Не отделиться ли Абдулла задумал, а? Разве мы, мол, древнейший и культурнейший народ на свете, можем быть всего-то каким-то уездом? И клад Дракусселев – сразу казна новому государству. Провозгласит начальник зиндана независимый Асланiв, а заморские черти рады-радешеньки – ну как же, люди к нам рвутся, из тоталитарного-то режима! Надо поддержать, надо. И слово-то какое поганое придумали, несообразное совсем – тота… лита… Шита-крыта. Три корыта. Три Яньло… Да что там три – тридцать три! В глотку, в уши, в ноздри, да вообще повсеместно!
      А профессор с Жанной им под руку подвернулись. Что-то должно было очень серьезное произойти, чтобы здешние аспиды, вместо того, чтобы на цырлах бегать перед варварами, на них руку подняли. Что-то очень существенное. Одно из двух: либо профессор случайно оказался осведомлен об их планах и не поддержал их, либо узнал что-то важное по поводу клада… может, чего эти пиявицы поганые, смердящие кровососы на теле народном, сами не знают еще. Что стоило ибн Зозуле подсыпать профессору какую-нибудь гадость в питье? Снотворное, например… Но тогда куда же они его труп дели? И зачем было прятать? Вот повозка разбитая, вот Жанна травмированная, вот профессор без головы… Чего проще? Странно…»
      Баг сунулся в салон повозки, сделал сложные пассы руками и стал водить ладонью над сидениями. Внезапно пришедшая в голову мысль о возможном отделении Асланiвського уезда от Ордуси не вызвала у него большого раздражения: обидно и глупо, конечно, было бы делить неделимое и рвать на части живое, но ведь любой народ вправе жить так, как ему хочется. И кто мы такие, чтобы этому мешать?
      Да, это справедливо, да, это правильно – если хочет весь народ. Как можно противиться воле народа? Но то ли здесь, в Асланiве? Знают ли асланiвцы, какую судьбу уготовил им Черный Абдулла и его последыши? Определенно нет! Согласны ли они на это? Спросили их разве? Определенно не спросили. Вот что выводило из себя Бага – Абдулла Нечипорук с бандой взялись решать за целый народ!
      Все эти отвлеченные размышления, однако ж, отнюдь не мешали Багу, пользуясь предоставленной Богданом возможностью, под видом подготовки к гаданию осматривать разбитую повозку. Уже минут через пять Баг понял, что осмотр этот дает для следствия поистине бесценные сведения.
      Наглость преступников была беспредельна. Видимо, самим ходом событий они были поставлены в безвыходное положение и рассчитывали единственно на неискушенность минфа в следственном деле; местным же следствием собирался, разумеется, заниматься Нечипорук лично, со всеми вытекающими отсюда последствиями – ну, а появления опытного Бага они никак не могли предусмотреть, да и сейчас не ждали от бродячего даоса никакого подвоха.
      Повозка катилась к обрыву не вчера, а сегодня, не более четырех часов назад. Это сказали Багу земля, ветви и мох. А свежесодранная с кипарисов кора – подтвердила.
      «За идиотов они нас принимают, что ли?»
      Когда повозка ударилась, в ней никого не было. Это рассказала Багу сама повозка. Никто не получал травм, сидя в ее салоне. Никто не выбирался из нее, выбивая изнутри перекошенные, заклиненные дверцы. Никто не отползал от нее, торопливо пытаясь оказаться как можно дальше от готовой в любой момент взорваться бензиновой бомбы. Ну разве что для виду протащили мешок с камнями.
      «Стало быть, лицедейство, – заключил Баг. – Стало быть, эти исчадия культурной уникальности собственноручно нанесли Жанне раны. Может, поначалу такие зверства и не входили в их намерения; может, начиная свои козни, они думали, что все обойдется бескровно. Но тот, кто поступает нечестно, раньше или позже оказывается вынужденным совершать преступления, таков закон кармы. Да и не только кармы… Ох, ну и подарочек будет для общеевропейского дома этот Абдулла со товарищи!»
      Багу хотелось подойти к Абдулле и задушить его немедленно. Вот, стоит рядом с другом Богданом и врет ему, нахально врет – а Богдан кивает и кусает губы, чтоб не расплакаться… «Но, стало быть, – продолжал размышлять Баг, – никуда профессор за помощью не уползал, так что искать его в лесу – все равно, что искать дракона в отхожем месте. Гуаньинь милосердная, а может, Кова-Леви жив? – Баг даже похолодел от этой неожиданной догадки. – Может, он у них спрятан где-то? Ну, конечно же! Что-то дервишам от профессора нужно, что-то они очень хотят…»
      Над лужайкой возник легкий свежий ветерок – солнце неумолимо клонилось к закату.
      Баг развязал связку специальных магических чохов – вместо девиза правления и номинала на них были изображены целые и прерывистые линии, в разных сочетаниях образующие шестьдесят четыре гексаграммы великой «Книги перемен», а еще отгоняющие злых духов надписи о Чжун Куе . Затем высыпал чохи в ладонь и встряхнул.
      – Надо соорудить алтарь, уважаемый, – повернулся он к Богдану. – Солнце коснулось вершины горы. Скоро наступит благоприятный для гадания час.
      – Единочаятель Богдан, – сделал шаг вперед Абдулла, – Я все понимаю, конечно, но… Действительно, вечереет. А это, гм… гадание, – он с откровенной неприязнью взглянул на бродячего даоса, – может затянуться надолго. Да и будет ли с того какой-то прок? Что-то я сомневаюсь.
      – А вы не сомневайтесь. Не надо, – не громко, но веско подал голос Кормибарсов. Простер руку в сторону даоса. – Делай, что должен, святой человек, да поможет тебе Аллах!
      – Да, единочаятель Абдулла, – пристально взглянув на Бага, согласился с беком Богдан. – Нужно сделать все возможное. А если вы торопитесь к незавершенным делам, то поезжайте вперед, а за нами пришлите повозку. Мы вернемся, когда закончим.
      – Нет, что вы, – примирительно заговорил Абдулла, сверкнув на бека глазами. – Просто мне кажется, мы даром теряем время. А расследование не движется…
      – Когда Всевышний создавал время, он создал его достаточно! – заверил Абдуллу Ширмамед Кормибарсов и неторопливо приблизился. – Что тебе надо для алтаря, уважаемый?
      «Желательно поленницу дров и Абдуллу с Зозулей сверху. Зажигалка у меня есть», – подумал Баг, а вслух произнес:
      – Четыре ветки толщиной в палец и высотой в полшага каждая.
      Ширмамед согласно кивнул, шагнул к зарослям и, откинув бурку, опустил руку на рукоять сабли. Несколько ускользающих от взгляда взмахов, и даос стал обладателем потребных веток, а сабля с коротким, едва слышным шипением опять заняла место в ножнах.
      «Ух… – подумал Баг, с поклоном принимая из широкой жилистой ладони Кормибарсова только что срубленные ветви. – Хороший родственник у Богдана, хороший! Когда все это кончится, непременно попрошу бека повлиять на драг еча, пусть хоть слегка фехтовать научится, это еще никому не вредило!»
      «Ох… – подумал Богдан, глядя на невозмутимого бека, – Когда все это кончится, драг еч Баг и Ширмамед, кажется, быстро найдут общий язык».
      – Где обнаружили женщину? – спросил Баг, обернувшись к Абдулле.
      – Вон там! – указал тот на деревья слева.
      – Не сочтите за труд показать точнее, – попросил Баг, – это необходимо для успешного исхода гадания.
      – Теперь я тоже могу показать, – тихо и печально проговорил Богдан. – Идемте, наставник. Это место навсегда запечатлелось в моей памяти.
      Абдулла сочувственно вздохнул. Но, когда Богдан и Баг направились к деревьям, он, помедлив, вдруг встрепенулся и быстро догнал их. «Боится оставить нас вдвоем? Это он правильно, – подумал Баг. – Или просто не хочет ни на мгновение выпускать доверчивого драг еча из-под своего влияния? Три Яньло… Как таких земля носит. Быть ему в следующей жизни навозным жуком, как пить дать!» И, пока будущий навозный жук не успел подойти к ним, чуть слышно шепнул, почти выдохнул в сторону Богдана:
      – Абдулле не верь!
      Богдан не отреагировал, но то ли он не услышал, то ли эти слова не стали для него неожиданностью – Баг не мог понять. А через мгновение подоспел Абдулла. Опередив зачем-то Богдана, ткнул пальцем:
      – У этого куста!
      Баг достал из заплечного мешка тыкву-горлянку, налил из нее немного жидкости в миску и на образцовом ханьском наречии громко воззвал к духу местности – Абдулла поморщился, а ибн Зозуля в ужасе прикрыл платком рот. Затем достойный человекоохранитель принялся плескать из миски в четыре стороны. Ничипорук едва успел отпрыгнуть.
      – Теперь отойдите все, – потребовал Баг, воткнул ветки в землю и принялся сооружать из них походный алтарь, пользуясь перевернутой миской и куском желтой мятой тряпки, извлеченной из-за пазухи.
      Если бы среди присутствующих вдруг оказался знаток даосских ритуалов, он непременно принялся бы разоблачать неумелость бродячего даоса, но таковых не наблюдалось, а ежели бы из кустов вдруг и вынырнул подобный преждерожденый, у Бага была на сей предмет припасена легенда о его принадлежности к «Заоблачной школе Нефритового утробыша», ведущей свое происхождение от седьмого правнучатого племянника великого даоса и бессмертного Чжан Дао-лина. Да и основную позу школы Баг тут же незамедлительно принял бы; а у этой школы, знаете ли, свои ритуалы, мы их храним в строгом секрете, передаем из поколения в поколение прямо в утробе матери, еще до рождения, так что вообще мало кто о том знает, только избранные, вот я, например, но и я вам не скажу ничего, ибо – сокровенны пути духов и непостижимы…
      Соорудив алтарь, Баг водрузил на него деревянную фигурку некоего божества, достав ее все из того же мешка, возжег перед фигуркой ароматические курения, поклонился девять раз и монотонно загундосил под нос одному ему понятные слова. Честно сказать, и самому Багу эти слова были малопонятны; они звучали в его исполнении первый раз и представляли собою набор имен разных даосских божеств, от Лао-цзюня до бессмертного Хань Сян-цзы. Собственно, всех, что на ум взбредут. Но произносились они нараспев таким образом, что слушатели разобрать толком ничего не могли – зато у них создавалась полная иллюзия, что им посчастливилось услышать магический текст неимоверной силы. Ибо для нагнетания атмосферы Баг в определенных местах зловеще подвывал, задавая своему молитво-словию вполне мистический ритм.
      Покончив с заклинаниями, Баг хлебнул из тыквы воды и прыснул ею на чохи, а потом швырнул их на землю перед алтарем. Монеты блеснули в подступающей темноте.
      Зрители заинтересованно приблизились.
      – Ну, скоро? – поинтересовался Абдулла нетерпеливо.
      Кормибарсов внимательно на него взглянул.
      – Не посветить ли вам, наставник? – спросил Богдан, доставая фонарик. – Позвольте… – Луч света озарил и траву, и чохи в ней.
      – Дух горы дал знак! Выпали гексаграммы «у ван», «цзянь» и «сяо го»! – торжественно возвестил Баг, поднимаясь с колен. Показал присутствующим монеты в ладони.
      «Ну ты даешь, напарник…» – пронеслось в голове Богдана.
      – И что сии знамения значат? – устало спросил Абдулла.
      «Если бы я знал!» – пронеслось в голове у Бага. Он напряг память… Нельзя сказать, чтобы «Книга перемен» была его настольной книгой, но – как и всякий образованный ордусянин – он не раз читал это великое произведение, отдавая при том предпочтение позднейшим комментариям Сю Ю-ли; а уж на забывчивость Баг никогда не жаловался.
      – Запутанно… Все запутанно… – забормотал, склонившись над монетами, Баг. – Благоприятен юго-запад… не благоприятен северо-восток… Стойкость – к счастью. Возможны дела малых, невозможны дела великих, от летящей птицы остался голос… Императорскому слуге – препятствие за препятствием. Не следует подниматься, следует спускаться! – Богдан краем глаза заметил, как непроизвольно вздрогнул ибн Зозуля. – Тогда будет великое счастье… Беспорочность! У того, кто неправ, случится им самим вызванная беда! – возвысил голос Баг. – Ему неблагоприятно иметь, куда выступать…
      – Бред! – несколько натянуто заключил Абдулла.
      – И что же вы посоветуете, уважаемый наставник? – не обратив внимания на Абдуллу, спросил Богдан.
      – Сейчас монеты сказали, что для императорского слуги, которой встречает препятствие за препятствием, благоприятен юго-запад, – отвечал Баг. – И что следует опускаться, а не подниматься. Надо понимать, что поиски пропавшего нужно вести в юго-западном направлении. – Баг неопределенно махнул рукой. – Где-то там! Причем, не подниматься выше в горы, а спускаться вниз. Очень странно… – добавил Баг вполне искренне, сам только теперь осознав, что спускаться в том направлении как раз нельзя – склон мало-помалу шел вверх. Вот тебе и «Книга перемен»! Шахту, что ли, рыть? – И пропавший будет найден, – вновь обретя уверенность, закончил он. – А неправые пострадают от своих же собственных деяний, бежать им некуда.
      Некоторое время в сгустившихся сумерках царило молчание. Лишь шумно высморкался ибн Зозуля.
      – Так что, – продолжил Баг, – я советую завтра начать поиски с этого места. Коли вам угодно, уважаемые, я и завтра буду вам помогать.
      – Ладно, ладно, – махнул рукой Абдулла, – завтра так завтра! А сейчас не угодно ли вернуться в город? Ночь уже на носу!
 
       Больница «Милосердные Яджудж и Маджудж»,
       9 день восьмого месяца, средница,
       ночь
 
      Всю дорогу до Асланiва Абдулла Ничипорук проявлял явные, хотя и тщательно скрываемые признаки нетерпения: барабанил пальцами по рулю, кашлял, поглядывал на молча и безучастно сидевшего рядом ибн Зозулю. Богдан, даос-Баг и бек Кормибарсов также сидели в полном молчании, в которое погрузились немедленно после того, как Абдулла поинтересовался, куда доставить драгоценных преждерожденных, и Богдан ответил, что к больнице; каждый думал о своем, но в то же время – об одном, об общем, и в меру темперамента терзался оттого, что не может поделиться своими мыслями с единочаятелями. Пожалуй, легче всего было почтенному Ширмамеду – долгая, полная разнообразных событий и неожиданных ситуаций жизнь приучила его сдерживать чувства и не давать попусту волю переживаниям.
      Абдулла разогнал повозку сверх всякой меры, и Богдану даже стало казаться, что Ничипорук решил устроить еще одну автокатостофу, но водитель сжимал в руках руль уверенно, и лишь шины душераздирающе визжали на поворотах.
      «Нервничает», – сочувственно думал Богдан.
      «Психует!» – злорадно думал Баг.
      «Иншалла», – отстраненно думал Ширмамед.
      Повозка достигла больницы «Милосердные Яджудж и Маджудж» в рекордные сроки. Баг решил, что и сам не смог бы добраться быстрее. Да, неплохой мотор у этого «мерседеса», только внутри повозка подкачала – тесновато и потолок низкий. И пепельница неудобная. Что Абдулла нашел в этих заграничных повозках?
      – Завтра я не смогу вас сопроводить, – извиняющимся голосом сообщил Ничипорук, высадив седоков у больницы и выходя за ними следом, – но пришлю старшего вэйбина, чтобы он указал дорогу, сами вы не найдете.
      – Мы вам признательны за помощь, единочаятель Абдулла, – сдержанно поблагодарил Богдан. – Если что-то вдруг выяснится, прошу вас не считаясь со временем немедленно связаться со мной.
      – Да уж, кончено! Поиски взяты мною под личный контроль. Я отслеживаю ситуацию и днем и ночью. Где вы остановились, куда мне прислать провожатого?
      – Постоялый двор «Меч Пророка». К десяти часам утра, – молвил Кормибарсов. – Поспешим, Богдан. Проведаем молодую, – Он коротко кивнул Абдулле и направился ко входу в больницу.
      – Наставник, – повернулся Богдан к даосу, – окажите нам честь быть завтра в «Мече Пророка» в это время! Примите… – Богдан достал пару связок чохов, – примите на счастье!
      Баг взял из рук друга «мзду на счастье», выразительно показал ему глазами на ожидавшего Абдуллу, беззвучно шевельнул губами: «Задержи!» – низко поклонился и отступил в темноту кустов.
      – Единочаятель Абдулла, – Богдан положил Ничипоруку руку на плечо, – не откажите мне еще в одной маленькой услуге…
      – Я слушаю, еч Богдан, – в голосе Абдуллы нетерпение проступало все явственнее.
      «Куда ж ты так торопишься-то? – Невидимый в темноте Баг подкрался сзади к немецкой повозке. – Сказано же: не благоприятно тебе „иметь, куда выступать“. Удачи не будет. Сиди и жди, никуда не выступая, мы сами придем». – Он осторожно ощупал крышку вещника, нашел отпирающую ее кнопку, нажал, придерживая сверху.
      – Нельзя ли завтра с вашим вэйбином получить подробную карту той местности, – продолжал Богдан, – это нам будет вовсе нелишним…
      – Непременно, еч Богдан, все что вам потребуется. Ну, а сейчас я должен спешить: поиски пропавшего преждерожденного Кова-Леви не прекращаются ни на минуту, и мой долг обязывает меня быть в зиндане. Кроме того, у нас убийца не схвачен. Наверное, вы слыхали об убийстве дервиша Хикмета? Так что постарайтесь понять…
      – Разумеется, я понимаю.
      Баг ужом проскользнул в вещник повозки. Не пришлось даже принимать позу «нефритового утробыша»: внутри было пусто и вполне просторно. Сюда вполне могло поместиться два Бага и очень много мечей.
      Подцепив ножом крышку, он аккуратно прикрыл вещник и оказался в полной темноте.
      Минуту спустя Баг почувствовал, как повозка дважды всколыхнулась, приняв в себя тяжесть двух тел; потом хлопнули дверцы, и повозка тронулась с места.
 
       Где-то в окрестностях Асланiва,
       три часа спустя
 
      Тиха асланiвськая ночь…
      Баг сидел у фонаря на обочине дороги и всматривался в темноту. Ни повозки, ни грузовика – все будто вымерло этой замечательной ночью! С другой стороны, в обычаях человеческих спать по ночам, ведь еще великий Конфуций на вопрос пытливого Мэн Да, можно ли в ночное время суток составить далеко идущие замыслы или хотя бы приблизиться к постижению главного, отвечал: «Уху! Глупец! Благородный муж ночью спит!». Баг не знал пока, сколько благородных мужей приходится на каждую сотню жителей этого уезда, но так или иначе жители асланiвських окрестностей предпочитали этой ночью спать, а не ходить или ездить, отдавая тем самым должное мудрым советам Учителя.
      Между тем, Багу позарез нужно было в город. И он уже десять раз пожалел, что так глупо разбил телефон, спасая от незаслуженных увечий неизвестного нахального кота. Теперь оставалось только досадовать на эту глупую случайность. С другой стороны, взять с собой телефон, будучи даосом, Баг никак не мог: во-первых, у ордусян существовало твердое представление о том, что бродячие даосы телефонами, тем более переносными, не пользуются, ибо, не соблазняясь сиюминутным, думают о вечном и брезгуют иметь отношения с новомодной техникой; а во-вторых, хорош бы он был, стоя у алтаря или гадая по гексаграммам, ежели б в тот момент в рукаве запиликала трубка. Но вот сейчас, именно сейчас телефон Багу был просто необходим: он стоял столбом на ночной дороге, в неведомом месте, не зная, какое направление избрать, и по дороге за полчаса не проехало ни одной повозки, ни легковой, ни грузовой, чтобы подвезти пожилого бродячего даоса хотя бы до окрестностей Асланiва, куда даос ой как торопился.
      Ибо полученная информация окончательно сложила кусочки мозаики в одно целое и просто-таки распирала честного человекоохранителя.
      «Три Яньло, – раздраженно думал Баг, – что за карма! Ну почему именно сейчас? Где какой-нибудь захудалый грузовик с эрготоу, тьфу ты, с горилкой?»
      Баг с тоской вспомнил нескончаемые потоки многотонных фур, днем и ночью мчащихся из Мосыкэ по александрийскому проспекту Радостного Умиротворения, попросту называемом водителями Московским – уж в одной из них бродячему даосу определенно нашлось бы место! И он благополучно достиг бы пункта назначения – больницы «Милосердные Яджудж и Маджудж» или готеля «Меч Пророка», смотря по времени – когда удалось бы добраться до города. Баг помнил, что Богдан остался в больнице – но вряд ли он пробудет там всю ночь…
      Требовалось срочно рассказать ему, что же Баг увидел.
      …Путешествие в вещнике продолжалось довольно долго: сначала повозка двигалась стремительно и плавно, потом скорость заметно снизилась, начало трясти на ухабах, появились многочисленные повороты, и мотор натужно ревел; затем путь пошел под уклон. Баг понял, что повозка движется по горной дороге. Однажды она и вовсе остановилась: хлопнула дверца и кто-то, судя по голосу – ибн Зозуля, зашуршал в кусты. Замер. Раздалось вполне характерное журчание и удовлетворенный вздох. «Облегчился, мерзавец, – с негодованием понял Баг, переворачиваясь на другой бок, – чтоб тебе больше никогда не облегчаться! Да поразит тебя простатит до самой глубины твоей злобной железы!»
      У Бага уже стала затекать шея, когда повозка остановилась окончательно. Мотор заглох, хлопнули дверцы и раздались удаляющиеся шаги.
      Подцепив замок ножом, Баг подхватил меч и вылез в темноту.
      Ночь благоухала ароматами позднего цветения трав и была исполнена многоголосой песни сверчков.
      Повозка стояла недалеко от уходящей в невидимое небо смутно угадываемой скалы, выступающей из буйных зарослей местной растительности, в темноте толком неразличимой. Абдулла и ибн Зозуля, вооруженные фонариками, пробирались к скале между огромными валунами; узкие лучи света в своих беспорядочных прыжках выхватывали из ночи то ноздреватые камни, то некие безымянные для Бага кусты.
      Кроясь за камнями, Баг скользнул следом.
      Ибн Зозуля внезапно запрыгал на одной ноге, громогласно чертыхаясь.
      – Вы что, в лесу?! – зло оборвал его Абдулла. – Совсем с ума сошли?!
      – Так ведь камень, – оправдывался Зозуля, потирая ногу. – Камень ногу пронзил. Не видно ни пса…
      – А фонарь вам на что? У, научник! Быстрее надо идти, каждая минута на счету теперь!
      – Отчего же вы не послали меня сюда сразу? Я ведь хотел…
      – Именно потому, что вы хотели. Теперь, когда мы оба думаем, что знаем ключ – я отнюдь не уверен, что вы, отыскав клад, не отсыплете себе оттуда на всю оставшуюся жизнь и не смоетесь подальше.
      «Ого! – подумал Баг. – Это какой же ключ? Когда они успели?»
      – Я бы на в коем случае… – патетически начал было владыка китабларни, но Абдулла прервал его:
      – Да будет вам. Положение и впрямь аховое. Но кто мог подумать, что девчонка в бреду вспомнит услышанную фразу! Так все было аккуратно – и нате. Ах, шайтан!!
      Беседуя подобным образом, они приблизились вплотную к скале. Абдулла посветил фонарем, и взору Бага открылся неширокая расселина – где ибн Зозуля с Аблуллой и скрылись.
      «Очень интересно, – подумал Баг, перемахивая через пару валунов и приникая к краю прохода, – Не обнаружится ли тут, например, канцелярия Горнего Старца?»
      Отчетливо донеслись близкие удары по чему-то железному: тук-тук, потом пауза и еще три раза: тук-тук-тук.
      – Кого Аллах принес? – раздался приглушенный голос.
      – Во имя Горнего Старца, милостивого и милосердного! Открывай! – повелел Абдулла.
      Заскрипели плохо смазанные петли.
      «Гляди-ка! Дверь!»
      – А, здоровеньки салям, Абдулла-ага… Мутанаил-ага… Припозднились вы! – Голос радостно вибрировал.
      – Ассалям… Вот, задержали гости нежданные. Торопиться теперь надо! Что у вас?
      – Усё путем. Ничего, говорит, на бумажке той больше не было.
      – Паяльник не пробовали?
      – Не. А надо? – В голосе проснулся явный интерес.
      – Покамест не надо. Может, завтра. А вообще… облажались мы, воины Аллаха, жидко облажались. Фраза-то, оказывается, известная, из Корана! – Снова заскрипели петли, что-то лязгнуло и наступила тишина.
      «Засов, – определил Баг, вглядываясь во мрак расселины. – Там у этих скорпионов дверь с засовом. Пещера, наверное. База. И профессор французский здесь, как пить дать, здесь… Фраза какая-то. Не та ли это фраза, которую Абдулла Зозуле на засыпку произносил? А кто-то, стало быть, ее опознал. Ладно… Надо так понимать, что им от профессора узнать что-то надобно. Значит – жив пока… Паяльник?! Милостивая Гуаньинь! Это что же они паять собрались на ночь глядя?».
      Некоторое время Баг, стиснув рукоять меча, стоял, раздираемый двумя противуположными необходимостями: долг честного человекоохранителя призывал его немедленно ворваться в дверь с засовом и освободить из плена несчастного Кова-Леви, над которым так явственно нависла угроза изуверских пыток с применением паяльника. Но был еще долг перед Родиной, перед всей Ордусью, и этот долг недвусмысленно повелевал вырвать с корнем все гнездо человеконарушителей, чтобы не ушел ни один из них. И ворвавшись в дверь, Баг устремился бы за малым, упустив гораздо большее. Хуже того: погнавшись за второстепенным, он рисковал сгубить главное.
      К тому же Баг представления не имел, что откроется ему за этой самой дверью, сколько там будет злодеев, как они вооружены и сумеет ли он с ними справиться. Честный человекоохранитель знал, что его возможности велики, но не безграничны.
      Сделав трудный выбор, Баг с тяжелым сердцем и требовательно чешущимися кулаками бесшумно отступил от прохода в скале и, насколько позволяла темнота ночи, огляделся.
      Как следует запомнив два приметных валуна справа от расселины и для верности выцарапав ножом на одном из них маленький иероглиф «чжун» («верность сюзерену»), Баг метнулся обратно, к повозке и, обогнув ее, рысцой припустил по дороге, временами делая скрытные зарубки на стволах деревьев.
      Кругом надрывались сверчки да цикады.
      «Пещера, – размышлял Баг. – Пещера… А ведь, выходит, неспроста при гадании получилось, что надо спускаться там, где вроде бы, спускаться некуда. Ведь в пещеру точно – надо спускаться. Амитофо! Да, не прост „И цзин“, не прост…» – Баг перешел на бег. Мышцы, изготовившиеся к бою, требовали движений энергических.
      Дорога, то сужаясь, то становясь несколько шире, то вообще теряя очертания, петляла, поднимаясь в гору. Баг не чувствовал усталости: размеренный скользящий бег он умело сочетал с мысленной декламацией строф из «Глав о прозрении истины» известного даосского автора Чжан Бо-дуаня; да и есть ли такие расстояния, что могут встать серьезным препятствием на пути служения добру и справедливости?
      Вскоре Баг достиг вершины подъема: внизу расстилалась все та же темнота зарослей, а в пяти примерно ли впереди равномерной тонкой цепочкой расходились в стороны искры далеких фонарей; стало быть, там проходила какая-то большая дорога.
      «Ага… Оттуда Абдулла и свернул», – справедливо заключил Баг и, сориентировавшись по звездам, начал было спускаться, как вдруг шагах в двадцати увидел красную мерцающую точку и – замер.
      Точка, между тем, разгорелась ярче и стала затухать. Раздался смачный звук – кто-то со всей страстью отправил наземь излишки слюны.
      Баг осторожно сместился под защиту ближайших кустов и, ступая с величайшей осторожностью – еще не хватало хрустнуть какой-нибудь веткой! – стал приближаться к огоньку.
      Так и есть: на широком пне у дороги сидел здоровенный субъект в чалме, с автоматом на коленях и самозабвенно курил трубку-люлюку, любуясь роскошным асланiвським небом. Страж был настроен весьма благодушно: в сладостном забытьи он, задрав бороду, таращился на звезды и размеренно сплевывал после каждой затяжки.
      – Ых-х-х… – донесся до Бага его восхищенный шепот. – Ых-х-х…
      «Смотрите, какой ценитель прекрасного… Все же эти люди не до конца потеряны для общества. Просто те, кто поставлен блюсти их чаяния, заботятся совершенно об ином…»
      Баг некоторое время постоял у субъекта за спиной, вместе с ним наблюдая далекие светила.
      – Ох-х-х ты ж… Я ташшшусь… – в экстазе протянул бородатый, увидев падающую звезду.
      Не в обычаях Бага было отрывать кого-либо от созерцания, пусть даже и не совсем сообразного. И он, неслышно обойдя стража стороной, припустил дальше, вниз под горку.
      Через ли с чем-то Баг чуть не свалился в свежую яму: кругом громоздились кучи вынутой земли, между вбитыми в почву колышками смутно белели натянутые веревки, а немного дальше, в окружении палаток, у небольшого костерка сидели трое подростков и, неторопливо покуривая сигареты, жарили на огне нечто, нанизанное на прутики.
      «Раскоп, – понял Баг, – опять раскоп! Раскоп и каштаны! Значит, дорога и впрямь уже недалеко». Ободренный этим выводом, он не глядя шагнул назад. Раздался грохот, мальчишки у костра вскочили, хватаясь за оружие – в темноте было не разобрать, настоящее или игрушечное. Баг бросился ничком в кусты и, положив руку на меч, замер: он задел за воткнутую в кучу земли лопату, и лопата обрушилась на видневшиеся в глубине траншеи камни.
      – Что это, Алим? – испуганно спросил один подросток.
      – Н-не знаю, – дрожащим голосом отвечал второй. – Там вон что-то грохнуло… Кажись, лопата. Лязгнуло так…
      Третий, который оказался ниже всех, молча водил стволом своего оружия из стороны в сторону, а потом тихо сказал:
      – Ща пальну! Во имя Горнего Старца!
      – Ты что, Панас! – громко зашептал Алим. – И не вздумай! Говорено ж: только на самый крайний случай!
      – Ну! – упрямо отвечал низкий. – И что? А ну как там гяур какой притаился?
      – Побойся Аллаха! – более уверенным шепотом оборвал его Алим. – Тут кроме нас да братьев и нет никого. Все по хатам, запершись сидят…
      Баг набрал в легкие воздуха и, пользуясь уроками Судьи Ди, издал сообразное мяуканье.
      – Ну вот! – с радостным облегчением сказал тот, кого называли Алимом. – Это ж кошка! Просто кошка!
      – Тьфу! – Низкий плюнул и опустил свое оружие. – Пшла отседова! – Поднял камень и кинул в направлении Бага. Камень не долетел буквально полшага. «Способный мальчик», – подумал Баг. – Пшла вон, собака!
      Мальчишки выпрямились и, подобрав прутики, вернулись к своему занятию, а Баг медленно отполз на приличное расстояние, поднялся и, чутко сторожа звуки, потрусил дальше.
      Через двадцать минут, больше никого на пути не встретив, он выбрался на пустынную дорогу и под ближайшим фонарем остановился.
      «Влево или вправо?»
      Дорога молчала.
      Сверчки надрывались.
      Где-то гадостно заорал козлодой.
      «Туда или сюда?»
      Тиха асланiвськая ночь…
      Ни одной повозки.
      Ладно, можно и добежать, не в первый раз, но – в какую сторону?
      Ни одного указателя в поле видимости.