Глава 7.

Учитель Суень говорит об Инь и Ян; судья Ди задает новые вопросы

В сопровождении своего проводника судья вновь проделал уже знакомый ему путь к центральной лестничной площадке. Оказавшись над нефом, они повернулись спиной к коридору, который вел к кладовой, и вступили в прямой переход, освещенный единственным светильником.

Внезапно судья Ди испытал неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Резко обернувшись, он заметил темный силуэт мужчины, вероятно, одетого в серое, который проскользнул ко входу в коридор и исчез.

— А часто ли монахи пользуются этим переходом? — спросил он у послушника.

— О нет, уважаемый господин. Я выбрал его только для того, чтобы не идти под дождем. Те, кому нужно в Западную башню, поднимаются туда по винтовой лестнице напротив трапезной.

Когда они оказались в небольшом квадратном зале западного крыла, судья остановился, чтобы сориентироваться.

— Куда ведет эта дверь? — спросил он, показывая на узкий проем справа.

— В Галерею ужасов, уважаемый судья. Она занимает все восточное крыло центрального двора, но нам, послушникам, не разрешается туда заходить.

Судье Ди было известно, что все сколько-нибудь значительные даосские монастыри обладают галереей фресок или скульптур, которые в реалистической манере описывают наказания, ждущие грешников в десяти кругах ада.

— Казалось бы, — заметил он, — что прогулка в это мрачное место может лучше всего способствовать отвращению юношеских душ от греха.

Теперь они взбирались по лестничным пролетам, отделявшим их от площадки, на которую выходила высокая ярко-красная дверь покоев бывшего императорского наставника.

— Осторожно, уважаемый господин, — предупредил его послушник, — балюстрада нуждается в починке.

Поставив ногу на площадку, судья увидел, что в ограде действительно зияет дыра.

— Вот лестница, о которой я только что вам говорил, — пояснил монашек. — Она заканчивается у западных ворот двумя этажами ниже.

Начальник уезда вручил послушнику свою визитную карточку, и тот постучал в дверь.

— Входите! — крикнул низкий голос.

Даосский мудрец сидел перед столом, заваленным книгами и бумагами. Глубоко склонившись, монашек протянул ему визитку начальника уезда. Бросив на нее беглый взгляд, учитель Суень поднялся и пошел навстречу гостю.

— Так это вы начальник нашего уезда! — сказал он, — Добро пожаловать в монастырь Утреннего Облака, Ди.

Скрестив почтительно руки, судья поклонился и ответил:

— Стоящий перед вами смиренный чиновник благословляет случай, который предоставил ему давно ожидаемую возможность высказать свое уважение столь выдающейся особе, как ваше превосходительство.

— Ко всем чертям эти пышные фразы, Ди! — сердечно воскликнул Суень Мин. — Посидите, пока я наведу порядок во всех этих бумагах.

Он снова уселся за стол, сказав послушнику, который только что подал чай:

— Спасибо, мой мальчик. Ты можешь быть свободен. Я сам поухаживаю за гостем.

Глоточками попивая ароматизированный жасмином чай, судья присматривался к учителю. Суень был так же высок, как и он, но потяжелее, и его могучая шея почти совсем пропадала между плечами борца. Хотя он приближался к шестидесяти годам, на его розовом гладком лице не было ни морщинки. Полукольцо коротких седых волос окаймляло его подбородок, а зачесанная назад серебристая шевелюра открывала широкий лоб и плотно прилегала к темени. Будучи светским даосом, он не носил головного убора, и его тонкие усики резко контрастировали с мохнатыми бровями. Все в нем свидетельствовало о поистине исключительном характере.

Затем судья принялся за чтение различных даосских текстов, развешанных по стенам. Наконец учитель Суень отодвинул бумаги и, устремив на судью свой пронизывающий взгляд, спросил:

— Вы упомянули о каком-то случае. Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет, нет. Проведя две недели в столице, моя семья и я сегодня выехали в Ханюань. Я надеялся еще до вечерней трапезы быть в ямыне, но разразилась гроза, а на горной дороге сломалась ось нашего фургона. Я вынужден был просить настоятеля о гостеприимстве, но рассчитываю завтра ранним утром выехать. Говорят, что такие бури всегда очень коротки.

— Ваше несчастье доставило мне счастье познакомиться с вами! — заметил, улыбаясь, Суень. — Я очень люблю разговаривать с молодыми начальниками уезда, людьми будущего. Вы должны были бы приехать к нам раньше. Ведь этот монастырь относится к вашей юрисдикции.

— Моя небрежность непростительна, — заторопился ответить судья, но у нас в Ханюане были хлопоты, и...

— Знаю, знаю… — остановил его Суень. — Ди, вы проделали прекрасную работу. Благодаря вам Поднебесная избежала серьезных беспорядков.

Судья поклонился.

— Надеюсь вскоре вернуться, чтобы выслушать наставления вашего превосходительства, — заметил он.

Раз уж высокопоставленный учитель проявил столь дружеское расположение, то, может быть, стоило переговорить с ним о женщине с обрубленной рукой? Недолго поколебавшись, он решился:

— Могу ли я посоветоваться с вашим превосходительством по вопросу о странном происшествии?

— Ну, конечно. А в чем дело?

— По правде говоря, я сам толком не знаю, — ответил слегка смущенный судья. — Направляясь в отведенные мне покои, я в течение нескольких секунд присутствовал при сцене, которая, должно быть, происходила здесь сто лет назад, когда воины избивали в монастыре мятежников. Считаете ли вы возможным нечто подобное?

Учитель Суень откинулся в кресле.

— Да, конечно, — серьезно ответил он, — Разве вам не приходилось, заходя в пустую комнату, сознавать, что совсем недавно там кто-то находился? Невозможно постичь причину такой уверенности, это лишь испытываемое вами ощущение. Однако это явление легко объяснимо: вышедший оставил в комнате частицу самого себя. И он не делал ничего необычайного: может быть, полистал книгу или написал письмо.

Допустим теперь, что какой-то человек погиб насильственной смертью в том месте. Выделенные им волны страдания оставили столь сильный отпечаток на окружающей атмосфере, что следы могут обнаружиться и много позже. Обладающая повышенной чувствительностью особа или лицо, обретшее повышенную чувствительность из-за усталости может почувствовать этот отпечаток и через столетие после события. Не думаете ли вы, Ди, что таково логическое объяснение вашего приключения?

Судья покачал головой. Очевидно, учитель Суень немало размышлял над этими темными вопросами. И хотя доводы его не убеждали судью, он решил не отбрасывать их полностью.

— Вероятно, ваше превосходительство правы, — вежливо ответил он. — Я довольно-таки утомлен. К тому же под дождем я подхватил проклятую простуду, и мое состояние…

— Простуду? За последние тридцать лет у меня ее не было ни разу! — прервал его Суень. — Я установил для себя очень жесткие жизненные принципы и стараюсь поддерживать свое природное начало.

— Но ваше превосходительство все же не верит, как некоторые даосы, что на этой земле можно достичь бессмертия? — сильно разочарованный, осведомился судья.

— Конечно, нет, — презрительно бросил Суень. — Для человека бессмертие-это возрождение в своем потомстве. Небо ограничило длительность нашей жизни определенным количеством лет, и было бы праздным делом пытаться ее продлить искусственными приемами. Все наши усилия должны быть направлены только на то, чтобы провести отпущенные годы в прекрасной физической и умственной форме. Для достижения этой цели нужно жить более естественно, чем мы это делаем, а для начала очистить наш пищевой режим. Следите за своим питанием, Ди!

— Сам я последователь Конфуция, но охотно допускаю, что в даосизме есть много мудрого.

— Даосизм продолжает там, где Конфуций остановился! Конфуцианство объясняет, как человеку следует себя держать в хорошо организованном обществе. Даосизм же показывает нам, какими должны быть взаимоотношения между человеком и мирозданием… Взаимоотношения, где общественный порядок составляет лишь одно из звеньев.

Судья Ди не был настроен вести философскую дискуссию, но ему хотелось задать еще два вопроса учителю. Из вежливости он помолчал несколько секунд прежде чем спросить:

— Возможно ли, что по монастырю бродят проникшие извне нежелательные лица? Когда послушник вел меня к вам, мне показалось, что за мной следят. Чтобы быть точнее, прямо у входа в коридор, соединяющий центральную лестничную площадку с этой башней.

Учитель Суень изучающе посмотрел на него. После короткого размышления, он спросил:

— Ди, вы любите рыбу? Удивленный Ди ответил:

— Да, очень.

— В этом все дело! Рыба загрязняет жизненные соки, дорогой мой. Это загрязнение затрудняет циркуляцию крови, что затрагивает нервную систему… Поэтому вы видите вещи, которых не существует! Вам нужен ревень, Ди. Ревень, вот что вам требуется! Это прекрасное очищающее средство. Я посмотрю свои книги по медицине — у меня собрана прекрасная коллекция! — и завтра же утром дам вам подробный список продуктов, которые приемлемы при вашем состоянии.

— Я благодарю ваше превосходительство… А теперь, если бы вы соблаговолили просветить меня по последнему вопросу, я был бы глубоко признателен. Мне приходилось слышать, что некоторые даосы, ссылаясь на мотивы религиозного характера, втайне предаются настоящим оргиям, принуждая принимать в них участие молодых женщин. Есть ли хотя бы частица правды в подобных утверждениях?

— Глупости, Ди, полный вздор. Как могли бы мы предаваться оргиям при таком скудном пищевом режиме, как наш? Оргии, подумать только!

Вставая, он сказал:

— Банкет сейчас начнется. Настоятель, наверное, нас уже ждет. Предупреждаю, Ди, он не очень образованный человек, но всем хочет добра и мудро занимается делами своего дома.

— Отнюдь не легкая задача… Монастырь-это настоящий небольшой городок. Мне бы хотелось немного в нем разобраться, но ведь даже плана его не существует! К тому же находящаяся за храмом часть закрыта для публики.

— Жалкие секреты, Ди. Все это с одной целью — произвести впечатление на легковерные толпы. Сотни раз повторял я отцу настоятелю, что надо сделать план монастыря. К тому же это предусмотрено статьей 28 указа о зданиях, посвященных культу. Но мне не трудно дать вам общее представление о его расположении, Подойдя к висящему на стене большому бумажному листу, он пояснил:

— Вот схема, которую я начертил для себя. Это очень просто. Сооружая более двухсот лет назад этот монастырь, строители хотели одновременно представить вселенную и человека, который является как бы миниатюрным творением. Ансамбль образует овальную фигуру, символизирующую изначальное творение. Он ориентирован на юг и выстраивается четырьмя ступенями по склону горы. С востока с ним граничит глубокий овраг, с запада — лес.

Теперь внимательно следите за мной. Мы выходим из переднего двора. Это треугольник, стороны которого образованы кухнями, конюшнями, кельями прислужников и послушников. Затем мы проходим во двор храма, огороженный высокими трехэтажными кельями. На первом этаже западного крыла расположена трапезная, на втором — библиотека, на третьем — помещения эконома, казначея и отца архивариуса. Первый этаж восточного крыла включает зал торжеств и различные кабинеты. Его второй и третий этажи оставлены для гостей монастыря. Именно там разместили вас с вашей семьей, так я думаю.

— Да. Нам предоставили две прекрасные комнаты, расположенные в северо-восточном углу третьего этажа.

— Хорошо. Продолжим. В глубине этого второго двора находится сам храм. Там можно полюбоваться многочисленными древними и очень красивыми скульптурами. За храмом раскинулся центральный двор с башнями по углам. В этот момент вы находитесь в Юго-западной башне, которая была выделена мне. Полевую сторону этого двора тянется Галерея ужасов — уступка народным суевериям! Справа расположены кельи монахов, а в глубине, над воротами, которые ведут в святилище, — покои отца настоятеля. Святилище имеет форму круга. Таким образом, мы располагаем, причем в следующем порядке: треугольником, двумя квадратами, еще одним квадратом, кругом. Каждая из этих фигур наделена мистическим смыслом, но оставим это в стороне. Главное, теперь вы сможете ориентироваться. Само собой разумеется, существуют сотни переходов, коридоров и лестниц, которые связывают между собой различные сооружения, но если у вас в голове моя схема, вы не заблудитесь.

Судья с искренней признательностью сказал:

— Благодарю, ваше превосходительство. А какие строения составляют святилище?

— Только небольшая пагода. В ней заключена урна с пеплом отца основателя.

— И в той части монастыря никто не живет?

— Нет, конечно. Я побывал там. Одна пагода и окружающие стены. Но этот памятник считается священным, и я заменил его черно-белым кругом, который вы видите вверху на листе, чтобы не обижать нашего честного настоятеля. Этот круг представляет собой даосский символ жизни мироздания. Он изображает взаимодействие двух изначальных сил Вселенной — инь и ян, и этот вечный ритм природы образует Дао. Вместо ян и инь вы можете сказать Свет и Мрак, Положительное и Отрицательное, Мужчина и Женщина, Солнце и Луна… Выбор богат! Этот круг показывает вам, что ян, или Положительная сила, нисходя до своей низшей точки, превращается в инь, или Отрицательную силу, и как, достигая высшей точки, эта последняя естественно превращается в Позитивную силу в момент ее упадка. Высшая мудрость Дао выражена в исключительно простом символе.

— А каково значение точек, помещенных в каждой половинке круга? — спросил невольно заинтересовавшийся судья.

— Присутствие этих двух точек напоминает нам, что в Положительном есть зерно Отрицательного и наоборот. Это применимо ко всему существующему, включая мужчину и женщину. В природе каждого мужчины есть женская частичка, а в каждой женщине есть немного от мужчины.

— Это очень верно, — задумчиво сказал судья, — Мне кажется, я уже видел где-то такой круг, разделенный по горизонтали. Это имеет какое-то особое значение?

— Насколько мне известно, нет. Разделительная линия должна быть вертикальной, как на моем рисунке. Но не будем заставлять отца настоятеля долго ждать, мой старый друг довольно церемонен.

Когда они подошли к площадке, Суень живо сказал:

— Осторожно, ограда сломана. Уже давно прислужники должны были установить новую, но, похоже, подготовка к торжествам заняла все их время. На самом же деле они такие лентяи! Дайте мне руку, я не подвержен головокружениям.

Глава 8.

Судья Ди присутствует на банкете, где ест очень мало; поэт Цун Ли опустошает чарку за чаркой

Двое мужчин спустились по винтовой лестнице. Сырой воздух был ледяным, и начальник уезда с радостью вошел в трапезную, согретую многочисленными жаровнями.

Нервно помигивая, к ним навстречу вышел коротышка-эконом. Он изо всех сил старался обращаться к каждому из них с равной степенью вежливости и в конце концов все же провел их в глубь трапезной, где за главным столом их ожидал отец настоятель. Судья пропустил учителя Суеня вперед, чтобы тот сел по правую руку от настоятеля, но даос возражал, подчеркивая, что больше не занимает официального положения, а уездный начальник как представитель императорского правительства имеет право на почетное место. Судье пришлось подчиниться, и трое мужчин уселись рядом; эконом, казначей и Цун Ли заняли места за столом поменьше.

Настоятель поднял чарку, и по этому сигналу монахи, сидевшие за четырьмя длинными столами, схватили палочки. Судья заметил, что Куан Лай, его жена и две другие актрисы устроились отдельно, у входа в зал. Тао Ган только что к ним присоединился. Мо Моте нигде не было видно.

Начальник уезда без малейшего восторга смотрел на холодную рыбу, которую настоятель положил в его тарелку. Столь же мало соблазнительной показалась чашка разварившегося риса с изюмом. Аппетит пропал. Чтобы скрыть это, он сказал:

— Я думал, что в даосских монастырях не подают ни рыбы, ни мяса.

Улыбаясь, настоятель ответил:

— Мы строго соблюдаем монастырский устав, воздерживаясь от любых алкогольных напитков. В Моей чарке чай. Однако не в вашей. Мы делаем исключение ради наших почетных гостей, но в остальном строго придерживаемся вегетарианского режима. Эта рыба приготовлена из соевого теста, а то, что там выглядит жареной курицей, выпечено из муки на кунжутном масле.

Судья совсем приуныл. Не будучи чревоугодником, он тем не менее любил вкусно поесть. Проглатывая маленький кусочек «рыбы» из теста, он чуть было не подавился. Видя, что настоятель за ним наблюдает, он поспешил заметить:

— Это поистине очень вкусно, у вас замечательные повара. Залпом выпил он свою чарку. Вино все-таки можно было пить. Лежавшая на тарелке поддельная рыба мрачно глядела на него своим черноватым глазом из мелкой сливы. Неизвестно почему это заставляло его вспоминать о покойном настоятеле.

— После банкета, — объявил он, — я хотел бы посетить храм, а затем помолиться перед прахом вашего предшественника. Отец настоятель поставил на стол свою чашку с рисом.

— Смиренный монах, каким я являюсь, охотно покажет храм вашему превосходительству, — ответил он. — К сожалению, в это время года нельзя открыть склеп. Если мы сейчас туда опустимся, влажный воздух может разрушить тело. Прежде чем приступить к бальзамированию, из тела удалили внутренности, но могут начать разлагаться другие ткани.

Эти физиологические подробности лишили судью остатков аппетита. Он поспешил выпить еще одну чарку вина. Пластырь из апельсиновых корок оказал благотворное действие на его мигрень, но он по-прежнему чувствовал себя разбитым. К тому же начинало болеть сердце. Он с завистью посмотрел на Суень Мина, который с видимым удовольствием поедал «рыбу».

Покончив с содержимым своей миски, даос горячей салфеткой, протянутой ему послушником, вытер рот и сказал:

— Бывший настоятель этого монастыря был глубоко образованным человеком. Для него не составляли тайны самые темные тексты, его каллиграфия была совершенна, он превосходно рисовал цветы и животных.

— Мне бы доставило большое удовольствие познакомиться с его работами,

— вежливо ответил судья, — В монастырской библиотеке наверняка много его рисунков и написанных им самим текстов…

— Увы, нет, — ответил отец настоятель, — По его твердому указанию все бумаги такого рода были помещены в склеп вместе с ним.

— Похвальная скромность, — одобрил учитель Суень, — но послушайте, Ди, есть картина, которую вы могли бы посмотреть. В боковой часовне имеется сделанное им последнее изображение любимого кота. После ужина я вас туда провожу.

Вероятно, в храме будет леденящая атмосфера, а кот бывшего настоятеля не представлял для судьи ни малейшего интереса. Однако он ответил, что в восторге от такой возможности.

Теперь Суень Мин и отец настоятель склонились над чем-то вроде супа. Судья прикоснулся палочками к плавающим в буроватой жидкости частицам, природу которых определить было невозможно, и понял, что у него не хватит мужества попробовать странное блюдо. Мучительно подыскивая способ избежать этого, он задал вопрос об организации даосского духовенства. Явно чувствовавший себя не в своей тарелке, настоятель кратко ответил и замолчал.

В этот момент сидевшие за соседним столом сотрапезники подошли и подняли тост в их честь. Под предлогом ответного тоста судья проводил их и уселся напротив Цун Ли, который, судя по его хорошему настроению и раскрасневшемуся лицу, отдал дань подогретому вину. Эконом сообщил судье, что ось его экипажа заменена.

— Конюхи соломой протерли лошадей и покормили их, — добавил он. — Таким образом, наш почтенный посетитель сможет завтра утром продолжить путь, разве что соблаговолит продлить свое пребывание здесь, что наполнило бы нас огромной радостью!

Судья горячо его поблагодарил, после чего эконом и казначей попросили позволения откланяться, дабы присутствовать на вечерней службе.

Оставшись наедине с поэтом, судья заметил:

— Я что-то не вижу ни госпожи Пао, ни ее дочери.

— Ее дочери? — переспросил Цун Ли, еле ворочая языком. — Неужели вы серьезно утверждаете, уважаемый господин, что столь утонченное.., а также столь хрупкое.., существо могло быть порождено этой глыбой сала?

— Течение времени, — дипломатично заметил судья, — иной раз чрезвычайно изменяет человеческое тело. Поэт пьяно икнул.

— Извините меня, — пробормотал он, — эти люди пытаются нас отравить своей жуткой пищей. От нее у меня выворачивает желудок. Но позвольте вам сказать, что госпожа Пао отнюдь не принадлежит к лучшей части светского общества. Логический вывод: Белая Роза не ее дочь. А вы уверены, что эту несчастную не принуждают помимо ее воли принять монашеский сан? — продолжал он таинственным голосом.

— Лучший способ об этом узнать — прямо ее спросить. Но где эти дамы?

— Несомненно, ужинают в собственной комнате. Мудрая предосторожность! Было бы преступлением выставлять эту чистую девушку на обозрение развратных монахов. На этот раз глыба сала права.

— Мне кажется, что вы и сами не спускаете с нее глаз! Поэт не без труда выпрямился и торжественно объявил:

— У меня самые честные намерения!

— Счастлив это узнать. Кстати, о склепе, про который вы рассказывали. Я сказал настоятелю, что хотел бы его посетить, и он мне ответил, что в это время года склеп не открывают.

— Вот какую тактику он теперь избрал, — прошептал Цун Ли.

— Вы сами-то туда спускались? — спросил начальник уезда.

— Еще нет… Но сделаю это, не откладывая. Они отравили беднягу, как сейчас пробуют отравить нас. Хорошо запомните то, что я вам сказал!

— Вы просто пьяны, — резко возразил судья.

— Не отрицаю. Это единственный способ остаться в здравом уме в этом морге! Но уверяю вас, что старик настоятель выражался вполне ясно, когда писал свое последнее письмо моему отцу.

Судья Ди поднял брови.

— Упоминал ли он, что его жизнь под угрозой? — спросил судья.

Поэт утвердительно кивнул и опустошил еще одну чарку вина.

— Кого же он подозревал?

Цун Ли со стуком поставил чарку на стол.

— На этот вопрос отвечать не буду. Вы еще обвините меня в клеветническом доносе, — заявил он. — Начальник, я знаю закон. И, наклоняясь к собеседнику, добавил:

— Я заговорю, когда соберу все доказательства. Молодой пьяница вызывал у судьи неприязнь, но у его отца была репутация человека возвышенного. И в официальных, и в литературных кругах о нем все еще вспоминали с уважением, и если старик настоятель незадолго до кончины писал ему, что опасается за свою жизнь, расследование становилось необходимым.

— Что думает об этом нынешний настоятель? — спросил судья. Улыбаясь, поэт ответил:

— Начальник, задайте ему этот вопрос. Может быть, вам он не осмелится лгать.

Поднявшись, судья вернулся за свой стол.

— Вижу, что господин Цун уже пьян, — желчно заметил настоятель, — Как мало он похож на покойного отца!

— Не был ли доктор Цун одним из благодетелей этого монастыря? — осведомился судья, выпивая чашку крепкого чая, который подали в конце ужина.

— Одним из самых щедрых наших благодетелей, — ответил отец настоятель, — Какая замечательная семья! Дед был бедным кули, родившимся на юге. Он проводил часы под окнами школы и научился грамоте, вычерчивая на песке иероглифы, которые учитель писал на доске. Когда он успешно выдержал местный экзамен, торговцы сложились, чтобы дать ему возможность продолжать учебу, и на провинциальных экзаменах он прошел первым. Назначенный начальником уезда, он взял в жены девушку из старой семьи, испытавшей невзгоды, и закончил жизнь префектом. Доктор Цун был его старшим сыном. Он блестяще сдал экзамены, женился на дочери богатого торговца и завершил карьеру губернатором провинции. Он сумел мудро вложить свои деньги, и именно ему семья обязана своим безмерным богатством.

— Каждый одаренный человек, будь он богат или беден, рожден в знатности или нет, может подняться до самых высоких должностей, и поэтому наша империя будет процветать вечно, — с гордостью сказал судья. — Но, возвращаясь к вашему предшественнику, от какой болезни он скончался?