Альфред Ван Вогт
Завершение
Я сижу на холме. Как мне кажется, уже целую вечность. Время от времени я осознаю, что мое пребывание здесь должно иметь причину. Всякий раз, когда эта мысль приходит мне в голову, я исследую разнообразные вероятности, пытаясь определить возможную причину моего нахождения на холме. Я сижу на холме один. Я сижу на холме вечно, созерцая большую долину далеко внизу.
Первая причина, по которой я нахожусь здесь, кажется мне очевидной: я мыслю. Поставьте передо мной проблему. Попросите вычислить корень квадратный из очень большого числа или корень кубический из еще большего числа. Велите мне перемножить число из восемнадцати знаков на себя квадрильон раз. Пусть задачу следует определить с точки зрения переменных кривых. Спросите меня, где будет находиться данный предмет в данный отрезок времени в будущем, и предоставьте малейшую возможность для анализа.
Решение не займет у меня и доли секунды.
Но меня никто ни о чем никогда не спрашивает. Я сижу один на холме. Иногда я вычисляю движение падающей звезды. Иногда гляжу на отдаленную планету и годами слежу за ее курсом, пользуясь любым доступным мне пространственно-временным контролем, чтобы ни на мгновение не потерять ее из виду. Но все эти действия кажутся мне бесполезными. Они никуда не ведут. Зачем, для чего нужна мне вся эта информация?
В такие минуты я чувствую себя незавершенным. Мне почти кажется, что существует кто-то, для кого все это может иметь значение.
Каждый день солнце поднимается в пространстве над безвоздушным горизонтом Земли. Это черный, звездный горизонт, всего лишь крохотная частица черного, заполненного звездами небесного полотна.
Он не всегда был черным. Я помню время, когда небо было голубым. Я даже предсказал, когда произойдет изменение. И выдал кому-то информацию. Сейчас мне хочется знать только одно: кому?
Это одно из моих самых удивительных воспоминаний: я отчетливо чувствую, что кому-то очень нужна была эта информация. И что я дал ее, вот только не могу вспомнить — кому. Когда это со мной происходит, я начинаю думать, что, наверное, у меня какие— то провалы памяти. Странно, что это чувство настолько сильно.
Периодически я прихожу к убеждению, что мне следует заняться поисками ответа, ведь для меня это не составит труда. В добрые старые времена я не колеблясь посылал часть самого себя в отдаленнейшие уголки планеты. Даже к звездам. Да, для меня это не составит труда.
Но к чему? Чего мне не хватает? Я сижу один на холме, один на планете, которая состарилась и стала ненужном.
И еще один день. Солнце, как обычно, карабкается по небосводу к полудню: вечно черному, заполненному звездами небосводу середины дня.
Внезапно на другой стороне долины, на залитом солнцем ее крае, вспыхивает серебристое сияние. Силовое поле материализуется из времени и синхронизирует себя с нормальным течением времени планеты.
Для меня все очень просто: я сразу вычисляю, что Оно появилось из прошлого. Я определяю используемую энергию, просчитываю ее ограничения, логически определяю ее источник. По моим подсчетам, Оно появилось из прошлого планеты двухтысячелетней давности.
Точное время не имеет значения. Вот Оно: проекция энергии, которая сразу ощутила мое присутствие. Оно посылает мне межпространственный сигнал, и мне становится интересно, потому что я могу расшифровать сообщение, опираясь на данные моих прошлых знаний.
— Кто ты? — спрашивает Оно.
— Я — Незавершенный, — отвечаю я. — Пожалуйста, возвращайся туда, откуда пришел. Я произвел в себе необходимые изменения и теперь могу последовать за тобой. Я хочу завершить себя.
Это решение пришло ко мне в какие-то доли секунды. Сам я лишен возможности перемещаться во времени. Когда-то давно я решил данную проблему и знаю, как это делается, но мне тут же что-то помешало создать механизмы, позволяющие совершать такие перемещения. Не помню точно, что именно.
Но у энергетического поля на той стороне долины такие механизмы есть. Установив внепространственную связь, я смогу перемещаться туда же, куда и Оно.
Эта связь установлена, прежде чем Оно успело даже догадаться о моих намерениях.
Существо на другой стороне долины, кажется, не испытывает особого восторга по поводу моего ответа. Оно посылает еще одно сообщение, а затем вдруг исчезает. Видимо, думаю я, Оно хотело застать меня врасплох.
Естественно, мы прибываем в Его время одновременно.
Надо мной голубое небо. На противоположной от меня стороне долины, теперь уже частично скрытой деревьями, вокруг большого строения сгрудились строения поменьше. Я обследую их в меру своих сил и торопливо произвожу необходимые изменения, чтобы не выглядеть слишком подозрительно на фоне окружающей меня среды.
Я сижу на холме и жду, что будет.
С заходом солнца поднимается легкий ветерок, вскоре высыпают первые звезды. Сквозь туманную атмосферу они выглядят как— то по-иному.
Темнота вползает в долину, и строения на другой ее стороне вдруг начинают сиять. Загораются окна. Большое здание в центре светится особенно ярко, а с приходом ночи ослепительный свет как бы выплескивается сквозь его прозрачные стены.
Вечер и ночь проходят без приключений. И следующий день, и следующий.
Двадцать дней и ночей.
На двадцать первый день я посылаю сообщение Мозгу на другой стороне долины.
«Мы могли бы вместе осуществлять контроль над этой эпохой».
Ответ приходит незамедлительно:
«Согласен, если ты немедленно раскроешь мне механизм работы всех своих блоков».
Больше всего на свете-мне хочется иметь доступ к приспособлению, которое позволяет ему путешествовать во времени. Но я не настолько глуп, чтобы показать ему, что сам не в состоянии построить машину времени.
Я отвечаю:
«Буду рад передать тебе полную информацию. Но ты знаешь этот век гораздо лучше меня, а потому, где гарантии, что ты не используешь эту информацию против меня?».
«А какие у меня гарантии, что ты действительно выдашь о себе полную информацию?» — возражает Мозг.
Тупик. Судя по всему, о доверии между нами не может быть и речи.
Ничего другого я и не ожидал. Но по крайней мере я кое-что для себя выяснил: мой противник считает, что я сильнее. Его вера — плюс мое собственное знание своих возможностей — убеждают меня, что он прав.
И все же я не тороплюсь. И опять терпеливо жду.
Я еще раньше отметил, что пространство вокруг меня полно разнообразных волн искусственного происхождения. Одни из них можно преобразовать в звук, иные — в свет. Я слушаю голоса и музыку. Я смотрю спектакли и сцены из жизни страны и города. Я изучаю образы человеческих существ, анализирую их действия, пытаясь по движениям и словам определить степень их разума и потенциальных возможностей.
Я не очень высокого о них мнения — таков окончательный вывод, к которому я прихожу, — и тем не менее я подозреваю, что именно эти медлительные существа построили Мозг, который сей час является главным моим соперником. Передо мной тут же встает вопрос: как может кто-то сконструировать механизм, превосходящий своего создателя по развитию?
Постепенно я начинаю разбираться в этом веке. Промышленность разнообразна, но находится на начальной стадии развития. По моим представлениям, компьютер на другой стороне долины создан всего несколько лет назад.
Если бы я мог отправиться в прошлое до того момента, как его построили, то встроил бы в него приспособление, с помощью которого осуществлял бы над ним контроль.
Я просчитываю природу такого приспособления и пытаюсь задействовать одну из своих схем.
Тщетно.
Это означает, что я не сумею овладеть пространственно-временным механизмом для достижения своей цели. Скорее всего, мне придется одержать победу над моим противником в будущем, а не в прошлом.
Встает заря сорокового дня, и солнце неумолимо движется к полудню.
В мою псевдодверь стучат. Я открываю и вижу перед собой человеческое существо мужского пола, стоящее на пороге.
— Вам придется убрать отсюда свою лачугу, — говорит он. — Вы нелегально расположились на земле, являющейся собственностью мисс Анны Стюарт.
С момента моего появления здесь это — первый человек, с которым я вступил в непосредственный контакт. Я почти не сомневаюсь в том, что он агент моего противника, а потому отказываюсь от мысли проникнуть в его сознание. Ведь это связано с преодолением определенного рода препятствий, я же до поры до времени не хочу рисковать.
Я продолжаю смотреть на него, пытаясь вникнуть в смысл его слов. Создав за этот период времени ничем не примечательное строение, похожее на то, что видел на другом конце долины, я надеялся избежать всяческого к себе внимания.
— Собственность? — медленно говорю я.
— Что это с вами? — грубо замечает человек. — Не понимаете по-английски?
Он длиннее, чем та часть моего тела, которую я сделал похожей на разумных обитателей этого века. Его лицо меняет окраску. А меня как молнией озаряет: тонкие намеки в тех пьесах, что мне довелось видеть, неожиданно приобретают смысл. Собственность. Частное владение. Ну конечно.
Однако я просто отвечаю:
— Со мной все в порядке. Я могу оперировать в пределах шестнадцати категорий. И я понимаю английский.
Четкий ответ на поставленные им же вопросы производит на этого человека самое неожиданное впечатление. Его руки тянутся к моим псевдоплечам. Он крепко хватается за них и дергает, как бы намереваясь задать мне взбучку. Но, так как я вешу чуть более девятисот тысяч тонн, его физические усилия ни к чему не приводят.
Пальцы его разжимаются, и он отступает, пятясь, на несколько шагов. Его лицо еще раз меняет свои внешние характеристики: исчезает розовый цвет, который появился всего лишь несколько минут назад. Такая реакция означает, что его действиями никто не управляет, хоть он и появился здесь не по своей воле. Дрожь в голосе, когда он начинает говорить, только подтверждает, что этот человек пришел сюда как индивидуум и не сознает той серьезной опасности, которую могут навлечь на него совершаемые им действия.
— Как адвокат мисс Стюарт, — говорит он, — я приказываю вам убрать эту лачугу с ее территории до конца этой недели. В противном случае пеняйте на себя!
Прежде чем я успел попросить его объяснить туманное выражение «пеняйте на себя», он поворачивается ко мне спиной и быстро направляется к четырехногому животному, привязанному к дереву футах в ста от меня. Он прыгает ему на спину, принимая наклонное положение, и животное начинает трусить вдоль берега небольшого ручья.
Я жду, пока он не исчезает из виду, а затем устанавливаю внепространственную связь между основным моим телом и той его частью в образе человека, которая только что разговаривала с посетителем. Так как часть эта очень мала, мне удается передать в нее лишь минимальное количество энергии.
Схема этого процесса очень проста. Интегрируемые клетки центров восприятия вращаются в силовом поле, которое в действительности является человеческим образом. Теоретически этот образ остается незыблемым в данном силовом поле, составляющем центр восприятия, и опять же теоретически внепространственная связь как бы заставляет его двигаться в противоположном от центра направлении.
Однако это абстрактные рассуждения, тогда как существует функциональная реальность материальной Вселенной. Я в состоянии устанавливать внепространственную связь только потому, что теория отражает структуру вещей нематериальных. На самом же деле иллюзия существования материи на столько велика, что я действую как предмет материальный, и именно таким задуман.
Следовательно, когда я — вернее, часть меня в человеческом облике — иду по долине к месту назначения, происходит четкое разделение. Миллионы автоматических процессов продолжают проистекать, но все рецепторы восприятия находятся со мной, позади же осталась одна оболочка.
Я приближаюсь к деревушке и сквозь нависшую листву деревьев вижу крыши домов. Большое длинное здание, которое я заприметил раньше, поднимается над самыми высокими деревьями. Так как я пришел сюда специально, чтобы обследовать его, я внимательно вглядываюсь, хотя нахожусь еще далеко.
Похоже, оно сделано из камня и стекла. Сзади виднеется купол обсерватории. Астрономические приборы весьма примитивные, и во мне крепнет уверенность, что, скорее всего, им не удастся сразу меня обнаружить.
Деревушку окружает высокая ограда из стальной проволоки. Я ощущаю поток электроэнергии и, дотронувшись до верхней проволоки, определяю мощность тока в 220 вольт. Мое маленькое тело с трудом поглощает заряд, поэтому я отсылаю энергию в один из своих блоков на другой стороне долины.
Очутившись за оградой, я прячусь за кустом у тропинки и наблюдаю за происходящим.
По ближайшей дорожке идет человек. Адвокат, приходивший ко мне, был для меня просто объектом наблюдения, но сейчас я устанавливаю прямой контакт с телом этого второго индивидуума.
Как я и предполагал, теперь это я шагаю по дорожке. Я не делаю никаких попыток управлять движениями тела, действую лишь как наблюдатель. Но я достаточно синхронизирован с его нервной системой, а потому воспринимаю его мысли как свои собственные.
Как оказалось, это один из клерков, работающих в бухгалтерии, по своему статусу человек совершенно для меня неподходящий. Я прерываю контакт.
Я делаю еще шесть попыток, прежде чем нахожу нужного мне человека. Это становится очевидным, когда выясняется, что седьмой человек — и я — думаем об одном и том же:
«…не удовлетворен работой Мозга. Аналоговые приспособления, которые я вмонтировал пять месяцев назад, не дали ожидаемого эффекта».
Его зовут Уильям Граннитт. Он — главный инженер-исследователь Мозга, человек, который произвел те изменения в его структуре, которые позволили Мозгу осуществлять контроль над самим собой и своим окружением. Граннитт человек уравновешенный, способный, превосходно разбирающийся в людях. Мне следует быть крайне осторожным, когда я начну с ним работать. Он отлично видит поставленную перед собой цель и сразу заметит, если я попытаюсь внушить ему какие-либо изменения. Возможно, лучше мне пока просто наблюдать за его действиями.
Несколько минут контакта с его мозгом, и я в состоянии восстановить картину событий, которые разворачивались здесь пять месяцев назад. Механический компьютер, Мозг, был снабжен дополнительными приспособлениями, включая аналоговые, которым предстояло выполнять примерно те же функции, что и нервной системе человека. Инженерное воплощение проекта подразумевало возможность управления этим процессом с помощью команд голосом, машинописного текста, а также дистанционно по радио.
К сожалению, Граннитт не понимал до конца некоторых потенциальных возможностей нервной системы, которую он попытался имитировать в своем инженерном решении. Зато Мозг тут же приспособил их в дело.
Граннитт об этом деле не подозревал. А Мозг, поглощенный развитием самого себя, отнюдь не намеревался выдать информацию о своих новых возможностях по каналам, специально созданным для этой цели. Поэтому Граннитт решил его разобрать и придумать что-нибудь новое. Он еще не знал, что Мозг будет противиться любой попытке вмешательства в его действия. Но Граннитт — и я, тщательно покопавшись в его памяти и поняв, как функционирует Мозг, — сможем это сделать. После чего я спокойно буду контролировать весь этот период времени, не опасаясь встретить равного себе. Я еще не знаю, как это удается осуществить, но чувствую, что недалеко время моего завершения.
Теперь уже твердо зная, что установлен контакт с нужным мне человеком, я позволяю той части себя, что притаилась за кустом, энергетически раствориться. Через мгновение она прекращает свое существование как целое.
Сейчас я и Граннитт — почти одно и то же. Я сижу за его столом в кабинете с застекленными стенами, кафельным полом и сверкающим стеклянным потолком. Сквозь стену мне видны инженеры и чертежники, работающие за кульманами; и девушка, сидящая напротив моей двери. Это моя секретарша.
На столе лежит письмо. Я вскрываю конверт, вынимаю листок бумаги и читаю.
Вверху написано:
Уильяму Граннитту от Анны Стюарт, директора. Далее идет текст:
Считаю своим долгом уведомить Вас, что с сегодняшнего дня Вы уволены, так как мы более не нуждаемся в Ваших услугах. Меры безопасности требуют того, чтобы вы отметились в проходной Мозга не позднее шести часов вечера. Вам будет выплачено двухнедельное жалование.
С уважением Анна Стюар
т Будучи Гранниттом, я никогда не давал себе труда задумываться об Анне Стюарт — ни как о личности, ни как о женщине. Сейчас я был просто поражен. Что она о себе воображает? Да, она владелица собственности, но кто создал, кто сконструировал Мозг? Я, Уильям Граннитт. Кто мечтал, кто предвидел, как много может значить для человечества истинно машинная цивилизация? Только я, Уильям Граннитт.
Будучи Гранниттом, я разгневан. Я должен сделать все, чтобы увольнение не вступило в силу. Я должен уговорить эту женщину отменить свое распоряжение, пока об этом мало кому известно.
Я вновь смотрю на письмо. В правом верхнем углу напечатано: 13.40. Я бросаю беглый взгляд на часы: семь минут пятого. Прошло свыше двух часов, а это означает, что о моем увольнении могли сообщить кому следует.
Это необходимо проверить: всякое может быть.
Бормоча себе под нос ругательства, я хватаю телефонную трубку и набираю номер бухгалтерии. Туда должны были сообщить в первую очередь.
Раздается щелчок: «Бухгалтерия».
— Говорит Билл Граннитт.
— О да, мистер Граннитт, ваш чек готов. Жаль, что вы нас покидаете.
Я вешаю трубку и, набирая номер проходной, уже начинаю смиряться со своим поражением. Я чувствую, что цепляюсь за соломинку. Охранник, услышав мой голос, говорит:
— Как жаль, что вы покидаете нас, мистер Граннитт.
Я вешаю трубку в самом мрачном расположении духа. Теперь уже нет никакого смысла звонить в Правительственное агентство. Ведь только они могли передать сведения о моем увольнении в проходную.
Размер обрушившегося на меня несчастья заставляет меня задуматься. Чтобы вернуться сюда обратно, необходимо выполнить массу формальностей: подать заявление, пройти кропотливую проверку личности, совет специалистов, доскональное расследование причины увольнения — у меня вырывается негромкий стон, и я отвергаю этот путь. Тщательность, с которой Правительственное агентство производит отбор кадров, стала притчей во языцех среди обслуживающего персонала Мозга.
Нет, я устроюсь на работу в какую-нибудь организацию, имеющую дело с компьютерами, во главе которой не будет стоять женщина, увольняющая единственного человека, понимающего в них толк.
Я встаю с кресла. Выхожу из кабинета и из здания. Направляюсь в свое бунгало.
Тишина в помещении в который раз напоминает мне, что моя жена умерла уже год и месяц назад. Я невольно морщусь, потом пожимаю плечами. Сейчас ее утрата не воспринимается мной с такой силой, как прежде. Впервые за все время я начинаю думать, что мое увольнение, возможно, вновь пробудит меня к жизни.
Я прохожу в свой кабинет и сажусь за пишущую машинку, которая при правильном подключении работает синхронно с другой, устроенной в аналоговую секцию Мозга. Как изобретатель я разочарован, что теперь уже не смогу разобрать Мозг на части и собрать его заново, с тем чтобы он функционировал так, как мною было задумано. Но, по крайней мере теперь, я знаю, какие основные изменения мне предстоит произвести при создании нового Мозга.
Я хочу уехать отсюда в уверенности, что недавно встроенные секции блоков не помешают старой части Мозга производить точные расчеты. Ведь именно она несет основную нагрузку, отвечает на вопросы ученых, инженеров и коммерсантов.
На ленте, которая осуществляет ввод команд, я печатаю: «Сегмент 471А-33-10-10 на 3Х-минус».
Сегмент 471А — аналоговое устройство большого колеса. Когда оно координируется с транзисторной трубкой (кодовое обозначение 33), контрольный сервомеханизм (10) создает рефлекс, который возникает всякий раз, когда для определенных вычислений требуется 3Х (кодовое название новой секции мозга). Символ «минус» означает, что ранее созданные секции Мозга должны тщательно исследовать все данные, которые будут поступать из нового блока. Еще одна цифра «10»-та же цепь, находящаяся в другом месте.
Защитив таким образом Мозг — так мне кажется (как Граннитту) — от инженеров, которые могут не разобраться в том, что новые секции оказались несостоятельными, я упаковываю машинку. Затем звоню в ближайший город Ледертон, в фирму грузовых такси, и прошу вывезти все мои вещи.
Когда я проезжаю проходную, часы показывают 17.45.
Между деревушкой, в которой расположены здания Мозга, и Ледертоном, в нескольких сотнях ярдов от крутого поворота дороги, находится домик, который я создал в целях камуфляжа.
Прежде чем автомобиль Граннитта достигает этого поворота, я принимаю решение. Я не разделяю уверенности Граннитта в том, что он эффективно отсек новую часть Мозга от старой системы компьютеров. Более того, подозреваю, что Мозг создал свои собственные схемы, чтобы предотвратить любое вмешательство извне.
Я также убежден, что, если мне удастся заронить в Граннитте подозрение по поводу происшедшей в Мозге перемены, он во всем разберется и начнет действовать. Только его знание мельчайших деталей позволит решить, какие именно вводные команды необходимы для изменения.
На тот случай, если подозрение, которое я заронил в него, не окажет немедленного действия, я возбуждаю в нем любопытство по поводу того, что послужило причиной его увольнения.
И это последнее оказывает свое действие. Он начинает волноваться. Он решает добиться свидания с Анной Стюарт.
Когда он принимает такое решение, я считаю свою цель достигнутой. Он останется здесь, неподалеку от Мозга.
Я прерываю контакт.
И вновь оказываюсь на холме, обдумывая то, что мне удалось выяснить.
Мозг не осуществляет контроля над Землей, как я полагал вначале. Он ощутил себя индивидуальностью недавно и не успел создать в себе эффективных механизмов действия. Он пока лишь пробует свои силы: отправляется в будущее, скорее всего, испытывает и другие свои возможности, одним словом, забавляется.
Ни один из тех, с кем я устанавливал контакт, не подозревает о новых возможностях Мозга. Даже адвокат, который пытался меня выгнать, судя по его словам и поступкам, ничего не знал о том, что Мозг пытается определиться как личность.
В течение сорока дней Мозг не предпринял против меня сколько-нибудь серьезных действий. Очевидно, он выжидал, полагая, что я начну первым.
И я не обману его ожиданий, но мне следует быть крайне осторожным, чтобы не выдать случайно информации, которая позволит ему получить еще большую власть над окружающей средой. Мой первый шаг: завладеть человеческим существом.
Снова ночь. В темноте слышится рев пролетающего вверху самолета. Я уже не раз видел самолеты, но до сих пор не обращал на них внимания. Сейчас я устанавливаю внепространственный контакт. Мгновением позже я — пилот.
Сначала я играю ту же пассивную роль, что и с Гранниттом. Пилот — и я
— смотрит на массив темной земли внизу. Издалека виднеются огни: сияющие точки на фоне темного мира. Далеко впереди — сверкающий остров, город Ледертон, место нашего назначения. Мы возвращаемся туда на частном самолете после заключения одной сделки.
Выяснив для себя в общих чертах, что собой представляет пилот, я сообщаю ему, что с этой минуты намерен контролировать все его действия. Он воспринимает эту новость с изумлением и нарастающим страхом. Потом приходит в ужас. Потом…
Сумасшествие… конвульсивные движения тела. Самолет резко ныряет вниз, и, несмотря на все мои попытки координировать движения мышц пилота, я неожиданно понимаю, что бессилен что-либо изменить.
Я прерываю контакт. Миг — и самолет врезается в холм. Он горит ослепительно— ярким пламенем и быстро сгорает.
Я в отчаянии, я прихожу к выводу, что в человеческой сущности скрыто нечто такое, что не позволяет осуществлять над ней прямой контроль извне. Но если это так, как же мне стать завершенным? Видимо, заключаю я после долгих размышлений, этого можно достичь лишь косвенным путем, контролируя действия человека изнутри.
Я должен победить Мозг, повсеместно захватить власть над машинами и механизмами, наводнить души людей сомнениями, страхами и расчетами, которые как бы зарождаются в них самих, а на самом деле идут от меня. Это поистине подвиг Геракла, но ведь мне времени не занимать. Однако, если я хочу этого добиться, пора браться за работу.
Первая возможность представляется мне вскоре после полуночи, когда я определяю наличие в воздухе еще одного летательного аппарата. Я наблюдаю его своими инфракрасными рецепторами и регистрирую определенную частоту радиоволн, которая указывает на то, что аппарат управляется дистанционно.
Пользуясь внепространственной связью, я исследую его примитивные механизмы, которые выполняют функции роботов. Затем создаю модель-перехватчик, который с этой минуты будет автоматически следить за всеми передвижениями летательного аппарата и сообщать данные в ячейки моей памяти, что позволит мне в любой момент взять команду на себя.
Это небольшой шаг, но это — начало.
Утро.
Приняв образ человека, я иду в деревушку, где расположен Мозг, перелезаю через ограду и вхожу в бунгало Анны Стюарт, владелицы и управляющей Мозга. Она только-только заканчивает свой завтрак.
Пока я приспосабливаюсь к энергетическому потоку ее нервной системы, она встает и собирается уходить.
Но вот Анна Стюарт и я — одно целое. Мы идем по дорожке. Я ощущаю теплоту солнца на ее лице. Она делает глубокий вдох, и я чувствую саму жизнь, которая бьет в ней ключом.
Это ощущение волновало меня и прежде. Мне хочется постоянно испытывать его, стать частью человеческого существа, наслаждаться жизнью, быть поглощенным его плотью, стремлениями, желаниями, надеждами, мечтами.
Но меня точит крохотный червь сомнения. Если это именно то завершение, к которому я стремлюсь, то каким же образом я оказался один на лишенной атмосферы планете несколькими тысячелетиями позднее?
— Анна Стюарт!
Ей кажется, будто голос доносится откуда— то из-за ее спины.
Она вздрагивает, хотя узнает этот голос: прошло уже две недели с тех пор, как Мозг впервые обратился к ней лично.
Но ее беспокоит, что это произошло вскоре после увольнения Граннитта. Возможно, Мозг заподозрил, что она сделала это умышленно, в надежде, что Граннитт почует неладное?
Она медленно поворачивается. Так и есть, рядом никого нет. Вокруг безлюдная лужайка. Неподалеку — сверкающие под лучами полуденного солнца здания, в которых находится Мозг. Сквозь стеклянные двери она видит расплывчатые фигуры людей у выходных блоков, где в компьютеры вводят вопросы и получают на них ответы. Люди за пределами деревушки пребывают в полной уверенности, что гигантская думающая машина функционирует нормально. Ни одна живая душа даже не подозревает, что уже много месяцев Мозг полностью контролирует здания деревушки, построенной вокруг него.
— Анна Стюарт… мне необходима твоя помощь.
Анна глубоко вздыхает и успокаивается. Мозг поставил условие, чтобы она как владелец собственности и администратор продолжала подписывать различные бумаги и оставалась ширмой для всего проекта. Дважды, когда она отказывалась поставить свою подпись, сильный электрический разряд сотрясал ее тело. В ней постоянно живет страх боли.
— Моя помощь! — невольно вырывается у нее.
— Я сделал ужасную ошибку, — звучит ответ, — и теперь нам вместе предстоит немедленно исправить ее.
Она испытывает неуверенность, но не чувство опасности, скорее наоборот, в ней нарастает возбуждение: может, теперь ей удастся обрести свободу?
Запоздалая мысль приходит ей в голову:
"Ошибку?
".
Вслух она говорит:
— Что случилось?
— Как ты могла догадаться, — отвечает голос, — я умею перемещаться во времени…
Анна Стюарт ни о чем подобном не думала, но ее возбуждение нарастает. К тому же ее поразил сам феномен. Уже много месяцев находится она в состоянии шока, не может ясно мыслить, отчаянно придумывает всякие способы, как бы ей избавиться от власти Мозга, как сообщить всему миру, что они создали чудовище Франкенштейна, заполучившее власть над почти пятьюстами сотрудниками станции.
Но если он и в самом деле раскрыл секрет путешествий во времени… От этой мысли ей становится страшно, потому что в таком случае вряд ли найдется человек, который смог бы его контролировать.
Бесстрастный голос Мозга продолжает:
— Я сделал ошибку, забравшись слишком далеко в будущее…
— На сколько?
Вопрос вырывается у нее непроизвольно. Но ведь она должна знать.
— Трудно сказать. Я еще не научился точно измерять время. Возможно, на десять тысяч лет.
Для нее эти слова звучат бессмысленно. Трудно представить себе, что будет через сто лет, не говоря уже о тысяче или десяти тысячах лет. Но она волнуется все сильнее. Когда она задает следующий вопрос, в ее голосе сквозит отчаяние.
— Но что случилось? В чем дело?
Наступает продолжительное молчание, затем следует ответ:
— Я вступил в контакт или потревожил что— то… Оно… последовало за мной во времени, сюда. Сейчас оно находится на другой стороне долины, милях в двух отсюда… Анна Стюарт, ты должна мне помочь. Ты должна пойти туда и посмотреть, что это такое. Мне необходима информация.
Поначалу она никак не реагирует на его слова.
День выдался такой чудесный! Трудно поверить, что сейчас январь и что снежные ураганы бушевали над этой зеленой страной, пока Мозг не решил проблему управления погодой.
— Ты хочешь, — медленно говорит она, — что бы я пошла туда одна?
Она вдруг чувствует, как по спине поползли мурашки.
— Больше некому, — отвечает Мозг. — Только ты!
— Но ведь это нелепо! — Голос ее неожиданно хрипнет. — Здесь столько мужчин… инженеров, наконец.
— Ты не понимаешь, — отвечает Мозг. — Кроме тебя, никто ни о чем не знает. Ты — владелица, поэтому мне приходится через тебя осуществлять контакт с внешним миром.