Глава 3

Судья Ди заявил служителю, встретившему его у двери, что приглашен на пир в честь судьи Ло. Тот почтительно склонился в низком поклоне и повел гостя вверх по широкой лестнице, покрытой толстым синим ковром. Достигнув второго этажа, они вошли в большой зал.

Воздух здесь приятно удивил судью свежестью и прохладой. Охлаждался он искусственно — благодаря двум медным тазам, наполненным кусками льда. Посреди комнаты стоял круглый полированный стол, а на нем — фарфоровые блюда с холодным мясом и серебряные чаши с вином. Стол окружали шесть стульев из черного дерева с высокими спинками, причем сиденья им заменяли небольшие плитки прохладного мрамора. В нише у окна за изящным столиком с красной мраморной столешницей четверо мужчин пили чай и грызли дынные семечки. Когда судья Ди вошел в комнату, все четверо уставились на него с нескрываемым удивлением. Стройный седеющий господин шагнул навстречу гостю:

— Вы кого-нибудь ищете, уважаемый?

— Вы господин Фэн Дай? — осведомился судья Ди.

В ответ на кивок Ди достал из рукава подписанный судьей Ло документ и протянул собеседнику, пояснив, что правитель уезда попросил его присутствовать на трапезе, устраиваемой в его честь.

Фэн Дай с поклоном вернул бумагу:

— Я наблюдаю за порядком на Райском острове и всегда к вашим услугам. Но прежде всего позвольте мне познакомить вас с другими гостями.

Первым судье представили худощавого старика по имени Вэнь Юань, богатого торговца старинной утварью и хозяина всех лавок древностей на острове. У него было продолговатое лицо со впалыми щеками, короткие седые усы и остроконечная, тщательно расчесанная борода. Судья Ди отметил про себя удивительно острый и цепкий взгляд маленьких глазок, прячущихся под густыми седыми бровями. Молодой благообразный мужчина в квадратной шапочке из прозрачной материи, сидевший рядом с продавцом древностей, оказался главой сообщества виноторговцев. Его звали Тао Паньтэ. Миловидного юношу, сидевшего спиной к окну, представили как Киа Юно, кандидата в сюцаи, едущего в столицу сдавать экзамен по литературе. Фан с гордостью добавил, что молодой человек уже успел приобрести известность как поэт.

Судья Ди подумал, что общество подобралось куда более интересное, чем он ожидал. В нескольких вежливых фразах он передал устроителям трапезы извинения судьи Ло.

— Поскольку я случайно оказался в этих краях, — заключил Ди, — правитель уезда поручил мне заняться расследованием самоубийства ученого, случившегося три дня назад. Разумеется, будучи здесь приезжим, я был бы весьма признателен, если бы вы согласились высказать свое мнение об этой истории.

В комнате наступила неловкая тишина. Молчание нарушил Фан Дай.

— Самоубийство цзиньши Ли Линя — прискорбный случай, почтенный судья Ди, — угрюмо проворчал он. — Однако, к сожалению, подобные происшествия здесь не редкость. Кое-кто из гостей, потеряв большие деньги за игорным столом, предпочитает именно таким способом избавляться от неприятностей.

— Насколько я понимаю, Ли Линя толкнула к самоубийству скорее несчастная любовь, — заметил судья Ди.

Фан метнул взгляд на остальных участников беседы. Тао Паньтэ и молодой поэт сидели, уставясь в свои чашки. Торговец древностями Вэнь сжал тонкие губы и, подергав себя за козлиную бородку, осторожно осведомился:

— Это судья Ло вам сказал, почтенный господин Ди?

— Всего в двух словах. Мой собрат очень тороцился с отъездом и успел поведать мне об этом деле только в общих чертах.

Вэнь Юань многозначительно взглянул на Фэн Дая. Тао Паньтэ вскинул на судью усталые грустные глаза.

— Увы, атмосфера Райского острова благоприятствует возникновению подобных срывов. Мы, люди, выросшие здесь, привыкли крайне легкомысленно относиться к любви, что характерно для этих мест. Нам свойственно воспринимать любовь как приятное времяпрепровождение, как игру, где ставка — несколько часов удовольствий — увы, преходящих. Тот, кому повезет в этой игре, становится богаче благодаря воспоминаниям о недолгом счастье. Когда же удача поворачивается спиной, не остается ничего иного, кроме как отнестись к этому с улыбкой и поискать более благосклонного партнера. Но люди, приезжающие сюда из других мест, зачастую не способны проявлять такую легкость. А поскольку здешние танцовщицы и певички в совершенстве владеют искусством любви, приезжих нередко охватывает слишком сильная и глубокая страсть. И это иногда кончается трагедией.

Судья Ди никак не ожидал, что торговец вином так точно подберет слова, дабы прояснить столь тонкий вопрос.

— А вы, почтенный Тао, родились здесь, на острове? — полюбопытствовал он.

— Нет, господин судья Ди, моя семья приехала с юга. Около сорока лет назад мой отец поселился здесь, купив все местные винные лавки. К сожалению, он слишком рано умер — я тогда был еще ребенком.

В это время Фан Дай встал со стула и с несколько напускной, как показалось судье Ди, веселостью воскликнул:

— Думаю, пришло время отведать чего-нибудь поплотнее чая, господа! Давайте-ка приступим к трапезе!

Он церемонно усадил судью Ди на почетное место — лицом ко входу, а сам расположился напротив. По левую руку от Фэна сел Тао Паньтэ, по правую — торговец древностями Вань Юань. Жестом указан молодому поэту наместо справа от судьи Ди, Фан Дай предложил выпить в честь дорогого гостя.

Судья Ди отпил из чаши несколько глотков крепкого вина, а затем, указывая на пустой стул слева от себя, спросил:

— Вероятно, вы ждете еще одного гостя?

— Да, почтенный Ди, и совершенно особенного! — ответил Фан, снова поразив судью явно вымученным оживлением. — Чуть позже к нам присоединится редкой красоты танцовщица, знаменитая Осенняя Луна.

Судья удивленно нахмурил брови. По обычаю таких женщин не сажали за общий стол — им предписывалось либо стоять, либо сидеть на табуретах поодаль от гостей. Тао Паньта, очевидно заметив недоумение гостя, поспешил объяснить:

— Знаменитые танцовщицы представляют для нас большую ценность, почтенный Ди, и соответственно к ним здесь относятся не так, как вне острова. Служительницы любви привлекают сюда не намного меньше посетителей, чем игорные столы, и благодаря им Райский остров получает едва ли не половину своих доходов.

— Сорок процентов коих идет наместнику провинции, — сухо обронил торговец древностями.

Судья Ди молча ухватил палочками кусок соленой рыбы. Он знал, что подати, собираемые на Райском острове, и впрямь составляют немалую часть доходов провинции.

— Как я понимаю, поскольку на Райском острове очень крупные суммы постоянно переходят из рук в руки, здесь не так-то легко поддерживать порядок, — сказал он наконец Фэн Даю.

— Что касается порядка на самом острове, то поддерживать его не так уж трудно, почтенный Ди, — ответил тот. — У меня более шестидесяти негласных наблюдателей, набранных среди местного населения. Их кандидатуры утверждает управа. Эти люди не носят форму и потому легко растворяются среди посетителей игорных заведений, харчевен и домов свиданий. Незаметно для окружающих они приглядывают за всем, что там происходит. А вот на территории, прилегающей к Райскому острову, действительно возникает немало осложнений. На дорогах часто грабят — преступников так и притягивает возможность прибрать к рукам золото удачливых гостей Райского острова, когда те возвращаются домой. Две недели назад произошел очень неприятный случай: пятеро разбойников пытались ограбить моего посыльного, перевозившего шкатулку с золотыми слитками. К счастью, двое сопровождавших его людей сумели отразить нападение. Троих грабителей они убили, но оставшимся в живых удалось скрыться.

Фан Дай осушил чашу с вином.

— Надеюсь, вы хорошо тут устроились, почтенный судья? — поинтересовался он.

— Да. Я поселился на постоялом дворе под названием «Вечное блаженство» в на редкость уютных покоях. Их называют Красной беседкой.

В наступившем после этого гробовом молчании все воззрились на судью Ди. Затем Фан Дай с сокрушенным видом отложил палочки:

— Хозяину не следовало предлагать вам эти покои, почтенный судья. Именно там три дня назад цзиньши Ли Линь покончил с собой. Я немедленно распоряжусь, чтобы вам предоставили…

— Я вовсе не возражаю! — поспешно перебил Фан Дая судья Ди. — Живя в Красной беседке, я смогу внимательнее изучить место происшествия. И не надо упрекать хозяина. Насколько я помню, он пытался меня предупредить, но я не стал слушать. Скажите, в какой из двух комнат произошло самоубийство?

Фан Дай не сказал ни слова — по-видимому, он никак не мог оправиться от удивления, уж больно неожиданно все обернулось. И судье ответил Тао Паньта.

— В спальне, почтенный Ди, — спокойно проговорил он. — Дверь была заперта изнутри, и судье Ло пришлось ее взломать.

— Я обратил внимание, что замок новехонький, — кивнул Ди. — Что ж, раз ключ торчал в дверях с внутренней стороны, а единственное окно забрано бронзовой решеткой с частыми прутьями, можно не сомневаться хотя бы, что в комнате никого, кроме Ли Линя, не было. А каким образом он покончил с собой?

— Перерезал вену на шее собственным кинжалом, — ответствовал Фан Дай. — Дело было так: перекусив на террасе в одиночестве, ученый пошел в комнаты разбирать бумаги — по крайней мере, так он сказал прислужнику, добавив, что просит его не беспокоить. Однако несколько часов спустя прислужник вспомнил, что забыл принести постояльцу чай. Когда он постучал в дверь Красной комнаты, никто не отозвался. Слуга взошел на террасу, чтобы заглянуть в комнату через окно и убедиться, что ученый уже лег спать. И тут он увидел, что Ли Линь лежит на спине возле кровати и вся грудь у него залита кровью. Прислужник тотчас уведомил хозяина, а тот без промедления сообщил о несчастье мне. Мы поспешили на постоялый двор, где остановился судья Ло, а затем вместе с ним и его людьми отправились в «Вечное блаженство». Судья приказал взломать дверь Красной комнаты. Тело отнесли в даосский храм, расположенный на другом конце острова. И там ночью было проведено тщательное обследование.

— И во время осмотра не обнаружено ничего необычного? — поинтересовался Ди.

— Нет, почтенный судья. Впрочем, теперь я припоминаю, что на лице и предплечьях ученого оказалось несколько длинных царапин непонятного происхождения. Судья Ло сразу отправил посыльного к отцу покойного, знаменитому императорскому цензору Ли Вайчжи, каковой, отойдя от дел, живет в горном имении в семнадцати ли отсюда. Гонец вернулся обратно с дядей усопшего, поскольку сам Ли Вайчжи вот уже несколько месяцев прикован к постели. Родственник Ли Линя распорядился уложить тело в гроб и увез его, дабы похоронить на семейном кладбище.

— А в кого был так страстно влюблен молодой ученый? — осведомился судья Ди.

Вновь наступило неловкое молчание.

— В Осеннюю Луну, почтенный Ди. В этом году она удостоилась звания Владычица Цветов, — наконец, откашлявшись, проговорил Фан, и в голосе его явственно слышалась грусть.

Судья Ди вздохнул. Именно такого ответа он и боялся!

— Ли Линь не оставил для нее никакой записки, как обычно поступают влюбленные, испытавшие глубокое разочарование, — продолжал Фан. — Но мы обнаружили два круга, нарисованные им на верхнем листе пачки бумаги, что лежала на столе. Под кругами Ли три раза подряд написал имя Осенней Луны. Поэтому судья Ло вызвал девушку к себе для беседы, и та призналась, что ученый был в нее влюблен, хотел ее выкупить, но она это предложение отвергла.

— Волею случая сегодня, незадолго до того, как прийти сюда, я познакомился с Осенней Луной, — холодно сказал судья Ди. — И мне показалось, эта особа испытывает некую странную гордость от того, что из-за нее человек совершил самоубийство. По-моему, это испорченная и черствая женщина, а следовательно, ее присутствие здесь…

— Надеюсь, — торопливо вставил Тао Паньтэ, — почтенный Ди лучше поймет Осеннюю Луну, учитывая особенности жизни на Райском острове. Известность танцовщицы неимоверно возрастает, если из-за нее кто-то сводит счеты с жизнью, и тем более когда этот человек знаменит. Такие истории облетают всю провинцию и приманивают много новых богатых гостей, движимых нездоровым любопытством…

— Все это в высшей степени прискорбно, и никакие скидки на местные особенности дела не меняют, — довольно бесцеремонно перебил его судья Ди.

В это время слуги принесли большое блюдо с жареной уткой. Отведав ее, Ди не мог не восхититься искусством повара. По крайней мере, его друг Ло не солгал насчет того, что в Журавлиной беседке подают превосходные блюда.

В комнату, вежливо кланяясь, вошли три молодые девушки. Одна из них держала в руках лютню, другая — небольшой ручной барабан. Девушки с музыкальными инструментами уселись у стены на табуретах, третья же, весьма привлекательная особа, приблизилась к столу и разлила по чашам вино. Фэн представил ее как танцовщицу и певичку по имени Серебряная Фея, добавив, что это ученица Осенней Луны.

Поэт Киа Юпо, до этого не проронивший ни слова, явно оживился. Юноша обменялся несколькими добродушными шутками с Серебряной Феей, а потом завел с судьей беседу о древних сказаниях. Тем временем девушка с лютней заиграла веселую песенку, а другая стала ладонью отбивать ритм на ручном барабане. Когда они закончили играть, судья Ди вдруг услышал сердитое ворчанье Вэнь Юаня:

— Почему ты так робка, дитя мое?

Судья увидел, что Серебряная Фея с красным от смущения лицом пытается ускользнуть из цепких объятий старика, а тот уже успел сунуть руку в широкий рукав ее платья.

— Еще слишком рано, почтенный Вэнь! — резко бросил молодой поэт.

Вэнь Юань тут же отпустил девушку, а Фэн Дай громко крикнул:

— Налей уважаемому Киа полную чашу вина, Серебряная Фея! И будь с ним полюбезней — скоро ему придется оставить веселую жизнь кандидата в сюцаи! — Затем он повернулся к Ди: — Я рад уведомить вас, почтенный судья, что через несколько дней наш друг Тао Паньтэ, выступая в роли посредника, объявит о помолвке славного Киа Юпо и моей единственной дочери по имени Нефритовый Перстень.

— Давайте выпьем за это! — жизнерадостно откликнулся Тао Паньтэ.

Судья Ди тоже хотел было поздравить молодого поэта, но передумал, увидев в дверном проеме высокую молодую женщину, чьи выражение лица и манера держаться выдавали привычку повелевать. На ней было роскошно платье из фиолетовой парчи с высоким воротом и длинными рукавами, расшитое золотыми птицами и цветами. Туго стянутый широкий пурпурный пояс подчеркивал тонкую талию и полноту груди. Волосы, уложенные в высокую прическу, украшали золотые заколки с застежками из драгоценных камней. Гладкое, овальной формы лицо было в меру набелено и нарумянено, а маленькие, красивой формы уши украшали резные подвески из зеленого нефрита.

Фэн при виде гостьи разразился шумными приветствиями. Она же ограничилась небрежным кивком. Быстро оглядев присутствующих, женщина нахмурилась.

— Разве судья Ло еще не прибыл? — спросила она Фэна.

Тот принялся торопливо объяснять, что судье Ло пришлось срочно покинуть остров, но его представляет почтенный Ди, судья из соседнего уезда. Затем он предложил гостье сесть за стол рядом с судьей. Ди подумал, что раз уж Осенняя Луна оказалась здесь, имеет смысл попытаться с ней поладить и собрать кое-какие сведения о покойном ученом. Приняв такое решение, он радостно воскликнул:

— Ну вот, теперь вас надлежащим образом представили друг другу! Сегодня мне определенно улыбается удача!

Осенняя Луна смерила его холодным взглядом.

— Налей мне вина! — бросила она Серебряной Фее.

Как только пухленькая ученица выполнила приказание, танцовщица залпом осушила чашу до дна и вновь потребовала ее наполнить, а после этого как ни в чем не бывало обратилась к Ди:

— Судья Ло не оставил вам для меня никакого послания?

— Правитель уезда поручил мне передать его глубокие и искренние извинения всем сидящим за этим столом, — с легким удивлением ответил судья Ди. — Несомненно, это распространяется и на вас.

Осенняя Луна хмуро уставилась на свою чашу. Судья заметил, что все остальные взирают на нее с нескрываемой тревогой. А танцовщица, вдруг подняв голову, крикнула двум юным музыкантшам:

— Эй, вы, не сидите там с глупым видом! Сыграйте что-нибудь. Кажется, вас позвали сюда именно для этого!

Перепуганные девушки заиграли. Владычица Цветов снова выпила вино одним глотком. С любопытством наблюдая за красавицей соседкой, судья Ди обратил внимание, что жесткие складки у ее губ стали еще глубже. Осенняя Луна явно пребывала в самом дурном расположении духа. Взгляд ее остановился на Фэн Дае. Тот отвел глаза и тут же заговорило чем-то с Тао Паньтэ.

И тут судью осенило. На террасе танцовщица сказала, что скоро станет женой богатого и высокопоставленного чиновника, который к тому же пишет стихи. А ведь Ло — поэт и признавался, что располагает большими средствами! Такой поворот дела немало позабавил Ди. По всей видимости, его любвеобильный собрат, расследуя самоубийство Ли Линя, воспылал нежной страстью к Владычице Цветов. В какой-то момент Ло, утратив самообладание, опрометчиво пообещал выкупить красавицу и сделать своей женой. Это объясняло его внезапный отъезд, больше похожий на бегство. Безотлагательное

государственное дело, как же! Очевидно, добродушный Ло вскоре понял, что связался с честолюбивой и безжалостной женщиной, способной не колеблясь принудить его к браку, угрожая в противном случае донести о непозволительной близости судьи с важной свидетельницей по делу, расследованием которого он занят. Неудивительно, что Ло так стремился побыстрее покинуть Райский остров! Но этот запутавшийся ветреник поставил его, судью Ди, своего собрата, в крайне двусмысленное положение. Разумеется, Фэн и другие знали об увлечении Ло и поэтому пригласили на пир Осеннюю Луну. Не исключено, что и сама торжественная трапеза была устроена с тем, чтобы отпраздновать выкуп танцовщицы судьей Ло! И вот почему все так растерялись, осознав, что Ло удрал. Должно быть, они заодно догадались, что беглец заморочил приятелю голову, торжественно передан все полномочия, и считают его, судью Ди, несусветным болваном! Что ж, подумал Ди, остается лишь разубедить их в этом. И судья дружелюбно улыбнулся танцовщице:

— Теперь я знаю, что из-за вас покончил с собой не кто-нибудь, а знаменитый ученый Ли Линь. Воистину, древние мудрецы не ошибались, говоря, что одаренные и привлекательные молодые люди всегда влюбляются в талантливых и прекрасных женщин!

Осенняя Луна бросила на Ди косой взгляд, но тон ее немного потеплел:

— Благодарю вас за добрые слова. Да, Ли был по-своему очень мил. В виде прощального дара он преподнес мне сосуд с благовониями, вложив его в футляр с прелестными стихами. Он сам явился в мои покои, чтобы вручить мне подарок, в ту самую ночь, когда покончил с собой. Ли знал, как я люблю дорогие благовония! — Танцовщица вздохнула и, немного помолчав, задумчиво протянула: — В конце концов, мне следовало бы капельку подбодрить беднягу. Он был так внимателен и щедр! А я еще не открыла футляр. Интересно, какие там благовония? Ли было известно, что мне нравится запах мускуса и еще индийского сандала. Когда он уходил, я спросила, что там, в футляре, но Ли не захотел объяснять, сказал только: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению!» Шутник, правда? Как вы думаете, какой аромат лучше подходит женщине вроде меня — сандал или мускус?

Судья Ди начал было произносить замысловатую хвалебную речь, но тут на другом конце стола послышались звуки возни. Серебряная Фея, за мгновение до этого наполнявшая вином чашу торговца древностями, теперь отчаянно пыталась оторвать его руки от своей груди. При этом вино пролилось на платье Вэня.

— Неуклюжая дрянь! — крикнула Осенняя Луна. — Ты что, не можешь поаккуратнее? И потом, у тебя волосы растрепались! Немедленно приведи себя в порядок!

Владычица Цветов злобно посмотрела вслед перепуганной девушке, торопливо бежавшей к выходу, затем повернулась к судье и кокетливо проворковала:

— Пожалуйста, окажите мне услугу — налейте еще вина!

Наполняя ее чашу, судья заметил, что красавица зарумянилась, видно, хмель, наконец, на нее подействовал. Облизнув губы кончиком языка, Осенняя Луна мягко улыбнулась. Ее мысли сейчас явно витали где-то далеко-далеко. Отхлебнув из чаши еще несколько раз, она вдруг встала:

— Прошу меня извинить, я скоро вернусь.

Когда танцовщица ушла, судья попытался завязать беседу с Кна Юпо, но молодой поэт отчего-то помрачнел и замкнулся в себе. Прислужники внесли новые кушанья, и все вновь принялись увлеченно жевать. Две девушки сыграли несколько известных мелодий. Судье Дине нравилась такая музыка, однако он не мог не признать, что еда и в самом деле была отменной.

Когда подавали последнее из рыбных блюд, вернулась Осенняя Луна. Судя по всему, настроение ее переменилось к лучшему. Проходя мимо торговца древностями, красавица что-то шепнула ему на ухо и, легкомысленно хлопнув по плечу веером, проследовала на свое место.

— Вечер становится очень приятным! — Она села и, легонько сжав руку Ди, наклонилась так низко, что судья уловил аромат мускуса, исходящий от ее волос. — Знаете, почему я была так неприветлива, когда мы с вами встретились на террасе? Просто я очень не хотела признаться себе самой, что вы произвели на меня сильное впечатление. С первого взгляда! А я ведь вам тоже понравилась, как только вы меня увидели, верно?

Судья стал обдумывать возможный ответ, но сказать ничего не успел — танцовщица сильнее стиснула его руку и быстро зашептала:

— До чего приятно встретиться с таким мудрым и опытным человеком, как вы! Вы представить не можете, какую невыносимую скуку нагоняют на меня эти так называемые молодые люди! И какое облегчение испытываешь, когда перед тобой зрелый человек вроде вас, который… — Осенняя Луна лукаво поглядела на судью и, потупив глаза, совсем тихо закончила фразу: — Который много знает… обо всем на свете.

Ди с облегчением увидел, что Вэнь Юань встал со стула и собирается уходить. Торговец пояснил, что после обеда ожидает солидного покупателя, и вежливо попросил его извинить.

Владычица Цветов тем временем принялась обмениваться шутками с Фэн Даем и Тао Паньтэ. Несмотря на то что красавица выпила одну за другой несколько чаш вина, языку нее нисколько не заплетался, и ее замечания были меткими и остроумными. В конце концов, после того как Фэн рассказал очередную забавную историю, она вдруг коснулась лба и жалобно вскрикнула:

— Я слишком много выпила! Почтенные господа, вы не обидитесь, если я сейчас вас покину? На сегодня это будет моя последняя чаша!

С этими словами танцовщица взяла чашу судьи, медленно осушила ее до дна, а потом поклонилась и ушла.

Заметив, с каким отвращением Ди разглядывает алое пятно на краю чаши, Тао Паньтэ тонко улыбнулся:

— Вы покорили сердце нашей Осенней Луны, почтенный судья!

— Она всего лишь хотела проявить вежливость по отношению к гостю, — с укором возразил Ди.

Киа Юпо встал и тоже собрался уходить. При этом он, извинившись, сослался на дурное самочувствие. А Ди с горечью осознал, что сам он пока не может покинуть Журавлиную беседку, иначе все сочтут, будто он отправился следом за танцовщицей. То, что она выпила вино из его чаши, могло быть расценено только как недвусмысленное приглашение. Надо же, в какую переделку впутал его негодный Ло! И Ди со вздохом отведал сладкого супа, появление которого на столе предвещало близкое окончание трапезы.

Глава 4

Оставив судью Ди у входа в Журавлиную беседку, Ма Жун, весело насвистывая, зашагал прочь. Вскоре он выбрался на главную и наиболее оживленную улицу Райского острова. Вдоль нее на одинаковом расстоянии друг от друга выстроились покрытые цветной штукатуркой арки. Повсюду сновали толпы людей. Желающие испытать судьбу и уже испытавшие ее локтями прокладывали себе дорогу в игорные заведения или с не меньшим трудом выбирались оттуда. Продавцам сластей и лапши, дабы привлечь покупателей, приходилось кричать во все горло, иначе их бы никто не услышал. В те редкие мгновения, когда гам чуть-чуть стихал, можно было уловить звяканье медных монет, встряхиваемых в деревянных плошках крепкими молодыми людьми, подвое стоявшими у входа в игорные заведения. Они трясли эти плошки ночи напролет, так как считалось, что эвон денег приманивает удачу и, что не менее важно, — посетителей.

Ма Жун остановился перед высоким деревянным помостом, возведенным у входа в самый большой игорный зал и сплошь заставленным подносами и вазами с засахаренными фруктами и прочими сластями. Над помостом возвышались деревянные ящики, где рядами лежали похожие на игрушки поделки из бумаги — домики, колесницы, джонки, самая разнообразная мебель и стопки одежды, опять-таки сделанной из бумаги. Эти деревянные тумбы являли собой жертвенники. Последние во множестве ставились повсюду в начале седьмого месяца в честь усопших, чьи души пребывали среди живых во время Праздника мертвых. Они могли отведать приготовленной для них пищи и выбрать кто-нибудь полезное среди бумажных вещиц или платья. На тридцатый день седьмого месяца, в день окончания

Праздника мертвых, остатки еды раздавали беднякам, а жертвенники и бумажные поделки сжигали, и они, дымом возносясь к небу, переходили в Иной мир. Праздник мертвых напоминал людям, что смерть не есть нечто окончательное и бесповоротное, поскольку ежегодно в определенное время усопшие возвращались на землю и несколько недель проводили среди тех, кто им дорог.

Ма Жун осмотрел жертвенник и, ухмыльнувшись, тихонько пробормотал себе под нос:

— Дух дядюшки Пэна вряд ли будет здесь витать. Он не очень-то любил сладкое, зато обожал ставить денежки на кон. Надо думать, старику везло, раз он оставил мне в наследство эти два золотых слитка! Не сомневаюсь, что дядина душа сейчас где-нибудь рядом с игорными столами. Пожалуй, и я туда загляну — вдруг дядюшка подсобит племяннику добрым советом!

Ма Жун, уплатив десять медных монет, вошел в игорный зал и с любопытством оглядел плотную толпу вокруг большого стола, установленного посередине. Здесь шла самая простая и распространенная игра. Заключалась она в том, что посетитель, поставив на кон несколько медных монет, должен был угадать, под какой из перевернутых плошек для риса работник игорного дома спрятал его ставку. Немного понаблюдав за происходящим, Ма Жун стал проталкиваться к лестнице в глубине зала.

Наверху оказалась большая комната с двенадцатью круглыми столами поменьше, и за каждым из них сидело по шесть посетителей.

Здесь играли в карты и в кости. Все игроки были хорошо одеты, а двое, судя по знакам, украшавшим их шапочки, состояли на государственной службе. На дальней стене висела красная табличка с большой черной надписью: «Выигрыш и проигрыш немедленно выплачиваются звонкой монетой».

Пока Ма Жун раздумывал, какой выбрать стол, к нему бесшумно подобрался маленький горбун в чистом синем платье. Взъерошенные седые волосы на его непокрытой голове торчали во все стороны. Глядя на возвышающуюся над ним мощную фигуру Ма Жуна, старик пронзительным голосом проскрипел:

— Если хочешь играть, сначала покажи, сколько у тебя денег.

— А ты-то здесь при чем? — огрызнулся Ма Жун.

— При всем, — прогромыхал у него за спиной густой бас.

Обернувшись, Ма Жун увидел настоящую громадину. Ростом помощник судьи не уступал незнакомцу, но тот был гораздо массивнее: непомерно широкая грудь походила на бочку, огромная голова, казалось, росла прямо из необъятных плеч, а грудные мышцы так и бугрились под халатом. Гигант внимательно оглядел Ма Жуна круглыми, чуть навыкате глазами.

— А ты кто такой? — удивленно спросил Ма Жун.

— Я Краб, — ответил великан устало. — А моего собрата зовут Креветкой. К вашим услугам.

— А нет ли у вас приятеля по имени Соль?

— Нет. А что?

— Жаль, я мог бы швырнуть всех троих в кипящую воду и приготовить себе еду, — презрительно бросил Ма Жун.

— Похоже, он шутит, — грустно сказал Краб горбуну. — А когда гости шутят, я должен смеяться.

Но Креветка не обратил внимания на его слова.

— Вы что, не умеете читать? — заскрежетал он, выставив вперед длинный острый носи в упор глядя на помощника судьи. — Вон там написано, что посетители должны рассчитываться звонкой монетой. И во избежание неприятностей новичкам следует показывать, сколько они могут поставить.

— Ну, это еще можно понять, — неохотно признал Ма Жун. — Вы оба тут работаете?

— Мы с Креветкой приглядываем, чтобы все было в порядке, — спокойно пояснил Краб. — А нанял нас господин Фэн Дай.

Ма Жун еще раз пристально оглядел странную пару, затем наклонился и, достав из сапога документ, протянул его Крабу:

— Я помощник господина Ди, правителя уезда Пуян. Он сейчас временно заменяет здесь судью Ло. Мне бы хотелось поговорить с вами в более спокойной обстановке.