Взглянув в том направлении, куда она показывала, Рубенс застыл на месте.

— Итак, это все-таки свершилось, — он выглядел немало удивленным.

— Я приняла решение еще в то утро, когда погибла Мэгги.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Не понимаю.

— Прикосновение к смерти заставляет по новому взглянуть на жизнь. Мэгги только что была среди нас, и вдруг ее не стало. У меня ощущение, что повсюду вокруг торчат острые шипы, пронзающие тебя при каждом опрометчивом шаге. — Она облизала пересохшие губы. — Ты тот, кого я хочу.

Рубенс неторопливо приблизился к ней. Дайна, внимательно следившая за ним, безотчетно отметила про себя, что он перемещается в пространстве, словно танцуя.

— А как насчет Криса? — поинтересовался он.

— О чем ты?

Теперь он уже стоял к ней вплотную, и она чувствовала тепло, исходившее отчего тела.

— Меня интересует, — терпеливо пояснил Рубенс, — хочешь ли ты и его тоже?

— Крис — мой друг, а ты — любовник. Я не понимаю тебя.

— Не уверен, что между женщиной и мужчиной может существовать простая дружба. Особенно, если этот мужчина — Крис Керр.

— Вначале Мэгги, теперь ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Мэгги обвиняла меня в том же самом. — Дайна, не отрываясь смотрела на Рубенса. — В ту ночь, когда ты умолял меня не ездить к ней и остаться с тобой.

— Ну уж во всяком случае не умолял.

— Не уходи, Дайна! — она в совершенстве сымитировала голос Рубенса, вкладывая при этом в слова ровно столько чувства, сколько следовало. Последнее обстоятельство удивило ее саму. — Не сейчас. Не сегодня. Пожалуйста.

Лицо и шея Рубенса на мгновение покраснели, и Дайна увидела стальной блеск в его глазах. Вдруг наваждение рассеялось, и Рубенс расхохотался. Дайна по-прежнему не позволяла прикоснуться к ней.

— Я хочу прояснить этот вопрос сейчас раз и навсегда, — сказала она. — Интимная жизнь Криса — какой бы она ни была — это его личное дело. И я к ней никаким образом не причастна.

— Ты хочешь сказать, он не такой, как все?

— Я не такая, как все, — свирепым шепотом ответила Дайна.

— Я знаю, — шепнул он, прижимаясь губами к ее волосам. Открытый рот его скользнул вдоль кончика уха Дайны, и глаза ее закрылись.

— Забудь про это, — сказала она, обнимая его широкие плечи. — Все, о чем тебе говорили, неправда.

— Прости, — отозвался он. — Но я слышал об этом от разных людей.

Она откинула голову назад и заглянула ему в лицо.

— Да, от кого же?

Рубенс назвал несколько знакомых имен, и на Дайну в свою очередь напал приступ смеха.

— Что тут смешного? — раздраженно осведомился он.

— Просто у всех этих людей есть нечто, что объединяет их.

— Что именно?

— Они все, — Дайна уже успокоилась, — друзья Тай.

— Ну и что?

Она еще крепче прижалась к нему.

— Я думаю, Тай опасается меня больше, нежели Мэгги в недавнем прошлом. — Она хотела было поведать ему о том, что сказала ей Тай на похоронах Мэгги, но передумала, справедливо сочтя, что такой рассказ вышел бы не слишком смешным. — Я подозреваю, что она положила глаз на Криса.

— Разве она не живет с другим, как его... Найджелом Эшем?

— Да, но это обстоятельство для нее никогда не служило помехой. Кажется, Крис единственный из всей группы, с кем она не спала. Так что видишь, — она поцеловала Рубенса, — кампания была устроена в расчете на тебя.

— Я разберусь в этом вопросе.

Дайна почувствовала, как приступ гнева клокочет в ее груди.

— Нет, Рубенс. Не делай этого.

— Я никому не позволю делать из меня клоуна.

— Никто не делает из тебя клоуна. — Взяв пальцами подбородок Рубенса, она заглянула в его глаза снизу вверх. «Они такие прекрасные», — подумала она. — Кроме того, я хочу, чтобы ты предоставил мне самой управиться с этим.

— Я не..., — он вдруг осекся, увидев какое-то совершенно незнакомое выражение в ее глазах и, подумав, кивнул.

— Теперь, когда все улажено, расскажи, что такого тебе наговорила Берил.

Рубенс грустно усмехнулся.

— Собственно, это меня и задело. Она сказала, что из-за твоего романа с Крисом, мнимого или настоящего, тебе уделили много места в журналах типа «Роллинг Стоун» и «Пипл». Не позабыв, разумеется, напечатать серию снимков, сделанных в «Дансерз» в тот вечер, когда вы с Крисом были там. У Берил не было недостатка в фотографиях.

— Значит, я должна благодарить Тай? — она усмехнулась.

— О, да. Не сомневаюсь, ты преуспела в этом. — Он взял ее руку в свою. — Ладно, давай затащим внутрь твои чемоданы.

Когда они вернулись в гостиную. Дайна, указывая на горящий камин, заметила:

— Пожалуй, в нем нет сейчас особой нужды, а?

— Я растопил его вовсе не для тепла, — объяснил он. В этот момент у входной двери раздался звонок колокольчика. Рубенс бросил взгляд на свои часы, но не тронулся с места. — Для дела. У меня встреча с Майклом Кроуфордом и Беном Понделлом. — Дайна вспомнила имена на коробках с лентой. — Ты должна помнить их.

— Я знаю их довольно плохо.

— О, ну к тому моменту, когда они уйдут отсюда, ты успешно восполнишь этот пробел, — бросил он, идя к парадной двери.

Широкоплечий розовощекий Кроуфорд и светловолосый толстяк Понделл составляли неразлучную парочку, прославившуюся созданием светового оформления для юмористической телевизионной передачи, поднявшейся на вершину списка популярности в течение уже первого года. Поработав в ней еще один сезон по новым контрактам, они получили астрономические суммы и решили податься в кинематограф. Картина «Над радугой» стала для них, таким образом, своего рода боевым крещением. Им обоим было под тридцать, и, насколько могла судить Дайна, основываясь на своем, правда весьма скудном опыте общения с ними, ни Понделл, ни Кроуфорд не испытывали недостатка в заносчивости и самоуверенности, неотъемлемых черт счастливчиков, заработавших мгновенную популярность благодаря телевидению. Тем не менее, чувствуя силу и оригинальность их талантов, Рубенс решил поставить на них.

Он весь прямо-таки светился радостью и гостеприимством, указывая им путь через длинный коридор в гостиную.

— Вы знакомы с Дайной? — спросил он.

— Ага, — ответил Кроуфорд. Понделл молча кивнул. Он сразу же почувствовал себя неуютно и продолжал стоять, лихорадочно перебирая пальцами рук. Кроуфорд, наоборот, преспокойно уселся на кушетку напротив камина, закинув ногу на ногу. Он был одет в льняной костюм оливкового цвета, из-под которого торчал распахнутый ворот серо-желтой полосатой рубашки.

В противоположность ему Понделл вырядился в вытертые джинсы, изношенные кроссовки и желтую майку с надписью «Пиво Курс», выведенной синей краской на груди. В такой майке он казался еще массивней, чем был в действительности.

— Хотите чего-нибудь выпить? — предложил Рубенс, зайдя за стойку бара.

— Отличная идея! Понделл оживился, глаза его заблестели. — Давай пива, — когда он открывал рот, лицо его превращалось в резиновую маску.

— Майкл?

Кроуфорд поболтал в воздухе ногой, лежавшей на костлявом колене.

— Мне скотч-виски. Неразбавленный, пожалуйста. Выполнив их заказы, Рубенс вышел из-за стойки.

— В чем, собственно говоря, дело, черт возьми? — начал Понделл, жадно прикладываясь к бутылке. — Мы должны снимать, а не протирать здесь штаны, как члены какого-нибудь вонючего клуба. У нас до черта работы!

Потягивавший свой скотч, Кроуфорд нахмурился.

— Нет, Бенни, — возразил он, не глядя на Понделла, — надо уметь проявлять терпение. В конце концов, весьма возможно, что у мистера Рубенса есть хороший повод для проведения нашей встречи.

— Таких поводов вообще не существует в природе, — отозвался Понделл. Влив в себя остатки содержимого бутылки, он громко рыгнул и спросил. — Можно еще?

— К твоим услугам, — Рубенс указал рукой на бар.

— Но ты знаешь, — медленно протянул Кроуфорд, словно тщательно обдумывая каждое слово, — Бенни все же смотрит в корень. Нам предстоит еще целая гора работы над фильмом.

Дайна поняла, что попала на спектакль бродячей труппы. Впрочем, следовало признать, что они оба отлично исполняли свои роли. И тот, и другой отпускали свои замечания, не задумываясь.

— Да, кстати, насчет работы, — вступил Рубенс, словно дождавшийся своей очереди. Он умудрялся каким-то образом смотреть одновременно на обоих гостей. — Боюсь, что ее придется подсократить.

Казалось, на мгновение эти слова повисли в воздухе, точно на лету замершие капельки дождя. Затем в гробовой тишине раздался смех. Смеялся Кроуфорд, и Дайне никогда еще не доводилось слышать звуков более странных, чем те, которые он издавал — высоких и пронзительных.

Хлопнув себя по ноге, он весело заметил, обращаясь к товарищу.

— Вот это умора, Бенни, а? Надо же отмочить такое! У Понделла, однако, был такой вид, будто он собирался разбить свою бутылку о чью-то голову.

— Нет, Майкл, я не шучу, — невозмутимо сказал Рубенс. — Шуйлер показывал мне смету за шесть месяцев. Положение из рук вон плохо.

— Да что этот шут понимает в нашем деле, — вставил Понделл. — Мы создаем настоящий шедевр, черт побери. Все должно быть, как полагается.

— Нет, — возразил Рубенс, — все должно укладываться в бюджет.

Кроуфорд громко откашлялся и, не давая Понделлу возможности открыть рот, заговорил.

— Я полагаю, что то, о чем ты просишь нас, трудно осуществимо, — голос его звучал уверенно и спокойно. — Этот фильм родился из определенного зрительского образа. Бенни и я подписали контракт с тобой, потому что мы были уверены, что ты в состоянии обеспечить нам, гм, необходимые условия для воплощения этого образа.

— Вы уже почти на четыре миллиона превысили бюджет, Майкл.

— О, господи, это всего лишь деньги! — воскликнул Понделл, вскинув от отвращения руки.

— Я думаю, — произнес Кроуфорд, поднимаясь с кушетки — ему явно надоел вид возвышающейся перед ним фигуры Рубенса, — что Бенни вполне верно уловил суть момента. Мы принялись за эту ленту не для того, чтобы кто-то навязывал нам свою волю.

— Наверное, ты не понял, о чем я говорю, Майкл, — возразил Рубенс. — Если бы вы, ребята, взяли ситуацию под контроль вместо того, чтобы позволять художнику-оформителю заказывать неоновую иллюминацию стоимостью в четверть миллиона...

— Ты видел этот дубль? — завопил Понделл. — Он чертовски хорош!

— Если бы вы подходили к делу ответственно, — продолжал Рубенс так, словно его никто не перебивал, — то никто бы ничего вам не навязывал.

— А ты видел сцену, о которой идет речь? — Кроуфорду с каждой секундой становилось все труднее сдерживать себя.

Рубенс кивнул.

— Она не стоит полумиллиона баксов, потраченных вами в тот день.

— Сколько же она, черт возьми, по-твоему стоит? — поинтересовался Понделл.

— Ее вообще не следовало снимать, — последовал ответ.

— Мне кажется, Бенни, мистер Рубенс слегка преувеличивает, чтобы подчеркнуть значение своих слов. — Кроуфорд медленно поднялся по ступенькам из углубления, в котором стояла кушетка. — Теперь, когда он надлежащим образом высек нас, мы вполне вольны уйти.

— Майкл, — осторожно сказал Рубенс, — ты все еще не понял. Никто не уйдет отсюда, пока бюджет всего фильма не будет пересмотрен. В съемочной группе надо навести порядок.

— Ты сошел с ума! — заорал Понделл. — За кого ты нас принимаешь!..

— Погоди! — Кроуфорд положил руку на плечо партнера. — Я хочу внести ясность. Ты ставишь нам ультиматум? — обратился он к Рубенсу.

— Всего лишь говорю о том, что необходимо сделать, ребята, — уклончиво заметил тот. — Любой продюсер, ценящий свои деньги, поступил бы точно так же.

— О, господи, что за ахинею он несет! — Понделл был вне себя. — Я вовсе не обязан соглашаться на это.

Рубенс не удостоил его ответом, и после некоторой паузы заговорил Кроуфорд.

— Я склонен думать, Рубенс, что Бенни прав. — Он как-то по-особенному жалостливо улыбнулся. — Если мы прекратим работу над фильмом, ты попросту не досчитаешься десяти миллионов. — Он наклонил голову на бок. — Мне кажется это многовато для тебя. К тому же, если это произойдет, мы просто отправимся на «Уорнес». Они были готовы просто землю грызть, чтобы заполучить нас.

— Да, — Рубенс согласно кивнул головой. — Были, — ледяной тон, которым были произнесены эти слова, поразили Дайну. Кроуфорд же, в свою очередь, попытался просто отмахнуться от угрозы, таившейся в них.

— В любом случае, все сводится к деньгам.

— Возможно, — признал Рубенс. — Но вам не удастся найти работу на «Уорнес». Так же, как и на «Твентиз», «Коламбиа», «Парамаунте», «Филмвэйс», «Ю-Эй» ни в любом другом месте.

Понделл повернулся к Кроуфорду, и запустив пальцы в свои спутанные и грязные волосы, протянул:

— Я не пойму, о чем толкует этот ублюдок? Кроуфорд стоял неподвижно лицом к лицу с Рубенсом. Он вовсе не собирался сдавать свои позиции.

— Не бери в голову эти пустяки... — начал он.

— Пустяки! — взорвался Понделл.

— Бенни, он блефует.

Рубенс указал пальцем через плечо.

— Скатертью дорога, приятель.

— Ну, ну, ты неплохо держишься, Рубенс. Очень даже неплохо. Эй-Би-Си попытались проделать с нами то же самое по окончании первого сезона, когда мы потребовали большие суммы. В конце концов, мы имели на это право. Они здорово нажились на нас, и я думаю, ты согласишься: мы были вправе рассчитывать на соответствующую компенсацию. — Он опять наклонил голову. — Нет? Неважно. Они тоже не соглашались, но потом пошли на попятную, разумеется. У них ведь не оставалось выбора: им грозили слишком большие потери. — На его лице вновь появилась кроличья улыбка. — Так же, как сейчас тебе. Десять миллионов — не шутка.

— Я спрашиваю вас в последний раз, — произнес Рубенс так, словно не слышал ни единого слова, произнесенного Кроуфордом. — Собираетесь ли вы вместе со мной заняться пересмотром бюджета «Над радугой»?

— Рубенс, ты совершаешь очень большую ошибку, — холодно ответил Кроуфорд. Глядя на его стиснутые губы, Дайна решила, что хладнокровие начало изменять ему. — Мы уходим. Но когда ты вновь захочешь встретиться с нами, а мы оба — и ты, и я — знаем, что это непременно случится, нам придется заключить новый контракт. На большую сумму и с добавлением определенных пунктов. Не знаю, каких именно. Относительно этого ты должен будешь поговорить с нашим адвокатом. Тебе придется заплатить за подобное обращение с нами.

Он остановился, наблюдая за тем, как Рубенс, подойдя к столику у камина, снял верхнюю коробку с ближней стопки.

— Знаете, что это такое? — поворачиваясь к собеседникам, поинтересовался Рубенс.

— Жестяная банка с дерьмом, — Понделл фыркнул. — Пленка, пленка, пленка: мы имеем с ней дело каждый день.

Рубенс, перевернув коробку, показал им лицевую крышку.

— Постой-ка, — воскликнул Понделл. — Да ведь это, черт возьми, наш фильм. Давай его сюда немедленно, козел!

Кроуфорд, однако, удержал его на месте.

— Что собираешься делать с ней, Рубенс? — он не мог сдерживать презрения в голосе.

Сняв крышку, Рубенс вынул катушку с пленкой, намотанной до самого ободка.

— Бросить в огонь. Что мне еще остается? — он пожал плечами.

— Перестань, Рубенс, — насмешливо протянул Кроуфорд. — Ты ведь не думаешь всерьез, что мы поверим, будто ты уничтожишь фильм. У тебя в руках только что проявленные негативы...

Он не закончил, потому что в этот миг, мучаемый подозрениями, Понделл бросился вперед. Схватив катушку, он залез пальцами под ободок и, отмотав немного пленки, взглянул на нее. Его хриплый вопль, раздавшийся мгновенно спустя, походил на выстрел из пистолета.

— Святая матерь божья, господи Иисусе! Он говорит правду!

Кроуфорд ринулся к камину и вцепился в катушку, вырывая ее из рук коллеги.

— Дай мне взглянуть! — Улыбка бесследно исчезла с его лица, а кожа приобрела странный сероватый оттенок. Он уставился перед собой в пустое пространство. — Боже милостивый, это она!

Рубенс забрал у него катушку.

— Не делай этого! — закричал Кроуфорд. Однако уже было поздно. Катушка, вылетев из пальцев Рубенса, упала плашмя сверху на аккуратно уложенную кучу дров в камине. Огненный язычок лизнул металлический обод.

— О, господи! — Кроуфорд закрыл лицо руками. Не помня себя, Понделл упал на колени перед камином. Красноватые отсветы запрыгали по его лицу, когда он потянулся дрожащими пальцами за горящей пленкой. Он громко вскрикнул, поморщившись, когда пламя обожгло ладони, но не отступил. Потом он вскрикнул еще раз, и Дайне пришлось с силой оттащить его от огня. Она увидела, что Понделл всхлипывает. Между тем камин разгорался, и внутри него черные клубы резкого и удушливого дыма поднимались к отверстию трубы.

— Рубенс, — страдальчески взмолился Кроуфорд, — сделай что-нибудь, ради всего...

Рубенс приблизился к камину и, быстро сунув внутрь руку, вытащил катушку из огня. Он бросил на ленту почти беззаботный взгляд, однако лишь Дайна заметила это.

— Не знаю, удастся ли ее спасти, Майкл, — задумчиво протянул он. — Просто ума не приложу, как сделать это.

— Наверняка есть способ.

— Потребуется долгая и кропотливая работа. Предстоит много подчистить и все такое. Этому декоратору придется уйти.

До сознания Кроуфорда наконец дошло, о чем говорит Рубенс. Он поднял голову.

— Скотина, — тихо произнес он; пережитое потрясение вконец обессилило его. — Скотина.

— Единственное препятствие, мешающее нам договориться, это ваше зло, — мягко сказал Рубенс. — Вы ведь на самом деле очень талантливые ребята.

Поздно вечером после того, как они ушли, Дайна, лежа в постели возле Рубенса и чувствуя, как блаженная дремота сковывает ее тело, повернулась на бок и спросила: «Ты и вправду мог бы сжечь пленки, Рубенс?»

— Конечно. Я всегда держу слово, — сказав это, он вдруг начал смеяться. Его смех походил на крошечный ручеек, постепенно разрастающийся, превращаясь в широкую полноводную реку, несущую свои воды в открытое море. — Но, видишь ли, это не имело бы значения. Их фильм был только на первых двухстах метрах, а остальное, как правильно угадал Кроуфорд, просто экспонированные негативы. Мусор.

Эль-Калаам приказал привести Дэвидсона и Маккиннона. Очутившись в комнате, англичане застыли в оцепенении при виде ужасной сцены: на полу в центре «парилки» лежал труп Бока, а в двух шагах от него, опустив голову, стояла на коленях Сюзан. Тело промышленника было залито кровью, так же как и все пространство вокруг него.

— Это достойно решительного осуждения, — заявил Маккиннон, тряся седой головой. — Исключительно бесчестное и бессовестное злодеяние.

— Всего лишь политическая необходимость, — возразил Эль-Калаам, неторопливо прикуривая сигару. — Вам двоим должно быть хорошо известно, что это такое.

— Мне известно лишь то, что здесь совершилось обычное убийство, — парировал Дэвидсон. — Я склонялся к тому, чтобы сочувствовать палестинскому народу в данном случае. — Он поежился. — Теперь я сомневаюсь в правильности такого выбора. Вам удалось убедить Эмулера, но он просто слишком молод и наивен.

— Мы на войне, — гневно воскликнул Эль-Калаам, — и вынуждены поступать так. На карту поставлены наши жизни.

— Подобным способом нельзя...

— Убивать не в чем неповинных людей..., — вставил Маккиннон.

— На войне не бывает невиновных... потери неизбежны, а погибнуть может каждый. Заберите его отсюда, — он указал на тело Бока, — и положите у парадной двери. Малагез проводит вас. Пусть израильские собаки подберут эту падаль: он все-таки сослужит нам службу, вопреки собственному желанию.

Повинуясь жестам Малагеза, для верности вытащившего пистолет из кобуры, они нагнулись, подхватили труп Бока на руки и понесли его к выходу.

Эль-Калаам разжал руку, высвобождая плечо Хэтер, и она приблизилась к Сюзан. Наклонившись, она нежно обхватила руками черноволосую голову девушки и, приподняв ее, заглянула в лицо. В тот же миг она испуганно вскрикнула, увидев перед собой остекленевшие глаза, темные и ничего не выражающие.

— Сюзан, — прошептала Хэтер. Выждав пару секунд, она позвала громче. — Сюзан! — Сюзан не откликалась, и взор ее оставался все таким же неподвижным.

— Боже мой! — вскричала Хэтер. — Посмотрите, что вы сделали с ней. Она мертва.

Фесси лениво, точно нехотя, протянул руку и обвил ее вокруг талии ошеломленной Хэтер.

— Не суй нос не в свое дело, — сказал он. Девушка подняла голову.

— Ты — животное. Чудовище. Убери от меня свои лапы! — ее лицо вспыхнуло от гнева.

Фесси хихикнул и, положив руку Хэтер на грудь, стиснул ее.

— В любом случае ты мне нравишься больше, чем она.

— Оставь ее в покое, Фесси, — приказал Эль-Калаам и, дотянувшись до девушки, вырвал ее из рук подчиненного. Засопев, он повернул ее спиной к Сюзан. — Забудь о ней. Она — ничто.

— Да, — сказала Хэтер, глядя ему прямо в лицо. — Теперь я понимаю. Она послужила своей цели. Не так ли? И стала для тебя всего лишь падалью.

— Она превратилась в падаль в тот миг, когда переступила порог этой комнаты, — ответил Эль-Калаам. Он вытащил сигару изо рта и приблизил свое лицо к лицу девушки. — Однако падаль все еще может принести кое-какую пользу, а? Например, ею можно питаться.

— Но ведь она — человек. У Хэтер в глазах стояли слезы. — Она заслуживает, чтобы ее...

— Иди и позаботься о муже, — прервал ее Эль-Калаам. Он говорил очень тихо. — Он уже должно быть изголодался.

Выпустив ее кисть, он подал знак Рите, которая молча последовала за Хэтер.

— Мне нужно в ванную, — сказала Хэтер, когда они вышли в коридор. Рита кивнула.

Из-за отсутствия двери, а стало быть и какой-нибудь возможности уединиться, Хэтер почувствовала себя крайне неловко. Очутившись внутри, она обернулась и с удивлением обнаружила, что Рита продолжает неуклонно следить за ней.

— Ты не могла бы подождать снаружи? — поинтересовалась Хэтер.

Рита взглянула на нее.

— Нет, не могла бы, — холодно ответила она, отрицательно покачав головой. — Лучше, чем болтать, поторапливайся. Я даю тебе на все две минуты.

Мгновение Хэтер стояла на месте в нерешительности, но потом направилась к бачку. Ее лицо медленно покрывалось розовой краской, когда она заметила, что Рита вовсе не собирается даже отворачиваться.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила там Рейчел, прижавшуюся к телу Бока. Плечи девочки судорожно вздымались и опускались. Приблизившись, Хэтер ласково обняла Рейчел.

— Он был для меня вторым отцом, — сказала та, пытаясь утереть слезы на глазах. — Он был так добр ко мне. — Она повернулась к Хэтер. — Что они сделали с ним?

— Ты должна забыть его, Рейчел. Он мертв.

— Скажи! — яростно потребовала Рейчел. — Я должна знать правду.

— Нет, — ответила Хэтер, — не надо. Она помогла девочке подняться и увела ее в сторону от тела.

— Помни его живого, — сказала она, — а не мертвого.

— Я больше не буду плакать, — прошептала Рейчел, кладя руку на плечо Дайны. — Здесь, у них на глазах.

На пороге гостиной возник Малагез. Приблизившись к ним, он взял девочку за руку.

— Ты нужна Эль-Калааму, — сказал он. — Он собирается звонить твоему отцу. — Он слегка подтолкнул Рейчел вперед, и через несколько мгновений они исчезли за дверью.

Хэтер подошла к Джеймсу, сидевшему все на том же месте. Он не шевелился, и хотя раны перестали кровоточить, лицо его было бледным как полотно. Хэтер заметила, что ему трудно дышать.

— О, Джеми! — Она опустилась на колени подле него. — Если бы я только могла сделать что-нибудь. Я чувствую себя такой беспомощной.

Он открыл глаза.

— Ты можешь сделать кое-что.

— Что? — Ее лицо выражало смятение и тревогу. — Говори, я сделаю все, что угодно.

— Пообещай, что ты не сдашься... даже после того, как я умру.

Хэтер погладила его по щеке.

— О чем ты говоришь? — Хэтер попыталась рассмеяться, но смех ее тут же сменился сдавленными рыданиями. — Ты не умрешь. Нет.

— Перестань, у нас нет времени на подобные глупости. — Джеймс пытливо всматривался в ее глаза. — Обещай мне, Хэтер. Ты должна сделать это.

Она разревелась.

Джеймс, с трудом подняв руку, сжал запястье Хэтер.

— Обещай мне, черт возьми!

Глаза ее распахнулись, и слезы хлынули из них.

— Обещаю, — тихо сказала она.

Джеймс шумно выдохнул и облегченно откинулся назад, прислоняясь спиной к книжной полке. Он утомленно закрыл глаза, но тут же вновь открыл.

— Хорошо, — шепнул он. — Очень хорошо. — Он дотронулся до ее плеча. — Теперь ты должна выслушать меня...

— Позволь, я принесу тебе поесть. Я сварила суп для тебя. Тебе нужно...

— Забудь про это сейчас! — Его взгляд на мгновение вспыхнул, а голос прозвучал хоть и тихо, но достаточно свирепо, чтобы Хэтер тут же беспрекословно подчинилась. Она огляделась вокруг. Сзади нее возле софы стояли Маккиннон и Дэвидсон. Их кисти рук вновь были стянуты веревками. Постояв некоторое время, они оба, не сговариваясь, уселись на софу. Рене Луче, сидевший у камина, с холодным безразличием взирал на своего атташе, что-то оживленно говорившего Рудду. Он пытался обращаться и к государственному секретарю тоже, но Томас, тяжело плюхнувшись в кресло, уткнулся лицом в колени и оставался глух ко всему, что происходило вокруг.

— Ты должна уяснить себе некоторые вещи, Хэтер, — сказал Джеймс. — Тебе нельзя игнорировать этих негодяев или верить хоть единому их слову. Если Эль-Калаам говорит, что за окном день, знай, что там ночь. Если он обещает тебе, что все будет в порядке, готовься получить пулю в лоб. Он скажет тебе все что угодно, если это помогает осуществить его замысел. Перед людьми вроде него стоит одна дилемма: убивать или быть убитым самому. — На другом конце комнаты Эмулер, встав с места, направился к софе, намереваясь побеседовать с английскими парламентариями. Джеймс посмотрел на жену. — Ты должна убить его, чтобы спасти собственную жизнь.

— Но, Джеми...

— У тебя нет другой альтернативы, Хэтер! — их лица почти соприкасались, и Хэтер видела слезы, блестевшие в уголках его глаз. — Ты все еще не понимаешь? Эль-Калаам ошибается. У тебя должно найтись достаточно мужества. Ты обязана сделать то, что в глубине души сама считаешь необходимым.

— Джеми, я не знаю как...

— Его сила заключается в полном контроле над своим окружением. Однако стоит этому контролю ослабеть, его могущество пошатнется.

В это мгновение в гостиную вошли Эль-Калаам и Фесси. Фесси приблизился к парадной двери и, чуть приоткрыв ее, негромко свистнул. Через считанные секунды на пороге возникла фигура террориста, несшего охрану снаружи дома. Фесси о чем-то тихо переговорил с тем, после чего обернулся к Эль-Калааму.

— Все готово, — сказал он. — Он знает, куда положить его.

Эль-Калаам кивнул и бросил остаток сигары в холодный камин. Двое из его людей в это время, подхватив тело Бока, потащили его к выходу. Фесси отворил перед ними дверь ровно настолько, чтобы они могли протиснуться наружу.

— Хассан покажет вам дорогу, — сказал он им. Малагез привел Рейчел назад в гостиную. Кожа на ее лице казалась белой, а губы были плотно сжаты. Она старательно избегала смотреть на Эль-Калаама.

— Пусть она посидит с ними, — обратился тот к Малагезу, указывая на коленопреклоненную Хэтер. — Меня уже тошнит от нее. Предоставим женщинам самим позаботиться о себе.

Малагез грубо толкнул девочку в спину, и та, спотыкаясь и теряя равновесие, полетела вперед в сторону Хэтер. Она попыталась удержаться на ногах, но тщетно. Широко раскинув руки, она упала и ударилась головой о пол.

— A-a-a! — закричала она.

— Рейчел! — воскликнула Хэтер. Внезапно она услышала короткий сдавленный звук. Обернувшись она увидела, что Джеймс задыхается. Его лицо приобрело землистый оттенок, губы посинели. Из его приоткрытого рта вырывались предсмертные хрипы.

— О, Джеми! — Обняв мужа, Хэтер принялась бережно укачивать его на руках. — Держись, Джеми! — повторяла она. — Потом, повернувшись к Эль-Калааму, закричала. — Сделайте что-нибудь! Разве не видите, что он умирает!

Эль-Калаам не тронулся с места. Он молча наблюдал, как Хэтер вздрогнула, и Джеймс, внезапно дернувшись в ее руках, вздрогнул и замер.

— Мои соболезнования, — промолвил в наступившей тишине бородатый предводитель террористов. — Он был солдатом, профессионалом. Мы понимали друг друга.

Хэтер, по-прежнему державшая тело мужа в своих объятиях, взглянула на него. Затем, закрыв глаза, она прижала голову Джеймса к груди и стала целовать его щеки, веки и губы.