– Джиндо?

– Еще одна напрасно потерянная жизнь…

– Он знал и Саламандру…

Воин Заката рассмеялся, но его взгляд остался холодным. Теперь все казалось вполне логичным. Единственное, чего он не мог понять, – почему он этого не предвидел.

– Я до сих пор не могу привыкнуть к твоему новому голосу.

Он подошел к высокому окну. На улице было темно. Только желтые точки небольших фонарей немного рассеивали кромешный мрак. Он всмотрелся в толстый слой облаков, буквально физически ощущая их давящую тяжесть.

Может быть, поговорим лучше так? — раздался ее голос у него в сознании.

По-моему, луна зашла. Это напоминает мне…

Он не закончил мысль, и она его не торопила. Или, может быть, просто она уловила тень картины, мысленный образ, который поняла лучше, чем он смел надеяться.

Она прошла через комнату, почти машинально развязала пояс своего халата, заляпанного спекшейся кровью. Она наблюдала за тем, как свет лампы дрожит на его странном лице с резкими чертами.

Она налила воды в миску, сложила чашечкой ладони.

– Знаешь, сейчас ты мне кажешься не таким чужим…

Он закрыл ставни и повернулся к ней.

Брызги воды блестели на ее длинных гибких ногах, на узкой талии, на широких бедрах, на упругих грудях..

– Я думала, что любила мужа… – Ее темные волосы с капельками влаги рассыпались по плечам. – Какое-то время я боролась со своими чувствами. Я не могла, не хотела любить Ронина. Ведь он не был буджуном, хотя и дрался, как буджун.

Она взяла с кушетки большой кусок ткани и вытерлась насухо.

– Но потом я нашла тебя.

Таким. Ее голос как ласка у него в сознании.

Она шагнула к нему. Волосы темной волной упали ей на лицо. Она подняла руку, чтобы убрать их.

Он смотрел ей в глаза, потом отвел взгляд.

– Что с Туолином?

Уронив ткань, она предстала перед ним полностью обнаженной. Потом набросила на себя чистый халат и завязала пояс.

– Я скажу Кири…

– Пусть кто-нибудь из солдат…

– Нет.

– Охрана…

– Надежная. Я хочу…

– Шип прошел мимо.

Он словно только теперь начал что-то понимать.

– Да, но сюрикен, ранивший его, был тоже отравлен. Левая рука у него уже парализована.

– Нет ничего…

– Я приведу ее.

Она прильнула губами к его губам.

Кири вздрогнула и на мгновение прекратила набивать длинную, тонкую трубку. Как наяву ей послышался крик Мацу. Она тряхнула головой. Она хорошо знала действие опия – она поэтому и курила. Мацу тоже когда-то курила, но сейчас ощущение было совсем другим. Она лихорадочно думала, продолжая машинально набивать трубку. Но что, если Мацу жива? Нет. Невозможно! Она вновь и вновь терзала себя страшными видениями: прекрасное белое тело, плавающее в дымящейся крови; голова, которая держится лишь на тонкой полоске влажной кожи; когти Маккона, раздирающие горло и вонзающиеся в мозг.

Она сглотнула комок, подступивший к горлу при воспоминании о холодной хватке смерти. Стоит лишь раз отойти… Она снова нащупала рукоятку прямого ножа в парадных ножнах, удобно упиравшихся в живот. Это холодное светлое лезвие терпеливо дожидалось того, кто возьмет его и пронзит ей внутренности.

Кири прикрыла веки, чтобы удержать слезы, и подумала, в который уже раз: «Без нее я умираю».

– Кири.

Она открыла глаза. Рядом с ней присела на корточки Моэру.

– Кири, послушай. Сколько ты выкурила?

Кири безмолвно покачала головой. Ей почудилось, что в глазах Моэру промелькнуло что-то страшное, темное.

– В Камадо проник джиндо. Его послали убить меня. Туолин сразился с ним и был ранен.

– Опасно?

– Думаю, тебе надо с ним повидаться.

Она ощутила щекой холод камня. Она закрыла глаза.

– Хорошо, – сказал он. – Я себя чувствую хорошо.

Лоб у него был сухим и горячим.

Она чувствовала, как он нежно гладит ее по лицу. Так мягко. Что-то странное было в его глазах.

– Я люблю тебя, – произнес он очень тихо.

И она не смогла больше сдерживаться. Что-то надломилось в ее душе, и по щекам покатились слезы – все муки, вся боль выходили сейчас из нее вместе с рыданиями, а Туолин обнимал ее, укачивал, поглаживал волосы. Она прижалась к нему, словно испуганный ребенок, но теперь уже не одинокий.

– Долгая была ночь, – сказал он.

– Эффект внезапности, – проговорил Ду-Синь. – Надо застать их врасплох.

– Да, – откликнулся Азуки-иро. – Все правильно. Если мы выставим сразу ударные силы, Макконам придется возглавить контратаку.

– Главное – продумать диспозицию, – заметил риккагин Эрант.

– Да. И выбрать ее самим, – согласился Лу-Ву. – Может быть, нам уже стоило бы организовать переправу и форсировать реку вот здесь… – Он ткнул пальцем в карту. – Когда они будут контратаковать, здесь им легче всего переправиться.

– Это вряд ли имеет смысл, – сказал Азуки-иро. – Мы, буджуны, будучи островным народом, имеем большой опыт сражений у воды, так что могу вам сказать, что, если мы растянем наши боевые порядки, а они навалятся на нас всем скопом, нас просто зажмут в тиски и, как следствие, будет сумятица и полный разгром.

– И что вы предлагаете? – спросил риккагин Эрант.

– Изобразить ложную переправу и дать им знать об этом, – спокойно проговорил куншин. – Они выступят, чтобы отрезать нас, а как только они дойдут до воды, мы атакуем. Пусть пехота прикроет лучников, а потом, когда противник завязнет в грязи, лучники выйдут вперед.

– Неплохой план, – заметил риккагин Эрант.

– Нам придется здорово исхитриться, – Подал голос Боннедюк Последний.

– У них превосходство в силах, – подтвердил Эрант.

– А что, если в битву вступит сам Дольмен? – спросил один из риккагинов постарше. – Есть ли у нас тогда хоть какие-то шансы?

– Дольмена предоставьте мне, – сказал Воин Заката. – В предстоящем сражении каждый должен занять свое место, иначе мы проиграем.

– Мне было бы намного спокойнее, – снова заговорил Эрант, – если бы я имел более четкое представление об их диспозиции. Сейчас ночь, а под покровом темноты многое может измениться. Но мы не можем себе позволить и дальше терять людей. Те, кто вчера ночью ушел на разведку, так и не вернулись.

После небольшой паузы Воин Заката сказал:

– Это я тоже беру на себя.

– Что ты делаешь? – воскликнула она.

– Я не закончил одно дело.

– Но тебе нельзя, ты ранен!

– Это его выбор, Кири.

Она опустилась на колени перед полулежащим Туолином.

– Что ты делаешь?

– Я солдат, – просто ответил он.

– Разве ты должен выполнять все до единого приказы?

– Никто мне не приказывал. Я сам так хочу… я должен.

Она подняла голову, сверкнув глазами.

– Что ты ему сказал?

Воин Заката бесстрастно взглянул на нее. У него за спиной стояла Моэру, прислонившись к двери, выходившей в узкий коридор казармы.

– Я сказал только, что мне нужна его помощь…

– Его помощь? – В ее голосе звучало презрение. – Как ты не понимаешь, что это убьет его?!

– Туолин сделает так, как считает нужным.

Она повернулась к Моэру:

– Моэру, прошу тебя, поговори с ними.

– Кири, решение принято, ты же видишь.

– Я вижу лишь то, что ради какой-то ночной вылазки пренебрегают человеческой жизнью… И вообще, чья это затея? Какой хитромудрый риккагин все это придумал? Пусть сам и идет!

– Никто не знает здешнюю местность лучше Туолина. Если наше предприятие будет успешным…

– Будь оно проклято, это ваше предприятие!

Туолин поднялся, поморщившись от боли, и обнял Кири.

– Дайте мне пару минут. Я поговорю с ней, – обратился он к Моэру и Воину Заката.

Они вышли в коридор. Моэру закрыла за собой дверь.

В комнате было тихо.

Через какое-то время они услышали приглушенный крик Кири: «Нет!»

Потом к ним вышел Туолин, и вместе с Воином Заката они пошли по длинному коридору прочь от безмолвной комнаты.

В тишине ночи кричал козодой.

Они припали к земле в густой тени тополей. В отдалении слышался плеск реки. Луна уже зашла, на небе, затянутом облаками, не было видно звезд. На верхушках деревьев призрачной паутиной висел туман.

Туолин молча указал влево. Сквозь длинные нижние ветви деревьев они разглядели какое-то движение – черное на черном.

Они осторожно двинулись вперед. Теперь уже явственно слышался лязг металла и резкий, гортанный шепот.

Они подобрались еще ближе, стараясь держаться в густой тени от стволов. Они оба были одеты в черное. У каждого за поясом – по паре длинных стилетов без ножен.

Теперь они отчетливо различали десятка два приземистых воинов, возившихся с громадной боевой машиной. По периметру площадки, где располагалась машина, были выставлены часовые.

Ночью похолодало. Снег покрылся твердой коркой и стал ломким. Сейчас главное было следить за тем, чтобы тонкая наледь не хрустнула под ногами.

Они пробрались сквозь густые ветви тополей, скрытые опустившимся туманом, осторожно миновали хрустящий снег и выскочили из-за деревьев, во взвихренную метель, словно пара огромных летучих мышей.

Пошел снег. Ночь стала серой.

Белые клубы пара от их дыхания поднимались в морозном воздухе.

Они схватились с противником.

«Это какие-то новые, – подумал Воин Заката, – таких я еще не видел. И я знаю, почему их выставляют на стражу ночью».

У них были совиные глаза – большие, круглые, светло-коричневые. Быстрые, не упускающие ничего. Они по-птичьи вращали головами на коротких шеях, словно глаза у них не могли двигаться в орбитах. Сросшиеся в хрящеватую массу нос и рот, хотя и не слишком похожие на клюв. Неуклюжие руки больше напоминают крылья. Пальцы длинные, тонкие, жилистые, как веревки.

Они не издали ни звука.

Их глаза горели ярким огнем.

Воин Заката пользовался перчатками из шкуры Маккона: его кулаки, как увесистые кувалды, били со страшной силой по глазницам, по суставам.

Высушенные, бесплотные, словно на протяжении многих веков они жарились на горячем ветру пустыни, эти создания были безжалостными, беспощадными воинами.

Туолин как раз пытался вытащить из-за пояса стилет, как вдруг краем глаза отметил косой удар, направленный на него. Он отвел левое плечо и всадил клинок в грудь одной из тварей. Раздался резкий хруст, неестественно отчетливый в холодном, сыром воздухе. Оружие завязло, словно угодило в стык между костями.

Туолин прикрывался предплечьями от яростных ударов. Левая рука у него онемела. Он стал искать опору для ног, нашел гребень из льда и земли, оттолкнулся и ударил носком сапога по бедру противника.

Тварь хрюкнула и отвалилась, но на ее место тут же встали двое других.

Воин Заката скрестил запястья и резко провернул руки. Сухо хрустнула шея, вывернутая под немыслимым углом.

Руки его замелькали в густом ночном тумане, сокрушая кости и хрящи.

Покончив с противником, он присел посреди кучи тел и глубоко вдохнул.

Сделав обманное движение бесполезной левой рукой, Туолин пробил защиту наступающей на него твари молниеносным ударом правой. Хрящеватый псевдоклюв треснул, его обломки вошли в широкие холодные глаза. В это же время второй противник вцепился риккагину в горло и надавил когтеобразными пальцами на гортань. В глазах у Туолина потемнело. Легкие горели от нехватки воздуха. Не сумев высвободить руки, он согнул ноги и резко рванулся вперед; его ноги описали в воздухе ювелирно отмеренную дугу и пробили кожный покров прямо под грудной клеткой птицеобразного воина. Хлынула липкая кровь. Снег превратился в розовый град, и Туолин, отвернув лицо, перекатился в сторону по мерзлой земле. Сильные руки Воина Заката подхватили его.

– Пойдем отсюда, – прошептал Туолин, жадно хватая ртом воздух. – Быстро.

Уже потом, в темноте, он сказал:

– Я слышал об этом месте. Мы как-то в дозоре убили трех красных. Я был с зелеными. Двоих они прикончили на месте, я не успел их остановить. Третий…

Слева, из ветвей деревьев, послышалось одинокое уханье снежной совы.

– Третьим я занялся сам, прежде чем дал ему умереть. Тогда мне показалось, что он просто бредил, но теперь я бы, пожалуй, поверил в его рассказ.

Снег шел сплошной пеленой; сейчас он был их союзником, потому что глушил все звуки.

– Он говорил о какой-то пещере, где рождаются всякие твари.

– Что за твари?

– Не знаю.

– А где пещера?

– Там, – Туолин показал налево. – Где-то там, за деревьями.

Он приподнялся, чтобы идти.

Воин Заката остановил его, положив ладонь ему на руку.

– Силы у тебя еще есть?

– Надо идти.

Воин Заката подал ему один из своих стилетов, но Туолин покачал головой:

– Сейчас я могу воспользоваться только одним зараз.

Они перебежали через открытое поле – под прикрытие густых деревьев. Здесь они начали передвигаться уже осторожней, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о корни. Неподалеку журчала река. Звук становился все громче. А потом деревья неожиданно расступились, и они оказались на поросшем тростником берегу.

– Здесь неглубоко, – заметил Туолин. – Подходящее место для переправы.

Миновав тростники, они вошли в ледяную воду. Из-за черных валунов, громоздящихся у берегов реки, течение здесь замедлялось, что облегчало переход. Но посередине – там, где не было камней, – река неслась стремительным потоком, и Туолин пару раз терял равновесие.

Они благополучно добрались до противоположного берега и, поднявшись на заросший кустарником откос, поспешили к скоплению низкорослых сосен.

Там они присели и прислушались. Туолин слегка дрожал.

Сначала им показалось, что вдалеке звонит колокол, приглушенный и немного печальный. Потом стало тихо. Не было никаких звуков, кроме шороха падающего снега. Туолин украдкой потрогал левый бок, провел ладонью по ребрам. Левая половина туловища онемела.

– Сюда, – шепнул он, тронувшись с места.

Миновав деревья, они вышли к лощинам, напоминавшим зазубрины шрамов на теле земли. Теперь им приходилось передвигаться с еще большей осторожностью, поскольку они углублялись все дальше на территорию Дольмена. В глубине души Воин Заката надеялся наткнуться на тропу Макконов, потому что из его памяти еще не стерлись воспоминания о том, что один из них сделал с людьми, близкими Ронину. Но ночь была тихой, и им не встретился ни один из Макконов.

Лощины становились все более каменистыми, а когда они подошли к четвертой, почва у них под ногами полностью сменилась камнем.

Они присели на высоком краю оврага, словно еще два черных валуна, и замерли, вглядываясь сквозь снег.

Они заметили это одновременно.

Мимолетный оранжевый сполох.

Под прикрытием камней они сползли вниз, следя за тем, чтобы не пошевелить свободно лежащие камешки.

Снег пошел еще гуще. Его пелена заглушала все звуки.

Им пришлось пережить несколько беспокойных минут, когда они пересекали небольшой открытый участок, но из-за снега видимость была ограниченной, и они благополучно добрались до противоположного края и приникли к покатым бокам валунов, покрытых ледяной коркой.

Потом они медленно пробирались через лабиринт камней, пока впереди не показалась маленькая расчищенная прогалина.

Вокруг костра сидели несколько темных тварей с глазами насекомых. За кругом света от костра, чуть правее, чернел вход в пещеру, у которого топтались приземистые воины.

Они отошли немного назад, под прикрытие валунов.

– Ты не знаешь, что там внутри? – спросил Воин Заката.

Туолин мотнул головой.

– Ладно, план действий, стало быть, такой: я займусь тварями, а ты тем временем осмотришь пещеру. Другого способа я не вижу.

– Там, по-моему, нет света.

– Да. Тебе надо будет зажечь факел от костра.

Воин Заката извлек из ножен Ака-и-цуши. Длинный сине-зеленый клинок, казалось, светился в ночи, а снежинки, падая на его поверхность, тут же таяли и превращались в слезинки.

Одним мощным прыжком Воин Заката выскочил на прогалину и двумя размашистыми ударами уложил троих приземистых воинов, прежде чем они успели понять, что происходит.

Насекомоглазые военачальники разом поднялись и выхватили свое оружие – огромные зазубренные серпы, массивные, как тесаки, пурпурно-черные, с одной режущей кромкой.

Он налетел на них, и клинки скрестились, высекая звенящую музыку боя.

Туолин же, прикрытый широкой спиной Воина Заката, метнулся к костру, подхватил горящую головешку и помчался в кромешную темень туннеля.

Черные твари все-таки углядели своими нечеловеческими глазами промелькнувшую спину Туолина и двинулись в его сторону, но Воин Заката преградил им путь.

Ака-и-цуши, мелькнувший в воздухе, пропел звенящую песнь, и Воин Заката обрушил на темных тварей серию косых стремительных ударов.

Теперь он разглядел их поближе: треугольные лица, состоящие, кажется, из одних острых углов, маленькие рты, вместо носов – узкие щели на жестких лицах. Из щек торчали изогнутые рога, как у жуков-рогачей.

Меч пробил защиту одного из этих созданий и снес ему голову. Хлынула густая черная кровь, почти мгновенно застывающая на морозе.

Второй отступил и рванулся в атаку с яростью на грани отчаяния. Ему явно хотелось погнаться за Туолином, исчезнувшим в черном жерле пещеры.

Воин Заката отступил чуть в сторону, и его противник проскочил мимо, устремившись ко входу в подземелье. Ака-и-цуши сверкнул, рассекая со свистом воздух, и тварь рухнула в снег.

Воин Заката услышал крик из пещеры и помчался туда.

Впереди брезжил дрожащий зловещий свет. По длинной пещере эхом прокатился лязг металла, потом раздался короткий вскрик, который тут же захлебнулся. Он двинулся вниз. Здесь было теплее, чем снаружи. За поворотом он наткнулся на Туолина, прислонившегося к скользкой, влажной стене. У его ног лежали два бездыханных тела – двое приземистых воинов. Он молча указал вперед.

Пещера заканчивалась тупиком. Здесь они обнаружили около двух сотен сфероидов, блестящих и переливающихся разными цветами. Буквально у них на глазах по сверкающей поверхности одного из светящихся шаров пробежала зигзагом трещина.

Он разломился.

Оттуда выкарабкалось крошечное существо, покрытое слизью, которое стало расти, увеличиваясь в размерах, а когда у него на голове начали формироваться черные блестящие глаза насекомого, Воин Заката поднял меч и зарубил детеныша.

– Яйца, – прошептал он. – Чародейские яйца.

Теперь начали трескаться и другие. Их было много. Слишком много, чтобы полагаться на меч. Воин Заката выхватил у Туолина факел и поджег убитое создание. Раздался хлопок, и тело твари полыхнуло ярким пламенем. Он принялся поджигать все растрескивающиеся яйца, пока отдельные огоньки не слились воедино, залив все пространство огнем.

Из пламени начали выделяться ядовитые газы, и весь подземный зал наполнился густым маслянистым дымом.

Воин Заката швырнул факел в огонь, и, кашляя на ходу, они с Туолином выбрались на поверхность.

Они побежали прочь от прогалины. За спиной уже слышались крики погони. Преодолев расщелины, они со всех ног бросились к соснам, зная, что на этом берегу реки им негде больше укрыться.

Онемение перекинулось на бедро; Туолин споткнулся о камень, присыпанный густым снегом. Растянувшись на земле, он безуспешно попытался подняться. Воин Заката помог ему встать, и они побежали дальше. Крики погони становились все громче. Потом послышался свирепый лай собак.

Уже показались деревья, но онемение распространялось быстро, и теперь Туолин уже не чувствовал левой ступни.

Но Воин Заката этого не заметил. Сейчас его заботило другое. Сквозь туман и снегопад он вгляделся в сосны. Ему показалось… Нет, их очертания действительно изменились. Окликнув Туолина, он обнажил Ака-и-цуши. Их единственное убежище было занято противником.

Приземистые воины образовали линию обороны. Они сошлись в схватке перед покачивающимися на ветру соснами. Ака-и-цуши запел в ночи. Туолин дрался стилетом; его тело полностью сосредоточилось на схватке, а в уме он слагал стихотворение.

Он прикончил уже двоих приземистых воинов, но тут получил удар мечом в живот. Однако прежде чем упасть на холодную землю, он все же успел достать нападавшего.

Они прорвались через цепь, но теперь в воздухе засвистели черные стрелы. Преследователи смыкали кольцо. Завывание собак становилось все громче.

Воин Заката опустился на колени рядом с Туолином, приготовившись поднять его и нести.

– Подожди, – шепот Туолина прозвучал вздохом в ночи. – Друг мой, я не переживу переправы.

– Мы сделали то, ради чего пришли, – тихо проговорил Воин Заката.

– Дорогу я показал, – Туолин слабо улыбнулся.

Снег под ним почернел от крови. Воин Заката пытался удержать сложенными ладонями его внутренности, выпадавшие из рубленой раны.

– О мой Шаангсей, – произнес Туолин, еле дыша. – Никогда больше я не увижу твое алое небо.

Он помолчал, словно собираясь с силами. Надрывный лай собак слышался совсем рядом.

– Думаю, она все-таки поняла.

– Наверняка поняла.

– Я не мог оставаться в той желтой дыре. Я не хотел умирать в постели. Я воин. Теперь я счастлив.

Шорох снега, посыпающего его смертельно бледное лицо, обращенное вверх.

– Ты знаешь, я люблю ее.

– Да.

– Я ей сказал.

– Я знаю.

Стрел больше не было. Должно быть, воины подошли совсем близко.

– Это было так важно…

– А что сказала она?

– Что она меня любит.

– Она поняла, дружище. Она тоже воин.

– Она любит меня. Вот почему она крикнула «Нет!», когда я ей сказал.

Глаза у него потускнели.

– Я знаю. Тебе надо идти.

– Я тебя не оставлю.

– Нет, это я должен оставить… все.

Шорох за соснами, присыпанными снегом. Топот ног. Лай, отрывистый и настойчивый. Туолин схватил Воина Заката за руку. Он больше не чувствовал своего тела, только пальцы правой руки пока еще не потеряли чувствительность.

– А теперь послушай… послушай меня:

По тропе,

По больным, иссушенным полям

Все еще странствуют сны.

Глаза у него закрылись, как будто он заснул.

Воин Заката уже слышал дыхание собак, резкий скрежет металла, скрип кожи.

Он подхватил Туолина на руки и углубился в сосновую рощу.

Потом спустился к реке и вошел в черную кружащуюся воду. Снегопад укрыл их, а река унесла запах. Этой ночью преследователи не станут переправляться.

На том берегу Воин Заката прошел через тростники и взобрался на высокий склон.

Теперь, когда можно было уже не спешить, он подыскал тихое место подальше от стен Камадо, в стороне от поля битвы.

Место, чтобы похоронить Туолина.

Стилеты риккагина он положил ему на грудь под косым углом.

Потом его скрыла земля.

– Это красиво.

– Да.

– Ты ей, конечно, сказал.

– Я рассказал ей все.

– Хорошо. Думаю, это поможет.

Окна были открыты. В эти последние предрассветные часы в Камадо было тихо. Туман окутывал крепость, как дым.

– Думаешь, есть еще?

Он наблюдал за игрой света на ее нежном лице. Ее кожа отливала шелковым блеском.

– Пещеры? – Он пожал плечами. – Кто знает?

Снаружи проскрипели по снегу чьи-то шаги, поднялись по деревянным ступеням. Хлопнула дверь.

– Как ты думаешь, что ты найдешь в конце своих странствий?

Когда она повернула голову, в ее сине-зеленых глазах блеснул белый огонек, тут же пропавший в тени.

– Месть, – произнес Воин Заката.

– За друзей, которых уже давно нет в живых?

– За весь род людской, Моэру.

– А что будет с нами? С тобой и со мной? Ты однажды сказал, что между нами есть какая-то связь.

– Сейчас не время об этом думать.

– Это важно.

– Да, – согласился он. – Важно.

– Потому что наши с тобой сны все еще странствуют…

Даже собаки на улицах Камадо не подавали голоса, словно зная о том, что наступает последний рассвет.

На обширной равнине развеваются потрепанные знамена.

Фыркают боевые кони, беспокойно бьют копытами и раздувают ноздри, выпуская клубы пара.

Многочисленные ряды пехотинцев разворачиваются под руководством своих риккагинов. Из Камадо длинной колонной все идут и идут воины, выстраиваясь на флангах войска людей.

Уже рассвело, но вязкий свет тускл и неярок, словно бледному солнцу уже не хватает сил, чтобы светить как должно. Розовое марево, туманное и неестественное, разлилось по равнине.

Позвякивание металла о металл.

Лязг иссеченных доспехов.

Боевые штандарты буджунских дайме колышутся над сверкающими шлемами всадников.

По полю с лаем носятся собаки.

Кто-то чихает.

Раздается пронзительный звук рога, и кавалерия сдвигается с места – под небольшой уклон, через равнину, мимо тополиной рощи, к темной воде реки. Воины с любопытством косятся на боевую машину противника, выведенную из строя незадолго перед рассветом отрядом под командованием Воина Заката и риккагина Эранта.

Когда конница колышущейся волной накатила на берег, взору всадников предстала устрашающая картина: весь противоположный берег почернел от покрывшего его бесчисленного воинства Дольмена.

Сразу за кавалерией, как и было спланировано на военном совете, двинулись, держа луки на изготовку, стрелки с набитыми стрелами колчанами за спиной. Они, пригнувшись, бежали за конницей.

Риккагин Эрант, который командовал кавалерией, постепенно ускорял движение, пока всадники не перешли на галоп.

Грохот копыт вспугнул стайку дроздов, выпорхнувших из высокой травы и взмывших в затянутое тучами небо.

Равнина содрогалась в ритме движения полумиллиона копыт, из-под которых летели коричневые и белые комки земли и снега.

На другом берегу послышался крик, разнесшийся над бурным потоком. При приближении конницы вражеские воины бросились в реку, чтобы встретить атаку.

Риккагин Эрант видел, как черные насекомоглазые военачальники что-то кричали своим солдатам, опасаясь, как видно, что их боевые порядки нарушатся и превратятся в слишком изломанную линию.

В последнее мгновение риккагин Эрант взмахнул правой рукой, и по его знаку всадники как один натянули поводья и раздались от центра, растекаясь по флангам и освобождая пространство лучникам. Стрелки в первом ряду опустились на одно колено. Стрелы посыпались плотным облаком в самую гущу надвигающегося противника.

Воздух сразу же почернел от железного дождя, пролетавшего над головами разъезжавшихся в стороны всадников. Под непрерывный свист стрел посреди реки падали вражеские воины, хватаясь кто за горло, кто за грудь, многие тут же тонули, исчезая под водой.

Но теперь по спинам извивающихся в воде солдат побежали мертвоголовые воины, высокие и тощие, как скелеты, из ран которых текла не кровь, а сыпалась пыль, – существа, которые, раз лязгнув челюстью, могли запросто откусить у человека ногу.

Лучники из первой линии продолжали стрелять. Потом к ним подключились стрелки из второго и третьего рядов, и воздух над рекой опять потемнел от стрел. Но мертвоголовые не понесли никакого урона. Как по докучливым насекомым, они хлопали по стрелам, вонзавшимся в их тела, ломали древки, не обращая внимания на наконечники, остававшиеся в теле, и продолжали идти вперед бледной неуязвимой волной.

Воздух наполнился резким свистом их шипастых шаров, которые они раскручивали над головами на металлических цепях. Выбравшись из вязкого ила, они врезались в первую линию лучников, и теперь над равниной разносился лишь хруст костей.

Натянув поводья, риккагин Эрант созвал кавалерию с флангов. Конники с двух сторон атаковали мертвоголовых.

Пехотинцы уже спускались к реке, чтобы сойтись с врагом на обоих флангах.

Эрант выхватил меч, когда его конь прорвался сквозь порядки противника. Его клинок разрубил узкий череп, из которого в сырой воздух могильным дыханием вылетело облако серой пыли.

Под ударами свистящих кистеней лучники погибали десятками, но конники риккагина Эранта сомкнули ряды и устремились к центру, вынудив мертвоголовых развернуться им навстречу для отражения атаки. Оставшиеся лучники отступили, поднявшись по берегу.

Небо затянули густые тучи, словно непрошеные слезы, вдруг навернувшиеся на глаза. Они полностью закрыли и без того бледный солнечный свет. Пошел мокрый снег с градом, косой и серый.

По полю метались знамена, обозначая победы и поражения в отдельных схватках и стычках. Но яркие, заметные издали штандарты буджунов продвигались только вперед.

Вынув из ножен длинный сине-зеленый меч, Воин Заката погнал своего алого луму к реке, в самую гущу битвы, кипевшей на переправе.

Ака-и-цуши прорубал широкие просеки в рядах вражеских воинов. Казалось, он поет, наслаждаясь кровавым пиршеством. Необычный металл, закаленный с такими любовью и тщанием на заснеженных склонах Фудзивары, выглядел еще темнее в тусклом сумраке, а иссушенная плоть мертвоголовых, казалось, шипела, когда сине-зеленый клинок рассекал белые кости.

К нему устремились нечеловеческие пасти с острыми клыками, и лума отпрянул, чтобы избавить своего всадника от опасности. Посвист шипованных шаров напоминал теперь звук, который исходит от облака голодной саранчи. Враги сгрудились вокруг него, пытаясь сбить наземь.

Моэру и Боннедюк Последний уже добрались до берега и, пришпорив своих скакунов, устремились к переправе.