Ванг Тау — Токио

Когда Кроукер вошел в вестибюль гостиницы «Холидей Инн», расположенной на углу авеню Род-Айленд и 15-й улицы, он тут же увидел ожидавшую его женщину. Волосы у нее были цвета воронова крыла, подстриженные аккуратным каре, лицо в форме сердечка, наполовину скрытое под темными очками с зеркальными стеклами. Свитер из ангоры, розовый, как жевательная резинка, и короткая плиссированная юбка, темно-голубая, словно небо в сумерки, облегали ее довольно стройную фигурку. Женщина стояла, опираясь на конторку у окошка администратора, и как только детектив к ней подошел, передала ему толстый пакет.

— Сэмюэль Джонсон, если не ошибаюсь? — у женщины был сочный, низкий голос, чем-то напоминавший кошачье мурлыканье.

— Да. А вы?..

— Всего лишь голос на противоположном конце телефонной линии, — сказала женщина, наблюдая за тем, как он вскрывает конверт, затем спросила: — Может быть, нам стоит поболтать в каком-нибудь уединенном месте?

Кроукер недоуменно пожал плечами:

— А зачем, простите?

— Женщина кокетливо улыбнулась:

— Знаете, вы меня заинтриговали, а в последнее время мне что-то скучно...

— Вот как? — Детектив бросил оценивающий взгляд на ее ноги и отметил про себя, что они длинные и стройные. — А что, если вы внезапно понадобитесь?

— Тогда меня вызовут, — улыбнулась она. — Имея под рукой сотовый телефон, можно отлучиться на любое время.

— Кроукер быстро просмотрел документы и спросил женщину:

— И что вас, собственно, так во мне заинтриговало?

— Видите ли, просто хотелось узнать, почему вы просили, чтобы я уточнила номер машины моей сестры.

— Вашей сестры? — воскликнул Кроукер.

— Ну да. Тот «Ниссан-300» с откидным верхом — машина Веспер Архам. А меня зовут Домино, — она рассмеялась, оценивая, какой эффект произвели ее слова. — Вас, наверное, удивили наши имена. Дело в том, что отец был помешан на Джеймсе Бонде и назвал своих дочерей в честь героинь романов о нем.

— Хорошо, что он не назвал вас Пусси!

— Слава Богу! — рассмеялась женщина и снова кокетливо улыбнулась. — Ну, а как насчет того, чтобы угостить даму завтраком, а за ним рассказать, что вам нужно от Веспер?

В этот час выбирать особенно не приходилось, и Домино предложила ресторан «Четыре времени года» в Джорджтауне. Ресторан стоял в стороне от дороги, но как раз это и было им на руку.

Кроукер заказал апельсиновый сок, кофе, яйца и копченый окорок.

Домино пожелала черный кофе и жаренные дочерна госты.

— Люблю, чтобы гренки были хорошенько прожарены, а мясо — с кровью. Сама не знаю, почему. Есть у меня такая слабость, что поделать, — заметила женщина.

Когда официант удалился, детектив спросил:

— Что вам известно о сенаторе Ричарде Дедалусе?

— Не понимаю, какое отношение это имеет к моей сестре?

— Возможно, что никакого. Смотря что вы ответите.

Официант принес кофе и сок и снова скрылся за густой листвой растений, украшавших помещение.

Они сидели в зале для богатых посетителей, где кроме них было всего несколько человек. Ближайшим соседом был дородный коммивояжер, который колдовал над своим портативным компьютером. Он мог бы услышать их разве что с помощью направленного микрофона.

— Некоторое время я бывала в обществе сенатора, — проговорила Домино, отпивая кофе. — Естественно, по заданию. Полагали, что Ричард настолько влиятелен, что его можно прощупать только таким довольно ... нетрадиционным способом. Не проверять же его на детекторе лжи или на чем-нибудь еще в этом роде. И то, что я делала, было ему же во благо.

— Ну разумеется...

Домино скорчила недовольную гримаску.

— Думаете, я с ним спала или делала еще что-либо непристойное?

— Я этого не говорил.

— У вас и не было на то оснований, — твердо произнесла Домино, поставив чашку на стол. Принесли заказ, и Кроукер некоторое время молча наблюдал, как она крохотными кусочками поедает жареные гренки.

— Вы не могли бы снять ваши очки? — внезапно попросил он. — Вы спрятались за ними, как за маской, а это, согласитесь, не очень-то приятно...

Домино сняла очки, и он увидел широко поставленные изумрудно-зеленые глаза, точно такие же большие, как и пронзительно-васильковые глаза ее сестры.

— Мне нравится Ричи, — продолжила Домино. — Он умница и очень четко мыслит. Для его возраста это большая редкость.

Кроукер разбил яйцо, вылил желток в тарелку и, обмакнув в него ломтик ветчины, осведомился:

— У Дедалуса есть какие-нибудь, скажем так, странные друзья?

— В каком смысле?

— Каких обычно не бывает или не должно быть у сенаторов Соединенных Штатов.

— У Ричи много друзей.

Господи! Она называла его так фамильярно — Ричи! А ведь речь шла об одном из самых могущественных людей Америки! Кроукеру стало немного не по себе, но он продолжал расспрашивать женщину:

— Не было ли среди друзей сенатора Доминика Гольдони?

— А, это тот глава мафиозного клана, которого укокошили а прошлом году?

— Да, тот самый.

Домино тщательно вытерла пальцы салфеткой.

— Думаю, да. Помнится, я даже встречалась с его сестрой. Как ее зовут?..

— Мэрилин?

— Нет. Маргарита. Я ее прекрасно запомнила. Она произвела на меня хорошее впечатление: не похожа ни на одну из этих итальянских мафиозных принцесс, с которыми мне доводилось сталкиваться. Вы понимаете, о чем я говорю?

Разумеется, Кроукер понимал.

— Стало быть, Маргарита и сенатор встречались? И что же дальше?

Домино покачала головой:

— Нет, сначала вы ответьте на мой вопрос: что вам нужно от Веспер?

Кроукер промакнул салфеткой рот, сделал большой глоток кофе, потом сказал:

— Я видел ее прошлым вечером. У Моникера. Они с Маргаритой сели в черный «Ниссан» с откидным верхом и уехали.

— Куда?

— Не знаю.

— А Ричи?

— Маргарита приехала в стрип-бар в лимузине сенатора Дедалуса.

— Стало быть, вы следите за сестрой Гольдони?

— Нет. Меня интересует кое-кто другой. Этот человек тоже был у Моникера. — Кроукер совсем не был намерен рассказывать этой женщине правду. Лиллехаммеру он тоже доверял до определенного момента, а тот его предал.

Домино, обдумывая ответ, долго смотрела на пышную растительность и наконец проговорила:

— Моя сестра незадолго до смерти Леона Ваксмана работала на него.

— А я работал на Уильяма Джастиса Лиллехаммера.

— В самом деле? Как же случилось, что вы не познакомились? Ведь Лиллехаммер работал под началом Ваксмана.

— Точно. В том же агентстве. Меня завербовали во время боевых действий. Но мне так и не пришлось побывать у него в офисе. По правде говоря, я и не знал, что у него есть офис.

Домино надменно надула губы.

— А вы уверены, что секретные коды достались вам законным путем? Как-то не хотелось бы думать, что я передала сведения перехватчику.

— Лиллехаммер взял меня на работу в качестве внештатного сотрудника, чтобы я разобрался в причинах смерти Доминико Гольдони.

— И вы до сих пор с этим возитесь? Я слышала, что Гольдони убил какой-то чокнутый вьетнамец, который имел на него зуб — Дьюк или как его там...

Кроукер не смог сдержать улыбки:

— До Дук. Но до сих пор не выяснено, кто его нанял. Я подозреваю, что это был Ваксман.

— Имеете основания. Особенно, если учесть, что Ваксман вдруг оказался человеком по имени Джонни Леонфорте.

Становилось все более очевидно, что женщина эта не из числа простых клерков. Она была хорошо осведомлена, а главное, сообразительна. После секундного раздумья Кроукер спросил:

— Как случилось, что Дедалус нанял именно Ваксмана?

— Тот получил хорошие рекомендации.

— От кого?

— Откуда мне знать... — Домино еще раз изучающе посмотрела на детектива. — Может быть, и от Веспер.

— Вот и еще одна причина, по которой мне необходимо с ней встретиться.

Женщина наклонилась к детективу и тихо спросила:

— Скажите правду, за кем вы следили у Моникера?

— Боюсь, это информация для строго определенного круга.

Домино отшатнулась, встала и с решительным видом бросила:

— В таком случае, боюсь, что я ничего не смогу сообщить вам по поводу Маргариты и сенатора.

— Сядьте. Пожалуйста.

Она неохотно выполнила его просьбу. Кроукер понял, что женщина перехватила у него инициативу, однако поддаваться эмоциям было нельзя. Бороться с мужчиной ему было бы легче, он знал бы, как поступать, тут же оказался в некотором замешательстве. Наконец решил подбросить ей смесь правды и лжи:

— Дело в том, что Лиллехаммер нанял меня, потому что в его разведагентстве есть предатель. Или несколько предателей. Он предупреждал, чтобы я не доверял никому. И я до сих пор убежден, что это был разумный совет.

— Не совсем. Если вы хотите, чтобы расследование принесло какие-то плоды, однажды придется кому-то довериться.

Она была, конечно, права, но как же Кроукеру не хотелось этого признавать!

— Меня интересуют взаимоотношения Доминика Гольдони и сенатора Дедалуса. Если я не буду этого знать, то не смогу продолжать расследование — оно превращается в бессмыслицу.

— Согласна. Но если вспомнить, что Дедалус возглавлял подкомиссию, которая регулировала грузовые перевозки между штатами и муниципальное строительство, то станет понятным, почему Гольдони подмазывался к сенатору.

— И Маргарита заняла опустевшее место в этом тандеме?

— Полагаю, что так. Ничем другим я не могу объяснить ее желание встретиться с Дедалусом, — сказала Домино, одарив детектива игривой улыбкой. — Вот видите? Немного доверия — оказывается, это не так уж страшно, правда?

Николас открыл глаза и увидел перед собой белую пелену. Он заморгал, но пелена не спала, на глаза навернулись слезы. Затем он услышал звук собственного дыхания... Все вокруг было белым как молоко, словно он, невесомый, парил внутри облака. Резкий вскрик чайки вывел его из полузабытья, и шум прибоя проник в его помутневшее сознание. Николас понял, что находится на берегу океана. Но где именно?

— Не знаю, как вы, а я часто вижу один и тот же сон, — донесся откуда-то женский голос, — будто нахожусь внутри какого-то дома — офиса или частного владения — впрочем, это неважно... Вокруг множество людей — я не вижу их, но чувствую их присутствие. Оно словно холодный лед, который касается моей кожи. Понимаю, что мне нужно спрятаться от этих людей, но не знаю, куда и почему это надо сделать. С вами такое бывало?

— Нет, мне никогда не снилось ничего подобного.

— А мне — постоянно.

Разговор шел по-японски, и Николас сразу узнал голос Сейко. Но с кем она разговаривала? Судя по интонациям, это был интеллигентный мужчина.

О дно стеклянного сосуда звонко ударилась льдинка, зашуршала простыня, и тут Николас увидел, что над его кроватью натянута белая москитная сетка, отчего и казалось, что он находится внутри облака.

— Что же происходит в вашем сне дальше? — спросил мужчина.

— Я пытаюсь куда-то спрятаться, бегу по коридорам, но выхода нет. Отчаянно бьюсь о стены. И когда меня уже почти настигает погоня, сворачиваю за угол, протягиваю руку к потолку и нахожу в нем люк.

— И вот вы в безопасности.

Послышался легкий шелест материи, повеяло запахом духов и Николас почувствовал, что Сейко прошла мимо его кровати.

— Нет, меня все равно ловят в каком-то темном углу.

— Знаете, я не поклонник теории Фрейда, но...

— Понимаю, понимаю. Вы имеете в виду, что этот сон — воспоминание о рождении. Таково одно из объяснений.

— А вы что сами обо всем этом думаете?

— Мне кажется, меня преследует стыд за то, что я делаю.

Мужчина рассмеялся.

— Вы серьезно?

— Возможно, нет. Но разве в глубине души я не могу испытывать чувство стыда? Вот оно и мучает меня по ночам.

— Хотелось бы верить.

Николас застонал.

— Он очнулся, — сказала Сейко, затаив дыхание. — Слава Богу!

— Я же говорил, что это долго не продлится.

— Откуда вы знали? — она подошла к кровати и устремила на Николаса нежный, радостный взгляд.

— Слава Богу, — проговорила она с облегчением, ее рука бережно погладила его лоб. Потом девушка наклонилась к Николасу и поцеловала его.

— Где я? — хрипло спросил Николас.

— Бога ради, дайте ему лучше воды, — проворчал мужчина. — Поцелуи могут подождать!

Сейко, опустившись на колени, поднесла Николасу стакан холодной воды, и тот жадно припал к нему.

— Помогите мне сесть, — попросил Николас. Щекой он ощущал плечо Сейко. Оно было холодное, словно вылепленное из гипса.

— Лучше пока полежи, — возразила она.

— Перестаньте трястись над ним, словно маменька над любимым сыночком, — приблизился мужской голос. Очевидно, его обладатель тоже подошел к Николасу. — Если он говорит, что хочет сесть, значит, действительно может. Я же убеждал вес, что все обойдется...

Николас скорее почувствовал, чем увидел, что Сейко обернулась к мужчине. Ему тоже хотелось взглянуть на незнакомца, но какое-то странное чувство подсказывало ему, что сделать это нужно только тогда, когда он встанет на ноги.

— Где мы? — спросил он Сейко, которая помогла ему подняться с кровати.

— Не беспокойся! Ты в полной безопасности.

К своему удивлению, Николас обнаружил, что он одет лишь в купальный костюм.

— Взгляните-ка, — заметил незнакомец. — Все великолепные ссадины и синяки, которые были у него на теле, почти уже исчезли.

Николас знал, что этим он обязан своим необыкновенным способностям. Его тау-тау помогло ему быстро поправиться, даже несмотря на то, что он находился в бессознательном состоянии.

— Черт побери, кто вы такой? — резко спросил Линнер мужчину.

— Познакомьтесь, это Тати Сидаре, новый оябун клана Ямаути, — поспешила представить Сейко незнакомца.

Николас отметил, что поклон Сидаре был подчеркнуто короток — словно этим жестом он стремился выразить весьма ограниченное уважение к новому знакомому.

— Я знаю, как ты относишься к якудзе, — сказала Сейко, — но что делать? Необходимо было обратиться к человеку, которому можно доверять...

— Значит, вы наследник Томоо Кодзо, — обратился Николас к Сидаре.

Оябун улыбнулся одними губами. Он был молод — возможно, чуть старше тридцати, высок, с алчным взглядом черных глаз. Узкое продолговатое лицо, аккуратный нос с чуткими, чуть подрагивающими ноздрями — пожалуй, они чрезмерно напоминали женские. Во всем облике Сидаре таилась еле сдерживаемая угроза, словно это был не человек, а пылающий очаг за крепко запертой заслонкой. Что-то говорило Николасу: тот, кто попытается открыть эту заслонку, подвергнет себя серьезному риску.

— Я уже чувствую, как грехи моих предшественников сжигают заживо мое тело, — произнес Сидаре тоном, ни на секунду не позволявшим поверить в искренность его слов.

«Вот он, представитель нового поколения якудзы, — подумал Николас, — самоуверенный, дерзкий, высокообразованный, спокойно занимающийся своей деятельностью при полном попустительстве закона».

Осанка и манеры этого человека говорили о том, что он — в отличие от Кодзо или Тёсы, «людей с улицы», — выпускник солидного университета, вовсе не чуждается общения и даже может быть весьма демократичным. Не то что надутые спесью старые оябуны.

— Я вижу, вы прекрасно справились с выпавшими на вашу долю испытаниями, — заметил Тати.

— Ты спас нас обоих, Николас, хотя я до сих пор не пойму, как ты это сделал, — проговорила Сейко. — Я почувствовала, как ты закрыл меня своим телом, потом... воздух вдруг стал горячим и жидким, как будто бы мы погрузились в расплавленный воск, Я потеряла слух и зрение. Меня охватил ужас. Я попыталась вырваться из этого воска, но тут сверху обрушился страшный удар, и я решила, что нас сейчас разорвет на куски. Раздался протяжный вой, и в этот момент я потеряла сознание.

Пока Сейко говорила, Сидаре прохаживался по полированной плитке пола, залитой солнечным светом. На нем был элегантный бежевый костюм свободного итальянского покроя. Николасу становилось все труднее не замечать его присутствия.

— Я использовал тау-тау, — ответил он девушке, — постарался создать...

— Что-то вроде щита?

— Нет, не совсем. Представь себе реактивный самолет или гоночный автомобиль. Встречный поток воздуха обтекает его со всех сторон. А теперь на месте автомобиля вообрази два человеческих тела. Я прошел через взрывную волну почти так же, как автомобиль — сквозь набегающий воздушный поток.

Сидаре подошел к Линнеру и встал рядом с ним, и тут Николас увидел, что в его блестящих черных глазах не появилось никаких чувств, они были холодными и пустыми. Тати наклонил голову набок и произнес уже знакомым официальным тоном:

— Мне рассказывали, Линнер-сан, что вы изучали айкидо. А вам знакомо искусство джиу ваза?

— Тати... я ведь просила...

— Не беспокойся, Сейко, — перебил ее Николас. — Оябун сделал первый шаг, значит, он сознательно выбрал этот путь.

Но Сейко не желала допускать, чтобы Тати пренебрег ее предостережением.

— Мы так не договаривались, Тати, — сказала она взволнованно. — Я прошу вас перестать играть мускулами, здесь для этого сейчас не место и не время.

— Успокойтесь, Сейко.

Николас посмотрел на Сидаре с возрастающим интересом. Этот человек заставил Сейко замолчать одной-единственной фразой. Чем это объяснить — благоговейным страхом женщины перед одним из трех оябунов якудзы, входящих в тайный совет Годайсю, или уважением к мужчине, который ей небезразличен?

— Сожалею, но не могу предложить вам традиционного облачения бойца айкидо, — продолжал Сидаре, — у меня под рукой нет ни ги, ни накамы. Впрочем, ваш купальный костюм вполне подойдет. Выйдем на пляж?

— Что вы делаете, Тати? Николас проспал целых тридцать три часа, только что пришел в себя, а вы предлагаете ему сражаться? — скорее с укором, чем с мольбой проговорила Сейко. — Что творится с вами, Сидаре?

— Я же сказал — успокойтесь.

Они вышли из комнаты. Красный диск солнца висел над самым горизонтом. Вечерний бриз покачивал пальмы; влажный воздух постепенно становился прохладнее. Небо приобрело тот самый желто-голубой оттенок, который вызывал в памяти Николаса пейзажи Вьетнама; зеленые волны с силой обрушивались на широкую полосу белого песчаного пляжа.

Линнер попытался найти на берегу какой-нибудь ориентир, который помог бы ему определить, где они находятся, но не успел этого сделать: Сидаре нанес ему предательский удар ниже пояса, который Николас лишь частично сумел парировать. Он стал медленно оседать на песок. И в этот момент Сидаре железной хваткой схватил его правое запястье, вывернул его, и используя энергию падения соперника, с размаху бросил его наземь. Боль пронзила тело Николаса, и он внезапно обрадовался — эта боль была сигналом к пробуждению. Он слишком долго спал, К тому же из-за сильнейшей концентрации и выброса энергии, которые помогли ему во время взрыва спасти себя и Сейко, он потерял много сил и еще не успел восстановиться. Поэтому даже боль его обрадовала, напомнив, что он все еще жив.

Николас покатился по песку, уклонившись от ноги Сидаре, которая чуть не обрушилась на его ребра. Затем попытался сбить соперника «ножницами», но тот изящно уклонился от удара, будто исполнял танцевальное па. Они сражались довольно долго, пока, наконец, Николас сумел нанести оябуну сильный удар по почкам. Сидаре охнул, захрипел от боли, покатился по песку, но быстро встал на ноги и выбросил вперед правую кисть, в которой был зажат короткий изогнутый дротик. Тати, видимо, прятал его под одеждой. Еще мгновение — и противник раздробил бы Николасу руку.

Тогда Линнер направил на врага свою психическую энергию. Рука Сидаре застыла в воздухе, и Николас ребром ладони, словно лезвием меча, нанес по запястью оябуна страшный удар.

Сидаре, вскрикнув от боли, отступил, уронил дротик и устремил свой вороний взгляд на соперника. Духовные сущности двух этих людей, невидимые взгляду непосвященного наблюдателя, столкнулись, и Николас понял, что Сидаре тоже тандзян! Обладателей духовных, сущностей было так мало, что после смерти Кансацу, его наставника, он тщетно тратил время в поисках хотя бы одного высокоразвитого сознания, И вот наконец нашел его здесь, на неведомом океанском берегу! Линнера охватило пьянящее чувство радости, которое тем не менее было смешано с глубокой безотчетной тревогой. Сидаре наклонился, поднял дротик и протянул его Николасу, затем отвесил ему глубокий церемониальный поклон.

— Томоо Кодзо был глупец, — произнес он тоном, не допускавшим возражений. — Вы оказали нам большую услугу, убив его. По крайней мере, можете считать меня своим должником.