— Сейчас я тебе вышибу мозги.

Только на мгновение сосредоточил все внимание на Джейке, забыв о Блисс. И это было его роковой ошибкой. Джейк видел, как потенциальная энергия Блисс переходит в энергию кинетическую.

Вихрь, в который превратилась Блисс, обрушился на Вислоухого. Он уже собирался нажать на курок, чтобы прикончить Джейка, но почувствовал опасность.

Вислоухий уже начал разворачиваться, чтобы встретить Блисс, когда она закончила свой прыжок, опустившись одной ногой на его стопу и парализовав таким образом его движения. Его неподвижность сделала его беспомощным перед ударом ее второй ноги, направленном в его коленную чашечку. Раздался треск ломающейся кости, и Вислоухий, взвыв диким образом, полетел в бассейн.

Волна пошла такая, что залила бортик и окатила их ноги. Джейк все еще тяжело дышал. Глаза их встретились.

Впервые они увидели, что каждый из них способен сделать в экстремальной ситуации. Такие мгновения остаются в памяти людей на всю оставшуюся жизнь.

Семь минут спустя они уже шли по Хэннеси-роуд. Хотя они были мокрыми и взъерошенными, но старались не выделяться среди зевак, которых всегда полно у ярко оформленных витрин в Ванчае. Джейк использовал витрины, как шофер использует зеркало заднего вида: они показывали ему, что происходит у них за спиной, рядом с ними и на противоположной стороне улицы.

Стали в хвост длинной очереди. Третий подошедший к остановке автобус оказался номером 24, и они вскочили на его подножку. Это был красный лондонский автобус с двумя «палубами». Кондуктор находился внизу и, естественно, не всегда мог проконтролировать винтовую лестницу, ведущую наверх. Китайцы помоложе так и норовили прошмыгнуть туда в момент отхода автобуса, если внимание кондуктора было чем-нибудь отвлечено.

— Нам ехать долго, — сказала Блисс. — Можно подняться наверх.

Джейк покачал головой. — Мы должны сойти, не доезжая Коттон-драйв. Если нам не удалось отделаться от всех преследователей, то об этом лучше узнать до того, как мы сядем на трамвай, идущий на Виктория-Пик. Я не хочу притащить их за собой к твоей квартире.

Они стояли на нижней переполненной «палубе» и, по мере того как кое-кто выходил, а кое-кто входил на промежуточных остановках, они постепенно продвигались в заднюю часть автобуса. Лучше быть поближе к заднему выходу, когда им придет время сходить.

Вот они уже въехали на Куинсуэй, направляясь в сторону Центра. Автобус перешел в первый ряд, начал тормозить. Через пару остановок будет Коттон-драйв. Джейк бросил быстрый взгляд по сторонам, не только для того, чтобы сориентироваться, где они едут, но также, чтобы еще раз посмотреть, кто стоит рядом с ним.

Блисс была впереди него, на самом краю крутых ступенек вниз, к выходу. Цепкий взгляд Джейка остановился на полной китаянке средних лет, двух подростках с зализанными назад черными волосами и в темных очках, худом бизнесмене с объемистым кожаным портфелем в руках. Европеец, а может быть, австралиец. Молодая китаянка, которая одной рукой прижимала к себе ребенка, завернутого в розовое одеяло, а другой сжимала ручонку второго, постарше. Двое коренастых китайцев в легких брюках и шелковых рубашках с коротким рукавом. Молодая американка с хорошенькими глазками, но довольно прыщавая.

Автобус замедлил ход и остановился. Несколько человек вошло через передний вход. Никто не собирался выходить. Джейк наблюдал за людьми, просачивающимися в автобус. Когда желающих войти уже не оставалось, он толкнул Блисс локтем.

Она тотчас же начала спускаться по ступенькам вниз и спрыгнула на асфальт. Джейк двинулся за ней следом. Но тут подросток китайского типа отделился от толпы, стоящей на остановке, подбежал к автобусу и вскочил на заднюю подножку, надеясь прокатиться зайцем. Он налетел на Джейка, мешая ему выходить.

— Куда тебя несет, черт подери! — гаркнул на него Джейк. — Прочь с дороги!

Мальчишка замер, вытаращив на него глаза. И в тот же момент Джейк почувствовал, что сзади его что-то тянет за рубашку. Он развернулся и увидел, к величайшему своему удивлению, что это китаяночка с ребенком. Только ребенок, которого она минуту назад держала за руку, был, скорее всего, вовсе не ее. А завернутый в одеяло младенец, которого она так бережно прижимала к груди, оказался короткоствольным автоматом «Лайсон ТИ-6000», какие изготовлялись по спецзаказу для Куорри. Сейчас она сунула правую руку в одеяло и держала палец на спусковом крючке.

Лицо ее было совсем рядом, и Джейк поразился злобе, которую прочел в ее глазах. На вид ей было не больше двадцати одного или двадцати двух лет.

Автобус дернулся, отъезжая от остановки. Пассажиры невольно качнулись вперед, чтобы удержаться на ногах. Воспользовавшись мгновенным замешательством террористки, Джейк схватил подростка, который в свое время помешал ему сойти и теперь тоже не давал ему возможности развернуться, и толкнул его прямо на нее. Та, не долго думая, пнула парнишку ногой, чтобы расчистить себе дорогу к Джейку, и он упал на четвереньки. Джейк все же сумел воспользоваться этой заминкой и ударом локтя подбил ствол автомата вверх.

А за его спиной китайчонок кубарем летел вниз по ступенькам. Двери в автобусе были открыты, и он выпал на дорогу, прямо под ноги Блисс, которая, видя, что Джейк так и не сошел, заподозрила неладное и бежала за отходящим автобусом, надеясь заскочить в него на ходу. Когда мальчишка выкатился прямо ей под ноги, она упала через него, ссадив до крови коленку и руку. Вскочила на ноги, побежала снова.

Всего этого Джейк, конечно, не мог видеть. Все его внимание было приковано к агенту Куорри. Когда он подбил ствол «Лайсона» вверх, она попыталась с размаху опустить его ему на голову. Хотя это у нее и не получилось, но мушка автомата все-таки оцарапала ему лоб. Кровь сразу же хлынула из раны, залив глаз. Удар, хоть и пришелся вскользь, все же вызвал головокружение: последствия недавнего сотрясения мозга опять дали себя знать. Он зашатался, почувствовал, что «Лайсон» опять заносится над его головой. Тут и зрения не требовалось, чтобы понять, что это значит.

Вслепую вытянув руки, он схватился за ложе автомата, слыша со всех сторон испуганные крики пассажиров. Китаянка, видя, что он не дает ей нанести удар сверху, изменила тактику. Резко опустив руки, она затем ударила Джейка снизу, под подбородок. Удар отбросил его голову назад, у него перехватило дыхание, и он упал на четвереньки, все еще держась руками за автомат.

Террористка упала на него, развернула ствол автомата в его направлении и передвинула рычажок на автоматическую стрельбу. При стрельбе с такого расстояния можно не целиться. Джейк знал начальную скорость полета пули, вылетающей из ствола «Лайсона». Знал он также, сколько выстрелов в секунду можно произвести из этого оружия. Так что он отлично понимал, что если он позволит ей нажать на спусковой крючок, то дальше автобус повезет вместо него кровавое месиво, имеющее очень отдаленное сходство с человеческим телом.

Его последней надеждой был прием, именуемый дзо-вадза.Хотя в руках террористки был автомат, а не катана, онвсе-таки решил попробовать провести его. Главное дело было схватиться за ствол автомата, прежде чем она нажмет курок. Сделав обманное движение ногой, чтобы отвлечь ее внимание, он схватился девой рукой за ствол, поднялся из лежачего положения на колени и резко подался вправо, насколько ему позволяло ограниченное пространство до ступенек. Одновременно он вывернул «Лайсон» из горизонтального в вертикальное положение. И, завершая прием, поднялся на ноги, одновременно подаваясь всем корпусом вперед, увлекая ее за собой.

Но она его опять удивила. Она разжала руки, выпуская автомат, и с размаху врезала ему ребром ладони в незащищенный левый бок.

Застонав от боли, он тоже выпустил из рук автомат, и он загремел вниз по ступенькам. А китаянка добавила ему сверху, так трахнув по голове, что он полетел вслед за автоматом. В голове стоял звон, все вокруг было как в тумане. Одна ступенька, вторая. Вот его голова уже на самой нижней ступеньке. Террористка наседает сверху, нанося молниеносные удары, посылая волны боли по всему его телу. До проносящегося внизу асфальта всего каких-то полметра. Ее стальной каблук упирается ему в бедро. Он едва дышит, уже ничего не видит.

Вслепую взмахнул руками, стараясь попасть в лицо. Она легко парировала его атаку. Ему даже показалось, что она издала что-то похожее на издевательский смех. Захватив левой рукой ее куртку, он притянул ее к себе, насколько это было возможно, одновременно нанося правым кулаком страшный удар в переносицу, так что сразу сломал ее. Кровь хлынула из раны, и Джейк чудовищным усилием отбросил ее от себя, но сам потерял равновесие и почувствовал, что сейчас упадет на проносящуюся внизу дорогу. Он сделал последнее усилие, чтобы остановить падение, но ничего у него не получилось.

Еще крепче прижав к себе агента Куорри, Джейк вывалился в открытую дверь. В воздухе он перевернулся, подминая под себя китаянку, в надежде, что ее тело смягчит его столкновение с асфальтом. Услышал удар, второй, когда они приземлились. Все закружилось у него перед глазами: это они, в соответствии со всеми законами физики, катились кубарем вслед за автобусом. Затем он услышал визг тормозов, проклятия на кантонском диалекте...

Наконец все кончилось. Он лежал на дороге, наполовину оглушенный. Кто-то наклонился над ним, и вокруг уже собиралась толпа, как мухи слетаются на запах сырого мяса.

— Пропустите меня! Пропустите! Ему показалось, что это ее голос.

— Дайте мне пройти, пожалуйста! Я — врач! Кто-то, стоящий прямо над ним, подвинулся, и через мгновение Джейк увидел лицо Блисс, наклоняющееся к нему.

— Ну и видок у тебя! — шепнула она. Затем повысила голос, обращаясь к зевакам: — Подайтесь хоть немного назад! Ему дышать ведь нечем!

— Я хочу сесть, — сказал он ей.

Она подсунула ему руку под спину и помогла подняться. Джейк сразу же почувствовал, что на него накатывает волна дурноты. Он закрыл на мгновение глаза, облизал сухие, потрескавшиеся губы.

— Ну как, лучше?

Он кивнул головой. И напрасно это сделал. Движение вызвало новую волну дурноты. Несмотря на это, он все-таки встал. Во рту был привкус крови. Кровь была на его руках, на одежде. Только пока было непонятно, чья это кровь: его или ее. Голова раскалывалась, и он поднес руку к виску.

— Тот мальчишка не пострадал?

— Ничего серьезного, — ответила Блисс. Она поддерживала его за талию.

— А как девушка?

— Девушка? Можешь сам посмотреть.

Джейк посмотрел в направлении взгляда Блисс. Рой черных мух поредел, и он смог увидеть на асфальте нечто переломанное и потерявшее всякий человеческий облик. За этим куском человеческого мяса тянулся темный след, поблескивающий в свете яркого уличного освещения.

— Очень много крови, — сказала Блисс. Послышались приближающиеся звуки сирен.

— Давай-ка поскорей отсюда сматываться, — сказал Джейк. — Но прежде надо убедиться, что мы отделались от всех наших назойливых провожатых, черт бы их подрал!

У него опять слегка закружилась голова, и он немного постоял, собираясь с силами. Потом заковылял мимо ярко освещенного Адмиралтейского центра в темный переулок. Блисс поддерживала его за талию.

— Твой дом становится единственным безопасным местом во всей колонии.

Это утро он посвятил обходу недавно открытого крыла психотерапии в Институте психиатрии имени Сербского. Оно предназначалось для наиболее опасных политических диссидентов и непроверенных перебежчиков с Запада. Последние содержались в более комфортабельных палатах.

В задачи крыла входило изучение сознания диссидентов и ренегатов с целью установления истины: во что они в самом деле верили, что знали, с кем связаны, являются ли они теми, за кого себя выдают. Ну и так далее.

Ученые этого института разрабатывали новые методики, с помощью которых можно проникнуть в человеческое подсознание. Карпов, который убил два с половиной года, чтобы добиться разрешения на проведение работ такого типа и комплектование лабораторий новейшим галлюцинаторно-голографическим оборудованием, большую часть которого составляли опытные образцы, назвал про себя вновь открытое крыло «андроповским».

В этом обходе его сопровождала Даниэла, и ее присутствие делало это мероприятие еще более приятным для Карпова. В фойе их ждали трое психотерапевтов. В этом институте все помешаны на секретности. Все боятся, как бы кто не украл их методики. Лучше бы следили за меховыми шапками в гардеробе, подумал Карпов. Был такой конфуз здесь прошлой зимой, когда украли «пирожки» нескольких высокопоставленных чиновников, приехавших сюда по какому-то делу.

Встретившие их психотерапевты были людьми военными, все в ранге от подполковника и выше. Поэтому на вопросы отвечали по-военному четко и сухо. Без эмоций.

С должной торжественностью они провели Карпова с Даниэлой через стерильно-чистые приемные покои по длинным коридорам, тоже сверкающим чистотой и полировкой. Через лаборатории с умопомрачительным оборудованием, снабженным разными датчиками, регуляторами и прочими финтифлюшками.

Еще один коридор. Но на сей раз со стенами, выкрашенными в серый, казенный цвет. Сильные лампы дневного света под потолком, отбрасывающие на пол четкие тени проходящих людей.

Коридор заканчивался дверью, похожей на те, за которыми в банках располагаются денежные хранилища. Двое охранников с тяжелым взглядом и с пистолетами на поясе молча открыли ее для них.

— Здесь палаты для больных, — объяснили сопровождающие.

«Палаты» были снабжены сверхсложными запорами.

— Мы заперли в одну из палат инженера, придумавшего эти запоры. Когда дверь открыли через неделю, он там уже окоченел. Это убедило нас в надежности конструкции, — повторил один из психотерапевтов образец институтского юмора, который Карпов слышал уже не раз. Из приличия он тоже усмехнулся, когда врачи засмеялись.

Экскурсия продолжалась. Гостям сообщили, что в этом крыле есть разного типа «палаты», в зависимости от того, кто в них содержится. Есть здесь так называемые «мягкие комнаты» с обоями пастельных тонов, с диванами и креслами с прекрасной обивкой, — не хуже, чем в шикарных отелях Запада. Они предназначались Для «зарубежных гостей»: перебежчиков-шпионов и дипломатов, попросивших у Советов политического убежища.

— Эта обстановка помогает в любом случае, — объяснил один из сопровождающих. — Если они искренни в изменении своей политической ориентации, то хорошие условия успокоят их, и в будущем они будут из кожи лезть, чтобы оправдать доверие. А если они засланы к нам с каким-то заданием, то неожиданно хорошее отношение ослабляет их бдительность и помогает нам разоблачить их.

Они прошли в другую секцию, где были так называемые «жесткие комнаты». Гости заглянули внутрь первой из них. Каменная клетка с толстой деревянной доской, вделанной прямо в стену, на которой лежит соломенный тюфяк. В середине комнаты — примитивнейший из туалетов в виде круглой дырки.

— Обратите внимание на потолок, — сказал один из врачей.

На покрашенном белой масляной краской потолке были укреплены прожекторы. Нажав пальцем на кнопку в двери, он включил их, и комнату тотчас же залил ослепительный свет, погасший так же внезапно, как и зажегся. Немного погодя свет снова зажегся. Врач объяснил, что опыты показали, что включающийся через каждые шесть минут свет не только нарушает сон, но и ослабляет волю пациента.

Они вышли из комнаты и продолжили свой путь по унылому коридору. Лампы дневного света невыносимо раздражали Карпова, который в конце концов достал из кармана темные очки в металлической оправе и надел их, защитив глаза от этого неприятного освещения.

Открылась одна из окованных железом дверей, и они вошли в комнату, похожую на те, в которые предполагалось поселить «зарубежных гостей»: такие же кресла? с мягкой обивкой, такие же коврики на стенах и на полу. Стены нежно-персикового цвета.

— Это комната, зарезервированная для наиболее опасных больных: для изменников Родины, которых в доброе старое время просто ставили к стенке после того, как их хорошенько допросят в подвале здания на Лубянке, — объяснил один из сопровождающих их врачей, молчавший до сих пор. — Теперь у нас в руках более современные методы работы с такими людьми.

Карпов вопросительно уставился на доктора. — И какие же?

— Пожалуйста, товарищ генерал, — сказал тот. — Мы можем все это продемонстрировать, если хотите.

Он указал рукой на кресло в стиле Людовика XIV.

Карпов сел, и врач щелкнул потайным выключателем, вмонтированным в спинку кресла. Тотчас же стальные скобы обхватили генеральские запястья и лодыжки.

— Что это значит?

Рев наполнил уши Карпова. Стена напротив него зашаталась, и из нее начали выпадать кирпичи. В образовавшийся пролом хлынули потоки воды. Книжный шкаф превратился в какое-то жуткое существо, которое с ворчанием бросилось на него и принялось грызть его скованные лодыжки. Коврики на полу начали разделяться на полоски, каждая из которых на его глазах превратилась в шипящую и извивающуюся змейку. Подняв свои острые головы, они тоже поползли прямо на него. Пуфик с полосатой обивкой обратился в тигра, который повернул к нему свою оскаленную морду и зарычал.

Карпов пытался вырваться из оков, но не мог.

— Я не выношу неволи! Вы не имеете права...

Но он так и не докончил фразы, потому что комната вдруг наклонилась, и он уехал вместе с креслом в угол. Прижатый спиной к стене, он почувствовал, что на грудь его давит толща воды, которая все прибывает и прибывает сквозь пролом в стене. Он чувствовал холод морских глубин и видел подплывающих к нему акул, гигантских скатов и барракуд. Такого и в самом страшном сне не привидится!

Карпов открыл рот, чтобы закричать, и почувствовал, как в него вливается горько-соленая морская вода. Глаза у него выпучились, в голове творилось черт знает что. Его вырвало прямо на его генеральский мундир.

Даниэла наблюдала за всем этим через односторонне прозрачное стекло уже из соседней комнаты, куда ее проводили «психотерапевты», когда этот жуткий спектакль начался.

— Галлюцинаторная голография, — объяснил Лантин, материализовавшийся вдруг из теней за ее спиной. — Но отсюда не так впечатляет, как если бы мы стояли с ним рядом. Пациент становится центром поля, порождающего фантастические образы. — Лантин даже хрюкнул от удовольствия. — Наш друг генерал Карпов, кажется, сейчас получает донесение.

— С таким одновременным мощным воздействием на все пять органов чувств, — пояснил врач, — можно и не такое внушить. Наш лазерный процессор способен создавать голограммы очень высокого качества. Поверьте мне, что для находящегося в той комнате они абсолютно реальны.

Даниэла и Лантин не могли не согласиться с ним, глядя на согбенную позу. Карпова.

— Но где нам действительно удалось сделать прорыв, так это в области тактильных и обонятельных стимуляторов. Человеческое сознание привыкло к обманам зрения, но ему трудно смириться с тем, что и с другими видами ощущений может происходить то же самое, и причем одновременно.

По другую сторону узкого окошка в сене Карпов пытался свернуться в комочек, вероятно, от страха. Его могучие мышцы были напряжены, и из-под стальных полос, стягивающих его ноги и руки, сочилась кровь. Хотя переговорное устройство с той камерой пыток и было отключено, они знали, что он кричит как резаный.

Лантин на него уже не обращал внимания. Сейчас он смотрел на Даниэлу, думая, до чего же она все-таки хороша как женщина. Вслух он сказал:

— Ты все-таки была права тогда, намекнув, что у меня духу не хватит расколоть жену Карпова. Я, конечно, понимаю, что радикальные меры всегда самые эффективные. Но не у каждого хватит характера, чтобы довести их до конца. Тут надо быть настоящим точильным камнем, как говорят американцы.

Даниэла видела в его глазах похоть, и впервые в жизни ей было неприятно чувствовать себя желанной. В этой ситуации, когда Карпов по ту сторону окошка медленно сходил с ума, когда трое психотерапевтов, холодные, как обслуживаемые ими машины пыток, стоят в пределах слышимости, томные взгляды Лантина казались ей просто неприличными. Этого подонка все-таки надо уничтожить, -подумала она. — Хотя бы ради того, чтобы спасти себя.

Так они и стояли, каждый, замкнувшись в звенящей тишине своего сознания, разглядывая сквозь окошко знакомую фигуру человека, которого специалисты из института Сербского поместили в ад, оборудованный по последнему слову изуверской техники, и теперь регистрировали на специальных мониторах становящиеся все более и более беспорядочными отправления жизненных функций генерала Анатолия Карпова, одного из руководителей советских оккупационных войск во время восстания в Венгрии 1956 года, героически подавившего начинающийся мятеж на Украине в 1966 году и прочая, и прочая...

Эндрю Сойер присутствовал на свадьбе духов, когда вдруг почувствовал, что его привычный мир рушится вокруг него.

Произошло это странным образом. Весьма странным, если учесть, что мысли его в этот миг были заняты совсем другим. Он думал о Мики и о ее будущем муже-духе. Семейство Ху, естественно, тоже присутствовало на церемонии. Большая семья: семь сыновой и шесть дочерей. Восьмой сын, Дункан, погиб под колесами автомобиля, когда ему было шесть лет. Шофер влил в себя несколько лишних унций спиртного, когда садился за руль той машины.

Сам-ку,которую подыскал Питер Ынг, свела Сойера с семьей Ху. Духи их давно умерших детей рыдали от счастья, которого было слишком мало в их короткой земной жизни.

Все Ху ужасно понравились Сойеру. Они так и излучали душевную теплоту и сердечность. Боль, которая не покидала его сердце с того самого момента, когда Мики явилась ему во сне, наконец прошла, когда он обсуждал с Ху вопрос свадебных подарков.

Одежда, вещи домашнего обихода, двуспальная кровать — все, конечно, из бумаги и миниатюрных размеров. Договорились также о сумме приданого в валюте Загробного банка, которую можно приобрести в магазине, торгующем подобной параферналией.

Церемония была организована сам-кув даосистском храме в западной части Острова, на Лэддер-стрит, в выбранный для этого соответствующий день и час. Там она украсила должным образом алтарь и поставила на него две ярко раскрашенные бумажные куколки, символизирующие жениха и невесту. Вокруг них были фигурки богов и богинь загробного мира. Предполагалось, что они выступают в качестве свидетелей на свадьбе духов и дают им свое благословение.

Оранжевые клубы благовоний наполнили храм. Сам-куначала читать литанию, обращаясь к жениху и невесте. Ритуал, весьма сложный и абсолютно непонятный Сойеру, тянулся час за часом, пока всех присутствующих не начало подташнивать от запаха курений в монотонного повторения непонятных слов, имеющих, очевидно, магический смысл.

Волшебство творилось перед их взором. Даже гвай-лоЭндрю Сойер чувствовал это. Слова старухи, казалось, жили собственной жизнью. Казалось, что она не произносит их, а только открывает рот, и они сами, приобретая объемность и осязаемость, выходят из ее рта по своей собственной воле. Как будто дух его Мики и сына его новых знакомых, Дункана, оживает в витиеватой литании сам-ку.

К концу церемонии Сойер уже был убежден, что видел среди теней, заполняющих даосистский храм, Мики, такую взрослую и такую красивую. Она стояла рядом с красивым, сильным юношей и счастливо улыбалась Сойеру. Как идиот, он направил на нее свою кодаковскую камеру, которую принес с собой, и щелкнул затвором.

А потом, по завершении церемонии, он решил сделать еще один снимок на память, собрав на ступенях храма все семейство Ху. И именно наводя на них свою камеру, Сойер и заметил спешащего куда-то Питера Ынга.

Сойер сначала не поверил своим глазам. Ведь он сам послал Питера в Цзюнун на важные переговоры, которые завершить раньше вечера было просто физически невозможно. Как могло случиться, что Питер Ынг бежит куда-то по Лэддер-стрит в направлении к Голливуд-роуд?

Прежде чем Джейку и Блисс удалось установить местонахождение Преподобного Чена, прошло все утро и большая часть дня. Джейк теперь мог рассчитывать только на собственные силы: по вполне понятным причинам, ресурсы Куорри были для него закрыты, а по каналам связи 14К тоже ничего не удалось выведать из-за того, что всякие отношения между враждующими триадами были давно прекращены.

Так что вся надежда была на Блисс. Она с полчаса названивала из уличного телефона-автомата. Джейк не спрашивал, кому она звонит. Потом из другого автомата, из третьего...

Без четверти четыре она вышла из очередной будки и сообщила:

— Он в Макао.

— Почему там? Макао не относится к территориям, контролируемым триадой Зеленый Пан.

— Очевидно, теперь относится, — сказала Блисс. — Два раза в неделю его можно найти там в отеле «Партита». Он ему частично принадлежит.

Есть три способа добраться до Макао, в зависимости от того, насколько вы торопитесь попасть туда. В детстве Джейк и Блисс добирались туда на пароме. На это уходило три часа. Более позднее изобретение — катер на подводных крыльях. Он покрывал это расстояние за полтора часа. Когда на маршруте Гонконг — Макао появились «Ракеты», на это стало уходить еще меньше времени — всего сорок пять минут.

Пристегнувшись ремнями, как в самолете, Джейк и Блисс помчались по волнам через залив к далекому клочку земли, считающемуся суверенной португальской территорией, который европейцы по-прежнему называли Макао, но которому китайцы давно вернули его исконное название Аомынь.

Макао деградировал прямо на глазах. Джейк часто думал, что если бы Энтони Берджесс действие своего романа «Заводной апельсин» развернул не в Англии, а в каком-нибудь южном портовом городе, например, на Майами-Бич, то его видение печального мира будущего очень напоминало бы Макао.

Самые приставучие в мире зазывалы облепили пристань. Такси дребезжали всеми частями, некогда роскошные отели имели такой обшарпанный вид, словно их не подметали с тридцатых годов. Даже листья пальм казались чахлыми, безжизненными.

Несмотря на все заверения туристских буклетов, смотреть здесь ровным счетом было нечего. Единственное, что по-прежнему привлекало туда китайцев, так это многочисленные казино. В Гонконге единственной легализованной формой азартной игры были скачки в Счастливой Долине. В Макао было разрешено все.

Во всех казино с утра до ночи невозможно было продохнуть от серо-бурого сигаретного дыма, запаха потных тел игроков, готовых поставить последний грош, играя в фоньтянь, сик по,а также в десятки европейских игр типа рулетки и американских вроде крэпса — в кости.

Отель «Партита» оказался задрипанным зданием, расположенным напротив похожего на него отеля «Синтра». Местами штукатурка на фасаде осыпалась, местами розовая краска, покрывающая ее, выцвела, превратившись в «телесную». Или в цвет застиранного нижнего белья. Отель был построен в двадцатые годы, но у Джейка были сомнения, что даже тогда это нелепое здание казалось кому-нибудь привлекательным. Сейчас оно более, чем что-либо еще, напоминало фурункул на заднице толстяка.

Они нашли Преподобного Чена за игрой в сик по:три игральных кости, вложенные в стеклянную емкость с крышкой. Лицо его раскраснелось от азарта, круглые, как пуговицы, глаза зачарованно смотрели на крышку.

Джейк не спешил протолкнуться к нему сквозь толпу. Хотя он и был весьма ограничен во времени, но было бы непростительной легкомысленностью прерывать игру Преподобного Чена. И так борьба предстояла не из легких. Незачем добавлять трудностей.

Он поднялся вместе с Блисс наверх, и там они проглотили довольно безвкусную португальскую пищу. За окном раскаленный кулак солнца опускался в море. Они были единственными посетителями в ресторане. Все были в казино. Даже пляж опустел.

Примерно через сорок минут Джейк и Блисс вернулись в игорный зал. Преподобный Чен сидел все на том же месте, вытирая платком вспотевшее лицо. Джейк подумал, какие странные эмоции старик, должно быть, испытывал, выигрывая у самого себя.

Он наблюдал за его лицом и понимал, что нет ничего на свете, что могло бы оторвать взгляд шанхайца от кубиков с нарисованными на них точками.

Много путей ведет в лагерь врага, -говаривал Фо Саан не раз, — но только один из них может вывести тебя оттуда невредимым.Как всегда, Фо Саан быкправ. Привлечь внимание Преподобного Чена — не штука. Еще труднее — это удержать его.

Джейк полез в карман, извлек оттуда пачку денег и сунул ее в руку Блисс.

— Как насчет того, чтобы сыграть в сик по?— шепнул он, глядя ей прямо в глаза.

Он подождал их в баре — темном и довольно угрюмом месте, расположенном под главным игорным залом. Он уселся в переднюю кабинку, откуда хорошо было видно всех, кто входил и выходил.

Бар соединялся с холлом сводчатым проходом, сквозь который Джейк хорошо видел столик экскурсионного бюро. Служащие от нечего делать играли в маджонг. Постукивание костяшек доносилось даже до того моста в баре, где сидел Джейк, потягивая содовую с лимонным соком: до спиртного он еще не дозрел. От напитка пахло плесенью и разбитыми надеждами.

За те двадцать минут, что он сидел один, мимо него продефилировали три девицы — две китаянки и одна евразийка, — назвав вполголоса свою цену. Лица их покрывал толстый слой штукатурки, и сексуальной привлекательности в них было не больше, чем в восковых фигурах. Когда они вернулись для второго прохода, официантка их шуганула. Ее цена была более разумная, но Джейк предпочел взять еще один стакан содовой с лимонным соком.

Он увидел их, когда они спускались по винтовой лестнице из игорного зала. Сразу же выйдя из кабинки, он подождал, когда Блисс подведет Преподобного Чена поближе, и затем отвесил им обоим церемонный поклон.

— Я слышал о разных необычных способах знакомства, мистер Мэрок, но тот, что выбрали вы, конечно, самый интригующий. Даже если он ни к чему больше не приведет, я вознагражден тем, что узнал эту очаровательную даму.

— Вы не присядете?

Преподобный Чен кивнул. Джейк посмотрел на Блисс. Она тоже кивнула и вышла. Джейк предпочел бы, чтобы она осталась. Но Преподобный Чен этого не поймет. В Азии женщина должна знать свое место. И к бизнесу она никакого отношения не имеет.