позолоченному потолку, украшенному вдоль стен лепными фигурами ангелов и купидонов, царили прохлада и полумрак.

Слева поднималась широкая лестница, над которой виднелись таблички с надписями. Судя по ним, эта лестница вела в бар-ресторан с модной и изысканной кухней, открывавшийся только в шесть часов вечера, и кабаре. Приклеенная тут же афиша гласила, что там сегодня выступит исключительно популярная Ширли Бэсси.

Ближе к входу стояли обтянутые бледно-зеленой и золотистой материей кушетки и клубные кресла. Вокруг них торчали высокие папоротники, в тени широких листьев которых можно было укрыться от любопытных взоров. Мраморный пол в центре устилал огромный персидский ковер.

«Хартбитс» заранее сняли для себя весь пятый этаж старого корпуса, а по сути и пятый и шестой, так как все номера были двухэтажными. Основная масса туристов попадала в царство современной роскоши и блеска стекла и металла, снабженное даже Nautilus-laden, спортивным залом и бассейном олимпийского стандарта, поднятого на много футов вверх над городскими крышами.

В каждом номере имелась небольшая сауна и Whirlpool bath. He хватало только массажистки, но этот недостаток легко можно было исправить одним нажатием кнопки. Словом, не приходилось удивляться, почему места в «Люберж Эклер» заказывали вперед за полтора года.

Крис и Дайна заняли угловой номер. Попасть туда с лестницы можно было только по коридору, увешанному по стенам глянцевыми черно-белыми фотографиями с видами Сан-Франциско, миновав множество крепких смуглолицых людей в темных костюмах.

Обстановка внутри номера производила почти ошеломляющее впечатление. Дайне еще никогда не приходилось видеть чего-либо подобного ни в одной из гостиниц. Слева от входа находилась поблескивающая медью и хромом кухня. Соседняя дверь вела в столовую, где за широким дубовым столом могли с удобством разместиться двадцать человек.

Центральная часть номера представляла собой нечто вроде гостиной, размером чуть меньше футбольного поля. Вся задняя стена ее состояла из нескольких рядов окон, за которыми сиял, кажущийся ослепительно белым под палящими солнечными лучами, великолепный Сан-Франциско.

Справа у стены начиналась винтовая лестница, освещавшаяся вдоль перил крошечными огоньками. Она вела к дверям двух спален, снабженных отдельными ванными комнатами, соединенными с сауной.

Пока свита группы внизу разбиралась с аппаратурой и прочим скарбом, нетерпеливые репортеры беспокойно теребили в руках ленточки с кратко изложенным набором вопросов, на которые Крис и Найджел, в зависимости от настроения, соглашались или не соглашались ответить. Обсудив с Бенно вопрос относительно пропуска представителей журналистской элиты. Силка поторопился увести Дайну наверх подальше от водоворота страстей.

Очутившись в номере, она первым делом осмотрела спальни и выбрала ту, где преобладали желто-зеленые тона, предпочтя их синим. Обе пары занавесок были отдернуты и, от этого создавалось впечатление, будто солнечный свет затопляет комнату. Где-то снаружи раздался голос Силки, объяснявшего посыльному, куда нести багаж. «Да, — донеслось до нее, — это действительно она».

Она подошла к окну. Воздух Сан-Франциска казался ей хрустально чистым, хотя возможно это впечатление слегка было преувеличено, поскольку над Лос-Анджелесом облако смога висело практически постоянно. Дайна проследила взглядом вдоль рядов зданий, круто опускавшимся к темно-голубым волнам залива. Там над причалами низко кружили чайки. Краешком глаза Дайна заметила ярко-красные и желтые огоньки фуникулера, перевалившего за гребень Рашн Хил и исчезнувшего из виду. Ей почудилось, что она смогла разобрать вдали сверкающий костюм уличного музыканта и у нее проснулось желание самой прогуляться по улицам города.

Отвернувшись от окна, она обнаружила, что Силка внимательно наблюдает за ней. Он стоял в дальнем углу комнаты в тени, из которой выступали лишь носки его черных сверкающих ботинок. Дайна вспомнила однажды встреченного ей футболиста, поразившего ее своими габаритами даже без щитков и формы. Силка производил на нее точно такое же впечатление подавляющей мощи.

— Я хочу ненадолго, — обратилась Дайна к нему, — выбраться отсюда. Он кивнул.

— Крис распорядился насчет машины для вас. Она стоит у входа в отель, и вы можете воспользоваться ею в любой момент. — В два гигантских шага он пересек комнату. — Но прежде мы должны сделать кое-какие приготовления к сегодняшнему вечеру.

Он стал готовить поляроидную фотокамеру и все необходимое для того, чтобы изготовить Дайне пропуск с фотографией, заключенный в пластиковую оболочку и снабженный инфракрасной меткой. Дайна должна была его носить, не снимая, все время, пока оставалась с группой. Молча понаблюдав за его действиями некоторое время, она вдруг спросила:

— Как Тай очутилась в группе?

— Она подцепила их на пляже в Антибе.[19] Просто подошла к Иону в купальнике без верха и улеглась рядом. Против этого он не мог устоять.

— Однако потом, когда Ион умер...

— Пожалуйста, не шевелитесь. — Последовала яркая вспышка, и из фотоаппарата выползла фотография. Силка отложил камеру в сторону. — О, да, она тут же переехала к Найджелу, но это не соответствовало ее желаниям. — Он бросил выразительный взгляд на Дайну, не прекращая возиться с пропуском. — С того самого момента, когда она приметила их, ей хотелось и Иона, и Криса одновременно. — Он покачал головой. — Однако ей пришлось поумерить аппетит. Они были слишком близкими друзьями, чтобы делить на двоих одну женщину... почти как кровные братья.

— А Найджел? Как же он? Ведь они все вместе приехали в Лондон. Разве он не являлся для них таким же братом?

— Можно сказать и да, и нет. Они все были тесно связаны, но Найджела обижала особая музыкальная близость между Крисом и Найджелом. Вместе они сочиняли волшебную музыку. Как это можно объяснить? Никак. Однако Найджел не хотел успокаиваться. Бывало, он приходил ко мне и жаловался: «Они что-то замышляют у меня за спиной. Им хочется избавиться от меня». Вначале я пытался разубедить его, но потом плюнул. Он хотел слушать только себя и тех, кто поддакивал ему. — Силка вновь покачал головой.

— Старина Найджел был сумасшедшим в те первые дни. По два-три раза каждую неделю мне приходилось вытаскивать его из дома то одной, то другой подруги, когда их приятели или мужья ловили его на месте преступления со спущенными штанами. — Он усмехнулся. — Этому мерзавцу все было нипочем. Он был ненасытен, когда дело касалось женщин. То есть, разумеется, это в определенной степени было свойственно каждому из них, но Найджел отличался от остальных. У него это выражалось в более глубокой и, — он пожал плечами, — в патологической, возможно это слово наиболее правильно, форме. Как бы там ни было, он не оставлял меня без работы. — Глаза Силки затуманились. — Потом Ион умер. — Вздохнув, он вручил Дайне готовый пропуск. — Пожалуйста. — Та взглянула на фотографию и, увидев, что она вышла совсем неплохо, прилепила ее к карточке.

— Ив группе произошли изменения, — сказала та. — Из того, что я слышала, кажется, это было неизбежно, не так ли? Все публичные выходки, принесшие группе в самом начале такую известность, были делом рук Иона.

Силка уже начал собирать свое имущество.

— Все знали только то, что мы хотели, чтобы они знали. Ион очень часто был настолько обдолбан, что просто не мог выдумать что-либо. Тай нашептывала ему на ухо свои мысли. Никто, включая меня, не знает, какие из этих идей принадлежат ей, а какие — ему. Я думаю, что она и сама вряд ли может сказать на этот счет что-либо с уверенностью. Наверно, так всегда бывает с новыми идеями. Однажды утром ты просыпаешься и говоришь: «Черт возьми, какая великолепная мысль!», но эта мысль синтезирована из того, что ты слышал, видел, почувствовал, понял и, наконец, с чем имел дело.

Слушая его, Дайна изумленно спрашивала себя, почему человек, говорящий, думающий и чувствующий так, как Силка, работает телохранителем у популярнейших рок-музыкантов в мире.

— Этим-то мы и отличаемся от всего остального на нашей планете, да, Силка? У нас есть возможность иметь дело со всем чем угодно.

Дайна отправилась в город в роскошном лимузине с шофером, беспрекословно выполнявшем любое ее указание, пока «Хартбитс» в полном составе давали интервью корреспондентам «Роллинг Стоун».

Свернув налево к Гайду, они пробирались через Рашн Хилл, направляясь в нижнюю часть города, которую Дайна разглядывала из окна. Мимо прогромыхал фуникулер. Дайна издалека услышала приглушенный звон сигнального колокольчика, но к тому времени, когда ей пришло в голову опустить матовое стекло, вагон уже скрылся, перевалив через гребень холма. Дайна знала, что его маршрут пролегает до Жирардели-сквер, где, высадив пассажиров, он развернется и начнет карабкаться вверх по крутому склону к Юнион-сквер.

За окном промелькнули Валлейо и Грин, потом лимузин вновь поднялся на гребень. Уличный музыкант, которого Дайна приметила из окна отеля, куда-то ушел, но улицы, полные людей, показались ей дружелюбными и приветливыми, как и при взгляде с высоты.

— Сверните здесь, — сказала Дайна, когда они добрались до Юнион-стрит. Лимузин послушно повернул на запад.

На протяжении трех кварталов по обеим сторонам улицы тянулись излюбленные Дайной крошечные магазинчики, где продавали самую немыслимую одежду, художественные лавки-выставки и небольшие ресторанчики.

Она попросила водителя остановиться возле лавки «Элейн Шен», где по случаю ее появления тут же началась страшная суета. Там ей подали горячий чай из душистых трав и устроили перед ней демонстрацию платьев, юбок, блузок и свитеров всех фасонов и моделей.

Посетители тут же потеряли всякий интерес к товарам на полках и, столпившись вокруг Дайны, засыпали ее вопросами о Крисе и фильме, наперебой прося оставить автограф на обрывках оберточной бумаги. Сгорая от возбуждения и шумно дыша, они изо всех сил старались хоть кончиком пальца прикоснуться к ней, будто она была космическим пришельцем со скользкой чешуей вместо кожи. Дайна почувствовала необычайный прилив сил.

Только когда сама Элейн Шен, вынырнув из недр лавки, выставила всех зевак за дверь, у Дайны появилась возможность выбрать себе что-нибудь; Элейн прекрасно знала, как услужить столь важной клиентке.

Очутившись на улице вместе со свертками — она купила пару шелковых платьев, сатиновую блузку и чудный пиджак цвета спелого винограда — Дайна с размаху налетела на худощавого, женоподобного мужчину в темных очках, фуражке с козырьком и в светло-серой форме.

— Я могу вам помочь?

Услышав высокий музыкальный голос, Дайна поняла, что перед ней вовсе не мужчина, а женщина. Незнакомка обаятельно улыбнулась.

— Пожалуйста. — Протянув одну руку за сверками, другой собеседница Дайны указала на продолговатый серебристый «Линкольн», припаркованный у тротуара. Это был не тот автомобиль, на котором Дайна приехала сюда.

— Где моя машина? — осведомилась она.

— Пожалуйста, — повторила женщина в форме, легонько потянув Дайну за собой к машине. — Ваше лицо слишком хорошо известно, чтобы вы могли так подолгу разгуливать по улице.

Дайна убедилась в ее правоте, когда, осмотревшись по сторонам, обнаружила, что все прохожие, едва завидев ее, останавливаются, так что уже успела собраться целая толпа. С легким трепетом она подумала, что ее известность начинает даже затмевать огни Сан-Франциско. Женщина в форме вновь обратилась к ней просящим тоном, убеждая, что ей опасно находиться на улицах одной.

Дайна кивнула.

— Ладно. — Она отдала женщине свои покупки и, юркнув в открытую заднюю дверцу, оказалась в затемненном прохладном салоне.

Салон этот скорее походил на миниатюрную гостиную. Вместо обычных сидений стояли три мягких вращающихся кресла из кожи и красного дерева. В промежутках между ними Дайна увидела бар, телевизор, ванночку для ног на полу в дальнем углу и книжную полку, заставленную дорогостоящими изданиями, среди которых присутствовали «Питер Пэн», «Братья Карамазовы», «Лолита» и полное собрание сочинения Гарсии Лорки. «Странный набор», — подумала Дайна. Однако, каким бы странным он ни был, его владелец, располагавшийся на кресле у противоположной дверцы, показался ей еще более удивительным.

Над узким вытянутым лицом незнакомца красовалась обширная плешь, величиной в полголовы, обрамленная седыми прядями, зачесанными назад, а не наверх, как бывает у иных мужчин, пытающихся таким нелепым способом прикрыть лысину.

Широкий морщинистый лоб и бронзовая кожа хозяина «Линкольна» напомнили Дайне изображение Пикассо на чудесном черно-белом снимке, виденном ею однажды. Впрочем, на этом сходство заканчивалось, ибо, в отличие от великого художника, на лице незнакомца, чей возраст, как прикинула Дайна, составлял лет семьдесят, не было и следа глубоких линий. Вместо этого его щеки покрывала сеточка крошечных морщинок, производившая приятное и располагающее впечатление. В умных, прищуренных глазах его горели отнюдь нестарческие сила и энергия.

— Добро пожаловать, мисс Уитней, — сказал он. — Присаживайтесь. — Он говорил густым сочным голосом, явно натренированным специально для выступлений перед большой аудиторией.

Его одежда состояла из свободных угольно-черных тщательно выглаженных брюк, белой льняной рубашки с короткими рукавами и черных гуарачей. Незнакомец сидел, закинув ногу на ногу и непринужденно сцепив пальцы рук перед собой. Взглянув на них, Дайна увидела искривленные пальцы с похожими на шишечки суставами и подумала, что должно быть он страдает артритом.

— Меня зовут Мейер, — представился он. — Карл Мейер. Вы слышали обо мне, — последние слова звучали скорее утвердительно, чем вопросительно.

Она кивнула в ответ.

— Рубенс говорил мне о вас. Я думала, что вы в Сан-Диего.

Некоторое время Мейер с любопытством оглядывал ее. При этом он сидел, не шевелясь, и лишь большие зрачки его странных глаз торопливо перемещались из стороны в сторону. Полная тишина нарушалась лишь едва приметным шипением кондиционера. В зеркальных стеклах, непроницаемых для взгляда, отражался интерьер салона. Казалось, внешний мир перестал существовать.

— Вы опасаетесь меня, — произнес он наконец. — Очень хорошо. Это доказывает, что вы правы в своих оценках. — Вдруг он улыбнулся, и во рту у него сверкнули золотые коронки.

— Итак, стало быть, это и есть Дайна Уитней. Фраза прозвучала настолько неожиданно, что Дайна невольно рассмеялась.

— Простите, — произнес он. — Разве я сказал что-то забавное?

— В общем да, — отозвалась Дайна. — Такое ощущение, что каждый знает меня в лицо.

— А, — протянул Мейер с пониманием. — Разумеется. — Он наклонился вперед и, внезапно перейдя на «ты», поинтересовался. — А скольким удалось прикоснуться к тебе? — Он постучал кончиком пальца по тыльной стороне ее ладони. — Ты уже превратилась в икону... или, в крайнем случае, скоро станешь ею. Скажи мне, какие ощущения это вызывает у тебя?

Дайна ничего не ответила, точно не расслышав вопроса. Ее взгляд приковали к себе расплывшиеся, но все равно безошибочно узнаваемые синие цифры на внутренней стороне предплечья Мейера. Увидев, что отвлекло его собеседницу, он тихо сказал:

— Они считали, что мы не заслуживаем того, чтобы иметь имена. Имя — это привилегия людей. Нам же они давали только номера.

— Простите, — прошептала Дайна.

— Ничего страшного. — Рука Мейера вернулась на прежнее место. — Это был иной мир, отличный от того, в котором обитаешь ты. Однако и в твоем мире хватает ужасов. — Его глаза слегка округлились, и Дайне почудилось, будто она уловила в них отблески того прежнего мира, о котором говорил Мейер. Он поднял руки вверх. — В юности я очень любил рисовать и мечтал о том, чтобы стать новым Сезанном или Матиссом. У меня был талант. — Его голос опустился до шепота. — Я делал успехи. В моей душе горел светоч. — Его глаза сверкали. — Однако я задержался в Европе дольше, чем следовало. Слишком задержался. Я просто не мог поверить в то, что там творилось. Когда нацисты схватили меня и узнали, чем я занимаюсь, они сделали вот это. — Он поднял ладони вверх, растопырив, насколько это было возможно, искривленные пальцы. — Просто так, ради забавы. Они переломали мне один за другим все пальцы.

Наступила пауза, во время которой Мейер, не отрываясь, пристально глядел на Дайну. Потом, пожав плечами, добавил:

— Ну что ж. По крайней мере, я остался в живых, верно? — Он добродушно похлопал ее по коленке. — Ты не ответила на мой вопрос.

Дайне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что он имеет в виду.

— Мне нравится мое дело. Я занимаюсь творчеством и уже обрела признание. Что мне еще желать? Мейер проницательно смотрел на нее.

— В самом деле, чего? — Он улыбнулся. — Жизнь — приятная штука для тебя, Дайна, не так ли?

— Но отнюдь не безопасная.

— О да! — он рассмеялся, с размаху хлопнув себя по коленке. — Во что бы превратилась жизнь, если б из нее исчезли все опасности. Мой бог, какой невероятно скучной и серой она стала бы тогда! Нет, я бы скорее согласился отрезать себе кисть. — Он мрачно усмехнулся и принялся неловко развязывать кожаные шнурки на своих гуарачах.

— Позвольте, я помогу. — Дайна наклонилась вперед и, бережно отведя в сторону его изуродованные пальцы, развязала узлы.

Мейер опустил босые ноги в ванночку и нажал хромированную кнопку, включая массажный аппарат. Поверхность воды заколыхалась, и на лице собеседника Дайны появилась слабая улыбка.

— Вот так-то лучше. — Дотянувшись до бара, он открыл его и осведомился. — Что будешь пить?

— Виски.

— Сию минуту. — Он настолько ловко обращался с бутылками, стаканами и льдом, что Дайна начала сомневаться, не так ли уж неизлечимо были некогда повреждены его на вид совсем искалеченные пальцы. Впрочем, она тут же подумала о том, что он не позволил бы ей заметить это противоречие, если б не питал к ней полного доверия.

Когда коктейли были готовы, и они пригубили каждый из своего стакана, Мейер продолжил прерванную беседу.

— Возраст, моя милая Дайна, очень серьезная вещь. Конечно, в идеальном мире никто не должен обращать на него внимания, но, полагаю, ты не станешь возражать, если я скажу, что наша планета отнюдь не является таковым. В молодости я был очень терпеливым человеком. Я научился терпению, рисуя картины маслом. Подлинные творения не создаются в суете. — Он вздохнул и опустил стакан.

— Однако мне кажется, что с возрастом терпение истощается. Один из моих сыновей погиб в Корее. Второй — во Вьетнаме. Подлинных творений больше нет и быть не может. Время на исходе. — Он опять посмотрел на нее. — Когда человек стареет, он все больше и больше обращается к собственной фантазии. — Та же самая лукавая улыбка появилась у него на лице.

— Теперь я стремлюсь лишь к тому, чтобы создать собственный мир. Ты видела Марго: она — одна из многих. Однако никто из них, кроме нее, не разъезжает повсюду вместе со мной. Она понимает дорогу, машину, меня. Мы все составляем вместе единое целое.

— Таким образом, я обретаю возможность всецело предаваться мечтам, в соответствии с которыми обустраиваю свою реальность. Я чувствую то же, что наверное должен чувствовать господь бог. Если, конечно, он существует или существовал вообще, в чем я лично очень сомневаюсь. — Он заморгал глазами, как сова. — Бог не забрал бы у меня обоих сыновей. Он никогда бы не позволил совершиться столь бессмысленной жестокости, а непостижимость путей божьих, о которой бубнит церковь, пустой вздор и больше ничего. Нет. Наш мир — отвратительное, гиблое место, и поэтому необходимо гарантировать безопасность тем, кого любишь... ты не согласна? — он задал вопрос небрежно, словно невзначай.

— Не знаю, что может выполнить роль подобной гарантии. — Она вспомнила Бэба и Мэгги. Мейер поднял указательный палец.

— Кое-что. Кое-что. — Он осторожно поднес стакан ко рту. — Расскажи мне, — прервал он наконец молчание, — о Рубенсе. Я хочу знать, какие чувства ты испытываешь к нему.

— Я люблю его.

— Не знаю, — задумчиво пробормотал он, — достаточно ли одного этого в наши дни. Однако в прежние времена одной любви всегда оказывалось мало. Я любил своих сыновей, но не сумел спасти их жизни.

— Не понимаю.

Мейер всмотрелся в ее глаза.

— Ты должна спасти Рубенса.

— От кого? — серьезность тона Мейера встревожив ее не на шутку.

— От него самого. — Он похлопал Дайну по коленке. — Не торопись и выслушай меня. После того, как моего младшего сына в ящике с приколотой в углу медалью, посмертно врученной ему, привезли из-за океана, я просто сошел с ума от горя. В конце концов, бремя стало слишком тяжким для меня. Это было так, точно некие электрические цепи внутри меня вдруг оказались разомкнутыми, и мои чувства умерли.

— Тогда я, очертя голову, бросился в бизнес. Деньги представляли собой плохой заменитель сыновьям, но найти лучший мне оказалось не под силу. Встретив Рубенса, я все больше сближался с ним, учил тому, что знал сам, пока наконец не почувствовал, что по этим цепям вновь побежал ток. Однако так продолжалось лишь некоторое время, ибо существуют вещи, которые невозможно забыть.

— Теперь мне становится все более ясно, что он оказался чересчур способным учеником, и потому сделался, пожалуй, слишком похожим на меня. Однако никому не следует жить так, как живу я.

— Стало быть, вы несчастливы? Откинувшись назад, он глубоко вздохнул и, вынув ноги из ванночки, вытер их полотенцем.

— Нет, я отнюдь не несчастлив. В этом вся суть. Я просто не могу быть таковым.

— Я не верю вам. Но если бы я даже поверила, разве то, о чем вы говорите, не высшее счастье?

— Ну да! — воскликнул он. — А заодно и все остальное, к чему мне теперь закрыт доступ. — Он изучающе заглянул ей в глаза. — Ты хотела бы видеть его таким? Смогла бы ты любить его такого?

— Я бы любила его несмотря ни на что.

— Надеюсь, — осторожно заметил Мейер, — что у тебя всегда будет достаточно силы, чтобы оставаться такой.

— Я предлагаю тебе заключить сделку, — обратился он к Дайне, когда «Линкольн» остановился у входа в отель. — Ты позаботишься о Рубенсе, а я помогу тебе найти убийцу твоей подруги.

Она глубоко вздохнула, с трудом приходя в себя.

— В подобной сделке нет никакой необходимости.

— Я хочу спасти его. Дайна, — серьезно сказал он. — И я не вижу никого, кроме тебя, кому бы он доверял в достаточной степени, и у кого хватило бы мужества взяться за подобную задачу.

— Я не заключаю сделок, Мейер.

— Ты сваляешь дурака, если не сделаешь исключения в данном случае.