2

Лоза

Они выстрелили почти одновременно, и через мгновение пролетавший над колючей кроной сэсалового дерева голоног упал на землю. Из округлой желто-синей грудки торчал металлический стержень.

Аннон победно вскинул кулак над головой. Но Курган, сделав грубый жест в направлении друга, бросился вперед через заросли сэсалов, где они устроили утреннее логовище, ибо среди в'орннов было хорошо известно, что роскошные голоноги устраивают гнезда на вершинах древних деревьев.

— Ага, моя добыча! — выдохнул Курган. Он выдернул окровавленный кодированный стержень из груди мертвой птицы, засунул обратно в терциевое звено на левом предплечье. — Видишь превосходство в'орннской технологии? — Он встряхнул большой ясеневый лук Аннона. — Почему тебе обязательно надо дурачиться с жалким, отсталым кундалианским оружием — загадка для меня.

— Это был эксперимент, — сказал Аннон.

— Неудачный эксперимент. Видно с первого взгляда. Курган пронзил мертвого голонога узким треугольным клинком, который всегда носил с собой. Это было его главное сокровище, единственное оружие, до которого он не разрешал дотрагиваться даже Аннону. Хотя Аннона это не слишком заботило: он вообще недолюбливал в'орннское оружие.

— Ашеры славятся любовью к кундалианам, а? — хмыкнул Курган.

— Почему ты все время заговариваешь об этом? — сухо спросил Аннон.

— Тебя воспитывает кундалианка. Это неестественно. Все, чему она учит тебя, так же неполноценно, как этот ее лук. Такое воспитание когда-нибудь выйдет тебе боком.

Аннону не хотелось развивать эту тему, и он коснулся собственного звена.

— Ты слишком полагаешься на окумммон.

— А почему бы и нет? Он посмотрел за меня, рассчитал вектор полета птицы, скорость ветра, время полета до наносекунды. И выпустил стержень как раз в нужный момент. А что сделала для тебя эта кундалианская штучка? Благодаря окумммону добычу получил я, а не ты.

— Без всяких усилий. Мы и учимся так же, когда нас Призывают для подключения.

— Именно так, болван. — Курган с ухмылкой потер щетинистое древко стержня. Окумммон уже “усвоил” кровь голонога, разложив ее на питательные вещества, которые легко впитало его кровообращение. Он хлопнул друга по спине. — Окумммон дает нам преимущество. Мы, баскиры, единственная Великая каста, способная к единению. Гордись этим и пожалей геноматекков, которые только называются Великой кастой. Пожалей Малые касты: воинов-кхагггунов, инженеров-месагггунов, женщин-тускугггунов. Они все сото — те, кто не может быть Призван. Вот доказательство нашего превосходства.

— Для меня Призывание больше похоже на путы.

Курган кивнул:

— Чтобы покрепче привязать нас к гэргонам.

— Я не хочу быть привязанным к кому бы то ни было.

— Ты из Ашеров — династии, посвященной и помазанной гэргонами, Теми, Кто Призывает. Твой отец — второй в династии, ты унаследуешь ему, твой сын тебе — и так далее.

Аннон подумал о трех сестрах, которых он никогда не видел. Они жили в различных хингатта, где в разные годы жила их мать... да и матери он был практически лишен. Она умерла семь лет назад. В последний раз он видел ее незадолго до смерти; умирающая была в бреду и даже не узнала его.

— Я не хочу этого.

— Так уступи мне! — засмеялся Курган.

— Уступил бы, если бы мог.

Выражение лица Кургана изменилось, на нем отразилось глубокое сочувствие.

— Странные у тебя взгляды, Аннон Ашера! Ручаюсь, все идет от кундалианской колдуньи, которая присматривает за тобой. Ведь она даже научила тебя говорить и читать по-кундалиански.

— Это наш с тобой секрет, Курган. Курган фыркнул.

— Если бы твой отец знал, какой чепухой она забивает тебе голову, он бы врезал ей по интимнейшим местам!

— Отца, похоже, это воспитание устраивает, — ухмыльнулся Аннон. — Но она действительно показала мне кое-какие тайные кундалианские ходы во дворце и рассказала о деревне Каменный Рубеж в горах Дьенн Марр.

— О, кундалиане просто обожают всякие тайны. Да кому есть дело до их секретов, скажите, пожалуйста? Чему можно научиться у низших культур? — Он положил руку на плечо друга. — Я знаю, тебе трудно. Тебя воспитывает рабыня! О чем только думает регент? Люди болтают, будто она свела его с ума. До тебя эти сплетни, разумеется, не доходят.

Аннон потемнел.

— Я уже разобрался с счетттами.

— И при этом нажил кучу врагов. Совсем как твой отец.

— Отец не боится никаких врагов.

— Пожалуй. Но то, как он попирает традиции... Его кундалианка — всего лишь один пример.

— Если бы моя мать не Отступилась от Веры...

— Если бы твоя мать не Отступилась от Веры, ты бы никогда не оказался в хингатта лииина до мори. Она бы воспитывала тебя, как и твоих сестер, в хингатта фалла до мори. — Хингатта назывались общины из восьми в'орннских женщин детородного возраста. В этих общинах дети Великих каст рождались и воспитывались, покидая их через год после Каналообразования, когда они на постоянной основе присоединялись к Модальности через окумммоны. — Мы бы никогда не встретились, не стали бы друзьями. И я не получил бы возможности побить твои такие, ох, интимные места на охоте!

— Отец не одобряет нашей дружбы.

— Это бесит меня!

— Он считает, что твой отец подстрекает тебя вызнать секрет саламууун.

— Верно, наши отцы ненавидят друг друга, и все из-за этой дряни, — сказал Курган. — Но считать, что я послушаюсь его приказов!.. — Он засмеялся. — Веннн Стогггул может сгнить в Н'Луууре — мне плевать!

Курган взял голонога за шею и подвесил к остальным.

— Смотри, друг мой! Четыре голонога — и ни единой вонючей птички у тебя!

Аннон указал на двух маленьких четвероногих, висящих на ветке.

— Мне хватит пары ледяных зайцев.

— Ледяные зайцы, ха! Крошка мяса на длинных костях, да и та с привкусом кремния.

— А ты хорошо знал горький вкус кремния, не так ли, друг мой?

— Я? Спорим, кто вкусил больше кремния!

— Надо только договориться о ставках, — засмеялся Аннон.

— Три порции огнесортного нумааадиса.

— Лучше мутного раккиса.

— Кундалианского пойла? Он пахнет, как гнилые клеметты.

— Слишком крепко для тебя, да?

— Конечно, нет!

Шуточки такого рода продолжались бы и дальше, если бы Аннон не заметил уголком глаза что-то странное.

— Курган! — прошептал он, пригибаясь. — Курган, смотри! Вон там!

Курган присмотрелся. Брешь между деревьями образовала сверкающий треугольник солнечного света. И в этом треугольнике что-то мелькнуло. Курган подвинулся, чтобы получить лучший угол обзора, под ногой хрустнула сухая ветка. Аннон мгновенно зажал ему рот рукой, чтобы приглушить непристойное восклицание. Мальчики застыли.

В'орнны были безволосыми, с длинными коническими черепами и бледной, желтоватой кожей. Практически бесцветные глаза и темные губы отличали Аннона от Кургана, худое и угловатое лицо которого казалось еще более бледным из-за черных, как ночь, глаз. Оба видели, как в треугольнике света что-то движется. В молчаливом согласии, рожденном совместным воспитанием в лииинадо мори, друзья осторожно подобрались к опушке сэсаловой рощи. У обоих пересохли губы.

— Не могу поверить! — прошептал Курган.

— Вот так находка! — отозвался Аннон.

— Великолепно!

— Именно так я и думал!

— Но я сказал первым, так что она моя!

— Только через мои интимные места!

Они вглядывались в слепящий солнечный свет; слушали прохладное журчание ручья — одного из многих ответвлений могучего Чууна, кормившего Большое Фосфорное болото в двадцати лигах к западу. Смотрели они не на покрытого яркими перьями голонога и не на шестиногую болотную ящерицу. Даже вид нария с драгоценным спиральным рогом (исчезнувшего на Кундале с появлением в'орннов) не смог бы подействовать на этих подростков так, как вид молодой кундалианки.

Высоко подоткнув подол платья на нежных белых бедрах, она вошла в мелкий ручей, взбаламутив ил и головастиков. При виде разлетающихся головастиков мальчики догадались, что вызвало звонкий смех. Не то чтобы они не обратили внимания на звуки, которые она издавала. Нет-нет, они с восхищенным вниманием уставились на ее волосы. Они были густые и коричневые, как жареная леееста на сковородке. Собраны на макушке и заколоты парой типичных кундалианских длинных филигранных булавок в виде ракушек. Пока они смотрели, она сделала еще один шаг. Теперь вода доходила до лодыжек. Вдруг она подняла голову и огляделась. Мальчики застыли, затаив дыхание, чтобы она не заметила, что за ней наблюдают, и не убежала. Разумеется, они не боялись ее. Они были в'орннами и не страшились кундалиан. Скорее их тянуло к ней — каждого по-своему. А тут еще эти волосы.

Несомненно, из-за того, что в'орнны были совершенно безволосым народом, их отношение к кундалианским волосам колебалось от отвращения до эротической озабоченности. Ходили даже слухи, будто гэргоны частенько посещают кундалианские кашиггены, где платят за услуги таинственных имари, у которых волосы настолько длинные, что якобы специальные слуги носят их за ними, как шлейфы. Поскольку гэргоны любили распускать слухи и мифы о себе, тут никто не мог отличить правду от вымысла.

Оцепеневшие мальчики смотрели, как молодая кундалианка подняла руки и вытащила булавки. Волосы низвергались ей на спину, как струи Поднебесного. Потом она начала раздеваться. Сначала жилет, потом блуза, потом длинная многослойная юбка. И с криком удовольствия бросилась в воду. Когда вода дошла до бедер, они увидели все ее волосы.

Курган уронил голоногов. Добыча — птицы со сломанными шеями — лежала у ног, забытая в пылу новой охоты.

— Вот отборный клеметт, созревший для сбора, — сказал он хрипло. — Я должен получить ее.

Не сказав больше ни слова, он выскочил из укрытия. Аннон бросил лук и помчался следом. Из них двоих Аннон был быстрее. Курган, видя, что проигрывает гонку, подставил ногу. Аннон растянулся на земле.

Курган, воспользовавшись внезапным преимуществом, вмиг добежал до берега и прыгнул в воду, как раз когда молодая кундалианка заметила его. Она взвизгнула и попыталась удрать, но он схватил ее. Несмотря на сопротивление, он повалил ее и несколько раз окунул с головой в воду. Девушка начала задыхаться, и он смог без дальнейшего сопротивления вытащить ее на мелководье. Там он тяжело упал на нее, прижимаясь губами к губам.

Аннон, лежащий среди побегов крив-травы и свистиков, смотрел на это с двойственным чувством. Он тоже ощутил при виде девушки тяжесть в пояснице; ему тоже хотелось упасть на нее и удовлетворить вожделение. В сущности, в этом не было ничего неправильного. Кундалиане были низшей расой — еще одно рабское племя, покоренное в'орннами. И однако... И однако что-то сдерживало его, словно какой-то еле слышный голос шептал на ухо: “Это неправильно”. Он задрожал. Разумеется, это был голос Джийан. То, что Джийан — кундалианка, имело для Аннона немалое значение, поскольку именно она воспитывала его. Разумеется, не будь она любовницей регента, ей никогда бы не доверили такое важное дело, никогда бы не приняли в хингатта лииина до мори или какую-нибудь другую хингатту, коли на то пошло. Но регентом Элевсина избрали гэргоны, и хотя ему не дозволялось принимать собственные законы, его слово было Законом для Каст. Его слово было Законом, потому что за ним стоял авторитет гэргонов. Можно было ворчать и жаловаться, как, например, Стогггул, но не более того: не-довольный шепот, как натертая кожа под плохо подогнанной одеждой.

Разумеется, его воспитывала Джийан. Она была любовницей отца и выполняла его приказы. Как хорошая рабыня. Рабыня, голос которой каким-то образом проникал в его череп, даже когда ее не было рядом. Возможно, Курган прав насчет нее; возможно, она действительно колдунья.

Так или иначе, он не мог больше слушать этот голос. Аннон выбежал на ослепительный солнечный свет, слетел с крутого берега, как стрела, и свалился на борющуюся пару. Он видел голые ягодицы Кургана, кровожадность и безумие во взгляде друга. Странно, но это только подстегнуло его решимость. Решимость — на что? Уступить желанию, облегчить странную тяжесть в пояснице, сражаться за свою долю этой влекущей молодой кундалианки. Заткнуть этот сводящий с ума шепот, заполняющий все уголки мозга.

Он вцепился в напрягшиеся мускулы плеч Кургана. Курган яростно вскинулся и ударил Аннона тыльной стороной руки. Аннон пошатнулся, но подступил снова — и нарвался на короткий, сильный удар. Он упал на колени в воде, перед глазами мерцали звезды. Когда зрение прояснилось, он увидел лицо девушки — и кровь застыла в жилах. Она больше не сопротивлялась. Глаза потускнели, словно она вглядывалась в какую-то даль, куда не мог добраться ни один в'орнн. Такой взгляд он много раз видел у кундалианских рабов в Аксис Тэре. Этот взгляд бесил его; то, что мать покинула его, ощущалось как ножевая рана в животе. И каким-то образом гнев напомнил ему, как в детстве он плакал по ночам. Ему была нужна мать, а что он получал взамен? Кундалианскую рабыню! Он звал мать от страха, но и для того, чтобы досадить Джийан, чтобы наказать за то, что она находится на месте матери.

Если Джийан не ублажала отца, она приходила на зов. Без всяких просьб она укачивала его, хотя он с трудом переносил ее прикосновение — прикосновение кундалианки, которую отец почему-то обожает! Она рассказывала странные, тревожащие душу легенды о богине Миине и Пяти Священных Драконах, создавших Кундалу, или баюкала, напевая стихи на жутковатые мелодии, заползавшие в мозг. Надо отдать ей должное, у нее был чудесный голос.

И в то же время в ней жила глубокая печаль, часто окутывавшая ее, лишавшая улыбку радости. Однажды он проснулся в объятиях Джийан и обнаружил, что она плачет во сне. Наверное, ей снилось что-то ужасное, слезы катились по щекам бесконечным потоком, и хотя к горлу подкатил комок отвращения, он обнял ее и крепко сжал пальцы.

Солнечный свет, отражающийся от воды, слепил глаза. Гнев пересилил вялость. По-звериному зарычав, он ударил Кургана кулаком в челюсть, нанес грубый, но мощный удар в подбородок и так смог оторвать от добычи. Девушка лежала в оцепенении. Аннон взял ее за руку и помог встать. Она вздрогнула и отшатнулась, когда он выпустил ее.

На мгновение все застыло, как на картинке: мужчина-завоеватель и женщина-рабыня, — столь непохожие глаза встретились, столь непохожие сердца бились с незнакомым напряжением. Аннон знал, что надо брать ее, надо дать сдачи кундалианской колдунье, которая вырастила его, и отцу, которому она нужна еще больше, чем Аннону. Надо было потребовать, как подобает в'орнну, того, что принадлежит по праву. Но он просто стоял.

За спиной застонал Курган, и это вернуло их к жизни.

— Пошла отсюда! — прорычал Аннон в растерянное лицо кундалианки. И добавил еще яростнее: — Делай что говорят, женщина, и быстро — пока я не передумал!

Поднявшийся на колени Курган снова застонал и сплюнул бледно-голубую слизь. Когда кундалианка, спотыкаясь, заспешила к берегу, он бросился за ней. Девушка закричала. Аннон затащил приятеля обратно в ручей. Курган пнул его в подбородок.

— Я хочу то, что хочу, друг мой, — пропыхтел он. — Убирайся с дороги, предупреждаю тебя.

— Я разрешил ей уйти, — сказал Аннон. Курган расхохотался.

— Ты рехнулся? Кто ты такой, чтобы разрешать что-то?

— Сын регента. — Аннон сам себя не понимал. Что ему до этой инопланетянки? Перед глазами стояла Джийан, сплетающаяся в постели с отцом, пока он зовет маму. Тогда он узнал, что боль и страх обретают голос по ночам.

— О да. Сын Элевсина Великого. Элевсина Могущественного. — Курган презрительно рассмеялся, злой и разочарованный. — Человек, отца которого гэргоны держат на коротком поводке, регента, бессильного, как и все остальные, ибо сила и власть принадлежат исключительно гэргонам.

— И однако твой родной отец жаждал короны регента и пускал в ход все средства, чтобы привлечь голоса гэргонов, — возразил Аннон.

— Мой отец — дурак, одержимый враждой к твоей семье. Будь я на его месте, я нашел бы способ стать регентом.

— А что потом? Регент служит желаниям гэргонов. Власть принадлежит им. Так было всегда.

— Но не должно быть вечно!

И снова началась драка — зубами и ногтями, мускулами и сухожилиями, грубой силой и хитростью — с использованием всех возможностей сильных молодых умов и тел.

Два инопланетных существа дрались на мелководье. Элеана собрала одежду, но, несмотря на приказ, медлила, ее охватила странная слабость. Словно завороженная ужасом, она не могла отвести от них глаз. Двое в'орннов дерутся из-за нее — это было, ну... потрясающе. Да, животные — жестокие и безволосые, вонючие и непостижимые. И однако тот, с бесцветными глазами, защитил ее... нет, не для того, как подумала вначале, чтобы взять ее самому, а чтобы спасти. Она чувствовала странную связь, в ней родилось теплое чувство к нему, да, маленькое, как личинка стэдила, но его нельзя было отрицать.

И потому, вопреки всякой логике, она медлила, прислушиваясь к барабанному бою сердца. И именно она первой увидела, как с неба стремительно обрушился священный гэрорел, правая рука богини Мины. Элеана подняла руку, заслоняя глаза от ослепительного света. Огромная птица нацелилась на двух в'орннов. Гэрорел был золотой, с чисто белой грудью и ужасным красноватым клювом, которым птица отрывала мясо добычи от костей. К тому времени сверху оказался, кажется, в'орнн с бесцветными глазами. Девушка слышала быстрое хлопанье крыльев, видела нацеленные желтые когти.

Гэрорел налетел на в'орнна с бесцветными глазами, на правой стороне груди остались кровавые следы. В'орнн закричал. Чем же он так разгневал Богиню, спросила себя Элеана. Вопрос без ответа. Мальчики забыли о драке. Раненый в'орнн корчился на мелководье, а второй — его друг? — с трудом встал на колени, поднял левую руку, вытянутую, как дротик, и пронзил сердце поднимающегося в небо гэрорела одним из этих омерзительных металлических стержней. Величественная птица упала на землю и испустила дух. Еще один смертный грех среди многих, совершенных в'орннами против Миины.

В пять огромных шагов в'орнн оказался рядом с ней, парализованной появлением и гибелью птицы. Он бросил ее на каменистую землю и, прежде чем она поняла, что происходит, взял ее, как и подобало в'орнну-победителю — с тихим рычанием и громкими криками.

— Я не хочу, чтобы ты рассказывал об этом, — предупредил Курган.

— Ты о недавнем запрете отца на изнасилование кундалианок? — Аннон промывал четыре диагональные борозды, оставленные когтями гэрорела.

Курган занимался распухшим боком.

— Закон глуп, но это закон.

Мелководный ручей уносил бирюзовую в'орннскую кровь. Ни головастиков, ни кундалианки не было видно.

— Я имею в виду в деревнях, вдали от любопытного взгляда регента, кхагггуны делают все, что хотят. Во всяком случае, я слышал такие разговоры.

Аннон тоже слышал об этом, но промолчал. Мальчики с растущей тревогой осматривали раны Аннона.

— Мне это не нравится. Рана ужасно распухла. — Курган дотронулся до потемневшей кожи между бороздами. — Клянусь Энлилем, похоже, он оставил в тебе кусок когтя.

— Думаю, нам лучше попытаться вытащить его. Курган кивнул и вытащил из-за пояса нож с тонким лезвием.

— Готов?

Аннон кивнул, сжав зубы. Он отвернулся, когда кончик ножа вошел в рану. Вскрикнул, потом снова. Курган дал ему кусок сыромятной кожи, на который подвешивал добычу. Аннон засунул ее в рот и крепко закусил. Через три минуты он потерял сознание.

Курган привел его в себя, плеснув на лицо воды.

— Бесполезно, — сказал друг. — Я могу выпотрошить голонога, но я не хирург. Чем больше я залезал, тем глубже уходила эта чертова штука.

Аннона обволакивала боль.

— Благодарение Энлилю, богу войны!

— Не думаю, что начнется заражение, — заметил Курган. — Мы тщательно промыли рану. — Он оторвал рукав рубашки.

— У-у! — вскрикнул Аннон. — Поосторожнее, когда затягиваешь!

— Так ведь надо крепко. Мы же не хотим, чтобы началось кровотечение, верно?

Аннон осторожно вздохнул.

— И как?

— Не смертельно.

— Слова истинного в'орнна, — хмыкнул Курган. Аннон кивнул, принимая похвалу.

— Нам лучше идти, если мы хотим попасть домой до ужина.

— Я говорил совершенно серьезно. — Курган положил руку другу на плечо. — Прежде чем мы уйдем, давай заключим договор. Давай принесем сэйгггон: мы никогда и никому не расскажем о том, что произошло сегодня. Согласен?

— Согласен, — ответил Аннон. Они сжали друг другу запястья, потом соприкоснулись окумммонами. Между ними проскочила искра.

Курган встал и помог Аннону подняться.

— Что ты сделал с этой птицей? — Аннон поморщился, когда они брели к берегу. — Никогда не слышал, чтобы они нападали на людей.

Курган кивнул на труп птицы.

— Ну, одно можно сказать наверняка: эта больше ни на кого не нападет.

Аннон прошел вдоль берега и наклонился над гэрорелом. С трудом присел на корточки.

— Ты прав. Одного когтя не хватает. А на обрубке свежая кровь.

— Трофеи принадлежат победителю, — сказал Курган. — Часть этой проклятой птицы теперь внутри тебя.

Аннон встал. Он долго молчал.

— Да пошло оно в Н'Луууру! — прорычал он. Потом отвернулся и побрел туда, где его ждал друг.

— Вот это верно! — Курган откинул голову и засмеялся. — Пошло оно в Н'Луууру!

Вместе они медленно поднялись на берег ручья. Приплюснутое солнце клонилось к горизонту. После холодной воды день казался еще более жарким и неподвижным. Голоноги щебетали и порхали среди сэсалов, но оба мальчика на сегодня уже наохотились.

— Так ты считаешь закон отца против изнасилования кундалианок глупым? — сказал Аннон.

— Разумеется. Это же всего лишь бездушные животные, верно? Почему бы нам не удовлетворять свои желания, когда и где эти желания возникают?

— Видимо, это так же глупо, как план построить За Хара-ат.

Курган повернул голову и сплюнул.

— Я слышал, как многие в'орнны называли эту идею отвратительной. — Иногда он казался точной копией отца-задиры, но на самом деле был хитроумен, как чии-лис, маленькое млекопитающее, обитающее в горах Дьенн Марр. — Подумать только! В'орнны и кундалиане работают бок о бок! Идиотизм! Кундалиане могут вообразить, будто они равны нам.

— И однако, несмотря ни на что, строительство должно начаться через несколько недель. — Аннону не в первый и — он знал — не в последний раз приходилось защищать политику регента. Но это был Курган, товарищ по хингатте и лучший друг. — Знаешь, что я думаю? Мне кажется, отец прав. В кундалианах сокрыто больше, чем мы подозреваем.

— Во будет времечко! — загоготал Курган.

Они уже дошли до деревьев, и Аннону пришлось остановиться. С каждым вздохом его обжигала боль.

— Передохнем? — спросил Курган.

Некоторое время они сидели молча. Аннон думал о кундалианке, на душе было тяжело. Перед глазами стояли прекрасное лицо, снова и снова вспоминался мгновенный обмен взглядами. Ему хотелось знать, откуда она, где сейчас. Он надеялся, что она не наткнулась на шайку кхагггунов.

Курган заострял наконечник металлического стержня.

— Знаешь, будь я гэргоном, мне, наверное, не понадобилась бы повязка. Я бы уже нашел способ залечить рану.

— Гэргоны — техномаги, — сказал Курган, — а не колдуны.

— Разве они не пытаются все время победить смерть? У них же есть поговорка: “Тайну смерти можно разгадать, лишь овладев жизнью”.

— По-твоему, ты знаешь, что это значит?

— Гэргоны — Великая каста, совсем как мы, только их генетически изменили еще до рождения, в плоть, кровь и кости ввели терциевые и германиевые цепи. Они все встроены в одну гигантскую биоматрицу, вот почему они называют себя Товариществом.

Курган засмеялся.

— Сказки, басни, полуправда. Не обманывайся, друг мой, о гэргонах не известно ничего. Впрочем, я бы не дал и ломаного гроша, чтобы узнать, на что они способны. Слишком уж скрытны. Бьюсь об заклад, они полная тайна даже для твоего отца, а он, насколько я знаю, единственный, кто контактирует с ними напрямую. Они занимаются только экспериментами в своих лабораториях. А если ты и прав? Ты действительно хочешь разделить мысли со всеми членами своей касты? Тьфу!

Друзья встали и пошли дальше. У первых сэсалов Курган ускорил шаг.

— Над чем они работают, вот что я хотел бы знать. Какой-то великий план, который держат в страшной тайне. Будь я регентом, я бы нашел способ заставить гэргонов открыть мне их секреты.

— А знаешь, — сказал Аннон, — если бы не было каст, у гэргонов не было бы власти, и мы все могли бы разделить их секреты.

Курган фыркнул.

— Снова кундалианские штучки твоей нянюшки. — Он поднял две пары голоногов, подождал, пока Аннон отыщет лук и снимет ледяных зайцев с ветки дерева. — Касты — синоним цивилизации. Они создают порядок из хаоса. Только вообрази: кхагггуны могли бы стать баскирами. Откуда военным знать тонкое искусство коммерции? А если бы месагггуны захотели стать кхагггунами? Что известно инженерам о войнах? Или если бы геноматекки, наши врачи, захотели стать баскирами? Смешно! И как самый крайний пример: что, если бы тускугггуны захотели стать гэргонами? Я имею в виду, чтобы женщина устанавливала законы для в'орннов? Немыслимо! Что знают женщины о законах, об управлении — или, коли на то пошло, о коммерции? Они рожают детей, растят их, помогают учить и воспитывать. Для этого они и созданы.

— Еще они сочиняют музыку, создают произведения искусства, пишут книги. Они шьют одежду... даже куют броню, которую носят кхагггуны.

— Все так, Аннон. Согласен. Но что с того? Когда ты в последний раз слушал музыку или смотрел на произведение искусства?

“Два дня назад, — подумал Аннон, — когда не мог уснуть и Джийан пустила меня в мастерскую. Я видел скульптуры, которые она создает, когда не заботится обо мне или об отце”.

— Можешь вообразить, чтобы женщина носила броню, которую сделала? — продолжал Курган. — Я сам смеялся бы до упаду над такой картиной. Понимаешь, в чем дело, — продолжал он, пока они шли по густой сэсаловой роще. — Ты смотришь на проблему не с того конца. Единственный способ узнать их секреты — получить контроль над самими гэргонами.

— Да неужели? И как ты намерен добиться этого?

— Понятия не имею. Но должен быть способ. Боль в грудной клетке не удержала Аннона от смеха.

— Вот как? Лет через триста, когда найдешь его, дашь мне знать.

Смеясь, друзья исчезли в густом лесу, направляясь к дороге в Аксис Тэр.

Город — дома цвета белого перца, дворцы цвета корицы, склады цвета киновари, лавки и мастерские под ярко раскрашенными навесами из ткани — был распланирован и логично, и артистично, веером к северу от моря Крови. Ныне этот веер сжимал могучий бронированный кулак, потрескивающий ионной энергией. Музыка стихла, театры стояли темные и пустые, праздники были запрещены — культура загасла, как пламя. Под властью в'орннов Аксис Тэр приходил в упадок, подобно величественному зданию, наполовину занесенному песками.

— Аннон, твой отец желает, чтобы ты провел вечер с ним во дворце, — сказала Джийан, как только мальчики вошли. Она казалась встревоженной. Впрочем, Аннон этого не заметил.

— Смотри! — Он подал ей добычу. — Я убил двух ледяных зайцев.

— Из моего лука? — спросила Джийан, забирая у него оружие. — Ты даже не применял окумммон? Ни разу?

Курган, фыркнув, покачал перед ними двумя парами голоногов.

— Если бы применил, ему не пришлось бы полагаться на удачу!

— Удача не имеет никакого отношения к стрельбе из лука, — сказала Джийан. — Все дело в искусстве.

Курган презрительно рассмеялся.

— Как будто мне стоит слушать тебя!

— Не повредило бы, — спокойно заметила Джийан. Курган склонил голову набок. На его лице появилась самодовольная ухмылка.

— Следуя этой логике, стоит послушать и что болтает раскачивающийся на ветке трехпалый ленивец.

— В голове ленивца хранятся тайны, каких ты и представить не можешь.

— О да! — Курган открыто рассмеялся. — Например, как болят от испражнений интимные места!

Он повернулся, пошел к буфетной и там присел на толстую деревянную шинковальную колоду. Аннон не сводил глаз с лица Джийан, боясь увидеть то же выражение, что и на лице девушки в ручье.

Но Джийан была отважна, как настоящий в'орнн. Она носила длинное, до полу, красно-коричневое — цвета регента — платье, как и все женщины в хингатта лииина до мори. Одежда тускугггунов различалась цветами. Талию стягивал кушак из полуночно-черного шелка, еще одна полоска такого же шелка не давала падать на лицо густым медного цвета волосам. Джийан ходила с непокрытой головой — в отличие от в'орннских женщин, которым полагалось носить традиционный сифэйн, что-то вроде тяжелого капюшона.